Сумрак любви

Публикуется по книге: Абдыкеримов Клычбек. Ипостась: роман и стихи. – Б.: Салам, 2010. – 384 с. Тираж 250 экз.

УДК 821.51
    ББК 84 Ки 7-4
    А 13
    ISBN 978-9967-26-109-9
    А 4702300100

Почему-то о любви ещё хуже, чем о мёртвых: либо со страстью, либо также со страстью, но плохо! О, как же тогда, при таких-то достоинствах её величество так легко уязвима. Пристаёт любая грязь! Ну, совершенно никакого иммунитета! Потому-то, наверно, и говорят, что у любви короткий век.

Могли бы тогда, учитывая столь высокую смертность их величеств, хотя бы без препон уступать место для новой Королевы. Так нет же! Вряд ли кто может вспомнить, чтобы хоть раз было провозглашено:

— Королева умерла! Да здравствует Королева!

Глагол "умереть" с окончанием в женском роде, характерен только во фразе: "умерла, так умерла".

Тягучий, утробный стон издыхающей кошки стынущим ужасом кошмарной ирреальности сводил с ума! Хотелось задрать голову и завыть в подспудной надежде, что этот собственный вой заглушит, перебьёт, сведёт на нет всю эту когтистую душевную муть, так страшно скользящую в последних здравых остатках, но уже преломляющего сознания!

Лепиков Николай, восьмиклассник, из второй школы— интерната, рослый для своих лет подросток, пребывал в состоянии очарованного первооткрывателя мира взрослых! Ему нравилось фиксировать в своём, не полностью ещё оперившимся сознании, признание сверстниками его мнения, как решающего.

Вчера, вот, например. Четверг. Денёчек, однако, выдался. Хорошо так вроде начался! Контрольная эта, по математике.

Запредельная Надежда Всеволодовна! Лепиков уже вполне ясно для себя понимал, Эсэсовка! Он конкретно прётся по ней! Зная за собой природный дар к рисованию он, повинуясь внезапно возникшему импульсу, решил прямо на уроке нарисовать математичку. И был несказанно удивлён, как необыкновенно удачно получились рисунки! Так хорошо, он ещё не рисовал никогда!

Потом после занятий, "сельские" с винтарём! Кошка откуда-то!.. Надо же было так случиться!

И это стонущее мяуканье! Кошмарные звуки из преисподней! Лепиков едва только их услышал, когда после обеда зашёл в спальную комнату, сразу понял, его кошка! Ещё подумал: "Надо бы уйти и переждать где-нибудь. Скорей бы кончилась, вся эта канитель! Ну чего эта тварь никак не сдохнет!" Незнакомое ранее чувство ненависти к самому себе лихорадочно требовало предпринять какое-нибудь действие! Хотелось думать, вдруг кто-нибудь пойдёт и прекратит этот кошачий "концерт"! Сколько часов прошло?! Пора бы уже этой твари и успокоиться!

Если б он только знал!

Сбежав после приготовления домашнего задания в город "подизилить" на молодёжную тусовку, как-то отвлечься заодно.

Не хило провёл время почти до часу ночи! И очень клёво, что там его видели интернатские пацаны, тоже самовольщики. Особый кайф был ещё и в том, что его видели десятиклассники из соседней с их интернатом пятидесятой школы, десятилетки. Видели, как он танцевал с красивой, почти взрослой девочкой, как потом пошёл её провожать, спиной чувствуя вслед их спесивую зависть. И жаль, конечно, что пацаны не видели, как уже у подъезда её дома, когда на минутку (не более того) возникла неловкая пауза и Николай не знал, можно ли попробовать, проявив чуточку нахальства, поцеловать девочку? На них вдруг сверху (очень кстати), закричала, не без понимающего, однако, доброжелательства, её мама:

— Света! Давай-ка милая закругляйся! Скажи молодому человеку "до свидание" и быстро домой!

А к себе домой, то бишь в интернат, девять остановок пешим ходом Николай летел, как ему казалось буквально на одном дыханье. "Старуха", конечно, по-ночухе не допёрла, но как прозвучало это её "скажи молодому человеку"! Его, восьмиклассника, уже принимают за взрослого парня! Он вот оказывается, опасен для девочек! Радостно, ударив кулаком в воздух, восторженно выдохнул: -YES!!!

Жизнь определённо нравилась! Нравилось, даже вот так свободно, не испытывая и тени страха, ещё недавно привычного, идти по ночному городу. Лепиков и сам стал замечать всё возрастающий вкус к открывающимся сторонам взрослой жизни. Новизна ощущений от понимания, что он буквально с каждым днём становится уверенней за себя, за своё место под луной, слегка пьянила его.

Ему нравилось понимать, что не обделён природой не только в плане чисто внешней привлекательности. Реакция девчонок к своей персоне не оставляла на этот счёт никакого сомнения! Хорошо, почти талантливо рисовал. За одну, им оформленную стенгазету, завуч, Роза Кадыровна, даже получила от городской комиссии по надзору устный выговор. Посчитали, что стенгазету оформил профессиональный художник, а ей как завучу, должно быть стыдно заниматься очковтирательством! Зависть одноклассников к тому, что он, Лепиков, не делая почти никогда домашних заданий, без особого труда получал хорошие оценки, самодовольно наводило на мысль, умишком вроде как, тоже не оделён!

Сознавать за собой все эти достоинства было, конечно, лестно, но при всём при этом, его необычно волновало ещё одно некое обстоятельство. Лепиков и сам до конца толком не понял природное свойство этой своей особенности. Тем более, оно далеко не всегда проявлялось, даже иной раз и при всём его на то желании. Было, правда, пару случаев с собаками, залаявших на него, когда он проходил мимо ограды чужих дворов. Повинуясь внезапно возникшему желанию остановиться и глядя прямо ей в глаза, мысленно представить инстинктивную природу данного животного, реагирующего именно на него, Лепикова, простого прохожего. В то время как на других проходящих людей она не обращала абсолютно ни какого внимания!

Не проходило и десяти секунд, как собака жалобно заскулив, делала лужицу и чуть ли не волоча задние ноги, уползала в приниженной позе!

Конечно, это нравилось (особенно после таких случаев) думать о себе нечто необычное. Хотя, в некотором смысле, подобные эффекты его немного пугали!

Вообще, по некоторым замеченным, так сказать, нюансам, Лепиков сильно подозревал, что в окружающей жизни, кроме её чисто внешних проявлений, существует ещё какая-то сторона! Что-то вроде временной параллели, не видимой для взгляда в обычном порядке, но явно присутствующей, если суметь поймать особый фокус мысленного настроя.

В силу подобных соображений Лепиков старался особенно не вникать.

Ему вполне хватало обычных земных радостей! Жизнь на уровне сверстников со всеми её прелестями и передрягами!

Нравилось знать, что легко мог бы задружить с любой девчонкой! Что вся жизнь ещё впереди, скорей всего и в дальнейшем всё будет примерно по такому же плану!

И это ещё не говоря о том, что при желании мог, например, набить морду любому пацану из пятидесятой школы, всё-таки десятиклассники! После того случая в леску (место разборок) за отдалённо стоявшей прачечной, когда он "завалил" Мишку Овсянникова, признанного пацана десятиклассника. Его зауважали даже "сельские" пацаны, приходившие по вечерам пообщаться на "понтах," с "правильными" интернатскими" пацанами.

Знаться с "сельскими" считалось особым шиком.

Надо признать, Лепиков после такого всеобщего и, конечно, чего греха таить, лестного признания, деловню из себя, как традиционно ожидалось, устанавливать не стал. Никакой обуревшей манеры поведения. Ему просто нравилось нравиться и не более того.

В вестибюле учебного корпуса, где стоял теннисный стол, он по-прежнему, как и любой другой пацан, скромно спрашивал:

— За кем по очереди "забить" кон.

Хотя, после того известного события за прачечной, он Лепиков, очередь, куда бы там не было, уже не ждал. Всегда как-то так уж получалось, при том, без всякой с его стороны борзоты, кто-нибудь всегда обязательно вспоминал, что он, Калёк, уже до этого подходил и "забивал" очередь. Она (очередь) конечно уже прошла, но понять-то можно, что всё должно же быть по-честному! Без лакейской услужливости, но с понимающей доброжелательностью, за ним тут же признавалось его "законное" право.

Уверенно шагая по ночному городу, Лепиков по мере приближения к интернату отчего-то старался прокручивать в памяти только приятные события.

Но... Без но! Видно всё-таки не обойтись! Испытывать приятное самолюбование Лепикову оставалось буквально каких-то несколько минут.

Не доходя ещё почти целую остановку до интерната, хотел было уже за каналом свернуть наискосок и, как обычно махнуть через забор. Но приостановился. Неприятно вспомнилось! Ах, чёрт! Этот дурацкий случай с кошкой! Надо же было этой твари в тот момент!

И... пошёл по тротуару в обход. Объясняя самому себе, что делает это исключительно из разнообразия. Надо же хоть иногда заходить в интернат, как положено, через центральные ворота.

Проходя, стараясь не шуметь в коридоре спального корпуса, невольно прислушался к двери хозяйственной комнаты. По доносившимся оттуда обрывкам голосов узнал свою воспитательницу Ксению Андреевну и её подругу, тоже воспиталку из бабского корпуса.

— Нет, это не выносимо! Господи! Ну что за наказание! Я просто не смогу заснуть! Что это, вообще, может быть? Неужели кошка всё-таки? Да что там гадать! Ясное дело, не заснёшь! Говорю же тебе пойдём ко мне. Оттуда не будет слышно.

Холонувший в груди тоскливый спазм заставил Лепикова ускорить шаг. На душе как-то сразу стало плохо. С трудом преодолел возникшее желание выскочить обратно на улицу и уйти куда-нибудь отсюда! Всё равно куда, лишь бы подальше!

Сегодняшний вечер в городском парке. Уютная атмосфера народного гулянья! Вернуться туда? Тут же представил себе, каким пустым, зазеркально притихшим выглядит сейчас парк. Где сейчас все те люди, что с такой милой человеческой приязнью отдыхали и веселились ещё каких-то два часа назад. Как быстротечно пролетел в городском парке вечер!

Даже если и застанешь там кого-нибудь, то это, скорее всего, будут какие-нибудь подгулявшие забулдыги. Да и те тоже вскоре уйдут домой. Уйдут домой и лягут спать. И до их слуха не будут доноситься всякие ненормальные звуки! Лепиков поймал себя на мысли, что начинает завидовать всем этим абстрактным людям.

Ложась в постель, попытался с ходу не отвлекаясь, поймать то, всегда блаженное состояние сладостной неги, которая всегда так желанно охватывало его молодое, приятно уставшее за день тело.

"Надо было всё-таки её поцеловать. Тиснул бы в нагляк и прямо в губы. Никуда бы делась! Говорят, бабам даже нравится.

Однако слышно! Сколько времени прошло! Не может быть, чтобы это была та самая кошка! Та давно уже наверно сдохла. А это другая. Пришла и верещит от любви на всю округу! ...Хотя нет! Чёрт бы её подрал! От любви так не стонут! Тварь! Пойти что ли, добить её там! Так же, действительно, ни хрена, не заснёшь! Живучие твари!"

Лепиков лежал в каком-то тоскливо зябнувшем состоянии и старался думать о чём-нибуть постороннем. Сна ни в одном глазу. Горький, почти с привкусом, потусторонний страх разъедал сознание.

"На любую драчку. С любым десятиклассником! Вышел бы, не задумываясь. Даже с радостью! Пусть бы даже ему набили морду! Лепиков прямо желал, что бы так именно и случилось! А вот пойти на эти звуки и... Нет никаких сил! Страшно! Навязчиво представлялось, то кошмарное место, где лежит то, что издаёт эти звуки! Представлялось, в какой жуткой несуразности должно выглядеть то, что там лежит! И мучается!

Это подозрительно! Почему так ненормально долго!

"Сельские" эти долбанные! Приволокли мелкашку эту сраную! Айда в овраг, пошмаляем по бутылкам. Не отказался, пошёл с охоткой! Обрадовался даже, бычара! Какой может быть базар! Пошёл, аж в припрыжку! Не спросил, где винтарь-то надыбали — да и кайф же по бутылкам пошмалять! Кто знал, что так получится. Хотя если прикинуть, ну и что такого случилось! Ни хрена, ни чего страшного и не случилось. В натуре.

Сразу б крякнула, дура. Уже бы и забыл давно!

Ратникова Надежда Всеволодовна. Математичка. Красивая, стерва! Лежит, наверно, сейчас в своей кровати! И ничего её в упор не колышет!"

Лепиков нарочно грубо старался сейчас думать именно об этой учительнице! Думать плохо о других людях, которых он знал в интернате, ему бы не составило особого труда. Не потому, что все были такие уж плохие, нет конечно! В глубине своего сознания Лепиков понимал это и сам. Просто ему очень хотелось сейчас так думать обо всех. Его совесть от такого расклада, терзала чуточку легче. И ещё, так было легче допустить мысль, что на непотребство способны все! А раз это именно так, то тогда почему он должен страдать от угрызения совести больше, чем кто-нибудь другой! Все сволочи! Все! Кто больше, кто меньше, какая разница! Сволочи все!

Нет! Не помогает! Люди все нормальные! Это он сволочь! Гад, больной!

Ратникова Надежда Всеволодовна. Погоняло — эсэсовка. Надо признать, что её редкая по внешнему совершенству красота, несмотря на свою холодную отрешённость, имела, однако, довольно притягательную харизму. Скорее всего, ею тайно любовались все, но непонятно по закону какого противодействия её, опять же все, и ненавидели. За те несколько раз, когда она приходила в школу в чёрном кожаном пальто с белым шарфом, которое только дополнило и без того сложившиёся о ней образ неземной представительницы с чужой и очень холодной планеты! Вряд ли сейчас можно вспомнить, кто первый сказал слово "эсэсовка", но это как-то сразу прилипло к ней.

Её не любили. Не сказать, чтоб ненавидели. Но не любили точно. Особенно женщины. Ратникова, действительно, была как бы не от мира сего. Всегда сухо подчёркнутая, она в отношении себя не давала ни малейшего повода на какую бы то не было фамильярность. Никогда её не видели, например, в столовой. Куда, по сложившейся традиции, ходил обедать весь учительский персонал. Начиная с уборщиц и до директора. Короче, все. Разговаривала, хоть и вежливо, но как отрезала и всегда только конкретно по делу. Не замечали за ней, чтоб она, хотя бы просто из вежливости, перекинулась с кем-нибудь словом. О ней часто судачили, но тем не менее, сказать какую-нибудь расхожую гадость, типичную почти в любом коллективе, не могли. Может понимали, что к ней бы это просто не прилипло.

Впервые Лепиков увидел Надежду Всеволодовну осенью прошлого года. Пацаны шестиклассники упросили попутно купить на торговом пятачке сигареты (им по малолетству такой товар не отпускали).

Она, видать, только что вышла из троллейбуса. В мимолётном взоре Лепикова сперва скользнуло нечто, заставившее его задержать внимание. В следующую долю мгновенья на дождевом фоне размыто пестрящих человеческих фигур силуэтно обозначилась некая изысканная абстракция. Сфокусировав взгляд, Лепиков почувствовал как ёкнуло сердце. Среди небольшой группки людей, вышедших из троллейбуса, Лепиков видел стройную женскую фигурку спешащую по аллейке ведущей в интернат.

Не просто даже стройную, а буквально элегантный контраст ко всему, что вокруг... И наверно вообще ко всему в мире! Слегка удивило, как равнодушно все кругом могут не замечать ВОТ ТАКОЕ! Впрочем, это его вполне устраивало!

Сократив расстояние примерно до пяти метров, Лепиков шёл и буквально пялился! Бесцеремонно представляя, как должно быть приятно зарыться лицом в завитки волос над белоснежной шейкой, и сладкую картинку её заголённых в колготках ножек!

Он шёл и пялился на НЕЁ! Она шла впереди и начала чувствовать лёгкий дискомфорт. Боковым зрением повела по сторонам, чуточку обернулась и встретилась глазами с шедшим за ней подростком. Рослым, но всё-таки ещё подростком! До определения "парень" он немного не дотягивал. Но! Однако! По его взгляду, ей хватило понять! Этот сопляк её мысленно раздевал!

Какая наглость! Ещё и это вот назойливое преследование! С вспыхнувшей от смущения злостью хотелось остановиться и влепить негодяю оплеуху!

В пиковых ситуациях жизни бывают такие моменты, когда за очень сжатое время в сознании индивида могут скачкообразно произойти эволюции, которые при обычных обстоятельствах проявляются только по истечению несколько лет.

В предчувствии любви зародившаяся клетка вирусной молекулы либидо уже разделилась на первые две других!

Дорожка, ведущая в интернат, не превышала и двухсот метров. В начале этой дорожки, когда Лепиков пристроился за НЕЙ, его восхищённое, но ещё подростковое воображение не заходило дальше того, чтоб просто любоваться на НЕЁ! Где-то на середине пути он, правда, всё ещё не без шкодливой доли пацанячества, видел ЕЁ (если не считать чулок) совершенно голой! Учитывая такую всёвозрастающую фантазию, конец дорожки предвещал сладостно сумасшедшее диво сексуального соития!

Но! ОНА обернулась! И Лепиков опять не успел отвести взгляд! На мгновенье их глаза снова встретились!

Было бы не хило, если б эти ножки шли к нам в интернат! Лепиков ещё не знал, что это цокотавшее каблучками неземное и особенно (после того как она обернулась), недосягаемое существо, в скором времени будет его училкой по математике и самым сильным событием в его жизни! Изумлённо переживал ни с чем до сих пор не сравнимое чувство, романтического наваждения! Ему было приятно не понимать это внезапно захватившее его чувство! Волнующее ощущение неизведанного!

Что можно испытывать удовольствие просто от лицезрения её косточек на изящных лодыжках! Той же стройности фигуры, вот допустим! И отчего, именно красивым ножкам всегда присущ такой улётный походняк. Но вот откуда, кто научил её такой походке. Хореография просто какая-то! Казалось бы, земная же, по идее, женщина! А, однако же, какие движения! И всё так легко и естественно! Но вот откуда это берётся?!

Кстати, о ножках. Если говорить о Ратниковой, то здесь всё очень даже просто. Обыкновенный, очень не часто на каждом шагу встречающейся феномен, созданный природой. Гораздо труднее описать, что может чувствовать поэт, глядя на столь обыкновенно запредельное создание. Не стоит и пытаться! А тем более, простым смертным! В лучшем случае получится как в известном определении: "О мысли изреченной в слух! Ложное несоответствие!" (Извините за вывернутый плеоназм).

Поэтому, в данном случае ноги, фигура и не более того! С этим бы справиться!

Откуда-то Лепиков знал. То ли читал, то ли кто-то подслушал от взрослых: чем красивее вещь, тем совершенней её функциональность.

А если учесть, что вещи доступны для воздействия, то значит, функциональную красоту неодушевлённых предметов можно совершенствовать до бесконечности. Их можно разметить, убрать лишнее, подогнать, отшлифовать, нарисовать. Многое чего можно с ними сотворить.

С одушевлёнными предметами всё гораздо сложнее!

Но тем и ценнее то редкое стечении многих обстоятельств в одном одушевлённом целом!

Тогда, эта самая функциональность чудесным образом взлетает многократно и является уже чем-то из разряда божественного!

Пример был на глазах. Точёные ножки, как собственно и всё остальное. Неправдоподобная выверенность пропорциональных соответствий! И движений! И вот они, волнующие чары красоты! Просто не верится, чтоб такое могло сотворится само по себе! Осмысленное пристрастие неких сил природы. Ну конечно, ведь явное же вмешательство!

Естественным следствием, откуда-то из непонятных глубин, неизменным спутником появляется главный чародей, который собственно и придаёт этим в сущности простым, физико-анатомическим сочетаниям тот упоительный ореол волшебного выражения, смотреть на который без остро щемящего восторга просто не возможно!

Один из основных ликов её величества, любви!

Говорить столь витиеватыми определениями на уровне своей, по сути ещё детской неискушённости, Лепиков конечно не мог.

Но быть избранным для осознания, видеть, догадываться и чувствовать! Это ли не счастье?!

Согласитесь! Не каждому дано!

"Найти хотя бы пятнышко на её образе! Чёрт! Не мазались на неё ни какие прикидки! И в общий ряд, хоть ты тресни, даже мысленно не впихивается! Недосягаемая, короче!

Сука! Да такая же, как и все! Эсэсовка! Корчит из себя принцессу! Был бы чуть постарше! Трахнул бы как последнюю шалаву! Ачё! Завалил бы по-наглому и вся недолга! Самое главное, в глаза ей в этот момент не смотреть! Слишком неземные и с лишком строгие у неё глаза! Глянуть в такие глаза! И не получится тогда ничего! Хамства, не хватит! Уже один раз глянул!" Раздражающе злило понимание, что будь он даже ей ровесник, всё равно ни хрена бы не получилось! Настолько возвышенным в глазах Лепикова был образ Надежды Всеволодовны. Даже в своих мысленных потужках, а сейчас к тому же ещё и мстительных, всё равно, дальше того, чтобы представить её с задранным платьем, дело не продвигалось! Притом (после того встречного её взгляда) всегда почему-то виделось, что не сама она снимала платье, а именно чья-то чужая, грубая в рыжих волосах рука (к которой Лепиков заочно испытывал жгучую ревность), бесцеремонно оголяла ей ноги! Её ноги!

"Интересно! Фигеет она сама же от себя или нет!? В тонких почти невидимых колготках её ноги своей сексапильной красотой перехлёстывали даже сам смысл их функционального назначения! Казалось, что такие ноги созданы только для того, чтоб пялиться на них в восторге сладострастном! И ходят такие ножки тоже, наверно, только для одной цели, продемонстрировать, что в природе вот ТАКОЕ может быть!"

Досадно удивляло! Все эти дух захватывающие прелести Лепиков не лицезрел при своём вожделённом присутствии, а как бы пришибленно подглядывал через некую, не плотно задёрнутую штору!

Нашли пять бутылок и одну небольшую банку из-под детского питания. Поставили на пригорок и метров с тридцати с первых же двух выстрелов два пузыря в дребезги! Уже прицелившись в третью, Лепиков краем глаза заметил появившуюся откуда-то кошку. С деловитым видом она шла куда-то по своим кошачьим делам. Недолго думая Лепиков, перевёл стволом на неё. Для него в тот момент это была только мишень, которая удобно усложняла выстрел именно тем, что двигалась! Да и в глазах "сельских", мгновенно понявших его замысел, Лепиков почувствовал их одобрительно притихшее молчание. Это выглядело нормальным ходом крутого пацана!

Несчастье для стрелка и кошки усугубилось тем, что пуля, не задев жизненно важных органов, прошила насквозь нижнюю часть живота.

От этого обстоятельства неприятности стали усугубливаться совсем уже не в нужную сторону! Как оказалось, кошка потом переместилась на достаточно большое расстояние, притом, в направлении интерната! Где залегла, сперва в зарослях заброшенного арыка, а потом ночью переползла в цокольный подвал, почти под самыми окнами спального корпуса! В скором последствии, на психике Лепикова это обстоятельство ещё сыграет свою роль. Но предвестие будущего кошмара началось раньше. Сразу после выстрела. Когда в кульбите дикого взвизга, обезумевшее от боли животное, потерявшее ориентир, в нелепом и жутком взбрыкивании слепо приближалось в сторону Лепикова. Это было страшно! Липкий, цепенеющий ужас тупо смазал всякую способность принимать какое либо решение!

К счастью, вскоре кошка наткнулась на препятствие в виде небольшого чахлого кустика и, слава богу, замолкла!

Сдохла! Облегчённо подумалось всем! В глазах, подтянувшиеся к Лепикову "сельских", он прочёл молчаливое признание его лидерства! Он, Лепиков, в отличие от них, даже не сдвинулся с места! Короче, какой базар! Крутой он пацан!

Исполняя свои учительские обязанности, Надежда Всеволодовна, это чувствовалось, едва лишь только терпела нас. Глядя на всех своими отрешёнными глазами, она, тем не менее, достаточно доходчиво объясняла предмет и почти никогда не ставила плохих оценок. Поставить плохую оценку незадачливому ученику, значить принять в нём своё участие. Желать, чтобы нерадивый ученик старался эту оценку исправить и уже тем самым становился более успеваемым в учёбе.

До этого Надежда Всеволодовна не "опускалась" никогда. Скорее всего, мы были для неё чем-то вроде соседской грядки, которую её попросили иногда поливать, пока не приедут из отпуска хозяева.

Дудинский Сергей Васильевич, директор школы-интерната, как-то после пед. повета попросил Ратникову задержаться. С поднятым в потолок пальцем заметил ей о пагубности бездушного отношения к работе, закономерным результатом которого полный отрыв от коллектива! Озабоченно разведя руками, посетовал: — Опять же, это ваше отношение к нашим воспитанникам, Надежда Всеволодовна – поймите меня правильно, мне хорошо известен Ваш высокий профессионализм как учителя математики, но одного этого, сожалению, мало! — Прижав правую руку к сердцу и тыча другой в сторону окна, Сергей Васильевич в свойственной ему манере к назидательному пафосу, изрекал — Надежда Всеволодовна поймите меня правильно! Не мне, Вам, учителю и педагогу объяснять! Но! Все мы свято должны осознавать! Мы воспитатели! Наше высшее предназначение растить, будущие кадры страны! И оттого, как мы это делаем, в конечном итоге и будет зависеть какой окажется у нас страна!

— Да, конечно! — Согласилась тогда с директором Надежда Всеволодовна. — Вы правы, Сергей Васильевич! Именно от того, как мы поступаем, от того, как видят нас наши воспитанники, в конечном итоге такая и окажется у нас страна!

Ратникова было известно, что ежедневно в столовую скромно приходит женщина. Тихонько в закутке на кухне обильно кушает, после чего уходит всегда с большой, плотно упакованной сумкой. За воротами её ждёт директорский жигулёнок с водителем.

С уставшей гадливостью к таким вещам, Ратникова знала, эта скромная женщина — жена Сергея Васильевича.

Знала, что дети не доедают и тоже кое-что уже понимают. Понимают, какая могла бы последовать реакция в столовой, вздумай кто-либо из них, подобно Оливеру Твисту, попросить добавку!

С давно смирившейся ненавистью она знала, что по такой сложившейся схеме (если имеется возможность взять) поступает почти вся страна.

Те же воспитанники интерната, её ученики, — вполне достойные отпрыски своих родителей. Подрастут и в подавляющем своём большинстве, будут поступать точно таким же образом. Большевики, одним словом! Куда бы они делись от своего скотского менталитета! Как были быдлом! Так им же и остались! С самого верха и до самого низу!

Уже под самое утро Лепиков всё же провалился в некое подобие сна.

И как ему показалось, буквально через секунду его разбудил Жорка Буравлёв. Козёл! Тряс его за плечо и канючил: — Калёк, тебя «Этот» зовёт, сказал почему на зарядку не вышел. Найди его говорит, и тащи ко мне. Сказал, что будет ждать в спортзале.

Из трёх физруков второй школы-интерната, прозвище имел только Трибесов Семён Фёдорович. После перенесённого в детстве менингита его рыхловатое, несуразно большое тело, во время ходьбы слегка припадало на правую ногу, производя жутковатое сходство с движением некой механической куклы. Впечатление усиливается, если говорить с Трибесовым в непосредственной близости, глядя ему в лицо. Огромная кудлато-рыжая голова смотрела на Вас из глубоко посаженных глазниц со стеклянно неестественным блеском восковой фигуры! Добродушно заискивающая ухмылка широкого неопрятного рта наводила, вдобавок ко всему прочему, еще и на милое подозрение о некотором душевном нездоровье этого гиганта.

Прозвище "Этот" было у Трибесова ещё до его появления в интернате. Оно пришло вместе с ним.

А он сам появился в интернате вскоре после того, как интернате появилась Ратникова.

Весь казус заключался в том, что Трибесов фанатично влюблён в Ратникову!

Сама же Ратникова к Трибесову испытывала буквально ужас смертный! Зная такое её неравнодушие к своей персоне, Трибесов делал всё, что только было возможным, лишь бы только не попадаться ей на глаза. Ратникова со своей стороны тоже старалась, чтобы такие встречи, по возможности не случались.

В результате, она «Этого» почти никогда и не видела.

Он же наоборот, видел её каждый день! Для этой цели у него имелся небольшой по размеру, но очень сильный монокль. И специально подобранное место наискосок от её дома, с которого Трибесов на своём "пассате" с затемнёнными стёклами мог в молитвенном благовении наблюдать Надежду Всеволодовну, особенно по выходным и праздничным дням.

Несколько раз ему несказанно повезло. Он видел свою богиню почти обнажённой! Восторженно скуля от невообразимого экстаза, Трибесов испытывал тогда поистине иступлённое состояние!

Находясь у себя дома, Ратникова ни на йоту не предполагала, что её могут видеть чьи-то посторонние глаза, а тем более глаза «Этого».

Имея действительно незначительное отклонение в психике, никакой, однако, опасности для окружающих он не представлял. В его личном деле имелась справка медицинской комиссии (добытая с не малым трудом) о допуске к работе в школьном учреждении. И он всегда помнил, каких мытарств ему стоило получить это место. И как легко из-за своей внешности он может его потерять.

При невероятной физической силе (однажды на спор согнул пожарный лом), Трибесов обладал ещё и недюжинными способностями в математике (кто бы мог подумать)! Специального математического образования Трибесов, конечно, не имел. Об этой его способности не догадывались даже в школе где он учился, иной раз сознательно стараясь получать по математике плохие оценки. Трибесов почему-то, это всегда тщательно скрывал. Вероятно из-за подспудной догадки о не совсем естественной природе своего феномена.

И возможно, по этой же причине любовь его была тоже не совсем естественная. Что-то вроде собачьей привязанности, просто в более сложном психологическом восприятии — человек всё-таки!

В отличие от Лепикова, для которого Ратникова тоже являлась существом высшего порядка, что однако не мешало ему не терять надежды когда-нибудь если и не обладать, то хотя бы каким-нибудь необычным образом овладеть ею! Хотя бы один раз! На худой конец, хотя бы попытаться это сделать!

Трибесову такой вариант событий даже не пришёл бы в голову. Она могла бы оказаться совершенно голой в его руках, и ничего такого в том известном смысле с ней бы не случилось. Случилось бы с ним. Трибесов, скорее всего умер от восторженного шока умилённого обожания!

С какой-нибудь опустившейся женщиной, бомжихой, например, он бы мог иметь секс, а с Надеждой Всеволодовной никогда бы не сподобился. Его чувство к Ратниковой скорее можно сравнить с религиозным фанатизмом поклонения. Самоотверженная любовь к идолу! Трибесов мог бы с радостью не задумываясь умереть за Надежду Всеволодовну! Любые страдания за неё принял бы с мазохистским наслаждением! И убил бы за неё любого, даже ни задумываясь!

С тяжёлой головой преодолевая варёную одурь не отдохнувшего организма, Лепиков уже одевшись, услышал характерно встревоженный говор на улице. Предстояло выйти на улицу и мимо них пройти. Лепиков был уверен, разговор шёл о кошке! Ему казалось стоит только показаться на глаза людям и все сразу поймут — его рук дело! А всё потому, что в глазах людей, он Лепиков — негодяй! Такое определение самого себя как негодяя было хуже всего! Тогда ни о каком пацанячем озорстве не может быть и речи! Тогда-то, что он сотворил с кошкой, будет всеми восприниматься только в одном определении он Лепиков, НЕГОДЯЙ!

Поняв, что никуда не денешься и надо идти и расхлёбывать им же заваренную кашу, обречённо будь что будет, вышел из корпуса! Его сразу увидели и как ему показалось, радостно позвали подойти! Ксения Андреевна со своей неразлучной подругой, тоже воспитательницей, но с девчачьего корпуса, «Этот» в спортивном костюме и нескольких девчонок с ребятами его класса. Они всего-то оказывается обсуждали назначенный директором субботник на субботу! Возмущались, что теперь из-за этого чёртова субботника пропадают два выходных дня!

Вот, чёрт! Прямо от сердца отлегло!

-Ты почему на зарядку не вышел? — Осклабившая рожа «Этого» с ласковостью людоеда смотрела на Лепикова. Надвинувшись глыбой Этот вежливо как девушку взял слегка смутившегося от такого обращения Лепикова за руку и отвёл в сторону.

-Ты знаешь, пацан, у меня к тебе просьба имеется. Ты рисовал? – «Этот» разжал свой огромный кулачище и Лепиков увидел склеенные в рисунок мелко разорванные клочки тетрадного листа.

"Ни хрена себе! Надыбал же где-то его рисунок! "

Утро позавчерашнего дня, ещё до злополучия с кошкой. Первым уроком была контрольная по математике. Эсэсовка писала на доске контрольную на два варианта. Он Лепиков и как ему казалось весь класс пялились на неё, особенно на ноги. Первым как всегда выполнив контрольную, но из класса не вышел. Пустив гулять шпаргалку, принялся в оставшееся до звонка время рисовать сидевшую за столом и что-то читавшую Эсэсовку. Все знали следить за классом она н будет.

Нужно только соблюдать тишину. Относительную конечно. Класс, тихо суетясь, перешёптывался и шуршал шпаргалками. Особенно троечники и те, кто пониже. Класс перетасовывал варианты и в соответствии с этим, по-воровски пригибаясь менялся местами. Сдав свои контрольные, с небрежной деловитостью стали выходить из класса отличники и ударники. Деликатно положив свои варианты Эсэсовке на стол, потянулись на выход троечники. А те, что ниже троечников, растворялись из класса вообще не понятно каким образом! Минут пять-шесть до звонка, почти весь класс был уже за учебным корпусом.

Повелась манера, особенно на контрольных, когда по очерёдке ещё до звонка класс выходил во двор, почему-то всегда собирались на задворках за учебным корпусом. И уже там, в пол голоса (если ещё не было звонка), но с живой горячностью обсуждали все перипетии прошедшей контрольной.

Та памятная контрольная, когда он Лепиков остался один на один с Эсэсовкой, не считая одного завозившегося двоечника, усердно дописывающего с доставшейся ему в последнию очередь шпаргалки. Эсэсовка, увлёкшись чтением, сидела в самой умопомрачительной позе которую могут принять только особы женского пола с длинными красивыми ногами! Ножки, закрученные в двойном перехлёсте! Для продления того прекрасного мгновенья несколько раз ронял ручку и нагибаясь за ней под стол, облапывающими глазами испытывал блаженный экстаз! Чуть было даже не заскулил!

Нарисовал два варианта. Она сидит с ножками в перехлёст и в рост со спины без юбки в чулках со швом! Чулки обязательно со швом. И на поясе! Высший кайф! Жаль бабы не носят сейчас такие!

Танька Чубенец староста класса выкрала из папки на переменке рисунки и побежала в учительскую закладывать! Тварюга!

Его вызвали и Роза Кадыровна целых полчаса брезгливо на отлёте от себя держа рисунки двумя пальцами, изгалялась над ним и этой нарисованной "дрянью"! Порвав с остервенением в клочья как мерзкую пачкотню и бросив в мусорную корзину, прошипела:

-Вон с глаз моих! Извращенцы!

Лепикову, однако было чем-то приятно как завуч так во множественном числе выразилась.

Хорошо хоть ни при учителях и самой Эсэсовке.

Каким-то образом сей случай в учительской стал известен «Этому». Вечером на удивление уборщице он вытряхнул содержимое корзины в пакет и унёс.

Из-за дальности проживания от интерната и предстоящего через день субботника, остался ночевать в подсобке. Скрупулёзно две ночи подряд складывал клочки в рисунок, подклеивал, гладил утюгом и собрал-таки, хотя и не совсем как хотелось бы.

Решил попросить пацана, чтоб тот попробовал нарисовать ещё раз! Вдруг получится (в смысле пацан согласится).

Лепикова поразило, с какой беспомощной мольбой смотрело на него это чудище, и просило его нарисовать её ещё один раз.

-Я тебе денег дам. Возьми вот, на! Хочешь, кожан себе купи с кроссовками. Здесь хватит! Нарисуй только! Не торопись! Рисуй хоть до понедельника! Красиво, чтоб только было!

"Почему именно до понедельника?"-хотел было переспросил Лепиков. Но, немного догадываясь почему не переспросил.

-Хорошо, я нарисую Вам! Я постараюсь! Будет красиво! Только я Вас тоже прошу! Денег не надо — и жестом резко пресёк, — а то не нарисую!

Виновато пряча деньги обратно в карман, «Этот», пригнувшись заговорщицки подмигнул:

-А кошку я закопал — утром ещё. Всё — отмучилась бедолага!

Поражённый проницательностью «Этого», Лепиков благодарно глядя ему в лицо, удивился, какие тёплые и добрые глаза смотрели на него!

-Я нарисую Вам её! -Гораздо лучше прежнего! -На ватмане!

-Ну парень спасибо тогда заранее! Буду твоим должником!

-Ну что Вы! — Взмахнул как защищаясь рукой Лепиков. — Это Вам спасибо! Это я у Вас в долгу! Ещё и в каком! -И ни какой ревности! Душевно родственная, почти осязаемо накатившая взаимная приязнь сблизила чувства этих двух, совершенно разных людей в их разной любви к одной женщине!

К вечеру того дня с контрольной по математике, благодаря Таньке Чубенец и людскому потворству на такие дела, чепуховый по сути, случай с рисунками был до такой степени додуман, до— толкован и перетолкован, что из досужей болтовни вырос до ЧП — местного масштаба!

На следующий день математика стояла вторым уроком, должны были разбирать итоги вчерашней контрольной. На перемене ещё до звонка, в классе уже предвкушающе витал пристрастный дух интриги и цеховой сопричастности. Особенно девочки с деланно равнодушным видом занимались подготовкой к уроку, как бы ненароком поглядывая в сторону Лепикова.

Когда вошла Эсэсовка, все синхронно в один порыв встали!

Впервые за всё время было заметно — железная Надежда Всеволодовна, мягко говоря не в себе. Тщётно стараясь сохранить свою обычную выдержку, начала урок.

После домашнего задания, часа за полтора до ужина, пронырливая всезнайка Танька Чубенец уже поведала всему классу, какой грандиозный скандал происходил только что в учительской!

Изобразив зверскую рожицу, объявила:

-«Этого» уволили! Сказали доработаешь неделю и всё! В понедельник расчёт! — Упреждая вопрос за что уволили «Этого», жеманно изобразила – «Этот» заявил, что Эсэсовку — то есть Ратникову, нигде в таком виде никто не видел. Это говорит я попросил Лепикова придумать такой рисунок!

Ой! Вы бы знали! Что там было! Директор кричит: — С этим безобразием надо кончать! — Развели тут понимаешь вертеп! Я мол давно предупреждал! -Ратникова дурно влияет на ещё не созревшие умы детей! Доверенных нам между прочим, государством! А теперь, вот, пожалуйста, ещё и Трибесов! Я кстати, ещё поставлю вопрос, как он вообще у нас тут появился! Калёным железом надо искоренять! Пока нас самих не искоренили! "

-А Эсэсовка ушла! — Опять упреждая вопрос выпалила Танька. — Встала и в наглую ушла! Прямо как дура какая-то! Её обсуждают, а она, видишь ли и слушать не желает! Встала так резко и ушла! Вот увидите, её тоже уволят! Будет знать, как из себя недотрогу корчить, — потирая рукой плечо уже тише добавила — нет, ну а я то, чо сказала просто, как там было, и всё... — Чувствуя холодную недоброжелательность, зябко поёжившись плечами — пролепетала совсем уж растерянно, — ребята вы что, за Эсэсовку что ли?

-Дура ты, Танька!

Зырянов троечник, тихий увалень, отрешённо глядя на окна директорского кабинета, — хмуро повторил:

-Дура и есть!

-Сами вы все дураки! — Затравленно всхлипнула Танька! Порывисто уходя, злорадно всё же бросила через плечо,— а Эсэсовку всё равно уволят!

Во дела покатили! Валится всё одно задругим!

Отойдя в сторонку Лепиков прикинул: "пойти вот бы сейчас к Эсэсовке и выразить ей свою... Свою, что? -Что я могу сейчас ей выразить?! -Кто я вообще такой, что бы там что-то выражать!"

До Лепикова как-то стало наконец доходить, какую однако подставу он сотворил против Эсэсовки!

"Что я вообще за тварь такая! -Одни только несчастья от меня! -Неприятно вспомнился случай с кошкой, прямо аж кольнуло. Может со мной что-то произошло! Вдруг в меня действительно гад какой вселился! И я, -как бы теперь и не человек вообще! — Но отмахнулся трусливо. — Ничего такого не может быть! Просто я немного быстрее других подрос за последнее время, — вот и заносит по дурости! Попал преждевременно в более тяжёлую весовую категорию, а опыта и мозгов нет ни хрена!"

Призывный из-за ограды свист "сельского" пацана. Упёр, балбес где-то литр самодельного вина и предлагал бухануть. Неожиданно для себя Лепиков согласился. Спустились в канал и без закуски, если не считать невзрачное яблоко, выдули весь пузырь. Покурили.

Близилось время ужина. Надо было идти к спальному корпусу, откуда по распорядку очерёдности уже классом двигаться в столовую.

Не доходя до корпуса, с торцовой его стороны увидел ребят из класса – обычное место куда бегали покурить. Покурил тоже за компашку. Зажевали запах жвачкой, но от него всё равно разило как от бочки. Не чувствуя ни какого аппетита, решил уйти за канал в лесок и просто побыть там где-нибудь одному. Сказав ребятам, что в столовую не пойдёт, кивнув обрадованному Жорке о своём ужине в его пользу, пошёл было прочь. Но, почувствовав как притихли ребята — проследив по направлению их взгляду обернулся.

Оба на! Из учебного корпуса, сбежав по ступенькам своей скорой походкой шла Эсэсовка!

Хмельными глазами глядя на эту строгую изысканность, почти прозрачно угадывая под серым костюмом божественные формы, Лепиков ощутил приятно хлынувшее чувство родственной привязанности! Прямо таки родная сопричастность!

В чётко обострившемся фокусе на НЕЁ смазалось всё вокруг! До писка заложило уши!

Пронзительно волнующее видение! Ну, действительно как инопланетянка!

Никакие ограничивающие нормы и устои не властны! Плевать на всё! Валялся бы у её ног в упоительном безумии!

Мы все — агрессивная среда вокруг этого божественного создания, вот за что стыдно! За свою несуразность, за варварство, за директора, за Розу Кадыровну, за Таньку Чубенец! За то, что так по-скотски разрушили её защитный от всех нас кокон (оказавшийся на деле таким хрупким и непрочным). За то, что увидели, как по-девчачьи беззащитна и ранима наша прекрасная Эсэсовка! Очень стыдно было Лепикову и за то, что не может справиться с собой и всё также по хамски испытывает желание на интимную близости с Ней!

А что! Разве не имеет он права, хотя бы в мечтах иметь с ней свои особо личные отношения!

Молва! Моральные нагромождения замшелых косных условностей непреодолимым болотом всевозможных нравственно надуманных устоев задушит любое человеческое чувство ещё в самом зародыше! Людская молва, ненавидящая и всё поганящая! Бессильная ярость от отсутствия возможностей в достижении цели. С какой рьяной готовностью кинулся бы на любые препятствия! На какие б только жертвы не пошёл! Лишь бы только знать, что он на пути к осуществлению своей мечты!

Но как?! Как осуществить!? Доказать всем и прежде всего самому себе, что не подростковая это мутация. А самое настоящее и светлое чувство к женщине!

Но тщётны будут все усилья! Какая чистая ни была бы любовь, альтернатива одна: либо наступить на горло своей песне, либо сумрачная зона блудливой связи в людском пересуде! Да и чёрт бы с ним — пусть блудливой! Он-то Лепиков, знает, что это не так! Но она, Надежда Всеволодовна — она то его чувство, именно как блуд и воспримет!

Господи ты боже мой! Какой безысходный тупик! И ведь все тоже, именно как блудливую связь и воспримут. И любой из всех этих упырей, если их спросить о любви школьника к учительнице, именно так и определит.

Ну какая там к чёрту любовь! Мерзкая нездоровая похоть рано созревшего ублюдка!

Отчаянно сознавая невозможность перспективы, на Лепи— кова вдруг нашло необъяснимо желание причинить себе какое-нибудь страдание и желательно, что бы побольнее! Распаляясь на некоего абстрактного противника, пытался пробить хоть какую-нибудь брешь в душевном противостояние с самим собой.

— Похоть говорите юношеская! Да я за Эсэсовку сдохнуть готов! Без всяких условий для себя лично! Единственное желание — ей от этого должно стать лучше, а вам всем моралистам херовым плохо!

С удивлением до Лепикова вдруг дошло, он уже достаточно давно идёт за Эсэсовкой! Образовавшееся ассоциативная связь напомнила ему о том, что однажды он уже шёл вот за ней и вот так же любуясь! Казалось это было очень давно! Какой же он тогда был ещё пацан!

Уже стемнело. Пройдя под ночным фонарём, Эсэсовка, неожиданно как и в тот первый раз обернулась! Почти остановившись, ожидающе в пол оборота смотрела на него! Он подошёл и они не говоря ни слова, медленно пошли рядом! Как что-то переступил, благовейный нежный восторг охватил Лепикова! Соизволение некоего неземного и прекрасного создания, интимно впустившего его в свою сферическую оболочку, каждое мгновенье в котором переживалось как божественное откровение! Он видел её слегка припухшие от недавних слёз глаза. Милая, бесконечно родная Эсэсовка! Земная инопланетянка! И такая беззащитная! Озарение более высокого, неведомого ранее образа щемящей нежностью замерло в груди!

По возмущённому цыканью прошедших навстречу людей, они обнаружили, что идут держась за руки! Спохватившись она попыталась отдёрнуть руку, ей не удалось и кротко, как послушная девочка, так и шла почти до самого дома.

Находясь в состоянии, похожем на наваждение, они почти не контролировали своё поведение. Окружающий мир деликатно отступил на второй план. Всё происходило как бы на автопилоте. Остановились у калитки. Ей было неудобно просить мальчишку и она, молча, ни говоря ни слова, пыталась освободить руку. Не смогла и укоряющим взглядом, как это могут делать только женщины, подняла на него глаза! И наткнулась на его губы! Но с его стороны это не было хамством. Очарованные происходящим с ними состоянием, они оба уже не совсем ясно сознавали, что происходит. Обнявшись как в сладостно манящую бездну отдались в поцелуй! Они летели среди звёзд и в этих мгновеньях ничего более кроме их самих, просто не существовало!

С трудом отстранившись со сбившимся дыханием, всё ещё трепетно дрожа в его объятьях, прошептала:— Милый — я умоляю тебя, больше не надо! Пожалуйста пусти! Нам нельзя! Особенно мне — ты можешь погубить меня! Отпусти! Умоляю, отпусти! Не думай, что мне легко это говорить, я знаю ты любишь меня! Мой ты глупыш! Могу тебе сказать! Я к своему стыду и несчастью, тоже люблю тебя! Но мы жестоко должны понять — нам нельзя! Нельзя! Понимаешь нельзя!

Увидев по глазам Лепикова, в каком он состоянии, предупреждающе закрыла ему рот пальчиками.

-Не говори сейчас ничего! Но, я обещаю тебе, мы ещё встретимся! Это будет один раз перед моим отъездом, — через несколько дней я уезжаю и мы обязательно перед этим встретимся! А сейчас прошу тебя — уходи! Я очень тебя прошу, просто пожалей меня и уходи!

В понурой обречённости наклонив голову, глядя куда-то в сторону, но всё ещё не отошедший от пережитого поцелуя, Лепи— ков виновато спросил:

-Я приду завтра? Ты разрешишь?

-Нет! Нет! Нет! — Вскричала, уже почти рыдая, опомнившаяся Эсэсовка, — не вздумай даже! Чего это ты себе вообразил! Сопляк! И я то тоже, как дура последняя! Уходи, понял! И не смей больше говорить мне "Ты"! Никогда! Нашёл подругу! — Суматошно пробежав по дорожке к себе на крыльцо, застыла на мгновенье в некой нерешительности... Вернулась снова до калитки, хмуро — еле сдерживая себя, чтоб не зарыдать, процедила, — забудь, что я сейчас в сердцах сказала! Но всё равно, никогда больше даже не подходи ко мне! Никогда! И всё на этом! Всё. — Немного помолчав, потупившись, добавила, — ну, чего стоишь! Уходи!

Как же он всё-таки любит Эсэсовку! В сумбуре охватившего его чувства, как бы параллельно сознанию приятно обозначилась мысль. С ним по сути, происходит сильное взрослое обстоятельство! И в этом обстоятельстве Эсэсовка собственной персоной! Он держал её в своих объятьях, она ответила на его поцелуй! Он любим Эсэсовкой, этой красивой, гордой до самого кончика мизинца женщиной!

Где-то на подкорке, почти в стороне от сознания, Лепикову было стыдно за это своё тщеславие, но только на подкорке, ибо он твёрдо решил, что не примет односторонней жертвы! Он, куда бы она не поехала, будет если и не с ней напрямую, то всегда где-нибудь рядом! Что бы там не случилось, даже если она постареет или каким-то образом станет не красивой — в его глазах она навсегда останется такой же желанной и прекрасной, какой он знал, какой видит сейчас и какой будет всегда!

Потенциальная способность к гипнозу, дремлющая почти в каждом человеке, с детонировав от воздействия определённого напряжения сконцентрировавшихся эмоций вошла в фазу активного психического выражения! Адекватность как состояние соприкоснувшегося наваждения, обострённо сблизила границу реального поступка и мыслимой картинки психического переживания!

Перед Лепиковым в реально развивающем действии стала представляться сюрреалистическая картина. -Порывисто открыв калитку, он с любовным садизмом хватает отпрянувшую в испуге Эсэсовку за руку. -Грубо разворачивает её к себе лицом и прежде чем впиться поцелуем в её губы, лицо, шею, сладострастно наслаждается нежной слабостью женского тела! В сумбурном угаре сладко насыщённой возни, опрокинув что-то (уже в комнате), валятся на диван! Волнующая прелесть происходящего!

-Милый вдруг, — шепчет она! — Сейчас нельзя! Не гони так сильно! Сейчас нельзя! Просто поверь мне! Мне не хотелось бы объяснять, в чём дело. Николай! Ну, пожалуйста не смотри на меня так!

В образовавшейся паузе Лепиков, не говоря ни слова, страшась узнать что-то непреодолимое, с немым вопросом сверлил её взглядом! Ну что! Что ещё такое может оказаться сейчас им помехой!

Присущий только ей наклон головы, смущённая грустинка в глазах. Кроткий, почти виноватый тон обращения как к взрослому мужчине.

-Николай, ну нам, правда, сейчас нельзя! Ничего про себя не думай. Всё дело во мне! Банальнеейшая причина! Говорить даже как-то неудобно! Чистая физиология!

Запредельно недосягаемая Надежда Всеволодовна с умоляющим страхом в своих аристократических глазах, находясь в гипнабельно подчинённом состоянии — униженно просит не трогать её по причине критических дней!

Концентрирующим пассом, глядя ей в глаза, делая вид, что не верит, ставит жёсткое условие:

-Докажи!

В мятущемся автоматизме, не владея собой, она доказывает. Гордая великолепная Надежда Всеволодовна со стыдливой нерешительностью задирает платье! Обнажаются ввысь, тонкие с чёрной дымкой чулки! Приспуская узенькие гипюровые пояс-трусики, показывает умопомрачительную сладость женской промежности! Увлёкшись, Лепиков теряя психоконцентрацию — восторженно вздохнув. -От этого его порыва Эсэсовка встрепенулась! Ужасная догадка, что этот демонический юноша её просто разводит с гнусной целью поиметь как дешёвую потаскуху!

В иступлённой демонстративности, даже не прикрываясь руками, распрямилась! Сверкая гневным укором в глазах, пошла на него!

С надрывностью в голосе процедила:

-На, смотри! Негодяй, мерзавец, смотри на свою учительницу!

Отшатнувшийся Лепиков, в минутном страхе, вскричал:

-Что ты такое говоришь! Что Вы такое говорите! Да я за тебя, извините! Я за Вас сейчас жизнь отдам!

-А! Ну да, конечно, — истерично хохотнула Эсэсовка, — жизнь он отдаст! Знакомые словечки из пошлой пьески! Ты только одно всегда и хотел! Вы все мужичьё скоты. У всех у вас всегда только одно на уме! И ты, сопляк, достойный представитель своего племени! Хоть и ранний, да наверно ещё и похлещи будешь! Боже представляю, что из тебя дальше получится! Ну что таращишься! Хочешь меня трахнуть, да? Или, как вы там выражаетесь! Ну, так чего медлишь! Давай, вали меня прямо вот тут на полу и трахай! Измажься в моей крови!

Эмоциональная энергетика крайнего возбуждения, психическим импульсом исходя в пространство, направленным движением принимала векторное направление на принимающий её, как встречный отзвук совпадающего позыва от человека, находящегося на другом конце города. Настороженно прислушиваясь к ночи, поднял свою тяжёлую голову Трибесов Семён Фёдорович!

Он уже понял, против его Нади, против Надежды Всеволодовны происходило что-то нехорошее!

-Не говорите так! Пожалуйста! Я прошу Вас!

Но однако не в силах оторвать взгляда от неимоверно желанной Эсэсовки, Лепиков уже и сам ярясь от желания и стыда, еле сдерживаясь, чтоб не кинуться снова в безумном порыве на это сладостное великолепие. До боли в безумном наслаждении тискать, лапать, срывать одежду, зацеловать, заобнимать в самозабвенье! А потом... Да чёрт с ним, что там будет уже потом!

Если уж, где-то там в потом и в правду будет ни как нельзя! А куда-то надо будет деться! Ну так что ж — тогда не жалко и умереть!

Неожиданно Эсэсовка нащупала лежащие на тумбочке портновские ножницы. Большие с острыми концами, они прямо таки роковым образом оказались под рукой!

И с точность до наоборот изменили психическое напряжение!

Нацелив ножницы на Лепикова, сдержанно тихим голосом процедила:

-Всё мальчик, успокойся, повернись и пошёл вон!

Застывший на мгновенье Лепиков глядя Эсэсовке в глаза,

вдруг как-то странно с облегчением улыбнулся и тоже тихо и спокойно произнёс: -ну и пусть…. Я и сам так хочу!

Резким движением вперёд — кинулся горлом на ножницы!

Трибесов был уже в половине пути к дому Нади — когда вдруг не стал воспринимать позыв. Перейдя на нормальную скорость, всё ещё попытался как-то разобраться с собственным ощущением, — даже остановился совсем. Вышел из машины, закурил, но вроде так, ничего особенного не почувствовал.

Решил однако доехать до места. Просто посмотреть на её дом, возможно выкурить там неподалёку ещё одну сигарету и уж потом податься восвояси.

Успела отдёрнуть руку и ножницы только слегка по касательной задели шею, но прямо в районе артерии, — чуть бы глубже и...!

Надежда Всеволодовна была потрясена! Боже мой! Этот мальчик был абсолютно искренен! В каждом своём слове, жесте! Милый — благородный глупыш!

-Надя! Наденька! Что там у тебя, ты что-то уронила!? У тебя всё в порядке!?

Эсэсовка приложила пальчик к губам.

-Это мама! Она плохо слышит, но от погромища, что мы учинили... Милый мой глупыш! Бог покарает меня и поделом! Но я твоя! Не знаю, как долго нам будет суждено! Возможно, всего только одна встреча! Говорят судьбу лучше не загадывать, но как бы там не было — я люблю тебя! Может быть, мы ещё будем вместе! Не говори, не возражай ничего! Я твоя! Можешь делать со мной всё, что хочешь! Я знаю, не много нам будет отпущено! Но сколько будет — это будет всё наше!

-Но почему!? — Лепиков, не отпуская сладких объятий с вопрошающей тревогой смотрел на неё! — Почему ты так говоришь, я боюсь, когда ты так говоришь! Как, страшно звучат слова "если", "может быть", "возможно", "даст бог"! Ты что, не полностью доверяешь моей любви?

-Любимый! Не в нас дело! Нам просто не дадут! И время не даст! Ты моложе и очень. Слишком большая разница! Ну ты не отчаивайся! Каким бы коротким не окажется наше время, оно всё наше! И ждёт нас! А если нам в этом времени будет хорошо, то продлись оно хоть целый век, всё равно покажется малым! Счастливое время пролетает всегда быстро! А это значит, что мы наше счастье — пусть и короткое, можем считать как за целый век, который как всякому счастью и положено, просто быстро пролетел.

Прощаясь уже под самое утро, они снова немного постояли у калитки и только звук одиноко проехавшей мимо машины слегка потревожил их звёздную тишину!

© Абдыкеримов Клычбек, 2010