Стихотерапия. 1960-е годы

Неизбранные строфы

«Стихотерапия»… Кому-то такое название может показаться не самым подходящим для поэтической книги. Но тех, кто знаком с её автором, данный неологизм не смутит. Ибо жизнь Анэса Зарифьяна равно принадлежит поэзии и медицине. Может быть, поэтому его слова обладают некой целительной силой, врачующей людские души и не раз помогавшей самому профессору-физиологу, заслуженному деятелю культуры Кыргызстана, на разных этапах жизненного пути. Большинство страниц настоящего издания занимает исповедальная лирика поэта, который известен также как самобытный бард, сатирик и публицист.

Публикуется по изданию: Зарифьян Анэс Гургенович. Стихотерапия: Неизбранные строфы. – Б.: Издательство ОсОО «Бишкектранзит», 2002. – 690 с., илл. Тираж 500 экз.

ББК 84Р7-5
З-34
ISBN 9967-21-277-2
З 4702010202-02

Оформление художника И. Сафарян-Евтуховой

Моим родителям, сестре,
Крыльцу во фрунзенском дворе,
Родне, к какой тянулся сам,
Почтеннейшим учителям,
Происхождению и генам,
Нежданным в жизни переменам,
Тем временам, что мне достались,
Горам, где души очищались,
Знакомым городам и странам,
Земле родного Кыргызстана,
Лихим и радостным моментам,
Друзьям, приятелям, студентам,
Отдельным недругам известным,
Былым влюблённостям чудесным,
Своей отчаянной работе,
Своей нечаянной свободе,
Общенью, чтенью, зренью, слуху,
Собратьям по перу и духу,
Не худшим женщинам и детям
Обязан я изданьем этим.

Персональная благодарность моему другу и коллеге Тулкуну Мураталиеву, председателю АО «Ден соолук» Анатолию Ивановичу Беккеру и директору ОсОО «Бишкектранзит» Николаю Ивановичу Шепелю, не оставившим меня один на один с суровой прозой издательских забот.

Глубоко признателен Ирине Сафарян-Евтуховой, Татьяне Нечаевой и Татьяне Кузьминой, вложившим в эту книгу немало своей души, мастерства и долголетия.

К возможному читателю этой невозможно личностной книги

Сие не Избранное, нет, а часть изведанного мною за несколько десятков лет той жизни, что весьма земною и слишком суетной была.

Душа ж стремилась, как могла, не тяжелеть, не опускаться – над бытовщиной подниматься, не становясь служанкой Зла.

Наверно, это не всегда ей удавалось, как хотелось. Бывали скудные года, когда заведомо не пелось. Случались также времена сверхувлеченья «социалкой». И всё же лирика, она вновь оживала.

Каюсь, жалко, что редко я публиковал несатирические строки. И, дабы погасить упрёки, в одно издание собрал стихи, которые меня поддерживали и спасали, хотя под спудом пролежали вплоть до сегодняшнего дня.

Немало здесь и тех стихов, что в ранних сборниках встречались и редактуре подвергались (тогда без цензорских оков не обходилось ни в какую!). Теперь же я одним рискую: восстановленьем старых слов и возвращением к истокам.

Коль кто-то ревизорским оком заметит правки, пусть простит. Я только в первозданный вид привёл покромсанные строфы – чтоб тень редакторской Голгофы не нависала.

Сборник свит и тем, пожалуй, интересен, что в нём почти не встретишь песен – не потому, что столь плохи́, однако певчие стихи приятней слушать, чем читать.

Поскольку ж книга, так сказать, есть отраженье биографии, рискнул включить я фотографии в неё и плюс кусочки прозы. Ведь творчества метаморфозы проистекают из реалий.

Хочу, чтоб вы чуть-чуть узнали не только автора, но тех, с кем довелось делить успех, исканья, радости и беды.

Ну вот, какие-то секреты я сразу приоткрыл для вас.

Терпенья вам!

И – в добрый час!

Признательный автор

Светлы студенческие лета…
Наивных девочек кумир,
Глазами юного поэта
Я жадно вглядывался в мир.
Эмоций жгучие излишки,
Тоска по звёздам, по весне…
И строчки-образы, как вспышки,
Рождались в мозга глубине…

ВЛИВАЯСЬ В ЗВЕЗДОПАД

Шестидесятые

* * *

Это я, весёлый!
Это я, беспечный!
Паренёк не квёлый,
Весельчак не вечный.

Это я, тоскливый…
Это я, печальный…
Не спортсмен красивый,
Не пижон нахальный.

Это я, романтик!
Это я, влюблённый!
Слабый математик,
К рифмованью склонный.

Это я, сатирик.
Это я, задира,
Что мишенью в тире
Весь открыт для мира –

Доброго и злого!
Грязного! святого!
А вокруг, похоже,
Не найти другого.

1962 г.

* * *

Дождь склоняет
               к безрадостным думам,
Листья поздние
                падают, падают…
Нынче холодно мне
                       и угрюмо,
Городские картинки
                       не радуют.

Тротуары,
            листвою покрытые,
За домами
            теряются где-то.
И прохожие
            топчут в открытую
Золотое
        наследие
                    лета.

И вот так же,
              как листья грустные,
Люди могут
              легко и небрежно,
Даже сами того
              не почувствовав,
В грязь втоптать
              что-то чистое, нежное.

Не губите же
             творчество осени!
Подавите
             слепую жестокость!
В жёлтых листьях,
             что тополем сброшены,
Красота
         и печальная строгость.

Наберите вы
              горсти шуршащие:
Завтра снег уже
              выпадет ранний.
Может быть,
              эти листья летящие –
Отраженье
              всех наших
                            мечтаний…

Ноябрь 1963 г.

* * *

Как-то днём со свечою бродил
Диоген средь дворцов и лачуг.
«Что ты ищешь?» – зевака спросил.
Он в ответ: «Человека ищу».

Вот и свечи уже не чадят –
Вольтов луч озаряет пути,
Но и с лампою в тысячу ватт
Нелегко Человека найти!

1964 г.

* * *

Когда по берегу Евфрата
Теснились варваров тела,

Когда могучий мозг Сократа
Звучал во все колокола,

Когда низвергнутый патриций
Глазел с копья на Колизей,

Тугие солнечные спицы
Мелькали в том же колесе.

И те же самые светила
На мир взирали свысока,

За легионами следило
Стальное войско Спартака,

Костры свободы догорали…
А Дух, намаявшись с тоски,
Вершил по замкнутой спирали
Всё те же ложные витки.

Июнь 1967 г.

* * *

Жене Бебинову, самому близкому и верному другу

Мы – спина к спине
                     у мачты,
Против тысячи –
                     вдвоём.

Старинная пиратская песня

Караваны-караваны,
Караваны каравелл...
В чёрных брызгах океана
Смуглый воин побелел.

Рвётся паруса рубаха,
Смерти близится причал!
Не стыдись слепого страха:
Он – начало всех начал.

Пусть, дрожа, зрачки повисли,
Но, по-прежнему жива,
Выпускает стрелы мыслей
Мозга злая тетива!

И упрямо сердце бьётся,
Думы мрачные гоня.
Каравелла не сдаётся,
Всеми реями звеня.

Так что не робей, дружище!
Против тысячи вдвоём,
Даже с трещиною в днище
Мы до берега дойдём.

Ничего, что парус – в клочья,
Что слепи́т морская соль.
Где-то ждёт нас – это точно! –
Синеглазая Ассоль…

Май 1966 г.

* * *

Воздух грозой наполнен,
Гром разрывает тишь,
Алые плети молний
Хлещут по шкурам крыш,

И, как глоток в пустыне,
Как возмужанья знак,
Нужен не собутыльник,
А настоящий враг.

Чтобы не знал пощады –
Зол,
    мускулист,
                умён.
Пусть не отводит взгляда
И не боится он:
Мы не ударим в спину,
А перед схваткой
                       с ним 
Выдержим поединок,
Данный
         себе самим.

И в молчаливой драке
Будем всегда честны.
…Плачут во тьме собаки:
Снятся им наши сны.
Стелется
           вой тяжёлый,
Но,
    предвестив восход,
Звёзд
       золотые
                 пчёлы
Дарят
      надежды
                мёд...

Январь 1967 г.

РЕБЯТАМ ИЗ НАШЕГО КРУГА

Сердце верует в святыни!
Кровь грызёт скалу виска!
Может быть, рука остынет,
Но – не выронит клинка!

…Не затем живём, ребята,
Не затем мы так спешим,
Чтоб укрыться трусовато
В башне собственной души,

Чтобы тешиться эстетством,
Нос от жизни воротить
И в угаре самоедства
Дни и ночи проводить.

Было время чёрных казней,
Было время алых рек…
Но тоскливей и напрасней
Нет и не было вовек.

Словно в пьяном хороводе
Честь якшается со Злом.
Словно всё, что происходит, –
Это проба на излом.

И теперь совсем некстати
Уходить в монастыри,
И смешно – себя растратить
На припадки истерий.

Сердце верует в святыни!
Кровь грызёт скалу виска!
Может быть, рука остынет,
Но – не выронит клинка!

Январь 1967 г.

* * *

Эркину Исмаилову, другу-однокурснику и отважному боксёру

Так – умрём,
              ничего не успев, 
Так – уйдём,
              ничего не докончив,
Если станем
              удушливой ночью
Покаянья
              читать нараспев,

Если с мудростью старой совы
Променяем крутые ступени
На округлую нежность коленей,
Чтоб уткнуться лицом – и завыть!

Нам нельзя!
Задуши этот стон!
Не спасёт нас
               слезливая исповедь,
Ибо рог
         завывает неистово
И охотничий
         вызрел сезон,

Ибо в схватке горячечных рук,
В суете сумасшедшего скерцо
Наш клинок обнажённого сердца
Описал уже свой полукруг!

И теперь – только ринг,
                             только – в бой!
Бить с размаху,
              спокойно и молча,
Не позволив,
              чтоб всякая сволочь, 
Как могла,
              помыкала тобой.

Ноябрь 1966 г.

НЕ ПРАЗДНИЧНЫЕ СТРОКИ

Сыпанув
          заряд свинцовых слов
Прямо в неба
              мёрзлое желе,
Ухожу
      в разрывы облаков,
Оставляю
          праздник на земле.

О, поверьте,
              это без обид.
Я гляжу с тоскою
                  на лету,
Как шагает
              серый монолит,
Транспаранты
              вскинув в высоту.

Я, наверно,
             тоже был бы рад
Поорать,
           ногами топоча,
Но, под палкой
                 выйдя на парад,
Не захлёстнут
                 шквалом кумача.

Потому
        и надо мне уйти,
Не впадая
           в общий перепляс.
В тесном за́мке
           замкнутой груди
Плачет Совесть –
           горестный паяц.

7 ноября 1966 г.

* * *

Гере Правоторову, неисправимому альтруисту

Разум зоркости лишая,
Прокурив седьмую ночь,
На рассвете мы решаем
Чем-то ближнему помочь.

Но вокруг – кипит работа,
Шум знамён да гром побед!
Есть счастливцы, идиоты –
Только мучеников нет.

И тогда в наплыве нежном
Добротворческих идей
Мы выискиваем спешно
Неприкаянных людей,

Привечаем их и лечим,
Бережём – в обмен на лесть,
От которой наши плечи
Шире кажутся, чем есть.

И, уверовав на время
В романтический почин,
К своему –
           чужое бремя
Добавляем
           и влачим
По чернеющим ухабам,
По развилинам дорог…

Помогают
           только 
                   слабым. 
Кто бы
        сильному 
                   помог?!

Январь 1967 г.

* * *

Виктору Фроленко, непутёвому и славному спутнику юности моей

С чего в глазах твоих тревога?
А ну, вруби весенний свист!
Уж если мы – творенья Бога,
То Бог – редчайший юморист!

Он тонкий розыгрыш придумал,
Трудясь в надзвёздной вышине,
И воплотил свой светлый юмор
В тебе, приятель, и во мне.

Гуляй же вольно по планете!
Поверь, что век не так уж плох! –
В любой из тысячи трагедий
Найдёшь комический подвох.

Ценой потерь
                и развенчаний 
Когда-нибудь познаешь ты,
Что в мире нет людей
                          печальней, 
Чем остроумные шуты.

Им подыхать на тюфяке,
Когда скрипит пустая рама…

Какая липовая драма
Сосредоточена в смешке!

И сгустком крови
                   хриплый стон 
В аорте бьётся
                   и клокочет...

Пусть Хомо Сапиенс хохочет.
Да полно! – сапиенс ли он,
Сменивший грубую дубину
На мощь чудовищных ракет?
Влача к ночному магазину
Свой жизнерадостный скелет,
Возьмёшь бутылку «Саперави»,
Закусишь плавленым сырком
И, как бы ум твой ни лукавил,
Особый юмор видишь в том,
Что ты всего лишь
Был – и не был…

А звёзды, вечно далеки,
Ползут по бархатному небу,
Косматые, как пауки…

Март 1968 г.

* * *

Высоко в Гималаях лежит крошечное древнее княжество Мустанг. В течение сотен лет оно оставалось отрезанным от цивилизованного мира. Только в середине XX века к нему были проложены две горные тропы. Но не каждому европейцу дано подняться по ним.

Тишь такая,
              словно ангел 
Приложил ладонь к устам…

В горном княжестве Мустанге
Философия проста.

Там, на склонах Гималаев,
Где рождаются снега,
Только шаг один до рая
И до ада – полшагá.

Но и здесь гнездятся люди,
Отыскав себе приют;
Женщин бронзовые груди
Сок бессмертия дают;

Пламя ласковое пляшет 
В очагах, развеселясь.
Из большой чеканной чаши
Пьёт вино верховный Князь.

Он, счастливец, знать не знает,
Что Земле грозит пожар,
Что она – не гладь сквозная,
А во мгле летящий шар;
Что буддийские монахи
Не удержат мир от битв,
Отгоняя злые страхи
Вознесением молитв.

А вокруг ложатся годы –
Вне смятений и беды…
Долбят каменные своды
Капли медленной воды…
Молчаливо, неустанно
Ищет крошечный народ
В сонном мареве тумана
С высоты упавший плод…

И как будто бы случайно,
Через некий Третий Глаз,
Расколдовывает тайны,
Недоступные для нас.

Ну а мы, в бесцельном гоне,
Всё никак не разрешим:
Что за зверь хрипит и стонет
В жарком логове Души?

Март 1967 г.

БЕССОННИЦА

Небо – не стихия человека.
Стихия его – Земля.

Карл Барт

Пружина жалобно пропела,
Тяжёлый сдвинулся засов,
Метнулась судорога стрелок
По кругу башенных часов,
Сцепились бронзовые зубья,
Колёса,
        шестерни,
                   шары…
И полночь,
        полная безумья,
Внезапно
        вышла
               из игры.

А ночь, не ведая потери,
Всё так же медленно текла.
Она нашла высокий терем
И звёзды пыльные зажгла.

И небо (хоть зазанавесьте!),
Обворожительно кружа,
Звало на прииски созвездий
Неискушённых горожан.

Но я не склонен поклоняться
Могуществу астральных сил,
Я не желаю оставаться
В плену магических светил
И, помня заповедь скитальцев,
Из млечной выбравшись пыли,
Сквозь мглу протягиваю пальцы
К запястью дремлющей Земли.

Мне слышен пульс её вагонов,
Скрипящий жалобно маяк,
Стрельба на дальних полигонах,
И лай взъерошенных собак,
И шелест журавлиной стаи,
И треск кузнечика, когда
Он томагавком вылетает
Из-за мохнатого куста.

Здесь всё моё: и грусть, и радость,
И человеческая речь.
И вовсе большего не надо –
Лишь эту Землю б уберечь
С её теплом,
              дождями,
                        снегом,
Лугами, полными росы…

И я спешу,
            оставив небо.
А там – качаются Весы,
Смеётся розовая Вега
И кони яростно хрипят:
Большой Медведицы телега
По тракту катится скрипя.

Тряся космическую сферу,
Корёжа звёздчатый узор,
Она везёт на казнь Венеру!
Луны оранжевый топор
Уже завис наизготове,
Зловещим отблеском горя,
И жаждет неповинной крови,
Пока не занялась заря…

Но – утро зябкое мелькает,
И солнце, бросив первый луч,
Горячим глазом вытекает
Из грозовой орбиты туч,
Прервав моих видений нить.

Пора бы голову склонить
На распростёртую тетрадь,
Да не даёт спокойно спать
Фантазий радужная рать…

Май 1967 г.

* * *

Памяти Гарсиа Лорки и Виктора Хары

То светясь, а то робея,
В мире бродит Красота…
Бьётся пламя Прометея
В красках старого холста…
Грусть шопеновской баллады… –
И как будто наяву
Плачут рыцарские латы,
Застывает меч булатный,
А стрела летит обратно,
Разрывая тетиву…

Я глаза поднять не смею.
Я в священной немоте,
Как язычник, столбенею,
Поклоняясь Красоте.

Но не верю в миф старинный,
Где божественный Орфей
Усмиряет рык звериный
Дивной музыкой своей.

Слишком много было крови!
Слишком тяжко выл металл!
Над разбитым изголовьем
Репродуктор грохотал,

В темноте толпились стоны,
А по мрамору богинь,
По расстрелянным мадоннам
Громыхали сапоги!

И казалось: на планете
После псов и лагерей
Будут жить седые дети,
Старцев опытных мудрей, –

Так дымила неустанно,
Безголоса и груба,
Рядом с трубами органа
Крематория труба...
Говорят, что время – лечит.
(Мир не любит сказок злых.)
Но уже грозят нам печи
Почудовищней былых…

Зверь жесток.
В легенде старой
Нет счастливого конца.

…Лапой выбита гитара
Из печальных рук певца.

1967 г.

* * *

Шёл двадцатый год после Большой войны. Марс представлял собой огромный могильник. А Земля? Что с ней?

Рэй Бредбери. «Марсианские хроники»

Говорите шёпотом! –
                      прошу…
Белый город –
                словно усыпальница.
Ни души на улицах –
                лишь шут,
Уцелевший чудом
                старый пьяница.
Он зелёным светом
                       осиян,
Он бормочет
              песенку унылую…
Ветер носит
              пепел марсиан.
А Земля?
         Что с ней?
Сожгут?! Помилуют?!

Ноябрь 1968 г.

* * *

Разве что в детстве
                    я был независим,
Рабски не гнул
                    худощавую спину:
То улетал
            в голубиные выси,
То, налегке,
            возвращался в долину.

И ухмыляясь
            печально, незримо,
И по ночным городам
            пробегая,
Был я мечтателем,
            был пилигримом,
Гордым индейцем
            из племени майя;

Хмурым быком
            вылетал на арену,
С морды
            кровавые слизывал слёзы,
И познавал
            одиночества цену,
И задавал
            вековые вопросы…

Копья, насмешки… –
            пора бы спасаться!
Гнев и обида
            смешались в бессилье:
Сколько же раз
            понапрасну бросаться,
Чтоб получать
            от глупцов бандерильи?!

Танцы с мулетой –
            смешная манера!
Можно ли ими
            быка одурачить?
Рано ликуешь,
            красавчик-тореро,
Скоро твой плащ
            заалеет иначе…

Рог проникает
            легко и беззлобно –
Вглубь, в пустоту…
            жаркой кровью дымится…

Всё в нашем мире
            предельно условно:
Гаснет звезда,
            не успев удивиться,
В прах рассыпаются
            гордые скалы
(Не говоря
            об иллюзиях нежных),
Молния
            самого злого накала
Вмиг расщепляет
            деревья надежды.

И в нескончаемом ха́осе этом
Люди безумствуют –
            странный народец!
Время – как хлопья холодного света,
Молча летящие
            в чёрный колодец…

1969 г.

* * *

Той ночью
            вылунило кроны,
Прожилки улиц и дорог.

Мёл снег,
            породистый, ядрёный,
Что году прошлому итог
Подвёл,
            навеки погребая.
Лучам небесным уступая,
Не затевая мельтешни,
Померкли прочие огни.

Привычное
            вдруг стало странным.
И стен слепящие экраны
До предрассветного тумана
Сводили зрителей с ума!

В театре грёз,
            в театре теней
Шло лучшее из представлений,
Редчайшее из представлений,
Что дарит городу Зима!

1968 г.

* * *

Сквозь окно автобуса –
            город фиолетовый…
Звёзды тянут щупальца
            к пыльному стеклу.
Фонари проносятся
            жёлтыми кометами,
И Земля вращается
            в ожерелье лун…

Скажете – фантазия
            на башку нетрезвую?
Бред?
            Галлюцинации?
                                   Безыдейный вздор?
…Над уснувшей Азией
            я бегу по лезвию,
Ледяному лезвию
            серебристых гор,

Под дождем сияющим
            запрокинув голову,
Благосклонен к вымыслу
            и к иным грехам…
Жаль, что у меня ещё
            арфы нет Эоловой, –
Подобрал бы светлую
            музыку к стихам.

1967 г.

НАШ ТОПОЛЬ

Сестре Наире

Наш тополь стал ещё добрей…
Он слишком часто удивлялся
И, как мальчишка, растерялся
В горящей чаще фонарей.

Его околдовала Осень,
Его постигло безголосье
В тот самый час,
В тот самый вечер,
Когда (тоски не утаить!)
Он был почти очеловечен
И порывался говорить!
Да не с кем было говорить…

Весь город спал.
В плену покоя,
Не чуя за собой вины,
Припал асфальтовой щекою
К сырой подушке тишины
И видел сны…
Святые сны.

У ног его молчали горы,
Не в силах тополю помочь.
Они близки, когда на город,
Как занавес, сползает ночь.
Их лик отшельнически строг
В морщинах каменно-суровых.
Уста – не выдадут ни слова,
Держа молчания зарок.
И вековая седина
С бессонницей обручена.

А дальше – высь, черным черна!
Прощальной птицей тишина
Вершит тугие полукрýги,
Крылом прохладным и упругим
Касаясь снежного плеча…

Там забывается печаль,
Там ночью звезды цепенеют,
Высокий воздух пламенеет
Над дымной юртой кочевой…

И старый пёс сторожевой,
Заметив пьяную луну,
Тревожно шевелит бровями…

Наш тополь строгими ветвями
Стремглав уходит в вышину…

1968 г.

* * *

Благо – жить
            подходящим моментом,
И подруг заводить,
                       и друзей…

Слава Богу,
            не вождь я, не ментор,
Претендующий
                 на Мавзолей!

Догорю –
            так никто не заметит.
А исчезну –
            не станут искать.
Будет месяц,
            пронзительно светел,
Слушать
           сонную
                     песню
                            песка…

Будут звёзды,
            надежды,
                      удачи,
Будут судьбы,
            сложней виража,
Будут люди
            отстраивать дачи,
Умирать,
            торговаться,
                        рожать…

Принимая
            судьбы неизбежность,
Уходя навсегда –
            не в бега,
Что оставлю я им? –
            только нежность,
Ту, что сам
            среди них
                        постигал.

Ноябрь 1968 г.

(ВНИМАНИЕ! Выше приведена часть книги)

Скачать полностью раздел «Стихотерапия. 1960-е годы» в формате Word

Перейти к разделам:

Стихотерапия. 1970-е годы
Стихотерапия. 1980-е годы
Стихотерапия. 1990-е годы

© Зарифьян А.Г., 2002