Башня одиночества

Что делать, если ты встретил свою единственную, полюбил ее, а у нее… СПИД?! Как жить дальше?!.. Первая публикация рассказа.

Окно спальни моей маленькой квартиры выходит на центральную улицу города. Ежедневно и ежевечерне я распахиваю его настежь, дабы проветрить скромное моё жилище, внести струю свежего ветерка в застоявшийся и спёртый воздух. Я поливаю цветы на подоконнике и временами смотрю на город и людей, чтобы отвлечь себя от рутинной и тусклой жизни. Моя квартира находится на последнем этаже шестнадцатиэтажного современного дома, построенного пять лет назад по проекту модного архитектора; он возвышается и сверкает сияющим исполином над рядами серых пятиэтажных домов, стоящих на своём месте уже много десятилетий. На месте нашего дома была игровая площадка, где резвились и играли в свои романтические игры дети, но власти города внезапно снесли её и построили эту громадину, в которой обитаю я с ещё сотней человек. Квартиру здесь мне когда-то подарил отец, когда я зелёным юнцом женился на красивой и богатой стерве, с которой лишь только страсть меня вязала, а когда всё прошло, остались только развод, суд и эта квартира, по решению суда оставленная мне. Уже нет со мной ни отца, почившего год назад, ни бывшей жены, бабочкой упорхнувшей в заморские страны за толстым кошельком хахаля-миллионера, мать моя и сестра живут за тысячи миль отсюда, в пасторальном раю южных селений. А я живу здесь совсем один, в запертом полумраке комнаты, где пол, покрытый выцветшим ламинадом вафельно-шоколадного цвета, отбрасывает тень от резного столика, инкрустированного стёртыми японскими иероглифами. Всё видится унылым и безжизненным, словно заброшенные декорации провинциального театра.

Так я и живу в этой огромной и красивой башне. Башне моего одиночества.

Сегодня я снова открываю окно, поливаю цветы и смотрю на людей. Нескончаемым потоком выходят из одних зданий и входят в другие люди. Хмурые, озабоченные собой, глядящие вниз или в сторону люди, работающие и безработные, молодые и старые, богатые и бедные. Одни проносятся вихрем, другие ползут червём по освещённым улочкам и проспектам и исчезают за чертой видимого горизонта или в дверных проёмах ресторанов, баров, отелей, театров, учебных заведений, общественных зданий, некоторые стоят на одном месте и смотрят бессмысленным взглядом то вправо, то влево. Люди бесформенной массой плывут, не зная куда, словно лишённые общей крыши и общего компаса. К чему они стремятся, чего ждут, что любят и что ненавидят, где для них граница между добром и злом – не ведают они и от усталости уже не желают ведать. А я – умный, мыслящий, одинокий и мрачный – смотрю на них из башни моего одиночества.

Я закрываю окно и коротаю время за просмотром музыкальных дисков. Я работаю фрилансером, и, когда мне не надо выполнять заказы для заработка, я люблю погружаться в мир искусства; смотрю фильмы, читаю или слушаю музыку. В мире людей царит однообразие и скука, ежедневное повторение одних и тех же ритуалов и обрядов, а в мире человеческой фантазии каждый раз сталкиваешься с новым и неизведанным. Мир искусства – это бесконечные мириады вселенных, то расходящихся, то переплетающихся, соединяемых в лабиринте связующих нитей, и никто в этом мире не скован ни временем, ни пространством, ни ограниченным кругом людей и предметов. Больше всего я ценю добро и красоту, а ведь красота мира именно в его разнообразии. И вот я стою около полки и окидываю её всю взглядом, выбирая. Мой взгляд случайно падает на стоящую рядом двуспальную кровать, и я вижу чёрный волос между подушками. Мысли о музыке вытесняются в подсознание, я беру в руки волос, бережно рассматриваю его, и память живо пробуждает во мне историю – историю, где страсть и равнодушие, рай и ад, экстаз и меланхолия слились в единую минорную симфонию. Её я и хочу поведать вам.

Год назад мой друг пригласил меня на вечеринку в своём клубе по случаю его открытия. Я не люблю большие скопления людей, но из желания порадовать его поехал туда. Толпа стильно одетых парней и девушек извивалась змейкой под перламутровыми люстрами, висевшими, словно женские серьги. Я подошёл к барной стойке и увидел красивую и грустную женщину, брюнетку со смуглой от искусственного загара кожей и хмурым взглядом карих глаз; кажется, она ещё даже не притронулась к коктейлю. Я разговорился с ней. Марта (так звали незнакомку) оказалась и умной и очаровательной, что я встречаю нечасто в современных девушках; она с интересом слушала мои рассказы и высказывала свои суждения. Меня поразили её оригинальность и ум, да и одета она была со вкусом; чёрная блузка, облегающая её спортивное и сексуальное тело, плотно прилегавшие к ногам модные тёмно-синие джинсы с блестящими стразами и серебристого цвета туфельки на невысоких каблуках. Я был покорён ею и танцевал с нею всю ночь под шаманские звуки приглашённых ди-джеев. После закрытия я пригласил её к себе домой, и уже через минуту мы мчались на моём красном «Ауди», проникая каждый в историю наших жизней. Мы отгородились от мира пространством вечной ролевой игры, где я представал ласковым хищником, а она была коварной обольстительницей и доверчивым дитятей одновременно. А дома красное вино и шоколад вздыбили в нас океанскую волну расслабляющей неги, разлили её по всем порам, и всю ночь мы наслаждались телом друг друга, и не спешите никого презирать, ибо то был не тривиальный союз мужской похоти и женского легкомыслия, а редкий образец того, как духовное и телесное двух людей сливаются сразу и воедино. После всего я гладил её по волосам, мы улыбались друг другу, и каждый из нас чувствовал, что нашёл того самого человека, которого искал всю жизнь. Наступил рассвет, и в окне отразилось чистое и безоблачное небо.

– Такое ощущение, что рай рядом, – сказал я ей, нежно поцеловав её.

Она улыбнулась мне ласково, но немного не так, как женщины обычно улыбаются любимому мужчине, хотя и не так, как девушки улыбаются случайному партнёру – у нее не было плотоядной ухмылки удачной охотницы. В её глазах было сумрачно, как и вчера, и мне показалось, что её взгляд стал мрачнее.

Я встал с постели, подошёл к окну и закурил. На улице было почти пусто, едва пробудившееся солнце грело землю. Я повернулся к ней и неожиданно сказал:

– Марта, я тебя люблю. Ты первая женщина, которой я говорю это искренне.

– Спасибо, – снова улыбнулась она, но глаза её опять были словно неподвижными. – Я хочу тебе сказать, что ты – самый нежный и прекрасный человек, которого я встретила за последнее время.

– Ты согласилась бы стать моей женой?

– Прям так сразу, что ли? – нежно проговорила Марта – Мы ведь только вчера познакомились. А что подумают другие – твои знакомые, друзья, родители?

– Забудь об их существовании. Забудь об этих других. От других все проблемы. Главное, если в тебе есть чувство и ощущение того, что ты создана для этого человека. Это чувство от Бога, а от людей одно зло.

– Как мы с тобой думаем одинаково, – сказала Марта, облокотившись на подушку. – Я тоже разочаровалась в людях. Пока тебя не встретила, думала, что навсегда.

– Знаешь, милая Марта, – пылко затянул я, – я даже думаю, что есть три беды, которые сильно мешают нам жить. Первое – это то, что мы часто принимаем субъективные суждения людей, которые только лишь сумма их индивидуального опыта, настроения и ощущений, за объективную и непреложную истину. Второе – боясь стать изгоями, жертвуем индивидуальностью ради других. И третье – мы слишком доверяемся первым пришедшим на ум ощущениям и мыслям и не обдумываем их как следует. А они подсознательно связаны с тем, что ты словно разъединён с другими.

– А ты философ, – сказала мрачно Марта. – Я ещё таких не видела.

– Так что давай превыше всего ставить нашу свободу делать так, как мы хотим. К чёрту условности, их придумали другие. Мы поженимся, и будем жить вместе – здесь, у меня.

Я был в экстазе. Адреналин бушевал в крови, словно у парашютистов после прыжка. Я подошёл к кровати и взял Марту за руку. Посмотрев ей в лицо, я увидел, что оно было равнодушным и грустным, словно мои слова не производили на неё никакого влияния.

– Это невозможно, – тяжело вздохнула она, и лицо её словно потемнело. Я присмотрелся к ней. Из её глаз капали слёзы.

– Но почему? Ты не любишь меня?

– Ты лучший. Я тебя люблю, – обняла меня она и тут же прижалась мокрым от слёз лицом к моему плечу.

– Тогда что с тобой? Почему ты плачешь?

– Я должна тебе сказать. Мне стыдно. Я совершила страшный грех. Извини меня. Прости, прости, прости, – протяжно заголосила Марта и громко зарыдала.

Я испугался и машинально прижал её к себе ещё сильнее.

– За что простить? Что такое с тобой? – прервал я паузу, глядя на неё смутно и жалостливо.

– Я сломала тебе жизнь. Ты такое сокровище. Ты первый настоящий человек, не то, что эти твари, так называемые друзья.

– В чём дело? Я ничего не понимаю.

– Дело в том, что… – она сделала затяжную, ничего хорошего не предвещавшую паузу, и воздух заволокло тревогой, – что… что у меня ВИЧ.

– Что?! – с неопределённой интонацией голоса переспросил я.

– У меня ВИЧ, – вдруг чётко и ясно сказала она, перестав рыдать. – Вирус иммунодефицита человека. Он перейдёт в СПИД, и жить мне осталось недолго, в лучшем случае два или три года.

Ночь… невесомость… туман… рассвет. Я почувствовал, что в мозгу у меня всё зашаталось. Я закрыл глаза и после небольшой паузы открыл их. Это был не сон. Марта сидела, недвижно глядя в одну точку, с застывшей на ресницах слезинкой, прозрачной, как кубик льда в пустом бокале. Дом и улица словно окаменели и не издавали ни единого звука.

– Ты шутишь, – прервав тишину, сказал я.

– Какие уж тут шутки, – сказала она. – Разве я такая хорошая актриса, да ещё вдобавок и дура, чтобы на пустом месте устроить такое представление?

– У тебя ВИЧ? Но почему же так получилось? – уже на автомате спрашивал я , потрясённый.

– Да. Это правда. Не спрашивай почему. У меня и так ад в душе. Очень больно. Ты меня извини, но я пойду.

– Да нет, милая. Останься, мы поговорим. Есть же какой-нибудь выход.

– Никакого выхода нет. После того, что я наделала, я не имею права оставаться с тобой. Если я тебя заразила, помочь я тебе уже ничем не смогу. Прощай.

Она натянула на себя блузку, джинсы, быстро и бесшумно просунула ноги в туфли, открыла дверь и ушла. Я молча проводил её взглядом, словно витая в прострации. Когда она вышла на улицу, она посмотрела на моё окно. Я помахал ей рукой. Она послала мне воздушный поцелуй и, мокрые от слёз, её руки дрожали. Затем она отвернулась и медленным шагом пошла в северную сторону. Скоро она скрылась из виду.

А улицы и переулки уже начали наполняться людьми. Они спешили по своим нуждам, и, драма, разыгравшаяся в этой комнате, ничего для них не значила, была словно песчинкой на глубине океана. Они никогда не узнают, что здесь было. Я чувствовал, как между мной и ими незримо, но ощутимо вырастает стена. И небо словно потускнело, пусть и оставалось безоблачным.

Спустя два дня я получил по почте письмо. Оно было от неё, от Марты. Она писала:

«Дорогой мой, я хочу попросить у тебя прощения за то, что я с тобой сделала. Я хочу рассказать о себе, чтобы ты понял причины моего поступка. Может быть, в твоих глазах меня это как-то оправдает. Все началось тогда, когда я связалась с плохой компанией, стала тусоваться с разным сбродом, всякими маргиналами, воображала себя героиней, бунтующей против остального мира. Я ушла из дома в шестнадцать лет. Я заставляла страдать моих родителей, которые тщетно умоляли меня вернуться обратно. Потом отец в гневе перестал меня признавать. Я начала принимать наркотики, сначала лёгкие, потом потяжелее. Мне нравилось ощущение ухода от мира, словно ты можешь, широко распахнув свои объятия, обнять Вселенную. Но это чувство быстро проходит и остаётся лишь ощущение чёрной пустоты. Я стала отвратительно чувствовать себя в компаниях, я теряла себя, становясь неразличимой каплей в людском море. Я хотела выйти из этого круга, но я боялась остаться одинокой и ненужной. Моя мать была стойкая, сильная, несгибаемая женщина и она смогла вытащить меня из этой своры. Я прошла лечение в клинике и вернулась к нормальной жизни. Отец мой снова признал меня, мы помирились, со временем у меня появилось много друзей и знакомых. Но однажды меня попросили сдать тест на наличие ВИЧ, и, к моему ужасу, была получена положительная проба. После этого я снова вернулась в ад. Меня перестали узнавать друзья, знакомые, только родители не бросили меня в беде, но теперь они стали относиться ко мне, как относятся к слабоумным и к инвалидам. Я стала ощущать себя вещью, которая никому не нужна. Вокруг меня была выжженная пустыня, где я металась и кричала, не двигаясь и не издавая звуков. Мои бывшие друзья не давали мне даже руки, когда видели меня; они словно убыстряли ход и скашивались в другую сторону, чтобы не приближаться ко мне. Своя шкура дороже друга. Я поняла – мы все одиноки, все компании, тусовки – лишь бессмысленные и потому зловещие маскарады , где за масками только голые покровы обнажённых, кровоточащих душ. Я возненавидела всех людей, желала всем смерти, чтобы все они сгнили у меня на глазах, я желала им страданий. Но они были веселы, беззаботны, как и всегда. И я сказала себе, что я отомщу этим людям. Первого встречного соблазню и заражу его своей смертельной болезнью. Тебе не повезло, ведь именно ты оказался тем первым встречным, который попал под мой прицел. Я всё проделала жестоко, цинично, хладнокровно, безо всякой жалости, но после того как ты произнёс эту речь у окна, я поняла, что ты настоящий живой человек и ты не заслуживал моей слепой мести. Сдай тест, может у тебя всё ещё есть шанс. Такие, как ты, должны жить, твоя жизнь наполнена смыслом, а они только постоянно кормят свои голодные инстинкты и больше ничего для них в мире не существует.

Для самого положительного, умного и прекрасного человека на Земле.

Ответ не пиши.

Твоя навсегда. Марта»

Это письмо залило водой и уничтожило ещё тлевшие угольки иллюзий во мне. Я хотел тут же сжечь письмо и представить, что всё случившееся было лишь затянувшимся наваждением. Но голос разума не выпустил меня из кошмара. Я нервно курил сигарету и ходил кругами по комнате. Когда я проходил мимо окна, взгляд мой снова задержался на том, что происходило внизу. Люди брели по улице, словно овцы без пастыря, и казалось, что некие невидимые никому волки разорвали зубами нити, соединявшие прежде человеков в одно целое.

В следующие дни я делал кучу дел, но не помнил потом того, что именно делал. Всё делалось бессознательно и на автомате, а сознание было похоже на туман, который время от времени рассеивался и высвечивал её облик, а потом снова надвигался густой пеленою и наполнял собою мои мозги.

Однажды я пришёл домой поздно. Я по привычке посмотрел из окна на улицу, но пространство было пустынно. Иногда на нём появлялись люди, но они тут же и исчезали. Зазвонил телефон. Пауза и снова звонкая трель. Может, эти люди и не так плохи, может это лишь жалкий бред эгоиста, бред моей субъективной реальности, а истина в том, что добрых и замечательных в этом мире много. Я медленно иду к трубке. Надо чаще гулять и разговаривать с ними. Надо соединить себя с ними, увидеть свет в них. Я беру трубку телефона, слышу низкий, глухой и уставший голос, называющий моё имя вопросительным тоном. Я отвечаю утвердительно.

– Это амбулаторная клиника. Два дня назад вы проходили у нас обследование, сдавали тест на наличие ВИЧ. Ваш тест дал отрицательную пробу. Вы полностью здоровы.

Я почувствовал, как внутри меня что-то отпустило, и я ощутил себя свободным, подобно заключённому, вышедшему из тюрьмы после долгих лет. Мне показалось, что я пробудился ото сна. Отложив трубку, я открыл окно и выглянул на улицу; неожиданно я ощутил то, что не ощущал прежде – аромат свежего воздуха, не мармеладно-приторный, но сладкий, пряный, воздух освежал меня и прояснял что-то, не знаю что, но я наслаждался им. Всё прекрасно и мир этот лучший из всех возможных. Да, Марта, Марта… бедная, но что ж. Кому-нибудь приходится и страдать и умирать – страдание и смерть тоже есть часть многообразия, за которое я люблю этот мир. Её жизнь тоже будет страницей истории, частью той бесконечно-конечной летописи, что пишется от сотворения мира. Какое, в сущности, счастье для каждого из людей всех времён и всех народов, быть частицей Вселенной, крупинкой Истории. Да и прошлое не вернёшь, жить надо. Да и кто мне давал право высокомерно судить о людях? Ведь не могут люди сказать правду о людях. Да и жизнь в аксиому не засунешь. Прошлое в итоге не вернёшь, жизнь в аксиому не засунешь.

– Вы заснули, что ли? – переспросил голос на том конце провода.

– Жизнь в аксиому не засунешь, – повторил я, словно малыш, с восторгом открывший для себя новую вещь.

– Что вы сказали? – с раздражением спросил бас сотрудника клиники.

– Ничего. Это я так. Мысли вслух. Спасибо вам, – но на том конце провода уже слышались короткие гудки.

Я подошёл к стеллажу с музыкальными дисками и выбрал Led Zeppelin. Поставил песню «Чай для одного», лёг на кровать, закрыл глаза и погрузился в звуковую вселенную. Гитара жалостливо плакала о чём-то далёком и близком сердцу, Роберт Плант пел о родных людях и о покинутом доме, о грусти и одиночестве; барабаны и бас вторили им мерной и меланхоличной поступью. Гитара то грустила, то протяжно выла, напряжение в её голосе нарастало и снова спадало, она достигала пика эмоций и затихала, чтобы выдать отрывистые и чёткие ноты. И я снова стал печален и загрустил, тоскуя о людях и утраченному ими общему дому. А может, эти люди лишь подобны бликам солнца в душном июльском мареве. Вот так же, как и они, эти блики, только мерцают, возникают ниоткуда и уходят в никуда. Ведь и белые облака плывут вместе только в чистом небе, а когда собираются тучи, они сереют и рассеиваются.

Облака, плывущие по небу, люди… я закрываю глаза… ещё немного, и я провалюсь в сон. Я представляю себе картину облаков, белые барашки в лазурном небе, красивые и фигуристые создания. Лазурь, речные волны… река… белеющее море… тающие по весне льдины… моё расколотое сознание… льдины раскалываются и плывут в разные стороны. Подходя к горизонту, одни льдины превращается в ярко-красные рубины, их озаряет огонь, другие, что пристали к берегу, не двигаются, на них муравейник без надзирающего инквизитора… они копошатся, смешиваются, друг с другом… я засыпаю.

© Игорь Миясаров, 2011. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора