Миниатюры

Очерки-зарисовки о нашей жизни, о людях-современниках… Размышления о писательской профессии. И афоризмы, навеянные мудростью лет.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Писать иль не писать – вот в чем вопрос?

Перефразировав великого Шекспира, одномоментно нахлынул дерзкий ответ: «Писать!»

Глупо же отказывать себе постоянно в пище, в воде. Правда, люди держат диеты по разным причинам. В основном для похудения. Некоторые постятся, чтоб приблизиться к Истине. В таких случаях, по наставлению Писания, шире открывается общение с Всевышним. Но опять же, религиозный пост требует от верующего постоянных молитв, чтения Библии– иначе, пост превращается в обычную голодовку. Вывод: любое стремление к Истине, познанию, требует от индивидуума отдачи, как в эмоциональном аспекте, так и в физическом.

Так вот, что же такое «Писать»?

Можно ответить одним словом: трудиться.

Но этого, как убедился, не достаточно.

Хотя крестьянин пашет, обрабатывает землю, и в результате получает хороший урожай, который, наверняка, прокормит его до будущего лета.

У писателя подобной перспективы, зачастую, не бывает. И каждый из нас проверил не раз на своем опыте.

Значит, наш труд не для прокормки.

В тоже время, для того , чтобы по-настоящему освоить профессию требуется уйма времени для работы над словом, не говоря уже о прочтении. И не просто чтении, а аналитической работы в процессе.

А писать-то хочется.

Вспоминается известный анекдот, который позволю себе тоже перефразировать: «Я не читака – я писака». Глуповатый, вроде бы, но конкретный, точный и в тему…

Посудите сами, денег за труд не дают, амбиции глушат на корню критики. Причем критиковать может, и имеет право любой, кому вздумается. Значит, изначально надо готовить себя к терпеливому восприятию критики.

Как известно, любое творчество предполагает выражения самого себя через призму твоих же видений, опыта и всего того, что в тебе заложено природой. Плюс, конечно, опыт предшественников, современников. И, как говаривал дагестанский поэт Расул Гамзатов: «и чуть-чуть меня…»

А в этом «чуть-чуть» – безденежье, бессонные ночи, семейные передряги, и в итоге полное одиночество.

Да, одиночество. Если в актерской профессии «публичное одиночество», то в писательской «застольное».

Хорошо. Знаем. Преодолеем. Вопрос: ради чего?

Ответ:

1. Для удовлетворения амбиций.
    2. Утверждения собственного я.
    3. Жажды познаний и признания, конечно.
    4. Очиститься путем выплеска эмоций.
    5. Поделиться тайнами.
    6. Расширить круг знакомых, в надежде на понимание.
    7. Заглушить бешенство мыслей, не дающих покоя ни днем, ни ночью…

И так далее… До бесконечности.

Одно утешает: труд писательский, в любых вариантах, бессмертен. Он остается после нас. Каким бы качеством он не обладал. Ты издан. Тебя публикуют в интернете (или сам себя публикуешь – без разницы). Ты заявлен. Твои мысли обнародованы. Кому-то интересны, кому-то по барабану, а кого-то и вовсе возмущают… но они живут. Уже вне твоего сознания, вне твоего тела. Они самостоятельны. Да, живут, как живут наши дети, внуки, правнуки. И отношение к ним Бога Отца всегда благословенное. И, если ты, я – познали отцовство в полной мере, – значит, все в порядке. Есть гармония. Есть смысл. Есть надежда. В конце концов, человек рождается и для того, чтобы продолжить жизнь на земле, не так ли? А, если, да, то и не беда, что мы оступились, вернее, на что-то когда-то наступили, что заставило нас задуматься, и выразить это словом.

Конечно же, тому яркое обоснование наших надежд: «Вначале было Cлово…»

ОНА БЫЛА ХУДОЖНИЦЕЙ 

Дверь со скрипом распахнулась. Прозрачные листья в вихре вальса ворвались в ее комнату, облепили стены, потолок… врезались в ее черное платье.

С появлением его вмиг ветер утих, оставляя лиственный узор на стенах в ее загородном домике, куда она пригласила его еще вчера.

Он вошел осторожно, на цыпочках пробрался к окну.

Чего или кого он боялся?..

Видимо, своей тени, что выросла у него на глазах, и бросилась в ее объятия.

Женщина в испуге обернулась, обнаружив его огромную тень, отпрянула слегка…

Необычное, однако, утро…

Вначале бушующий ветер-живописец, потом эта тень… и, наконец, он с портфелем… Уродливая шляпа – куда ни шло. Она привыкла к его причудам.

Неделю назад вот так же перед его приходом закатилась бочка с кровавого цвета краской, и, словно катком, закатала желтый пол, превратив его в вишневый.

Смотреть на то зрелище было невыносимо. Будто асфальтовая машина бесшумно, но стремительно утрамбовывала выползающую из щелей кровавую жидкость с керосиновым запахом. Тогда она даже закрыла глаза, бросилась к подоконнику, еле-еле взобралась на него…

Так же неожиданно появился он… Тогда не было тени. И он был весел… был нежен…но странно, тогда он чуть слышно прошептал:

– Я не я – я его тень… ты, ведь этого хотела?..

– Я… я хотела видеть тебя в яви.

– Я пришел в твой сон.

Неужто и теперь сон?..

А, может, он и не приходил вовсе?..

Скорее всего.

Это была ее мечта.

И третий не появлялся.

Она его придумала.

Да, да, все это она увидела во сне, и …

Она была художницей.

ОРКЕСТР

Посвист-чирикание-щебетание-улюлюкание-стрекотание-фью-фью-фью-чир-чирик-щиби-щиби-уйлюли-уйлюли-дзинь-дзинь-дзинь…

Распахнуто окно. Птичий оркестр. Пасмурно. Ждут дождика. Поют.

Зацвел жасмин. Рядом благоухают розовые пионы. Ромашки вырисовываются из-под яблонь. Королевские пионы еще закрыты в бутонах. Разноцветные ирисы желтятся, искрятся коричневой, синевой облагораживают сад.

…стрекотание-улюлюкание-щебетание-чирикание-посвист-дзинь-ляля-дзинь-ляля-дзинь-ляля-уйлюли-уйл юли-щиби-щиби-чир-чирик-фью-фью-фью…

Жимолость разноцветная карабкается по лощенному лакированному забору из сосновых досок.

Виноградные ветви опутывают причудливую беседку в середине карликового сада. Плоды на деревьях в завязях облепили извилистые ветви.

Год ожидается урожайным.

…улюлюкание-щебетание-стрекотание-посвист-чирикание-уйлюли-уйлюли-уйлюли-чир-чирик-чири-чир-дзинь-ляля-дзынь-ляля-фью-фью-фью...

Папоротник древний, словно чаша, раскрылся между розовых кустов, что в ожидании дождя обнажили бордовые бутоны.

Оркестр не умолкает.

….свирель-саксофон-скрипка-виолончель-кларнет-барабанная дробь… Гомон-гомон… И крики:

– Дождик– дождик перестань я поеду в Юрюзань!

Мальчишки за забором ухахатываются, девчонки визжат, барашки блеют, кукует кукушка…

…раз-два-три…

Всего три?!

Дня или года?

Может, часа-минуты-секунды?

Шумит. Шуршит. Шелестит. Омывает.

Боже! Спасибо Тебе! Дай мне сил подняться с постели!

Так хочется принять небесный душ!

Ну, хотя бы ладони омой дождем…

…уйлюли-уйлюли-уйлюли-чир-чирик-чири-чир-дзинь-ляля-дзынь-ляля-фью-фью-фью...

СТО ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА

– Как чувствуешь себя, Петровна?..

– Плохо. Не вижу. Почти не слышу. Говори громче.

– Помнишь, пирожки с изюмом, которые ты пекла?..

– Помню… Теперь, вот, подняться не могу.

– Помнишь, нас, по-соседски угощала?..

– Помню.

– Ты и сейчас красавица.

– Будет тебе шутить. Неделю назад столетие справили… Спасибо, все пришли и внуки, и правнуки… Дочку жаль – намучилась со мной. И сын ждет… Юрочка. Положите рядом…

– Помнишь, денюжку для него приходила занимать?

– А как же не вспомнить?! Спасибо. Спас тогда нас. И его от позора.

– Что сейчас-то болит?

– Все… Долго видно живу.

– Это же хорошо. Подарок от Бога.

– Хорошо…Только тело окольцовано холодом.

– Я могу тебе помочь?

– Нет. Может, и да…

– Петровна, ты слышишь меня?..

– Говори, говори…

– Помнишь, ты рассказывала про «красных», про царя батюшку, про то, что большевики Вас ограбили, и пустили по миру, как ты, здесь в Азии тринадцатилетней девчонкой устроилась на завод ученицей, до мастера цеха дослужилась, грамоту от Правительства нового получила, квартиру тебе дали, как мужа в войну потеряла, с детьми двумя осталась, целомудренно воспитывала их…

– Все помню. Будто один день. И я одна в своих мыслях. Спасибо, что напомнил поочередно.

– Еще поживем чуток.

– Хватит, отмучилась.

– Погоди, ты, отнекиваться. Жизнь – она букет.

– Жизнь – испытание.

– Петровна, не уходи.

– Сил нет, не осталось.

– Где болит-то?

– В сознании. Одиноко прошло все.

– А дети, внуки, правнуки?..

– Спасибо им за заботу.

– Они, ведь, любят тебя?

– И я люблю их, очень…Но человек приходит и уходит из этого мира один на один…

– С кем?

– Просто, с самим собой.

– Тебе лучше?

– Да.

– Ты не боишься?..

– Уже нет. А вчера страшилась.

– Чего?

– Вечной тьмы.

– Но, быть может, там вечность светлая?

– Вряд ли…Никто оттуда не давал знаков.

– А Христос?.. А пророки?..

– Это, ведь, только фантазии…

– Но ты-то сейчас ощущаешь в реальности?

– Нет. Не вижу. Не слышу… Но мне стало легче…

Через час она ушла. Мы похоронили ее рядом с сыном со всеми христианскими почестями.

БОЖИЙ ЧЕЛОВЕК

Полдень. Солнце в зените. Осенний сад. Карликовые плодовые деревья зеленятся бесплодно. Груши, яблоки собраны. Виноградная лоза оранжевостью отражает осень. Черные виноградные кисти дня два назад брошены в кадушку, растоптаны босыми ногами, в ожидании брожения… Осенние фиолетовые ромашки облеплены пчелами. Они жужжат, вздымаются, впитывают из сердцевины сладкий нектар. Белая бабочка порхает над желтыми хризантемами.

– Добрый день, человек! – махая прозрачными крылышками, приветствует она меня.

– Салют, временщик.

– Что так?

– Через час – другой ты исчезнешь?

– Не правда. Через час – другой я окажусь в другом пространстве.

– В каком?

– В пространстве грез.

– В потустороннем?

– Не угадал. В вечном.

– Теперь это так называется?

– Я принесла тебе радость. Я промелькнула. Ты улыбнулся мне. Я вспорхнула. Не кажется ли тебе, что в этом и есть счастье?

– Вообще-то, мне приятно наблюдать твой полет.

– А я?.. Разве не радую твой взгляд?.. Что молчишь?.. Что уставился на пчел?.. Ужалят того и гляди.

– Они трудолюбивые. Наверное, для детей собирают нектар.

– Глупый, они упиваются жизнью.

– Упиваются?

– Конечно. Осенние цветы самые сладостные… В них сокрыта тайна жизни. Вернее, ее долголетие.

– Слушай, как тебя зовут?..

– Белая призрачная бабочка.

– Но ты же не призрак, ты – явь.

– Божий человек, я твоя душа.

– Я – Божий?.. Да, я грешник каких мир не видел.

– Ты узрел меня. Пообщался.

– Это не повод.

– Прощай, Божий человек, создавший этот сад. Спасибо тебе за приют.

Вечер. Сгустились облака. Прохладно. Осенние ромашки васильково радуют глаз. Но не слышно жужжание пчел. Хризантемы все так же желтеют. И исчезла в небытие призрачная бабочка, что в полдень назвала меня Божьим человеком.

До сих пор не пойму: было ли это в яви, или мне приснился этот фантастический сон.

ОСТАНОВКА

Жарко было. Солнце слепило, томило зноем, сухостью сковывало губы. Пожилая женщина в миткалевом белом платке, и девочка лет шести с бантом на пшеничной макушке, сидели, поодаль дороги, на сколоченной из бревен, покрытой неотесанными досками, скамейке. За их спинами простиралось пожелтевшее ячменное поле. За полем возвышалась гора, на склоне которой красовалась бревенчатая избушка с плетеным забором, яблоневым садом и колодцем, с уходящей ввысь жердью.

– Пойдем, бабань?.. И вода в бутылках закончилась… – спрыгнув со скамейки, жалобно прострекотала девочка, взяв за руку бабушку, попыталась потянуть за собой…

– Потерпи, внуча, пятый, должно быть, на станции задерживается… К обеду в аккурат прибудет…

– И вчера, и после вчера, и до этого…

Вдруг внучка перестала теребить бабушкину руку, как вкопанная, застыла, вглядываясь в удивлении раскрытыми глазами-вишенками на извилистую проселочную дорогу, по которой медленно катил, оставляя за собой клубы пыли, пассажирский «Бусик».

– Вот и дождались ноне… – стряхивая со лба кончиком платка пот, сквозь шепот пробурчала, вставая рядом с девочкой, пожилая женщина.

– Не реви, бабань, дождались же!

«Бусик» резко затормозил. Пыльный вихрь окутал пространство серостью.

Пожилая женщина крепко сжала ладошку девочки, которая, не шевелясь, продолжала всматриваться в запыленные стекла …

Наконец, из окошка выглянул вихрастый водитель с загорелым лицом и рыжими усами:

– Садись по-быстрому, бабуль-ка… Из-за вашей глухомани график опрокинул…

Женщина молчала.

– Цирк прямо! В Пастухово высадил последних, думаю, дай-ка, до Отрадного докачу, давно не был, там, может, пассажиры найдутся… Чего уставились?.. Мужиков с усами не видали?.. Поехали.

– Мы не пассажиры, мы ожидающие, – прощебетала девочка.

– Так бы сразу и сказали, ядрено вошь! Кого ожидаем-то?

– Маму. Без весточек год целый в городе пропадает…

– Прости, стрекоза. И ты, бабуль-к, извиняй за неудобства…

«Бусик» просигналил тревожно, и покатил в обратном направлении по проселочной дороге, взъерошивая грейдерную пыль.

ОДИНОКИЙ ДВОРНИК

Ночь. Мерцает под кроной ели фонарь. Обыкновенный. Круглый. Тишина. Колючие, зеленые иголки замерли в освещенном пространстве вымытого двора. Рядом опустошенный пластиковый бассейн. Посредине четырехугольная клумба с бордовыми розами, заросшими белесым сорняком. В небе мерцают звезды. Над головой причудливое ватное облако. За кирпичным забором, окутанным цветущим вьюном и китайскими розами, пыльная проулочная дорога с колдобинами. Ее не видно.

– Ау, люди! – выплескивается из уст вопль: – проснитесь!

Внутренний голос не замедлил с ответом:

– Заткнись, дурак! Кому нужны твои чувства в полночь?!

– Мне, – отвечаю решительно.

– Сумасшедший!

– Нет, влюбленный.

– Посмотри на часы. Взгляни на себя.

– Что такое шестьдесят шесть?!

– Наоборот, будет девяносто девять.

– О, если б…

– Тридцать три – возраст Христа!

– Всего-то ничего осталось.

– До Голгофы?

– Нет, до воскресенья.

– Сегодня понедельник.

Мысли рассыпаются в пьяном угаре. В небе по-прежнему мерцают звезды. Из-под ватного облака выглядывает полумесяцем луна. Пластиковый бассейн пуст. Брусчатка чиста. Бордовые розы с белесым сорняком шевелятся под ветром. Фонарь из-под колючей кроны замигал моргаючи. Из соседнего двора падает кленовый лист в опустошенный бассейн. С размаху ныряю в него, подхватываю мусор на дне, сжимаю в кулаке. Уткнувшись окровавленным лбом в пустое днище, что есть силы ору:

– За что?! За что?!

Он не отвечает.

ИСТОПНИК

Затухло в печи. В маленькой такой кочегарке.

На улице мороз. Деревья в инеи. Застыли лужицы во дворе. И в доме ноль.

Набрал стопку яблоневых высушенных обрезков. Бросил в печь. Вроде разгорелись. Подкинул пару совков угля. Запылало, однако. В ожидании тепла сижу у котла.

И мысли... мысли...

«Только вчера играл на сцене… И страсть, и слезы, и любовь... И поклонницы, и цветы, и все остальное... И вдруг – истопник?.. Топлю. Подкладываю... Слежу за процессом... Каким?.. Утепляющим тело. Надо же обогреться. Иначе, вообще, окочуришься. У-у-у... Холодно. Погасло. Черт, как ее раздушигарить?! Может, бензинчику ?..»

Бегу во двор. Хватаю канистру. В печь бабах... Взрывом отдалось. Хорошо, что не на смерть. Брови с усами опалило. Кашлем внутри отозвалось. Выбежал на улицу. Темень. Соседа позвал:

– Витек, помоги, что-то там взорвалось.

– Дядянь, Чего пульнуло-то?..– краснощекий такой, видать, поддатый с вечера, сосед, с фонарем-прожектором китайским объявился у ворот

– Сдуру, бензин… – пролепетал то ли с перепуга, то ли от изумления, обнаружив на уплотненных бицепсах крупным планом церковные колокола, на волосатой груди, слева, под выпуклым соском татуировку: «Из Ада в Ад – свободный Град!»

Дрожь пробрала… На дворе снег, мороз, а Витек в трусах, галошах и с фонарем-прожектором китайским.

– Ты б приоделся…

– Нюська и без того авось злая…лишил бабу наслаждений, старый хрыч! – в слащавом басистом хохоте заключил шерстопузый верзила, и медвежьей поступью направился в кочегарку:

– Вот, артист! Между делом, и меня оборвал не в срок… учтется, понял, дядяня?

– Угу…

– Один момент.

Пламя уже само по себе утихло.

Так что пришлось заново растапливать.

Надо отдать должное, Витек справился с этим нелегким делом в считанные секунды.

– Ну, ты гений, соседушка!

– Без вчерашних удобрений. У тебя, дядянь, мысли из-под куста растут.

– Какого куста?

– Розового.

– В смысле?

– Видишь, розовые кусты?

– Цветут.

– Отцвели, надысь.

– Ну, да, осень глубокая.

– Во, ты даешь, дядянь! Зима подряд. Минусовая. Это у тебя в саду розы красятся. Вообще-то, у всех отцвели.

– Я ж не виноват.

– Никто и не винит. Просто, убогий ты какой-то, печку и ту растопить не можешь...

– Так я ж, Витек, всю жизнь в сфере культуры.

– Ой, дядянь, смурной ты какой-то... Какая культура, когда жизнь преумножать в одночасье желаемо.

– Да, Витек, может, оно и так, но ... все же духовность – она...

– Дядянь, ты, спятил, какая душевность, когда из-за каждого угла с двумя пистолетами, или, вооще, с гранатами... Лишь бы где, чего-нибудь урвать... желательно, на халяву, без последствий.

– В каком смысле?

– В смысле ограбить трехтонник с медяшками. На худой конец, бандуру с зельем отхватить не в урочное время.

– Витек, а ты не простынешь?..

– Не-а, я морж закоренелый, дядяня…А ты жмурик вчерашний…

– Ты о чем?

– О том, что грабить тебя пора. Ну, ты, гоблен! Ну, ты, чумик!

– Что, Витек, котел нагрелся?..

– Перегрелся, сосед. Пора тебя самого в котел кидать.

– Опять вчера самогонку хлестал?

– А ты от бабы меня украл. Наслаждений лишил. Потомству не дал оплодотвориться. Чуешь оборот? Дело-то наказуемо. Статьями грозит… Мы, вроде, по-свойски обойдемся. Соседи как-никак. Хоромы обездоленные на меня перепишешь. Навроде, дарственной.

– С какой стати?

– По долговым обязательствам. Без судов и следствий. Братьям по оружию. За их подвиги в делах эволюционных.

– Витек, а ты в понятиях не путаешься разом?

– Дядянь, в стратегиях силен, учти на минутку. На другую, сообрази, чем дело пахнет?

– Криминалом, так полагаю.

– Ошибся чуток, благотворительностью в пользу потомства не нарожденного. Заметь, не в первой отвлек от изобретений конструкторов-подельшиков. Может, из-за таких вот халявщиков никчемных и рождаемость в стране падает. Усек?

– Как-то упустил из виду данное обстоятельство.

– Об чем и речь толкую.

– Как бы у меня смягчающее обстоятельство: не предполагал. Не помышлял. Само собой, по-соседски вышло. Да и ты всегда безотказно на зов откликался.

– В том и суть. Отсюда и выводы. Благодарность за благодарность. Без помощи моей, дядянь, давно б ноги протянул. Еще када твоя в здравии проживала не оставлял в беде. То огородик скопаю, то яблони подчекрыжу. А то и на поливы заглядывал.

– Оно так и было, вроде бы по-соседски.

– Долг, дядяня, платежами красен…Задумайся поострее. По уму излагаю. Конкретными фактами шмаляю, без выкрутасов вопросы ребром ставлю. Ущерб здоровью – раз. Два – нанесение удара по семейному счастью. Напряги мозги, вспомни, что такое жинка недокаченная? Бестия в стогу лебедином. Нюська не исключение в этих планах.

– Однако не предполагал по совести признаюсь.

– Ну, истопник, ну, хохмач! Про совесть залепетал. Птички и те о ней перестали чирикать. Перебили всех певчих. Одни каркающие в строю. И лающие за заборами. Овчарики да кавказцы во дворах обосновались вместо певчих скворцов.

– Пока что скворечники на месте возвышаются. И ласточки гнезда вьют под крышей. Глаза-то раскрой. Погляди в правый угол.

– Короче – не волочий, дядянь. По всем статьям обязан чек оплатить

– Интересно все же, что за статью ты мне отыскал в уголовном кодексе?

– Айн мОмен: Двадцать дробь одиннадцать, следовательно – год и место происшествия, ноль три – месяц пребывания, пятнадцать – число назначения, двадцать три ноль, ноль– время преступления. Двадцать три сорок пять – исполнение желаний по всем правилам действующего кодекса. И исполнение прокурорского надзора в единоличных обстоятельствах... Здорово, сосед! Почмокаемся. Как говорят французы, на брЮдершафт в знак взаимного доверия.

В слащавом ржанье сосед было потянулся обнять меня.

Ели увернулся от верзилы.

Спасибо кобелю моему, кавказцу Роджеру. Во время подоспел на подмогу.

Покусать – не покусал окаянного, но трусы стянул с бедолаги.

Так что Витек, как раз, во время подоспел в надлежащим обличии, предполагаю, под одеяло к Нюське.

Что называется, квиты мы теперь.

СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ VIP-PERSON

– У вас уплотнение на груди… направляю к онкологу.

– Не пугайте меня, доктор…

– Жизнь, милочка, жизнь…о ней и размышляйте…почему, если онкология, то сразу… не будем произносить страшных слов…

– Не желательно, конечно… Мне всего двадцать восемь…

– Замечательный возраст… Вот вам направление… постарайтесь, как можно скорее…

– Сегодня же запишусь на прием.

– Сегодня не успеете. Завтра с утра.

– Боюсь до завтра я не…я, конечно, не буду произносить этого слова…

– И не надо. Думать об этом, значит, звать ее преждевременно… Вы, надеюсь, понимаете, кого?

– Согласна… До завтра – это сколько же?.. Cемнадцать часов до утра… семнадцать на шестьдесят – это…

– Вот и займитесь арифметикой: умножайте, делите, прибавляйте, отнимайте, ровняйте…Мгновением промчатся…Не забудьте перед сном, выпейте теплого молока с медом.

– Обязательно теплого?

– Ваши глаза мне не нравятся… В них страх… взгляд потусторонний … Рановато, милочка…

– Онкология же?!

– Думаете, психиатрия лучше?..

– Думаю.

– Я вам, как компетентный врач в этих вопросах, доложу: хуже, хуже, потому как не нормальная психика, все равно что… заживо… понимаете меня, куда погребено…Теперь о жизни. Вы меня слышите, милочка?

– Слышу. Пока еще слышу.

– Что, значит, пока?.. Стопроцентно. Вы молодая, красивая. У Вас румянец на щеках…

– Был. До сегодняшнего дня. Пока с Вами не пообщалась.

– Вы меня удручаете, милочка?! Я пытаюсь Вас вразумить со всей трезвостью, и без…

– Направление-то Вы мне всучили.

– Дорогая, а, если у Вас опухоль с яйцо куриное?! Что же прикажете мне делать с ней? Нет, без онколога тут не обойтись. Я, как компетентный специалист, обязан Вас отправить на операцию. Вернее, на осмотр к онкологу. Естественно, операция неизбежна. Другой вопрос: до какой степени запущенность?.. Но тут уж, простите, Вы сами виноваты. Дотянули. С куриное яйцо. Тут Вам уж ни один онколог не поможет. Конечно, возможно операция. Но исход, вряд ли, кто может гарантировать. Так что, готовьтесь к худшему, надейтесь на лучшее… и в мыслях не позволяйте думать о ней… Догадываетесь, о ком я говорю. Не верьте никому. Ни с какой косой, или кочергой она не является. Ее вовсе нет. Ничего там нет. Ни рая, ни ада. Пустота. Сплошная тьма и без сознание… Без-соз-на-ние! Мрак. Темень. Короче, таблица Менделеева. Вышли из нее, в ней и растворились… Выпейте водички, милочка, на Вас лица нет. Со стенкой слились. Разве можно себя так истязать из-за пустяков?.. Подумаешь, направление к онкологу! Думаете, к венерологу безопасней?

– Я уже не думаю.

– А зря. СПИД – пострашнее будет опухолей. Так сказать, медленная... не произносим вслух… мучительная и коварная… сами понимаете… такая таблица и Менделееву не снилась..

– Причем тут великий ученый?..

– Смерть, милочка, никого не щадит. Будь ты семи пядей во лбу – конец один – сыра могилка, дорогая. Выпейте холодненькой газировочки. Специально для клиентов в холодильничке держим… Что? Не слышу?.. У Вас, что, действительно, пульс на нуле?! Не пугайте меня, милочка?!.. Сестра, что Вы мне шприц суете?! Пациентка уже даже не в коме…Вот люди! Сплошная медицинская безграмотность: услышали про онкологию, и на те вам, на тот свет, без предварительных анализов… Не везет последний месяц – пятый летальный… Объяснительную придется катать… Ну, прямо, как Антон Павлович. Да, Чехов. Он про палату номер… забыл номер… Но то, что Чехов, помню точно. Тоже доктором был. И сочинял… в свободное от работы время. Но, тогда же раков, опухолей злокачественных, СПИДа еще не было обнаружено! Психи были. Да. Но с ними проще: усмирительную напялил, ремнями в подвязку – садись рядом за столик с лампой настольной, пиши сколько душе угодно…

– Доктор, воды…

– Милочка, вы очнулись… Слава тебе Господи! Я уж, было, Вас, на тот… не будем произносить не желательных слов. Выпейте. Газировочка. Специально для VIP-person.

НЕУКЛЮЖИЕ АФОРИЗМЫ

Мыслю в бреду – куда иду?

Ну, не бреди – надоело, поди?

Не надоело – боль в душе и теле…

Брось маяться – от маяты старятся.

Радуйся душа – жизнь хороша.

В карманах ни гроша, но поет моя душа

Сколько не бреди – неизвестность впереди.

Что было, приехало – наотмашь заехало.

Хошь – в бровь, хошь – в глаз – все одно дурной рассказ.

Поэтов много на Руси – Головой-то не тряси…

Иль мозгов с избытком – иль спиртным пропитан.

«Дядя Вася, ты поэт» – Нюрка пьяному в ответ. «Нюсь, я не деруся, хотя б с тоски напьюсь я».

Гуляй, Вася, гуляй, Нюра – в Россеи все гуляют с дурру.

Когда-то ехали на БАМ, а теперь сплошной обман.

Дай азарту волю в споре – упадешь, иль лопнешь с горя.

Горе да веселье, радость, да безделье – всяко входят и выходят, и судьбу свою находят.

Хорошо о хорошем – хуже о плохом, и дюже – о чудном.

В душе навоз – зацвел овес – в безвкусной прозе: вопрос – а, если бы цвела мимоза?

Кажется, казаться, показаться – мерещится, померещиться, покрасоваться.

С виду – блестит часто – изнутри – давит ужасно.

Таланты задохнулись в очередях издательских.

К худу ль, к добру ли – к гадости, к хамлу ли?

Жизнь моя дурацкая – в пустоте прокляцкана.

Говори – не говори – все одно туман на дворе.

С виду умный мужик, а чего, спрашивается, налакался?

Когда дважды два – пять – жди революций опять.

Что уставились, как листы банковские на Мавроди?

Кто хозяин, тот и плачет, потому как налоги в бешенстве скачут.

У нас в детсадике все по-заграничному – и гардины вовремя на голову воспитателям падают.

В наше время лучше не иметь избыток – живым-то заработаешь на кусок, а убитым?

Время – не деньги, а кошелек с валютой.

Поэт – поэту рознь, потому и строят друг другу козни.

Как стать писателем? – Очень просто: не включать компьютер.

Не всегда тот, у кого болит, – правду говорит.

Ложь – не бывает правдой, а правда – может стать ложью, если постараться.

Конфликт – это то, что заложено из нутрии вдруг вылетает наружу.

Совесть – это, когда совсем обнищал, и терять тебе уже нечего.

Мечта – это, все, что у тебя осталось.

Сказка – это все, что происходит вокруг тебя, и не с тобой.

Неуклюжие афоризмы – пасмурное утро в ожидании ясного дня...

Кто куда, а я на бал!

© Балбекин А.Р., 2012