Наваждение, или Status quo

Современный роман о человеческих отношениях, о любви. Роман-размышление, роман-впечатление. Первая публикация.

ГЛАВА I 

…Бар в высотке, к которому довозит невидимый и бесшумный лифт, внутри – самые успешные люди города, узнаваемые и испытывающие упоение от своей популярности. Каким образом я сюда попал непонятно, но я очень четко ощущал, что мне был предоставлен единственный шанс, для чего – тоже оставалось непонятным. Слишком много непонятного, – подумалось мне, но дальше развивать эту мысль я не стал, иначе я бы не успел понять что это, кто эти люди и зачем я здесь. Я начал свое путешествие по замкнутому кругу. Все бродили реально и нереально одновременно, как будто сознание научилось смещаться, впуская блоки из пирамид различных времени и пространства. Я гулял, стараясь вглядываться в лица, чтобы уловить смысл всего этого действа, но везде царил полумрак, и было очень трудно замечать выражения лиц, которые помогли бы приблизиться к осознанию значимости всего происходящего. Единственное, что я подспудно ощутил, а не понял – это то, что такое действо периодически повторяется именно в этом самом месте, в этом полумраке и с этими же людьми, как часто это происходит я не знал, но опять-таки почувствовал, что есть какая-то взаимосвязанность людей и вещей, находящихся в этой комнате, которая периодически рождала рукава, позволяющие пройти в другие ответвления этой же комнаты. Получалось, что измерить объем и вместимость комнаты было невозможно, т.к. эти рукава то появлялись, то исчезали, и я никак не мог уловить, от чего это зависит и как это происходит. Я не был здесь даже гостем и сновал, как невидимка, которую никто не знал, не ждал и в которой никто не нуждался. А мне все это зачем? – этот вопрос периодически всплывал в моем сознании. Должен же быть какой-то внятный ответ, иначе полная бессмыслица всего приведет к Ничто. Мне страшно захотелось уйти, отчего-то силы покидали меня и если бы я сейчас не вышел из этой таинственной комнаты, то скорее всего навсегда бы в ней потерялся. Единственное, что меня волновало – это по возможности запомнить выход, чтобы в следующий раз суметь прийти самому. Но это же единственный шанс, – мелькнуло в голове. Если был один, то возможен и второй, – ответил мне из пустоты собственный разум.

Прошло какое-то время и вот опять тот же лифт, створки которого плотно закрыты. Вокруг стояла кромешная темнота и плюс ко всему я был невидим, я словно слился с этой темнотой и ничто не выдавало моего существования. Я тихо ждал, меня обуял дикий страх, неподвластный моему разуму и диктующий свою логику поведения. И вот открывается дверь лифта, я вошел в него, тихо стою в углу, створки почему-то не закрываются…и входит человек возраста пост (т.е. которому где-то пятьдесят-шестьдесят). Он вошел и отчего-то начал всматриваться в темноту, хотя знал, что никого нет. Страх сковал меня с кончиков ногтей на ногах до верхней точки волос. Мне показалось, что человек слегка повернулся в мою сторону и долго всматривался. Я весь съежился, чувствуя приближение катастрофы. Он шагнул вперед, в небольшое пространство лифта и я шестым или седьмым чувством ощутил, что он и сам боится. Однако, очевидно, мой страх оказался сильнее, и я невольным движением выдал себя, легкий шорох встрепенул застоявшийся воздух в лифте, человек-пост замешкался, не понимая что произошло, но по звукам я уловил, что он начал отчаянно нажимать на все имеющиеся кнопки. Теперь наступила моя очередь волноваться, но я понимал, что могу спасти себя, если здесь и сейчас натворю что-нибудь неординарное, а значит невероятное.

…И заиграла музыка – из ниоткуда, из плотного черного пространства, я начал ее напевать и одновременно начал движения телом, какой-то внутренний инстинкт мне подсказал, что если я не сумею завоевать это пространство, меня просто выкинут – из лифта, из этого непонятного мира, который меня манил своей таинственностью. Я был Им, но в один момент стал Ею. Как это, что это было не знаю, но я в один и тот же миг ощущал себя и мужчиной, и женщиной, и танцевал я – женщина. Вдруг лифт неожиданно заполнился людьми, двигающимися в такт музыке, и мягкий приглушенный свет заполнил собою небольшое пространство лифта. Выражаясь современным сленгом, я поймала фишку и чувствовала, что мои движения особенны, не знаю благодаря чему – наверное, особой интуиции, понимающей гармонию тела и музыки, когда они сливаются воедино, рождая незабываемое зрелище-наслаждение. Мои движения привлекали внимание этих людей, приковывали к себе их ненасытные взоры, стремящиеся пропустить через себя природную логику тела, они их возбуждали, каждого доводя до мысленного индивидуального экстаза. Я знала, что все хотят вечного продолжения музыки и грации тела, и я вознеслась на танцевальный олимп, в один момент став символом блеска и шарма. Я почувствовала себя «вершителем» – человеком, сумевшем повести людей за собой, людей неординарных и оттого капризных, привыкших к ощущению собственного превосходства. А тут этим превосходством была я – никому не известная, но мгновенно принятая в коалицию таинства. Это был неизвестный доселе танец, рожденный в страхе и доведенный до совершенства внутренней силой и стремлением к победе над собой и этим неизвестным миром, я была лучшей в этот момент и в этом слиянии времени и пространства. Мои гибкие движения, моя прическа – длинные прямые волосы с густой челкой, время от времени откидывающейся вверх и назад, все приводило людей в волнение, мгновенно я стала иконой стиля, верхом непонятного, а оттого и столь привлекательного изящества, я знала, что я не просто лучшая, а признана таковой этими небожителями.

Мгновение вечности замедлило свой темп, и дверь расступилась, дав мне возможность свободно войти в зал. Я оказалась в сопровождении молодого высокого парня с такой же челкой. Надо же, – подумала я, – я и не подозревала, что такая челка может идти парню, и он может быть столь же грациозен и где-то совершенен в своей изысканности. Взгляд его черных глаз, мягкий и одновременно какой-то мужественный, таивший в себе некое благородство, не мог не проникнуть в меня, но он был со мной и в то же время он был один, одинок, обуреваем внутренними сильными импульсами, не дающими ему покоя. Посмотрев на него, я поняла, что стану свидетелем еще одного необычного зрелища, не знала только – хорошего или плохого. Мы прошли через несколько рукавов, но еще в прихожей он пробормотал:

– Все здесь…

Когда я вошла в очередной рукав, то подумала, что я здесь была в другом мире, чей же это был мир я не помнила и наконец меня осенило – это был мир глубин сознания. Мы пришли в рукав, напоминающий огромную залу-кухню, с одной стороны стены в ряд выстроились кухонные шкафы со столешницей в форме дракона. Полусвет, полумрак, кое-где недопитые бокалы вина, такое ощущение, что мы попали на конец вечеринки, когда респектабельность уже потеряла всякий смысл и в воздухе витал дым сигарет, выкуривших из комнаты струю свежести и наполнивших ее горьковато-сладким ароматом какой-то травы. Все еще находились здесь, но как будто уже и не здесь, каждый занимался чем-то своим, кто-то бродил с сигаретой во рту, кто-то неспешно решал свои проблемы, лишая кого-то права на свободу, кто-то просто сидел на огромном и как бы проваливающимся в неизвестность диване, глядя в никуда, в пространство бытия. Я почувствовала, что мой спутник напрягается…его интеллигентность, особенность, тонкость и нежность, решительность и мужественность образовали единый образ воителя и он начал говорить, вернее я лишь шестым или седьмым чувством понимала, что он говорит, т.к. говорило мое сознание.

– Вы все-таки пришли все, вы здесь и продолжаете эту игру, которая превратит вас всех, нас всех в непроницаемых монстров, теряющих смысл существования в этом прекрасном и очень ранимом мире людей. Что случилось?!

В это время кто-то еще разговаривал, кто-то занимался бог знает чем, но я знала, что все слушают, и хотят услышать призывы и доводы современного Дон Кихота, и это знали все, но что-то мешало им услышать, а ему быть услышанным, и он тоже это прекрасно понимал. Приближался момент, за которым последовала бы бесконечная пустота, которая все свела бы к ничто и я неожиданно для себя подняла тост – за свободу каждого из нас, за глас этого юноши, за что-то еще, но что – помнится смутно. Я подняла бокал-кружку и из ниоткуда появилась осязаемая человеческая рука с такой же кружкой-бокалом, только горчично-коричневого цвета и чокнулась со мной. И эта же рука начала чокаться со всеми – с десятками бесцветных бокалов-кружек. Это была вторая победа за один таинственный вечер, что-то благоволило ко мне сегодня. Но что это? Куда подевались сами люди, владельцы этих бесчисленных бокалов, все прибывающих из ниоткуда и туда же исчезающих. Мне стало страшно. Я понимала, что поддержала начинания этого удивительного в своей красоте юноши, но не знала в чем, а его самого уже не было. Я здесь и не здесь, я везде и нигде – у кого это было?

А что я здесь делаю?! Страх продолжал занимать все новую позицию в моем теле, недавно столь гибком и изящном, а теперь деревянном и неповоротливом. Я что-то должна сделать, но что? Все вылетело из моего слабого сознания, и только вязкая сущность окружающего пространства, которую можно было попробовать на вкус говорила о том, что я все еще здесь – в баре-комнате самого таинственного заведения из ниоткуда. Эта вязкая темнота проникала во все мое существо, она словно парализовывала нормальное существование и давала новое – непонятное, но жгуче привлекательное, желанное состояние, к которому стремились все и я это знала, но что-то подспудно давало мне понять, что эта абсолютная свобода обратной стороной имела нечто мрачное, ужасающее своей непонятностью и почти осязаемой болью где-то внутри тебя. И только изредка в моем теле проступали отголоски тех движений, запомнившихся моим сознанием и доставлявших негу блаженства как на физическом уровне, когда каждая клетка словно играла свою роль в общем оркестре изящества и грации; так и на душевно-духовном, поскольку победа была во всем – и в том, что я получила свободный доступ в этот таинственный мир, и в том, что я чувствовала себя неким духовным лидером. Я должна была осмыслить это новое состояние самой себя, теперь мне было уже не до разгадок таинств бытия, мне нужно было понять самое себя. И словно кто-то прочитал мои мысли, передо мной раскрылись все те же створки безмолвного лифта, который перенес меня в реальный квартал реального бренного мира. Я вышла из лифта мужчиной, т.е. опять самим собой. Глоток свежего воздуха опьянил своим повышенным содержанием кислорода, видимо был дождь, и мгновенно отрезвил мое колышущееся сознание. Кто я – все тот же мужчина или женщина-победительница из таинственного бара-комнаты? Захотелось закричать на всю Вселенную – о мир, так кто же я и где границы моего сознания, которые придадут мне уверенность в этом мире реальности, где все спешат на работу, решают семейные и рабочие проблемы, пьют кофе в шопах и смотрят фильмы у себя в квартирах. Очень сложно балансировать на границе миров, на пороге двойного сознания – мужского и женского, на острие собственного мира фантазий или реального мира таинственных перевоплощений…

Я пробудился от тяжелого сна, который словно накрыл меня не поднимающейся завесой плотной ширмы, отчего-то ноги и руки страшно затекли, хотя и лежали на кровати, как, впрочем, и все мое тело. Я попытался пошевелиться, мельчайшие тоненькие иглы отовсюду повпивались в меня, что я невольно вскрикнул, их было миллионы и они были довольно острые, понадобилось минут пятнадцать-двадцать прежде чем я смог вновь обрести управление собственным телом, такое со мной было впервые и породило странное, доселе не испытываемое ощущение гостя в собственном теле, это все равно, как если бы я зашел на время пообщаться с самим собой. Была некая двойственность в этом ощущении, как будто столкнулись две половинки единого – я и не-я, причем «я» было моим сознанием, cвободно гуляющим по пространству бытия, а «не-я» – моим телом, которое на одно мгновение оказалось моим и чужим одновременно. Это чувство преследовало меня целый день и мешало сосредоточиться на повседневной работе, голова гудела от нескончаемого потока противоречивых мыслей, к концу дня я превратился в органический сосуд, переполненный совершенно немыслимыми идеями, предубеждениями, мнениями и еще бог знает чем, что было совсем несвойственно моей натуре, всегда очень четко ощущающей собственный мир. Сон, приснившийся ночью, будоражил мое сознание весь день, я словно переселился в этот бар-комнату с его полумраком и мысленными полутонами, было странно еще и оттого, что раньше сны мне особо не снились, я всегда спал крепко, а если что-то изредка и снилось, то наутро я никогда не помнил что именно, как будто ничего и не было, и это длилось десятилетиями, так что этот ночной сон обрел некую символику моей сути, которую я тщетно старался разгадать. К вечеру накопившаяся усталость тяжелейшим грузом легла на мои плечи, так что ноги едва не подкашивались.

Выйдя из офиса, я решил встряхнуться, и несмотря на то, что был в деловом костюме, побежал по тротуару, в конце концов это мой город, и это уже успокаивает. Начал моросить дождь, хорошая примета, – промелькнуло в сознании, дождь смоет мои терзания, я подставил лицо и по нему мелко замассажировали капельки воды. Я очевидно устал, мне нужен был хотя бы короткий отдых, все эти навалившиеся проблемы, невесть откуда повисший вопрос об акциях, все это привело к нервному перенапряжению, я должен был вывести все душевные токсины из моего организма, возможно они блокируют нормальную циркуляцию крови, порождая такие негативные всплески сознания. Все же человек – это физический организм, – думал я, и он имеет определенный предел своего надрыва, вдруг вспомнилась фраза, вырванная из студенческих лет: бытие определяет сознание. Надо отдохнуть, я должен отдохнуть – стучало в голове, пока я шел домой. И все же дождь помог мне, он действительно словно смыл с меня следы душевного раздрая, постоянных диалогов с самим собой, ежеминутных противоречивых мыслей-измен самому себе, и у меня как-то незаметно отлегло. Домой я зашел уже успокоившимся и в меру уверенным человеком, в определенной степени самодостаточным, в меру привлекательным, надо полагать, что образованным и чрезвычайно целеустремленным, в целом у меня для себя сложился образ интересного мужчины средних лет, который испытывает некоторый дискомфорт в собственном бытии. Мне вспомнилось, что у женщин бывает так называемый бальзаковский возраст, говоря о котором совсем необязательно перечислять все качества и нюансы, само понятие давало предельно четкое определение такой женщины – это самый замечательный, на мой взгляд мужчины, возраст и период женского бытия, я даже позавидовал, что он у них есть. А что же у мужчин – кризис среднего возраста или как обычно говорят?! Мне такое понятие не подходило, оно не отвечало ни моим исканиям-терзаниям, ни моему внешнему облику. Черт побери, самому что ли придумать название такому состоянию, мне вспомнился мультфильм «Малыш и Карлсон». Как же это было у Карлсона – обаятельный мужчина в расцвете сил.

Я был рад, что дома меня никто не ждал, в этот момент я был совершенно один в этом мире, и как ни странно меня это обрадовало, не надо было перед кем-то отчитываться или кому-то что-то объяснять, я был самим собою, ни перед кем не играл никакой роли, я – это я, что еще нужно. Быстро приняв душ, я посмотрел на себя в зеркало: достаточно высок, хорошо сложен, я потрогал свой торс, он откликнулся приятной твердостью, достоинство мое молчало, но я знал, что у него все в порядке, стоит только колыхнуться пространству от Ее присутствия, нежного и манящего, отдающего тихим ароматом изысканности, как он сразу откликнется, я не то что был в этом уверен, я это знал. Взгляд перешел на лицо – главное отражение моей индивидуальности и я слегка заволновался, на меня смотрели два жестких глаза, обрамленные бледно-сероватой каймой, это не был взгляд спокойного, уверенного и респектабельного человека, скорее человека, который заставлял себя поверить в это, но помимо этого что-то еще тормозило мой взгляд, однако я никак не мог понять в чем дело, пробежался по бровям, носу, губам и подбородку, вроде все нормально, как обычно, и все же что-то не давало покоя, я еще раз придирчиво посмотрел на себя – что такое, в чем дело? Овал, это был другой овал лица, не мой прежний, несколько жесткий, правильно очерченный, как я обычно, усмехаясь, говорил – нордический, именно он и придавал мне уверенности в собственном осознании себя, что с ним – он стал каким-то нежным, отчего я показался себе не прагматично-уверенным, а скорее мечтательно-задумчивым. Но мне не восемнадцать, и даже не двадцать пять, что вдруг моему лицу вздумалось меняться, и эти глаза, они же не соответствуют ни образу юноши-романтика, и ни образу преуспевающего мужчины, какой-то диссонанс чувствуется в единстве казалось не сочетаемых нюансов.

Продолжу осмотр позже, – сказал я вслух самому себе, сейчас надо поесть и расслабиться, но червь сомнения все же запал мне в сердце, я лишь отодвинул его подальше, в конце концов изменение требует времени, а взгляд может меняться в зависимости от ситуации и обстоятельств, – несколько успокоил я себя. Женщинам, наверное, и не снится, что мужчины так скрупулезно могут рассматривать себя в зеркало, тем более такие серьезные и зрелые, как я. Однако… что я буду есть? Еда для меня всегда была чем-то святым, я никогда не мог есть торопливо, что-то где-то перекусить, для меня еда всегда требовала определенного времени, чтобы получить удовольствие, не спеша смакуя и плотно насыщаясь. Именно поэтому я раз недели в две делал закуп в магазинах, тщательно проверяя купленное на предмет срока хранения, рисковать с едой было не в моем стиле. Когда было время и настроение, я мог приготовить себе конкретный ужин – стейк, жаркое или насыщенный суп, калории нужны всегда. Но сегодня я предпочел приготовить что-то менее хлопотное; посмотрев содержимое холодильника, понял, что пора уже наведаться в супермаркет. А пока сардельки, фри, оливки и огурцы – неплохой набор, пиво к которому вполне подойдет, – решил я и принялся варить сардельки. Поставив музыку, размышляя об акциях, вспомнив Ее, я организовал себе столик. Надо бы сходить в китайский буфет, давненько не вкушал рыбы в кисло-сладком соусе, да и неплохо бы лобстеров поесть. Нередко я вызывал удивление методичным потреблением пищи в людных местах, меня ничто не могло отвлечь от спокойного и поэтапного ужина, некоторых женщин это отчего-то приводило в восторг, но Ее это просто удивляло, порой она смотрела как я ем и невольно ухмылялась.

Я соскучился, – подумалось мне, когда же я вновь увижу ее ироничный взгляд, загляну в мудрые и одновременно какие-то детские глаза, дотронусь до руки, хотя она не любила когда разглядывают ее руки, она их немного стеснялась, потому что считала их недостаточно нежными и изящными, но меня это никогда не волновало, нормальные руки, главное она сама – особенная. Я представил всю Ее, у нее была хорошая фигура, красивые бедра, маленькая, милая грудь. Она почти всегда была сдержанна, но в душе очень нежна и ранима, хотя ей казалось, что она этого абсолютно не показывает. Когда я Ее впервые увидел, она меня сразу зацепила, трудно сказать когда я полюбил ее, она из тех женщин, которых не назовешь роковыми, но после определенного периода общения понимаешь, что она уже глубоко вошла в твою жизнь, вроде как неотъемлемая частица твоего «я». Со временем появляется привычка быть рядом, но стоит Ей уехать, как я начинаю тосковать, до боли хочется видеть и слышать, и тут ее сдержанность и холодность начинают доводить меня до безумства. Сейчас этот период прошел, пришла тупая боль, которая уже не рвала как в первые дни, однако саднила по-прежнему с той же силой. И как всегда ее письмо отчасти застало меня врасплох, я не понимал что происходит, т.к. внешне все было нормально, во всяком случае как всегда, но перед своим отъездом Она оставила мне письмо, что было ее любимым занятием, из которого я понял, что для нее все достаточно серьезно и на этот раз простым отмалчиванием я не обойдусь, надо будет предпринять усилия для восстановления своего прежнего образа в ее глазах. И это тогда, когда жизненные обстоятельства и по другим линиям несколько поприжимали меня. Правда время еще есть, она приезжает через полтора месяца, я успею все уладить и подготовить столь любимый ею сюрприз. Меня потянуло в психологические дебри: почему бы не разрешать все претензии, открыто сказав, что ее беспокоит, почему надо столько времени все держать в себе, накручивать себя, делать жесткие выводы и писать длинное аналитическое письмо. Я никогда не любил писать писем, ну, не было у меня склонности к этому, а она всегда говорила, что является приверженкой эпистолярного жанра и родиться бы ей в каком-нибудь семнадцатом или восемнадцатом веках, где письма были настоящим искусством. Очевидно, поэтому ей хотелось и от меня получать поэтические письма, но для меня это было сущим наказанием, мне легче было все высказать, да и то я никогда не был оратором, умеющим приковывать к себе внимание зрителей, но мне всегда казалось, что своими действиями я даю понять насколько Она небезразлична мне, по-настоящему дорога и я уже не мыслю своего существования без нее, Она стала частью моей жизни, меня самого, и, по-моему, это было так очевидно, что не заметить этого было нельзя, но оказалось, что это необходимо еще доказать.

Время от времени в наших отношениях наступали подобные моменты, когда Она, на мой взгляд, совершенно безосновательно замолкала, уходила в себя, и как следствие рождалось одно из психологических писем-раскруток, тем самым осложняя ситуацию. Я порою злился, не понимая, каким образом это молчание может наладить наши отношения, подобная логика рассуждений заводила меня в тупик. Насколько я понимаю длительное молчание порождает отчуждение в отношениях и стоит большого труда привести их если не в искомое, то близкое к этому состояние. Но через несколько дней она постепенно отходила и часто первая начинала заговаривать, но при этом голос ее всегда был жестким и прерывистым, что окончательно меня добивало, я не выносил подобного тона и мне, напротив, хотелось продолжить стойку непоколебимости. Но сейчас несколько другая ситуация, Она не отвечает на звонки, на электронные послания и даже на SMS, сказав, что если я не подумаю о нас, о духовном качестве нашей жизни, обо всем, связанном с нами, то она сама найдет выход.

Могу предположить, что это будет не самый лучший вариант для меня, поэтому лучше самому предпринять что-нибудь, приготовить сюрприз и попробовать предложить явное доказательство невозможности жизни без Нее. Я впал в ступор, когда три дня подряд не мог дозвониться, меня посетило такое редкое явление, как бессонница, через каждые полчаса я все названивал и названивал, пытался выйти по скайпу, но она словно исчезла; учитывая сумасшедшее расстояние, которое нас отделяло, я не мог совладать с собственными чувствами, я рвал пространство, но это меня, конечно же, не приближало к ней, появились знаменитые черные круги под глазами и мой жизненный тонус сник.

Я всегда определял себе приоритеты, которые помогали мне выстраивать стратегию жизни, что наиболее важно для меня в той или иной ситуации, чтобы я мог регулировать свои отношения в семье, на работе, с друзьями и знакомыми, с дочерью и родителями, контролировать работу проектов, командировок и встреч. И сейчас для меня самым важным было восстановление отношений с Нею, я понял, что не могу без нее, Она была мне очень нужна, и я должен был суметь донести до нее этот мой внутренний, не всегда демонстрируемый трепет, нежность и очевидную любовь. В обыденной жизни не особо задумываешься над какими-то высокими вещами, обычно не используешь фразу «я люблю тебя», живешь будничной жизнью, ходишь на работу, решаешь проблемы, планируешь проекты и выезды за границу, ходишь в гости в конце концов или сидишь в кафе, и жизнь течет размеренно и вроде бы логично, и кажется, что это нормальная жизнь, такая, какой она и должна быть. Но за эти две-три недели, получив это длиннющее письмо, я все больше задумывался о том, что возможно Она права – жизнь не должна быть монотонной, какие-то всплески должны придавать временами элемент необычности, чтобы серость будних дней не завертела тебя в дурной бесконечности. «Я хочу порывов с твоей стороны, стремления удивить меня, сделать сюрприз, совершить какой-нибудь удивительный поступок, чтобы я поняла, что ты меня любишь, а не что мы одна из обычных миллионных пар на планете, ничем не выделяющихся из общей массы. Я хочу искры, полета, хочу подвига во имя меня...», – слова из ее письма сначала привели меня в недоумение, ведь мне, да и ей не двадцать лет, когда юношеский максимализм толкает на романтические поступки и когда сама жизнь представляется одним большим порывом. Но с течением времени я понял, что все же в чем-то Она права, всплески в отношениях позволяют подняться на новую волну, которая по своему диапазону может оказаться выше предыдущей и вдохнуть некий стимул в обычную на первый взгляд жизнь.

Решив, что ей нужен необычный сюрприз, я подумал, что на днях придумаю, что бы это могло быть, для одного вечера столько утомительных вывертов моего сознания будет уже перебор. Все так же под музыку тщательно помыв посуду, я вышел на балкон покурить. Я помню, что завязал и не курил уже семь месяцев, но мне захотелось похвалить себя за выбор правильного направления в раздумьях, я все же молодец, что там говорить, думаю, Ей со мной повезло, я ведь в итоге вышел на правильную прямую, а это значит, что себя надо поощрять. Подумав, что сейчас трудно придумать другое поощрение, я закурил, вдыхая почти уже забываемый, но родной запах легких сигарет, порой сигареты как ничто другое способны ослабить струну напряжения и вывести из монотонного ступора. Воздух был все еще свеж после пролившегося дождя, можно было подышать поглубже и прочистить себе легкие от никотина, я постоял чуть дольше обычного, стараясь, чтобы запах сигарет не успел впитаться в одежду и тело.

Эта ночь была более спокойной, я с наслаждением погрузился в долгожданный сон, как и раньше спокойный и глубокий, без каких-либо видений и дерганий. Не знаю, храпел ли я, усталость часто провоцировала храп, но благо я был один. Говорят, что можно убрать какую-то перегородку в носу, чтобы храп исчез совсем, но я никак не находил время и возможность сходить именно по этому поводу к врачу, да и потом не столь часто я храплю. Проснулся я как всегда в шесть тридцать утра, мои биологические часы практически никогда не подводили, слишком солидный жизненный стаж их отшлифовал. Не спеша побрившись, я принял прохладный душ, съел глазунью со сметаной под блок новостей. Подумал, что за океаном уже вечер, потянулся было за трубкой, но вовремя остановился; нет, еще не время, пусть утихнет обида, может соскучится, и тогда будет уже готова к восприятию моего голоса и моих действий. Надо придумать сюрприз. Оглянувшись, нашел мобильник, мельком глянул в зеркало, взгляд был уже не таким напряженным и пошел на стоянку. Утро все же хорошее время дня, когда только начинаешь планировать действия и события и все они, безусловно, «получаются» в сознании, пока никакого разочарования или раздражения, все в стадии своего зарождения. И мысли, которые толпами роятся в голове ближе к вечеру, надоедая и досаждая своей назойливостью, утомляя упорством своего возникновения и порой сумасшедшего разворота, пока особо не застревают в четкой планировке дня. Дороги еще не переполнены машинами, никто не подталкивает тебя сзади и никто в упор не маячит впереди, машина едет спокойно, прибавляя мне уверенности в себе. Мое любимое место для парковки у офиса еще никто не занял, это уже придало положительности и успешности моему новому дню, дню решений, а не постоянных и порой пустых размышлений.

В офисе особо никого еще не было, кроме жаворонка Натальи, которая как обычно уже открыла окно в кабинете, сделала влажную уборку, кабинет надышался воздухом, который выветрил вчерашнюю тяжелую ауру, никакой задымленности, никаких окурков коллег и клиентов, ни повисших в воздухе обрывков фраз, смешанного запаха туалетных вод, которыми некоторые брызгали себя в меру, а некоторые буквально поливали себя, оставляя аллергический шлейф к концу дня. Окно в кабинете было довольно широким, сквозь него можно было увидеть градусов на двести семьдесят разнообразия нашей реальности в виде газетных киосков, которые имеют обыкновение сохраняться во все времена социального взлета или падения общества, где-то автобусных остановок, соседних зданий с их кое-где обшарпанными стенами, а где-то совсем вдали виднелись слабые очертания гор, как– будто их кто-то слегка нарисовал. Тротуары постепенно заполнялись людьми, спешащими на работу или куда-то еще, где-то раздавался визг колес, видно кто-то от спешки лез на красный свет. Это был мой город – не миллионный мегаполис с часовыми пробками и супервысотными зданиями, но некогда очень зеленый и приятный город, с каждым годом становящийся все более грязным, но в то же время застраивающийся какими-то новыми архитектурными сооружениями, правда не все из которых придают шарм некогда имеющемуся единому образу. Оценив взглядом облик части города, я подумал, что мы бесповоротно вливаемся во все более муссированный в последнее время процесс глобализации с ее стандартами и стереотипами, отражающимися и на образе города. Город двадцать первого века – параболические антенны, интернет, о котором трудно сказать плохое, скайп, телевизоры, компьютеры последних поколений, хард драйвы, мобильники, все более крутые машины и все остальные достижения техногенной цивилизации. Я не отношу себя к противникам технического и технологического прогресса, скорее, наоборот, в определенных сферах я его поклонник, с удовольствием откликающийся на появление новинок айподов и айфонов, нетбуков и смартфонов, но в этом смысле я – рядовой потребитель, слегка разбирающийся в море этой продукции. Конечно, я далек от часовых сидений за изучением всех мыслимых и немыслимых новшеств, что больше характерно парням помоложе, и не ведусь от новых продвинутых марок авто. Я совершенно адекватный человек этого самого двадцать первого века, пользующийся дарами прогресса в сдержанной форме, в принципе успешный мужчина, который к своему более чем тридцатилетнему рубежу достиг определенных результатов. Сам себя я устраиваю, надо сказать, что я всегда нравился самому себе, так было с самого детства, когда мои родители холили и нежили единственного сына, я рос в абсолютной любви, которая внедрила в мое сознание изначальную самодостаточность, о чем я понял, конечно, значительно позже. Я нравился себе во всем – физически, морально, интеллектуально, профессионально, семейно в конце концов, какие еще там бывают формы самовыражения, все разновидности человеческой самореализации были у меня в норме. Она всегда удивлялась этому, говоря, что я могу занять первое место по любви к самому себе, что не бывает моментов, когда бы я не нравился себе. Не думаю, конечно, что я нарцисс, просто мне всегда казалось трудно жить, если человек не устраивает сам себя, я был далек от ненужных противоречий своего внутреннего мира, и лишь время от времени, как сейчас, у меня возникали пробоины в собственном осознании.

Так было всегда – и когда я учился в школе и институте, и когда уехал на десять лет в Москву, и когда начал работать и потихоньку преуспевать в своей профессии, но при этом я никогда не был снобом или наглым самодовольным малым. Естественно, что у меня как и у всех людей бывали победы и неудачи, нельзя сказать, что я был абсолютным баловнем судьбы, которая мне периодически преподносила подарки, я сам шел к своей цели, постепенно и поэтапно добиваясь и поднимаясь по ступенькам своей жизненной лестницы. Я умел работать, она приносила мне удовлетворение, возможно, я не был экономистом от бога, но я был достаточно продвинутым в своей отрасли, одним из первых проходил различные заграничные стажировки и у меня был реальный авторитет в профессиональной среде, который не появляется просто так, на пустом месте. Я одним из первых защищал диссертации, участвовал в разного рода проектах и очень часто давал консультации. Наверное, Она, услышав сейчас мой внутренний голос, как обычно усмехнулась бы моей любвеобильности к самому себе. Но надо уметь признавать свой позитив, без которого человек лишается столь значимой и очень часто сейчас обсасываемой самодостаточности, жизненно необходимой для достижения успеха и признания, да и для элементарной жизни. Поэтому здесь я не согласен с Ней, хотя прекрасно понимаю, что Она реально умна, справедлива, но порой излишне критична и щепетильна. В общем, мысленную баталию между мировоззренческими позициями я решил в пользу себя, теперь можно было начинать рабочий день.

Я прорабатывал два проекта, один был связан с выведением экономической составляющей города в разрезе влияния токсичных элементов, образующихся в результате накопления выхлопных газов, работы ТЭЦ и всякого рода промышленных предприятий, на состояние воздуха, особенно в центральной части, западной и восточной промзонах. Это был проект на привлечение спонсоров в создании очистительных сооружений, нельзя сказать, что в городе совершенно невозможно было дышать, как в некоторых мегаполисах, однако по данным агентства по охране окружающей среды у нас уже образовалось облако смога, передвигаемое воздушными потоками, заражающее водоемы и повышающее уровень астматических удуший. Необходимую экспертизу по оценке состояния воды как связующего элемента в общей картине города осуществляла группа моего отца, который на протяжении последнего десятилетия скрупулезно занимался оценочными анализами в своей научной лаборатории. Это и сподвигло меня на подобный проект, и насколько мне подсказывала профессиональная интуиция, совсем скоро проект приобретет идеальную (или почти идеальную) отточеность и можно будет смело работать по привлечению инвестиций.

Второй проект касался анализа экономической стратификации и напрямую был связан со статистическим комитетом, что достаточно осложняло дело, учитывая нерасторопность и жуткую медлительность наших статистов, которые никогда вовремя не предоставляли объективные данные. Но я знал, что в любом случае сумею вытянуть этот проект, очень много сил уже было вложено, и у меня был классный помощник, молодой парень, недавно закончивший институт управления в Москве. Я как всегда по инерции отдавал предпочтение московским кадрам, возможно недооценивая наших выпускников, но я тоже был подвержен определенным стереотипам. Самое главное этот парень буквально предугадывал специфику моих заданий и мне естественно это импонировало, молодежь должна «рвать», недавно услышал такое сленговое понятие, которое по сути верно определило критерий подбора специалистов. Я осуществил проверку поступивших данных, провел аналитический сброс информации, подбил кое-какие результаты и в целом остался доволен темпами продвижения этих проектов. Работа, как обычно, шла своим чередом, но было в этой обычности стойкое ощущение стабильности, придающей еще большую уверенность в этой стремительно несущейся жизни.

Оставалась одна загвоздка, не дающая покоя и время от времени посылающая импульсы моему сознанию – акции, на кой черт я связался с ними; несмотря на то, что я был неплохим экономистом, я не был достаточно сведущ в технологии биржи и здесь моя аналитическая способность страдала. Эти акции мне навязал московский однокурсник, который сейчас работал в Екатеринбурге, предварительно обрисовав сумасшедшую картину привлечения денег, на что я не смог противостоять и решил расширить сферу своих интересов, бухнув свои свободные средства и аргументировав подобное вложение для себя все той же банальной фразой «кто не рискует, тот не пьет шампанского», кстати, я и шампанское-то не люблю, мог бы и отказаться от иллюзии его потоков. Прошло уже достаточно времени и мои информационные каналы предопределяли нескорый, но стабильный обвал акций, что приводило меня в легкое беспокойство, грозящее перейти в панику. Во избежание этой надвигающейся катастрофы я пытался предпринять затейливый стратегический ход удачного вложения этих успевших мне поднадоесть акций. Я чувствовал, что как только приближаюсь к обдумыванию этого дела у меня начинают пульсировать виски, никогда не знал что такое давление, но если они лихорадочно начинают пульсировать значит давление подскакивает, – подумалось мне. Многочисленные звонки во все возможные города, к близким друзьям и просто знакомым результатов особо не давали. Но я знал, что какая-нибудь зацепка существует, иначе не может быть, хотя в жизни бывает абсолютно все и только кажется, что безумные вещи бывают только в кино и книгах, на самом деле, как сказал один очень уважаемый мною и действительно умудренный большим жизненным опытом человек, жизнь бывает похлеще любой книги и самого сногсшибательного фильма.

Телефонный звонок вывел меня из раздумий, что-то я стал часто задумываться, старею или это другой симптом, – мелькнуло у меня. Звонила дочь, я что-то давно ей не звонил, как я сам ей сказал замотался с проблемами на работе. Она была весела и говорила, что ей нужна моя помощь, надо встретиться. Мы договорились, что вечером я заеду и заберу ее ко мне. Да, дочь вот уже такая взрослая, чем-то похожа на меня, цветом глаз, как все говорят, но в целом воссоздающая образ своей матери, с которой я расстался уже лет семь-восемь назад. Мне сейчас не хотелось загружать себя еще и этими воспоминаниями, они совершенно ни к чему, тем более сейчас, когда я озабочен воссозданием, или скорее обновлением союза с Ней, а эти воспоминания уже в прожитом прошлом, они меня особо и не беспокоили сейчас, я принимал как данность разговоры по телефону с матерью моей дочери, обсуждая разные проблемы, связанные со школой или здоровьем ребенка. Это как если бы я и не знал, что был женат, а дочь появилась сама по себе, но моя дочь. Ближе к концу дня ко мне в кабинет зашел сотрудник компании, которого бы я не желал видеть у себя, тем более сегодня, но делать было нечего, не выставлять же его, я не приветствовал демонстрацию откровенного неприятия человека, да и не был способен на жесткие действия подобного рода. Он зашел вместе со своей идиотской ухмылкой, невольно вызывающей волну раздражения, которую пришлось подавить усилием воли.

– У тебя я слышал проблемы? – не здороваясь начал он, – может стоит мне помочь тебе.

– Ты о чем, – не понял я, работа над проектами идет своим чередом, помощь излишня.

– Нурбек, ты меня недооцениваешь, – все с той же ухмылкой он подошел к столу, – я по поводу акций.

Откуда такая прыть? – я, конечно, удивился про себя, но в реальности же выдержав паузу сказал, что все нормально, я сам разберусь.

– Да брось, – он начинал давить, – я знаком с этой штукой, у меня налаженные связи в этой сфере, мне нетрудно будет их слить.

На долю секунду у меня загорелась лампочка спасения в голове, но я вовремя остановился, ему я не просто не доверял, а испытывал внутреннее отвращение, которое очень трудно было перебороть. Очевидно увидев тень сомнения на моем лице, он бросил:

– Да ты подумай, я не прощаюсь.

После его ухода я попросил у секретаря стакан воды. Новый головняк, – сказал я сам себе. Я так долго искал выхода, изрядно понервничал надо сказать, и вот казалось выход сам идет в руки, но нет, что-то останавливало, только не от этого человека. Неужели я стал излишне подозрительным, какая мне разница что я к нему испытываю, мне важно не спустись в трубу свой капитал, вот тогда будет потеха, надо принять его предложение, если даже оно не от души, пусть заработает, но и я не сяду на мель. Бесконечный поток вопросов к самому себе: что, как, стоит, не стоит, выгорит или обломится. Устав от самобичевания, я взглянул на часы, оказалось, что уже седьмой час, дочь уже ждет.

Все же как выросла моя дочь, – подумалось мне, когда я увидел ее, бегущей к машине.

– Привет, – мы чмокнулись и она села рядом. Оказалось, что моя дочь надумала поменять школу, и попутно ей срочно нужна была обнова по случаю вечеринки. Мои зеленовато-карие глаза, вот такую печать я оставил ей на всю жизнь, ей это нравилось, именно этим она казалась себе необычной, высокая, смуглая, тоненькая и все время старающаяся держать свою форму, смешно слышать об этом от собственного ребенка, который кажется тебе все еще маленькой девчушкой с торчащими от густоты и жесткости волосами, так, что одна соседка-старушка, помнится, спросила не парик ли это, такой вопрос действительно может задать или ребенок или совсем уже старый человек, собственно тоже напоминающий ребенка. Она себе очень нравилась, даже больше – она считала себя красавицей, хотя в наше время только ленивый не считает себя красивым, поколение наших детей в отличие от нас воспитывалось в постоянном утверждении их красоты и избранности, поэтому и получилось поколение не просто самодостаточных, а где-то излишне самоуверенных молодых людей, но при жестком напоре такая самоуверенность могла страшно надломиться, породив жутчайшие комплексы. Дочь моя в детстве ходила сначала на балет, потом на хореографию, ее мать вырабатывала ей осанку, закончилось все это танцами, от которых очень быстро устала опять же ее мать, т.к. начались постоянные сборы на детские гастроли. Хотя польза налицо, плавность движений, особенный поворот головы, все это думается для девочки полезно. За ужином она взахлеб рассказывала об очередном фуроре, который она как всегда произвела на танцполе, о тонне комплиментов, поклонников, внимания и конечно же удовольствии.

Она частенько говорила, что моя дочь очень взрослая для своих тринадцати лет, выглядит и одевается, как семнадцатилетняя девушка, Она считала, что это не совсем правильно и возможно была права, но я уже что-то около восьми лет не живу с дочерью и, очевидно, где-то упустил возрастной элемент в своем восприятии, да и, собственно, что я мог сделать, если видел ее чаще всего по выходным, на каникулах или в моменты вынужденного временного жительства у меня. Я боялся лишний раз сделать замечание, чтобы не показаться чрезмерно критичным, она была дорога мне и я принимал ее со всеми упущениями, не хотелось испортить сложившейся идиллии в наших отношениях. Совсем недавно в интернете мне на глаза попалась заметка о том, что дочери, растущие без отца, быстрее оформляются как женщины, это некий защитный механизм, ищущий замещение недостающего влияния отца, но уже естественно в другой форме. Эта заметка еще больше усугубила чувство вины за то, что я не рядом в каждодневной ее жизни, и я не смел делать какие-либо упреки. Со школой я должен был решить в ближайшие недели-полторы, а с нарядом я предпочел, чтобы по магазинам они походили с матерью, которая конечно лучше меня сумеет ей посоветовать, в данном случае я могу лишь проспонсировать покупку. Мы посмотрели вместе фильм, я успел оказаться в курсе всех происходящих событий в ее юной жизни, при этом я узнал, что она хотела бы учиться в Европе, и поцеловав ее я пошел в свою комнату.

Да уж, неплохо конечно было бы послать ее на учебу в Германию или Англию, как это часто стали делать не обремененные безденежьем представители нашего общества, но надо понимать, что обучение совсем недешевое, а учитывая мою дилемму с акциями…и я снова погрузился в любимое за последние две недели занятие – размышления. Попутно вспомнив свое первое знакомство с Европой, свои систематические поездки в Швейцарию, отчего-то так получалось, что конференции или проектные дела чаще всего были связаны именно со Швейцарией, что в конце концов очередную поездку я воспринимал как что-то привычное и установленное в моей жизни. И лишь один раз мы были там вместе с Ней, это было всего четыре дня, и еще два дня туда и обратно в Москве, где мы с удовольствием погуляли, учитывая, что оба учились здесь и с Москвой у каждого из нас были связаны свои воспоминания, мы довольно часто вспоминали свои юные годы учебы, удивляясь, что так ни разу и не пересеклись. Я периодически рассказывал ей как пару раз бывал в общежитии МГУ на проспекте Вернадского, где она жила все пять лет своей учебы, но ее не увидел. Она же любила вспоминать черный тюльпан, подаренный ей на двадцатилетие, их выкрутасы со здоровьем, дабы не попасть на сельхозработы в Подмосковье, прогулки па парку, находящемуся неподалеку от станции «Проспект Вернадского», особенно в период бабьего лета, подтрунивания старшекурсников над ее ежедневными многочасовыми походами в библиотеку, и позднее созревание как женщины.

Я достаточно зримо мог представить Ее в те годы, с совершенно детским выражением лица, но старающейся казаться взрослой, ее стеснительность, граничащую с замкнутостью, скорее всего непонятную многим ее бесшабашным юным балбесам, ее серьезность, способную привести в замешательство. Она всегда говорила, что стеснялась, когда ее называли энциклопедией, потому что это с ее точки зрения было не так. Я представляю ее взгляд, который мог привести в трепет, взгляд юной девушки, который мог заставить волноваться зрелого мужчину своей детскостью и одновременно какой-то несоразмерной с ее юностью интуитивной, но очень сильной сексуальностью. Это была юная женщина бальзаковского определения – внешне скромная и очень хорошо воспитанная, стеснительная, сексуальность которой проявлялась в каких-то незначительных, казалось, жестах и сильном по накалу либидо взгляде, который цеплял своей внутренней силой. Могу представить сколько сердец поразбивал этот невинный взгляд, Она знала об этом своем оружии подспудно и невольно, сама того не подозревая, пользовалась им в нужных ей ситуациях. Я знал этот ее взгляд и ревновал его втихую, никогда ни словом единым, ни взглядом не показывая этого, я понимал, что вряд ли стоит афишировать это мое недоразумение.

Вновь накатила волна желания прикоснуться, переплестись руками, как мы это иногда делали после самого удивительного момента нашей близости, нестерпимо захотелось ощутить ее голову на своей груди, поцеловать мочку ее уха, почувствовать ее тело, ее взгляд, пробегающий по мне и вызывающий щемящее наслаждение. Да, я люблю Ее, я хочу Ее здесь и сейчас, и эта разлука разрушает мою целостность, гармонию восприятия себя и жизни. Когда, наконец, она растает от этой обиды, когда Она будет сидеть рядом со мной в машине и рассказывать о новостях на работе, когда мы с ней пойдем за покупками – целый ритуал нашего быта, когда мы будем вместе ехать на озеро и я, просыпаясь по утрам, буду тихо уходить на веранду, стараясь не разбудить ее. В этом мы были противоположностями: я – жаворонок по жизни, Она – сова, естественно любящая поспать и как она говорила поваляться в постели по утрам. У нас иногда возникали размолвки по этому поводу, ей хотелось просыпаться и видеть меня рядом, она считала это одним из проявлений любви, мне же было невмоготу просто так лежать в постели. Если уж я просыпался, то обязательно должен был встать, включить компьютер, посмотреть всякую всячину, выпить чашку кофе, без которой мой день не начинался. Она обижалась, а я ничего не мог с собой поделать, я не мог себя изменить, было уже поздно что-либо менять в себе, как я говорил в тридцать с лишним лет люди не меняются.

Но сейчас я готов был лежать и тихо смотреть на Нее, встретить первый взгляд ее глаз этого дня, я с удовольствием сделал бы ей приятное и мы бы вместе пошли завтракать, я бы посмотрел телевизор пока она готовит завтрак, Она бы поворчала о том, как можно утро начинать с телевизора, но мы бы с удовольствием вместе поели, поговорив о неотложных в этот день вещах, да и о чем угодно, особенно если это воскресный день, запланировали бы поездку. Как давно я так не тосковал, может быть действительно я ей не даю того, чего она хочет как женщина, довольно трудно предугадать ее желания, как она сама признает она достаточно сложная женщина, ход ее витиеватых мыслей не всегда доступен, а чаще недоступен совсем, хотя я никогда не признаю этого. Что она хочет от меня, какого такого подвига и как она вообще может сомневаться в моей искренности и нежности. Впору самому обидеться, было бы здорово, если бы она искала причины моего холода, мучилась и не спала ночами, придумывая очередной сюрприз, но …чаще всего в нашей истории это происходит со мной, как сейчас, но сейчас даже сложнее обычного. Было бы здорово купить ей машину, но опять эта проблема с акциями, только их мне сейчас не хватает для полного психологического аута. Она кстати не знает о них, а то может поняла бы неуместность обиды и мы вместе решили бы что с ними делать.

Уже давно за полночь, а свет в комнате дочери все еще не погас, ведь давно уже пора спать, пойти и посмотреть что ли что она там нашла еще, но меня что-то удержало, она все же уже взрослеющая девочка и ей может не понравиться мой диктат, в конце концов не так часто она ко мне приходит ночевать. Надо самому уже засыпать, вставать рано, тем более что по дороге надо завезти дочь. А может сейчас позвонить Ей и пожелать доброго утра. Нет, вдруг дочь услышит, может не понять отцовские психологические раздраи, все же я должен всегда оставаться сильным, решительным и уверенным в глазах собственной дочери, тем более уже большой дочери. Это маленькой еще можно что-нибудь наплести, а в этом своем взрослом по ее мнению возрасте она может уловить нотки неуверенности или нерешительности. Надо просто заснуть, а завтра будет завтра и возможно разрешение всех неурядиц придет само собой, хотя я обычно считал, что ничего просто так не бывает, но сейчас можно наврать самому себе лишь бы уйти в сон и проснуться свежим, выспавшимся и готовым к новым раскруткам.

…И опять этот лифт, ведь я уже здесь был, – мелькнуло в голове. Полумрак поглотил все мое существо, отчего-то меня била дрожь, не пойму от страха или от чего-то еще, что это, я чувствую на себе чей-то неотступный взгляд, но ведь в лифте никого нет и почему он, наконец, не прибудет к месту своего назначения, такое ощущение, что я больше получаса катаюсь в этом глубоком полумраке, скрывающем столько неизвестного и таинственного, но сегодня мне не хочется ни раскрывать загадок, ни побеждать, ни с кем-то встречаться. И вновь заиграла музыка, та же необычная, льющаяся через край и вливающаяся в мой длинный коридор сознания, словно спиралевидные трубы в аквапарке, но эта музыка меня совсем не трогала. Кто я сейчас – опять женщина или все же мужчина? И хватит уже следить за мной, мне надоели эти незримые, но явные взгляды, развешенные на разных уровнях замкнутого пространства лифта. Я должен отсюда выбраться, эта аура давит на меня, словно меня прижал к стенке здоровенный бугай, из рук которого не представляется возможным вырваться. Интересно что в этом лифте вместо воздуха, он наполнен дурманящими ароматами, как будто находишься на базаре Стамбула и проходишь ряд с экзотическими пряностями.

Словно в ответ на мой вопрос, заиграла турецкая музыка, отличающаяся неимоверной, а порой изнуряющей длительностью. Но тело услышало призыв ее и наконец откликнулось извивающимися движениями бедер – я была в наряде танцовщицы, легкая струящаяся юбка из блестящего шелка, шарф из такой же ткани колыхался вокруг шеи, попутно обрамляя грудь. Я была великолепна, исполняя что-то похожее на танец живота, но это были не чрезмерно ритмичные подергивания бедрами, а томные подрагивания, источающие разливающееся в пространство желание. Это желание было свыше, оно пропитывало собой каждый сантиметр колышущейся юбки, светящейся в темноте тысячами искорок, казалось сама вселенная хочет выразить свое глубинное желание. Лифт незаметно превратился в круглую сцену, дальше которой я ничего не видела, я просто источала аромат тела и обволакивала своим желанием всех и вся вокруг. Я не видела никого вокруг, но я знала, что вновь, как в прошлый раз, притягиваю взоры гармонией тела в танце, мои плечи, руки, грудь, живот, бедра и ноги дрожали от благословения и благоговения, такое сладострастие не всем дано, это настоящее искусство вожделения, способное творить чудеса. Взгляды ласкали меня своим восхищением, выражая восторг от лицезрения истинного Востока, умеющего растворить человека во Вселенной и вместить вселенную в человеческий сосуд. Глубинная индийская философия Брахмана и Атмана прочитывалась в этом танце, и я знала, что незнакомые с менталитетом, культурой, философией Востока, в один момент прониклись ее сутью, которая была заключена в этом танце. Это было редкое слияние физической красоты и духовного смысла, что встречается в единичных ситуациях, это был именно тот исключительный случай.

Время, в течение которого длился этот умопомрачительный для всех танец, раскрывало гармонию вечности и мгновенности бытия, поскольку этот красивый миг был в реальности сродни вечности, и это тоже было понято и пройдено каждым из присутствующих. Постепенно полумрак начал заливаться светом, который проникал сквозь тяжелые завесы, словно солнце вставало из-за темных громадных туч. И вдруг я увидела свое лицо в зеркале, которое обволакивало стены вокруг круглого танцпола, оно было открыто в своей внутренней свободе и гармонии, словно луч озарил все клетки тела и струнки души, из глаз струился мягкий, умиротворяющий свет, способный успокоить плачущего младенца или усмирить душу мятежника. Такой взгляд может быть только у абсолютно счастливых людей. И это я?! Это было даже не удивление, я не знала ни что подумать, ни как отреагировать на такое поистине невероятное открытие, я лишь сумела улыбнуться своему столь покоряющему и обескураживающему отражению. Это я и не я, это сон или явь. И я пошла гулять по рукавам все того же бара-комнаты, на этот раз меня никто не сопровождал, это было бы лишним сегодня, моя безмятежность позволяла мне все воспринимать как декорации театра, сменяющие друг друга и от этого не вносящие ни восторг, ни разочарование в мой тихий, обласканный мир. Я просто гуляла, как если бы оказалась на мощеных улочках Венеции, или безукоризненных проспектах Вены, внося своим присутствием особенный смысл в это мироздание. Значит не все так сложно, есть и столь пьянящая легкость…

ГЛАВА II 

Утро выдалось несколько пасмурным, хотя накануне трудно было заметить каких-либо предвестников такой смены погоды. Я сварил овсяную кашу для нас с дочерью, и мы поехали. Я чувствовал какую-то тяжесть в плечах, да и во всем теле, как будто кто-то висел на мне всю ночь. По утрам обычно я ощущал легкую бодрость вне зависимости от погоды и времени года, но сегодня эта осенняя серость никак не импонировала, я был готов бросить все и уехать за город, сесть где-нибудь на пригорке или траве и просидеть так весь день, чтобы меня никто не трогал и не разговаривал. Такое одиночество на природе бывает полезно, я иногда устраивал себе подобные вылазки, но сегодня это ни в коей мере не могло поспособствовать разрешению моих проблем, так что я подавив в себе желание развернуться и выехать на пригородную трассу, поехал на работу. В конце концов, я должен взять себя в руки, как никак не кисейная барышня, тут словно луч молнии высек на мгновение в моем сознании образ танцующей женщины и тут же в голове воцарился обычный порядок. Что-то не то, то ли я имею отношение к этой женщине, то ли еще что, вроде как я ее откуда-то знаю, – несколько минут я пытался напрячь свою память в поисках подобного сюжета, однако это абсолютно ничего не дало. Мало ли что может крутиться в моем воспаленном воображении, – успокоил я себя и напрочь забыл обо всем, мне сейчас только эзотерики не хватало, надо раскрутить реальность. Я прибавил шагу в холодном и оттого несколько тоскливом здании компании, быстро поднялся по лестницам, порой такая физическая зарядка необходима, не кататься же вечно на лифте.

В кабинете меня ждал не совсем приятный сюрприз, на столе я обнаружил записку от вчерашнего зануды, предлагающего свои услуги в деле с акциями. Не рановато ли он приходил, – я глянул на часы, обычно в такую рань его трудно было увидеть в рабочих коридорах. Записка гласила, что его предложение в силе, но мне дескать надо поторопиться, такие дела быстро провернуть может лишь откровенный мошенник, – писалось в ней. Можно подумать он не мошенник. Не хотелось начинать новый день с неприятного, поэтому я погрузился в отчеты, как никак квартал позади и кроме своих проектов я, согласно своим должностным обязанностям, подбивал все отчеты в один большой книжный том компании, поскольку был заместителем президента компании, или как сейчас принято говорить – вице-президентом, но такое название у меня вызывало улыбку, звучало чрезмерно официозно и смахивало на политический истэблишмент. Правда если бы не было приставки вице тоже было бы неплохо, но это я так, на самом деле я довольно комфортно ощущал себя в этой должности и на этой работе, столь часто встречаемого пресыщения или усталости от выполняемых функций я пока не испытывал, и то хорошо, иначе моя голова оказалась бы загруженной еще на одну проблему больше, а так я пока не искал какого-либо другого приложения своим многочисленным «талантам», при упоминании которых я усмехнулся сам себе.

Странно, но я сегодня не пил с утра своей обычной и оттого столь необходимой чашки кофе, вообще как-то не совсем нормально начинается день. Я попросил чашечку кофе, вспомнив, что утром готовил завтрак для дочери и мне было не до любимого напитка. Полдня пролетели незаметно, эти отчеты умудрялись вовлечь в свой мир химер – у кого-то графики никак не соответствовали данным, кто-то умудрился на основе анализа проекта выдать совершенно не соответствующий логике вывод, это еще надо было постараться так виртуозно обойти все объективные данные и выдавить подобный вывод-прогноз. Надо же, – подивился я, куда делся профессионализм наших сотрудников, или он решил на время оставить их без своего внимания, или они вздумали отдохнуть от него. В любом случае результат неутешительный, я повспоминал прежние отчеты, мне казалось, что они никогда не были столь плачевно исполненными, или я приспустил вожжи?! Я никогда не играл в либерала, но придерживался того правила, что с коллегами надо держаться на равных, давать понять, что мы одна команда и результат нашей работы зависит от всех, соответственно он не должен быть безразличен никому из нас. По-моему это не совсем плохая идеология компании, позволяющая и сохранять нормальные отношения, и идти вместе к поставленной цели, иначе все бессмысленно. Где что упущено? Я понимал, что оставить отчет таким – это начало провала компании, я не привык устраивать разносы, но очевидно, что надо более жестко сформулировать цели и задачи каждого, тем более, что это и в их интересах тоже, или народ устал от денег? Было бы смешно предположить это, тем более зная некоторых из них. Я запланировал на завтра совещание по итогам отчетов, посмотрим что необходимо будет предпринять на месте, чтобы зафиксировать внимание на показателях, я умею быть непримиримо жестким в исключительных случаях, когда того требует ситуация, и мне казалось сотрудники в курсе такого моего качества, значит пора еще раз его продемонстрировать. Завтра буду на арене, надо позаботиться об имидже.

Завтра же придется поговорить и с этим «благодетелем» по поводу акций, надо что-то решить в конце концов, тянуть бессмысленно и это не играет на пользу моему финансовому благополучию. Я решил занять позицию эксперта, послушать, что он предложит, какие механизмы и главное кто будет задействован, что он предполагает получить, вернее сколько, ясно же, что благотворительностью он заниматься не станет, тем более со мной. Надо будет прощупать насколько он открыт в этой игре или же есть какая-то подлянка, от него в принципе всего можно ожидать. А там уже пойму что можно, а главное что нужно будет сделать. Надо бы еще раз проконсультироваться с Экспертом – моим мудрым наставником, советы которого я очень ценил. Наверняка потом все сведется к чему-то определенному, не бывает вечного тупика, умеючи ситуацию можно разрулить в любой истории, и такой не совсем финансово-гладкой тоже. От проведенной логистики стало легче, хотя по-настоящему вздохнуть смогу, когда окончательно вырулю, очевидно, сфера акций не для меня, если с первого же раза возникают столь ощутимые проблемы. Я же не берусь пока искать новое приложение своим наклонностям и способностям, отчего залез в дебри акционерных химер, будучи непосвященным в тайны этого «искусства», сам не знаю.

Позвонила дочь сообщить, что она нашла искомую вещицу и безмерно рада этому. Как все-таки легко можно сделать счастливым человека, хотя бы и на мгновение, все же очень приятно быть приобщенным к чьей-то маленькой или большой радости. Тут я вспомнил о Ней, странно даже, что за сегодняшний день это произошло впервые, совсем что ли притупилась боль. Я вдруг на секунду понял что она вкладывала в понятие сюрпризов, праздников в будние дни и нежданных приятных мелочей. Неужели я совсем заработался или так прочно слился с обыденностью, что мне больше ничего не было нужно, жизнь в работе – звучит банально и главное не отдает ничем кроме серых будней. Я что действительно так уж безнадежен в плане умения организовать фейерверк, или устроить что-то совершенно невообразимое, даже для Нее и самого себя? А надо ли мне все это? – вот это реально основной вопрос, который когда-то мы проходили по философии, бытие или сознание?! Кажется, я приплыл к нужной лодке, в студенчестве думалось, что зря проходим всякие философские штучки, а тут вот выстрелило вроде как. И мне прямо сейчас жутко захотелось этого фейерверка для осознания своей молодости и незамшелости еще, для выражения своей любви, которую я загнал в привычку, для ощущения так требуемого душой праздника. Сколько могут длиться эти будни, в конце концов, никуда они не убегут, это проверенная практика жизни. И сейчас, не знаю впервые или нет, но я искренне захотел сделать незабываемый сюрприз для Нее, я этого захотел необыкновенно сильно, что вообще-то не совсем свойственно природе моего я, и мне это желание доставило чуть ли не эстетическое удовольствие. Да, не захочешь философом станешь, жизнь заставит если надо. Захотелось позвонить Ей, но у нее сейчас глубокая ночь, хотя не все ли равно, думается, Ей будет страшно приятно узнать, что я люблю Ее, жду, хочу и готов на любимые ею подвиги, правда соразмерно моей сути, а где эта соразмерность – кто ее знает. Я знал, что если сейчас же не позвоню, то пройдет этот необычный момент полета, столь несвойственный моей выдержанности.
Я набрал ее номер, появились гудки, которые длились подозрительно долго, щелчок и…ее голос на том конце провода, долгожданный и желанный:

– Что-то случилось?!

– Да нет, все нормально, просто мне очень захотелось сказать тебе, что я люблю тебя, жду и хочу!

Любимая ею пауза подзатянулась, но все же…

– Ты уверен?! Хотя я чувствую твою искренность. Хорошо, я тебе напишу. Пока.

– Пока,– успеваю я вставить, прежде чем услышал частые гудки. Молодчик! Нет, я реально молодец, что там скрывать, надо воздать себе по заслугам.

Я ехал по вечернему городу, вспоминая нашу прошлогоднюю поездку в Швейцарию, Она была так рада тому, что мы впервые ехали вместе, обычно каждый из нас уезжал на стажировки или конференции, а тут мне захотелось поехать вместе и показать ей Женеву. Это привело ее в восторг при всей ее сдержанности, она долго продумывала детали нашей короткой поездки, где мы обязательно должны были побывать в Москве, что она должна увидеть в Женеве. Помнится мне тоже доставляло удовольствие слушать ее, видеть, как она сидит рядом, смеется, высказывает предположения, порой необыкновенно закатывает глаза в раздумьях, вдруг резко что-то вспоминает, поворачиваясь ко мне головой. Я соскучился, хватит уже разлуки, я хочу, чтобы она как обычно сидела рядом со мной. Уже очень долго длится наша размолвка, хотя вернее будет сказать ее размолвка со мной, неужели она не соскучилась, и вообще что она там интересно делает, иголка ревности кольнула было меня, но я приспустил тормоза, я только осознал всю ее ценность и нужность, сейчас это ни к чему, нет смысла портить себе настроение вымышленными химерами. Лучше встречусь-ка я с Азимом, другом, который всегда был рядом в очень важные и нужные моменты моей жизни, именно тогда, когда мне это было очень необходимо. Я позвонил, оказалось, он был по пути домой, объяснил, что очень надо пересечься, и он как всегда меня понял, мы договорились встретиться через двадцать минут в «Сибирской короне».

Мы расположились в глубине заведения, чтобы спокойно посидеть, без лишних встреч. Я любил это кафе, оно чем-то располагало к себе, возможно неплохой и сытной кухней, хорошим пивом. С Азимом мы вместе учились, а позже какое-то время работали в одной компании, затем наши профессиональные дороги несколько разбрелись, он занялся каким-то бизнесом, о котором не очень любил говорить, я старался не досаждать ненужными расспросами, единственное догадывался, что дела шли не так, как ему хотелось бы, это чувствовалось по некоторым репликам, пару раз я предлагал свои услуги, у нас что-то получилось, но затем на какое-то время он выпал из поля зрения, хотя мы периодически созванивались. Мы знали о надежности друг друга, прочности наших отношений, но видимо ему хотелось как-то самому вырулить из противоречивой ситуации в бизнесе, в котором я, судя по всему, не очень-то разбирался. В любом случае мы всегда были рады встрече, и они нам давали определенный заряд на следующий период в нашей жизни. Последние раза три при общей встрече мы с Ней заметили его некоторую наклонность к религиозным размышлениям. Она проинтерпретировала так, что это стало для него выходом в его непростой жизненной ситуации, промахи в бизнесе привели его к поиску ответов на общие вопросы о смысле бытия, и он обратился к наиболее древней и востребованной категории Всевышнего.

Она порой была настоящим психологом, достаточно тонко понимающим перипетии человеческой души. Я же какое-то время не придавал особого значения таким его пристрастиям, но в последнюю нашу встречу он был более одержим идеями духовного очищения и чем-то в этом роде. Я, честно говоря, никогда особо не занимался поиском духа или чего-то божественного, меня вполне устраивала реальность, пусть и приносящая порой проблемы, но от этого не менее понимаемая и принимаемая мной. Чего только не бывает в жизни, но мне не приходило в голову задавать вопросы кому-либо еще кроме себя, тем не менее, я старался прислушаться к ходу размышлений Азима, выслушивал его доводы относительно необходимости приобщения к Всевышнему, но довольно скоро терял интерес. Мне хотелось отвлечь его от подобной тенденциозности рассуждений, но понимал, что я несколько опоздал.

Вот и сегодня, перекинувшись наиболее важными новостями и событиями, он как-то незаметно и плавно перешел к идее о некоей предопределенности судьбы человеческой, которой трудно, да и в принципе невозможно противостоять. Это была не агитация в прямом смысле, но он старался подтолкнуть меня к тому, чтобы я сам пришел к этой идее о необходимости осознания воздания высшему и получения благословения или порицания свыше. Я понял, что он бесповоротно увяз в поиске ответов и получения наказания за совершенные в реальности или мыслях грехи. Черт, как же это, как это я раньше не понял всей глубины его затягивания в водоворот религии. На какой-то момент я подумал, что хорошо, что он увяз в традиционной религии, а не каких-то сектантских организациях, к которым у меня было стойкое предубеждение и вряд ли что-то могло поколебать такую мою уверенность в негативе различного рода деяний сект. Однако теперь мне трудно было понять насколько легче его поглощенность традиционным учением.

Я внимательно посмотрел на него, стараясь увидеть, что изменилось в нем? Исчезла некогда присущая бесшабашность, хотя в принципе этому поспособствовал не в последнюю очередь и возраст, появилась какая-то степенность в рассуждениях, медлительность что ли, каждому сказанному слову он придавал значение и смысл. Раньше он не отличался последовательностью в рассуждениях и действиях, но был своим до мозга костей, возможно порой резким в высказываниях и действиях, но и в этом была его отличительная фишка, мог классно выпить и чего греха таить матернуться, но и это не шло вразрез с его общим позитивом. А сейчас это был очень уравновешенный, спокойный в мыслях, решениях и действиях человек, появилась мудрость в рассуждениях, но то была какая-то стоическая, выстраданная мудрость. Конечно он многое потерял от того энергичного, импульсивного и резкого Азима, и мне было жаль осознавать это. Неужели и здесь мое упущение? Я как друг не сумел оказаться в нужное время и нужном месте для него? В чем в таком случае проявилась моя дружба? Я вновь занялся самобичеванием, в последнее время это стало моим любимым занятием, но в то же время подсознательно я понимал, что вряд ли бы изменил течение его «духовного совершенствования», очевидно в Азиме была предрасположенность к этому раз все сложилось именно таким образом, а не иначе. Я понял, что вопрос о деле с акциями сегодня лучше не затрагивать, зачем лишний раз нарываться на проблему воздаяния по заслугам, как-нибудь сам разберусь, где и как получить поддержку или отказ свыше, рановато сдавать свои позиции. Мы еще посидели с часок, идеями его я не увлекся, мне было это чуждо по моему как внутреннему состоянию, так и в целом пониманию жизни со всеми ее противоречиями, проблемами и казусами. Он поспрашивал о Ней, будучи в курсе зарождения наших отношений, впрочем он всегда говорил мне, что это мой особенный шанс и я должен это понять. В любом случае мы были рады встрече друг с другом, как всегда знали и то, что не дай бог в момент беды в первую очередь мы обратимся друг к другу, и это было важно, действительно значимо для нас, хорошо было знать, что есть человек, которому можно доверить многое, для мужчины это важно вдвойне, не знаю почему я так считаю, но это мое убеждение.

Возвращался я в привычных за последнее время раздумьях, хотя состояние было двойственное, произошло наложение совершенно разных эмоциональных зарядов – какого-то юношеского романтичного порыва в понимании ее сути, как это ни смешно звучит в устах более чем тридцатилетнего мужчины, и умудренного жизнью спокойствия где-то почти пожилого человека, которым показался сегодня Азим. Два совершенно разных возрастных настроя, ни один из которых не соответствовал моему истинному возрасту, два противоположных по эмоциональному накалу ощущения переплелись воедино и надо сказать получился неплохой микс, сумевший влиться в мое сознание и породить эффект химиосинтеза – соединения несоединяемого. Я посмеялся над собственной оригинальностью и пошел гулять по своему «я» – и Она, и Азим посторонились для того, чтобы я сумел увидеться с самим собой, наверное это было нужно, раз такая встреча оказалась возможной и необходимой именно в этот момент моего существования.

Я побрел в свое детство, отчего-то вспомнив как летом у дедушки меня в губу клюнул петух, было море крови по моим детским воспоминаниям и самое удивительное или труднопонимаемое было то, что петуха этого тут же зарезали. Когда растешь единственным сыном, то все блага жизни предоставляются тебе с придыханием, трепетом, родительским благоговением. Но, на мой взгляд, это особо не испортило меня, мой отец всегда оставался непререкаемым авторитетом и я никогда не позволял себе усомниться в правильности его идей и решений, это была азбука моего восприятия и понимания символа отца, именно символа, т.е. того, что невозможно не принять, предать, или просто не брать во внимание. По тембру отцовского голоса я всегда мог уловить его настрой и состояние души, и я всегда ценил его строгость, принципиальность, глубинную порядочность и не афишируемую интеллигентность, это был мой отец и этим все было сказано. Мы никогда не говорили по душам, он не объяснял мне каких-то жизненных вещей или ситуаций, но мы были едины во всем, мы всегда прекрасно понимали и принимали друг друга такими, какие есть. Это с мамой я еще мог позволить себе поспорить, где-то даже нагрубить, как это часто бывает у мальчишек переходного, как было принято говорить, возраста, да и сейчас порой когда возникала неприемлемость какой-то мелочи, я мог сказать: «Мам, ну что за дела, о чем ты говоришь...». Я всегда хорошо учился, но не был особым зубрилой, мне довольно легко давалась учеба, мамсиком не был, мог и подраться, и кое-что покруче, в общем все, что положено пройти мальчишке в школе, я проходил и размазней не был. Были моменты, когда воевали класс на класс или школа на школу, то были определенные уроки решимости и мужества, по-моему, необходимые для нормального развития любого пацана. Естественно, что были и промахи, и слезы в детстве, и возможно проявления слабости, было нормальное детство, хотя нет, я бы сказал хорошее детство с пионерскими речевками, комсомольскими собраниями, все это было следствием советской идеологии, но мне трудно сказать, что это было негативно и что наше сознание было неисправимо покалечено массовостью и однобокостью, как об этом было принято говорить после разрушения Союза, я бы не сказал, что я духовный или интеллектуальный урод, да и мои одноклассники и однокашники тоже. В общем это не мое дело рассуждать о промахах или откровенном затравливании советской идеологии, меня и многих из нас не коснулась карающая рука социализма, я в принципе не любитель рассуждать на подобные темы, но одно могу сказать со всей определенностью – детство было замечательным и что важно, запоминающимся.

В фотографическом ряду воспоминаний прошлого, который я привык называть бергсоновским со студенческих лет, всплыл еще один запомнившийся эпизод моего детства, который очень глубоко врезался в мое сознание, выступая своего рода отметиной моего взросления и осознания своей мальчишеской сути. Помнится зимой заливался каток и мы до поздней ночи гоняли в хоккей, сейчас трудно сказать что мы видели впотьмах, но борьба была безудержная; летом любили ездить на Комсомольское и другие озера на окраине города, рыскали в траве в поисках черепах и ежиков и очень часто наши поиски увенчивались успехом. Девчонки любили делать секретики в земле, положив какие-то блестяшки или что-то в этом духе и сверху закрыв обломком стекла от бутылки, мы же регулярно совершали акт вандализма, находя и разрушая эти секретики, чепуху – как мы заявляли с мальчишеской гордостью воина-победителя. И однажды зимой, когда мы в очередной раз побрели на канал, затянутый льдом, мы решили проверить, насколько плотность льда соответствует возможной гонке по нему на коньках. Вылазку-проверку отважились совершить трое из нас – я и еще два пацана с нашего двора, мы осторожно ступили на край канала, почувствовали, что лед достаточно прочен, попрыгали даже и уверовав в надежность, побежали к центру канала, и непонятно было в какой момент лед треснул и я провалился почти по пояс. Сейчас уже трудно вспомнить детали, но мне запомнилось ощущение жуткого страха, совершенно внезапно вздыбившегося в груди и поглотившего мой рассудок, краем уха, а скорее одним из щупальцев своего сознания я услышал, как хором ахнули оставшиеся по ту сторону борта мальчишки. И тут один из двух бегущих резко сделал круг вокруг себя на триста шестьдесят градусов с поворотом в мою сторону и бросился на помощь, быстро протянув мне руку, благодаря чему я сумел выбраться. Это, наверное, был первый опыт понятия мальчишеской дружбы, определенный урок мужества. В школьные годы жизнь озарялась множеством значимых на тот период времени событий, но отчего-то именно этот эпизод никак не мог зарубцеваться и всегда очень четко проявлял себя в глубинах моего мира.

Взросление ассоциировалось со студенчеством, когда сидишь не на уроках, а на парах, как мы любили повторять на первом курсе и сидишь не за школьными партами, а в поточной аудитории, что на первых порах придавало внешний шарм студенческой жизни. Первые сельхозработы, по-нашему – сельхозка, обозначили, кто к кому тяготеет, это был период определения схожести характеров, интересов, наклонностей и индивидуальных параметров восприятия и понимания жизни. На первых курсах девушки особо не интересовали меня, я был поглощен, как мне казалось, чисто мужскими делами и удовлетворял любопытство в определении специализации. Случались интересные встречи, знакомство с выпивкой, которую как оказалось я недостаточно стойко переношу и меня могло развезти после энного количества в отличие от многих других, коллективные походы в горы, гуляния под луной, но все это было еще как-то по-юношески, хотя я и считал себя взрослым мужчиной. Особой судьбоносной встречи не произошло, я оставался очень свободным в душе и действиях, знал, что вызываю симпатии у некоторых девушек с нашего или параллельного курса, или из других заведений, но сам я не сумел определиться в предпочтениях, так и оставаясь просто нормальным парнем. Возможно от этого мне легко жилось, я не испытывал каких-либо душевных противоречий, какие пришлось пережить некоторым из нас, в общем просто учился и достаточно неплохо.

Сразу после окончания я уехал в Москву, с которой у меня был связан почти десятилетний период жизни, другой жизни, реального взросления и первой запоминающейся любви. Все, что положено было испытать становящемуся мужчине, я прочувствовал на себе, первое вожделение, первое удовольствие от близости, как физической, так и духовной, первое серьезное разочарование и прочие житейские вещи, совершающие метаморфозы в душе человека, определяющие моменты приобретения опыта и житейской мудрости. Именно там я научился пить как пьют настоящие мужчины – с выдержкой и сохранением человеческого облика, но все же у меня был свой порог восприимчивости алкоголя, который не стоило пересекать, ничего не поделаешь, природа заложила свои особенности, порождая меня, и я с этим смирился, хотя бывали случаи, когда я мог надраться, а потом ничего не помнить.

Пробегая эти годы, я вновь ощутил себя двадцатилетним, молодым и интересным, как любили говорить девушки тех лет, мне стало смешно от этой банальной, но несущей в себе изюминку советского юмора фразы. Да я и сейчас молодой и интересный, моя рука невольно потянулась к голове, застряв на мгновение в кипе волос, та же стрижка, только обогащенная пробившейся сединой. Я относительно рано начал седеть, хотя особо не переживал по этому поводу, куда важнее оставаться молодым телом и интересным душой, – вновь улыбнулся я. Я машинально глянул в окно машины и ход моих мыслей резко изменился – улицы вечернего города наполняли атмосферу иными флюидами, отражающими настроения людей и наполненными совершенно другими оттенками, нежели утром, казалось, что этой переменой пронизан сам воздух, наполняясь приглушенными голосами, томными взглядами с примесью усталости, временной свободой от ежедневных обязательств, что придает тихую успокоенность взгляду или мягкую неспешность движениям, время словно отходит куда-то вдаль, уступая место свободе особенного пространства, заполняющего наши души и определяющего своеобразие происходящих событий. Бывает своя прелесть в вечерах, пропитанных особенностью момента или значимостью долженствующего произойти явления. Мой вечер прошел в обществе друга, что тоже наполнило его не совсем обыденным смыслом, он был более содержательно наполнен и эмоционально насыщен, предстояло его красиво завершить в гордом, но не тоскливом одиночестве. Детские воспоминания уступили место реальности, где главным героем был все тот же я, но уже более зрелый, самодостаточный, но несколько изменившийся. Давно я не погружался так в собственное прошлое, все время занятый текущими проблемами, отнимающими как время, так и само душевное пространство. И только сейчас я как-то подспудно понял, что минуты воспоминаний позволяют нащупать какие-то судьбоносные точки связности жизни, которые могли натолкнуть на новое понимание или осознание своего существования. Это было очень полезно как в эмоциональном смысле, так и психологическом, поскольку воспоминания давали ощущение комфорта, так необходимое для гармонии в душе. Я никогда не задумывался об этом раньше, но сейчас я почувствовал заряд импульсов, которые были родом из детства и окатили меня волной оптимизма.

Придя домой и окинув медленным, но пристрастным взором холл и открывающуюся комнату, я заметил некую несвежесть и поношенность, если такое слово уместно для определения квартиры. Все эти мелочи я не замечал, вставая и уходя на работу словно человек-робот, которому задали некую программу, и возвращаясь в постоянных размышлениях и раздумьях, где уж было заметить неряшливость в обыденных вещах. Надо бы слегка прибраться к ее приезду, она не терпела неубранности, как она говорила – это ее раздражало. При ней квартира почти всегда была в идеальном или близком к этому порядке, она всегда вспоминала усвоенную фразу одного уважаемого ею человека: если будет порядок в окружающих тебя вещах, мысли тоже будут работать стройно, четко и ясно. Хотя я могу небезосновательно заметить, что порядок в доме не всегда приводил к порядку и спокойствию в ее душе, а значит и мыслях. Я немного удивился своему открытию, подумав, что непременно надо будет ей сказать при случае об этом, интересно, что она скажет – возразит или согласится? Но как бы то ни было, а уборка квартире требуется и это очевидная истина. Захотелось немного выпить, в кафе выпить не удалось, т.к. был за рулем, а мой друг постепенно, но, на мой взгляд, бесповоротно отступал от этого дела. Заглянув в холодильник, я решил выпить бутылку пива, полагая, что это будет уместным для сегодняшнего вечера, да и выпить что-то покрепче я предпочитал в обществе, а не сам на сам, этот вариант меня особо не привлекал. Но и пива оказалось достаточно…я вспомнил как в Женеве, зайдя в кафе, мы обнаружили, что кружка пива стоила значительно дешевле чашки чая, и я тогда помнится воскликнул: «Делать нечего заказывать чай, который мы литрами пьем дома, уж лучше выпить классного пива!» Да, пиво реально может поддержать настрой и сегодняшний вечер не последнее тому подтверждение.

Утром, вспомнив о предстоящем совещании в компании, я более тщательно подошел к выбору костюма, особенно рубашки и галстука, предполагая, что на меня будут устремлены не одна пара глаз, причем весьма и весьма оценивающих. Я неоднократно замечал взгляды наших дам, причем не там, где им положено было бы быть, поэтому решил, что должен быть по возможности безупречен, чтобы невозможно было сказать – лучше бы галстук научился подбирать и нормально завязывать, чем быть таким привередливым к нашим писулькам. Посмотрев в зеркало, убедился, что все о'k, голова чистая, пока еще не оброс, галстук завязан как всегда безукоризненно, побрызгался туалетной водой «Aqua», в итоге остался доволен собой.

В офисе народу было больше обычного в это время, значит, сказался факт сегодняшнего совещания, что польстило мне, да и потом это означало, что народу небезразлична реакция на их труды. Все зашли вовремя, лишь один мой «благодетель» нарочито опоздал, что неприятно кольнуло мое самолюбие, не стоит с ним связываться, – хотел было вставить свое слово мой внутренний голос, но я его тут же подавил, не время впадать в рассуждения, сейчас основная задача – четко и со смыслом провести совещание, иначе оно могло не возыметь должного действия на сослуживцев, а это было не в моих интересах.

Я начал с хорошего – общепринятый коммуникативный прием, надо было изначально расположить их к себе, не выдавая сразу цель собрания. Я довольно тщательно остановился на проводимых в компании проектах, отметив их значимость как для имиджа компании, так и для общих финансовых показателей, затем перешел к проблемным вопросам, заостряя внимание на том, что я советуюсь с ними и хочу услышать голос каждого желающего высказаться по поводу методики, а главное методологии проведения запланированных исследований, что предопределило бы успех уже проводимых и только предполагаемых еще проектов. Завел речь об участии в конкурсе ежегодных проектов, проводимых городской мэрией, что позволило бы подтвердить или еще лучше повысить свой рейтинг в общей шкале занимаемых мест. Надо сказать, что несколько человек выразили достаточно здравые мысли для улучшения качества проектов и возможности расширения нашего участия в направленности проводимых экономических исследований, идеи для так называемой экономической стратегии компании.

Я, естественно, не преминул позитивно отреагировать на высказанные положительные идеи, добавив, что их необходимо углубить и детально проанализировать как они поспособствуют качественному росту деятельности компании. И когда уже позитивный настрой окончательно возобладал в аудитории, достигнув своего пика, я в момент перевел стрелки на наши, подчеркнув, что это именно наши, а не чьи-либо конкретно упущения, тормозящие вышеназванный качественный рост, соответственно мы сами себе противоречим, – сделал вывод я.

Получилось довольно технично, логично, а главное в нужный момент, и уже как бы в дополнение к общей характеристике недостатка работы, я как бы невзначай заострил внимание каждого на моментах недоработки в каждом отчете, снабдив это постраничными доказательствами и выразив недоумение по поводу несоответствия графиков и анализа, анализа и выводов, статданных и объективной информации. Только было расслабившийся народ невольно собрался, на что не потребовалось много времени и это конечно плюс, но что важнее, они приняли мои замечания не как необоснованные упреки или нежелание признавать их работу, а как объективные данные, вытекающие из их же отчетов, это было немаловажно, если не сказать стратегически. В итоге никто не посмел возразить, поскольку было нечем, и тем более никто не успел подготовиться к речи во время совещания, не ожидая такого поворота событий. Но это не привело к мгновенному спаду общего позитивного настроя, т.к. народ видел, что я был прав, без никаких придирок и прижиманий к стене, обошлось малой кровью как говорится, а точнее вообще без крови. Плюсом было и то, что о хорошем никто не забыл, и эта доминанта не была спущена на тормозах, она так и осталась на высоте нашего понимания цели и задач компании и выступала стимулом для дальнейшей работы, как говорил мой мудрый наставник – пределов в совершенстве нет. Я понял, что выиграл еще одну позицию в не афишируемом, но как я догадывался, существующем внутреннем рейтинге сотрудников компании, и это тоже большой плюс. Теперь я был уверен, что через какое-то время получу приличные отчеты, это было уже делом чести и профессионализма каждого из присутствующих, а как водится никто не хотел признавать личного поражения в общей системе оценок, поэтому они теперь сделают сто процентов из ста, или что-то близкое к этому, и это плюс компании в целом и лично мне. Все разошлись в рабочем тонусе, проверку на имидж я тоже успешно прошел, судя по оставленным на мне взглядам, которых я не мог не заметить, и не сказать, что мне было неприятно. Внутренне я порадовался успешному проведению совещания, казалось бы это был рабочий момент рабочих будней, но именно из них складывается общая составляющая профессионального успеха и что немаловажно – удовлетворения. Да и вообще моя любимая фраза в данном случае была как нельзя кстати – страна должна знать своих героев! Но уловив взгляд благодетеля Искена, я понял, что главная работа сегодняшнего дня сейчас только начнется.

– Здорово ты провернул все, – не преминул заметить он, как только мы остались одни. Он сознательно пропустил всех вперед, давая всем понять, что он остается ввиду нашей некоторой близости в отношениях и я не мог помешать ему в этом, бросив реплику – у тебя проблемы или что-то в этом роде, тогда зная его можно было ожидать неприятного сарказма, что если не повлияло бы на мой авторитет, то смогло бы заронить маленькую зацепку удивления и невольной подозрительности, что мне абсолютно не было на руку. Мы остались одни и он заговорил первым, подчеркнув, что сам сознательно решил мне помочь, узнав в какую щекотливую ситуацию я попал и естественно никому не сказав в компании. Он предполагал, что этим самым расположит меня к себе, что видимо ему было необходимо, так как мы оба знали о некотором холоде в отношениях и вытекающем отсюда определенном недоверии. Очевидно, он решил таким образом разрядить ситуацию и вырулить победителем, что естественно польстило бы ему, его профессиональному и чисто человеческому самолюбию, как говорится ничто человеческое нам не чуждо, между прочим Маркс не только движение денег сумел показать, но как видно и движение души, – мелькнуло у меня в голове.

Между нами была негласная конкурентная борьба и если до сих пор я был на шаг, а то и на два-три впереди, то сейчас он хотел взять реванш, отыграв все пять ходов в нашем межличностном матче. Естественно, сдавать свои позиции я не собирался, более того, я не был готов принять помощь, хотя еще предстояло выяснить помощь ли это или стратегический ход в будущее, когда я стану обязанным ему, а значит более покладистым в решениях и предпочтениях, что естественно могло, а с его точки зрения и должно было отразиться как на выделении перспективных проектов, так и зарубежных командировках, кому не хотелось лишний раз прокатиться за счет компании. Все эти мысли я невольно читал, глядя на него, он не был таким уж выдающимся стратегом, просчитывающим на много шагов вперед, иначе он мог быть более успешным и продвинутым, и как следствие социально удовлетворенным. Сейчас главным было выяснить что он знает, насколько реальна, своевременна и уместна его так называемая помощь, каковы его прогнозы, коэффициенты финансовых потерь и насколько стратегически выверен план действия, поддерживается ли он кем-то еще извне, кем, насколько и как. Вопросов, роящихся в этот момент в моей голове, была уйма и все они зудели словно пчелы в не развороченном улье, перебивая один другого, наступая и пресекая другой зарождающийся вопросик. Надо было разместить их по сотам и дать возможность по очереди выступать и постепенно получать ответ, при этом не показывая хаотичность мыслей и невыверенность предпринимаемых шагов. Это было достаточно сложно в данной ситуации, и куда было бы легче, если бы передо мной находился кто-то другой, если не друг, то хотя бы нейтральный человек, с которым я сумел бы правильно выстроить свою речь, найти компромисс и что важно – точки соприкосновения, позволившие бы выйти на верный стратегический ход, поддержанный обоими. Но все это иллюзии, а надо было исходить из существующей реальности. И так мы начали разговор.

Он старался говорить как можно медленнее и четче выговаривая слова, видимо думая, что так они воспринимаются как более значительные, дал справку о том, что некоторое время назад поднатаскался на тренингах, обучающих работе с акциями, причем профессионально, – заметил он. Потом невзначай заметил, что несколько раз, а если быть точнее, три раза сумел успешно поработать с ними, в двух случаях это был республиканский опыт, а один – даже международный. Он успел обзавестись знакомыми, которые не просто поднаторели в этом деле, а уже более пятнадцати лет ведут успешный бизнес, впрочем по его словам он именно от них услышал о моей сделке с однокурсником.

– Тебе не стоило сразу начинать играть по-крупному, – сказал он и тут уже конечно я не мог с ним не согласиться, хотя это его здравое замечание меня совершенно не вдохновило. Одному мне было известно сколько минут, часов и дней я провел, не только укоряя себя, а откровенно матеря, благо никто не слышит твоих внутренних матерков, тем более когда они направлены на тебя самого. Искен предложил организовать встречу со своими знакомыми тет на тет, если я опасаюсь огласки и прочего. Он язвительно ввернул это замечание, хотя постарался замаскировать свою язвительность нарочитой шуткой, что вряд ли мне пойдет на пользу такой облом в бизнесе, пусть и личном, не вредящем статусу и имиджу компании, в любом случае сотрудники будут полоскать это не одну неделю, да и первый, имеется в виду президент, тоже вряд ли будет в восторге. Тем самым он давал понять, что спасает меня по всем статьям – выручает в бизнесе, а это собственно немалые деньги, которые по его словам вернутся в родной карман; помогает завести нужные знакомства, мало ли когда мне захочется или придется вновь заняться этим в общем-то перспективным делом; спасает мой имидж классного руководителя, что позволит мне уберечься от нежелательных обсуждений; в конце концов, помогает сохранить завоеванные позиции профессионального стратега-экономиста, которые мне естественно нужны для дальнейшего продвижения по различного рода лестницам; и помогает сохранить и углубить дружеские отношения между нами, ведь любому человеку всегда нужны свои люди в компании. Все это звучало где-то убедительно, где-то небезосновательно, но при этом ни слова, каким образом это будет сделано, каковы механизмы проведения необходимой сделки, кто будет непосредственно участвовать, какие коэффициенты будут соблюдены, и что я буду должен в результате удачно проведенной операции, ведь не за мою неотразимость все это будет сделано. Что-то у меня в голове заклинило, зачем был весь этот пафос, если в конце он не пришел и не привел меня к искомой цели – как это будет происходить, речь идет не о моем имидже или имидже компании, это деньги и совсем немалые если что. Так не бывает. Я на минуту замешкался, он же подумал, что я обдумываю его предложение, которое по большому счету и не прозвучало, и как водится давал мне время на раздумья.

– Искен, ты хочешь поиграть со мной, – максимально держа себя в руках, я задал ему вопрос. А где реальное предложение? Что-то у тебя расклад получается больше социальным, нежели финансовым, мы с тобой не о моем статусе вице-президента собрались поговорить, а о финансах. Где нормальный в таких случаях расклад? О сохранении своего имиджа я сумею позаботиться, хотя он вообще-то и не страдал пока, все нормально, с этим у меня никаких проблем нет, ты сам должен был почувствовать это на сегодняшнем совещании и не мне тебе говорить, что имидж мой скорее вырос, чем упал, да и причем тут рейтинг. Давай нормально разговаривать или спасибо за все, и разойдемся как всегда после работы.

– Да ты что, друг. Для начала надо определиться с основными положениями – что, зачем, почему, для чего, а потом уже как. Ты мне сначала ответь принимаешь ли основу моего расклада, а потом уже детально поговорим о самой сделке, спешить не будем, в таких случаях спешность есть промах, – ответил он.

– Ты знаешь, я привык обсуждать дела как мужчина, тут важно само дело, а не прочие сопутствующие детали, которые к тому же не имеют прямой связи с делом. Я понял тебя, спасибо за беспокойство, но честно говоря, не стоило. Все нормально, я разберусь сам.

– Да не кипятись ты. Давай тогда в следующий раз поговорим, если сейчас не хочешь или устал. Да и потом, тебе лучше иметь сейчас меня в качестве друга и помощника, а не врага, так?! Сам подумай что может выйти из твоей ситуации, если я останусь за бортом, я ведь могу разное подумать и сделать соответствующий вывод, да и не только вывод.

– Вот мразь, – подумал я и зачем только с ним связался, надо было, зная его, изначально отделаться от него как-нибудь по-хорошему, теперь уже вряд ли это получится.

– Оставь свои намеки и тем более угрозы, со мной это не пройдет, я не побегу завтра кланяться в ноги. Странно, что так долго работая в компании, ты не сумел сделать правильный расклад на сотрудников. Я считал тебя умнее и дальновиднее, неужели я ошибался?! Разговор окончен. Сегодня был неплохой день, я предпочитаю завершить его именно в таком направлении, так что считаю, что мы с тобой ни о чем не разговаривали, хотя будет правильнее думать, что мы посоветовались по поводу улучшения качества наших проектов. Ты не забыл надеюсь о своих портаках в курируемом проекте. Мой тебе совет – займись лучше им, это отражается на твоем имидже как профессионала в работе нашей компании. Уже поздно, у меня дела.

Он хотел было что-то сказать, но то ли передумал, то ли решил, как он сам недавно выразился, не пороть горячку. Он лишь злобно глянул и, не попрощавшись, вышел. В приемной уже не было секретаря, так что его свирепый вид успел запечатлеть только я.

– Вот сволочь, – вслух сказал я и выпил стакан минералки, оставшейся с совещания. О черт, успела противной стать. Я не стал себя распалять, кинув взгляд на стол, нет ли чего-то важного на нем, что надо спрятать в сейф, вышел из кабинета. Ух ты, оказывается уже давно стемнело, жалюзи в кабинете не дали заметить процесс образования сумерек. Ну и черт с ним, надо расслабиться.

Я сразу поехал домой, не хотелось где-нибудь еще зависнуть, лучше уж домой, в спокойную атмосферу, мне как никогда захотелось почувствовать это в собственном доме на физическом уровне. Однако по дороге я попал в пробку, откуда она, – подумалось мне, если сейчас уже девятый час, все нормальные уже успели добраться после работы домой. Оказалось, где-то впереди случилась авария, участники инцидента ждали милицию для фиксирования деталей происшествия. Это было надолго, учитывая манерную неторопливость органов в таких делах, надо было разворачиваться. Только шевельнулся и понял, что это бесполезно, сзади уже выстроился целый ряд машин. Нервозность водителей начала возрастать, многие пооткрывали окна и кто во что горазд кричали освободить трассу, кто-то умудрился непонятно кого обматерить. Да уж, после такого козла, как Искен, пробка не так выматывает, хотя в другой ситуации я тоже наверняка извелся бы уже. А тут я был предельно спокоен, все равно мое раздражение не ускорит дело. Минут через двадцать милиция таки приехала, еще минут двадцать заносили показания в протокол, измеряли расстояние столкновения, в общем почти через час я вырулил на свою улицу. Неужели я дома, развалиться бы сейчас на диване.

Я нетерпеливо снял галстук, рубашку, брюки, повесить все это в шифоньер не было сил. Бутылка холодного пива слегка приободрила меня. Странно, но я не хотел есть, обычно ничто не могло испортить мне аппетит, нормальный для любого мужчины, я любил посмаковать, но сейчас чувство голода куда-то пропало, хотелось только пить, на третьей бутылке я успокоился, жажда была утолена и я подумал, что все же неплохо было бы что-нибудь съесть, может не совсем сытно-тяжелое, но что-то не помешает. Пополнив себя калориями, я лег в полумраке на диван, не хотелось включать свет, лежал, вперив взгляд в потолок и ни о чем не думал, в этот момент я был просто физическим телом. Невольно вспомнился похожий момент в моей жизни: уже будучи студентом старших курсов я заболел гепатитом А, была страшная интоксикация организма, которая просто лишила меня возможности думать, шевелиться, не говоря о передвижении, естественно меня госпитализировали и вот первые три дня в инфекционке я лежал физическим телом, в моей голове не могла ни проскользнуть, ни промелькнуть, ни прошмыгнуть ни одна мыслишка, я был неспособен на то, что отличает человека от животного мира. Это состояние, когда сознание не дремлет, а на какое-то время покидает тебя, превращая в физический организм и не больше, я не сумею забыть никогда, так плохо физически мне больше не было, но этого оказалось достаточно, чтобы начисто убить желание есть в столовых. Тогда я впервые задумался о феномене сознания, без которого человек оказывается вовсе и не человек, т.е. все человеческие противоречия, заморочки, проблемы, вопросы и ответы, все-все связано с нашим сознанием. Я не хочу вдаваться в подробности о делении на сознание, подсознание, бессознательное, самосознание и что-то подобное, сам принцип существования сознания дал первую аргументированную самой собой убежденность в том, что сознание – это все для человека. Если мы хотим преодолеть какой-то страх, или побороть чувство вины, пережить боль и разлуку, победить комплекс в себе, надо обратиться к собственному сознанию как к самостоятельной сущности, воззвать к нему, чтобы оно помогло, а тело просто усвоит то, что ему предоставит сознание. Не стану рассуждать о происхождении сознания – свыше это дано, или как утверждают материалисты, оно возникло в процессе естественной эволюции, которому понадобился регулятор его поведения, в такие дебри я намеренно не внедряюсь, интерес представляет само сознание, его феноменальность, таинственность если хотите, иначе объяснить многие вещи, которые происходят с нами помимо нашего желания или воли, невозможно или, во всяком случае, сложно. Временами я почитываю кое-какую литературу – то психологического, то философского, то эзотерического, как модно стало нынче блеснуть этим характера, но прямого ответа на вопрос что есть сознание, я не нахожу, хотя может это к лучшему – быть в неведении относительно его природы и довольствоваться дарованными им свойствами. Когда же я отбрасываю способность к размышлениям, рассуждениям, анализу, я начинаю себя ощущать этим самым физическим телом, которое есть пустой сосуд без наполненности сознанием.

Но все же хорошо лежать просто так, расслабив все мышцы, убрав все то напряжение, которое сопровождает тебя вольно или невольно целый день, на работе же не будешь сидеть как дурак, отпустив сознание погулять, позволив почувствовать свое тело, которое тоже иногда хочет свободы. В таких случаях естественный полумрак вечерних сумерек как нельзя способствует такому дивному расслаблению. Это своего рода отдых, терапия и я чаще всего пользуюсь ею, когда выдается трудный день или накапливается ворох неразрешенных проблем, или когда хочется на время разъединить тело с сознанием, или разумом правильнее будет сказать, не знаю. В какой-то момент я понял, что засыпаю, сознание, нагулявшись, вернулось в мое тело, напомнив, что неплохо бы лечь в постель. Что ж, я привык исполнять приказы своего хозяина.

Какой сегодня день, – задался вопросом я, проснувшись и посмотрев на часы, было уже семь сорок пять утра, я оказывается забыл вчера поставить будильник, а мои биологические часы отчего-то сегодня не сработали. И правильно сделали, – подумалось мне, я как никогда выспался, не зря вчера дал возможность телу отдохнуть от всех забот. Я обычно не опаздывал на работу, но сегодня я мог себе позволить прийти несколько позже обычного: во-первых, это происходит крайне редко, в конце концов я тоже живой человек; во-вторых, вчера я провел классное совещание, о чем я конечно же не забыл, что позволяло мне дать заслуженную слабинку, и в-третьих, сегодня пятница – последний день рабочей недели, что придает некоторую легкость. Вчерашний разговор с Искеном я загнал в дальний угол сознания, придет момент, и я его выпущу, тогда он отыграется за сознательное забвение о нем, ну и бог с ним.

Я решил одеться в свободном стиле, который шел мне не меньше официального, об этом я помнил всегда. Рубашка без галстука, сверху легкий пуловер цвета хаки, что неплохо гармонировало с цветом моих глаз, наверное так женщины рассуждают, – мелькнуло в голове, и джинсы, которые не совсем выдают спортивный стиль. Похлопал ладонями лицо, чтобы лосьон впитался, что ж нормальный вид, никаких намеков на наличие проблем. Это на всякий случай, если придется встретиться с Искеном. Машина встретила меня грязным капотом, замызганными стеклами, вроде дождей не было, – недоумевал я, хотя несколько дней назад все же был, – вспомнил я, кажется, что это было очень давно. Надо было привести машину в чувство, заехать на мойку, благо в пятницу можно было уехать с работы чуть раньше под каким-нибудь благовидным предлогом, да и вообще-то меня никто не контролирует, что ж я зазря вице-президент, – я поиздевался над самим собой и мне стало как-то легко и беззаботно, говорят способность к иронии над собой – удел нормальных, уверенных в себе людей. Ироничный взгляд, легкая шутка или выходка порой давали необходимый для здоровой самокритики запал.

Разогревая машину, я неспешно планировал день и выходные. Да, эти выходные явно выпадают на уборку, – думалось мне. Сколько осталось до ее приезда, я подсчитал в уме, тридцать семь дней, черт, да это же целая вечность, еще триста раз успею убрать, но нет, в эти выходные и точка. По радио передавали новости, кстати упомянули о вчерашней аварии, создавшей пробку на центральной трассе города, это уж точно. Я переключил с «Авторадио» на «Европу плюс», пусть лучше легкая музыка сопровождает меня и попал на Фрэнка Синатру. Мне тут же вспомнился наш вечер в «Евразии», я решил пригласить Ее в ресторан отметить дату нашей встречи, и так получилось, что в этот вечер больше никого в зале не было.

– Ты как в «Крестном отце» целый зал будто снял для меня, – Ей это очень понравилось и настроило на томный вечер. Тогда мы в первый раз вместе хорошо выпили, запивая коньяк пивом, что довольно быстро вскружило нам голову, несмотря на достаточно обильный ужин. Мне тогда очень хотелось предстать изысканным джентльменом, способным сопроводить необычный ужин приятной музыкой и я начал заказывать для нее несколько песен подряд. Мы танцевали под любимое танго на песню “Stranger in the Night” Фрэнка Синатры, “Cosa Sау” Рикки э Повери и еще под многие лиричные песни, она прекрасно танцевала, это был ее конек. Помнится она всегда говорила, что танцы – ее страсть, учась в Москве, она не пропустила ни одной дискотеки, как она сама выражалась, ходила на них как на работу. Официантам и охранникам ресторана делать особо было нечего и они, чуть ли не выстроившись, откровенно глазели на нас, хотя нас это абсолютно не смущало, учитывая наше состояние. Ей шло быть слегка подшофе, т.к. ничего подобного она никогда себе не позволяла, и это было тем необычнее и сексуальнее. Вечер получился запоминающийся, нам было очень хорошо вдвоем, мы болтали и смеялись, танцевали, напевая полувслух мелодию песен, играемых только для нас, и так было здорово, что мы были одни, это придавало удивительную пикантность нашему вечеру. Мы сидели довольно долго, не желая завершать это классное время вдвоем, нам вызвали такси и мы нетвердой от переполняемых эмоций, а может, еще отчего-то походкой направились домой, где еще какое-то время наслаждались друг другом. Позже мы нередко вспоминали этот вечер, особенно когда нам было хорошо, он запечатлелся в нашем сознании как камертон наших отношений, нежности и искренности. Даже сейчас, по прошествии что-то около двух лет, мне стало приятно и тепло от этого воспоминания, да уж, день сегодня начался романтическими воспоминаниями, что еще он припас для меня я пока не знал. Обуреваемый необычными для рабочего утра томными мыслями я вошел в здание компании.

Несколько человек повстречалось мне в лифте и коридорах, все здоровались учтиво и доброжелательно. Не думаю, что все они изменят свое отношение ко мне, даже узнав о моих проблемах, от которых я не стал другим человеком, хуже или тупее. Мне не хотелось встречать этого хмыря, Искена, и он, слава богу, ни разу не показался за весь день, наверное ему и самому было не в кайф лицезреть спокойное выражение моего лица, или возможно он взял тайм-аут, кто его знает, однако меня это не должно интересовать, – я намеренно переключил направление своих мыслей. Текущие дела заняли сегодня не так много времени, как я мог предположить, на прием пришли двое молодых сотрудников компании и с азартом принялись вводить меня в придуманную ими систему, основывающуюся на каких-то новых принципах анализа. Я конечно приветствовал активность и инновации, мог понять и молодой азарт, но некоторые важные параметры экономического анализа никак не вписывались в эту систему, отчего она не могла принести ожидаемых результатов. Они понуро согласились со мной, было видно, что я обломил им идею о придуманном ими ноу-хау, но я приободрил их, сказав, что можно продумать сочетание двух уровней критериального анализа, что немного затормозило их уныние. В любом случае молодцы, такой азарт должен присутствовать в молодых головах, иначе никакого прогресса можно и не ждать. Я порадовался, что подбор кадров у нас неплохой, продвинутые ребята. Судя по всему еще холостые, раз в послеобеденное время пятницы позволяют себе засиживаться над новационными задумками, не торопясь и не протирая штаны от вынужденного ерзания. Классное время, – глядя на них подумал я, беззаботное и в то же время насыщенное новыми идеями, еще не случившимися встречами, свободой во всем, уверенностью в своих мозгах, силах и действиях. Хотя и мне особо жаловаться не приходится – достаточно успешен, есть любимая женщина, которую я очень хочу увидеть сейчас и видеть всегда, нормальная работа, социальные связи, слава богу я не физический или духовный урод, все вроде хорошо, если бы только не саднящая мысль, которой я не разрешаю пока выходить из угла моего сознания.

Выходные я провел в последовательной и тщательной уборке квартиры, что приходилось мне делать очень и очень редко, если честно, то за последние года два и не припомню, кроме сегодняшнего случая. Я остался доволен собой, после всех моих мытарств квартира если не засверкала, то уж точно посветлела. Неужели я один мог столько грязи натворить, – недоумевал я, и тем приятнее было осознавать, что я не совсем потерян в смысле хранителя чистоты и уюта в доме. В конце уборки я пошел осматривать результаты тяжелого труда: поправил в зале портьеры, как это делала Она, попробовал посмотреть ее глазами, не знаю, что бы заметила Она, но я ничего несуразного не обнаружил, все было чинно и выдержанно, опять-таки ее слово; в спальне много делать чего и не пришлось, так как будуаром, трельяжем со всякими выдвижными делами я не пользовался, соответственно они и не загрязнились особо, разве что везде пыль лежала, словно тончайшее покрывало, почти что особенный шарм, – усмехнулся я и оглядел комнату в целом. Как-то неуютно было спать одному на нашей кровати, это была наша спальня и один я чувствовал себя одиноко и неуютно, но ничего, – перебил себя, совсем уже скоро, не далее как через месяц Она приедет, я знал точно, что она приедет, но письма своего она все же пока не прислала. Кабинет был расчищен от газетных завалов, что сразу придало ему видимую опрятность, книги были расставлены по своим местам, как я во всяком случае предполагал, ковер естественно пропылесосен. Комната отдыха потребовала больше всего усилий, везде что-то валялось, хотя трудно сказать, что это все мог сделать я, наверное доча тоже внесла свой посильный вклад, а о том, чтобы убрать позабыла; ну и наконец холл уж точно сиял чистотой, я от души помыл пол. За полем моего внимания остались кладовки, так называемые клозеты, помнится когда мы только приехали в Нью-Йорк и искали подходящую квартиру все не могли понять, что такое клозет, оказалось обыкновенная кладовка со всякими нишами, полками, палками для вешалок. Я особо не пользовался клозетами, да и не заглядывал туда, это было ее прерогативой, удивляюсь, как порой ей нравилось там рыться, убирать что-то, что-то складывать, вывешивать и много чего делать в этом ограниченном пространстве. Да, туалету с ванной тоже досталось от меня, как никак умываюсь, душ принимаю, соответственно и оставлял свои специфичные, понятные только мне следы пребывания, которые вряд ли могли вдохновить кого либо еще. Ну и естественно изрядно повозился на кухне, правда есть небольшое положительное но – я никогда, как по слухам делают другие мужики, не оставлял грязную посуду, иначе трудно было бы ужинать в таком бардаке, и тут я как всегда в своих хороших традициях отдал себе должное, как говорится себя не похвалишь…что бы сказать…заболит голова, однако. После такой уборки я оценил-таки не замечаемый ранее труд женщин, которые занимаются этим если не ежедневно, то уж во всяком случае еженедельно, это явно не для слабонервных. Разойдясь в пылу столь редкостного дома трудового энтузиазма, я решил вознаградить себя конкретным ужином.

Мне захотелось сделать себе классный плов и добавить к нему шакарапчика – мелко наструганного салата из помидоров, болгарского перца и лука, приправленного красным и черным перцем. В предвкушении классного ужина я поставил энергичную Леди Гага и даже начал ей подпевать, энергии у меня, несмотря на трехчасовую уборку, меньше не стало. Делать плов я научился у узбека, который был соседом по комнате – докторантом во время моего прохождения аспирантуры. В тот период как минимум два раза в неделю мой сосед кормил меня пловом, причем каждый раз добавляя в него что-то новое, за полуторагодичное совместное проживание я стал асом этого восточного блюда, мог отличить плов узбекский от таджикского по составу ингредиентов, вкусу и жирности. Естественно каждый раз готовя сам, мой узбек все время сопровождал приготовление нужными замечаниями насчет того как и в какое время надо положить мясо, лук, морковку, чеснок и сам рис, не забывая о пряностях типа зиры. Немудрено, что я не только полюбил, но и научился готовить знаменитое блюдо. Несколько раз я готовил его для Нее и добивался заслуженной похвалы. Сегодня мой энтузиазм поспособствовал магии приготовления, и в итоге я ел отменный плов с не менее вкусным шакарапом, все это запивая пивом, правда в промежутке я опрокинул рюмашку водки, она сама напросилась к такому столу и я не смог ей отказать.

Ночью я представлял Ее, наши занятия любовью, недоумевая как могло в одной и той же женщине сочетаться чуть ли не детская стеснительность и вместе с тем откровенная сексуальность, я вспомнил некоторые наши «примочки» и мой дружок резко и надолго проснулся от дикого желания, мои уговоры особо не возымели результата, вот Она бы сумела его успокоить, поговорить с ним или по всякому– разному подействовать на него. Честно говоря столь длительное воздержание вряд ли идет ему на пользу, но у меня не было никакого желания предпринять вылазку на исключительный случай, для физиологической разрядки, что-то не вязалось в моем сознании, а я к нему прислушивался, оно редко меня подводило. Вроде не желторотый пацан, чтобы возбуждаться от мысленных поллюций, но реально времени с нашей последней близости прошло немало, тут не только поллюции могли возбудить, а одно воспоминание ее образа, как никак нормальный мужчина, не страдающий патологией.

Мне стало интересно вспоминает ли меня Она и хочется ли ей моей любви или она позабыла об этой стороне наших отношений, прокручивая, это я точно знал, моменты нашей психологической совместимости-несовместимости или всякие моральные штучки, иногда мешающие ей воспринимать обычные вещи так, как и стоит их принимать. Но все равно я ее хотел, хотел очень нервно и нежно, сейчас я сумел бы доставить ей не обыденное удовольствие, а совершенно особенное, я знал, что ей нравилось, порой интуитивно находил наиболее уязвимое в плане чувственности состояние, и мы вместе восходили на Эверест близости. Я утонул в тонкостях наших отношений, сосредоточившись на любимых мною местах ее тела, мысленно прошелся по «моим» впадинкам и насладился ее особенным ароматом, свидетельствующим о том, что это не вымышленный образ, а реальное тело, красивое по своим очертаниям, гибкое в своих извиваниях и нежно-мягкое на ощупь, все это не могло не возбуждать. Я почувствовал ее томный взгляд на себе, словно Она на одно мгновение оказалась в нашей комнате и нашей кровати, нестерпимое желание обволокло собою всего меня – и тело, и сознание, аура желания растеклась по всей комнате, заражая собой и одушевляя каждый предмет нашей спальни. Чего только не бывает в этом мире, – я невольно удивился концентрации желания в этом пространстве, которое, казалось, заразило собой само пространство и теперь медленно источало истомы сладострастия. Кажется, я совсем сдвинулся по фазе, – эта мысль отрезвила меня и желание сменилось на физическую усталость, которая поразила все мышцы и клетки моего организма, только сон сможет вылечить меня, – эта мысль осталась невысказанной и повисла в воздухе.

…Который раз я в этом баре не помню, но сегодня рукавов комнаты оказалось больше, чем обычно, не знаю, с чем это было связано. Все тот же въедливый полумрак, временами темные тона которого превосходили по количеству и насыщенности светлые и тогда все погружалось в темень, откровенный мрак, почему это происходило трудно было представить, здесь все имело свои закономерности. Я старательно ищу выход из очередного рукава, хочется пить много и долго, где-то промелькнул свет и тут же погас. Как можно так долго находиться без света, я сейчас задохнусь от этой тотальной темноты, чувствую, как подкашиваются ноги, а глаза перестают реагировать на все происходящее, какие-то дурацкие шорохи доходят все из той же темноты и внутри волной поднимается раздражение, которое заполняет собою все мое существо. Это длится целую вечность, а может и несколько световых лет, но что такое вечность?! Где она, какая и что несет с собой? Эти вопросы начинают пульсировать в висках, понимаю, что недалек тот момент, когда и я превращусь или сольюсь с этой вездесущей и мрачной вечностью. Вдруг на мгновение пространство озаряется ярчайшим ослепляющим светом, становится больно глазам, а виски в эту секунду лопаются и наконец яркость света переходит в ту фазу, которая восстанавливает некий баланс восприятия окружающего и собственного ощущения частью этого пространства и времени, т.е. частью нескончаемого бара-комнаты. Стремительно прохожу несколько рукавов, пользуясь моментом относительного полумрака, торопясь найти свою предполагаемую нишу, которая должна здесь быть, иначе меня просто здесь не было бы. Исподволь доходящая до моего сознания музыка превращается в некий экстаз ощущений тела, когда совершенно бессознательно и моментально начинаю входить в раж.

Я опять танцую, но теперь это ритмы Запада, в которых больше энергии, нежели сексуальности. Не могу вспомнить, какая группа играла эту музыку, но она явно знала какую и как надо играть. Меня закручивает ритм поп, моментами отдавая металлическими проигрышами. Я в обтягивающих джинсах, лишний раз подчеркивающих мою пластику и интуицию в предвосхищении переходов, на которые я откликаюсь несколько другими поворотами головы и выбросами ног. Как мне это удается, я не ведаю сама, но знаю, что я здесь – икона танцевального стиля, чувства музыки и грации тела. Мое тело заряжает энергетикой всю эту массу, зомбированно следящую за мной и копирующую мои движения, но никому не подвластна музыка танца, как мне и это заводит меня на очередные немыслимые танцевальные виражи. Я забываюсь в этом таинственном и диком пространстве, время склоняет голову предо мной, и я в полном объеме познаю, что значит вечность – этот стремительный в своем исполнении и сметающий все условности, воспевающий величие тела и осуществляющий магическую связь пространства и времени с этим непонятным местом танец и есть вечность. Он не может закончиться, так как это означало бы уничтожение вечности, именно поэтому время отошло от необходимости отмерять какие-то моменты, минуты или дни, а пространство заполнило собой наше восприятие этого мгновения и этого события. Мне почудилось, что я, как исполнительница этого символического танца, и есть тот критерий восприятия и понимания мира, который определяет смысл существования всех этих людей. Они зависимы от меня, поэтому не могут отвести взор и отойти от мнимого танцпола, – доходит до каких-то уголков моего сознания, я могу вершить судьбами людей?! Это открытие повергает меня в ужас, но я не перестаю изгибаться в сложных, но столь естественных движениях моего тела. Кто его создал?! Ужас от осознания всего заполняет все клетки моего существа, боже, неужели это никогда не кончится?!..

(ВНИМАНИЕ! Выше приведено начало книги)

Открыть полный текст в формате Word

© Эльмира Карыбаева, 2012