Тамга Иссык-Куля

Стихи известного казахстанского поэта, посвященные Иссык-Кулю и кыргызской земле.

Публикуется по книге: Канапьянов Б. М. Тамга Иссык-Куля: Повесть, фотопоэма, стихи. – Алматы: ИД “Жибек жолы”, 2010. – 224 с. + 98 с. вклейки. Тираж 1000 экз.

УДК 821.512.122-811.161.1
ББК 84 Рус-Каз 7-4
К 19
ISBN 978-601-7152-89-5

* * *

Ночь над Иссык-Кулем,
Ветер приутих,
Только чайки с неба
Отдаленный крик.

К берегу песчаному
Ластится с волной
Свет луны печальной
В этот час ночной.

Мимолетным блеском
Сон мой на лету
С незаметным всплеском
Канет в темноту.

Снова чайки с неба
Отдаленный крик.
Ночь над Иссык-Кулем,
Ветер приутих.

2001 г.

ТАМГА

Благословенная Тамга,
Поселок возле Иссык-Куля.
Жар дуновенья ветерка
От солнца посреди июля.

Чем этот камень знаменит,
Буддийской надписью Тибета?
Манаса помнит сей гранит,
К нему бреду тропой поэта.

Священный камень Тамга-Тас,
В нем вижу лотос ритуала.
И речка влагой гор дышала,
И в местность погружала нас.

Мы дети солнца, дети гор,
Мы плоть из плоти от природы.
Нам этот по душе простор
На все оставшиеся годы.

Почти библейский абрикос,
В плодах желтеет спелость лета.
На шее нить от амулета,
Знак детства, где мальчонком рос.

Благословенный Иссык-Куль,
Необъяснимый цвет сапфира.
А я ищу с сестренкой Гуль
Тот знак Тамги на карте мира.

ЮГ ИССЫК-КУЛЯ

Я север озера люблю,
Но ближе побережье юга.
Здесь к берегу лодчонкой льну –
Жить без спасательного круга.
Я это озеро люблю.

Тоссор, Тамга и Ак Терек,
Дархан, Барскоон и Покровка.
Здесь перекаты горных рек,
У каждой здесь своя сноровка,
А еду я на полукровке.

Я дальнюю родню ищу,
Быть может, родом из Таласа,
Здесь где-то встал аил Саруу,
И вместе с племенем Бугу
Воспел он подвиги Манаса,
Я шлю привет вам из Тараза.

Здесь за Барскооном Чокан
Путь проложил свой до Кашгара.
Осанку гордого архара
Запечатлел в блокнот султан,
И плыл все дальше караван.

За водопадом водопад,
Горячий здесь источник жизни.
И каждый встречный встрече рад,
Как говорят – до самой тризны,
Ибо человек – не призрак.

За дальний сырт уходит як,
Чтоб снова привести потомство.
Алеет опиумный мак
Во славу разума и солнца.

ДВЕ ИВЫ

В аиле две ивы стоят,
Две ивы стоят вековые.
По трассе машины летят,
И все в основном легковые.

Арык свою песню несет.
Две ивы стоят, в два обхвата.
Меня к этим ивам влечет
Вечерняя тень и прохлада.

На мокром песке чья стопа?
Две ивы молчат, покрывая.
Но к озеру вьется тропа,
Все вьется тропа молодая.

Плакучая ветвь шелестит,
Поведает боль и кручину.
Младенец у матери спит,
Дополнив мне эту картину.

Машины и годы летят,
Где такса сменяется трассой.
Две ивы, как сестры, стоят
От самой эпохи Манаса.

МАНАСЧИ

Чай зеленый дышит в пиале,
Мясо яка варится в котле.

К этой ночи подберет ключи
Миру неизвестный манасчи.

Холодом повеет с ледника,
Эпосом вся пенится река.

Даже горы слушают в ночи
То, о чем колдует манасчи.

Искрами безумствует костер,
К нашим лицам пламя распростер.

Чай сменяет водка в пиале,
Мясо яка варится в котле.

Вспорет тьму заговоренный меч,
На рассвете нам не даст прилечь.

Чон боласын, баскалар кичи*,
Будь великим, мальчик манасчи!

(*Будешь большим, все другие малы /кырг./)

ЧОН ЖАРГЫЛЧАК*

Крутит, крутит жернова
Водяная мельница.
Перемелятся слова,
Речка не измелится.

Круг за кругом колесо,
Пыль мучная на лицо.

Крутим, крутим жернова,
Зерна струйкой стелятся.
Перемелятся дела,
Жизнь не перемелется.

Круг за кругом на плечо,
Вот с мукой готов мешок.
Подсобляй,
Давай, еще.
Хорошо так?
Хорошо!

Крутим, крутим жернова,
Будем нынче с хлебушком.
Перемелется судьба
Звездочками с небушком.

Круг за кругом, налегай.
Зерна в лунку загребай.

Крутим, крутим жернова,
На округу мельница.
Перемелется мука,
Зернами измерится.

Круг за кругом – Жаргылчак.
Мельник – старый весельчак.
Молодой его сынок:
– Дай, отец, и мне мешок...

Крутит, крутит жернова
Водяная мельница.
Наша мельница жива,
Колесо-умелица.

С перепадом рукава,
Горно-реченька-река
Лопастями пенится.

(*Большие жернова, в данном случае – большая мельница /кырг./)

АК ТЕРЕК

Серебристый тополь – Ак Терек.
Дерево священное в ущелье.
Он растет и дарит добрый век,
Серебристый тополь Ак Терек,
Гармоничен он с тянь-шаньской елью.

И его не пилят на дрова,
Бревна не готовят на зимовку.
Серебром колышется листва,
Прячется в ней божия коровка.
Серебристый тополь Ак Терек,
Чтит обычай предков человек.

И не раз он отведет беду,
Золотом он вспыхнет к октябрю.
За зиму накопит серебро,
Чтобы людям вновь дарить добро.
Серебристый тополь Ак Терек,
Шум листвы и перепады рек.

БАРСКООН

Поднебесная “Чаша Манаса”
Дарит жизнь по ущелью Барскоон.
А внизу где-то там “Слезы барса”*
В окружении царственных крон.

Перевал здесь ведет до Китая,
От Китая идет перевал.
Гриф, небесная птица, взлетая,
Караван под крылом провожал.

За Уланом от чуйского зноя
Напоследок оставленный кряж.
Сладкий воздух настоян на хвое,
Холодит до озноба Санташ*.

Водопадам даны “Слезы барса”,
Эту тайну сквозь рев не познать,
Рану лечит ли “Чаша Манаса”,
Рык и грохот воды не унять.

(*“Чаша Манаса” и “Слезы барса” – названия водопадов)
(**Улан и Санташ – ветра прииссыккульской местности)

ДЖУУГУ

Здесь горная речка Джуугу,
Здесь красные горы из сланца.
Здесь род обитает Бугу,
Здесь конный проезд иностранца.

Форель тридцати килограмм
Мне в речке поймать не в новинку.
Я сердце поэта отдам
За эту, в ущелье, заимку.

Здесь гордые люди живут,
Меня принимают за брата.
И не посчитают за труд
Вновь выверить горный маршрут,
На все есть небесная плата.

Здесь жил караванщик Балчак,
Оставил мазар нам из глины.
Под вечер дымится очаг,
И стелется дым вдоль долины.

Там озеро чашей встает,
Здесь горы близки и суровы.
Уеду, вернусь через год,
Чтоб с озером встретиться снова.

ВДОЛЬ ГОРНОЙ РЕЧКИ НА КОНЕ

Вдоль горной речки на коне
От озера все вверх по склону.
Устроившись в седле – вполне
Устроен быт мой по сезону.
Вдоль горной речки на коне,
Под равномерный шаг гнедого
Я возвращал в себя – извне –
Протюркскую основу слова.
Я понимал полет стрекоз
И взмах китайского удода.
По грудь тибетский камень врос
За речкой где-то там у брода.
Выносят камни письмена
Тюрки, Тибета, Чагатая,
С наскальным эпосом сплетая
На будущие племена.
Крылом вычерчивал орел
Бессмертную поэму Тенгри.
А конь меня все дальше вел
От саков до ушедших венгров.
Не раз сменяется трава,
Вот снова за ущельем юрта.
Не обрывается тропа
Доисторического тюрка.

ЗНАКИ

На этом камне, где к утру роса,
Я познавал рунические знаки:
Вот вертикаль, виктория с конца –
Четвертый век – когда исчезли саки.

Сменял пергамент кожный пергамин,
А следом эра рисовой бумаги,
Но камень вечен, знаками храним,
Что высекли первопроходцы-маги.

Вот знак флажка – успешным будет путь,
Вот знак изгиба – верная дорога.
Я постигал руническую суть,
И в этом видел я веленье Бога.

Вот знак – как перевернутое «И»,
Он снимет чувство замкнутого круга.
Энергию свою ты им храни,
Под знаком этим выйти из недуга.

Вот знак угла – увижу в нем ландшафт,
В садах на склоне гор не тает иней.
Я вспомню детство: мама вяжет шарф
Из шерстяных мне непонятных линий.

Магический гальдстраф* от камня и до звезд,
В нем виден знак судьбы из ритуальной ночи.
Мне под защиту рун свой занести вопрос,
Преодолеть себя до терапии точек.

(*Гальдстраф – магический рисунок в комбинации несколько рун в одном изображении)

БОЗ ТЕРИ

Селенье это Боз Тери* –
Далекой юности страница.
Свет памяти в горах таится
Всю ночь до утренней зари.

Я помню, сорок лет назад,
Дорожку лунную на берег.
Ей первую любовь доверил
И первой ревности мой взгляд.

Прошло немало лунных лет,
А лунная тропа все та же,
И озера все тот же свет,
И горные хребты на страже.

И отражаясь при луне,
В ночь с озером желают слиться,
Щека к щеке, волна к волне,
Иной любви иные лица.

Облазит кожа бытия
От солнца милого июля,
Мой Боз Тери, свободен я –
Как в юности на Иссык-Куле.

(*Боз Тери – один из переводов: освобожденная кожа)

ЧОЛПОН-АТА

Когда под утро встанет свет Венеры,
Когда туман ложится на костры,
Выходишь из воды вне суеверий,
К твоим ногам я расстелю ковры.

Луна, потупив взор, в озерной чаше дышит,
Я отраженный лик ладонями приму.
И плещется она в воде с небесной крыши,
Мне этот свет судьбы понятен одному.

Дед утренней звезды бессонницей исходит,
Зря запер на засов нагорный храм любви.
Я украду тебя, вот нам коней подводят,
Из эпоса веков дам клятву на крови.

Когда истает звёздный свет Венеры,
Когда луна уйдет за горный кряж,
Твои следы любви и древней веры
Волна выносит на песчаный пляж.

АЛАЙСКИЙ РЫНОК

Отвесь, торговец, на весах своих,
Они скрывают тайну недовеса,
В котомку мне отсыпь плодов земных,
Я поторгуюсь ради интереса.

На сдачу добрых странствий пожелай,
Впридачу пожелай мне на пути удачу,
Чтоб было с кем испить зеленый чай
Вдали от всадников, что за добычей скачут.

Конечно, в прошлом этот ритуал,
Миф и легенда – кроме недовеса.
Но девушку по родинке признал,
Однажды встретив я в садах Термеза.

Ишак к арыку с криком подойдет,
И в ряби вод он свою морду мочит.
Я ухожу, за мной луна плывет,
Храня ключи в котомке южной ночи.

ОСЕНЬ НА ИССЫК-КУЛЕ

Когда с утра дождливая погода,
Когда с утра ты в спешке ищешь зонт,
Мне по душе такое время года,
Пусть мертвый в доме отдыха сезон.

Я преступлю закрытую границу,
Я заведу волшебную тетрадь.
В ней будет жить заветная страница,
С которой только надо начинать.

Все остальное выйдет непогодой,
Все остальное ночью смоет дождь,
Досадуя, что он теперь не в моде,
Ты зонтик первой встречи подаешь.

Я перейду на полутон рассказа,
На повесть я с подтекстом перейду.
А впрочем, это все не для показа,
Не стоит перекраивать судьбу.

Ошиблись вновь синоптики в прогнозах,
Нам остается на ночь загадать.
Мне этот дождь, как поэтичность прозы,
Да только вся исписана тетрадь.

ТАМГА ИССЫК-КУЛЯ 

Тамга Иссык-Куля
Загаром наносит печать,
К священному камню
Ведёт этой горной тропою,
Здесь, сидя у камня,
О чём-то хорошем мечтать,
Осязая приход
Своей запылённой стопою.

Тамга Иссык-Куля,
Привязан к твоей старине,
Платком ритуальным
К арче, что живёт возле камня.
А там перевал,
Он странствия будит во мне,
И манит Кашгар
Отсюда невидимой кармой.

В селенье Опал покоится прах Кашгари,
Он миру открыл богатство тех
                                         тюркских наречий,
Что после него основой легли в словари,
Являя собой великую с неба предтечу.

Я сам разберусь – откуда приходят стихи,
Дарован кем ключ
От этой заоблачной сферы.
Здесь, сидя у камня,
Слезами отмою грехи
И выйду монахом
Своей поэтической веры.

Тамга Иссык-Куля
Озерною чашей встаёт,
Дополнит твой образ
Разбитая амфора влаги.
И птица Самрук
Гнездо возле камня совьет,
Пером своим вещим
Священную тронув бумагу.

ВЫСОКОГОРНЫЙ МОТИВ

Горячий источник Жууку
Выносят термальные воды.
Мне род оленихи Бугу
Из эпоса племя природы.

Я смою коросту судьбы,
Очнётся душа оленёнком,
Там речка встаёт на дыбы,
В те камни вгрызаясь барсёнком.

В такт речки копытца стучат,
Скрываясь звериной тропою.
И все понимает арча,
Свой ствол наклонив к водопою.

К небесному выйду хребту,
Где властвует лед Акшийрака.
И главного яка найду,
Уняв чувство горного страха.

Ссутулясь, он примет меня,
Укроет от холода шерстью.
И вспыхнут вновь искры огня
От неукротимости шествий.

Истоки здесь речки Нарын,
Тарим там, в песках, исчезает.
Великим каньоном Чарын
Сказанье долины венчает.

Начала здесь Чу, Сыр-Дарьи,
Их ключ в недоступных моренах.
В лугах эдельвейсы сорви,
Чтоб жили в стихах и в поэмах.

Высокогорный мотив,
Высокогорное скерцо.
Птица по облику гриф
Уносит в когтях мое сердце.

* * *

                                                М. Т.

Из единого тюркского корня
Отчеканен наш образ в веках.
Нашей памяти чуткие кони
Проступают сквозь эпос в стихах.

Горстью проса я звезды посеял,
Птичий путь воссиял над копьем.
Из единого тюркского эля
Нам Вселенная вышла шатром.

Торим путь евразийского мира,
Свод небес над ладонью степи.
От Хан Тенгри до крыши Памира,
До Стамбула, Дамаска, Каира,
И на север до Третьего Рима
Крепим звенья единой цепи.

Тайный принцип святой пирамиды,
Солнцеглазая вера внутри.
Неизвестные миру флюиды
Растолкуют ученые гиды,
Конспектируя календари.

2006 г.

© Канапьянов Б.М., 2006