Клад из Кара-Балта

Курьезная история из жизни нумизматов и кладоискателей. Первая публикация.

Телефонный звонок раздался в конце рабочего дня, когда в нумизматическом салоне закрывали кассу.

– Я из Кара-Балта звоню. Я тут клад нашел, целую кучу монет, почем брать будешь? – вопрошал из трубки молодой бесцеремонно-восторженный голос.

Информация о кладе заинтриговала меня чрезвычайно. Спрятанные сокровища – это кладезь информации и увлекательных загадок, разгадка которых служит темой для моих научных и популярных статей по истории денежного обращения в Кыргызстане. Некогда детское увлечение нумизматикой на старости лет превратилось для меня в основную профессию эксперта антиквариата.

– А что за монеты? – поинтересовался я.

– Разные. Я подрядился дом старый разбирать, на крыше оконную раму вытащил, а сверху монеты посыпались, они в узелке были завязаны, их там штук двести.

– Золотые или серебряные? – сердце мое забилось учащенно.

– Да вроде медные, ну, очень старые. На них даже год написан 1914. Сколько такие монеты будут стоить?

– Все зависит от их состояния и года выпуска. Когда их можно посмотреть? – Мой интерес к кладу заметно упал. После присоединения к царской России медная монета, часто называемая николаевской по имени последнего российского императора, заполнила местный рынок и до сих пор встречается в Киргизии в изобилии. Десятикилограммовый клад медных монет, найденный при расчистке дренажных канав в городе Токмаке, вот уже пять лет лежал на продаже в нашем нумизматическом салоне, не вызывая особого интереса у коллекционеров. Тем не мене клад есть клад, в нем могут оказаться экземпляры удивительной редкости. Перед февральской революцией 1917 года монетный двор Петрограда успел выпустить пробную партию медных монет, попавших в обращение. Сегодня аукционная стоимость медного пятака 1917 года многократно превышает стоимость золотого червонца.

– Я подъеду через час, сможешь подождать? – вопрошал нетерпеливый голос.

Потенциальному комитенту явно хотелось как можно скорее превратить буквально свалившееся на него старинное сбережение в ходячую монету, и я согласился.

Прошло три часа, я слонялся по пустому салону, прикидывая вероятность обнаружения раритетов в кладе как один к миллиону или даже к миллиарду. Зачем я согласился посмотреть эти монеты сегодня? Ничего бы с ними не случилось и до завтра. Каждые полчаса из дома звонила супруга, сообщая, что мой ужин давно остыл, но неуемное любопытство увидать своими глазами старинную «заначку» и данное слово удерживали меня на месте. «Не лает, не кусает и домой не пускает, что это? – вспомнилась мне детская загадка, и неожиданно пришел подходящий под соответствующие обстоятельства ответ. – Чувство долга».

Мужчина, принесший клад, не так уж и молод, моя ошибка объяснялась восторженной эйфорией, сквозивший в его голосе. Даже не поздоровавшись, словно мы с ним сто лет знакомы, мужчина вывалил свою находку на стол:

– Полюбуйся, здесь даже есть монета 1872 года, но я хочу оставить её себе на память. Все целиком купишь или отберешь, на сколько денег хватит? – лицо счастливчика прямо светилось от радости.

Небольшая куча грязных монет не производила впечатления несметного сокровища, так взволновавшего находчика. От долгого лежания в сыром месте они покрылись плотным слоем окислов, но и сквозь временной налет просматривались вмятины, потертости и забоины на гурте. Клад в большинстве своем состоял из дефектных монет, такой мне уже однажды приходилось разбирать. При сносе фундамента храма в честь благочинного Александра Невского на берегу Кировского водохранилища в Таласской долине строители обнаружили медную кружку с российскими монетами. Мелочь, замурованная в основании храма, отличалась большой степенью износа, порой и дата на монетах просматривалась с трудом. Тогда же возникло предположение, что дефектные монеты, не принимаемые в торговых лавках, раздавались нищим или на пожертвование храму. Представленный клад состоял из таких же убитых временем монет, но у меня еще теплилась надежда отыскать среди них раритет. Чтобы сразу не огорчать категорическим отказом мужчину, примчавшегося на ночь глядя почти за сто километров от дома, оценивать свою находку, я стал разбирать клад по номиналам и годам выпуска. Самые большие стопки состояли из двухкопеечных монет 1912-1916 годов и, хотя находились в обороте они всего – ничего, так как после Октябрьской Революции в денежном обращении больше не участвовали, но всё же помяты они были изрядно. Создавалось впечатление, что над ними специально поиздевались. Я даже представил себе пролетарского мальчишку, сидящего на чердаке и с упоением стучащего молотком по монетам – мол, вот тебе, царский пережиток, получи!..

Десяток монет в кладе, отчеканенных в конце XIX века, в том числе и упомянутый пятак 1872 года, кроме тяжких увечий, нанесенных сознательным пионером, несли на себе следы долголетнего естественного износа. Одним словом, как пишут в экспертных заключениях, нумизматический клад не имел ни культурной, ни материальной ценности. Впрочем, насчет последнего я, конечно, погорячился, у нас в салоне продавались десятка два подобных медяков, по цене металла, которые иногда приобретают народные эскулапы для лечения своих пациентов от всех болезней. Мне стало жаль потраченного понапрасну времени, крушения надежд на случайный уникум, а главное я испытывал неудобство перед клиентом. Получалось, что я его обнадежил, вызвал, а сам отказываюсь от покупки.

Чтобы как-то смягчить неловкость, я еще раз пересмотрел монеты и, отобрав пяток наименее забитых, назвал цену, чем вызвал неожиданное бурное возмущение потенциального сдатчика.

– Ничего не выйдет, ищи дурака, мне за каждую монету уже давали по тыщи сом, да я не отдал, знающие люди подсказали, что в Москве за эти монеты можно квартиру запросто купить, – не без гордости заявил сдатчик, ссыпая свои сокровища в целлофановый пакет.

Признаюсь, поначалу я еще пытался доказать кладоискателю, что он глубоко заблуждается, показывал ему каталог цен на российскую медь и даже предлагал купить у нас точно такие же в двадцать раз дешевле, но получил резонный ответ тоном, не терпящим возражений:

– Ваши монеты все поддельные, вон как они блестят, их совсем недавно в Китае сделали, а мои самые настоящие, таких еще поискать. – Несостоявшийся комитент удалился, напоследок хлопнув дверью.

Закрыв салон, в отвратном настроении за испорченный вечер, я поспешил домой к остывшему ужину, еще не догадываясь, что история с кладом будет иметь долгое и неожиданное продолжение.

На следующее утро я встретил карабалтинца, сидящим на ступеньках салона.

– Здравствуйте, – вежливо поприветствовал он меня. – Вчера, срочно отправляясь в город, я забыл захватить деньги, к тому же рассчитывал, что вы что-нибудь возьмете. Пришлось ночевать на скамейке на бульваре. Клад я зарыл в надежном месте, а то не дай Бог шпана какая или менты прицепятся – откуда, мол, взял такое богатство? Не отвяжешься. Я тут одну монетку принес, дайте под залог хотя бы тысячу, а я её потом у вас выкуплю – и он протянул мне замученную медную копейку.

Снова бесполезно приводить доказательства, что его монета ровным счетом ничего не стоит мне не хотелось, и я посоветовал ему обратиться к моему бывшему компаньону, а с недавних пор конкуренту, открывшему антикварный магазинчик на соседней улице.

Конкурент позвонил перед обедом.

– Не ожидал я Михайлович, от тебя такой пакости. Мужичок, которого ты мне послал, битый час уговаривал меня купить у него медный клад, а когда я отказался, назвал меня мафиози, скупающего ценности за копейки и обещал всех нас вывести на чистую воду. Хвалился, что у него есть связи в прокуратуре. Насилу от него избавился.

– Ты легко отделался! – рассмеялся я. – У меня он вчера отнял более трех часов. Куда ты его направил, надеюсь, ни ко мне?

– Нет, я не такой коварный. Я предложил ему продать свои сокровища на барахолке, народ там всякий ходит. Ну, бывай.

Вечером, мой клиент пришел снова, но был уже не так напорист:

– Какие ты там монетки откладывал, добавь еще стольник и можешь забирать.

– Честно говоря, они мне вообще не нужны, тем более по такой цене, так что, извините, – начал отказываться я.

– Ладно, – перебил меня клиент, – сколько дашь, столько дашь, в то мне домой ехать надо.

Я снова пересмотрел весь клад, выбрал пять монет и отдал деньги. Клиент быстро удалился, не попрощавшись.

На следующее утро я вновь увидел своего знакомого на крыльце салона, его помятый вид, и устойчивое амбре свидетельствовали, что деньги, вырученные вчера за монеты, пошли по иному назначению.

– Друга встретил, пять лет не виделись, войди в положение, чо ты не мужик, што ли, трубы горят, на поправку здоровья пару стольников надо, я тебе самую ценную принес, забирай, пользуйся моим бедственным положением, – и он стал совать мне пятак 1872 года.

Я вошел в его положение, и данная сцена стала повторяться ежедневно. К концу недели у моего клиента возникли новые проблемы.

– Возвращаться назад мне теперь никак нельзя, – сообщал кладоискатель упавшим голосом. – Хозяин дома, у которого я работал, узнал про клад, и требует, чтобы я отдал ему его часть, – десять тысяч.

– Сомов? – поинтересовался я.

– Долларов.

– Вы, что там, в Кара-Балте все с ума посходили, верните ему эти монетки, и забудете о кладе как о кошмарном сне, – посоветовал я ему.

Брать его медяки я наотрез отказался и услышал в свой адрес массу нелицеприятных комплементов и то, что я еще горько об этом пожалею. Прошло недели две, клиент больше не появлялся, но периодически звонил, предлагая большие скидки за опт. Знакомые коллекционеры рассказали, что какой-то мужик пристроился торговать на Орто-Сайском рынке, но его забитые николаевские монеты никто брать не хочет.

Пару дней назад около салона остановился крутой джип с российскими номерами, и семейная пара заглянула в нумизматический отдел.

– Нам каких-нибудь старинных монет, подберите и побольше, – обратился ко мне статный мужчина лет сорока. – Если есть царские медные, это было бы самое то.

– А зачем Вам? – поинтересовался я.

– Нас здесь несколько семей на отдыхе, хотим детям устроить развлечение. Купили им металлоискатели для поиска клада, а чтобы они впустую не ходили, решили – закопаем десятка два старинных монет или даже кувшинчик, где-нибудь в ущелье на полянке, пусть порадуются, – начала объяснять мне россиянка.

Я высыпал перед покупателями свои запасы николаевской меди.

– А погрязнее нет? А то пацаны могут догадаться о подставе, – поинтересовался мужчина, перебирая медяки.

И тут я вспомнил о нескольких монетах из карабалтинского клада, которые до сих пор валялись в ящике рабочего стола нечищеными.

– Вот это то, что надо, – обрадовался покупатель, – наберите таких сотню или две?

– К сожалению, нет, но наверно смогу вам помочь, – и я вкратце рассказал россиянам о недавней находке, и о том, где можно отыскать владельца клада.

За достоверность последующих событий я не ручаюсь, поскольку привожу их со слов, позвонившего мне конкурента, якобы ставшего случайным свидетелем необычной сделки. 

– Михалыч, ты не поверишь, какие-то туристы забрали у карабалтинца, не торгуясь, все его медные монеты за тысячу долларов, представляешь, а я не стал покупать их за сто баксов. Вот уж поистине на рынке два дурака: один покупает, другой продает.

Может, действительно кладоискателю улыбнулось счастье, хотя, скорее всего, проблемы у него только начинаются, а, возможно, конкурент просто хотел подпортить мне настроение по поводу упущенной выгоды.

© Камышев А.М., 2012