Господи, Боже мой!

Рассказ о жизни кыргызстанского предпринимателя в эпоху «дикого капитализма». Реалистичный, трагичный… Публикуется впервые.

Семен лежал на диване, прижав руку к груди. Перед глазами, словно кадры кино, пробегала череда событий. Он вспоминал, как порезал руку, испугался крови и крика жены, как «скорая» отвезла в неотложку и всё, что последовало за этим. Затем начал жалеть себя, своих детей и родителей – умершего отца и стареющую мать.

Когда Сема учился в пятом классе и начал покуривать, его для перевоспитания забрала к себе в Ташкент бабушка, все время твердившая, что у него «лучшая в мире мать». Отца она часто поругивала, называла жидом. Но он любил обоих.

Там, в Ташкенте Семен узнал тайну своего появления на свет. В школе, куда его пристроили, проходили практику студенты. Практикант сутуло вошел в класс, повернулся лицом к ученикам и произнес: «Меня зовут Михаил Абрамович Гольдштейн. Я…» Что тут началось! Не обращая внимания на нового учителя и на свою учительницу, примостившуюся на последней парте, ребятишки дружно повернулись в сторону Семки и начали выкрикивать: «Вот это да!», « Посмотри-ка!». И было из-за чего срывать урок. Их новый одноклассник тоже был Гольдштейном. Оба сутулые, горбоносые, курчавые и кареглазые, с «расщелинкой» между верхними зубами. Только слепой не заметил бы, как эти двое похожи друг на друга.

В результате Сема узнал, что у него есть брат от первого брака отца. Это поразившее его открытие закончилось дружбой, которую братья поддерживали всю жизнь и тщательно скрывали от старшего поколения. Позже Сема узнал, что отец увез мать во Фрунзе из-за скандала, так как Глафира забеременела от него, своего декана, имевшего жену и сына.

Семка рвался из Ташкента во Фрунзе: там у него оставались друзья и главный из них – Яшка. Они сидели за одной партой, поблизости жили, вместе играли. У обоих матери были русскими, отцы – евреями. Это тоже сближало пацанов. После каникул Сема категорически отказался возвращаться к бабушке и остался дома.

На первом курсе института он женился, разошелся после его окончания. По телефону общался с дочкой, как две капли воды похожей на него, даже «расщелинкой» между зубами. Платил мизерные алименты из мизерных доходов научного сотрудника. Причиной развода стала симпатичная кореянка Лера, с которой вместе учились.

Отец умер внезапно. Незадолго до смерти он нашел сыну доходную работу: знакомый директор небольшого предприятия и его зам, не уходя с основных должностей, решили заняться частным бизнесом. Им был нужен человек, который бы воплощал в жизнь их идеи. Когда отец случайно узнал об этом, пристроил туда Семена. Довольны были все. Учредители вскладчину приобрели два бензовоза, Семен организовал закупку горючего в Казахстане и транспортировку его в Кыргызстан, где перепродавал втридорога. Деньги посыпались. Потом вспомнили, что рядом Китай. А он нуждается в цветных металлах, например. И назад машины не возвращались порожняком. Товар везли в Россию. Доходы росли, и Семен регулярно клал на стол учредителям по кругленькой сумме. О себе не забывал, постоянно «надувая» двух других. Через брата нашел канал для перевода денег в дальнее зарубежье. Поначалу Семен относился к тому, что делал, как к «бизнес-эксперименту» в условиях «дикого» капитализма. Потом вошел во вкус и стал испытывать наслаждение от быстрого прироста капитала.

Неожиданно Лера объявила, что ждет ребенка. И срок уже большой, и никаких абортов она делать не собирается. Семен полушутливо ответил:

— Твоя судьба в твоих руках. Родишь сына – поженимся.

Она родила.

Малыш – крошечное, трогательное создание – притягивал Семена, как магнит. Мальчишка пришел в этот мир, когда бурно обсуждался вопрос: какой ты национальности и в какой стае тебе лететь. А он был никакой национальности. Cемен понимал, что в Израиле он не будет евреем, в России – русским, ни в одной из Корей – корейцем, а на родине он не киргиз, и решил, что сыну будет хорошо везде, если у него будут хорошие «бабки», которые надо делать здесь и сейчас. И дочери тоже денежки не помешают.

Он перестал чувствовать себя экспериментатором в условиях «дикого» капитализма, начал целеустремленно работать на обогащение, все время находясь в состоянии: что? где? когда? Он искал и находил выгодные сделки. Он искал и находил нужных людей.

И его искали и находили. И друг детства Яшка тоже нашел. Они не поддерживали отношений. А тут Яков вдруг прилетел из Оша, где работал, и пришел к Семену. Он широко распахнул двери кабинета, до предела оголил зубы в улыбке, раскинул руки и обнял товарища. Поговорили о том, о сем. И Семену, вдруг, неудержимо захотелось хвастануть. Он отлично знал, что сверстники за глаза называли его «мамсиком», иногда в глаза говорили, что он всего добился благодаря широкой папиной спине. Семену захотелось показать, что и сам по себе он чего-то стоит: отца нет, а он делает не просто деньги, а деньжищи! Как бы между прочим выложил, чего достиг. А потом широким жестом предложил отметить встречу: столько лет не виделись.

По этому поводу напились в ресторане, где Яков повел такой разговор:

— Сем, есть предложение.

— ?..

— Знаешь дорогу Хорог – Ош?

— Угу.

— А что по ней наркоту из Афгана везут, знаешь?

Семен кивнул.

— Обсудим?

— Н-е-е-т! В такие игры я не играю. Нет!

— Чего ты боишься? Ты будешь в стороне. Твои только деньги. Ты занимаешь, а куда я трачу – это мое дело. Занятое верну через неделю, навар пустим в оборот. А дальше…

И тут Яков нарисовал картину, от которой у Семена дух захватило. И какой-то будоражащий алчность голос завопил: «Вот они, вот они те самые денежки. Не теряйся, Семка! И тебе и детям хватит».

Одним словом, новоявленный капиталист Семен Гольдштейн на следующее утро, возможно с похмелья, отдал Якову все деньги, заготовленные для закупки крупной партии товара из Финляндии и кругленькую сумму, подготовленную учредителям. Он самонадеянно решил, что выкрутится, как-то легкомысленно забыв о недавно приобретенной дорогой иномарке, на которую потратил деньги, даже чуть подзаняв.

    Семен попытался отогнать всплывавшую перед внутренним взором физиономию зама. Тот иронически улыбался, в прищуренных глазах было написано «меня не проведешь». Именно так был встречен Семен, вызванный для беседы на тему: «Почему не несешь деньги?» Зам маячил перед глазами. Узнав, что денег нет, он начал кричать, вставляя элементы русской и киргизской ненормативной лексики. Семен довольно спокойно попросил отсрочки, как-то путано объяснив, что занял хорошему другу, попавшему в плохие обстоятельства, и что вот-вот деньги будут. Получил в ответ новую порцию мата вместо отсрочки и решил обо всем рассказать матери.

Глафира бросилась помогать сыну: на правах старой знакомой помчалась к директору. Тот встретил приветливо, даже ручку поцеловал. Обещал подождать, приметив конвертик, положенный ею под бумаги.

Семен заметался в поисках пропавшего друга, пока не получил весть, что Якова нашли те, кто тоже попался на его удочку и где-то на заброшенной даче били так и туда, что старый судмедэксперт, вскрывавший труп, невольно воскликнул: «Господи, Боже мой!». Узнав об этом, Семен представил, какие муки испытал бывший друг. Он вспомнил и пожалел его мать, привезенную в морг для опознания.

После этого Семен попытался одолжить. Не получалось. Один отказал, поскольку Семен еще не вернул деньги, занятые ранее, другой сослался на собственные трудности и только третий пообещал ссудить через какое-то время под большой процент. Семен нервничал в ожидании обещанной суммы. Учредители напряженно ждали. Они давно подозревали, что Семен мошенничает. А сейчас — попался.

Наконец, потеряв терпение, директор вызвал Семена «на ковер». Что «на ковре» говорилось, осталось неизвестным. Только видела секретарша, как красный и потный тот выскочил из кабинета.

Семен поморщился, будто снова увидел, как на следующий день утром к нему домой приехал зам. Заприметив открытый гараж, бесцеремонно направился прямо к нему. Семен потом ругал себя за головотяпство, когда увидел, как учредитель беспрепятственно прошел через незапертую дверь. Обнаружив в гараже новенькую иномарку, тут же начал требовать ключи от нее. Семен стал врать, что машина принадлежит матери и досталась ей от отца, а долг он вот-вот вернет. Учредитель долго, нудно с нецензурными включениями упрекал в воровстве. Семен терпеливо отпирался, не повышая голоса. Но не зря сотрудники звали зама «Занудой». Тот «достал», и Семен, в конце концов, не выдержал — заорал, чтобы он заткнулся и валил домой, а, увидев острый осколок рядом с машиной, пообещал вскрыть себе вену, если тот не уберется. Зам не уходил и «выбивал» ключи. Тогда Семен схватил осколок и полоснул им левую руку. Хлынула кровь, закричала выскочившая на шум Лера. Зам укатил на своей машине, Семена увезли на «скорой», наложили швы и отпустили домой.

К обеду Семену вдруг удалось занять обещанную сумму. Он сложил деньги в коробку из-под недавно купленного компьютера, сунул ее под диван и начал ждать, уверенный, что зам скоро явится. Леру с сыном, чтобы не мешали, отправил ночевать к Глафире.

Лежа на диване, Семен прижимал руку к груди и перематывал перед глазами как киноленту все произошедшее. Налил кипятка в стакан, кинул туда пакетик с заваркой. В этот момент прибыл учредитель. Прямо с порога он начал требовать: «Либо гони деньги, либо ключи от машины». Затем потоком хлынула та самая лексика. Зам кричал беспрерывно, Семен не мог вставить ни слова и это его взвинтило. Неожиданно для самого себя он схватил стакан с только что заваренным чаем и плеснул в ненавистную морду, чтобы зам, наконец, заткнулся.

— Ну, сукин сын, я тебе покажу, — заорал зам и со всего маха ударил Семена в скулу.

Тот нанес ответный удар здоровой правой. Потом, забыв про швы, изловчился и схватил обеими руками, что называется, «за грудки», молотившего его, куда попало, учредителя. Толкнул изо всей силы. Зам полетел на стол и вместе со стоявшим на нем компьютером грохнулся на пол. Семен схватил монитор и стукнул им зама по голове, не соображая, что и зачем делает.

— Ну, гад, — пробормотал зам и замолчал.

— Пошел ты к… Вонючий козел! — гаркнул Семен. И тут же понял, что произошло что-то непоправимое.

Потом, как видел в сериалах, пощупал пульс на шее. Не нашел. Растерялся, начал тормошить зама, вспомнил, что у того был порок сердца и понял, что убил человека. Семен стоял и тупо смотрел на дело рук своих. Встрепенулся от телефонного звонка, непроизвольно поднял трубку, в которой заторопились короткие гудки. Постоял, медленно извлек из-под дивана заветную коробку, вытащил из шкафа большую спортивную сумку, переложил в нее злополучные доллары, кинул туда же документы, сверху одежду. Он понял, что свободе может придти конец.

В ушах звучал унижающий мат зама. Перед глазами стоял Яков. Семен лихорадочно соображал, что делать. Кое-как навел порядок в комнате, дожидаясь полной темноты, выкатил из гаража свою «новенькую», перенес в багажник труп, сумку бросил на сиденье. Написал короткую записку: «Уехал». Запер дом и ворота.

За городом, таясь, перетащил труп на обочину, скатил его в придорожную траву в расчете, что примут за сбитого машиной. Вздохнул. Дальше его путь лежал в Ташкент, к брату.

© Екатерина Кушара, 2011. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора