Нестабильность

Новый сборник стихов одного из самых известных русских поэтов нашей страны – Александра Никитенко.

Публикуется по книге: Никитенко Александр Иванович Нестабильность. Стихотворения. – Б.: 2009 г. – 110 стр.

1. Моя ещё светится высь

***

Утро свежо и туманно.
Мёрзлая вьётся тропа.
Словно небесная манна,
белая сыплет крупа.

Боже! Как зыбко и хрупко!
Боязно даже вздохнуть.
Прыгает белая крупка
и устилает мой путь.

Я ничего не нарушу
и пронесу через сны
белую чистую душу
этой сквозной тишины.

15 апреля 2009 г.

***

Когда созвездья блещут в небосводе,
я признаюсь при мертвенном огне:
гармония присутствует в природе
лишь если есть гармония во мне.

А так – он дик, дремуч и своенравен,
косматый космос, косный и слепой.
Он сам в себе. Он ничему не равен.
И правит нами и самим собой.

И в том как бездна звездная повисла
и как в своей несметности царит,
ни разума, ни тайны нет, ни смысла,
пока с ней сердце не заговорит.

Когда один выходишь на дорогу
в безмерную мерцающую тьму,
тебе пустыня внемлет, словно Богу,
разверзнутая всем и никому.

Она в огне рождений и агоний.
Бездушна, колоссальна и сильна.
Она твоей сердечностью гармоний
на краткий миг одухотворена.

18 апреля 2009 г.

***

Всё, что душе страдать велит,
я от себя не отфутболиваю.
Когда душа моя болит,
я ваши души обезболиваю.

11 февраля 2009 г.

Лирика

Вне утилитарности эмпирика.
Дух возьмёт победу на туше.
Лирика не вылечит от чирика,
но затянет раны на душе.

Пусть отдача не сиюминутная
от строки из-под карандаша,
но надежда есть, хотя и смутная,
что больная выстоит душа.

А иначе смысла нет в горении
сердца, словно свечки, по ночам.
Панацея есть в стихотворении,
сила, неизвестная врачам.

Ни к чему мне ваши панегирики –
в вечных сферах лишний реквизит.
Дайте мне глоток сердечной лирики,
он меня бессмертьем просквозит.

12 февраля 2009 г.

Пацан

С годами я пацанею,
впадаю в большой наив,
поэзию как панацею
к душе своей применив.

И если вы мне однажды
поверите как пацану,
доверчиво и отважно
такое вам бацану!

27 июня 2009 г.

Самопародия

Я не витаю в эмпиреях.
Брожу в осотах и пыреях.
Зелёные осот, пырей –
империя без эмпирей
и суверенных упырей.

18 июня 2009 г.

Новь бушует

Дни летят, как бешеная конница,
забывать про старое веля.
Пушкина пытались даже, помнится,
футуристы сбросить с корабля.

Пусть у вас теперь иные ценности.
Но под солнцем грянувшего дня
с корабля в стихии современности
вы хотите сбросить и меня.

Я б не прочь послать вас всех по матери,
да меня осудят, видит Бог,
вслед за мной идущие в кильватере
стихотворцы будущих эпох.

Новь бушует! Не хочу стареть и я.
Выбрав путеводную звезду,
я рванул вперед на три столетия.
Подгребайте в будущее. Жду.

4 февраля 2009 г.

Деталь

Весеннему солнцу
без разницы
в чем отразиться,
сверкнув из-за тучек рваных.
Весна-то пришла!
На мощном заборе лучится,
сияет осколок стекла,
утыканного для устрашенья незваных.

И отмечаю мгновенно я
поэзии мартовской крохи –
эту деталь современную
из суверенной эпохи.

1 марта 2009 г.

***

Отечества и дым нам сладок и приятен...
Гаврила Державин

Было Отечество.
Был его дым.
Был я тогда не седым  — молодым.

Нету ни дыма того, ни Отечества.
Сердце лишь светлою памятью лечится.

Лишь эмпирической стала империя,
с нею трагически связан теперь я:
Родины нет! Неприятен, несладок
новый угар да и новый порядок.

Средь неотечества горек недым.
Новым к нему привыкать молодым.

5 марта 2009 г.

***

Помню: сияет, как зеркало, сталь
узкоколейки средь спелого хлеба.
Рельсы и шпалы пришпорены в даль
как перспектива лестницы в небо.

Я по железной дороге иду.
Синее небо глотаю запоем.
И облаков кучевую гряду
белую-белую вижу за полем.

Солнце по рельсам бежит впереди.
Шпала за шпалой ложится под ноги.
И от простора просторно в груди
на небоструйной железной дороге.

25 июня 2009 г.

Свадьба

В ресторане музыка гремела.
Пили водку. Ждали отбивных.
Целовал невесту неумело
молодой неопытный жених.

Трезвый я сидел в разгаре свадьбы
и среди гульбы врасход и в дым
думал: было время, прикуп знать бы,
жить бы в Сочи вечно молодым.

Непутевых обнимать девчонок,
место для одной хранить в груди,
чтобы пронимало до печенок
предвкушенье счастья впереди.

Лишь одну держать бы на примете,
обожать в ней таинство жены
и не думать ни о чем на свете
кроме встречи у морской волны.

Молодежь плясала и кутила.
Мне среди пришедших есть и пить
ничего на свадьбе не светило
да и не могло уже светить.

Раздражало буйное веселье.
Угнетала пляска у стола.
Словно на чужом пиру похмелье,
жизнь мне пролетевшая была.

31 августа 2009 г.

Парк культуры

Снега сошли.
И всё, что было скрыто
снегами –
всё ударило в глаза,
разломано, разорвано, разбито:
бутылки, банки, драная кирза,
аксессуары и презервативы
в излюбленных таксистами местах.

Моей весенней лирики мотивы
подохли, не раскрывшись на устах.

Здесь всё в развале. Никакой культуры.
Повсюду язвы варварства страшны.
А я всего лишь срисовал с натуры
то, что снега скрывали до весны.

Здесь развлекалось нынешнее племя
парней-рубах, разнузданных девах.
И нет таких снегов, чтоб хоть на время
скрыть в душах мрак, разруху в головах.

17 марта, 27 августа 2009 г.

Каравелла

Тучи дождиком набухли.
В суверенный бренный век
сядем, выкурим на кухне
по сигарке Captain Black.

Captain Black с вишневым вкусом –
аромата полон дом.
Жизнь идет привычным курсом
и обычным чередом.

Вечер с «Черным капитаном».
За окном полутемно.
По заморским знойным странам
отгрустили мы давно.

Каравеллы и пираты –
только дым пустой и тлен.
Домовитые палаты
нас коварно взяли в плен.

Ни Кортеса и ни Кука
в нас, ни звука тех эпох.
Скука, скука, скука, скука.
Штиль. И парус наш заглох.

Видно, зря курю и парюсь:
не открыть больших миров,
если в сердце рваный парус
вместо полного ветров.

Или мною ты забыта,
или я тобой забыт
и любовная разбита
лодка о семейный быт?

Ты да я теперь мещане.
Курим. Смотрим в темноту,
за делами и вещами
позабыв свою мечту.

В ней по сини океана
в беге ветреной волны
каравелла Магеллана
заходила в наши сны.

Для меня для кавалера
зажигала ты глаза,
и любовь, как каравелла,
подымала паруса.

Ты царила, королева,
как девятый бурный вал.
Ты давно закоровела.
Я давно забыковал.

15 августа 2009 г.

***

А над водой, как тыква, только моя голова,
как голова Саида, закопанного в песок,
в фильме «Белое солнце пустыни»
про революционный Восток –
дело, естественно, тонкое,
как говорит молва.
Но пустыни нет и в помине,
а я по горло в реке,
ногами, как на перине,
на зернистом речном песке.
Кратковременный ливень
шпарит, пришпоривает,
шлёпает по реке вдрызг –
вся она в серебристых острых столбиках брызг.
Капли лупцуют в темя, слетая наискосок,
но я не боюсь намокнуть – я в речке давно намок.
Тёплая вода в речке,
но ливень ещё теплей.
Весь он пронизан солнцем,
блещущим из-за полей.
И прямо над речкой, рядом с морем сырых кустов,
глобальная – на полнеба – радуга в семь цветов.

11 августа 2009 г.

***

Самый мой первый враг – это я сам.
Самый мой первый друг – это мой враг.
Поэтому я подымаю глаза к небесам:
ниспошли мне, Отец, силы для новых драк.

Ибо нет труднее побед, чем над самим собой.
Ибо мой враг полагает, что я оступлюсь.
И когда в новый день выхожу я, как в новый бой,
на благодушье друга я уже не куплюсь.

Цепями его благими я уже вдосталь тёрт.
Они меня убивали вроде бы как любя.
Я на врага уповаю, зол и учён, как чёрт.
Лишь одного не знаю – как победить себя.

Ибо врагу я друг, другу я враг. Отец!
Ты хоть меня не оставь. Ставь на меня, и я
встану ещё из пепла. Из мальчика для битья
в матёрого олимпийца вырасту наконец.

31 июля 2009 г.

***

Бизнесвек маньяковский!
Тем, кто нищ, бездуховен,
ни к чему Маяковский
или Людвиг Бетховен.

Откровенье от бакса,
такса, зелени хруст,
им насущнее Бакста
и покруче, чем Пруст.

Ширпотреб. Масскультура.
Фабрикат-суррогат.
Ни Сапфо, ни Катулла.
Орды бритых бригад.

28 июля 2009 г.

Демократы

Нас к демократам не поднять домкратом.
Есть демократ – он всем другим домкрат
как демократ. Но нашим демократам
он не домкрат да и не демократ.

Все 18 суверенных лет
домкрата нет и демократов нет.

Им всем по 18. Я постарше.
И помню: партбилеты побросав,
они поперекрасились на марше,
вошли в номенклатурный демсостав.

А демос кратос – это власть народа.
И городить не надо огорода
где почвы нет под этот огород.
У нас не властен властвовать народ.

Народовластья не взлетает градус,
хотя в конце туннеля брезжит свет,
и на словах как будто демос кратос.
Но демос есть, а кратоса всё нет.

Хотя когда-то кратос был и демос,
да суверенитет им дал пинка.
Но я-то никуда уже не денусь
от убеждений тёртого совка.

16 июля 2009 г.

***

Отбойный молоток с коротким роздыхом
загрюкал во дворе невдалеке –
запахло резко мертвым сжатым воздухом,
прошедшим по резиновой кишке.

Пять работяг в спецовках синтетических
ведут у дома ямочный ремонт.
Стучит компрессор, молот пневматический
грохочет дробно – враг дневных дремот.

Когда-то я на стройке крепко вкалывал,
и ясно помню черный день, когда
отбойным молотком бетон откалывал,
залитый нами вовсе не туда.

Печенки отсушила мне пневматика.
Бугор наш наши души не берёг.
Бугор метал, как молнии, гнев, матерно
нас полоскал и вдоль и поперёк.

Я был готов хоть на телепортацию,
хоть провалиться в землю до нутра.
Мы чуть не запороли репутацию
передовой бригады и бугра.

Таскал, как гири, кулаки убойные
бугор! Был гневом яростно налит.

Гремят у окон молотки отбойные.
И давний стыд меня огнём палит.

27 июня 2009 г.

***

Давай впечатленья копить:
оса прилетела попить
в обличье крылатого тигра –
усталую жажда настигла.
И крылья сложила, и пьёт,
сидит на поверхности вод,
и движется с легким теченьем,
пронизанным ярким свеченьем
июньского жаркого дня.
Нет дела осе до меня.
Но, видно, моим впечатленьям
как раз не хватало осы,
её чёрно-жёлтой красы,
тигриных по тельцу полосок.
Какой-то во мне отголосок
ожил с этой пьющей осой.
Когда-то и где-то, босой,
я чувствовал тонко природу,
и осы садились на воду,
и пили, и хищной красой
меня покорили, и в оду
просились, и талии ос
изящными были. Курнос
я был, беспечален, беспечен,
но зрением редким отмечен –
приметить, запомнить осу
в каком-то году и часу.
Прошел я по многим дорогам
и чуял на каждом шагу:
все твари равны перед Богом.
И вот на пустом берегу
свои впечатленья собрать я
в единое знанье могу.
Оса прилетела в кугу
и пьёт, и годится в собратья.

23 июня 2009 г.

Про купца Калашникова

Купец Калашникова – полный кейс валюты,
и зенки люты, словно у Малюты.
Братков отвадить – лишнего козлят –
Калашникова взял и цинк маслят.

Купец Калашникова восьмерик отбухал,
поставил бизнес, и ни сном, ни духом
не хочет знать о прежних корешах.
Они ему всё время ставят шах.

И он вполне созрел уже для мата
и для стрельбы по ним из автомата.
Вспоёт свинец, и всем козлам пипец!
Спасибо вам, товарищ военспец.

20 июня 2009 г.

Занавеска

Занавеска в блёстках новогодних!
В окруженьи кухонных вещей
я – поэт и грешник, и негодник –
ем салат из летних овощей.

Серой жизни рыночной в отместку,
озаренья женского полна,
выкроила эту занавеску
чтоб меня порадовать, жена.

В занавеске радуга сияет
из кармина, сини, серебра –
и во мне давненько не зияет
роковая чёрная дыра.

Перед типовым моим оконцем
мне вуалька эта дорога –
словно под морозным зимним солнцем
полыхают радугой снега.

Мне средь лета дарит стынь и вьюгу,
сказкой сводит запросто с ума,
широко лежит во всю округу
белоснежно-чистая зима.

Каждый день из мути несоветской
вырываюсь к очагу жилья,
где под искромётной занавеской
ждёт меня заступница моя.

14 июня 2009 г.

***

царим на море и на суше
спасите наши души в шуше
SOS душ царей морей и суш
в аду чернобылей и шуш

17 августа 2009 г.

Чтецы газет

Чтоб пуще нервы щекотило,
когда едите чебурек,
газетка пишет: Чикатило
угробил сорок человек.

У вас другие интересы?
Но, беспардонен и жесток,
вульгарный пресс бульварной прессы
вам дух расплющил, как каток.

И чтобы видели вы, лют как
наш душегуб во всей красе,
она большой портрет ублюдка
даёт анфас на полосе.

Он вас разрежет и засолит,
и расчленёнку станет есть!
Толпа подробности мусолит,
прочтя, что есть злодеи, есть.

Над низкопробным этим чтивом
трясется и смакует жуть.

К высоким мыслям и мотивам
чтецам газет отрезан путь.

Такое время накатило:
взамен генсеков и вождей
с полос не сходит Чикатило
или другой какой злодей.

10 июня 2009 г.

Гена

Было нас четверо, с нами Сёма,
пили-гуляли, кончилось пойло,
и за добавкой вышли из дома
(теперь-то видно: явно не стоило).

Сходили, взяли. Идем себе вместе,
рубахи-парни, не будем хвастать.
И нам в одном очень тёмном месте
путь заступили человек двадцать.

Мы, хоть лыка почти не вязали,
сообразили, что нас пасли.
«Вы проходите, — они сказали. –
Кроме Семёна. Давай, пошли!»

Были мы неплохие боксёры.
Но что кулаки, если в дым пьяны
мы в окруженье нехилой своры
трезвой и злой шпаны?

К тому ж, хоть и выпили море вина
и соображали слабо,
мы погрустнели: с нами жена
моя, а попросту – баба.

Она нам любя крошила салат,
в ночь одних не пустила нас ведь.
И с нами попала в дурной расклад.
При ней стоять полагалось насмерть.

Связали нас по рукам и ногам
наша пьянка и бабье участье.
Эх, сейчас бы какой-никакой наган,
пулемет и тачанку для полного счастья!

Но мысль хмельную башку леденит,
что нет ни того, ни другого.
И лишь мой друг за меня постоит,
а я за него дорогого.

Я глазами уже искал булыган,
полбанку сжимал, в череп врагу целясь,
как вдруг наш красавец Гена-цыган
длиннющий финкарь приставил под челюсть
тому, кто у них за главного вроде,
и проронил с расстановкой, не пылко:
— Или мы все спокойно проходим,
или она вылезет у тебя из затылка…

Юных дней вдалеке кипучая пена.
Восемнадцать лет моему внуку.
Спас нас тогда запасливый Гена,
имевший что взять в горячую руку.

А мы на ринг выходить умели,
и каждый в бою был смел и умел.
Но аргументов таких не имели,
какие Гена в ту ночь имел.

15 мая 2009 г.

Грёзы без угрозы

нежная она такая персиковая
вот бы взял за перси кого я

22 января 2009 г.

***

Помню, в кишлаке, в Колхозабаде,
при едва мигающей лампаде,
под москитной сеткой я лежал,
сквозь её мерцающие нитки
тусклый полусвет ночной кибитки
явь мою со сном перемежал.

Сгустки полутьмы в кибитке плыли,
шевелясь пугающе в углах.
За стеной шакалы жутко выли –
душу леденил внезапный страх.

Раннее моё воспоминанье!
Ночь и глушь, памирские края,
где в моём мальчишечьем сознанье
отложилась Азия моя.

14 мая 2009 г.

***

Край Ала-Тоо солнцем осиянен.
Живи тут век, но сердцем не криви:
ты здесь не суверенный россиянин,
а россиянин по своей крови.

Вдали эпоха показушных маршей
в парадном треске…
В гуще бытия
мой брат кыргыз
не младший и не старший,
а просто брат, такой же брат, как я.

Мы братья без шатаний и разброда.
Живём, завет родительский храня:
суть братства не в количестве народа,
а в чистоте сердечного огня.

Давно менталитет у нас не узкий,
мы в суверенитете новых дней
богаты тем, что он кыргыз, я русский,
что горец он, а я дитя полей.

Из будней, а не из литературы,
хотя и с нею дружим мы в тиши,
он знает широту моей натуры,
я знаю высоту его души.

Люблю Рамиса и люблю Баяна.
Взаимностью мне платят и они.
Сквозь дебри постсоветского дурмана
вошли мы в дикорыночные дни.

Мы не дождались манны коммунизма.
Но среди гор не только мы втроём
как жили в совстране без шовинизма
одной семьей, так и теперь живём.

Когда мне рынок сыплет соль на рану,
когда судьбой бываю клят и мят,
звоню Рамису, и звоню Баяну.
Когда им трудно, мне они звонят.

Спасибо вековому компромиссу –
как предки наши, мы родней родни.
Дай Бог Баяну, и дай Бог Рамису.
А за меня попросят пусть они.

Друзья мои! По вышней доброй воле
срослись, разъединиться не спеша,
моя душа, широкая, как поле,
и снежных гор высокая душа.

Простор российский в кровь вошёл с веками.
Но здесь мы люди гор, а не равнин,
и сам теперь со снежными висками
я больше азиат, чем славянин.

В какой чужой дали ни колеси я,
тоскую по заоблачным местам,
где с нами зарубежная Россия,
со мной мой отчий дом, мой Кыргызстан!

9 мая 2009 г.

Хлебников

Он Хлебников. Не Мясников, не Кашин.
Он русский. Он не руссише, не рашн.
Насущен днесь как наш насущный хлеб.
От бед хранит нас, как Борис и Глеб.

Борись и хлеб не преломляй задаром.
Пекись о новом и молись о старом,
где на сырой воде, без молока,
пел Хлебников – язычник языка.

Была эпоха нищеты и нэпа,
и правоты неправого совдепа –
врага неправоты того, кто прав.
Пел Хлебников – не для слепых орав.

Вкус Хлебникова – вкус воды и хлеба,
и неба со звездой Бориса-Глеба.
Борисоглебски-хлебниковский вкус
распятья, где кровоточит Исус.

8 мая 2009 г.

Северянин

Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб.
Игорь Северянин

Король поэтов плохо кончил в Таллине
в суровой исторической канве:
СССР в войну вступил при Сталине,
фашистская орда рвалась к Москве.

Смерть Короля поэтов в этот ряд вещей
вошла как заурядный эпизод.
Был похоронен он на общем кладбище
в том декабре, в тот сорок первый год.

Король поэтов кончил путь в Эстонии
забытым напрочь родиной своей,
и, умерев в столь грозный час истории,
как мачехе, не нужен стал он ей.

У нас всегда то войны, то репрессии
мешали становленью королей
в сердцах людей, в садах родной поэзии.
И раболепский цвел в стране елей,
царили, госпоэтами озвучены,
садизм и геноцида мрачный штамм.
И были как враги у нас замучены
Корнилов и Васильев, Мандельштам.

У нас указом свыше обесценено
бывает разом то, что пел поэт.
И после «Англетера» на Есенина
на тридцать лет ниспущен был запрет.

У нас судьба певцов так одинакова!
Едва поэт Пегаса пустит вскачь –
готов для Короля поэтов всякого
Дантес, Мартынов или госпалач.

Король поэтов роковыми грозами
сдут, как песчинка, с эмигрантских троп.
Его страна классические розаны
не бросила ему в сиротский гроб.

Зато теперь он наш – живой, не каменный –
в сердцах у нас из первых соловьёв
Король поэтов, Северянин пламенный,
без псевдонима — Игорь Лотарёв.

В судьбе поэтов всё соизмеряемо
кипением сердечного огня.
Южанин, я пою про Северянина,
как, может быть, споют и про меня.

Возможно, звёздный миг ещё представится
мне тоже без моей былой страны.
Но главное тут – вовремя преставиться,
покуда ни репрессий, ни войны.

26 января 2009 г.

***

Интимное бельё переполоскано.
Скрывает тайну пепел, не могила.
Читаю в наши дни: агент Полонская
агента Маяковского убила.

Жить не даёт такая околесица,
хоть я в криминалистике не петрю.
Есенин в «Англетере» не повесился.
Его убили и воткнули в петлю.

Всеобщим счастьем оба жарко грезили!
Их судьбы – две причины для кручины:
как мало русских гениев поэзии
дожили до естественной кончины.

11 сентября 2009 г.

***

Давай, учись, поэт, подробностям, деталям,
приметам бытия, предметам мастерства.
Давай-ка мы костюм чужой слегка приталим,
пусть подчеркнет твою фактуру естества.

Заимствуй у других лирическую позу.
Стань в полуоборот, отвесь полупоклон
и ощути тотчас в себе метаморфозу:
ты старое отверг, ты новым окрылён.

Но жмёт чужой костюм, хотя ты в нём, без спору,
и элегантен даже, и даже франтоват.
Но что-то всё не то, но что-то всё не впору,
ты как бы чуть смущен и как бы виноват.

Стесняет, как шагрень, моднейшая обнова,
ты задеревенел, тебе неловко в ней.
Потерянно глядишь, как будто бы кондово
вдруг на глазах у всех лишен своих корней.

Тебе узка в плечах сверхмодная новинка,
и колет сквозь нейлон, казалось, мягкий ворс.
Долой её срывай!
Ты встал для поединка.
Тут нужен не модерн – скорее, голый торс.

Давай-ка, предъяви свою мускулатуру!
Натуру прояви бойца и мудреца,
поклонников влюби лишь в голую фактуру.
И будь таким как есть. До точки. До конца.

16 апреля 2009 г.

***

Близко к аду или раю,
где сквозняк задул свечу,
я, конечно, много знаю,
но о многом умолчу.

В пику тем, кто без умолку
бает без креста во лбу,
обожаю недомолвку –
тайну, прочерк, темь, табу.

Несказанная Расея
вдруг сказалась чересчур
у Крученых Алексея –
дыр
бул
щыл
и Убещур!

16 апреля 2009 г.

Сквозь времена и грозы

Наивный и парадоксальный,
глубокий сердцем и пустой,
сусальный и интимно-сальный,
универсальный и простой.

Эстет блестящий и мирянин
босой в глуши эстонских дач.
Он гений — Игорь Северянин.
Лучист, как смех. И мглист, как плач.

И, как сказал другого толка
поэт о сущности творца,
он весь живой. Живой и только.
Живой и только, до конца.

Ему сквозь времена и грозы
поэты азий и европ
его классические розы
бросают в эмигрантский гроб.

21 сентября 2009 г.

***

И теперь, когда уже погибла
светлая былая соцмечта,
расплодились всякий сброд и быдло,
занимая выбывших места.

Выбывшие, бывшие соцлюди!
В никуда привел нас долгий путь.
Всё кругом запродано Иуде
и толпе, распнувшей нашу суть.

26 марта 2009 г.

***

Пахнет в апрельском Бишкеке
клейкой зелёной листвой.
Лохи, совки и лашпеки
город запрудили мой.

До очернений не падок,
по истечении лет
вижу: цветет капупадок
там, где прогнил соцрасцвет.

Нынче такая эпоха:
не ведают что творят.
Город в прообразе лоха.
Лица о том говорят.

Сущи цветущие кущи!
Но в буйноцветье весны
всё откровенней и пуще
новые язвы страшны.

14 апреля 2009 г.

***

Расставшись с домашней аптечкой
средь будней бишкекских шальных,
успел на свидание с речкой,
а речка кровей ледяных.

У ней роковая повадка.
И в сумерках зимнего дня
как бешеная азиатка
она обнимает меня.

Ты, чёрный мой ворон, не каркай,
моя ещё светится высь
и мы с моей речкой-дикаркой
в объятиях переплелись.

10 марта 2009 г.

Виртуоз

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Борис Пастернак

Чтобы не проваливаться с треском,
не пускать прилюдно петуха,
вас я очаровываю блеском
золотого русского стиха.

Я артист, я чтец, я стихоидол,
я, как божество, тысячелик.
На подмостки вышел и увидел
белый свет. И свет его велик.

Он слепит до слёз! И, право, странно,
что с меня не сводите вы глаз.
Но моё искусство филигранно,
чем и завоёвывает вас.

Вас мои стихи заворожили.
Вы (вас мимо Бога пронесло)
жизнь на прозу жизни положили.
Музыку вдохнул я в ремесло.

Музыка моя мне словом стала
золотым. Я сам его нашёл.
Отправляясь на подмостки зала,
жизнь прожил – не поле перешёл.

Я к шипам привык, не к вашим розам.
В самосовершенстве мой секрет,
ибо верят только виртуозам,
и невиртуозам веры нет.

13 февраля 2009 г.

Про «Старый клён»

Рамису

Помню: юность моя, и Александра Пахмутова,
ещё без своего мужа
Добронравова прибабахнутого,
и её задушевная песня
про старый клён.
Я до сих пор в эту песню влюблён.

До того она лиричная, личная, нежная,
до того она русская, не зарубежная,
столько в ней нашего сердца распахнутого,
словно мне сестра
или мама
Александра Пахмутова.

Эта песня сегодня
не рейтинговая,
не тусовская,
живёт в народе
на слова Матусовского.
В ней ещё
Добронравова
не встретила Пахмутова,
не было ещё
их песенного тандема вахтового.

Ведь на потоке
не могут быть великие песни.
Уникален пахмутовский «Старый клён».
И что мне поделать с собою, если
«Старый клён»
согревает меня вне времён.

22 декабря 2008 г.

Покосы

Скосили травы – сено тонким слоем
поверх стерни пестреет у ручья
и пахнет терпким мёдом, ярким зноем
и краткостью земного бытия.

А сверху синева без дна и края
и льётся жар с сияющих высот.
Лежат и пахнут пряно, умирая,
тысячелистник, клевер и осот.

Всему свой век, и скошены растенья.
И у покоса грусть меня нашла:
как коротка у них пора цветенья!
Да и моя недолгою была.

Кузнечики стрекочут, вьются осы,
и веет в сердце с вянущей стерни,
что радовали в юности покосы
и горечи полны теперь они.

12 июля 2009 г.

***

Где ты, прежняя наша культура?
Нынче, глядя бесстыдно в упор,
оголтелая хлещет халтура
изо всех новоявленных нор.

Мы палат золотых не нажили.
Нынче жаждут все этих палат.
Чем сильнее их тяга к наживе,
тем пустее бесчувственный взгляд.

Может статься, не так всё и плохо?
Но страшна мне, глуха и слепа,
бездуховная эта эпоха,
бескультурная эта толпа.

И покамест, башка моя дурья,
как маньяк, я веду этот бой,
грязевая река бескультурья
погребает меня под собой.

И за то, что пришедшее племя
объявило былому войну,
ненавижу я новое время
и безумно люблю старину.

Ведь надежда ещё остаётся,
что однажды, как перед концом,
люд нахапается и нажрётся,
повернётся к культуре лицом.

15 апреля 2009 г.

Родина

«Люблю отчизну я, но странною любовью!»
Не победит её и суд карманный мой,
сулящий за любовь мою сыновью
свидание с тюрьмой или сумой.

Но я люблю её за газнефтьпром
и за принадлежащие как сыну
лесов сверхзолотую древесину,
разливы рек с лососем, осетром.

Люблю, чтоб всё путём, и отдых на Канарах,
и с новым взлетом цен на нефть и керосин
встречать по сторонам, мечтая о наварах,
руины деревень – подобье Хиросим.

Люблю дымок спалённой виллы
и спящую в земле сырой
не миновавшую могилы
семью сексотов с детворой.

С отрадой с юными сосками
я вижу полную дерьма
страну, накрытую братками,
резные наши терема.

На Брайтон-Бич и на Аляску
я экспортировать готов
всю эту нашу свистопляску
под гонор пьяных братанов.

6 марта 2009 г.

Крест

За то, что молятся распятому Исусу –
кровав тотем, но толпам всё равно –
я б дал пощёчину общественному вкусу,
да вкуса нет у общества давно.

И царь, и псарь,
убогий и калека
правы в своей последней правоте.
Молитесь. Но снимите человека
с креста.
Ему так больно на кресте!

27 января 2009 г.

***

Былое – старая пластинка,
его я в завтра не возьму.
Звериной сущностью инстинкта
я хищно чую новизну.

Терзает нервы привкус нови,
пронзает до мозга костей.
Как дикий зверь на запах крови,
крадусь я к дичи новостей.

Забыл без сантиментов лишних
былое и себя в былом.
Я просто зверь. Я просто хищник.
Я обречён. И поделом.

14 февраля 2009 г.

Нестабильность

Подозрительны мне да и странны
кто стабилен в стабильном краю.
Не люблю я стабильные страны.
Нестабильную дайте мою!

Дайте ненависть, любвеобильность.
Камнем в пропасть и в небо орлом.
У кого постоянно стабильность,
у того и дебильность при нём.

Без глупца был бы мир наш бессилен
разглядеть и семь пядей во лбу.
Я живой. Потому нестабилен.
А стабилен лишь мёртвый в гробу.

26 июля 2009 г.

Реликты

Курю, и догадка терзает,
что не избежим наших мук.
У ног моих переползает
парандра – реликтовый жук.

Куда нас несёт, я не знаю.
Средь ядерного бытия
сижу, за жуком наблюдаю
фатально реликтовый я.

Ничтожен ты или велик ты –
Всевышнему разницы нет
кого он заносит в реликты
на лучшей из тысяч планет.

27 апреля 2009 г.

***

А надо легче бы, играючи,
да и без желчи бы, не лаючи.
Увял народ от гавкотни
в гнилые рыночные дни.

Ему бы надо с прибауточкой,
с какой-нибудь газетной уточкой
с солонцеватым юморком
про нас и жизнь за бугорком.

Но как-то больше мы серьёзные,
безъюморные, бескурьёзные
и одиозные при том
с трагически поджатым ртом.

Пора бы снять нам наши масочки,
убрать слезливые гримасочки,
плеснуть вокруг крутым смешком –
чтоб губы кверху уголком!

8 мая 2009 г.

***

Облаков скандинавские руны
нашим душам воздушным сродни.
Если есть в нас высокие струны,
то протянуты в небо они.

Отпускает нам тайны немного
с неизвестных небесных дорог
то ли облако в облике Бога,
то ли в облике облака Бог.

Вечность, близкая до осязанья,
синевы расплескала атлас.
И плывут облака, как сказанья
обо всём несказавшемся в нас.

18 июля 2009 г.

***

Из города с укладом бестолковым,
из череды удач и неудач,
давай с тобой уедем к Жернаковым
в предгорное село Кара-Жигач.

У Жернаковых дом на Виноградной,
с иголочки дородный огород.
С сердечной дружелюбностью отрадной
они нас встретят прямо у ворот.

В Кара-Жигаче всё чуть-чуть иначе.
Кара-Жигач для будущих веков
воспел в своих стихах в Кара-Жигаче
искусный русский лирик Жернаков.

У Жернаковых хорошо чертовски!
Они нам будут рады. Даже кот,
и тот, лучась теплом по-жернаковски,
как своего встречать меня придёт.

12 июля 2009 г.

Снежный миг

Снега хлёсткая извёстка
белит землю с высоты.
Много света, много лоска,
лепоты и чистоты.

Да и сам ты среди бега
и забот своих простых
чем-то чистым вроде снега
полон в этот снежный миг.

Чем-то вроде детских святок
и колядок, и утех.
Тем, что выпало в осадок,
и растаяло, как снег.

15 января 2009 г.

***

В большое лето выйдешь за порог –
сквозь зелень крон сквозная синь сифонит.
А по ветвям гуляет ветерок,
листву ерошит, шумно ветви клонит.

Сказал поэт: идёт зелёный шум!
Поэта нет, а шум через дубраву
идёт-гудёт, несёт поэту славу.
А я сказал: мне этот шум по нраву,
он свеж и дарит много свежих дум.

Мечтам, дорогам новым нет конца.
Прохвачено зелёным шумом лето.
Зелёный шум проходит сквозь сердца
мемориалом русского поэта.

18 июня 2009 г.

***

На Пионерском озере в Бишкеке,
среди карагачей у БЧК*
моя душа оставлена навеки
в ржаных шелках горячего песка.

Меня ещё там помнит каждый кустик.
Там тумба есть бетонная. На ней
соорудите скромненький мой бюстик,
чтоб у воды стоял я много дней.

Там есть ещё следы мои на пляже.
Когда вы там печётесь в жаркий день,
моя душа приходит к вам, и даже
там на песок моя ложится тень.

27 июня 2009 г.

(*БЧК – Большой Чуйский канал.)

Земляне

трезвонят наши филипсы и нокии
а мы в мирах такие одинокие

9 сентября 2009 г.

2. Катрены

Мы

мы больные с ним напару
и свои у нас грехи
он стабильно пьет водяру
я запойно впал в стихи

31 октября 2008 г.

Тараканы

— Не потравить вам тараканов?
— Спасибо, поздно. Их, увы,
во мне – одном из стариканов –
не вытравишь из головы.

11 июня 2009 г.

***

Был я щедр, а стал я скуп.
На слова простые с губ
из моих сердечных недр
стал я скуп. А был я щедр.

15 сентября 2009 г.

Акварель

В прозрачной подсинённости полей,
когда горит и дышит каждый атом,
зелёная колонна тополей
обагрена гранатовым закатом.

20 августа 2008 г.

***

Самомуштра и самодисциплина!
Иначе форму ввек не обретёт
твоей души податливая глина.
Тот, кто поставил голос, тот поёт.

17 сентября 2008 г.

***

Шовинизму не дамся в сети я,
не поддамся ни в коем разе я.
Пусть свободно цветет Осетия
и свободно цветет Абхазия.

16 сентября 2008 г.

***

Есть у кыргызов козлодранье –
сверхпопулярная игра.
Но популярней казнодранья
нет под Луной et cetera.

16 сентября 2008 г.

***

Какой бы ни нагрянул новый «изм»,
народ всё тот же в каждом новом «изме».
На улице давно капитализм,
а пьют как будто при социализме.

2 октября 2008 г.

***

Жить и жить бы… Но лучше не трогай
эту тему. Ведь помню: юнец,
я присел перед дальней дорогой.
А уже и дороге конец.

31 марта 2009 г.

***

Поэзия ваша – бэушная скупка
подержанных истин на рынке молвы.
В ней нету бредятинки, позы, поступка,
вы правильны в ней и при этом мертвы.

26 ноября 2008 г.

***

Свинцово-пунцовые тучки
закатом подсвечены так,
что я увидал эти штучки
и строчками сделал, чудак.

5 ноября 2008 г.

***

Прощально лету вслед помашем напоследок.
Налёг на холода дождей осенних росчерк.
И золото листвы, опавшей с чёрных веток,
обвально девальвировало в рощах.

15 сентября 2009 г.

***

Всё в синеве, как небо, глубоко
бликующее гладью озерко.
Его берёзки переходят вброд
и в зеркале растут наоборот.

6 ноября 2008 г.

***

И двадцать девять лет спустя
лечу к тебе, моё дитя,
жена, подруга и девчонка.
Как всё запутано и тонко!

31 октября 2008 г.

***

Молодцы,
мол, отцы.
А дети
в ответе.

17 сентября 2008 г.

***

Март

Едва лишь на травяном покрывале
первые цветики затеплились в высоту,
девки-отроковицы пооткрывали
прыщавые грудки и пупки-тату.

26 марта 2009 г.

Отзыв

Не блеснул ты яркой строчкой,
в рост не встал и скромно сник.
Ты не мастер с маркой прочной,
а прилежный ученик.

17 сентября 2008 г.

Пишущему длинно

Таланта вам совсем не дадено
или дано, но маловато.
И краткость, этакая гадина,
не признаёт родного брата.

1970 г.

Версия

что-то где-то как-то почему-то
отчего-то тем-то и зачем-то
потому-то там-то и кому-то
от кого-то и куда-то кем-то

18 сентября 2008 г.

В баре

Приняв убойный наркорол,
она просила баркарол.
А он отрезал: «Бар, корова,
тут не играет баркарола».

17 октября 2008 г.

Мифы и легенды нашей фазенды

Зевс тут за авторитета и бандита.
Гея геев завлекла со всех сторон.
Афродита родила гермафродита.
А Харон не вылезает с похорон.

4 декабря 2008 г.

***

Креп от невзгод, как от встречного ветра.
Жизнь моя – схватка моя рукопашная.
Но вспоминается самое светлое.
А ожидается самое страшное.

11 февраля 2009 г.

***

В пределах верного гекзаметра
был королём старик Гомер.
А я валюсь едва не замертво,
стихам давая свой размер.

21 августа 2008 г.

***

Сильнее забвений и тлений
стихов твоих крепкий костяк.
Ты гений не в том, что ты гений,
а в том, что работать мастак.

15 сентября 2008 г.

Эскиз

Осенняя хмарь моросяще-плаксива,
но греет озябшее сердце под ней
гуашная влажная охра массива
с графической чернью стволов и ветвей.

24 октября 2008 г.

***

Когда пойму: не выжить и на кислороде,
чтоб вас спасти, я, слыша – ангелы поют,
как трансплантант оставлю вам любовь к природе.
Впадёте в кому – вам его вошьют.

20 июля 2009 г.

Не фонтан

Козьма Прутков блеснул:
заткни фонтан.
И я заткнул –
стихам да и понтам.

12 сентября 2009 г.

© Никитенко А. И., 2009. Все права защищены
Произведения публикуются с разрешения автора