Ливень

(Киноновелла по пьесе «Дуэль»)

Рассказы киргизского прозаика и драматурга Мара Байджиева посвящены духовной жизни нашего современника. Художественным миром своих произведений Мар Байджиев утверждает высокие нравственные ценности, справедливость и гуманизм.

Публикуется по книге: Байджиев Мар. Рассказы и повести. – Б.: Шам, 2005. – 432 стр.

УДК 82/821
    ББК 84 Ки 7-4
    Б 18
    ISBN 9967-22-688-9
    Б 4702300100-85

Дикий берег Иссык-Куля. Горы подступают к самой воде. Ветер треплет высохшие верблюжьи колючки, безлистый курай. На старом, заброшенном кладбище, прижав к груди ребенка, стоит древнее каменное изваяние. Осень. Вода в море темно-синяя, почти бурая. Заброшенный пляж. Потрепанные ветром зонты, навесы, поломанные скамейки. Стойки от бывших палаток. Перевернутые вверх дном лодки, заржавленные тросы, якоря. Купальный сезон давно кончился. Кажется, никого здесь нет. Но по берегу, утопая ногами в песке, бежит женщина с распростертыми руками и смотрит в небо. Ветер треплет ее легкое платье, распущенные волосы. По небу плывут вереницы перелетных птиц.

– Эге-ге-о-о! Пти-и-ицы! Вы ку-да-а? Я хочу с ва-а-а-ми!

Голос ее тонет в шуме прибоя и ветра.

– А-а-о-о!

Она вдруг остановилась – ей показалось, что кто-то услышал ее голос и отозвался со стороны моря.

– Эге-ге!

– О-о! А-а! – вновь послышалось с моря.

Женщина сняла косынку и начала размахивать ею.

На синих злых волнах, то появляясь, то исчезая, качалась легкая лодка, в ней стоял человек и тщетно пытался завести заглохший мотор. Человек в лодке и женщина на берегу заметили друг друга. Она показывала рукой на отмель. Он остановил мотор, сел за весла и что есть силы начал грести к берегу. Легкую лодку бросало, как щепку, но он упорно вел ее туда, где стояла женщина. Лодку приподняла большая волна и бросила на мель. Человек попытался снять ее, но мотор глубоко врезался в песок. Он спрыгнул с лодки, по воде бросился к женщине. Она, увидев человека, невольно попятилась к палатке, стоящей чуть поодаль: берег был пустынный, наступали сумерки, человек был незнакомый, женщина была одна.

– Что случилось? – спросил он, подбежав к ней.

Она удивленно покачала головой.

– Вы кричали?

– Я.

– Значит, вы звали на помощь?

Она покачала головой.

– Перепугали до смерти, – сказал он упавшим голосом. – А тут еще мотор заглох. Человек зовет на помощь – надо спасать. Морской закон.

Тут только она поняла, в чем дело, и рассмеялась.

– А я думала, вы зовете на помощь!

Он тоже все понял, успокоился и окинул ее взглядом, теперь уже не как человека, зовущего на помощь,а как молодую красивую женщину.

– И что же вы не бросились ко мне? – спросил он.

– Плавать не умею.

– А как вы собирались спасать меня?

– Очень просто. Стояла бы на берегу и звала к себе, и вы бы как-нибудь выкарабкались. Чаще всего человек тонет от страха.

Он засмеялся.

– А я понял вас иначе. Стоите на берегу, кричите, словно зовете на помощь…

– Я кричала не вам. Птиц увидела.

– Вы что, никогда не видели птиц?

– Видела в основном воробьев. Городских. Мелких и нахальных. И еще ворон. Гадких.

– Почему гадких?

– Они, как и люди, клюют все подряд. А эти? – она с восхищением посмотрела на небо. – Гордые. Чистые! – подошла к костру, присела на корточки и начала поправлять огонь и, может, на какой-то миг, занятая своими мыслями, забыла, что рядом стоит человек, который бросился к ней на помощь. Она подняла голову и посмотрела на него. Он стоял, обхватив себя руками, в мокрой тельняшке, замерзший, с его закатанных штанин на холодный, серый песок сбегали струйки морской воды.

– Вам что, холодно? – спросила она.

– Нет. Нисколечко, – ответил он, стуча зубами.

– А почему дрожите?

– Так просто. Люблю дрожать.

– Ладно пижонить, садитесь к огню, – разрешила она.

Он подсел к огню, начал выжимать штанины, вылил из туфель воду. Она пошла к палатке, откинула полог, обнажив борт красной машины.

– Ого! Ваша собственная? – спросил он.

– Его собственная! – она не без гордости кивнула на корягу, на которой висела замшевая куртка, соломенная шляпа, двустволка и бинокль. На песке стояли огромные болотные сапоги.

– Дикари, значит?

– Снежные человеки! – вздохнула она.

– И откуда вы такие?

– С Памира, там пасется наше стадо! – сообщила она, не моргнув глазом.

Он засмеялся.

– Смешно, да?

– Юмор у вас больно свежий, – заметил он.

Она посмотрела на него и ничего не ответила.

– Поздновато приехали. Сезон кончился. Холодно. Никого нет.

– А нам никто и не нужен, – грубо оборвала она. – В магазине надоели.

– Ага! Вы работаете в магазине?

– Догадливый товарищ.

– А ваш?… – Он кивнул на корягу.

– А наш – завмаг. Что вас еще интересует? – она цинично глянула ему в глаза.

– Больше ничего, – смутился он невольно.

– Слава богу. А вы кто такой? Комиссар Мэгре?

– Нет, я простой советский офицер.

– О-о! Это уже заманчиво. И награды небось имеете, значки всякие за отличную службу, за спасение утопающих, за сбор урожая, – начала она.

– Орден, причем Боевого Красного Знамени, – серьезно сказал он.

– О-о! Какой молодец! А за что вам их дают сейчас? Войны-то нет, – спросила она с иронией.

– За мирное сосуществование, – жестко ответил он.

– Вы служите в Иссык-Кульском флоте? – ехидно спросила она.

– Служил. В дальневосточном. А теперь нигде.

– Уволили?

– Уволили.

– Штрафник?

– Так точно!

– За что же вас?

– Мало ли за что. Все мы люди, все мы человеки. – Он посмотрел на ее стройные ноги, она невольно прикрыла их полой халата.

– Все понятно, обманывали девушек, курили японские наркотики.

Он невольно развел руками.

– Не хорошо, товарищ, так вести себя! – пожурила она.

– Да, да, вы правы, сеньора.

– А семья-то у вас есть?

Он покачал головой.

– И родителей нет?

– Откуда? – развел он руками.

– Так вы еще и подкидыш?

– Да. Как сейчас помню. Это было в новогоднюю ночь. Меня подкинули к дверям директора общественной столовой. Он меня и выкормил.

– Ну, а почему не женились до сих пор?

– Развелся.

– Развелся. Ай-яй-яй! А с виду такой спокойный! А-а, хотя все вы здесь разведенные. Курортники! – она махнула рукой, начала поправлять огонь.

– Да, конечно, но, к сожалению, я действительно разведен, – сказал он серьезно.

– Характерами не сошлись?

Он молча покивал головой.

– А-а, знаю я вас. Ходите по пятам, стихами голову морочите. А потом: адью, характерами не сошлись и – привет родителям.

– Позвольте, откуда вы все это знаете?

– Я же цыганка! – сказал она низким голосом.

– Да ну? – удивился он.

Она обнажила плечо. Достала из кармана карты, прошлась цыганской походкой.

– Понятно?

– О-о! Вполне. Выходит, у вас не только поклонник, но и талант?

– Поклонник есть, а вот талант! – она показала кукиш. – Гадать умеете? – вдруг спросила она, видимо, решив изменить тему разговора.

Он хотел сказать, что не умеет, но она держала вытянутую руку с картами и смотрела ему в глаза. Он взял карты, встал на колени.

– На кого? – спросил он таинственно.

– На крестового, – ответила она ему в тон.

Он разбросал карты.

– Ого-го! Вам чертовски везет! Король ваш очень пожилой и… очень, очень добрый человек. Имеет… что же он имеет? – открыл еще одну карту, – имеет собственную машину!

Она засмеялась. Засмеялась искренне. Впервые за все время разговора.

– Что вы смеетесь? Карты врут?

– Нет. Не карты. Ну-ну. Продолжайте.

Он продолжал раскладывать карты.

– Он вас уважает, та-ак. Что еще? – открыл карту. – О, ужас! Он вас любит! А вы, в свою очередь?… – открыл карту. – А вы, в свою очередь, очень довольны своей жизнью и безумно счастливы?

– Вы что, прорицатель? – к ней вернулись прежняя наигранность, ирония.

Посмотрел на нее в упор. Как гипнотизер:

– Извините. Я телепат!

– Ой, как страшно. А может, товарищ телепат, вы знаете, что такое счастье?

– Я знаю все! – категорично заявил он.

– Рассказывайте немедленно! – приказала она.

– Прежде всего я должен посоветоваться со своим подсознанием. – Он посмотрел в небо, словно прислушиваясь к своему внутреннему голосу. – Мое подсознание говорит, что счастье – это мечта. Когда человек достигает ее, он становится счастливым.

– А потом?…

– А потом у него появляется новая мечта.

– И вы что, были счастливы? – спросила она почти серьезно.

– Был.

– И долго?

– Тридцать лет.

– Ах как долго!

Он, видимо, решил не продолжать этот разговор и вытащил из кармана сигареты.

– Давайте лучше покурим, – он протянул пачку и держал ее до тех пор, пока она не взяла сигарету, потом подал огонь.

– А вы были счастливы? – спросил он вдруг.

Она не стала прикуривать, словно ее застали врасплох, посмотрела ему в глаза, бросила сигарету в песок.

– Не помню! – резко бросила она, встала, прошла к палатке, вынесла бутылку с вином, посмотрела на море, подсела к нему. – Хотите согреться?

– Спасибо, мне нельзя.

– Совсем?

– Совсем.

– Вы что, лечились?

– Лечусь.

– Ну что ж, извините, – с сочувствием сказала она.

Где-то далеко-далеко послышался рокот мотора. Она прислушалась. Подошла к берегу, сняла с коряги бинокль. Посмотрела в море. На волнах, то появляясь, то исчезая, качалась моторная лодка. Он подошел к ней, взял бинокль. Посмотрел.

– Это ваш муж?

– Любовник.

– Ого!

Он посмотрел на нее с изумлением.

– Не верите?

– Верю. Но сейчас это как-то иначе называется. Друг. Товарищ. Или еще как-нибудь.

– Надо вещи называть своими именами, – жестко сказала она, ушла в палатку и начала прибирать посуду.

Он не знал, как быть дальше, некоторое время смотрел на нее, а потом взял бинокль и уставился в море. Лодка приближалась.

– Вам лучше уйти, – сказала она, не поднимая головы.

– Отелло?

– Хуже.

– А может остаться? Бросить ему вызов за любовь прекрасной цыганки? – он шутливо засучил рукава и штанины.

– Не советую, – сказал она серьезно.

– Выходит, карты наврали?

– До свидания.

Она достала из кастрюли кусок теста, начала раскатывать его. Он стоял немного растерянный от столь неожиданного поворота разговора, а она занималась своим делом, словно здесь никого не было. Он подошел к огню, забрал сигареты.

– Чао!

Она не ответила и продолжала раскатывать тесто. Он постоял немного и пошел к своей лодке. Она подняла голову и смотрела вслед, пока он не отплыл от берега и не пропал за волнами. Лицо ее стало очень серьезным и суровым. Потом она подошла к берегу и стояла до тех пор, пока не подошла другая моторная лодка, в которой был Искандер. У него было прекрасное настроение, так как он вернулся с большим уловом. Искандер бросил конец веревки. Нази ловко подхватила ее на лету и подтянула лодку. Он спрыгнул прямо в воду, подошел к ней, легко поднял на руки, начал целовать в глаза. Нази расслабила руки и выпустила конец веревки. Когда он поставил ее на ноги, лодку довольно далеко унесло волнами. Искандер захохотал громко и открыто, сбросил с себя одежду, обнажив крепкую стройную фигуру, бросился в воду, доплыл, взял конец веревки в зубы и потащил лодку к берегу. Она стояла на берегу и громко хохотала. Он вышел на берег.

– Почему ты смеешься?

– Ты похож на собаку.

– Спасибо.

Они вытащили лодку. Он достал ведро. Там трепыхались серебристые рыбины. Он стал показывать одну за другой, специально выбирая по нарастающей величине. Она чмокнула его в щеку.

– А теперь, малыш, сделай мне солнце изнутри.

Она побежала к палатке, налила в бокал коньяк и подошла к нему. Он взял у нее бутылку, хлебнул несколько больших глотков прямо из горла.

– Хорошо пошло! – Он вылил то, что было в бокале на ладонь, и растер себе грудь. – Штормяга. Лодку бросает, как дуру, и как назло голый осман пошел на клев! – подсел к костру, увеличил огонь. На лице его заиграли красные блики.

– Перевернешься когда-нибудь…

– Не такое видали. – Он похлопал себя по груди.

Она принесла большое махровое полотенце и теплый халат.

Он вытерся, оделся и растянулся на коврике.

– Блаженное солнце в жилах моих, как говорил Омар Хайям, – открыл кастрюлю, из которой дыхнуло горячим паром. – Скоро у тебя?

– Через минут десять будет готово…

– Подай гитару! – попросил он.

Она принесла гитару. Искандер начал наигрывать и тихонько петь грустную песню.

– Ты что молчишь?

Она пожала плечами.

Море становилось мрачным. Сумерки спускались все ниже и ниже.

– Хочешь кофе?

– Покрепче!

– Коньяк?

– Еще крепче!

– Что?

– Тебя…

– Перебьешься, – сказала она тихо.

– Что с тобой? – насторожился он.

– Так, ничего… – Она опустила лапшу в кастрюлю и стала ждать, когда сварится. Он некоторое время смотрел на нее, а потом упал на спину и начал тихонечко наигрывать на гитаре и мурлыкать.

Небо стало почти черным. По мрачному морю бегали белые барашки воды.

– Ты был когда-нибудь счастлив? – вдруг спросила она.

– Я-то, – засмеялся он. – Много раз. Вот и сейчас тот самый случай. Дикий берег. Море. Прекрасная женщина, и у нее красивые ноги… – Он немного поиграл на гитаре. – А почему это заинтересовало тебя?

– Не знаю…

Она сняла с огня кастрюлю, налила ему супу, подала хлеб.

Он взял вторую ложку, подал ей. Она покачала головой. Ей не хотелось есть.

Он помолчал. А потом начал есть сам.

– Перед отъездом я была у врача… – сказала она.

Он продолжал есть.

– Он сказал, что я… никогда не буду матерью. – Она сидела к нему спиной и не видела, как он отреагировал. А он перестал есть и замер.

– Ты слышишь меня?

Он молча поднял на нее глаза.

– Почему ты молчишь? – спросила она.

– А что надо говорить? – спросил он.

– Не знаю…

Он отодвинул тарелку, подошел к ней, поцеловал в затылок. Она прижалась к нему спиной, как бы ища в нем точку опоры, он обнял ее большими крепкими руками.

Между тем спустилась ночь. Море потемнело. Волны, как самоубийцы, бросались на берег и откатывались назад, унося с собой круглую гальку.

Шумел прибой… Кланялся прибрежный камыш. Была ночь. Шел дождь. Блестели скалистые склоны гор. Море пенилось. Ветер трепал одинокую палатку, стоящую на берегу. Светилось маленькое окошко.

…Утро. Солнечное. Яркое. Море играло веселыми бликами. Небо чистое, синее. Горы были светлые, голубые, вымытые ночным дождем.

Дикий, скалистый берег. Двое резвились на берегу. Бегали друг за другом. Барахтались в воде. У них было отличное настроение. Такое же безмятежное, как это море и это небо. Они громко хохотали, играли, как дети.

Он с разбегу прыгнул в море и надолго исчез под водой. Она начала беспокоиться, побежала к лодке, схватила спасательный круг, но в это время из воды стали медленно выплывать зеленые лохмотья, а потом показалась голова бога моря. Он был в короне из водорослей, усы и борода тоже из водяных растений. В руке трезубец. Она звонко засмеялась. Он вышел из воды, поднял ее на руки и чуть не уронил. Она слегка ушибла колено, захромала и притворно заплакала. Он поцеловал ушибленное колено, и боль прошла. И в этот момент что-то ослепило ее со стороны гор. На самом верху, очень далеко, она увидела силуэт человека. Он стоял на скале неподвижно, как каменное изваяние, и смотрел на них. Увидев человека, она перестала смеяться. Искандер ничего не заметил и продолжал хохотать. Они упали на песок, он начал целовать ее, она увернулась. Искандер стянул с ее плеча бретели купальника.

– Нет! Нет! – Она глазами показала на человека, стоявшего на вершине горы.

Искандер, увидев человека, замолк и вопросительно посмотрел на нее. Она недоуменно пожала плечами.

– Эгей-гей! – крикнул Искандер и погрозил кулаком, но тот остался неподвижным.

– Дай-ка ружье! – приказал он.

Когда она принесла ружье, человека уже не было. Искандер начал шарить глазами по склонам гор и увидел ягодицы, обтянутые серыми брюками, – человек поднимался выше и скрылся из глаз.

– Псих какой-то! – Искандер взял ружье, загнал два патрона, повесил на корягу. – Если появится, пугани из пушки, – посоветовал он, оделся и начал собираться на рыбалку.

***

Нази сидела на берегу и чистила рыбу. Вдруг за ее спиной послышались шаги. Она вскочила. Бросилась к коряге, где висело ружье.

– А! Это вы, товарищ телепат? – успокоилась она, увидев его.

– Он самый. Здрасьте, – улыбнулся он.

– Привет.

– Осман? – спросил он, увидев большую серебристую рыбину с голубыми пятнышками.

– Причем голый! – ответила она. – Это вы торчали на вершине?

– Видимо, я. А что?

– Да так. Ничего.

– Помешал вам?

– Нисколечко.

Он сел рядом. Начал помогать чистить рыбу.

– Скучно вам здесь?

– А где не скучно?

– В городе, например.

Она безнадежно махнула рукой.

– То же самое. Разве что шуму побольше. Никуда от этой скуки не денешься. В детстве казалось: добегу до горизонта, а там будет что-то новое, другой мир, другое солнце, что ли… – Она вспорола острием ножа живот рыбы.

– За горизонтом – новый горизонт…

– Вот именно. Замкнутый круг, а в середине скука.

– А зачем в таком случае кричать журавлям? – спросил он.

– Все-таки летят куда-то… А вы сами небось балдеете от скуки.

– Да нет. Некогда.

– Вон как! И что же делаете целыми днями?

– Любуюсь Иссык-Кулем. Слушаю музыку.

– И все?

– И еще – сплю.

– О-о, какой молодец! А я вот сегодня и глаз не сомкнула.

– Сказки слушали?

– Вспоминала, была ли я счастлива когда-нибудь.

– Ну и каковы успехи?

– Плачевные…

– Неужели вы никогда ни о чем не мечтали?

– Мечтала, да вспоминать смешно.

– Почему смешно?

– Дура была, вот и смешно. Мечтала стать актрисой. После десятилетки пошла в театр, к главному администратору. Лысый дядечка такой, с красными губами, говорит: «По системе Станиславского и Немировича–Данченко театр начинается с вешалки», – и устроил меня гардеробщицей. Однажды позвал к себе и давай за коленки хватать. Еле вырвалась.

– А что понимает администратор, надо было идти к специалисту.

– Ходила и к специалисту. Тенор оперетты. В нашем городе все девчонки по нему сохнут. Заставил меня читать какую-то басню дурацкую, а сам смотрит масляными глазками… Противно стало…

– И на этом все? Больше не мечтали?

– Было однажды еще, но это была страшная мечта.

– То есть как страшная?

– Мечтала спастись от тюрьмы. Вот и страшно.

– Вы были в тюрьме?

– Могла бы, да он спас! – Она кивнула в сторону моря. – Не успела поступить на работу в магазин, обнаружилась большая недостача. Уже и в суд решили передать. И вдруг пришел он и все уладил. Мы с мамой обняли его и заревели, как две дуры.

– Стало быть, мечта ваша сбылась! – торжествующе сказал он, так как чувствовал, что он был прав.

– Сбылась…

– Значит, вы были счастливы в ту минуту?

Она ничего не ответила, махнула рукой и продолжала чистить рыбу, видимо, и сама удивилась тому, что вдруг рассказала об этом человеку, которого видит второй раз. А он еще больше взволновался, заговорил горячо – его концепция счастья получила подтверждение в самой жизни, и это обрадовало его.

– Конечно же, это было счастье! – Он посмотрел на сияющее море. – Люди иногда забывают, что были счастливы, но этот миг, как вспышка молнии, озаряет все вокруг…

– Ослепнуть бы от этой вспышки! – вставила она.

– То есть как? – опешил он.

– А чтоб не видеть жаб и носорогов, что ползают по земле!

– Но тот, кто пришел тогда к вам и спас, не был носорогом.

Она немного помолчала, видимо, не хотела отвечать, но он смотрел на нее с видом победителя, поэтому она решила держать бой до конца.

– Это была ложь! – жестко сказала она.

– Ложь!

– Потом он признался, что спрятал два рулона бостона, устроил переучет и разыграл роль спасителя.

– Почему он так сделал? – удивился он.

– Любит меня очень, вот и сделал! – бросила она.

Он был так ошарашен ответом, что не знал, как и говорить дальше.

– И вы… считаете это… нормальным? – наконец спросил он.

Она пожала плечами.

– Это же… это же подлость! Как вы могли после этого… оставаться с ним?!

– А что я должна была делать? – цинично спросила она.

– Как что?! Бежать!

– Куда? – с иронией спросила она.

– В ледники! В пустыни! Ко всем чертям, наконец!

– О-о, какой горячий товарищ к нам пришел! Это уже интересно! – она цинично осмотрела его с ног до головы и расхохоталась.

– Почему вы смеетесь?

Она продолжала смеяться.

Он тоже невольно рассмеялся.

– Хорошо вы меня разыграли! А я, глупец, поверил! – признался он.

– Ладно притворяться-то! – отрезала она и принялась за свое дело.

– Я? Притворяюсь? – удивился он.

– А то я, что ли? – грубо оборвала она.

– Кем же я притворяюсь?

– Порядочным. Вот кем. Все вы одним миром мазаны. Ради этого изощряетесь.

– Вы меня оскорбляете!

– Да? А почему вы подглядывали за нами и явились, когда он ушел?

Он не смог сразу ответить.

– Видимо, я… хотел видеть вас, а не его, – сказал он тихо.

– А-а! Вам показалось, что я могу уйти с вами? – торжествующе закричала она. – Не на ту нарвался, голубчик! Смотри, какие у меня ноги. – Она встала во весь рост, сбросила с себя легкий халат. (Ноги у нее действительно были стройные) Понял? А теперь иди, облизывайся! И чтоб духу тут не было твоего. Понял?

Он встал, посмотрел на нее как на больную.

– Вы очень плохо думаете о людях! – сказал он, уходя.

– А ты завидуешь тем, кому хорошо! – крикнула она вдогонку.

– Это вам-то хорошо? – усмехнулся он.

– Да! Да! Да! Хорошо! – истерично перебила она его. – И это не ваше дело!

Он подошел к лодке, оттолкнул ее в воду и прыгнул в нее, начал заводить мотор.

Она бросилась в воду, схватилась за лодку и потащила к берегу.

– Довел до слез и сматываешься? Ты видишь, я плачу! – лицо ее было залито слезами. Она заговорила быстро, почти захлебываясь, так как боялась, что он уедет, не дослушав ее. – Не хочу знать, кто ты, какой ты человек. Но расскажу тебе все. Должен же кто-то знать правду. Все вы, словно сговорились, осуждаете только одну меня. Хоть бы кто-нибудь спросил, почему я не могу уйти от него. Жена его подняла шум. Меня разбирали на собрании: я разрушаю семью, позарилась на его деньги, машину. Да пропади все это пропадом! Ничего мне не нужно от него! Я просто боюсь! Боюсь остаться одна. С самого детства боюсь этого. У меня был плюшевый медвежонок. Когда он утонул в речке, я заболела. Мама купила мне другого, точно такого же, но я не смогла привыкнуть к нему. Отца своего я не помню, ушел, когда я была маленькая. Мама моя была молодой и красивой. К нам приходил один человек, приносил конфеты, цветы, но в глазах у него было одно и то же. Я научилась узнавать это. Я возненавидела его, грубила. А когда мама заболела, он не стал ходить к нам. Мама очень плакала. И я поняла, как страшно быть одной, что одиночество страшнее позора… И когда Искандер спас меня от тюрьмы, я почувствовала крепкую его руку. Весь мир мне показался голубым и бездонным, как это небо. Все люди улыбались мне и казались добрыми. И даже тот администратор с мокрыми губами вдруг показался просто жалким и несчастным человеком. Я летала над голубой землей с распростертыми руками, как журавль. Я знала, что он никогда не бросит своих детей, семью, но это не имело для меня никакого значения, – я ждала своего ребенка…

Азиз вышел из лодки, присел на борт. Она поняла, что он не уйдет, и заговорила тихо, спокойно. Он молча слушал.

– А потом он признался в своей подлости… И весь мир перевернулся. Я увидела, что босая ходила по горячим углям, не замечая ожогов, ходила голая, не зная стыда. Пошла к врачу и… маленькое существо, которое начинало жить под моим сердцем… погибло… И все стало безразличным и пустым. Я ушла от него… Хотела забыться. Я могла стать воровкой, проституткой, кем угодно, и я вернулась… к нему… С кем-то другим серьезных отношений быть не могло… Разве вернешь то, что сгорело до тла. А притворяться не хотелось… Я знаю: рано или поздно я надоем ему… Мама умрет, и я останусь одна… детей у меня никогда не будет… Каждую осень я зову его сюда, чтобы ни от кого не прятаться, купаться в чистой воде, побыть одним. Вот и все…

Она встала и пошла к палатке, спокойно, словно ничего не случилось, включила транзистор. Звучала бравурная джазовая музыка. Она легла на живот, уткнулась в горячий, пахнущий йодом песок, разбросала руки, как распятый Христос, и замерла.

Он сел на корму лодки, закурил, не зная, что ей ответить, как себя вести.

Море было ласковое. Спокойное. Небо чистое. Безмятежное. Горы замерли, как на цветной фотографии.

Когда она подняла голову, он был уже далеко. Почти на самом горизонте, как парус, маячила его белая рубашка. Она подошла к воде, опустилась на колени и вымыла в озере припухшие от слез глаза.

Мимо стоянки проплыл прогулочный «Альбатрос».

«Хороши весной в саду цветочки. Еще лучше девушки весной», – неслась над морем лихая старая песня.

На палубе пароходика курортники отплясывали фокстрот.

***

Далеко в море Искандер ловил рыбу. Лодка была обложена удочками всех видов. Клев был очень хороший, потому у него отличное настроение. Он мурлыкал какую-то песенку, едва успевал вытаскивать рыбок. На дне лодки трепыхались чебачки. Он начал наживлять крючок. Червяк был большой и извивался между пальцев. В это время одну из лесок сильно потянуло. Искандер в спешке откусил лишний хвостик дождевого червя, долго чертыхался и отплевывался. Большая рыба ударила его хвостом, шлепнулась о борт. Искандер чуть не перевернул лодку, но рыбу удержал. Он засунул палец в жабры, торжествующе захохотал, поцеловал ее в лоб, взял большой нож, хряпнул ее рукояткой по голове и бросил на дно. Сазан начал хватать воздух, судорожно поднял раздвоенный хвост. В это время с берега грянул выстрел. Искандер вздрогнул и поднял голову. Нази стояла на берегу и звала его. Искандер быстро собрал удочки, начал поднимать якорь, но он, видимо, запутался в водорослях и не поддавался. Грянул еще один выстрел. Он перерезал веревку и что есть силы по
гнал лодку к берегу, добрался весь мокрый, в кровь разодрал ладони, выпрыгнул из лодки и подбежал к Нази.

– Что случилось?

– Я хотела спросить, – сказала она.

– Что спросить? – Он в тревоге схватил ее за плечи.

– Почему ты так сделал?

– Что сделал? – закричал он.

– Спрятал бостон.

– Фу ты, господи! Перепугала до смерти. – Он слегка оттолкнул ее и вытер со лба пот.

– Ну почему ты так сделал? – не унималась она.

– Надо было, вот и сделал, – разозлился он.

– А зачем ты рассказал мне правду? – вновь спросила она.

– Знал, что ты простишь. Вот и рассказал. – Он сел на песок и отвернулся от нее. Ему был неприятен этот разговор.

– А если бы не простила?

– Так не бывает! – он влез в лодку и собрался уезжать. Он был так раздражен тем, что его оторвали, когда шел клев. – Все? – спросил он нетерпеливо.

Она не знала что ответить, замешкалась. Он начал отплывать от берега.

– Подожди!

– Что тебе еще? – раздраженно спросил он.

– Скажи, ты бы мог… жениться на мне?

Он вышел из воды. Серьезно и спокойно посмотрел ей в глаза.

– А почему вдруг ты спросила об этом?

– Не знаю. Ну, скажи, мог бы?

Опустился на корточки и задумчиво покачал головой.

– Почему? – Она схватила его за руку. Он обнял ее, как ребенка, и заговорил сдержанно, ласково:

– Понимаешь, малыш, любовь – это свобода. Маленькое украшение человеческой жизни. Она дает возможность забыть о мирской суете. Об этой проклятой атомной бомбе. Ты для меня – кусочек свободы. А если поженимся, свобода кончится и начнем искать отдушину. Где начинается семья, там кончается свобода. Все знают это и добровольно лезут в кабалу. Кретины! – Он чмокнул ее в плечо, пошел к лодке, достал большую мертвую рыбу, вручил ей и отчалил.

Женщина осталась стоять на берегу, обняв, как ребенка, большую дохлую рыбу…

***

Горел костер. Была ночь. Море дремало. Нази молча смотрела на огонь. Искандер лежал, положив голову на ее колени. Он тихонько наигрывал на гитаре.

– Директора нет. Покупателей нет. Зато есть рыба, тишина и ты… – Искандер начал мурлыкать песенку, сопровождая на гитаре.

– Давай уедем отсюда! – вдруг сказала она.

Он поднял голову и посмотрел на нее вопросительно.

– Плохо здесь, – пояснила она, глядя на огонь.

– Да ты что? Это же наше старое место! Ни ветра. Ни комаров. И рыбы навалом! – изумился он.

Женщина ничего не ответила, продолжала сидеть в той же позе и смотреть на огонь. Он понял, что она занята какими-то своими мыслями, и поэтому решил не возражать.

– Ну ладно… Завтра поищу другое место… Если ты так хочешь, – добавил он после некоторого молчания. Он взял хворостину, зажег ее, осветил мертвых рыб, лежавших у костра, прикурил…

Начался день.

Женщина сидела на берегу и чистила рыбу. Она с какой-то особой жестокостью вспарывала животы, промывала в морской воде и пригоршнями сыпала крупную соль. Иногда она поглядывала на вершину скалы, где вчера увидела Азиза, но там никого не было. Море было по-прежнему спокойно, лишь на вершинах голубых гор появились побелевшие тучки, которые медленно сползали к морю.

– Бонжур, мадам!

Женщина обернулась.

– Вас приветствует большой друг советских детей Бурбон Второй! – Азиз держал за лапу большую плюшевую обезьянку.

Женщина невольно заулыбалась, вымыла руки, подошла и взяла обезьянку.

– Симпатичный… Здравствуйте… А я думала – не придете.

– Но, как видите, я пришел не один…

– А почему вы пришли? – спросила она в упор.

– Да как вам сказать? Любим красивых женщин, вот и все!

– Вы считаете меня красивой? – смягчилась она.

– Очень и в этом мое несчастье, – серьезно сказал он.

Она засмеялась.

– Ну что ж. Пусть будет по-вашему. А жена у вас красивая была?

– Да она и сейчас, наверное, ничего.

– Что же вы оставили ее, в таком случае?

– Да как вам сказать? Все получилось как-то случайно и довольно нелепо, если прямо сказать… и женился, и развелся. Жизнь у меня и моих товарищей была немудреная. Патрульное плавание, занятие, а на берегу гитара, милые девушки. Однажды одна из них задержалась у меня немного дольше, чем ей разрешила мама. Утром просыпаюсь, а она ревет. Ну-ка, говорю, подъем! И прямо в загс. Друзья к моей женитьбе отнеслись как к очередной хохме. Вышел я в море в первый раз после свадьбы и вдруг почувствовал себя невероятно благородным и прекрасным, да и счастливым тоже. Стало мне тепло от того, что где-то за этой огромной массой воды ждет меня нежное и слабое существо, у которого единственная надежда и защита – это я, могучий морской рыцарь, а не вертопрах какой-то. Ей всегда казалось, что я подорвался в море на старой мине, захвачен в плен японскими браконьерами и тэдэ. Когда я возвращался, она всегда плакала, так было все два года, что мы с ней жили. Потом что-то со мной случилось. Может, просто устал от такой любви, загрустил по своей прежней дурацкой свободе. К этому времени вернулся из армии ее прежний жених, и это стало для меня поводом к нелепым придиркам, ссорам. И однажды она собрала вещи и ушла к матери.

– И вы, конечно, обрадовались?

– Нет, испугался. Побежал за ней. Но она вдруг оказалась гордой. Я, говорит, люблю тебя и поэтому не хочу, чтобы ты терпел меня из жалости. Так все и закончилось. Что вы можете сказать об этой заурядной истории?

– Господи! Мне ли говорить об этом? Может, гораздо проще иметь какие-нибудь ни к чему не обязывающие привязанности, вроде вашей плюшевой обезьянки… – ответила она, глядя в море.

– Кстати, я привел Бурбона второго вам в подарок.

– Второго? А кому вы подарили Бурбона Первого? – спросила она с насмешкой.

– Он… Его нет… он… умер, – ответил он.

– Он был живой?

– Да, это был живой и довольно нахальный обезьян.

– И все равно умер? – спросила она, повязывая на голову обезьяны платок. – Загубили беднягу?

– Плавал на нашем катере. Попал в зону, зараженную радиацией, и скончался.

– А-а, где был экипаж?

– На катере, разумеется.

– А они не пострадали?

– Пострадали…

– А-а? Вспомнила! Где-то я читала или по «Маяку» передавали о трех моряках, спасших пассажирский теплоход. Что там было? Бомбу, что ли, уронили?

– Атомная подлодка разбилась. Патрульный катер обнаружил радиоактивную зону, рация вышла из строя, а чтобы дать световой сигнал пассажирскому теплоходу, пришлось пересечь эту зону.

– И все облучились?

Он покивал головой.

– И все погибли?

– Никто не спасся… – сказал он.

– Разве нельзя было миновать эту проклятую зону?

– Можно было миновать, конечно. Никто приказа не давал. Но на теплоходе была тысяча человек, и дети в том числе.

– Выходит, вам повезло?

– Почему вы так считаете? – спросил он.

– Вы же не дежурили в тот день!

– Дежурил. – Он закурил сигарету и встал.

– Вы?…

– Я, пожалуй, пойду. Стоит мне уйти куда-нибудь, начинаются поиски. – Он посмотрел на часы.

– Господи! Как ужасно! Какая я дура! – сказала она, видимо, вспомнив свое вчерашнее поведение.

Она прижала обезьянку к груди, ей захотелось обнять Азиза, сказать ему какие-то хорошие слова, попросить прощения за вчерашнее, но не нашла нужных слов.

– Пусть Бурбон будет с вами. Может, он заменит вашего старого медвежонка! – улыбнулся он и пошел к морю.

Она бросилась за ним.

– Не уходите, прошу вас! Сейчас придет он, и я… и мы…

Он отрицательно покачал головой.

– Да, да, конечно… Вы не хотите его видеть… Вы считаете его… – растерялась Нази.

Он быстро ушел.

Она была ошеломлена, не знала, как быть и что делать.

– Я буду ждать вас! – крикнула она ему вслед, посидела немного с Бурбоном, погруженная в свои сомнения, а потом вдруг вскочила, подбежала к берегу.

Лодка Азиза маячила далеко в море. Она сложила руки рупором и закричала в море что есть силы:

– А если ты не спасешь корабли?! Если даже не можешь устроить свою маленькую нелепую жизнь? Победить одиночество! Что де-ла-ать!

– А-а-о-о! – откликнулись горы.

Море ответило шумом прибоя.

Женщина вернулась к палатке, посадила на песок Бурбона, опустилась перед ним на колени.

– Нази! – послышалось со стороны моря.

Женщина замерла. Это был голос Искандера. В первую минуту она хотела спрятать обезьянку.

– Нази! Помоги мне!

Искандер стоял в лодке, держась за колено. Руки его были в крови. Она подбежала к нему, помогла выбраться из лодки.

– Нашел хорошее местечко, спрыгнул и задел за якорь. Рана вроде не глубокая, а кровищи натекло!

Она усадила его, побежала к палатке, принесла бинт, йод, обработала рану и перевязала.

– Ой-ой, – застонал он, – туго!

Она сняла повязку.

– А вдруг заражение крови, а? – спросил он.

– Боишься?

Он кивнул.

– А вообще ты думаешь о смерти? – вдруг спросила она, накладывая новую повязку.

– У меня ест дела поважнее, – ответил он.

– А мог бы ты умереть добровольно!

Он посмотрел на нее, потрогал ее лоб, как бы желая узнать, нет ли у нее температуры.

– Вот если бы пришел… – начала она.

– Кто пришел?

– Положим, бог. Пришел бы и сказал: Искандер, умри ты, иначе умрут тысячи других. Умер бы?

Вместо ответа он пошарил в кармане, достал таблетку от головной боли, протянул ей.

– Съешь. Помогает, – сказал он.

Она отодвинула его руку.

– А если бы встретил человека, который решил умереть за других? – спросила она.

– Значит, болван или псих. Славы хотел…

Он спрятал таблетку.

– Да зачем ему славы, мертвому-то?

– Денег нет, славы хочется. Мало ли психов.

– Ты рассуждаешь, как торгаш, – сказала она.

– Профессия! – обиженно развел он руками. – Но я говорю, как думаю, а другие фиговыми листочками прикрываются.

– Ладно. Успокойся, – сказала она.

– А ты сама могла бы ради кого-то пойти на жертву? – разозлился он.

– Однажды я это сделала, – ответила она спокойно.

– Когда же это было?

– Когда ты спрятал бостон.

– А ради кого же ты пошла на жертву? – ехидно спросил он.

– Ради матери. Она сказала, если тебя посадят, я умру. И я уступила тебе.

– О, господи! Да мать твоя знала, что все это липа.

– Вы сговорились?! – ужаснулась она.

– Ради тебя же. Она хотела, чтобы мы поженились, – пояснил он.

– Врешь! – Она вцепилась в его уши, глянула в глаза.

Он очень ласково и спокойно погладил ее волосы:

– Не надо, малыш, притворяться. Ты все знала!

– Я ничего не знала! – взорвалась она.

– А Новый год, помнишь? Когда мать твоя выпила и проговорилась. Ты стояла у окна и рыдала. А я всю ночь просидел с вами, а жене соврал, что попал в милицию… – Он засмеялся и ласково потрепал ее щеку. – Э-эх, склероз у тебя ранний, малыш.

Она закусила губы, словно вспомнила что-то очень гнусное, неприятное, то, что всегда хотелось забыть, перевела взгляд на Бурбона, который сидел на песке, широко расставив руки, словно собирался аплодировать. У его ног плескался Иссык-Куль, прозрачный, чистый…

– Господи! Какие мы! Какие мы все грязные! – вырвалось у нее.

– Вот это уже разговор взрослого человека! – торжествующе сказал он. – Все мы немного гаденькие; все мы немного подленькие.

– Неужели это правда? Это ужасно!

– Ой, малыш, как ты отстаешь. В твои годы я уже знал кое-что. Знаешь, когда отец мой работал начальником, у нас было много друзей, родных, все пили, ели у нас, праздники, именины, подарки, телеграммы – все было. А когда он умер, нас быстро забыли. Один его лучший друг даже пытался поменять нашу квартиру, другой друг приставал к матери. Ночами я сгружал на станции уголь, гнилые арбузы, даже мелкой спекуляцией занимался. Однажды я пришел к родственнику попросить взаймы десять рублей. Пришел, а девчонка бегает по двору, плачет. Дверь, говорит, захлопнулась, а в доме остался малыш, и газ включен. Я через крышу спрыгнул на балкон, вывихнул руку, но открыл дверь. Пришли ее родители, благодарили. А после моего ухода обнаружили, что пропали золотые часы, и все подумали на меня – голодный базарный волчонок. В суд подали. А потом часы нашлись под диваном. Ребенок забросил. Я пришел к этому родственнику, выбил все окна. А меня поймали и избили до помрачения мозгов. До сих пор голова болит. Вот тебе люди! А ты хочешь, чтобы я умер за них. Никак не можешь забыть этот дурацкий бостон? Не надо корчить из себя ангела, малыш! Инстинкт существования, голод, жажда, секс, человеческий маразм все равно согнут тебя, и ты перестанешь удивляться подлости, потому что и сам будешь подготовлен к тому, чтобы совершить ее! – Он вытащил из кармана таблетку, которую предлагал ей, разжевал и проглотил.

– И это все? Больше ничего нет? Нет другой правды? – спросила она в страхе.

– Правда – это движение материи, малыш, движение материи! Ее разрушение! Встреча! Разлука! Рождение! Смерть! Все остальное – мораль и фиговые листочки. Люди придумали их, чтобы прикрыть свое грязное тело!

Солнце уходило за горы. На море падал багровый отсвет заката. Земля, теряющая к ночи свое тепло, показалась ей неуютной и враждебной. Женщине стало холодно и страшно.

Он поцеловал ее в плечо, пошел к палатке и увидел Бурбона, сидящего на песке. Он посмотрел на обезьяну, потом на Нази, промолчал, принес коньяк, налил в кружку и протянул ей. Она хотела выпить много, залпом, чтобы залить горечь, поперхнулась, закашлялась. Коньяк был теплый и горький. Женщина прижалась к его ногам и заплакала.

– Не надо плакать, малыш, слышишь? Только не надо плакать, пусть плачут другие. – Он начал обнимать ее и успокаивать. Видимо, и ему стало страшно оттого, что раскрыл ей глаза, сказал то, чего может и не следовало знать его юной подруге.

На море опустились сумерки. На песке сидела плюшевая обезьянка и улыбалась во весь свой нелепый рот.

– Что за чучело? – спросил Искандер.

– Бурбон Второй, – ответила она с горечью.

– Откуда он взялся?

– Какой-то псих, видимо, потерял…

Наступила ночь. По морю побежали белые барашки волн.

***

По голубому небу бесконечной вереницей тянулись перелетные птицы. Женщина сидела на берегу, обняв колени, и смотрела в море. Азиз стоял рядом. Он был в летней форме капитана морского флота. Видимо, он давно допытывался у нее какого-то объяснения, но она не отвечала.

– Если у вас конфликт из-за меня, я поговорю с ним. Пусть не валяет дурака, – сказал он с досадой.

Она покачала головой.

– Ради бога, скажите хоть что-нибудь! – умолял он.

Нази резко повернулась к нему. В глазах ее сверкнули жестокие искорки, она хотела сказать что-то грубое, неприятное, но он улыбался доброй улыбкой, она невольно отвернулась к морю, а потом, видимо, что-то вспомнила, резко встала, бросилась к палатке, вернулась с обезьянкой и вручила ее хозяину.

– Отказываетесь от сиротки? – горько усмехнулся он.

– Он от меня отказывается…

– Неужели я в чем-то виноват?

– Да! Да! Виноваты! – закричала она. – Я все узнала!

– Что вы узнали?

– Вы преступник! – бросила она.

– Я? – изумился он.

– Именно вы! Может, на теплоходе, который вы спасли, была мать, продавшая честь своей дочери? Был человек, подло обманувший девушку и навсегда лишивший ее материнского счастья?! Были люди, которые оклеветали мальчика, избили его до сотрясения мозга, охмуряли овдовевшую женщину с детьми, пытались занять ее квартиру, а может, там, в каюте храпел лысый администратор с мокрыми губами – любитель юных дарований! А вы ценою собственной жизни спасли всю эту компанию! А может, еще...

– Довольно! – Он резко поднял руку. – Короче, вы хотите сказать, что люди не стоят того, чтобы за них умирали!

– А может, мир голубой – как это небо, а люди чисты – как иссык-кульская вода? – спросила она.

– Нет, Нази. Мир не голубой и не черный. Он окрашен во все цвета спектра. Пока жив человек, будет в мире и любовь, и ненависть, и добро, и зло. И люди бывают разные. Но во все времена человек стремился к добру и очищению, мечтал выпрямить свой позвоночник, искривленный нуждой и рабством! Главное – не поднять и не опустить руки. Уметь постоять за нее даже ценою жизни…

– Красивые слова! Хоть бы вы их не говорили!

– Но это суть, Нази. И надо верить в нее.

– Да, конечно, вы имеете право так рассуждать. Вы – герой. Но ваш поступок – капля в море. Зато тысяча других никогда бы не сделала этого!

– Важно то, что это сделали мы…

Она поняла, что его невозможно переубедить, да и стоит ли это доказывать… Может, ему остались считанные дни…

– Ну почему вы такой глупый?! Почему не подумали о последствиях? Вы же молодой, сильный, и вдруг… такое… Господи, даже в голове не укладывается! – сказала она.

– Там была тыща человек и дети. А нас всего трое. Нерентабельно, – с горечью улыбнулся он.

– Странно вы рассуждаете…

– Видимо, иногда человек бывает вынужден так рассуждать. Может, так рассуждал Юра Гагарин, садясь в ракету, те, кто грудью бросались на пулемет, а может, они и не рассуждали. – Он тихо сел на песок, видимо, почувствовал себя плохо, но не хотел выдать своего состояния.

– Пока одни умирают за добро, другие продолжают творить свое черное дело, – сказала Нази.

– Это те несчастные, которые сами не знают, что добры, – ответил он, тяжело дыша.

– А тот, кто знает, счастлив?

– Счастлив, – ответил Азиз.

– Господи, неужели вы счастливы?

– Да, – ответил он твердо, после некоторого молчания. – Я успел совершить самое главное в жизни, все ведь очень просто…

Занятая своими сомнениями, женщина не заметила его состояния.

– Мне кажется, ваше счастье в том, что уходите, не успев разочароваться в людях, – сказала она как бы самой себе.

– Я бы… я бы очень хотел жить, – ответил он, хватая воздух.

– Что с вами? Вам плохо? – Она бросилась к нему.

– Сейчас… Сейчас все пройдет… Это на несколько секунд… Головокружение… Уже проходит, слава богу… – Он виновато улыбнулся.

Нази опустилась перед ним на колени, как перед богом.

– Прости меня! Я очень злая, жестокая тварь. Видимо, хотела отомстить за свои горькие обиды… Я ждала тебя сегодня. Я ждала тебя всю жизнь, но приходили другие и убивали меня. И вот пришел ты! Спасибо тебе… Почему люди боятся друг друга, хитрят, изобретают страшные бомбы, вместо того, чтобы любить, рожать детей, сеять пшеницу?! – говорила она.

Он целовал ее. И это была не только страсть к красивой женщине, а, скорей всего, жажда жизни и, видимо, прощание с ней…

Она увидела на его щеках слезы.

– Не надо… Не надо плакать, мой милый. Это мне, дуре, можно плакать, а тебе нельзя. Ты же сильный, могучий… Тебя знает вся страна… Все добрые люди земли… Тебя вылечат. Обязательно. Я читала где-то, кажется, в Югославии, нашли средство. Даже на Луну летают, а тут человек… Ты будешь жить, жить во мне, в моей совести, в моей гордости. В людях, которых ты спас. – Она прижалась щекой к его груди и слышала, как бьется его доброе, горячее сердце.

Море было спокойно. Низко над тихими волнами, как перед штормовым ливнем, летали ласточки…

На лазурном Иссык-Куле играли серебристые блики.

***

Искандер, мурлыча песенку, плыл на лодке.

Он нашел и подготовил для новой стоянки удобное место, поэтому у него было хорошее настроение. Он подплыл к палатке, тихо, на цыпочках вышел на берег.

– Ку-ку!

Никто не ответил.

– Мя-у!

Никто не ответил.

– Гав-гав!

Никто не ответил.

Он заглянул в палатку. Там было пусто.

– Ау!

Никто не ответил. Он начал искать ее вокруг. В какой-то смутной тревоге забегал по берегу. Но Нази нигде не было. Он залез на холм. Очень далеко на берегу увидел два силуэта. Искандер легко, как барс, соскользнул со скалы, прибежал к палатке, взял бинокль и посмотрел в их сторону.

Он держал ее за руку.

Искандер опустил бинокль. На его щеках заиграли злые желваки.

Он подошел к коряге, на которой висела двустволка, достал два патрона, загнал в обойму и пошел в их сторону, но тут же увидел, что Нази бежит к палатке. Искандер сел на камень, положил ружье, закурил и стал дожидаться ее.

Нази, запыхавшись, вошла в палатку, начала лихорадочно собирать вещи и укладывать в чемодан, подняла глаза, встретилась с тяжелым взглядом Искандера и замерла. Она решила продолжать сборы, но не смогла – он смотрел на нее и ждал.

– Кто это? – спросил он.

– Человек.

– Видел, что не динозавр. Откуда он взялся?

– Упал с неба.

Искандер кипел от гнева и ревности, ему хотелось растерзать ее, но он сдержал себя – надо было выяснить все до конца.

– Зачем ты ходила к нему?

– Не знаю.

– А зачем вернулась?

– Чтобы уйти.

– Куда?

– Туда, где нет тебя.

Он некоторое время раздумывал, а потом сделал широкий жест рукой.

– Что ж. Иди, – сказал он мягко.

Она стояла и молчала.

– Иди! Иди! Топай!

Она решительно взяла чемодан, вышла из палатки. Он догнал ее, вырвал чемодан:

– Ладно! Подурила и хватит!

– Это не дурь, Искандер.

– Что случилось?

– Самое главное. Я встретила другого.

Он схватил ее за плечи и расхохотался.

– Ну, юмористка. Решила разыграть меня, да? Проверить свои чары? – Он заглянул ей в глаза, думая, что она рассмеется и признается, что пошутила. Но она была серьезна, и он понял, что это правда. Глаза его налились кровью.

Искандер спокойно пошел к коряге, снял ружье, пошел в ту сторону, где стоял Азиз.

– Не надо, Искандер. Это бесполезно, – сказала она.

Видимо, он понял, что она права, бросил ружье в песок и вплотную подошел к ней.

– Скажи, что наврала! – потребовал он.

Она помотала головой.

– Сука! – Он резким движением разорвал ей халат, пинком отбросил чемодан, вещи рассыпались по песку.

– А теперь иди! – заорал он.

Она сидела на песке и плакала. Ей было больно и обидно.

Он отошел к берегу и закурил.

– Зачем ты так? – спросила она.

– Убирайся вон! – сказал он, не глядя на нее.

– Ты жестокий. Только ты сам этого не знаешь. Если бы ты знал, никогда бы так не поступил.

– Уходи! – попросил он.

– Ты только притворяешься злым.

Он сплюнул погасшую сигарету, сел на корягу, уставился в море.

Она сидела и плакала. Он так дернул ее за руку, что она не могла собрать рассыпанные вещи и уложить в чемодан, поправить прическу, привести себя в порядок. Халат был разорван, пуговицы вырваны «с мясом».

Он встал, подошел к ней, взял ее руку.

– Больно, да? – вдруг спросил он.

Она кивнула. Он поцеловал ее руку, ласково, как ребенка, погладил ее волосы.

– Не стыдно тебе? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– Мало тебе одного мужчины? – спросил он.

– А тебе мало одной женщины? – спросила она.

– Я мужчина.

– А я женщина.

– Расскажи толком, что произошло? Где ты нашла его? – спросил он.

– Я искала его всю жизнь! – сказала она.

– Ладно, ладно! Только без лирики! – остановил он ее. – Кто он такой?

– Офицер.

Искандер замолк, видимо, боролся со своим уязвленным мужским самолюбием, а может, вспомнил ее вопросы и несколько странное поведение в последние дни.

– Он хочет жениться на тебе? – спросил он.

– Он скоро умрет, – тихо ответила она.

– А… куда же ты?

– Я буду с ним рядом… а потом уеду.

– Куда ты уедешь?

– Не знаю… очень далеко… Так, чтобы забыть все…

– Если ты уедешь – я сопьюсь, – сказал он.

– Не надо, Искандер. Это ни к чему.

– Хочешь, уедем вместе? Я брошу все. Все начнем сначала. Ты будешь учиться, заниматься своим пением. Я сделаю для тебя все! Нам будет хорошо с тобой! – взмолился он.

– Нам будет скучно вдвоем, – ответила она.

– Нет. Никогда не будет. Хочешь, заберем моего старшего сына. Она отдаст. Ты полюбишь его, как родного. Он очень хороший мальчик, послушный. Прости меня! Я давно должен был сделать это. Но легко ли в тридцать пять лет уйти от семьи, к которой привык, бросить детей, которых любишь. А сейчас я все решил. Я не могу потерять тебя. Прости мне все. Свои слезы, обиды! Я же ради тебя пошел на все, даже на подлость пошел ради любви к тебе, думаешь, я не мучился, просто не хотел признаваться! – Он стоял перед ней на коленях, целовал ее руки, колени, вымаливал прощение. – Не бросай меня! Я не могу без тебя, – умолял он. – Солнце мое! Свеча моя…

Она стояла на берегу с заплаканными глазами и улыбалась. Ее любили. И море, и земля, и горы – весь мир казался голубым – женщина поверила в счастье…

***

Азиз долго ждал ее на берегу. Солнце перевалило за полдень. Он взобрался на большой камень, посмотрел в сторону стоянки и увидел двоих. Он нес ее по песку на руках. Азиз пошел вдоль берега, поднялся по тропке в сторону санатория, который белел у подножия гор, среди гигантских сосен и елей. Он прошел мимо старого кладбища, где стояло каменное изваяние с ребенком.

Море плескалось внизу, переливаясь серебряной зыбью. Вдруг все стало расплываться, горы начали терять свои очертания. Азизу, видимо, вновь стало дурно – он присел на камень.

– Э-эй! – послышался голос со стороны санатория.

Азиз пришел в себя, поднял голову и увидел, что к нему бежит девушка в белом халате. Это была медсестра. Она принесла китель и набросила на его плечи. На груди поблескивала золотая звезда.

– Вас давно ждут! – сообщила девушка.

Он обнял ее за плечи, и она медленно повела его к санаторию.

***

Море было темно-синим, мрачным. По небу плыли черные лохматые тучи. Искандер деловито возился у машины. Нази укладывала вещи. Они торопились. Надвигался ливень. Над горами прокатился отдаленный рокот, похожий на гром. Он поднял голову, прислушался.

– Самолет, наверное. Теперь до весны не будет гроз. В горах уже снег лежит, – сказал он.

Над стоянкой пролетел вертолет с красным крестом. Нази начала вырывать колышки от палатки.

– Оставь до следующего года. Ничего с ними не случится. Арча. Говорят, вон на том мазаре нашли тысячелетнюю могилу. Труп истлел, а гроб, как новенький. Тоже из арчи. – Он подошел к ней. – Вытри мне лицо, – подставил мокрый, испачканный мазутом лоб.

Она вытерла ему лицо.

–Ты что молчишь все утро? – спросил он.

– Все сказано, – ответила она.

Он решил не продолжать этого разговора, закрыл капот машины и завел мотор.

– Порядочек! Сейчас вымою руки… И махнем сквозь туманы настоящего к горизонтам будущего, как говорил… Кто говорил? – спросил он.

Женщина пожала плечами.

– Ла-рош-фу-ко! – поднял он палец. – Такое место отыскал! Заплачешь от восторга. – Он посмотрел в сторону моря и замолк.

К ним бежала девушка в белом халате.

Нази выпрямилась и в страшном предчувствии ждала. Девушка подбежала к ним. Она была тоненькая, как березка, белокурая, с чистыми голубыми глазами, почти девочка. Она растерянно остановилась, так как на нее смотрели два незнакомых взрослых человека. Искандер постоял немного и отошел к морю.

Девушка протянула письмо.

«Прости, что не дождался вчера. А может, и хорошо, что ты не пришла. Ночью мне сделали новое переливание крови, но не помогло. Видимо, это последнее. Я не успел посадить дерево… Оставить сына… Но скажу одно – верь всегда, что человек в существе своем добр и прекрасен. Я очень люблю тебя. Прощай». Было написано в письме.

– Он в сознании? – спросила Нази.

Девушка покачала головой.

– Вертолет за ним?

Девушка кивнула.

– Подойди ко мне! – сказала Нази.

Девушка подошла.

– У тебя есть жених?

Девушка покачала головой.

– Ты была с мужчинами?

– О чем вы? – обиделась девушка.

Нази отдала ей письмо. Девушка посмотрела на нее удивленно.

– Прочтешь, если тебе вдруг начнет казаться, что все люди подонки, – сказала Нази.

Девушка прижала письмо к груди и осталась стоять. Со стороны санатория нарастал гул вертолета. Вот он поднялся над стоянкой, заполнил собой и громом все небо. Вертолет сделал широкий круг и ушел в небо. Нази спокойно прошла за ним на самый край пирса и стояла до тех пор, пока не затих гул. Море плескалось у ее ног. Искандер и девушка молча следили за ней.

На крышу машины, на деревянный пирс, на море, на песок начали падать крупные капли дождя.

– Ну все? – спросил Искандер тихо, с сочувствием.

– Все, – ответила Нази, решительно пошла к машине, взяла свой чемодан и Бурбона.

– Сейчас начнется ливень. Куда ты, сумасшедшая? – крикнул Искандер.

Нази ничего не ответила и пошла прочь.

По берегу шла женщина с чемоданом и обезьянкой. Ветер бил ей в лицо, хлестал ливень. Волны подкатывались к ее ногам. Но ей казалось, что она слышит какую-то мощную музыку. Каменное изваяние с ребенком, омываемое дождем, смотрело ей вслед, пока она не скрылась из виду.

Землю и море хлестал ливень…

1978 г.

© Мар Байджиев, 1978

СКАЧАТЬ всю книгу «Рассказы и повести» в формате PDF