Внук

Драма из жизни семьи, для которой всегда, даже в самые тяжелые времена, есть кое-что поважней материальных благ. Первая публикация.

Мать и сын молча шли по аллее, каждый наедине со своими мыслями. Здесь, на кладбище, покоились близкие им люди, и мать приводила сына навещать их, чтобы сплетались в единую нить прошлое и настоящее.

Последним местом, куда обычно заходили, уже отдав дань другим, была могила деда – ее отца, расположенная у забора. При жизни дед был центром семьи, проповедником бескорыстия, честности, доброты. Человек высокообразованный, думающий, он умел всегда оставаться самим собой. Занимая скромную должность, находил удовольствие в выполняемой работе, жил в ладах с собственной совестью. И детям, и жене, и внукам не уставал напоминать, что человеку не так много нужно в жизни.

— Жить нужно пусть бедно, но честно, — часто повторял он.

Особого уважения удостаивал тех, кому не могло быть хорошо, когда другим плохо.

Мать с сыном подошли к могиле, надеясь побыть в тишине, поговорить про деда. Но тишину нарушали доносившиеся из-за кладбищенского забора звуки громкоговорителя, оповещавшего о шоп-турах, оптовых закупках товаров, обмене валюты, встрече потерявшихся. Уединению мешали и люди с огромными клетчатыми сумками, которые, сокращая путь, шли по аллее около могил к пролому в заборе. Мешали и молодые ребята, собиравшие переносной навес неподалеку, намереваясь установить его за стеной, где шумело то, что называлось толчком, базаром, рынком, «Дордоем». Кому как угодно. Там спекулировал народ, продавая товар, привезенный «челноками».

В последнее время в семье появилась крошечная заначка. Деньги подкопили тоже торговлей, но выращенного своим трудом на даче – маленьком клочке земли, посредине которого возвышалась будка. Несколько лет подряд дача не приносила урожая. А последний год выдался благодатным. Сын подвозил яблоки, а мать продавала, надвинув на глаза старенькую соломенную шляпу и нацепив на нос темные очки. Собирали на куртку сыну. После посещения кладбища твердо решили в следующее воскресенье отправиться на «Дордой» за покупкой.

Торговля начиналась задолго до отведенной под нее территории, прямо у кольцевой остановки троллейбуса. От бывшего клуба вдоль дорожки, пересекавшей рощицу перед кладбищем, выстроились люди, предлагая свой товар. На лотках расположились пищевые продукты, чуть дальше на земле на подосланных клеенках стопками стояли крышки для консервирования, лежали мясорубки, подшипники, болты, гайки, смесители и другие хозтовары. На табуретках дожидалось покупателей нижнее белье. Использовали и деревья: растянув между ними веревки, развешивали спортивные костюмы, брюки, халаты, платья.

Через дорогу с наружной стороны кладбищенского забора сразу за углом сидели нищие: старики и старухи с протянутой рукой, инвалиды на колясках и на земле, выставляя напоказ свои недуги, молодые цыганки – беженки из Таджикистана с детьми, которые тут и спали, и грудь сосали, и играли. Православные, крестившиеся за подаяние, и мусульмане, перебиравшие четки и напевно растягивавшие слова молитвы.

Ближе к базару на небольших костерках, окруженных кирпичами, готовилось подкрепление. Все свежее, аппетитное, с пылу, с жару: плов, пирожки, беляши. Чуть поодаль – тандырные лепешки.

Пройдя через калитку, оказались на рынке. Продавцы здесь располагались плотными рядами, длинными, разнотоварными. Покупатели шли между ними с юга на север, потом расходились на восток и запад и снова попадали в многочисленные северо-южные проходы.

Чего только не продавалось! Товар был привезен преимущественно из соседних азиатских стран. Особенно много из Китая, поставлявшего продукцию дешевую, некачественную.

Мать шла за сыном, поворачивая голову из стороны в сторону в поисках куртки. Наконец у нее все товары начали сливаться в единое целое, и она перевела взгляд на людей.

Продавцы были между собой знакомы. Бросалось в глаза обилие интеллигентных лиц разных оттенков кожи. Основную массу составляли молодые. Общение шло на русском. Говорили о поездках, «баксах», спросе, результатах торговли.

Между рядами двигались разносчики, рекламируя свой товар:

— Горячий кофе с булочкой, — стесняясь, негромко предлагала строго одетая, с гладкой прической женщина.

— Самсы, самсы, — выкрикивал подросток.

— Манты, манты, — перекрывала окружающих пожилая узбечка, протискивая в толпе детскую коляску с кастрюлей.

Наталкиваясь на окружающих, шли, тесно прижавшись друг к другу, двое слепых. Один играл на аккордеоне, другой пел:

Едем мы, друзья,
    В дальние края. 
    Станем новоселами 
    И ты, и я.

Неожиданно их оттолкнула в сторону чья-то сильная рука: навстречу бежал китаец с ошалевшими глазами. За ним гнался низкорослый милиционер с дубинкой. Вокруг все кричали: «Держите, держите!» Но никто не держал. Чуть впереди на земле лежал парень, которому женщины прикладывали к голове мокрую тряпку. Одну из них мать знала – молодую дунганку, с которой раньше вместе работали.

— Что случилось, Жанна? – обратилась к ней

— Ой, здравствуй, — обняла та, — китайцы подрались между собой.

— Вот мой сынок, — показала мать.

— Совсем взрослый.

— А твои как?

— Ничего. Учатся в школе. В частной, — добавила не без гордости.

— Так ты разбогатела?

— Сказать разбогатела – не могу. Но не бедствую, как раньше. Сначала ездила с сумками в Китай, потом – в Россию. Сейчас продаю обувь в контейнере, открываю свой магазин.

— Молодец!

— Родителям спасибо. Для начала, как только пала советская власть, — иронично усмехнулась Жанна,— дали денег, потом сама сориентировалась.

— Не жалеешь, что работу бросила?

— Ни одной минуты. Жалею, что раньше этого не сделала, протирала юбку за гроши. Что ищите-то?

— Куртку сыну хотим купить, да не попадается что-то.

Собеседница быстро повела мать с сыном по рядам, и через пять минут те расплачивались за отличную салатную курточку.

— Спасибо. Хорошая куртка.

— Вы домой? Идемте вместе.

Вспомнили общих знакомых. Затем приятельница начала приглашать мать торговать у нее в магазине. Мать отнекивалась. Приятельница агитировала все настойчивее и настойчивее. Остановились у могилы деда. Внук постоял, послушал разговоры женщин и пошел по направлению к выходу.

— Сын на него похож, — сказала приятельница и добавила, — а из брюк сын уже вырос.

— Купим, — бодро ответила мать.

— Идем, идем ко мне работать, — вновь продолжила начатый разговор Жанна, — сколько можно нищенствовать?

— Не могу представить своей жизни без учеников, и, понимаешь, не могу переступить через что-то. Бизнес в моем понимании – обкрадывание людей, спекуляция.

— Это неправда. Всякий труд должен оплачиваться, и перепродажа в том числе.

— Но спекуляция искусственно взвинчивает цены, «обдирает» народ.

— Чувствуется советская закалка! Это что-то из Маркса о прибавочной стоимости. Лучше пойми другое: при деньгах можно позволить себе все, а без них – ты никто, человеком себя не чувствуешь. Посмотри, сколько людей на базаре крутится. Что: они все жулики? Народ приодели. Сами не нуждаются. Разве это плохо? Кто как может, так и зарабатывает деньги. Твое высшее образование, вообще-то, никому не нужно, за него платят гроши.

В последних словах была правда, которая ощущалась постоянно. В поисках поддержки мать взглянула на фотографию деда. Тот смотрел, прищурив карие глаза с хитринкой.

А приятельница между тем продолжала соблазнять:

— Сына содержать не можешь. У товарищей, и компьютеры, и мобильники, и DVD, и брюки по росту. Ему, думаешь, не хочется? Он на первом курсе? Еще учить да учить.

Это было попадание в точку. Мать опять украдкой взглянула на фотографию. Глаза теперь смотрели строго.

Приятельница продолжала:

— А девочки каких ищут? При деньгах. И не рассчитывай, что какая-нибудь оценит его интеллект, порядочность и честность. Деньги – вот что ценится. Приходи завтра в магазин, — назвала адрес, — там и договоримся. Я тебя не обижу.

Мать вновь посмотрела на деда. Тот усмехался. Ободренная этой усмешкой, ответила:

— Спасибо, спасибо тебе большое за заботу, но не могу. Совесть, понимаешь, возражает, говорит, что не захочет со мной общаться.

— Ну, смотри – было бы предложено, как говорится.

Женщины направились к выходу. Там их ожидал сын. Мать, увидев его, невольно остановила взгляд на брюках. Они, действительно, были коротковаты. Вздохнула и подумала: и компьютера нет, и мобильника нет, и DVD нет. Подняв взгляд, увидела довольное покупкой улыбающееся родное лицо. Улыбнулась в ответ и подумала: «На деда-то как похож».

В троллейбусе ее продолжали терзать сомнения: деньги были нужны, их, как всегда, не хватало. «Пойти, что ли, торговать?» — начала мысленно метаться. Сын каким-то шестым чувством понял, что творится в ее душе и вдруг с дедовской хитринкой в глазах отчеканил: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир даже за большое «бабло». Пусть лучше он прогнется под нас».

© Екатерина Кушара, 2011. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора