Последний раунд

Повести киргизского прозаика и драматурга Мара Байджиева посвящены духовной жизни нашего современника. Художественным миром своих произведений Мар Байджиев утверждает высокие нравственные ценности, справедливость и гуманизм.

Публикуется по книге: Байджиев Мар. Рассказы и повести. – Б.: Шам, 2005. – 432 стр.

УДК 82/821
    ББК 84 Ки 7-4
    Б 18
    ISBN 9967-22-688-9
    Б 4702300100-85

Холодный осенний ветер поднимал с барханов желтый песок, вьюжно кружил его над землей, с шуршанием сыпал на пожухлые кустарники верблюжьей колючки. Мрачные волны остервенело бросались на берег, откатывались назад, уносили с собой мелкую гальку, с окрепшей силой кидались вновь, разбрасывали в стороны легкие деревянные лодки, привязанные цепями к балке. Студеный ветер обдувал лица надгробных скульптур, свистел в размашистых рогах козерогов и оленей, прибитых к мавзолеям. Сквозь вой ветра и шторма едва слышался глухой стук. Шабашник местного значения по прозвищу Даке вел кладку «под расшивку». Стены небольшого кумбеза из белого силикатного кирпича были подняты почти на два метра. Даке торопился, поглядывал на черную тучу, которая угрожающе двигалась со стороны гор. Ветер мешал прикурить сигарету. Он чертыхался, грел под мышкой замасленной телогрейки озябшие руки и продолжал работать. Солнце закатилось за горы, на землю начал спускаться туманный сумрак.

– «Давай, давай, скорей, скорей!» А куда торопиться? Раз уж лег сюда, значит надолго, никуда он не убежит… «Не достроишь – не получишь». Ничего – достроим, получим, – бормоча себе под нос, Даке положил кирпич, выровнял раствор – на сегодня хватит, спустился вниз, отыскал черную бутылку, накрытую помятой соломенной шляпой, налил в граненый стакан вина, присел у недостроенной стены, медленно выпил, закурил «Астру»…

В этих краях Даке появился лет пять назад. Мало кто знал – кто он родом, откуда пришел – сам он не любил говорить о своей прошлой жизни, злился, когда его называли «чемпионом»… Собрались как-то на берегу шабашники, принесли с собой несколько бутылок фруктового вина, и кто-то предложил пари: давайте, мол, кто больше выпьет «с горла без дыху», тому ящик бормотухи.

– Ну, давай, лей, – на песок уселся самый толстый шабашник.

Вино налили в трехлитровую флягу. Толстый задрал голову, и красная струя начала журча исчезать в его раскрытой пасти. Глаза шабашника были стеклянные. Сам он напоминал бронзового Будду, разве что круглый кадык его двигался вверх и вниз, да одутловатое лицо его и толстая шея багровели все гуще и гуще, словно уровень красной жидкости поднялся со дна желудка до самого мозга. Наконец толстяк отбросил флягу и сделал вдох. Замерил остаток, было выпито чуть больше метра. Начали пробовать другие, но мало кто поднялся выше шкалы пятисот, семисот граммов.

– Э-э, братва, тащите-ка мой ящик. Дыхалка-то у меня луженая. Недаром пел в опере «О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить», – пропел толстяк сиплым басом, так, словно в рогатулине его голосовых связок застрял пучок соломы.

– Давай, ребя, организму отдых нужен, тащите мой приз, – требовал толстяк. – А может, еще потягаемся? Кто? Давай!

– Давай! – сказал Даке, который до сего времени не подавал звука, а сам налил во флягу ровно полтора литра, сел на песок, расставил ноги и запрокинул голову.

– Лей, пока не кончится! – приказал он и открыл рот.

Кто-то из шабашников начал лить из фляги: пятьсот, семьсот, килограмм, полтора – фляга была пуста.

Некоторое время царила пауза: все были удивлены тем, как мог этот, с виду щуплый, парень выпить столько вина. Шабашники не обратили внимания на то, что кадык Даке оставался неподвижным – он знал методу.

Когда поехали в поселок и на велосипеде привезли ящик «яблочного», Даке, как говорится, вырубился начисто и лежал на берегу без каких-либо признаков жизни.

Но «чемпионом» его называли не только за победу над бывшим оперным певцом. Он действительно когда-то был чемпионом по боксу, имел титул мастера спорта международного класса… Даже в документах раймилиции, куда он нередко попадал, он проходил как Даке, хотя звали его Даирбеком Акуновым. Нанимаясь на шабашку, он тщательно высчитывал количество кирпича да какого: блок, полублок или силикатный, так как кладка одной тысячи стоила ровно столько, сколько стоит сам кирпич, вместе с авансом он просил бутылку ноль-семь в день и обед за счет хозяина.

Кладку он вел добротно, работал, как правило, один: песок, воду, цемент и глину размешивал сам, за что, разумеется, получал дополнительную плату, был вынослив и силен, как сам черт.

Водку, как и всякий уважающий себя алкоголик, он не употреблял.

– Чистая сразу бьет по балде и быстро проходит. Бормотуха, она как долгоиграющая пластинка с хорошей музыкой, ходишь, балдеешь, а она звучит в тебе весь день, – говорил он.

Выложив стены дома, сарая, курятника или кумбеза (в этих краях надгробия, как правило, строили из белого силикатного кирпича «под расшивку»), получив расчет, Даке отдыхал. Ровно в двенадцать ноль-ноль местного времени в белой сорочке и при галстуке, чисто выбритый, входил он в зал ресторана, садился на свое излюбленное место, заказывал завтрак, который по времени становился обедом, просил графин белого портвейна. Здесь его посещали друзья-собутыльники, начинающие алкоголики, подсаживались любители пропустить стаканчик-другой за чужой счет. Даке не был ни скупым, ни щедрым, подсевшему он наливал из своего графина, когда сосуд пустел, ласково звал официанту по имени, просил наполнить, – и так до самого вечера. Сюда же приходили и те, кто хотел нанять его на очередную шабашку, договаривались о деле и времени.

В семь ноль-ноль на небольшой эстраде, увешенной липкими лентами для уничтожения назойливых мух, появлялись оркестранты и начинали играть современные мелодии. Часам к десяти, под самый занавес Даке подходил к ребятам, бросал на тарелку ударника красненькую, после чего звучала старая русская песня в стиле жестокого романса: «Пара гнедых». Это была дань памяти его покойным друзьям, которых он вспоминал в приличном хмелю. Песню эту он слушал, откинувшись на спинку стула, словно сидел на табурете ринга, и, может, ему мерещилось, что тот, чьей памяти посвящна эта музыка, обмахивает его мокрым полотенцем, массирует ему грудь и шепчет на ухо:

– Держись, малыш, последний раунд. Еще два левых прямых, и мы взяли…

Таким образом спустив в графин все, что было заработано за полмесяца, он брался за новую работу. Местные жители установили между собой очередь, ждали, когда кончится его «отдых», с тем, чтобы позвать Даке на шабашку.

Жил Даке во времянке, принадлежащей одинокой старухе, платил ей всего десять рублей в месяц, так как приходил лишь для того, чтобы переночевать. Рано утром он уходил либо на работу, либо к магазину, чтобы добыть бутылку на похмелье, как он говорил он сам, стабилизировать сердце, которое под утро колотилось с такой бешеной скоростью, что сводило судорогой руки, шею и диафрагму…

Выкурив сигарету. Даке откинулся на спину, расслабился как после очередного раунда. Проснулся он от того, что на лицо его упали крупные капли дожд. Со стороны гор наползали тяжелые тучи. Ветер усилился. Сложив в уголок ведра, мастерки, лопату и прочие инструменты труда, Даке надел штормовку, вышел на шоссе, пошатываясь от ветра и хмеля, двинулся в сторону городских огней, едва пробивавшихся сквозь густые глазища приближающейся машины. Показался ЗИЛ, груженый трубами. Даке помахал рукой, но тот промчался мимо.

Косой дождь хлестал землю. По мокрому шоссе мчалась белая «Волга». За рулем сидела миловидная женщина лет тридцати пяти. На заднем сидении, обняв ее за шею, – мальчик лет пяти. Машина бежала вдоль берега. Холодный ветер с дождем барабанил по лобовому стеклу. Женщина, видимо, торопилась, и не успевала притормозить на дорожных выбоинах.

Фары осветили белые стены, скользнули по памятникам и надгробиям.

– Мам, а что это? – спросил мальчик.

– Кладбище, сынок, – ласково ответила женщина.

Сноп света вырвал из тьмы мраморный бюст круглолицего человека.

– Мам, а кто это? – спросил мальчик.

– Памятник дяденьке.

– Который умер?

– Угу…

– А он хороший был?

– Не знаю, сынок. Может, хороший был, а может, нет, – ответила женщина, всматриваясь в дорогу.

– А почему памятник, если он был плохой? – не унимался мальчик.

Женщина улыбнулась и чуть не наехала на Даке, который неожиданно возник перед капотом, мокрый, пьяный, с распростертыми руками, словно задумал поймать машину.

– Идиот! – выругалась женщина и, едва успев вывернуть руль, промчалась мимо.

– А кто это, мама? – спросил мальчуган.

– Кажется, привидение… – ответила женщина.

– Он вышел из памятника?

– Видимо, сынок. Ну, довольно, ты положи под голову подушку и спи

– А еще долго?

– Скоро приедем, сынок…

Мальчуган достал маленькую подушку, деловито устроился на сидении, но тут же встал и опять обнял ее за шею.

– Мама, я боюсь привидения. Ложись со мной, – попросил мальчик.

Женщина рассмеялась, обнажив красивые, ровные зубы.

– А кто машину поведет?

– Ой, я забыл! – спохватился мальчуган.

– Глупенький ты мой… – женщина прижала руку мальчика к губам, ласково потрепала его кудлатую головку…

Дождь беспощадно хлестал по лобовому стеклу, шоссе пересекали мутные потоки, бегущие с гор. Впереди показалось нагромождение сухого курая, щепок, верблюжьей колючки и прочего мусора. Машина подъехала вплотную, осветила фарами левую и правую обочины – всюду бурлила вода. Дорога была размыта. Бибина – так звали женщину – сдала чуть назад, видимо, решила проскочить через кювет, наполненный водой, укрепила мальчика привязным ремнем, сделала резкий рывок. Передние колеса вышли на другую сторону канав, но задние забуксовали и потянули назад. Бибина прибавила газу – задние колеса начал зарываться в мягкое дно и оседать. Женщина открыла дверцу – машина в полколеса стояла в воде. Выйти из этой ловушки без посторонней помощи было почти невозможно.

Бибина развернула колеса вправо вдоль кювета, включила мотор, машина чуть-чуть подалась, но продолжала буксовать…

Даке шел по центру шоссе, замерзший, протрезвевший. Сквозь струи косого дождя едва просвечивались огни портового города. Временами он оглядывался в надежде, что появится какой-нибудь транспорт, но тщетно. Дождь начался давно, и в такую погоду, да в ночь, мало кто осмелится выти на трассу…

Послышались звуки буксующего автомобиля.

Машину заносило то вправо, то влево, наконец она окончательно оказалась в кювете. На табло бензобака замелькал красный огонек, извещающий о том, что топливо на исходе. Женщина засучила штанины светлых брюк. Ветер чуть не вырвал открытую дверцу. Воды было почти до колена.

– Глубоко? – сочувственно спросил сын.

Бибина кивнула, посмотрела на далекие, мутные огни города. В уголках ее грустных глаз блеснули слезы. Она была в отчаянии, однако присутствие ребенка не позволяло ей расплакаться. Бибина решила попытать судьбу еще раз: завела мотор, включила передачу, и вдруг машина медленно двинулась вперед. Она переключила скорость, но колеса тут же откатились назад, нажала на акселератор – послышался буксующий визг. Машина сдвинулась с места и медленно вышла из кювета. Бибина облегченно вздохнула, посмотрела в зеркало, чтобы поправить волосы и вскрикнула – в заднем стекле виднелось заросшее щетиной, забрызганное подколесной грязью лицо. И лицо это улыбалось. Бибина поняла, благодаря чьим усилиям выбралась из кювета.

Даке открыл правую заднюю дверцу, уверенный в том, что теперь его подвезут, хотя бы за оказанную помощь.

– Куда вас? – спросила Бибина, не глядя на незнакомца.

– Вперед… – махнул он рукой, сел рядом с мальчиком, снял мокрую шляпу, бросил на переднее сиденье. Женщина удивленно посмотрела на шляпу.

Белая «Волга» помчалась по мокрому шоссе. Женщина сосредоточенно смотрела вперед. Салон наполнился запахом винного перегара и дешевого табака. Бибина поморщилась и приоткрыла ветровую форточку.

Мальчишка посмотрел на незнакомца с удивлением и нескрываемым страхом и вдруг спросил:

– Дяденька, а вы привидение?

– Да, пожалуй… А как ты узнал?

– Мама сказала, – ответил мальчик.

Женщина невольно улыбнулась. Наступила неловкая пауза. Даке посмотрел на красивые волосы Бибины, разбросанные по плечам.

– Мама твоя верно сказала.

Женщина вдруг сняла ногу с педали акселератора и замерла, словно ждала еще одного слова. Машина покатилась по инерции. Мужчина погладил мальчика по голове.

– Она у тебя умница и машину хорошо ведет…

– Даирбек? – с волнением спросила женщина, не поворачиваясь.

– Бибина?

Машина остановилась.

***

– Да-ир! Да-ир! – ревела толпа.

Во дворце спорта им.Ленина висело огромное панно с изображением поселка Дубосеково: на переднем плане советский воин со связкой гранат ползет навстречу немецкому «тигру». На ринге, установленном в центре зала, шел традиционный матч на мемориал защитника Москвы Героя Советского Союза Дюйшенкула Шопокова.

– В синем углу экс-чемпион Соединенных Штатов Америки среди юниоров Джон Смит. На ринге провел сто пятьдесят боев, в ста сорока одержал победу. На мемориале Дюйшенкула Шопокова выступает впервые, – сообщил голос диктора.

Прозвучал гонг. Начался второй раунд. Негр стремительно кинулся на Даирбека, но тут же получил контрудар.

– А-а! – заревела толпа.

Джон Смит мужественно держал стойку, и ни один мускул не выдал его реакции. Как известно, черные боксеры умеют сносить удары. Даирбек уверенно пошел в атаку.

Бибина Абаева – спортивный врач спортобщества «Сейтек», совсем еще юная, в белом халате, в белом чепчике, сидела недалеко от ринга, рядом с судейской коллегией и аплодировала вместе со всеми. Кумир местных болельщиков Даирбек Акунов работал отчаянно, почти без пауз наносил удары, не давая сопернику опомниться. Но вот он пропустил сильный контрудар, потом второй. Он был потрясен, но держался на ногах. Публика притихла. Бибина, вся напряженная поднялась с места. Рослый, красивый мужчина лет сорока в шикарном костюме – зампред спортобщества Анвар Султанович, сидевший рядом, ласково похлопал ее по плечу, сказав тем самым, что для тревоги нет оснований. Однако негр наносил удар за ударом, зажал соперника в угол, заставил уйти в глухую защиту. Аскарбек Исманов – секундант Даира – заметался за рингом, пытался что-то подсказать. Судья остановил бой, попросил секунданта отойти подальше. Бокс! Эта секундная пауза придала Даиру силы. Он перешел в атаку и нанес противнику удар левой прямой. Это был его коронный удар. Смит слегка пошатнулся. Судья заглянул ему в глаза и начал считать по-английски. Негр опустил перчатки и смотрел, как загнанный бык. Он чувствовал, что рефери рано открыл счет, ноздри его свирепо раздувались, при счете шесть он поднял перчатки, ринулся в бой и начал наносить удары почти вслепую: по перчаткам, по корпусу. Даир, ловко парируя, ринулся в контратаку и пропустил встречный удар. Негр нанес серию. В глазах Даира поплыли круги, но тут прозвучал гонг. Даир побрел в угол, неуверенно переступая ватными ногами. Исманов подал стул, начал массировать ему грудь.

– Как ты? – шепотом спросил Исманов.

– Плохо вижу, – ответил Даир.

– Продержишься? – спросил Исманов.

– Не знаю, – ответил он, сплевывая воду.

– Может откажешься?

– Не знаю, шумит в висках.

– Да-ир! Да-ир! – скандировали болельщки.

Даирбек бросил взгляд на противоположный угол. Джон Смит сидел на своем табурете, широко расставив ноги, руки его лежали на канатах. Его секундант, такой же черный, только лысый, круглый и верткий, как барсук, молча брызгал на его смуглое лицо какую-то жидкость из пульверизатора.

Исманов обтер боксера мокрым полотенцем, начал обмахивать.

– В красном углу неоднократный призер мемориала Шопокова, выпускник института физкультуры, мастер спорта Даирбек Акунов. На ринге провел шестьдесят семь боев, в шестидесяти одержал победу, двадцать из них с нокаутом, является кандидатом в сборную СССР. Его секундант экс-чемпион республики 50-х годов Аскарбек Исманов! – сообщил диктор.

Даир бросил взгляд на публику и увидел девушку в белом халате. Очертания ее лица прояснились. Девушка плакала, зажав рот руками.

– Что за кадра? – успел спросить Даир.

– Новый спортврач. Говорят, невеста Анвара Султановича.

Анвар Султанович, обняв девушку за плечи, что-то говорил ей на ухо. Но Бибина качала головой и продолжала плакать.

– А почему она ревет? – спросил Даир.

– Не знаю… В первом раунде смеялась, а теперь плачет, – ответил Исманов.

Бибина заметила, что боксер смотрит на нее, перестала плакать и вытерла слезы. Раздался гонг.

Даир еле заметно подмигнул ей синим глазом и вышел на бой. Публика взорвалась восторженными криками – поклонники, видимо, боялись, что Даир откажется от поединка и отдаст победу.

Негр решил ускорить развязку. Он бегом ринулся на противника, очень злой и свирепый. Даир пружинным, изящным движением увернулся и успел нанести контрудар, зал взорвался аплодисментами. Он ловил взгляд девушки в белом халате. Она хлопала в ладоши как ребенок, и это, пожалуй, придало Даиру уверенности.

– Да-ир! Да-ир! Да-ир! Левой! Левой! – скандировал зал.

Теперь он был уверен, что победу не отдаст, а поскольку пошла вторая половина раунда, выбирал момент для левой прямой.

Однако Смит нанес ему два ощутимых удара. В глазах Даира вновь поплыли красные круги: он ушел в глухую защиту, вывернулся, вышел из угла пропустил еще удар. Судья открыл счет. Даир положил руку на канат, готовый рухнуть, посмотрел на девушку и вместо нее увидел белое смазанное пятно в красном ореоле. После счета «четыре» появилось очертание ее лица, а потом ее заплаканные глаза – значит, еще не все кончено, значит, есть еще силы. И он поднял перчатку к бою. Бокс! Даир начал лавировать. Собирать силы для главного удара. Теперь он проверял свое состояние по силуэту девушки в белом халате. Лицо ее было милое, доброе. Она застыла в немом ожидании чего-то очень важного и главного, держа руку наготове, то ли она хотел зааплодировать, то ли хотела броситься на ринг и поднять, если он упадет. Остался один шанс – удар левой прямой, по очкам он явно проигрывал. Ну, ну! милый, иди ко мне. Нападай, посмотрим, что с тобой будет! Ну! чего ты вертишься перед глазами? Иди же, получи свое! Не может быть, чтобы ты свалил меня перед этой красавицей! – думал Даир и сам чувствовал, как свирепеет, и невесть откуда ему прибавляются силы. Джон Смит, видимо, чувствуя что упустил очень важный момент, несколько остудил свой пыл, начал уходить в оборону. В глазах его появилась грустная неуверенность. Он думал, что уложит соперника в начале раунда, но этого не случилось….

На табло оставалось полминуты, которые должны были решить исход поединка. Болельщики орали сплошным и бесконечным криком. Девушка в белом халате сидела, сжав губы, похожая на белую гипсовую статую, изваянную незадачливым скульптором в нелепой позе. Разве что ее глаза были очень теплые и светились материнской лаской и жалостью. Анвар Султанович своей крепкой рукой уверенно держал ее за плечи и улыбался, как добрый дяденька, приготовивший детям неожиданный сюрприз. Он был уверен, что Даир сейчас совершит то, чего от него ждут.

Диктор между тем вкратце рассказал о 28 панфиловцах, ценою жизни защитивших Москву, о Герое Советского Союза Дюйшенкуле Шопокове, о его жене, Герое Социалистического труда С.Шопоковой, о традиционном матче-мемориале. Даир взглянул на панно. Ему вдруг показалось, что немецкий танк, скрежеща металлом, идет прямо на него. Даир ринулся на противника. Удар! Еще удар! Крик толпы! Негр выдержал удары. Ну. еще чуть-чуть, выйди на левый! Ну, ну!

– Да-ир! Да-ир!

Удар! Стоп!!! Смит рухнул на пол. Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! Восемь! Девять! Смит не встал… Рефери поднял руку Даира.

Зал зашумел как горный поток.

Девушка в белом халате хлопала в ладоши, а глаза ее были полны слез…

В раздевалке друзья и болельщики целовали и качали победителя. Подошел Анвар Султанович, крепко пожал ему руку, поцеловал:

– Браво, малыш! – ласково сказал он.

За его спиной показалась девушка в белом халате.

– Я должна осмотреть вас. Даир, – строгим тоном сказала она, профессиональным движением усадила спортсмена на стул, осмотрела его черный затекший глаз. – Не больно?

– Нет, – ответил боксер.– Розовые круги.

Бибина недовольно покачала головой. Даир вдруг взял ее нежную, красивую руку и поцеловал.

– Эй, эй, драчун! Дисквалифицирую. Это запрещенный прием! – незлобно пожурил Анвар Султанович.

– Спасибо вам, – серьезно сказал Даир, не отпуская ее руки.

В раздевалку ворвалась ватага кино– и фоторепортеров, корреспонденты радио и телевидения, местных печатных органов и газеты «Советский спорт».

– Скажите, Даир, что вы ощущаете, когда встречаетесь с сильным противником? – спросил журналист с микрофоном.

– Мне кажется, что на меня движется танк, – ответил Даир.

– А как вы оцениваете боевые качества Джона Смита?

– Смит великолепный спортсмен!

– Сегодня у вас был трудный бой. Не однажды вы были на грани поражения. Что вам помогло выстоять? – спросил корреспондент молодежной газеты.

– Спортивный врач, – вдруг неожиданно для самого себя ответил боксер.

Все засмеялись и посмотрели на Бибину, так как решили, что это шутка. Она стояла красивая, смущенная и улыбалась, как в сказке. Анвар Султанович держал ее за плечи.

– Если бы не она, я бы лежал на полу, – добавил Даир.

Так он впервые увидел женщину по имени Бибина, которая в дальнейшем и предрешила его судьбу…

В молодежном кафе «Барчын» оркестр играл старые мелодии в современном ритме. Немолодой, седеющий человек с подкрашенными усиками пел в микрофон. На небольшой площадке танцевала молодежь. В кафе вошел Даир в сопровождении своего секунданта Аскарбека Исманова и массажиста Алексея Трофимова.

Певец, заметив вошедших, тут же прекратил пение. Музыка притихла.

– Дорогие друзья, у нас в готях выдающийся спортсмен республики Даир Акунов! – сообщил певец.

Раздались аплодисменты.

– Его сопровождают экс-чемпион республики 1952-1953 годов Аскарбек Исманов и экс-чемпион республики 1954-1955 годов, ныне выдающийся массажист Алексей Трофимов, – добавил певец.

Прозвучали аплодисменты.

Даир шел между столами, счастливый, довольный собой, упоенный славой и вниманием. Девушки смотрели на него с восхищением, юноши с нескрываемой завистью. Следом шагали Исманов и Трофимов, гордые и довольные своим питомцем, его славой, его победами. Навстречу вышла заведующая залом, гостеприимно улыбнулась, убрала со столика табличку «Служебное место», усадила гостей.

– Только чур, не напиваться! – предупредил Даир.

– О’кей! – ответили старички в один голос, переглянулись и подмигнули друг другу.

К ним то и дело подходили юноши, завсегдатаи кафе, говорили слова восхищения по поводу последнего боя, просили автограф, иногда – откуда ни возьмись – появлялись бутылки водки, коньяка, шампанского. Алексей Трофимов щедро разливал принесенное, угощал всех, кто подходи к столу. Тут же увивались девицы в ярких нарядах, фамильярно гладили Даира по плечу, по голове. Он снисходительно хлопал и по рукам. Сам он почти не пил, разве что отпивал из большого бокала шампанское – он был опьянен своей славой, строго соблюдал спортивную диету, да и особой тяги не было к спиртному.

– Даирчик, подойди к нашему столу. Аксакалы зовут тебя, – попросил толстяк в сером костюме, при галстуке.

Подходить к чужому столу было не в правилах Даирбека, но за тем столом сидели несколько пожилых людей сельского вида – пришлось подойти.

– Твои земляки рады твоим успехам, Даирбек, ты гордость нашего района! – сказал самый старший. – Выпей с нами.

– Спасибо! – Даир приподнял рюмку и поставил ее на стол.

– Ну выпей хоть рюмочку, – взмолился толстяк.

– Режим, – коротко ответил Даир и отошел.

– За восходящую звезду мирового бокса! За настоящего джигита! – кричал Трофимов, опрокидывая одну рюмку за другой.

– Эй, маэстро! Давай нашу! – кричал в оркестр Исманов.

– Дорогие друзья, для наших знаменитых гостей исполняется старинный романс «Пара гнедых»! – объявил певец под восторженные аплодисменты.

– Пара гнедых, запряженных с зарею,
    Тощих, голодных и жалких на вид,
    Вечно бредете вы мелкой рысцою,
    Вечно ваш кучер куда-то спешит, –

запел он с цыганским надрывом, взял микрофон на длинном шнуре и медленно пошел между рядами.

АлексейТрофимов, захмелев, положил голову на плечо Аскарбека Исманова. Ему мерещились бои на ринге, в которых он побеждал тридцать лет назад. Исманов, обняв друга, отрешенно тянул сигарету, по его смуглому морщинистому лицу катились слезы.

– Были когда-то и вы рысаками,
    И кучеров вы имели лихих.
    Ваша хозяйка состарилась с вами,
    Пара гнедых! Пара гнедых…

Даир танцевал на площадке, обняв девицу в коротком платье. У него не было воспоминаний, он жил и наслаждался минутой, купался в собственной славе и популярности…

В полночь они вышли из кафе и пошли по ночному городу. Старики едва держались на ногах, Даир вел их под руки.

– На ринге ты артист. Понял? Все смотрят на тебя. А ты притворись, что плучил нокдаун. Противник думает, что ты вот-вот рухнешь, идет с открытым забралом. А ты ему – бац! Левой прямой. А дальше: айн, цвайн, драйн! И… аут! – громко советовал Трофимов.

«Старость, как ночь, вот и нам угрожает, Говор толпы невозвратно затих», – не в тональности пел Исманов, отошел за дерево и начал мочиться.

Подъехала милицейская машина. Вышел сержант в сопровождении двух дружинников.

– Добрый вечер, граждане. Почему шумим? Документики? – потребовал сержант.

– Да ты что, друг? Нас не знаешь? – возмутился Исманов.

– Тихо, папаша! – успокоил сержант. – Вы нарушаете общественный порядок.

Дружинник взял Исманова под руки.

– Руки прочь! – Трофимов рванулся на дружинника.

Его тут же схватили и заломили руки за спину.

– Отпустите стариков, – сказал Даир.

– Даир, бей их! Чего смотришь? Это же мусора! – кричал Исманов, стараясь вырваться.

– Отпустите немедленно! Считаю до трех, – предупредил Даир.

Сержант свистнул. Из машины выскочили еще три милиционера.

– Ах, так?! Давай подходи! Только без огнестрельного! – Даир принял стойку, ударил сержанта. Когда размахнулся второй раз, сзади набросился дружинник, но тут же отлетел прочь. Подоспели другие милиционеры, приемом самбо опрокинули боксера, заломили руки назад.

– Не надо шалить, дорогой, будут неприятности, – сказал сержант.

– Отпусти! – приказал Даирбек, морщась от боли.

– Что, ручке вава, да? – спросил сержант.

Милиционеры повели всех троих к машине.

– Болваны! Это же Даир Акунов! – кричал Исманов.

– Тем более. Прошу воспользоваться нашими транспортными услугами, а там и познакомимся поближе, – очень вежливо сказал сержант, сплевывая кровь…

В два ночи Анвар Султанович позвонил Бибине.

– Что случилось, вы никогда не звонили так поздно? – в тревоге спросила Бибина.

– Твой любимчик попал в милицию, – сообщил Анвар Султанович.

– И что будет?

– Не разрешат ехать в Лондон. Ему дадут срок, а мне по шапке, – сказал Анвар Султанович. – а наше спортобщество еще раз станет героем фельетона.

– Что делать?

– Может, съездим к дяде твоему. Надо освободить немедленно. Утром будет поздно.

– Дядя уехал в Карловы Вары и будет только в конце месяца, – ответила Бибина.

– Жаль. Буду стучаться во все двери, иначе будет худо не только этим болванам, но и мне. В прошлом году мотали нервы из-за футболиста, а теперь этот… Ну ладно, спи! Извини, что разбудил. Целую тебя, – Анвар Султанович повесил трубку и начал поспешно одеваться.

В камере предварительного заключения Даирбек стучал в дверную решетку. Исманов и Трофимов дремали, сидели на полу, подперев друг друга спинами.

– Я вас слушаю, гражданин, – подчеркнуто вежливо сказал сержант, подойдя к Даиру.

– Выпусти! – потребовал Даир.

– В конце пятилетки.

– Кретин! – выругался Даке.

– Очень приятно… вот и познакомились, – учтиво отозвался сержант.

– Все равно отпустишь. – Даир начал колотить в дверь и вдруг затих – в узком коридоре показался Анвар Султанович.

Все трое прилипли к решетке и начали оправдываться.

– Мы не виноваты, Анвар Султанович! Выпили по кружке пива! Тихо шли по улице! Нас схватили! Начали крутить руки. Мы никого не трогали! – залебезили старики.

– Болваны! – сказал Анвар Султанович и прошел мимо, направляясь в кабинет дежурного офицера майора Князева…

– Да пойми ты, Владимир Степанович. – У нас международный матч. Дело государственной важности. Замены нет. Зачем нам ехать с заранее потерянным очком?

– Нет, дорогой Анвар. Я здесь бессилен. Ты сам подумай. Мастер спорта, знаменитость – и вдруг пьяный дебош на улице. Думаю, ты учил его боксу не для того, чтобы он нападал на представителей правопорядка, – говорил майор Князев.

– Но Даир-то трезвый был, – вставил Анвар Султанович.

– Но разве он не знает, что милиционер личность неприкосновенная. Это минимум пять лет тюрьмы.

– Ну хорошо, можешь ты сделать так, чтобы дело не получило огласки?

– В девять сводка уйдет по всем инстанциям…

– Подержи хотя бы до десяти, – взмолился Анвар Султанович.

– Хорошо. Но едва ли что у тебя выйдет, – развел рукаим майор.

– Что поделаешь, такова наша жизнь, – улыбнулся зампред, вышел из кабинета, пошел по узкому коридору.

– Ну что, Анварчик, по домам? – прильнул к решетке Исманов.

– А вот этого не хочешь? – зампред сунул ему под нос кулак. – Кто ударил сержанта?

– Я, – ответили все трое.

– А дружинника?

– Я, – ответили все трое.

– Пьянчуги! Хоть бы врать умели! – бросил Анвар Султанович и пошел к выходу…

– В прошлый раз вот так же отпустили лучшего футболиста, товарищ полковник, а потом что он вытворил, вы знаете. Теперь лучший боксер. Каждый гражданин должен отвечать за свои поступки. Будь он хоть семь пядей во лбу. А мы их балуем, а себе выговора зарабатываем, – майор положил трубку, нажал на кнопку селектора. – Рахманов, зайди!

В дверях появился старший сержант Рахманов, отдал честь, вытянулся.

– Слушай, Рахманов. Звонки изо всех инстанций. Может, порвешь свой акт, а? Закроем это дело к чертовой матери.

– Как же, товрищ майор? Только вчера вы говорили о чести мундира советской милиции. Говорим одно, а делаем другое? – спросил Рахманов.

– Впервые наш боксер в составе сборной Союза едет за границу, защищать честь государства, понимаешь?

– Нас бьют по морде, а мы к ним с лаской и уважением? – возмутился сержант.

…Рано утром Анвар Султанович подъехал к дому большого начальника. Этот начальник был большим болельщиком футбола и бокса. Анвар Султанович долго извинялся пред ним и перед его супругой за столь раннее вторжение, объяснил положение, просил помочь вызволить Даира Акунова, восходящую звезду мирового бокса из КПЗ. Большой начальник твердо не обещал, но сказал, что посоветуется с другим начальником, который был выше его.

В девять ноль-ноль Анвар Султанович же был в приемной того самого начальника, который был больше предыдущего большого начальника. Анвар Султанович умел говорить, убедить и добиться свое, не унижаясь и не теряя собственного достоинства.

В девять сорок пять у майора Князева загорелся глазок селектора.

– Слушаю, товарищ полковник. Хорошо, товарищ полковник. Наше дело подчиняться, но только в письменном виде, товарищ полковник.

Князев вызвал старшего сержанта.

– Вот так, дорогой Рахманов. Придется отпустить. Приказ…

– Я не потерплю такого оскорбления, товарищ майор. Я пойду к генералу! – возмутился Рахманов.

– Генерал не поможет. Указание дано сверху, – ответил майор.

Рахманов подошел к двери, за которой сидели заключенные, долго и угрюмо смотрел на них.

– Чего уставился, как бык на тореадора? – спросил Трофимов.

– По-моему, его рожа просит кирпича, – сказал Исманов.

Рахманов не отреагировал на оскорбление, не спеша достал из кармана ключи, открыл решетчатую дверь, тяжело ступая сапогами, ушел по длинному коридору, оставив заключенных в полном недоумении. Он зашел в дежурку, попросил лист бумаги и написал: «Заявление. Прошу уволить меня из системы МВД…»

Проступок Даира и его друзей обсуждали на заседании комитета в узком кругу. Исманова и Трофимова было решено отправить на пенсию. Разбор поведения Даира отсрочили до возвращения из Лондона. Гласное обсуждение и принятие мер административного наказания могло повлиять на оформление выездных документов, к тому же, зная крутой характер своего питомца, Анвар Султанович опасался, что Даир начнет горячиться, качать права и испортит все дела. Стало известно, что старший сержант Рахманов написал жалобу в Москву.

И вот после окончания сборов Даирбек Акунов стоял перед спортивным врачом Бибиной Абаевой. Внимательно осмотрев своего пациента, она усадила его на стул, направила луч лампы на глаза и недовольно покачала головой – в углу левого зрачка выделялась кроваво-красная ниточка.

– Что вы прочли в моих глазах? – спросил Даир.

– Этот глаз может подвести в первом же раунде, – ответила Бибина.

– Этот глаз я буду беречь как зеницу ока!

– Это гораздо серьезней, чем ты думаешь, – сказала Бибина. – Можешь одеваться.

Даир оделся, присел рядом на табурет.

– Доктор, можно я посижу немного? – попросил он.

– Зачем?

– Просто так.

– Что ж, посиди, если просто так, – улыбнулась Бибина и начала заполнять журнал.

Даир сидел рядом и смотрел на нее, на ее тонкий профиль, руки и боялся, что сейчас откроется дверь и войдет Анвар Султанович.

– У вас сегодня нет тренировки? – наконец спросила она.

– Есть… но… я посижу.

– Смешной ты парень, – серьезно сказала Бибина.

Открылась дверь и вошел Анвар Султанович.

– Что-то долго длится ваш профосмотр, – как бы шутя заметил он. – Я вам не помешал?

– До свидания, спасибо, доктор. – Даир встал и вышел за дверь.

– Как у него дела? – спросил Анвар Султанович.

– Плохи, – ответила она.

– То есть как?

– Я не могу подписать ему медсправку. У него может начаться внутреннее кровоизлияние сетчатки левого глаза, – пояснила врач.

– Но у него есть еще один глаз, который здоровый, – возразил Анвар Султанович.

– Он может потерять этот глаз, – уточнила Бибина.

– Если не поедем, мы потеряем медаль. Вчера меня вызвали в райком. Предложили пост председателя с условием, что поправлю дела общества. Если вернемся ни с чем – не видать мне повышения, как собственного затылка, – признался Анвар Султанович. – Как видишь, для меня это весьма важно.

– Для меня важно здоровье спортсмена, – сказала Бибина.

– М-да. И зачем я взял тебя в свой штат! На свою голову.

– Я могу уволиться хоть сейчас! – вспыхнула врач.

– Ну, ну, только не сердись, – Анвар Султанович слегка обнял ее за плечи и поцеловал волосы. – Я понимаю, ты врач и по-своему права. Но в данном случае на карту поставлена честь государства, республики, и, в конце концов, моя личная честь. Ты же знаешь, каких трудов стоило мне вырвать его из милиции. Я же был у самого-самого, обещал привезти золотую медаль, только на этих условиях он согласился позвонить в МВД.

– Если не верите мне, могу пригласить окулистов, травматологов и провести консилиум, – предложила Бибина.

– Нет, нет, Биби, ни в коем случае! Это даст огласку и дойдет до инкомиссии, да и он сам может испугаться и не поехать, – сказал Анвар Султанович. – И тогда у нас будет артель «напрасный труд».

– Я не подпишу справку, – отрезала Бибина.

– Хорошо, хорошо. Ты не подписывай. В конце концов справку можем взять в общей поликлинике.

– Если я позвоню, никто вам не даст ее!

– Не кажется ли тебе, что ты слишком пристрастна к здоровью этого юноши? – спросил Анвар Султанович.

– Может, устроите сцену ревности? – вспыхнула Бибина.

– О, нет! Упаси аллах. Имею ли я на это право? – поднял руки зампред.

– Вот именно.

– Ну будет, будет, малыш. Только не сердись. Не хочешь – не подписывай! Только прошу об одном – никуда не звони. Твоя врачебная совесть чиста в данном случае, а остальное я улажу сам. – Он чмокнул ее в щеку и вышел.

Анвар Султанович каким-то смутным и далеким подсознанием почувствовал, что с его невестой что-то происходит. Но что именно, он определить не мог. Не смогла же она предпочесть ему этого зеленого, необтесанного юношу, который к тому же лет на пять младше ее. Подозревать ее в легком флирте не было оснований – Бибина была женщиной, как ему казалось, не только глубоко порядочной и серьезной, но и, как ни странно, умной.

В девятнадцать она вышла замуж, через два года поняла, что совершила ошибку, и ушла к родителям. Анвар Султанович встретил ее год назад в спецполиклинике, уговорил перейти в спортобщество «Сейтек», где была перспектива написать диссертацию по спортивной медицине, обещал квартиру и прочие блага. Обещая жилплощадь, он имел в виде свою трехкомнатную кооперативную с паркетом и шикарной внутренней отделкой – он был старый холостяк и был уверен, что Бибина не откажет, когда он предложит ей руку и сердце.

Разговор с Бибиной об этом парне, ее нервозность действительно оставили не очень приятное чувство. Но Анвар Султанович был человеком деловым, и сейчас ему некогда было заниматься психоанализом: через неделю предстояла поездка в Москву, а далее в Лондон, куда он ехал в качестве представителя федерации бокса и откуда должен был вернуться с честью. Даирбек Акунов был козырем, на которого он делал ставку, и оформлением выездных документов он занимался лично сам. Перед выездом Анвар Султанович выступил по местному телевидению, многословно и уверено говорил о предстоящем матче, выразил надежду, что его питомцы вернутся не с пустыми руками.

– Уверены ли в том, что Даирбек Акунов выйдет в финал и станет чемпионом? – спросил корреспондент.

– Даирбек Акунов – замечательный спортсмен, вынослив, мастерски владеет тактикой боя, хорошо подготовлен, но все зависит от того, как подготовлены наши соперники и что скажет жеребьевка, – уклончиво ответил Анвар Султанович.

***

В Лондоне Даирбек Акунов был героем встречи, отлично провел два боя. Боксера из ГДР он победил в упорной борьбе по очкам, пропустил два сильных удара, но слава богу, не по глазам, – левый глаз Даир действительно охранял как зеницу ока. Бой с филиппинцем остановили к концу второго раунда ввиду явного преимущества советского боксера.

В пресс-баре одной из фешенебельных гостиниц Лондона спортивные журналисты осаждали Даира: спрашивали о чемпионате, о системе спортивного обучения в Советском Союзе, об оплате за тренерскую работу, о бытовых условиях боксеров… Даир вместе с другими спортсменами сидел за столиком. Пил коктейль. Иные задавали вопросы на русском языке, другие через переводчика.

В пресс-баре появился Анвар Султанович с группой спортивных представителей. Даже здесь он выглядел джентльменом высшего класса, к тому же он почти в совершенстве владел английским – шутил, смеялся остротам, как будто всю жизнь прожил в Лондоне.

– Не вздумай нарушать режим, – предупредил Анвар Султанович.

– Опкей, Анвар Султанович, – с иронией ответил Даир, ему явно не понравилось предостережение.

Анвар Султанович сделал вид, что не заметил иронии.

– Прошу прощения, джентльмены, – раскланялся Анвар Султанович и прошел со своими спутниками в другой зал.

– Этот джентльмен из вашего КэГэБэ? – ехидно спросил один из журналистов по-русски.

– Этот джентльмен – председатель нашей команды, – ответил Даир.

Журналисты рассмеялись.

Один из журналистов заказал виски и предложил Даиру.

Даир поблагодарил и отказался.

– Я понимаю, над каждым советским спортсменом, как дамоклов меч, висит страх перед начальством, – заметил журналист.

Его коллеги рассмеялись. Переводчик перевел.

– Передайте джетльмену-журналисту, что над нами ничего не висит. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что семь из десяти вышли в полуфинал, – ответил Даир.

– До вашего боя сорок восемь часов, – сказал журналист.

– Мы пьем после боя, – ответил Даир.

***

– Джон Смит вышел в полуфинал без боя. Войцеховский не вышел на ринг, – сообщил спорсмен, живущий с ним в одной комнате.

– Тем хуже для него – отозвался Даир.

– Бой состоится завтра.

– Золото все равно будет здесь, – Даир показал сжатый кулак.

Раздался телефонный звонок. Спортсмен поднял трубку.

– Виктор, он пришел? – спросил голос Анвара Султановича.

– Да, Анвар Султанович.

– Дай-ка ему трубку.

Даир сделал знак, чтобы Виктор не передавал ему трубку.

– Он спит, – соврал Виктор.

– Почему так рано? – с подозрением спросил Анвар Султанович, так как буквально минуту назад видел, как тот заходил в лифт.

– Не знаю, видимо, устал, – ответил Виктор.

– Он знает, что бой перенесен на завтра?

– Знает.

– Он в форме? – спросил Анвар Султанович.

– Да, – ответил Виктор.

Анвар Султанович знал хорошо крутой нрав Даира и его собственное самолюбие, сочетающееся с наивной, почти детской доверчивостью, а потому очень боялся, что тот попадется в какие-нибудь хитроумно расставленные сети падкими на сенсации спортивными журналистами. Серебряная медаль, считай, уже была в кармане, а вереди заманчиво поблескивала золотая. Главное, чтобы его спортивный подопечный не влип в какую-нибудь историю и в бою не пропустил роковой удар.

В республике уже третий год спортобщество «Сейтек» было под перекрестным огнем критики, в газетах то и дело появлялись публикации с упреком в адрес председателя, который уже и сам начал готовиться на пенсию, и Анвар Султанович был первым кандидатом на этот пост. От природы он не был карьеристом, любил спорт, работал с большой искренней отдачей, но его активная инициатива часто не получала поддержки у шефа – человека очень осторожного, консервативного, уставшего, а в общем – равнодушного к спорту. У Анвара Султановича были свои планы реорганизации комитета, перестановки кадров. Кое-что было задумано им по улучшению футбольной команды республики, которая чахла с каждым годом и в текущем сезоне опустилась до уровня колхозных команд соседних республик. Но при нынешнем руководстве руки его были связаны: председатель ничего не хотел, идти выше, минуя его, значит, ставить себя под удар амбиций: деятельность Анвара Султановича примитивные умы расшифровали бы как подкоп под свое начальство в карьеристских целях…

***

Стены холостяцкой квартиры Аскарбека Исманова были завешаны старыми фотографиями. Исманов на ринге, в бою, на пьедестале. Аскарбек улыбается девушкам, принимая от них цветы. На ринге рефери поднял руку Исманова. Исманов – рефери. Исманов – секундант. Исманов тренирует юных боксеров. Крупные портреты выдающихся боксеров прошлых лет: Джо Луис, Владимир Королев. Портреты известных киргизских боксеров тех лет: Николай Клепцов, Николай Старчак, Борис Альперин, Сталь Тургунбаев, Октябрь Медеров, улыбающийся Щоцакас. Известный киргизский легкоатлет Тобокел Мамыров, борец Филипп Байман…

В углу старый обшарпанный диван. Тут же старая семиструнная гитара, заляпанная цветными женскими портретами. Под стеклом старого комода – кубки и призы, завоеванные Исмановым на ринге.

Исманов и Трофимов сидели у телевизора, смотрели прямую передачу из Лондона.

На ринге шел бой Акунова и Джона Смита. Даир явно выигрывал, Смит в основном защищался, получал замечания от рефери за пассивное ведение боя, за опасное движение головой, но в глухой защите уходил в угол, вел себя так, словно смирился со своим поражением. Болельщики улюлюкали, свистели, Смит посмотрел, увидел, что пошла последняя минута, и тут словно подменили его, резко бросился в контратаку, нанес серию ударов по корпусу, два из них попали в голову. Даир оступился, чуть не упал. Рефери открыл счет, хотя вроде нокдауна не было. Даир вновь бросился в атаку.– Молодец, мальчишка! Дури его! А потом левой. Левой прямой, вот так! Молодец! – закричал Трофимов.

Даир попытался взять реванш, но один из двух ударов, видимо, попал в левый глаз. При левосторонней стойке правый глаз был прикрыт перчаткой, а левым Даир видел соперника в красном ореоле, расплывались черты его лица. Зал начал казаться бесформенной, расплывчатой массой. Смит, наверное, понял его состояние и, нанося удар за ударом, точно попадал в цель. Он был жесток и зол. Казалось, в этот бой он вложил все свои силы. Все вои обиды за себя, за свой народ, за свою расу, за то, что бог создал его черным, и он хотел утвердить себя человеком, личностью, лучшим боксером на земле!.. Даир чувствовал это, читал в глазах противника.

***

В квартире профессора Абаева смотрели телевизор. Бибина плакала точь-в-точь, как в матче на мемориал Шопокова. Рядом с ней в кресле сидел старый отец и следил за поединком, притаив дыхание.

– Ты чего ревешь? – спросил он.

– Я не могу смотреть, когда его бьют по лицу, – ответила Бибина.

– А зачем смотришь?

– Боюсь, что попадут ему в глаз.

– И что, побежишь в Лондон спасать?

– Ах, папа, вы не поймете, – всхлипнула Бибина.

Негр наносил удар за ударом. Даир защищался, главное – выстоять, не упасть; левым глазом он почти не видел. Правосторонняя стойка была непривычна. Рефери видел его состояние и, согласно гуманной этике бокса, должен был открыть счет или прекратить бой, но он медлил, словно наслаждался тем, что двое, избивая друг друга, доставляют удовольствие зрителям, точно так же, как в древности гладиаторы, нанося друг другу смертельные раны, услаждали самодовольных римлян.

– Сука! Капиталист проклятый! Останови бой! – кричал Трофимов, глядя на экран, словно судья, который находится за тридевять земель, мог услышать его проклятия.

– Он уьбет! Убьет нашего мальчика! – кричал Исманов, держась за сердце, ему казалось, что избивают своего собственного сына.

На экране мелькнуло лицо Анвара Султановича бледное и напряженное.

– Фрайер, бросай полотенце! – закричал Трофимов.

Секундант Даира, словно услышав крики из Фрунзе оглянулся на Анвара Султановича, готовый бросить на ринг полотенце. Но тот оставался спокоен и непроницаем, разве что при каждом ударе нервно дергалась некогда рассеченная бровь: до истечения раунда оставалось двадцать секунд – он ждал завершения боя.

Наконец судья остановил бой и начал счет.

Даир держался за канат. Перед глазами плыли красные круги.

– Уан! Ту! Фри! Фо! Файф! Сикс! Севен! Эйт! Найн! Аут! Зал гудел как горный водопад. Камера на секунду выхватила Анвара Султановича. Он платком вытирал пот со лба. Даир, пошатываясь, пошел в свой угол. Смит, побитый до неузнаваемости, но победивший и счастливый, побежал к нему, обнял за плечо, прости, мол, такова наша жизнь, и поцеловал. Даир вяло бросил перчатку на его спину и вышел за ринг…

– Это я… я во всем виновата! – сокрушалась Бибина.

– Причем здесь ты? – удивилась мать.

– Вы все равно не поймете, мама! – Бибина расплакалась и убежала в другую комнату.

***

Над городом повисли свинцовые тучи. Осенний ветер срывал с деревьев пожухлые листья. Шел дождь. На железнодорожном вокзале Исманов и Трофимов стояли под большим старым зонтом, с букетом цветов. Подошел поезд «Москва-Фрунзе». Встречающие бросились к вагонам. Вышел Анвар Султанович в шикарном английском костюме, в широкополой шляпе и с тростью. Его встречали представители спорткомитета. Он искал глазами Бибину, но ее не было.

Исманов и Трофимов дождались, когда уйдет Анвар Султанович, подозвали спортсмена.

– Витя, а где Даир? – спросил Исманов.

– Он сошел на пригородной станции, – ответил Виктор.

Старики медленно побрели по осенней аллее.

В привокзальном ресторане, разукрашенном гипсовыми узорами, было тихо и уютно. Оркестр сегодня не играл, а потому посетителей почти не было.

Даир сидел за отдельным столиком один, мрачный и, как ему казалось, никому не нужный, да и сам он никого не хотел видеть, никого не хотел слушать, да и вообще хотел, чтобы его никто не узнал. Никогда он не чувствовал себя с толь одиноким.

– О-о, приветик, милый мальчик, с приездом, – воскликнула полная официантка, подойдя к нему.

«Узнала, идиотка», – подумал Даир.

– Муж мой очень болел за тебя. А когда ты проиграл, выпил валерьянку, – сообщила она. – Ужинать будешь?

– Принесите мне стакан водки, – попросил Даир.

– О-о, как же твой режим? – удивилась она.

– С режимом все кончено, – махнул он рукой.

Официантка принесла стакан водки.

Даир выпил ее, как холодную воду, и попросил еще.

– Больше не положено, – сказала официантка.

– Принесите, – попросил он.

– Ладно, принесу… Понимаю, тяжело тебе, но ты не падай духом. В следующий раз ты обязательно отлупишь этого Смита, – уверенно сказала она.

Второй стакан он пил долго, маленькими глотками, как горячий чай из железной кружки. Ему так было жаль себя, что на глаза невольно навертывались слезы. Жизнь ему казалась пустой и бессмысленной. Так тяжело он переживал первое в своей жизни поражение. Как теперь будут смотреть на него те, кто знал его и восхищался его силой и мужеством? И, самое главное, она – спортивный врач по имени Бибина. А жених ее, этот комильфо, теперь будет рассказывать о его поражении с видом большого специалиста по боксу. Рассказывать, может быть, в интимных обстоятельствах. Сейчас Даиру хотелось, чтобы рядом с ним был кто-то очень близкий и очень родной, чтобы можно было, как говорится без зазрения совести громко расплакаться, как это было однажды в детстве, когда он с матерью поехал в соседний аил, и там вдруг на него напали какие-то незнакомые пацаны и сбежали, не дав ему опомниться и хоть кому-то из них дать сдачи. Он плакал, спрятав лицо на груди матери, плакал горько и безутешно, плакал не от боли, а от сознания своего бессилия, долго всхлипывал, даже во сне.

Даир шел по пустынному парку, в плаще, без головного убора. Падали желтые листья. Подошел к автомату, и сам не сознавая того, набрал ее номер. Трубку поднял профессор Абаев. Даке повесил трубку, посидел на мокрой скамейке, подошел к другому автомату, позвонил: трубку подняла мать Бибины. Он повесил трубку и пошел дальше. Вот еще автомат. Даир набрал номер.

– Да! – это был ее голос. Даир прижал трубку к щеке и молчал.

– Даир… Это вы? Я слышу ваше дыхание. Я понимаю, вам сейчас очень плохо. Только не молчите, скажите, что вам плохо, и станет легче…

По щекам Даира текли слезы. Он был очень нетрезв.

– Будьте мужчиной. Надо уметь не толь побеждать, но и проигрывать… А знаете что, приезжайте к нам, познакомлю вас со своими стариками. Они у мен очень добрые, посидим вместе, сейчас Анвар Султанович подъедет… Але!..

Даир повесил трубку. Бибина, сделав то же самое, пошла открывать дверь – кто-то звонил.

Вошел Анвар Султанович – в белой шляпе, в светлом плаще, с огромным букетом алых роз. Бибина приняла цветы.

– С приездом!

– Ты меня не встретила, – он чмокнул ее в щеку.

– Плохо себя чувствовала, – ответила она.

– А я забеспокоился, думаю, может, случилось что…

– О-о, Анвар Султанович! С приездом! – воскликнул профессор, выйдя из своего кабинета.

– Здравствуйте, Азим-агай, это вам из Лондона, – Анвар Султанович поставил на стол шкатулку.

Старик открыл шкатулку и невольно залюбовался подарком. Это был дуэльный пистолет 18 века, красиво отделанный узорами из латуни.

– О-о, какая великолепная штука! Как вам удалось провести огнестрельное оружие через недремлющих таможенников? – спросил старик.

– Секрет фирмы в том, что огнестрельное оружие не стреляет, – засмеялся Анвар Султанович.

– Как же так случилось, что вашего кумира отлупцевал этот негр? – засмеялся профессор.

– У нашего кумира много гонора и мало опыта. Деревенский парень вдруг стал знаменитым и решил, что он гений бокса и оказался битым, – пояснил Анвар Султанович.

– Почему вы не остановили бой? – спросила Бибина.

– Я думал, он притворяется, ждет, как всегда, последних минут. Говорит, что плохо видел противника, – ответил Анвар Султанович.

– Я не прощу себе, – с досадой сказала Бибина.

– А причем здесь ты? – спросил Анвар Султанович.

– Его нельзя было допускать к матчу.

– Но тем не менее он привез серебро, которое…

– Которое очень нужно было вам! – вспыхнула Бибина. – Вы прекрасно знаете, что травма у него серьезная.

– Он защищал интересы государства, Бибина Азимовна, – пояснил Анвар Султанович. – Кстати, милиционер, которого он ударил, написал в Москву, из прокуратуры пришла телега. – сообщил он.

– И что теперь будет?

– Придется принимать меры.

– А если нет?

– Начнут таскать меня самого, что весьма сейчас нежелательно, – ответил Анвар Султанович.

– Да, да, для вас это, конечно, нежелательно, – вновь вспыхнула Бибина.

– Признаться, я считаю, что бокс – антигуманный вид спорта. Как это можно бить друг друга по мордасам, до потери пульса и получать от этого удовольствие? – вмешался профессор.

– Видите ли, профессор, сам бой не доставляет удовольствия. Но когда рефери поднимает твою руку, тут-то и наступает самое главное, ради чего страдал. Толпа шумит, куда ни глянь, а между лопатками струится нега победной славы… Впрочем, это ведь не только в боксе. Вот вы, например, пока писали свой основной труд, нажили язву желудка, но зато блаженствуете, когда вас цитируют другие, ссылаются на ваши страницы, хвалят, не так ли, профессор, а? – засмеялся Анвар Султанович.

– А вы знаете, Анвар Султанович, между прочим, я получаю большое удовольствие, когда меня ругают, – признался Абаев.

***

Вскоре, как и следовало ожидать, председатель спортивного общества «Сейтек» письменно заявил желание уйти на заслуженный отдых, и Анвар Султанович, разумеется, по праву занял его кресло. Все знали о его деловых качествах и о том, что по широте своего кругозора, умению работать с людьми и профессиональному знанию спортивного дела он на две, а может, и на три головы превосходил своего шефа, однако поди же ты, более двадцати лет прозябал в замах, хотя практические дела решал он – Анвар Султанович. Анвар Султанович давно имел свой сценарий перестройки спортивной работы и очищения комитета от устаревший и не оправдывающих свое назначение тренерских кадров. Эту работу он начал проводить на второй же день после своего назначения: отправил на пенсию трех тренеров, заменил завуча спортшколы, поставил на повестку дня дело Даира Акунова. Все, чего добился Анвар Султанович – это то, чтобы не возбуждали против нег уголовного дела, пообещав жалобщикам, что будут приняты самые строгие административные меры. Признаться, Анвар Султанович мог бы еще раз зайти в вышестоящие инстанции, побеседовать со старшим сержантом милиции Рахмановым, довести наказание до публичного извинения перед ним с последующим выговором, но поскольку после лондонского боя бывший кумир болельщиков бокса уже не представлял для отечественного спорта никакой ценности – врачи категорически запретили Даиру выходить на ринг – было вынесено решение о его дисквалификации. Как говорится, мавр свое дело сделал, теперь он был не нужен, и в прокуратуру ушло письмо о том, что «Даир Акунов за недостойное поведение, выразившееся в оскорблении чести мундира работника правопорядка, дисквалифицирован, выведен из состава сборной республики и Союза».

На третий день в молодежной газете появилась информация о заседании комитета и положении дел спортобщества «Сейтек», где, в частности, упоминалось дело Даира Акунова, как одно из негативных наследий прошлого. Если решение спорткомитета для Даира не было неожиданностью, то газетную публикацию воспринял, как запрещенный удар ниже пояса, и был уверен, что это дело рук Анвара Султановича, который специально настраивал корреспондента на то, чтобы тот как можно гуще мазал черной краской деятельность прежнего руководства, и закончил статью оптимистическими словами о том, что к руководству обществом, наконец, пришел человек, знающий и любящий свое дело, и что в спортивной жизни республики началась чуть ли не новая эра.

Трудно сказать, насколько был прав в своих подозрениях Даир, но доля правды в его догадках все-таки была. Во сяком случае, как говорится, не без того, ибо в подобных ситуациях мысль течет по руслу простой логики: все, было плохо, было плохо по вине бывшего плохого руководителя, а теперь все будет хорошо, потому что пришел хороший руководитель. В данном случае Анвар Султанович. А карьера Анвара Султановича, как говорят музыканты, шла по партитуре: в Лондоне, куда он ездил в качестве представителя федерации бокса, наши ребята выступили отлично, о матче хорошо писали почти во всех газетах, старик ушел на пенсию – он занял заветное председательское кресло, теперь на повестке у него стояла весьма серьезная акция – в свой шикарный дом он решил привести прекрасную хозяйку. И вот Анвар Султанович, заказав в зеленострое охапку еще не распустившихся алых и белых роз, надев свой парадный костюм фирмы «Мистер «Д», купленный в Англии, прибыл к Абаевым просить руку Бибины и договориться о предстоящей свадьбе.

***

В холостяцкой квартире Исманова старики оплакивали дисквалификацию своего юного друга. На столе стояла недопитая бутылка красного вина, незатейливая закуска. Трофимов и Исманов слушали песню.

Мы нежность, мы нежность,
    Мы вечная нежная друга друга… –

пела Анна Герман, словно знала, что именно эти дни будут слушать ее, хотя слова песни не очень вязались с фотографиями на стенах, изображающими бои на ринге, удары в челюсть, свирепые лица.

Аскарбек жестом показал другу, чтобы тот налил вина. Алексей Трофимов налил последние капли и развел руками, говоря тем самым, что это последнее…

Старики посмотрели друг на друга, тяжело вздохнули, выпили…

Трофимов поставил пластинку на начало и вдруг…. Дверь широко распахнулась, на пороге стоял Даир.

– Даир! Мальчишка! – старики бросились обнимать и целовать своего юного друга.

Даир поставил на стол две бутылки вина.

– О-о! – застонали старики.

– Уважаемые леди и джентльмены, выпьем за то, чтобы у Джона Смита отсохла рука! – поднял стакан Исманов.

– Пусть его хватит радикулит! – добавил Трофимов.

– Да здравствует Джонни Смит – лучший боксер мира в полусреднем! – Даирбек опустошил стакан.

– Сдурел! – в один голос заключили старики и не стали пить. Поставили свои стаканы на стол.

– Проклятье Анвару Султановичу! – крикнул Даир.

– Проклятье! Проклятье! Проклятье! – повторили старики, трижды стукнулись стеклянными гранями стаканов, опустошили «без дыха», поставили на стол вверх дном.

Даирбек взял гитару, провел по струнам.

– Набирайте номер! – приказал он.

– Давай ты! – сказал Исманов.

– Давай ты! – сказал Трофимов.

– Если не наберете номер – бутылки выброшу! – Даирбек открыл окна настежь.

В комнату ворвался прохладный ветер, дохнул осенним дождем. Старики набрали номер Бибины и, когда на другом конце провода послышался ее голос, протянули Даирбеку.

А он вместо ответа зычным голосом запел песню Тугельбая Казакова «В дождь». Я помню, как шли проливные дожди, как бил в лицо студеный ветер, и я сжимал в руках своих твои теплые ладони, – таков в переводе на русский, был смысл этой песни.

Косые струи барабанили по железным крышам. С черного асфальта поднимался пар…

***

Бибина в прихожей слушала трубку.

В столовой за накрытым столом сидели родители Бибины и Анвар Султанович.

– Я бы не советовала устраивать пышную свадьбу. Бибина была замужем, вы были женаты. Надо пригласить самых близких, – говорила мать.

– Я разделяю ваше мнение. Жамал Топоевна, – согласился Анвар Султанович.

– Когда вы предлагаете справить свадьбу? – спросил отец.

– В следующую субботу, – ответил Анвар Султанович.

– Но мы совершенно не готовы. – забеспокоилась мать.

– Все заботы я беру на себя, – сказал Анвар Султанович.

– Бибина, ты слышишь, свадьба в субботу! – сказала мать. – Почему ты молчишь?

– Сердится, что ее любимчика дисквалифицировали, – пояснил Анвар Султанович и вышел в прихожую.

Бибина передала ему трубку.

– Болваны! Опять напились, – возмутился Анвар Султанович, послушав трубку.

– Он пропадет с этими алкашами, – сказала Бибина.

– Это уже его личное дело, – ответил Анвар Султанович и положил трбку на рычаг.

– Его дальнейшая судьба вас, конечно, не волнует, – вспыхнула Бибина.

– Спорткомитет – не детский сад и не ЛТП, Бибина Азимовна. Нам нужны здоровые спортсмены, – ответил он.

– Анвар Султанович, Биби. У меня все остывает, – позвала мать…

***

Исманов и Трофимов, изрядно подвыпившие, надев перчатки, в домашних трусах и майках, имитировали бой на ринге.

– А помнишь, в Риге, на юношеских? – напоминал Трофимов.

Исманов тут же изменил тактику «боя», начал изображать побеждающего, Исманов ударом «бросил» его в «канаты». Трофимов «самортизировал» и перчаткой «угодил» в солнечное сплетение Исманова. Оба упали и лежали на полу до тех пор, пока Даир не подал им вина и закуску.

В дверь кто-то позвонил.

– Соседи! – Исманов на цыпочках подошел к двери. – Кто там? Пошел вон!

Звонок повторился.

Подошел Трофимов.

– Эй, кому говорят. Пошел вон!

Звонок повторился настойчивее.

Даирбек надел боксерские перчатки. Подошел к двери, готовый уложить любого, кто зайдет.

Звонок повторился.

– Открывай! – шепнул он.

Трофимов хихикнул, предвидя смешную картину, открыл дверь настежь, а сам спрятался. Но Даир, вместо удара, опустил перчатки, как при нокдауне. Наступила пауза. Исманов и Трофимов испуганно вышли из-за двери.

На пороге стола Бибина. Стройная. Строгая. Прекрасная…

***

Шел дождь. Белая «Волга» мчалась по ночному городу. За рулем сидела Бибина, рядом Даир.

– Куда мы едем? – спросил Даир.

– Ко мне… Только будьте умницей, не дерзите Анвару Султановичу, – предупредила Бибина.

– Остановите, – потребовал Даир.

Машина остановилась. Он открыл дверцу и вышел в дождь. Бибина медленно тронулась за ним.

– Даир, прошу вас, сядьте в машину, – попросила она.

– Я не хочу видеть вашего… друга, – дерзко ответил Даир.

– Хорошо. Хорошо… Садитесь… Куда же вы в такой дождь? Прошу вас… Давайте просто покатаемся, послушаем музыку…

Даир сел в машину. Бибина включила приемник.

Шел осенний дождь. Белая «Волга» колесила по городу. Даир спал, положив голову на откидную спинку сиденья. По лицу его пробегали цветные отражения городских огней.

***

В доме Абаевых горел свет. Старик видимо не выдержал и отпросился спать. За столом сидели Анвар Султанович и мать Бибины.

– Позвоните в ГАИ, вдруг что случилось… Не может же она столько мотаться по городу с пьяным. Напрасно вы отпустили ее, – упрекнула женщина.

– Попробуй не отпустить, – Анвар Султанович подошел к телефону, набрал номер.

– Алло, ГАИ?..

Белая «Волга» мчалась по окружной дороге. Из приемника неслась музыка. Замелькали дорожные знаки, требующие снижения скорости – 60 км, 40 км, 10 км, ПОСТ ГАИ. Навстречу вышел постовой, махнул полосатым, светящимся жезлом, отдал честь, представился, попросил документы. Бибина подала права и техпаспорт.

– Куда едем? – спросил постовой, принюхиваясь.

– Катаемся… – ответила женщина.

Постовой открыл дверцу и поморщился.

– А это кто?

– Муж… Вас больше ничего не интересует?

– Вы, случайно, не выпили?

– Я еле стою на ногах! – вспыхнула Бибина.

– Язвить не надо, красавица. Мы на службе. А у нас в машине пьяный пассажир. придется задержать, – сказал постовой.

Из походной рации послышались гудки. Постовой взял в руки аппарат.

– Третий слушает… Да. задержал. За рулем женщина. Кто? А-а… Ясно. Есть! Как звать вашего пассажира? – спросил он у Бибины.

– Даирбек Акунов, – ответила она.

– Боксер?

– Он…

– Не забудьте позвонить домой! Там волнуются, – постовой вернул документы и взял под козырек.

– Вы же сообщили, этого достаточно, спасибо, – сказала Бибина и нажала на газ. Машина покатилась по окружной дороге.

Белая «Волга» стояла на обочине горной дороги. Внизу зияла пропасть. Шумела река.

– Отвезите меня к Исманову, – попросил Даир.

– Вы не должны ехать к этим… опустившимся людям, – сказала Бибина.

– Но они выше того, кто привык зарабатывать себе славу чужими руками, увечьями, сотрясением чужого мозга! А того, кто не может на него работать, не выбросят, как недоеденный огрызок! – вспыхнул Даир.

– Даир, но есть люди, которые искренне заботятся о вас, – сказала Бибина.

– Имеется в виду ваш любовник? – спросил Даир.

– Нет! – еле сдерживая слезы обиды, ответила женщина.

– А-а, вы решили сыграть роль благодетеля, показать, что вы не только красивая, но и благородная! – сказал Даирбек.

– Ты… очень несправедлив, – Бибина вышла из машины, чтобы не расплакаться и пошла вдоль берега.

Послышалось, как открылась и хлопнула дверца машин. Ей казалось, что он сейчас подойдет и попросит извинения, но он не подошел. Из машины неслась музыка.

Дождь усилился, и женщине пришлось вернуться. В машине было пусто. Она переключила волну, посидела, послушала. Дождь усилился и перешел в ливень с мокрым снегом.

Бибина посигналила. Ответа не последовало. Помигала фарами, вышла, подошла к берегу.

– Даир! Вы где?!

Шумел дождь. Внизу, под кручей зловеще рокотал горный поток.

– Даир! Даирбек! – женщина заметалась по берегу, завела машину, включила фары, начла обшаривать светом окрестность. Она поняла, что произошло нечто страшное, круто развернула машину, помчалась к городу, и вдруг на самом краю пропасти, сквозь пелену дождя и снега мелькнула живая фигура. Бибина резко затормозила и бросилась к нему.

– Я… я сейчас видел свою смерть! Там, внизу, она звала меня твоим голосом! – глаза Даира были безумны, он дрожал в какой-то жуткой лихорадке.

– Успокойся! Это нервы! Ты много выпил. Сейчас все пройдет. Ты прости меня. я виновата, я… только не спрашивай. Почему. Пойдем в машину, там тепло. – Бибина вдруг обнядла и начала целовать его мокрое лицо, волосы. – Ты… не падай духом! Ты должен выдержать! Победить свое поражение. Ты же сильный, мужественный. Главное – победить себя, слышишь, себя… самое главное – себя. Только прошу, не пей больше. Я тебя никому не отдам и ты выживешь – победишь. Только не отвергай моей… дружбы, слышишь!

– Биби, я не могу без тебя…

***

В кабинете председателя спортивного общества «Сейтек» виновато переминаясь с ноги на ногу, как нашкодившие пацаны, стояли Исманов и Трофимов.

– Позор! Чему вы учите молодежь?! – кипел Анвар Султанович. – В полночь, в нетрезвом состоянии звоните уважаемым людям, горланите пошлые песни! Устраиваете пьяные дебоши, избиваете дружинников! Из-за вас пришлось дисквалифицировать лучшего боксера. Скоро олимпийские! Кого мы выставим? Может, ты сам пойдешь, Исманов? Давай! Готовься! Может ты, Алексей?!

– Где ты был тридцать лет назад? – ответил Трофимов.

– Где был… Тут я был. Смотрел, как вы с Исмановым на ринге избивали друг друга до красных соплей! – отрезал Анвар Султанович. – А теперь, видите ли…

– Друзья, – вставил Трофимов.

– Собутыльники! Вот вы кто! Где этот болван?

– Не знаем, Анвар Султанович. Она явилась и все… – сказал Исманов.

– В общем, так! Найдите его, живым или мертвым. Это первое. Второе, готовьте свои документы на пенсию! Хватит! Пора на отдых!

– Анварчик, мы же растили тебя. Дай еще годик! – взмолился Трофимов.

– Вопрос решен на комитете! – отрезал Анвар Султанович.

Старики обреченно побрели к выходу. Анвар Султанович набрал номер.

– Жамал Топоевна, Бибина вернулась? – спросил он.

– Нет, – ответила мать Бибины.

Анвар Султанович поднял голову. На пороге стояла Бибина.

– Извините, – Анвар Султанович повесил трубку. – Доброе утро, Бибина Азимовна, ну как. Искупила свою вину? – не без иронии спросил он.

– Искупила, – ответила Бибина.

– И на это ушла вся ночь?

– Полночи! – уточнила Бибина.

– И как мы будем жить дальше? – спросил он, стараясь быть очень корректным.

– Мы едем работать в сельскую школу, – ответила она.

– Вот как! А причем здесь ты?

– Я буду с ним.

– И в качестве кого ты будешь при нем?

– Жены…

Анвар Султанович долго не знал, о чем и как говорить.

– Но если не ошибаюсь, у нас с вами намечалась свадьба, мадам, – наконец вымолвил он.

– Выходит, у нас с вами свадьбы не будет, сэр, – в тон ему ответила Бибина.

– Что ж, мне остается пожелать вам только счастья.

– Спасибо, Анвар Султанович. Прощайте, – Бибина пошла к выходу.

– Биби, задержись на секунду, – Анвар Султанович вышел из-за стола, подошел к ней. – Не подумай, что я… говорю из чувства оскорбленного самолюбия, но этого парня я знаю с детства. Он не достоин тебя, никогда не выйдет в люди, в конце концов сопьется… Он безволен, – сказал Анвар Султанович. – Я не знаю, что ты нашла в нем… Да и вообще… К чему такая спешка? Узнай его как следует… Не ошибись второй раз…

– Анвар Султанович, послушайте на досуге эту пленку, – Бибина протянула импортную кассету.

– Что здесь? – спросил он.

– За меня вам ответит Расул Гамзатов, – пояснила она и, пока он не успел отреагировать, вышла за дверь.

Поздней ночью Анвар Султанович сидел у себя дома один. Перед ним стоял улыбающийся портрет Бибины, рядом полупустая бутылка дорогого коньяка. Из импортного магнитофона звучала песня на слова Расула Гамзатова.

Когда уходит женщина,
    Никто ей не судья.
    Когда уходит женщина,
    Она всегда права…
    Она уже уверена,
    Что счастье впереди.
    Она уже потеряна,
    Назад ее не жди…

***

По проселочной дороге, оставляя за собой шлейф седой пыли, мчался красный мотоцикл. За рулем сидела Бибина в красной маске, в светлом джинсовом костюме, на заднем сидении Даир в голубой каске. Они промчались вдоль берега, въехали в аил. Остановились у добротного дома под железной крышей. На звук вышла старая женщина.

– О-о, мой родной! О-о, мой маленький! – запричитала она, узнав сына. – да закружусь я вокруг тебя – старуха начала обнимать и целовать сына. – Ай, Шайыргуль! Шайыргуль! Вот он, деверь твой! Вернулся живой, невредимый. А ты плакала – крикнула мать в сторону дома.

Из дома с грудным ребенком на руках вышла жена старшего брата Даира. Мальчик лет пяти держал ее за подол.

Даир взял мальчика на руки.

– Чего стоишь-то? Неси пиалу с чистой водой! – приказала старуха невестке.

Шайыргуль вбежала в дом, принесла пиалу с чистой водой.

Мать взяла чашу, обвела вокруг головы сына.

– Пусть все беды, все черное выльется с этой водой и останется за воротами, бисмилла уррахман урахим! – мать выбросила чашу за ворота. – Теперь проходите, миленькие, в дом. А это то за парень? – спросила она, наконец, обратив внимание на Бибину.

– Это – моя жена, апа! – засмеялся Даирбек.

– Кто? – опешила мать.

Бибина одним движением руки сняла каску, и красивые, пышные волосы рассыпались по ее плечам.

– Меня зовут Бибина, – сказала она.

– О! Что же ты не сообщил, сынок? – упрекнула мать.

– Так уж получилось, апа…

– Ой, ой! Как же это! Вот молодежь пошла! Ой, радость моя! Значит, так велел бог… Проходи, дорогая Бибина. Что же стоишь у порога. Будь хозяйкой в доме, – пригласила мать.

– Апа! А это? – Даир жестом показал, что на голову Бибины надо набросить платок.

– Ай! Ай! Совсем стара я стала. Забыла про все обычаи. Шайыр, неси платок! – засуетилась старуха. – Сообщи родичам. Что деверь твой невестку привез!

Шайыргуль оглядела невестку с ног до головы, резко повернулась и ушла в дом, со злостью ущипнула ребенка. Ребенок заорал благим матом.

– Ай, Шайыргуль! Ты что там застряла?! Неси скорей латок! Ты слышишь?

– Ребенок плачет! – огрызнулась Шайыргуль. Еще раз ущипнула бедного малыша и насильно дала ему грудь.

Не дождавшись снохи, мать забежала в комнату.

– Ты чего сидишь?

– Ребенка кормлю! – грубо ответила Шайыргуль и отвернулась.

Мать укоризненно покачала головой.

– Городскую привез! А моя бедная сестра четыре года ждала его. Какие люди сватались, а она ждала вашего сыночка, – сказала Шайыргуль.

– Ну что мы с тобой поделаем? Сердцу не прикажешь, – возразила мать. – Тихо ты! услышат…

– Пусть слышат. Неужели моя сестра хуже этой тонконогой выдры! Морда как у лисы. Сразу видать, хитрючая… Голову ей морочил. Приезжал на каникулы, одеколоны, чулки всякие привозил! – Шайыргуль всхлипнула.

Мать отыскала платок, вышла во двор, набросила на голову Бибины.

– Благословляю тебя, дитя мое. Будь счастлива. Пусть бог даст тебе полный подол детей, а мужу твоему здоровее и славу. Омин! – старуха провела ладонями по лицу и поцеловала невестку.

Бибина красиво поклонилась.

– Спасибо, дорогая! Да буду я жертвой вместо тебя. Жаль, отец не дождался, не увидел внуков от младшего. Пусть дух его благословит вас и покровительствует, – запричитала мать; видимо, невестка сразу понравилась ей…

***

В окно струился голубой лунный свет. Даке с Бибиной не спали.

– Ты не задумывался, почему кыргызы так любят детей, особенно мальчиков? – спросила она.

– Нет, – ответил он.

– Видимо, это сложилось исторически. Всегда воевали, защищали свои юрты, пастбища. Мальчики – это будущие воины. От них зависело продолжение рода, судьба народа.

В дверь тихо постучали.

– Даирбек, Бибина, брат приехал с джайлоо, – сообщила мать.

– Подъем, – сказал Даирбек.

– А это обязательно? – попыталась возразить Бибина.

– Старший… – Даирбек встал и начал одеваться.

Узак – старший брат Даира, мужчина средних лет, рослый, крепкого сложения, сидел за круглым столом, беседовал с молодыми. Шайыргуль, сжав губы, подавала чай.

– То, что вы решили работать здесь – это хорошо. А бокс? – спросил Узак.

– Бибина запретила мне выходить на ринг, – ответил Даир. – Я повредил себе глаз.

– Говорят, ты была замужем, – вставила Шайыргуль.

– Какое это имеет значение? – вспыхнула Бибина.

– Для тебя не имеет. А для нас имеет. Деверь мой женится первый раз. Здесь у него была невеста, – с иронической расстановкой начала Шайыргуль.

– И у меня был жених, заботливые родители, хорошая работа, квартира со всеми удобствами, – ответила Бибина ей в тон.

– Вот бы и жила там! – продолжала Шайыргуль.

– Шаир, замолчи, – сказал Узак.

– Конечно, я же не человек, я рабочий ишак в этом доме. Шаир, накорми! Шаир, напои! Шаир, приготовь, а потом: Шаир, замолчи! – истерически затараторила Шайыргуль.

– Выйди вон! – приказал Узак.

Шайыргуль смолкла, вытерла слезы, ушла к себе.

Наступила неловкая пауза.

– Я приехала не для того, чтобы как-то устроить свою жизнь… Ради вашего брата я оставила старых больных родителей, – начала Бибина.

– Успокойся, Бибина… В этом доме я хозяин. Я рад, что мой братишка встретил серьезную женщину и будет в надежных руках, – заключил Узак.

Поскольку брат женился не на девушке, а на женщине, побывавшей замужем, Узак не стал устраивать пышную свадьбу. Вечером зарезали большого барана, созвали самых близких родичей, которые благословили молодых. Наутро Даирбек и Бибина с директором местной школы поехали в районо, а через день вышли на работу.

***

На школьной спортивной площадке выстроились ученики шестого «Б». Даирбек вел свой первый урок.

– Вопрос первый. Кто такой Карл Маркс? – спросил Даирбек.

Дети подняли руки.

Даирбек посмотрел в журнал: «Алиев!»

Вперед вышел толстощекий мальчуган.

– Карл Маркс – это друг Фридриха Энгельса, – ответил Алиев. – Ну, и это… Он написал большую книгу и стал основоположником марксизма-ленинизма, – ответил ученик.

– Молодец! А что сказал он о мальчиках и девочках?

– Он сказал… Он сказал, что дети капиталистов плохие, – ответил Алиев.

Ребята рассмеялись.

– Да? А я что-то не встречал такого высказывания. Ты что-то путаешь. А ну, ребята. Кто подскажет?

Дети были озадачены, так как никто из них не знал, что сказал автор «Капитала» об учениках шестого «Б».

– Он сказал, что мужчину украшает сила, а женщину – нежность. Отныне мы будем жить и учиться согласно всепобеждающей марксисткой философии. К десятому классу пацаны должны быть сильными и мужественными, а девочки стройными и красивыми. Нет возражений? – спросил Даирбек.

– Не-ет, значит, подговорились. Мальчик в красной кофте с белыми ромбиками, шаг вперед, марш! – скомандовал учитель.

Вперед вышел аккуратный мальчик в красной кофте.

– Ты кто, мальчик или девочка?

– Ну, мальчик…

– У тебя есть сестренка?

– Ну, есть, – ответил мальчик.

– Подари ей свою кофточку, ладно?

– Она у него маленькая! – крикнул кто-то.

– Очень хорошо! Будет носить, когда подрастет. На мои уроки приходите только в спортивных костюмах. Кто не может достать, составьте список. Мужчина должен выделяться из окружающей среды не ярким оперением, а физической силой, мужеством, чувством юмора и сатиры. А ну, вот ты, мальчик. Подойди сюда, – подозвал он щупленького ученика.

Тот покорно подошел. Даирбек засучил ему рукава, пощупал хилые бицепсы.

– Что это?

– Рука, – ответил мальчик.

– А где мускулатура?

– Не знаю.
Ученики рассмеялись.

– Будешь заниматься штангой?

Мальчик кивнул.

– Иди на место. Подойди ко мне, – подозвал он толстощекого мальчика.

Тот подошел.

– Что это? – пошлепал он мальчика по круглым ягодицам.

– А вы что, не знаете? – дерзко спросил толстяк.

Дети дружно рассмеялись.

– Это жир и масло. Надо меньше кушать, больше бегать.

– А он еще плакса! – крикнула девочка.

– Отлично! Займемся боксом. А ну, покажи свой кулак! Великолепно. Первый удар – нокдаун, второй – нокаут! Будем?

Мальчик расплылся в круглой улыбке, учитель ласково пошлепал его по плечу и отправил на место.

– Девочка в зеленом платье, подойди ко мне…

Девочка подошла.

– Она хочет стать артисткой! – крикнул какой-то мальчишка.

– Отлично! Хочешь сниматься в фильмах Толомуша Океева и Болота Шамшиева? – спросил Даирбек.

Девочка смущенно опустила голову и молчала.

– Хочет! Хочет! – загалдели ребята.

– Чтобы сниматься в кино, надо быть очень стройной, держать спинку, красиво ходить. Ну-ка, выпрями лопатки. Художественная гимнастика. Согласна? Ну, вот и отлично. В общем так, ребята. Мне стыдно, что район наш по спорту занимает последнее место. Откроем секции, начнем восстанавливать спортивную честь района, области. Согласны?

– Согласны! – хором ответили дети.

В школьном медпункте Бибина с Шайыргуль (та работала здесь медсестрой) вели осмотр учеников. Бибина заглянула в горло девочки, повернулась на скрип дверей, и глаза ее засветились особым блеском – на пороге стоял Даир и счастливо улыбался.

Шайыргуль тут же ушла за ширму.

– Ну, как твой первый урок?

Даир показал большой палец.

– Ну вот! А ты боялся. Материал есть? – спросила Бибина.

– Отличный. Через пять лет читайте о нас в «Советском спорте», – ответил он.

– В девятом «Б» два мальчика для баскетбола, – сообщила Бибина, прощупывая железы на шее девочек.

– Рост?

– Один – сто семьдесят три, другой – сто девяносто… В восьмом «А» есть очень крепкий мальчишка для бокса. По-моему, будет в среднем весе. Фигурой очень похож на тебя.

– Молодчина, – Даир поцеловал жену в плечо.

С приездом Даира и Бибины большой двор отчего дома сильно преобразился. Появились спортивные снаряды: легкая штанга, перекладина, старый залатанный «конь», на пружине качался «торс».

Даир каждое утро в одних трусах и боксерских перчатках избивал «грушу», подвешенную к яблоне…

Из дома вышла Бибина.

– Ау! – ласково окликнула она мужа.

Даир подбежал к жене и чмокнул ее в шею.

– Ну! ну! – смутилась Бибина и глазами показала на мать, которая сидела в углу двора и чинила волейбольную сетку.

– Апа, – позвал Даир.

Старушка подняла голову. Даир демонстративно обнял жену, поцеловал. Мать невольно заулыбалась, она была счастлива: у нее был красивый здоровый сын, добрая, отзывчивая и умная невестка.

Влюбленные, счастливые, они не заметили, что в окно смотрит Шайыргуль, смотрит с недоброй завистью. Не отрывая ребенка от груди, она подошла к спящему мужу, толкнула в плечо:

– Ай, Узак! Вставай! Сейчас бригадир твой придет, начнет орать, – грубо сказала она.

Узак поднялся. Почесал кудлатую голову, облизнул пересохшие губы.

– Башка трещит, как чугунный казан, – недовольно пробубнил он. – Дай что-нибудь жидкое.

– Тебе бы только жидкое! – недружелюбно огрызнулась Шайыргуль и принесла огромную кружку джармы1 .

Он начал пить, шевеля кадыком.

– Ни ласки, ни доброго слова, – проворчала жена.

– Ладно, ладно, старуха… Закончим уборку – погуляем в городе, – пообещал он.

– Нужна мне твоя гулянка!

– А что еще? – Узак огромной лапой погладил жену по плечу, провел вдоль ее спины и ниже.

Шайыргуль грубо шлепнула его по руке.

– Тебе бы только одно! – женщина явно была не в духе. – А как я тут живу, тебе и дела нет!

– А что случилось? – насторожился Узак.

– Не могу я смотреть на эту выдру, да еще работать с ней! Носится со своей беременностью. Ни стыда, ни совести! Лижутся при матери, как будто им постели мало. И в школе обнимаются при учениках, обнаглели… Гадина. Мало, дома хозяйничает, еще на работе гоняет меня то в аптеку, то в больницу, то в лабораторию, – раздраженно сказала Шайыргуль. Ей было обидно, что жена младшего брата фактически стала полновластной хозяйкой дома, и ни один важный семейный вопрос не решался без нее. Глава семьи Узак рассказывал Бибине о своих делах, советовался, что, безусловно, вызывало у Шайыр зависть и подсознательную ревность.

– Сестра моя Зинат приходила, плакала. Каково бедной девочке, – всхлипнула Шайыргуль.

– Она ничего не знает о твоей сестре, – возразил Узак.

– Рассказала… А она только плечом своим дернула худым и говорит: «А я здесь причем? Он ее бросил, ему и говорите».

– Может, сестра твоя поедет в город учиться – посоветовал муж.

– А стариков куда? Ты же не хочешь переехать к моим! А я уже не могу видеть с утра до вечера эту хитрюгу! – со злостью сказала Шайыргуль. – Как только родит –объявит себя хозяйкой и выгонит нас из дома.

– Эй, Узак! Поехали! – крикнул кто-то за воротами. – Ладно, старуха! Потерпи. – Узак вышел на крик. – Куда денешься? Родной брат… Весной начнем строить ему дом…

Даирбек и Бибина сразу стали любимцами учеников. Мальчишки старались подражать своему агаю по физкультуре, а школьный врач и тренер по художественной гимнастике стала идеалом девочек – они подражали ее манере одеваться, пытались перенять ее легкую изящную походку, интонацию голоса. На районной спартакиаде ученики Даира выступили в беге, в прыжках в длину и высоту, по футболу и боксу, а девочки по художественной гимнастике. Когда подвели итоги, выяснилось, что питомцы Акунова обошли другие школы на сотни очков. Заведующий районо объявил о том, что школа номер два завоевала первое место, и участники спартакиады награждаются туристической путевкой в Ленинград.

Мальчики и девочки бросились обнимать Даира и Бибину. Пацаны, как мартышки, облепили своего учителя, повисли на его плечах и шее. Даир счастливо улыбался.. защелкали фотоаппараты, и ему вдруг показалось, что он вновь стоит на ринге, рефери поднял его руку, внизу шумит и рукоплещет толпа.

Этот снимок вскоре появился в комсомольской газете. Внизу была короткая текстовая врезка об экс-чемпионе республики Даирбеке Акунове, у которого оказался чуть ли не врожденный талант педагога.

***

В один из дней к школе подъехала серая «Волга». Из машины вышел высокий, стройный человек в шикарном светлом костюме, в белой широкополой шляпе и черных очках.

Когда он вошел в медпункт, Бибина заполняла журнал, Шайыргуль возилась за ширмой.

– Анвар Султанович? – удивилась Бибина.

Он галантно снял шляпу, поцеловал ее руку.

– Даира нет… Повез своих мальчишек в Ленинград, – сообщила Бибина.

– Знаю, читал. Поэтому и приехал, – засмеялся Анвар Султанович.

Шайыргуль вышла из-за ширмы, сухо поздоровалась с гостем и ушла домой.

– Как вы живете? – спросил Анвар Султанович.

– Хорошо, – ответила Бибина.

– Не пьет?

– Ну что вы, Анвар Султанович. У нас уговор…

– Ты молодчина, Биби.

– Как ваши дела? – спросила Бибина.

– Открываем спортшколу-интернат, – ответил он.

– О-о… Поздравляю, Анвар Султанович. Вы добились своего.

Спасибо. Мне нужны надежные специалисты. Приехал уговаривать вас. Директорский оклад, двухкомнатная квартира, две машины «Волга», микроавтобус, тренерские часы. А тебе: ставка врача и тренерские часы по художественной гимнастике.

– Странно. Я никогда не думала, что вы приедете с таким предложением к нам.

– Для меня дело превыше всего, даже собственного самолюбия, – пояснил Анвар Султанович.

– Спасибо, Анвар Султанович, но Даир увлекся школьной работой, считает, что фундамент спортивной чести страны кроется именно здесь, день и ночь с ребятами, он их ни за что не оставит. На олимпиаду хочет выставить команды по всем видам.

– Вот почему я и приехал в его отсутствие, надеялся, что ты уговоришь, – сказал он.

– Это бесполезно, Анвар Султанович. Это я уж знаю точно…

***

– Такой седой, высокий. В белой шляпе… Сперва я думала, что это Суйменкул Чокморов. А она, как увидел его, вся зарделась, бросилась к нему, прижалась, – возбужденно рассказывала Шайыргуль своей сестре Зинат. – А он ей говорит: узнал, что муж в Ленинграде и приехал, а она…

Из дом вышла мать.

– Опять сплетничаете? – незлобно пожурила мать. – У них скоро ребенок родится, а вы все не уйметесь.

– Еще не известно, от кого этот ребенок! – бросила Шайыргуль.

– Язык вырву! – пригрозила мать. – А ты, Зинат, не мути чистый родник, и не ходи больше сюда, коли завидки берут!

– Бедный мой деверь. Он ведь ничего не знает… Как же это! – притворно зарыдала Шайыргуль.

– Что случилось? – испугалась мать.

– Что? Что? Любовник к ней приехал, вот что! – Шайыргуль подолом платья вытерла слезы и ушла в дом.

– Не верите, сходите сами, они там… – ехидно сказала Зинат.

Старуха замолкла, вошла в дом, принялась что-то делать, ее мучили сомнения, наконец, не выдержала, набросила платок, засеменила в сторону школы…

На площадке ребята гоняли футбол, другая группа бросала мяч в кольцо. Бибина и Анвар Султанович вышли из медпункта.

– Ребята очень спортивные. В субботу вечером здесь собираются взрослые. такой гвалт стоит, как на стадионе, – оживлено рассказывала Бибина.

– Ну, молодцы! Ну, молодцы! – искренне радовался Анвар Султанович.

– Я рад за тебя, Биби. Вижу, ты действительно поставила его на ноги. Чувствую, скоро о вашей школе заговорят не только в республике. Кстати, буквально сейчас у меня мелькнула мысль. А что, если я зайду в Совмин с предложением открыть новую спортивную школу-интернат именно на базе вашей школы?

– Анвар Султанович, вы – гений! – обрадовалась Бибина.

– Завтра же зайду к руководству с предложением, вдруг дадут добро, – сказал Анвар Султанович.

– Только прошу об одном, Анвар Султанович, не приезжайте больше. Лучше будет, если вызовете Даира к себе. – попросила Бибина.

– А что, ревнует?

– Да нет… Дело не в нем…

– Хорошо, хорошо, я понял.

Подошли к машине.

– О-о, я вижу, вы не один, – сказала Бибина, увидев в машине красивую блондинку.

– Это Леночка. Врач. Я взял ее вместо тебя. Познакомьтесь, девочки, – отозвался Анвар Султанович.

Женщины кивнули друг ругу и улыбнулись.
Анвар Султанович чмокнул Бибину в щеку, и машина отъехала…

Старуха некоторое время стояла в нерешительности. Видимо, не знала, как поступить: идти ли к невестке и все выяснить, или же ждать возвращения сына. Оглянулась. У калитки маячили силуэты Шайыргуль с сестрой, наблюдали за ней. Мать пошла домой.

– Ну, убедились, кудагый2 ? – ехидно спросила Зинат.

Старуха молча вошла во двор.

_ Виноват ли глаз, что увидел, виновато ли ухо, что услышало? – злорадно хихикнула Шайыргуль.

– Дуры! – со злостью сказала старуха и ушла в дом…

Женщины победоносно засмеялись…

***

Бибина открыла калитку, вошла во двор. На тахте сидели мать, Узак и Шайыргуль. Видимо, обсуждали важный вопрос, связанный с Бибиной, так как все разом замолкли и уставились на нее.

– Что случилось? – встревожилась Бибина.

Ей никто не ответил.

– Если что-то с ним, говорите сразу, – взмолилась Бибина.

– Кто этот человек? – строго спросил Узак.

– Какой? – не сразу поняла Бибина.

– В белой шляпе! – уточнила Шайыргуль.

– А-а… это наш председатель… Анвар Султанович. Он зовет нас в город, – ответила Бибина.

– Правда ли, что он твой бывший… э-э… как тут говорят, – начал Узак.

– Жених? – подсказала Бибина.

– Ну, скажем так…

– Да, он хотел жениться на мне…

– Ну, права я? – обрадовалась Шайыргуль.

– Помолчи! – приказал Узак.

– А-а, теперь помолчи?! Стыдно вам! Позор хотите прикрыть свой! Ничего, вот придет деверь, узнает, посмотрю, кто тогда будет молчать! – разъярилась Шайыргуль.

– Выйди вон! – Узак вытащил из-за голенища сапога камчу.

Шайыргуль шмыгнула в дом.

– Змею пригрели в доме! Сучка она, сучка!.. – крикнула она в приоткрытую дверь.

Узак энергично встал.

Шайыргуль смолкла и закрылась на крючок.

– Бибина, как бы там ни было: не забывай о чести нашей семьи, – строго сказал Узак.

– Байке, ваш брат знает обо всем, и мы с ним… никогда не думала, что вы… – у Бибины навернулись слезы и не дали ей говорить.

Шайыргуль открыла дверь.

– Здесь твои городские штучки не пройдут! – крикнула она. – Не видишь – она совсем бесстыжая! Выставила свое лицо, как тарелку, и спорит со старшим братом мужа. Не трать свои слова понапрасну, Узак! – советовала Шайыргуль.

– Позора мы не потерпим, – Узак встал и ушел в дом.

Бибина была ошарашена настолько, что не знала как быть и что делать. Подошла к матери, которая сидела молча, с каменным лицом.

– Апа, что же вы молчите?

Старуха ничего не ответила, вытерла скупые слезы и ушла в свою половину.

Бибина осталась одна…

Мать спала крепко и проснулась от стонов, доносившихся из соседней комнаты.

Бибина глухо стонала и корчилась на кровати.

– Что с тобой? – вбежала мать.

– Кажется, я умираю, – простонала Бибина . – Скорее в город. Я теряю кровь.

– Узак! Шаир! Бибина умирает! – мать постучала в дверь старшего сына. – Истекает кровью.

– Испугалась, что будет похож на другого, выпила отраву, – заключила Шайыргуль. – Стерва…

По шоссе, очертя голову, мчался «Москвич». За рулем был Узак. На заднем сидении корчилась и глухо стонала Бибина.

Впереди показался пост ГАИ. Вышел дежурный со светящимся жеслом. Узак включил аварийную мигалку, и, не соблюдая скорости, промчался мимо. Постовой быстро вернулся к будке, включил рацию.

– Шестой шестой! Я пятый! Я пятый! Прошел светлый «Москвич» с большим превышением скорости! – сообщил он и начал заводить мотоцикл.

Бибина затихла. Лицо ее было бледным, как полотно. Видимо, потеряла сознание. Узак погасил фары, прошел мимо шестого поста Гаи и оглянулся. За ним, сверкая огненным оком, мчался мотоцикл.

Через некоторое время машину преследовали два мотоцикла. Они догнали «Москвич», начали давать сигналы остановиться, но Узак мчался на предельной скорости. Один из мотоциклистов поравнялся с ветровым окном.

– Женщина умирает. Где роддом? – успел крикнуть Узак.

Мотоциклист обогнал машину, подавая сигналы тревоги, помчался вперед.

***

Бибина лежала в одиночной палате, бледная, очень слабая. За дверью слышался а укающий хор новорожденных. По лицу ее катились слезы. Пожилая медсестра сняла капельницу.

– Чего плачешь-то? Все уже позади, – сказала медсестра.

– А если он не выживет? – всхлипнула Бибина.

– Скажи спасибо врачам, что тебя спасли. А ребеночек твой выживет. Семимесячные выживают.

Вошла врач Людмила Терентьевна.

– Ну как дела, красавица? – спросила она.

– Плачет за ребеночка! – сообщила медсестра.

– Все будет в порядке, – успокоила врач.

– Это правда, Людмила Терентьевна? – она посмотрела в глаза врача.

– Ты должна это знать. Видимо, плохо посещала мои занятия. На что сдала мой предмет? – шутливо спросила врач.

– На «хор», – слабо улыбнулась Бибина.

– Вот-вот! И то, видно, по шпаргалке, – засмеялась Людмила Терентьевна. – Теперь закрой на секунду глаза. Теперь открой.

Бибина открыла глаза, и они засветились – в дверях, набросив на плечи короткий халат, стоял Даир.

Врач и медсестра тактично вышли из палаты.

– Как же это? Что же случилось? Может, ты подняла что-то тяжелое? Я же просил беречь себя! – Даир, опустившись на колени, целовал ее маленькие руки.

– Не знаю, что случилось, помню, что начала умирать, – по лицу ее покатились слезы.

– Ну, ну! Только не плачь! Главное – ты жива! А его спасут – у нас будет сын, – он целовал плачущую жену, и у самого невольно навертывались слезы.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Приехал, решил проведать твоих родителей. А они сообщили о тебе, – ответил Даир.

– Отец хотел дать тебе телеграмму, а я просила не сообщать. Боялась, что бросишь ребят и примчишься. Где они? – спросила Бибина.

– Отправил автобусом, с ними завуч, – ответил он.

***

Даирбек вышел из автобуса с чемоданом и спортивной сумкой, зашагал к дому.

– Байке приехал! Байке приехал! – выбежали навстречу дети Узака.

Он, подняв каждого на руки , поцеловал. Вышли мать и Шайыргуль.

– А тетя Бибина заболела! Папа отвез ее в город! – сообщил сын Узака.

– Знаю, – ответил Даир.

Мать и Шайыргуль переглянулись.

– Ты был в больнице? Как она там? – спросила мать.

– Сына родила, – сообщил Даир.

– Родила? Живой? – спросила Шайыргуль.

– Живой! – коротко ответил он.

– А когда ее выпишут? – спросила мать.

– Через неделю. Вот тут все для вас! – он вручил матери чемодан и ушел в дом.

Дети обступили бабушку тесной толпой, ждали, когда она откроет чемодан и начнет раздавать подарки. Сказав «бисмилля», мать открыла чемодан.

Дети завизжали и захлопали в ладоши – каждому из них нашелся соответствующий подарок: кому стреляющий пистолет, кому диафильм, кому кукла… Шайыргуль получила яркий японский платок, радостно засветилась, матери досталась пуховая шаль.

– А это, наверное, брату, – догадалась мать, доставая тяжелую коробку с запчастями к «Москвичу».

На самом дне чемодана лежал пухлый пакет с приданым новорожденному, погремушки, распашонки… Мать затихла и вздохнула.

– Бедный мой сын, – только и сказала она, положила пакет на место и закрыла чемодан.

Шайыргуль недовольно фыркнула и ушла к себе.

Несмотря на поздний час, вся семья сидела за низким круглым столом.

Даир был расстроен. Шайыргуль в мельчайших подробностях рассказала ему о посещении Анвара Султановича.

– Нет, не может этого быть! Я ей верю, – шептал Даир.

– А знаешь, что она хотела убить ребенка? – сообщила Шайыргуль.

– Как? – в ужасе отпрянул Даирбек.

– Боялась, что родится раньше времени, да еще в белой шляпе, – ехидно засмеялась Шайыргуль. – Вот и решила, да, видать, не получилось.

Даиру показалось, что ему нанесли сильный нокаутирующий удар прямо в сердце. Перед глазами поплыли красные круги.

– Как же теперь?

– Для мужчин честь дороже жизни, – сказал брат, наливая еще по одной.

– Может, хватит вам? – пыталась урезонить сыновей мать.

– Ничего, апа, горькое надо заливать горьким, не горюй. А для такого парня, как он, на каждый сустав руки найдется восемнадцатилетняя девушка, – тараторила расходившаяся Шайыргуль.

Даирбек опустошил полный стакан водки.

Глубокой ночью Даирбек пробрался в школьный спортивный зал. В сумраке вырисовывались силуэты спортивных снарядов. С потолка свисали гимнастические кольца. Они медленно и зловеще покачивались. Словно манили его совершить жестокий нелепый поступок. Он попробовал кольцо на крепость, начал искать табуретку, нашел ее. Свет от уличного фонаря освещал большие фотографии под стеклом. На одной из них мальчишки висели на его плечах и шее, а он улыбался, счастливый, влюбленный в жизнь и в свою Бибину. На другой – Бибина в окружении девочек. Она смеялась, и, видимо, была счастлива в эту минуту. Но в ее широкой светлой улыбке он увидел теперь обман и лицемерие. Даирбек взял хрустальный кубок, со всего размаху швырнул в красивое, смеющееся лицо Бибины. Осколки стекла тонкого хрусталя брызнули ему на грудь.

Даирбек упал на маты и долго лежал вниз лицом. Ему мерещился последний бой с Джоном Смитом. Черный противник, злой и беспощадный, зажав его в угол, наносил удары. Толпа улюлюкала и неистово кричала. Перед глазами плыли розовые круги… Лицо Бибины. Анвар Султанович держал ее за плечи, она смеялась. Толпа гудела и скандировала имя Джона Смита.

***

Такси въехало в село, проплыло мимо школы. На спортплощадке дети гоняли футбол, бросали мяч в кольцо. Бибина подъехала к дому, расплатилась с таксистом, взяла сумку с пеленками, подняла на руки ребенка.

– Давайте помогу, – предложил таксист.

– Нет. Нет. Спасибо, – Бибина вошла во двор и увидела Шайыргуль.

– Что случилось? Где Даир? – в тревоге спросила она.

Шайыргуль ничего не ответила, подняла тазик с мокрым бельем и ушла в глубь двора. Из дома вышла мать.

– Апа, я принесла вам внука! – радостно сообщила Бибина, уверенная в том, что сейчас старушка бросится к ней, раскрыв объятия. – Благословите его!

Мать открыла лицо спящего ребенка.

– Дай бог ему долгую жизнь, а тебе здоровья, – сдержанно сказала старуха и закрыла лицо малыша.

– А… где Даир? – упавшим голосом спросила Бибина. – Почему он не приехал за мной?

– Пьет, – мать смахнула слезы и отвернулась.

– Как пьет? Почему пьет? – Бибина хотела войти в дом.

Даир преградил ей путь.

***

– Здравствуй, милый! – Что случилось? Вот твой сын! Он выжил! Посмотри, какой он хоро… – и осеклась.

Даирбек смотрел на нее холодными, чужими, пьяными глазами и качал головой.

– Что? Неужели ты в чем-то сомневаешься? Ты что, мой глупенький! Мой хороший… Мой добрый… – она обняла его за шею. – Неужели ты поверил глупостям? Наберись терпения, выясни!

В какую-то минуту он поверил ее искренности, рука его невольно потянулась к ребенку, но тут он заметил укоризненный взгляд Шайыргуль и Узака, которые стояли на крыльце и смотрели на них.

Даир отвернулся от жены и коротко сказал: «Уходи».

– Что? – опешила Бибина.

– Байке! Объясните мне, что здесь происходит?

Вместо ответа Узак повернулся и ушел в дом.

Шайыргуль глянула на Бибину с видом победителя и скрылась за ним…

Даир вошел в дом. Вышел с бутылкой, демонстративно налил себе водки. Бибина подбежала к нему.

– Даир, прошу тебя, не надо… Ты ведь обещал не пить. Клялся нашей любовью! – взмолилась она.

– Какой любовью? Не было ничего! Был обман! А я – дурак деревенский, поверил твоим сказкам! – заорал он в истерике.

– Даир! Одумайся! Потом будет тебе стыдно!

– Бросил бокс, не стал чемпионом. Все из-за тебя!

– Если бы не я, ты бы ослеп и спился! – бросила она.

– Ослеп? Зато не видел бы его морду в белой шляпе! Меня избивали на ринге, а он сидел и ждал, когда меня убьют! А потом выбросил меня как огрызок! А ты! Иди к нему! Отнеси ему ребенка!

– Ах вот что? Теперь мне все ясно! – сдержанно сказала Бибина, тут же повернулась и пошла к выходу…

Бибина с ребенком и сумкой шла к остановке автобуса. По щекам ее катились слезы. Навстречу бежали школьники и громко здоровались.

– Доброе утро, эже! Поздравляем с малышом!

– Здравствуйте, ребята, спасибо! – отвечала она, глотая слезы.

Мать догнала ее самой остановки.

– Не уходи, Биби. Прости его… Это не он говорит… Это водка в нем говорит, – взмолилась старуха.

– Нет. Нет. Никогда! – жестко ответила Бибина.

– Он же погибнет без тебя, – взмолилась старуха.

– Это меня не волнует, – ответила Бибина.

С остановки мать вернулась одна…

Несколько дней Даир, как говорится, пил беспробудно – так он заливал свою горечь… Перестал ходить на занятия… Ученики каждый день приходили к дому своего любимого учителя, но им отвечали, что агай болен и не может выйти к ним. Лишь на пятый день он пришел в себя, умылся, побрился, пошел в школу, но провести занятие не смог. Ему все казалось, что сейчас откроется дверь медпункта и в темном проеме появится ее ладная фигурка в белом халате. Но ее не было. В понедельник директору школы пришла телеграмма от Бибины с просьбой подыскать на ее место другого врача. Утром Даирбек вместо того, чтобы идти в школу, поехал во Фрунзе.

…Даир нажал на звонок двери с табличкой «Профессор Азим Абаев»

– Кто там? – спросил голос Бибины.

– Я…

– Уходи, – сказала Бибина, продолжая кормить малыша грудью.

– Биби, прости меня… Я был пьян…

– Уходи…

– Бибина, будь человеком. Только покажи мне сына, и я уйду.

– Нет, никогда! – ответила Бибина.

– Не будь жестокой, Биби… Прости… Ты же добрая… Я не могу без тебя! – умолял Даир за дверью.

В какую-то минуту сердце ее дрогнуло, рука потянулась к рычажку замка.

– Почему шумите здесь в нетрезвом виде? – послышался строгий голос соседки.

– А вы что, поили меня? – огрызнулся Даирбек.

– Уходите немедленно, сейчас вызову милицию! – разозлилась соседка.

– Ладно, ладно… Сейчас уйду… – проворчал он.

Бибина готова была открыть дверь, но именно в этот момент Даирбек подошел вплотную к двери.

– Сучка ты жестокая! – прошипел он, и тяжелые шаги его удалились вниз по лестнице. – Ты еще пожалеешь.

Бибина стояла, прислонившись спиной к двери, прижав к груди плачущего сына… По лицу ее катились слезы…

Даирбек поднялся по лестнице дома в микрорайоне, нажал на звонок. Никто не ответил. Нажал еще раз. Из соседней двери вышла молодая женщина.

– Вам кого?

– Аскарбека Исмановича, – ответил Даир.

– Здесь другие живут, – сказала женщина.

– Как? А где он?

– Где ему быть? Там, разумеется!

– А где это?

– На кладбище. Помер ваш Исманов. Год назад. Вы что, не знали?

– Откуда мне знать? В газетах соболезнований не было…

– А кому соболезновать? У него же никого не было.

– А Алексей Трофимов?

– Он-то и хоронил своего друга, плакал сильно. Уеду, говорит, умирать туда, где родился, буду, говорит, как мамонт, лежать в вечной мерзлоте… С тех пор как воду канул…

Даир постоял немного, вытащил из кармана бутылку.

– Вы не хотите выпить со мной? – предложил он.

– За кого меня принимаете? – обиделась женщина.

– Да, да… Извините. А стаканчика у вас не найдется?

Женщина вынесла стакан.

Даир сел на ступеньки, налил полный стакан, выпил, посидел немного. В ушах начал звенеть шум поединка. Налил еще…

Ринг. Толпа шумела и скандировала его имя. Аскарбек Исманов обмахивал его полотенцем, что-то советовал… Бибина в белом халате, она плакала, зажав рот ладонями. Толпа гудела, как горная река… Бибина в розовом ореоле…

Кафе «Барчын». Даирбек, заросший щетиной, в помятой одежде, сидел в углу за столиком. Многое изменилось в этом кафе. В оркестре изменились инструменты. Вместо гитар – электроорган, вместо трубы – саксофон. Оркестранты – молодые ребята, в красивой униформе. Здесь его теперь никто не знал. Он заказал себе графин красного вина, пил большим бокалом без какой-либо закуски. Оркестр играл современные ритмы, на площадке танцевала молодежь. Даирбек выждал, когда оркестр затих, пошатываясь подошел к эстраде.

– А где этот? – Даирбек жестом изобразил усики.

– Маэстро? Он на пенсии, – ответил оркестрант.

Даирбек протянул десять рублей.

– Что вам?

– «Пару гнедых», – попросил Даирбек.

Оркестрант бросил деньги в ящичек, кивнул коллегам.

Оркестр заиграл обработку песни в ритме твиста. Даирбек ждал, когда начнется песня, но она не последовала.

– А где песня? – спросил он, когда закончили играть.

– Не поем, – ответил оркестрант.

– Отдай деньги! – потребовал Даирбек.

– Тихо, товарищ, мы сыграли, что вы просили!

– Отдайте деньги! Это не то!

– Не шумите, гражданин! – предупредил ударник.

– Не шумите?! А вы как орали! А? Когда я за город! За республику! За государство! Честь защищал! Мордой своей! Печенью! Легкими! Кровоизлиянием глаза! Давай! Давай, Акунов! А-а-а! О-о-о! Как дураки орали!.. А теперь тихо, да? На цыпочках, да? Шепотом, да? А где мои гнедые! Пара гнедых, запряженных с зарею… Тощих, голодных и жалких на вид… Где они? – орал Даир.

К нему подошли два дюжих парня.

– Пойдемте, дядя, споем «Пару гнедых», – очень вежливо сказал один из них.

Они взяли Даирбека под руки, повели по узкому коридору, мимо кухни, мимо официантов с подносами, открыли дверцу и вытолкнули на улицу. Даирбек полетел через ступеньки и упал рядом с ящиком для пищевых отходов. Перед глазами поплыли красные круги.

– Да-ир! Да-ир! – скандировала толпа.

– Уан! Ту! Фри! Фо! – отсчитывал рефери.

***

Горел костер. Тяжелые волны медленно накатывались на песчаный берег. Над штормящим морем, над сумрачными силуэтами гор сияли вымытые дождем глубые звезды. Мальчишка безмятежно спал в машине. Бибина молча смотрела на огонь. Даир, развесив на крючках кустарника свою мокрую одежду, полуголый сидел возле нее.

– На ринге я побеждал досрочно, ввиду явного преимущества, а в жизни я оказался слабачком и проиграл, как проиграл бой Джону Смиту… Я остался совсем один. Я приговорил себя к высшей мере через медленное самоубийство. Хотел сразу, но, как видишь, не смог… Пью, вспоминаю свои победы на ринге, лучшие минуты своей жизни с тобой… твое лицо… – он взял ее руку. – Руки у тебя такие же теплые и ласковые…

– Не надо об этом, – женщина осторожно высвободила руку.

– Я очень виноват перед тобой…

– Мы виноваты с тобой друг перед другом, перед нашим сыном… Перед своей судьбой, которая не состоялась… Любовь наша не выдержала первого испытания… Ты всегда нуждался в том, чтобы рядом с тобой был друг, человек, который сильнее тебя духом, а ты не сумел это оценить…

– Прости, если сможешь? – он обнял ее колени.

Женщина сидела в немом оцепенении. Волны ласково накатывались на берег. Тихо шуршала прибрежная галька. Рука ее коснулась его седеющих, редких волос, а он прижал ее трепетную ладонь к своему лицу и… заплакал горько и безутешно.

– Ну, ну, не теряй мужества…

– Я в нокдауне, а судья отсчитывает время… Еще удар, и я никогда не встану. Это последнее…

Голоса их перешли в отчаянные крики чаек, шум прибоя…

Солнце поднялось над лазурной гладью, рассеяло матовое марево, упало в море и рассыпалось мириадами алмазных бликов. Даир с разбегу бросился в студеную воду, вынырнул далеко от берега и закричал, что есть мочи, оглушая окрестность:

– Би-би-на-а, я хочу жи-ить!

– Жи-ить! Жи-ить! – отозвались горы.

Она стояла на берегу и, щурясь радужному сиянию, улыбалась. Даирбек с мальчиком барахтались в воде и громко смеялись. Мальчик взбирался на его шею, плюхался вниз, всплывал, снова лез на шею.

Бибина сидела на берегу и смотрела на них. Женщине, может быть, казалось, то к ней вернулось ее блудное счастье. Даир вышел из воды, упал к ее ногам.

– Э! Ты куда? Иди сюда! – позвал мальчик.

– Очень привязчивый к мужчинам, – сказала она.

– Белек, иди сюда, – позвал Даирбек.

– Чо! – подбежал мальчуган.

– Ты знаешь, кто я такой?

– Привидение! – ответил мальчишка.

– Нет. Не угадал. Я твой папа! – сказал Даирбек.

– Честно? – с недоверием прищурился Белек.

– Честно…

– Честно-пречестно?

– Честно-пречестно…

Мальчишка секунду испытывающее смотрел на Даирбека, а потом вдруг бросился к нему, крепко обнял за шею.

– Папка! Я так и знал! – закричал мальчишка.

– Когда ты узнал меня? – удивился Даир.

– Когда ты поцеловал маму. – ответил мальчик.

Даир прижал его к груди.

– Зачем ты это сделал? – спросила она.

– Не спрашивай. Больше никогда ни о чем не спрашивай!

Белая машина мчалась вдоль берега. Бибина сидела за рулем. Мальчишка обнимал Даирбека за шею.

Показался пост ГАИ. Милиционер подошел к машине, взял под козырек.

– Превышаешь скорость, сестрица… О, Даке здесь! А мы тебя ищем, – воскликнул капитан.– Вон, видишь, самосвал, угол своротил. На два часа работы и… – пальцем изобразил полный стакан. – Сейчас в гастроном пошлю.

– Завязал, – ответил Даирбек.

– Да ну? И надолго? – удивился постовой.

– Навсегда. Клятву дал.

– Клятву? Ты! – искренне расхохотался постовой. – Кому же ты ее дал?

– Жене и сыну, – гордо ответил Даирбек.

Милиционер внимательно посмотрел на Бибину, только теперь разглядел, что она хороша собой, и рука его невольно потянулась к козырьку.

– Будь здоров, капитан, и вспомни, что мое настоящее имя Даирбек Акунов, – гордо сказал Даке.

Машина тронулась. Капитан так и остался стоять, держа руку на козырьке…

Въехали в город, вошли в обувной магазин, Даир переобулся в новые туфли, старые, стоптанные вместе с носками запихал в урну.

Белая машина остановилась у парикмахерской. Бибина дала деньги. Даирбек пошел бриться.

Подъехала красная «Нива», из нее вышли двое молодых людей.

– Эй, Даке, если сегодня не достроишь, взыщем аванс, – сказал один из них.

– Ладно, ладно, дострою, только не шуми, – проворчал Даирбек. – Биби. Я тут кое-что задолжал ребятам, – извинился он.

Она открыла сумочку, готовая рассчитаться с его долгами.

– Не надо… Вчера не успел закончить… Там работы на два часа.

– Хорошо… Мы подъедем через два часа, – сказала Бибина.

Даирбек подошел к красной «Ниве».

Бибина зашла в будку с междугородним телефоном, набрала Фрунзе.

Трубку подняла мать.

– Мама, это я…

– Что случилось? Почему не приехала?

– Мама, я встретила Даира. Он совсем опустился.

– Сейчас же езжай домой! Зачем он тебе?

– Сама не знаю… Просто не хочу, чтобы отец моего ребенка умер под забором, – Бибина расплакалась.

– Бибина! Слышишь! – звала мать.

Мальчишка нетерпеливо открыл дверцу кабины, и она повесила трубку.

Бибина с сыном зашел в универмаг, купили серый костюм, сорочку, галстук, белье, выбрали электробритву.

– Это ты подаришь папе, – сказала Бибина.

– Что ли у него день рождения? – спросил мальчик.

– Угу…

– Он побреется и станет красивым? – не унимался мальчик.

– Угу…

– Он наденет свой костюм и всегда будет ездить с нами?

– Не знаю, сынок. Не спрашивай ничего…

– Ну, мама, ну что ты…

На кладбище Даирбек вел кладку стены кумбеза, поглядывал на хмурое небо, торопился. С лица его капал пот, спина бла мокрая, но чем больше он торопился, тем хуже шла работа: то кирпич уронит, то мастерок; руки его дрожали и не слушались, ему явно не хватало привычного допинга. Он сел на стенку, закурил. Внизу двое молодых людей обедали, разложив на капоте разную снедь.

– Эй, Даке! Что-то расслабился! Может, налить? – крикнул молодой человек.

Даирбек покачал головой.

Молодые люди посоветовались между собой, один из них поднялся на край стены, поставил бутылку красного вина, накрыл стаканом.

– Вот приз и деньги. Как закончишь – все твое, – сказал он.

Молодые люди сели в красную «Ниву» и уехали.

Даирбек спустился вниз, поднял наверх ведро с раствором, начал кладку и по мере того, как он приближался к стене с бутылкой, движения его становились лихорадочнее, словно бутылка эта прибавляла силы, манила и тянула к себе, как магнит.

– Не-ет! Проклятая! Не возьмешь! – бормотал он, смахивая пот со лба.

Начал накрапывать дождь…

Белая машина тихо подъехала к берегу, остановилась. Бибина взяла пакет с покупками, сыну вручила бритву. Они пошли через кладбище.

– Мама, а куда денем его старую одежду? – спросил сын.

– Закопаем… – ответила Бибина.

– В могилку?

– Угу…

Они прошли сквозь заросли облепихи, подошли к строящемуся кумбезу. Капли дождя уже частой дробью стучали по листьям деревьев.

– Мама… – начал мальчик.

– Тсс!

Она увидела, что Даир закончил кладку, добрался до бутылки, взял ее, видимо, хотел выбросить, но какая-то сила удерживала его. Он взял стакан, подержал, налил чуть-чуть, понюхал, налил до краев, поднес к губам, зубы его застучали по граненому стакану. Он не удержался и сделал глоток.

Бибина зажмурилась и отвернулась – ей показалось, что Джон Смит ударил Даира по лицу. Раздался гвалт толпы… Еще глоток. Еще удар и гвалт толпы.

Даир с жадностью опустошил стакан…

Бибина положила пакет на землю, сверху электробритву, взяла сына за руку и пошла прочь.

– Биби! Бибина! – он выбросил бутылку со стаканом и начал спускаться вниз.

Она вошла в машину, усадила сына и завела мотор…

– Бибина! – кричал Даирбек и бежал за машиной.

– Папа! Папочка! Мама, останови! Он плачет! – кричал сын, глядя в заднее окно.

Бибина до боли закусив губы, нажала на газ…

Ринг. Джон Смит наносил один удар за другим, и он видел чудесное лицо Бибины в розовом ореоле. Она плакала. Море шумело, как тысячная толпа…

– Биби! Бибина! – Даирбек шел по шоссе, не разбирая луж.

Проливной дождь хлестал по шоссе. В лицо бил встречный ветер.

Белая машина мчалась вдоль берега. Щетки едва успевали смывать с лобового стекла струи дождя. По лицу Бибины катились слезы. Мальчик, припав к заднему стеклу, ревел: «Папа, папа…»

Из приемника звучала песня Тугельбая Казакова о том, как долго шли проливные дожди, как жестокие ветры били в лицо, а он, как счастье, сжимал ее ладонь…

Песня неслась над мокрой дорогой, над штормящим морем, над сумрачными силуэтами великих гор, сквозь туманную пелену дождя…

© Мар Байджиев

СКАЧАТЬ всю книгу «Рассказы и повести» в формате PDF