Возлюби ближнего

Небольшой рассказ о священнике и его внутреннем душевном мире, а также о нравах современной паствы…

Отец Георгий, аккуратно подобрав рясу, рыбачил с берега. Небо на горизонте только готовилось окраситься малиновыми разводами, мальчишки, неподалёку, тоже ещё забрасывали удилища, а местная мелкая живность, предчувствуя занавес дня, уже пыталась открыть охоту. Отец Георгий хлопнул себя по открытой шее, поднес ладонь к лицу и с досадой вытер остатки комара о тонкие льняные брюки, по-прежнему не желая пачкать чёрную рясу.  

Он не любил своё новое место, хотя храм был отреставрирован отлично. Иконы и вся прочая деревянная мебель пахла новым временем, на полу – линолеум а ля паркет… Даже чадящий ладан и аромат пчелиного воска, казалось, не в состоянии были перебить неуловимый запах мебельного клея и опилочной «древесины».

В предыдущем храме сами стены словно были пропитаны молитвами, молодые прихожанки смотрели на него снизу вверх своими застенчивыми ресницами и нежно прикасались губами к протянутой ласково руке, глухие бабульки, не понижая голоса во время службы, одобрительно оценивали: «От какой хороший у нас батюшка, молодой, красивый, как хорошо читает!» По простоте своей пытались было навязать ему «каку-никаку матушку, шоб помогала», пришлось одну воскресную проповедь посвятить понятию целибата. Дело было не в карьеризме: в архиепископы не метил, как некоторые, давшие обет безбрачия. Жена погибла вместе с дочерью и «любовником». Любить больше никого не хотелось. Обида, разочарование, слёзы и пожелание гореть в аду неверной.

Затем вдруг следователь показал видео на мобильнике дочери, та играючи снимала происходящее в машине и за окном на видеокамеру…Выяснилось, что жена попросила его друга свозить их за сюрпризом для мужа, охотничьим ружьём, о котором долго грезил Егор… Как только было доказано, что обнаруженное в покорёженном автомобиле зачехлённое ружьё принадлежит по праву Егору, следователь вернул клятое имущество потерпевшему.

И снова обида, только уже на себя, проклятия в свой адрес, покаяние, помощь местному священнику, послушничество и, наконец, рукоположение.

Отцу Георгию приятно было утешать людей и помогать им словом. Не за место в раю старался – казалось, от чужого горя что-то на сердце оттаивает, и становится легче от благодарных глаз…

– Ва-алька!.. Домой!.. – донёсся приближающийся голос Натальи, матери курносого рыболова, и ближе, – ужо отец с работы приехат, всё твою обещанную уху ожидат.

Мальчишки-рыболовы засобирались. И впрямь завечерело. Наталья неодобрительно косясь на отца Георгия, словно бы и не священник был, даже, показалось, хмыкнула и, подхватив ведро сына, стала подталкивать загорелое чадо.

Отцу Георгию послышалось приглушённое бормотание:

– Сидит и ловит рыбу, богомолец… Давай, давай, шуруй, ужо вода, поди, закипат…

Отцу Георгию стало ещё грустнее: нет, не показалось… Он подождал, пока голоса утонут в тишине, и начал скручивать леску.

Вот уж воистину «каков поп, таков и приход». Район хоть и маленький, а в нём две церквушки. Расстояние между ними километров в пять, не больше. Народу мало, вот и воюет за каждого прихожанина приход, молитвой и проклятием, обещаниями вечной жизни да угрозами страшного суда.

Отец Георгий был растерян, когда на первой же исповеди одна из прихожанок – Ирина, сдобная бабёнка, которую даже во время службы мужики-прихожане нет-нет плотоядно обнимали взглядами, заявила на наложенную суровым новеньким священником епитимью не пить спиртное сорок дней и молиться хотя бы по два раза в день: «А отец Леонид просто отпускает грехи…» И не приходила больше на службы…

Со временем, пока отец Георгий разобрался что к чему, из постоянных прихожан осталась одна бабка Татьяна со своим артрозом, да блаженный Мурза, которому было всё равно, с кем и кому молиться, лишь бы важно челом об линолеум бить… Даже отпевать звали только если уж совсем развезет непогода в непролазную грязь дороги и поля.

Отец Георгий попробовал было наведаться в соседний храм к коллеге-настоятелю, местной знаменитости, блюдущему Слово не один десяток лет, имевшего публикации как в местных новостных газетках, так и «Слове РПЦ». Пошёл в мирском одеянии, как прихожанин. Его обласкали и причастили, отпустив грех гордыни. Поговорить с отцом Леонидом тет-а-тет не удалось: после службы был заказан молебен, крещение, да вызвали на освящение новопостроенного дома. Когда отец Георгий приехал в следующий раз, как положено, в рясе и с крупным крестом на плоской груди, встретили не так приветливо, сухо пообещав передать просьбу батюшке, который уехал на поминки.

На той же неделе подвыпивший дядька Афанасий услужливо сообщил Георгию, что, ыть, не спроста был пожар-то в прошлый раз. Угорел отец Иван, предшественник отца Георгия, замкнула ночью какая-то хрень в сарае, и задымилась пристройка-то. И посоветовал Афанасий не отбивать паству у отца Леонида.

Георгий недоумевал: какое же соперничество может быть между служителями Божьего Слова? Как можно разделять паству на «своих» и чужих? Закон-то для всех одинаково прописан: как службу вести, как грехи отпускать. Крепко поразмыслив, отец Георгий написал несколько писем в епархию с прошением о переводе, но получал один и тот же ответ: «Пока свободных вакансий нет»

В ту ночь было душно, как никогда. Месяц только готовился обновляться, так что вёдро можно было ждать не раньше следующей недели. Егор поднялся, накинул на голое тело рясу и, в потёмках, шаря по стене ладонью, пошёл во двор. Собака не лаяла – сдох пёс позавчера, подавился, видно, чем.

В темноте кто-то возился. Судя по голосам, было двое. Один, вперемешку с трёхбуквенными матами, тихонько приговаривал, расплескивая нечто, другой – подгоготывал и осторожно светил нешироким лучом вокруг дровяника.

– Эй! – отец Георгий негромко окликнул суетящихся, – в чём дело?.. Буду стрелять, предупреждаю, христиане... – сказал уверенно, хотя ружье мирно покоилось в сейфе спальни.

Возня прекратилась на мгновение, потом послышался грохот оброненной канистры, за ним – поспешный хруст кустов чёрной смородины, что росли рядом с храмом, – и топот удалился в другой конец села, разбудив собак.

Егор зажег свет и обошел владения: так и есть – стены нового дровяника и сами поленья политы соляркой, в углу двора валяется канистра и треснувший синий китайский фонарик…

Настоятель вернулся в дом, с час задумчиво пил с кислым смородиновым вареньем крепкий чай. Потом засобирался, повестил аккуратно одежду на стул, натянул джинсы и футболку. Сложил вещи в походный рюкзак, достал из сейфа ружье, так ни разу и не выстрелившее за два года. Оглядел домик, положил в рюкзак подаренный архиепископом молитвослов в посеребренной резной обложке, взял коробок спичек с плиты и вышел во двор. По-прежнему было тихо, только где-то брехали дурные собаки.

Егор, не прикасаясь руками, отшвырнул ногой канистру и фонарик подальше в кусты у ворот. Чиркнул спичкой и поднес пламя к маслянистым сухим поленьям. Огонь занялся быстро.

У дороги Егор перекрестился на желтые отблески, поправил на плече лямку чехла с ощутимой ношей и больше не оборачивался. Через несколько часов он будет у своего знакомого, работающего сторожем на стройке. Он обязательно подтвердит, в случае чего, что Егор ночевал у него и даже покажет несколько распитых бутылок. Не каждый же день собираются отдать задаром ружье… просто так… из одного человеколюбия. По пьяни, правда…

© Михас Никольский, 2012