Кочевник, бредущий на Запад

Эссе

…«Мы кыргызы», — говорим мы детям, они смеются, не понимая смысла этих слов, кивают маленькими головками и тут же растворяются в своём мирке, где у них уже есть большой картонный дом и даже приусадебный участок с цветами на красном ковре. Для них Родина там, где им спокойно, тепло, рядом с мамой и папой. Это позже, возможно, для них родина станет расширенным понятием, вызывающее тоску и любовь. Правда не у всех случается ностальгия – болезнь одиноких путников… Первая публикация.

«Чужое небо поливает, 
Меня непрошенным дождём,
А в жизни всякое бывает,
Не прошен я в чужой был дом.

Но закружила нас планета,
И разлетелись кто куда,
И затаскало нас по свету,
А в дом родной пришла беда».

Осенний холодный дождь упрямо стучал в окно мелкими капельками, как будто случайный гость скребется, боясь или стесняясь потревожить задремавших в тепле и уюте хозяев. Ветер же напротив, беспардонно носился по улицам, залазил в трубы и щели гаражей и так раскачивал ветки деревьев, что те просто вынуждены были настырно стучать по крышам домов, при этом теряя последние, изрядно высохшие за недавние солнечнее деньки самые стойкие золотые листочки. Продрогший день, недолго прощаясь с бельгийской деревушкой, приютившейся на опушке небольшого леса, спешил уступить место на матовом свинцовом небе небольшим чёрным кляксам, которые на газах рассекались, напоминая небрежно разлитые чернила, постепенно превращаясь в огромное чёрное покрывало.

Ностальгия – болезнь одиноких путников

Обитатели уютного двухэтажного домика занятые встречей гостей не замечают эту тягучую осеннюю хандру, ведь когда в доме тепло, светло и шумно, редко кто журит квёлую, привычную для этих мест погоду. В доме шумно играют дети, сделав из огромной картонной коробки небольшой домик с окошками и двустворчатой дверью. У домика сидит карапуз лет трёх и внимательно собирает разноцветные кубики. Другие дети постарше с важным видом возятся около коробки, залазают внутрь и обсуждают подобно взрослым. условия совместного «проживания» в их новом доме.

Для тех, кто редко бывает в подобных компаниях, наверное, показался бы странным способ общения детей, ведь часть из них говорит на французском языке, другие смешивают киргизский и нидерландский языки, а третьи вообще выражают свои мысли на отменном немецком. Хотя все дети внешне похожи на представителей одной национальности. Но, кроме внешности есть ещё что-то общее, проскальзывающее среди мягких детских слов – это русская речь. Удивительно быть свидетелем, того как слаженно строят домик эти дети, киргизских гор, общаясь на смеси европейских языков, они понимают друг друга, в их лицах светится счастье и радость.

Так уж сложилось, что, оказавшись на чужбине люди с единой судьбой, выросшие среди подобных себе и понявшие всю боль ностальгии собираются, время от времени вместе, что бы ощутить себя снова частью давно потерянного общества. Чтобы не потерять ставшую с годами тонкой, почти незримой нить связывающую нас вместе.

«Мы кыргызы», — говорим мы детям, они смеются, не понимая смысла этих слов, кивают маленькими головками и тут же растворяются в своём мирке, где у них уже есть большой картонный дом и даже приусадебный участок с цветами на красном ковре. Для них Родина там, где им спокойно, тепло, рядом с мамой и папой. Это позже, возможно, для них родина станет расширенным понятием, вызывающее тоску и любовь. Правда не у всех случается ностальгия – болезнь одиноких путников.

Пока дети играют в зале, взрослые расположились на кухне. Несколько семей переселенцев оказавшихся каждый своим путём в поисках счастья и благополучия на далёкой чужбине, давшей приют, хлеб и спокойствие. Что пришлось пережить этим людям? Истории многих я знаю, и в них достаточно трагедии и переживаний, нелегальное существование, депорт. лагеря и приюты для беженцев. Семейные камеры изоляторов с неприветливыми надсмотрщиками и дети, боящиеся внезапных перемен.

Бешбармак и достархан

В казане, привезённом из Киргизии земляком коммерсантом, неспешно варится мясо, по дому разносится аромат варёной баранины и жареных на масле небольших кусочков теста называемых дома — это «там» на Родине в киргизских Ала-Тоо, — боорсок. Всё что связано с прошлой жизнью, по которой порой в часы одиночества и хандры ноет и тоскует сердце, где в памяти ещё свежи воспоминания о запахе родного очага, родителях и близких, несмотря на годы ставшие пропастью между нынешним и прошлым, мы называем «там, дома». И этот запах, разносившийся по всем комнатам, такой знакомый и родной, вернул меня в далёкую юность, где мама тёплым весенним вечером во дворе на костре в казанке жарила боорсок, и так же шкварчал, булькал на печке казан, в котором варилась ароматная жирная баранина.

Сейчас я уже редко варю дома баранину, нет, не оттого, что я редко вспоминаю о доме, скорее по причине того, что дети мои выросшие в Германии предпочитают варёному мясу другие продукты. Их не заставить любить то, что дорого только тебе, да и нужно ли? Жена у меня немка с украинскими корнями выросшая в Киргизии, но и в ёе юности не было таких «лакомств», ведь русские немцы жили по своим традициям, где баранина занимала не столь важную место. Они очень ценят свою кухню: штрудели, пампушки, шницели. И это правильно, каждый должен хранить в памяти то, что есть, то, от чего сильнее бьётся сердце и навязать «любить» то что тебе нравится, дело пустое и неблагодарное. Хотя сказать, что мои дети, либо жена «воротят нос» от варёной баранины я бы не мог. Но в последнее время бешбармак мы варим только по приезду дорогих гостей. Это стало традицией, когда мы собирается вместе, мы, я имею в виду кыргызы, кыргызстанцы, наши жёны, мужья, друзья из других наций, но ставшие нам родными, ибо нас единит общая Родина и добрая память о ней, мы варим баранину и делаем бешбармак. Как делали это наши предки, как учили нас аксакалы. А дело это скажу я вам весьма не простое, ведь народные традиции тесно переплетаются с бытом, жизнью киргизов в кочевых условиях. Что бы быть хорошим и гостеприимным хозяином мало вареного мяса, нужно знать принципы киргизского гостеприимства, владеть навыками разделки мяса и соблюдать правила киргизского этикета. Это сложная наука, но мы стараемся свято блюсти, по мере возможности и эти аспекты гостеприимства.

Настоящий бешбармак это песня, мелодия гор, переданная из поколения в поколение. И всем этот бешбармак нравится и взрослым и детям многие, из которых родились в Европе и слышали о родине родителей только по рассказам старших. Не знаю в чём секрет, приготовления этого старинного блюда, которое раньше называлось Наарын и только в середине 30 годов прошлого столетия сначала в шутку, а потом всерьёз стало называться Бешбармак, что переводится, как пять пальцев. Скажу, как повар профессионал, настоящий бешбармак может получиться только тогда, когда собираются добрые люди. Когда в казане варится много мяса, и за достарханом сидят близкие тебе по взглядам, духу и роду люди. Недаром достархан переводится, как властелин друзей.

На Родине говорят: «Не говори, что зарезал барана для гостя, если ты не подал ему варёной головы». К сожалению, зарезать барана в Европе дело хлопотное, можно даже сказать очень сложное. Но традиции чтить и уважать наша прямая обязанность. Нашли со временем фермера, который теперь не только продёт барана, но и предоставляет место и условия для его свежевания. Помню, как удивлялся этот бельгиец, когда увидел мастерство владения ножом, с которым наши джигиты в считанные минуты разделывали тушу барана, не прибегая при этом к помощи топора или электропилы.

Белоухий

Мы сидим за большим столом и пьём чай из небольших красивых пиал. Наша речь подобно детской, смешана из русских и киргизских слов. Ведь некоторые, как например я, не знают родного языка в полной мере и это конечно стыдно. Но и такое общение «аралаш» для меня лично представляет большую пользу, даёт практику и заставляет не забыть то, что знаешь. В детстве с родителями я говорил по-русски, жили мы в городе, а там большинство киргизских семей общались внутри семьи на русском языке. На всю столицу Киргизской ССР была одна или две киргизскоязычне школы, да и самих киргизов во Фрунзе было не много. Так я стал «чала киргизом» то, есть киргизом, не знающим родного языка. Целое поколение моих сверстников живших во Фрунзе или в его окрестностях так и живут «чала киргизами» или как меня дразнили местные мальчишки в деревне у бабушки, куда я ездил на каникулы, и где не говорили по-русски «ак-кулак», то есть белоухий. Почему белоухий? Я до сих пор и не знаю. Сейчас в Кыргызстане вовсе негласно разделили мой народ на кыргызов и киргизов, на южан и северян, на богатых — бай и бедных — кул. Какого ты племени, роду? Откуда и кто? Ответы на этот вопрос сегодня могут помочь и навредить. Трайбализм, национализм, и другие пороки не обошли маленькую страну стороной. А жаль…

Но я никогда не обжался на этих милых сельских ребят, умело седлающих лошадь, понимающих, как собрать юрту и развести костёр, я любил эту сельскую жизнь, запах печки, хлеб, приготовленный заботливыми руками бабушки. И теперь иногда я возьму в руки хлеб, поднесу его к носу и вдыхая его аромат пытаюсь вспомнить, запах давно минувшего детства в бабушкиной деревне. Но, увы, не тот это хлеб, не тот это возраст, не та эта страна и я уже давно потерял ключ в прошлое. Правда, был момент, который чётко запомнился мне из моего детства в бабушкиной деревне. Вернее даже, он всплыл из далёкого прошлого, неожиданно, но так явно, что я даже чуть опешил.

Случилось это во время моей поездки на коневодческую ферму господина Цольмана в немецком Оденвальде. По просьбе редакции газеты «Вечерний Бишкек» я готовил статью о кумысе, который производит местный немец. Тесть господина Цольмана был военнопленным после войны и работал в суровых казахстанских степях, потом заболел туберкулёзом и шансов вылечиться в то, голодное и холодное время у него почти не было. Но старый казах уговорил начальника лагеря и забрал на время немощного пленника. Отпаивал его кумысом, натирал, давал пить свежее кобылье молоко. И чудо произошло. В пятидесятых годах прошлого века немец вернулся на родину и стал разводить кобылиц и делать кумыс. О, какой это великолепный напиток!

Когда я попробовал кумыс на ферме Цольмана, на какое-то мгновение я вернулся в памяти во двор к бабушке, там стоял огромный деревянный чан, в котором палкой взбивали кумыс. Я помогаю бабушке, она мне говорит по-киргизски, я её понимаю, и даже отвечаю ей по-киргизски. Бегу в палисадник у дома и собираю хворост, что бы растопить печь во дворе. Редко в памяти всплывают такие чёткие, цветные фрагменты от которых захватывает дух и кружится голова. Всё это в далёком прошлом, покрытом толстым слоем обломков перестройки. Именно, с этого слова начались все беды в моей маленькой горной стране. И теперь даже в памяти я и мои собеседники, очевидцы тех годин, невольно делим свою жизнь на отрезки жизни до перестройки и после. Нам, детям «сытых» и мирных семидесятых, светлой эпохи возрождения коммунизма, с молоком матери впитавшим веру в единство и братство народов, уважение к старшим и советский патриотизм пришлось, как и многим другим поколениям столкнуться с внезапным обрушением ценностей, как духовных, так и материальных. Увидеть воочию «плоды» перестройки и изворотливость авангарда, стоявшего у руля власти. То, что был совершен неудачный переворот ГКЧП, это были, оказывается только цветочки, ягодки ожидали некогда великую державу СССР ещё впереди, и понеслось, как снежный ком с горы, подминая под собой миллионы судеб граждан, наивно верящих ещё в несокрушимость идеалов той страны.

На подошвах сапог принесли мы историю нашу

Да, сегодня многие историки, очевидцы того времени утверждают, что развал СССР был очевиден, указывают на несовместимость социалистической системы с современными формами существования человека. Но мы тогда об этом не знали, мы жили и верили в партию, верили в братство, единство и неделимое будущее советской страны. Именно вера и патриотизм помогали советскому народу преодолеть тяжёлые испытания 30 годов, войну, одолеть голод и разруху. Всё что пришлось пережить старшему поколению обернулось новым испытанием для граждан теперь уже независимых республик, ставших уже не сателлитами России с единым пространством существования, а свободными, демократическими образованиями с курсом на обновление всей системы. И этот курс бывшие партработники нашей Киргизии, некогда радеющие за идеалы Маркса и Ленина, истолковали по-своему. Свобода оказалась губительна, безнаказанна, необузданна. Сначала робко, осторожно, а потом нагло и бессовестно начали топтать веру в справедливость, братство народов, единство и патриотизм. Рождалось новое время, безжалостное к людям. Сколько искалеченных судеб было погребено в этом хаосе сказать трудно, но люди боролись, выживали как могли. Под сменой вывесок происходил наглый, неприкрытый захват народного имущества, растаскивались предприятия, колхозы, государственные организации. На сцену жизненной драмы вышли люди возносившие ложные ценности, поклоняющиеся корысти, обману и алчности. Их успех был ошеломляющим, слепящим, пьянящим. Как скисшее молоко, общество разделилось на тех, кому достаются сливки, а кому пустой, скисший обрат. Больно было смотреть, как под пудом всех этих проблем, гибнет в агонии неприспособленная к коммерции интеллигенция. Родители моих друзей, мои родители, соседи и знакомые, некогда работавшие в научно-исследовательском институте животноводства и ветеринарии Киргизии, вынуждены были доживать свой век в неприемлемых для них условиях, когда духовные и нравственные ценности топчут в пыли безрассудства. На этом фоне проросли националистические идеалы, стали очевидны притеснения русских и других наций в некогда дружной стране. За небольшой срок страна превратилась в базар, где правят жадные до власти и денег люди. Криминал, беззаконие правоохранительных органов в купе с органами государственной власти породили новое поколение людей не ценящих и не помнящих о том, что было дорого мне и присутствующим за этим столом людям. Тонкий ручеёк мигрантов со временем превратился в бурную реку, в которой спешили покинуть насиженные места, могилы родных граждане нашей страны. Среди них были не только люди не титульной нации, уезжало много киргизов. Кто куда мог, тот туда и ехал. Невозможно стало жить в родном краю, отсутствие работы, беззащитность, нечеловеческие условия выживания без электричества, газа и воды, избранность в здравоохранении, образовании, всё это побуждало людей искать новые места обитания. Не стану обращаться к статистике, но и без неё понятно, что около половины населения покинули отчий край, спасая себя и своих детей от машины перемалывающей человеческие судьбы в прах.

Я с большим уважением и трепетом отношусь к тем соотечественникам, кто смог остаться на Родине, смог приспособиться к новым условиям и остаться человеком в полном смысле этого слова, как по Далю, любящим ближнего своего, ценящим любовь, добро и ценности, на которых основана суть человеческого бытия. Такие люди есть в Кыргызстане, может их не так много как хотелось бы, но уж точно не так мало как кажется. Дай Бог им терпения, мудрости и мира. Пусть счастью будет с ними по пути, а семейный очаг будет греть многие их поколения.

Ваше благородие, госпожа чужбина…

Оглядываясь на своё прошлое в годы полнейшего развала на родине, я с большой долей уверенности могу сказать, что я был на грани, за которой совесть становится неким мифом, о котором все говорят, но никто этого не видел. Так заставляла поступать жизнь, где выживает сильнейший. Анализируя свои предыдущие поступки я прихожу в ужас от деяний, бездействия, равнодушия и безобразий, в которых я играл свою роль в новом обществе. Взятки решают вопросы, лицемерие становится нормой, а лесть залогом успеха в карьере. Несмотря на сравнительно молодой возраст, я ловил себя порой на мысли, что дальнейшая жизнь в таких условиях непременно отразится на мировоззрении, исказит его и первой жертвой станет моя семья, жена и малолетний сын. Я их очень любил и не мог представить себе, что станет с ними, если всё будет и дальше так же плохо. Где выход? Миграция? Но как, я «чала киргиз» смогу выжить в других чуждых мне условиях в Германии? Без себе подобных, без этих хрустальных гор и Родины, которая несмотря на политические, экономические передряги. Всё же это моя Родина. Родина моих предков, прах которых пропитал эту священную для меня землю. Много вопросов у мигрантов, страх за будущее, языковые, а порой и ментальные проблемы. Но рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Не в малой степени в этом и была большая польза падающей в экономическую пропасть стране, ведь мигранты многие годы обеспечивают, чуть ли не половину ВВП страны своей помощью близким и родным. Тонны посылок, одежды и продовольствия выслал каждый из нас, уехавших из страны. Скольким людям мы помогли выжить, скольких накормили и дали тёплую одежду, помогли деньгами и лекарствами сейчас сказать трудно, но это огромная цифра, которая пополняется до сих пор. Не все мигранты оказываются в тёплых условиях, таких как в Европе или США, многие мои соотечественники работают на стройках России, на бескрайних полях Казахстана, в Корее и Турции. Порой на чужбине им приходится мириться с унижением и несправедливостью, испытывать ненависть по национальному или расовому признаку, переступать через своё я, что бы выжить, что бы поднять детей и помочь старым родителям. Хвала им и почёт, дорогим моим землякам.

Не могу не упомянуть в этом монологе о нашем общественном объединении кыргызстанцев в Европе «Манас», который мы с энтузиастами организовали и зарегистрировали в 2003 году, бессменным руководителем коего является ваш покорный слуга. К слову сказать, это первая в современной истории Кыргызстана общественная организация, начавшая работу в направлении единения кыргызстанцев за рубежом, помощи соотечественникам и защите их интересов. Сегодня десятки таких обществ работают с соотечественниками по всему миру, а тогда было не просто убедить чиновников министерства юстиции КР зарегистрировать подобную общественную структуру. Вот и получается, что «Манас» герой известного на весь мир киргизского эпоса, и ныне ведёт за собой соплеменников, помогает им и делает всё возможное, что бы людям на чужбине было капельку легче.

Мечты сбываются, и я в это верю

А между тем, мясо в казане сварилось, по старой киргизской традиции, мы почитали молитву, и принялись за трапезу. Каждый из присутствующих сегодня за этим столом вспомнит о чём-то своём, близком и родном. Ведь мы странники, номады, волею судьбы оказавшиеся в одном доме, за одним достарханом и нас всех объединяет наша Родина, страна хрустальных гор и золотых полей. Я и многие здесь присутствующие очень хотели бы вернуться назад, туда, где пахнет домом, где похоронены или живут родители и друзья, жить среди своего народа и делать пользу на благо своей страны. Но тысячи «НО», отделяют меня от этой заветной мечты. Мечты о счастье кыргызстанцев, мире, стабильности, достойном отношении к гражданам и процветании.

А пока мы кыргызстанцы встречаемся на чужбине вот такими вечерами, едем на встречу со всех концов Европы, что бы вновь хоть на час другой окунуться в обстановку далёкого, почти забытого прошлого.

Сирота казанская

Жить на свете везде не легко, но жить с любовью к Родине, своему народу, помня о своих предках, уважая окружающих, и помогая им и себе в нелегком жизненном пути и есть моя судьба, по которой я буду идти. Неважно где я буду жить, но наверное навеки душа моя останется с родиной, я буду нести в сердце частичку своей земли, навстречу новым испытаниям. Навстречу завтрашнему дню, который уже где-то зародился и спешит через всю планету, в наши дома, что бы принести с собой очередную историю под названием ЖИЗНЬ.

А на последок я бы хотел вам поведать притчу о трёх мудрецах, которые собрались что бы обсудить и выяснить, кто же такой сирота. Один из мудрецов сказал, что это ребёнок оставшийся без родителей, другой добавил, что это может быть и старец потерявший родного, близкого человека – жену и не с кем ему поделиться своими горестями, третий мудрец, подумав, сказал, что это может быть и достархан оставшийся без друзей, в холодном, наполненном горем доме. А я бы добавил, что сирота это человек потерявший нити, связывающие его с вековой мудростью предков, оставшийся на чужбине без боли и мыслей о своей Родине.

© Данияр Деркембаев, 2010. Все права защищены 
    Произведение публикуется с разрешения автора