Speculum memoriam (Зеркало воспоминаний)

Рассказ о людях – в данном случае о солдате, воюющем в Чужом Мире за то, что он может потерять, и о том, что Война приносит в другие человеческие Миры… Что забирает, чем награждает, что заставляет понять…

Глава 1

— Холодновато что-то сегодня… — сидящий напротив товарищ одобрительно кивнул. Хотя я знал, что это не так и что он даже меня не услышал. Его разум заполняли собственные мысли о жизни, по которой он тоскует.

Но мне действительно было холодно; где-то в душе дрейфовал огромный айсберг, крушащий стены моей души. Я откинулся на кровать, взглянул на ясное небо, усыпанное звездной пылью. Они казались такими маленькими, такими далекими и незначительными. Я тяжело вздохнул.

— Эх… — протянул товарищ, затянувшись сигаретой. «Как мне все надоело! Поначалу – горы, красота, свежий воздух и покой, а вскоре лишь боль и неопределенность!» — подумал я, оглядывая небесные просторы. И я не думал, что мы задержимся в этой стране надолго, я даже не предполагал, что многое пропущу. Я словно очнувшись, пошарил по карманам, бережно достал скомканный клочок похожий на бумагу. «Через что она только не прошла: пятидесяти градусная жара, ледяные горные воды…» Я расправил ее и взглянул на потертое изображение. Не прошло и секунды, как в меня ворвались нестерпимая грусть и тоска. «Она такая маленькая, милая и уже разговаривает. Малика – я пропустил ее второй день рождение, пропустил первые слова сказанные ею. Боже, как я ее люблю. Но не могу даже услышать ее голос, не могу обнять, поцеловать ее маленькие ручки или ножки! Не могу услышать ее возгласы, вскрики или плачь, не могу также увидеть, как улыбается моя любимая. Здесь, она счастливая, как юная девочка, какой, я ее увидел в первый раз. Ее темные волосы, быстрая походка и ее улыбка, которая всегда согревала мой Мир – все это навеки осталось в моей памяти. А наш первый поцелуй, первые прикосновения, сотрясли привычное состояние жизни, сотрясли душу и впустили совсем незнакомые и необъяснимые чувства. Черт подери, почему я так мало говорил, что люблю Ее?! Как же мне их не хватает, как же я устал торчать здесь, а не быть вместе со своей семьей — любить и защищать Их! Несправедливо!» — последнее слово я выкрикнул вслух. Мой товарищ вздрогнул, схватил кобуру пистолета:

— Боже ты мой, Дамир! Ну не пугай так!

— Прости Бакай, сорвался, — я стиснул зубы, сдерживая боль в голосе, затем сложил фотографию и убрал в карман ближе к сердцу; хоть так я мог ее чувствовать.

Товарищ, что сидел напротив, вновь вернулся к своим мыслям, достал часы на цепочке, те которые на одной стороне часы, на второй изображение или фотография. Бакай долго не открывал их, крутя, гладя и щупая позолоченный холодный металл. Я наблюдал за ним, казалось для него этот предмет, был самым трепетным и важным в его жизни. Бакай жадно втянул воздух, словно был готов нырнуть в океан своих воспоминаний и открыл часы…

Его угрюмое лицо, которое я привык видеть, к удивлению заиграло радостью и удовлетворением. Глаза засияли, а руки задрожали. Его взгляд действительно перенесся куда-то в просторы прошлого и всего несколько секунд, его лицо вновь стало обычным. Только теперь Бакая одолевала до боли знакомая грусть и вполне схожая боль. Бакай прижал чье-то изображение к губам, закрыв глаза. На секунду я заметил нежность, трепет и любовь. Кажется, это была его жена или возлюбленная. Но казалось, что, скорее всего жена, с которой он прожил достаточно времени, чтобы его глаза отразили столько воспоминаний и в то же время переживаний, радости и счастья.

— Дамир, сигарету? – он вдруг очнулся, достав пару сигарет.

— Нет, рахмат. Эта высота меня убьет скоро, — ответил я, искушаясь соблазном затянуться и расслабиться. Махнув рукой, я прошел к своей палатке, взглянул на все свои вещи. Их было мало и ни одна из них, не напоминала мне о моей жизни, будто приехав сюда, я вошел совсем в иной мир, где прошлое осталось за высокими дверями…

Обычная одежда, камуфляжка, набитый военный рюкзак и автомат Калашникова. Я прикоснулся к нему, а холод, озлобленность и отвращение коснулись моей души. Мне стало не по себе. Переведя дыхание, я лег на раскладушку, пытаясь просто поспать. Здесь сон уже давно не приносит никакого удовлетворения или бодрости. Мне просто нужно поспать, чтобы прочие мысли покинули мое Святилище…

Глава 2

Позавтракав банкой консервы и чем-то вроде чая, я заступил на пост, сменив молодого солдата. Тот был измучен, опустошен и подавлен и вот-вот будет подавлен. Я проводил это безжизненное тело взглядом, поправил автомат на плече и сел возле мешков с песком, служащие баррикадой. Передо мной открывался потрясающий вид. Острые горы с заснеженными вершинами, где-то у их подножия сосновые леса, а внизу простиралась серая долина. «Да, когда-то я восхищался этой картиной. Но сейчас я питаю к ней пугливое отвращение. Ведь где-то там в этих просторах возвышаются чужие города, цветет чужая культура и язык, где-то там, в долине или в горах прячутся наши враги. Все это нам чужое…

Я вздохнул, опустил автомат, оглянул наш пост. Всего около дюжины солдат: уставшие, ослабленные, подавленные, даже не видавшие настоящего боя. Впрочем, как и Я. Однако, нам хотелось этого, но в то же время, мы боялись, что можем больше никогда не вернуться в свои Города, не увидеть ничего кроме Тьмы.

— Дамир, пошли за водой! – кто-то меня окликнул.

— Отставить! Не моя очередь! Я вчера ходил. Да и ходят слухи, что в нашей долине стрелок поселился, — отрезал я, подозрительно оглядывая местность.

— Да брось ты, внизу лес и неподалеку речка. Что тут до нее ходить то? Уже несколько месяцев этот слух бродит. Ничего же все живы. Кажется эта дезинфа.

— Не знаю,… не знаю, — ответил я, пожав плечами.

— Черт с тобой! Абдылдаев!

— Да товарищ-лейтенант!

— Ты с нами за водой!

— Так точно, — я с волнением бросил взгляд на троих солдат и заметил совсем еще юный задор и волнение одного из них. «Пареньку всего семнадцать или восемнадцать. Эх, бедняга…» — вздохнул я. Взяв бинокль, я оглядел долину, горы, пытаясь найти хоть малейшее присутствие врага, любой отблеск, любое движение. Все было спокойно и тихо.

Товарищи уже скрылись из виду, а я вновь погрузился в свой Мир. Перед глазами моя жизнь пронеслась выцветшими фотографиями за считанные секунды. Любовь, радость, слезы, боль, восхищение и трепет вспыхнули бурлящим пламенем во мне. Все казалось столь ясным и реальным, что в любой момент, я мог очутиться снова в уютной квартире с любимой женой и дочерью, просто закрыв и открыв глаза. Я представил другие фотографии, которые я так не берег, когда только сюда приехал. Я не думал, что моя служба затянется надолго, не думал, что так невыносимо буду скучать. Но я все еще помню их изображения. На одной, моя любимая в легком весеннем платье, с распущенными волнистыми волосами, на другой она печально сидит у стены, а ее глаза полны слез. Я сразу же вспомнил ее слезы, когда я делал ей больно, когда она делала мне, а потом просила прощение, я помню все это, словно каждая секунда запечатлена фотографиями в моей голове. Но вместо их перелистывания, я оторвался от воспоминаний от звука, словно кто-то щелкнул пальцем рядом с ухом. Я моментально вернулся в реальность. Огляделся и что-то, было не так. Затем еще раз, теперь уже четче я услышал отдаленный хлопок.

— Что это было?!

— Минометы?!

— Это стрелок! В укрытие! – крикнул молодой парень, схвативший снайперскую винтовку. Все как один упали на землю, рассыпались за укрытия. Я лишь успел дотянуться до каски и прильнуть к мешкам с песком, как раздался третий выстрел.

— Он стреляет по нашим! Антонов вычисли его и снеси ему башку!

— Есть товарищ-лейтенант! – послышался еще один выстрел.

— Дамир! Найди пацанов, верни их назад! Хоть кого-нибудь! Шевелись, б****, шевелись, живее! – рассвирепел лейтенант. Мое сердце забилось, как никогда быстро. Я и позабыл, что пару секунд у меня существовал другой мир, кроме этого, где ты в любой момент можешь расстаться с жизнью.

Я несся по склону вниз, слыша гул моего сердца, готовое разорваться внутри от страха и волнения. Я знал, где мы берем воду, знал, что там довольно открытая местность для стрелка, поэтому я бежал, как можно ниже наклонив голову и прячась за деревьями. Мои руки дрожали, ноги и подавно меня не слушались. Автомат в руках ни капельки не вселял уверенности или защищенности, он просто служил бесполезным куском груза. Одна лишь надежда на Антонова и то, что я хоть кого-то застану в живых…

Страх был моим самым злейшим врагом, нарушал контроль каждого движения. Но я чувствовал, что кто-то рыщет в поисках следующей цели; его дыхание спокойное, сердце бьется ровно, палец готов в любой момент спустить курок…

Я добрался до места, где смог найти следы крови. На секунду показалось, что они все мертвы, но я едва заметил чье-то движение. Это был:

— Абдылдаев! – вскрикнул я, прильнув к толстенному дереву.

— Дамир?! Снайпер на три часа, в горах! Осторожнее, черт возьми!

— Где остальные?!

Лишь молчание раздалось мне в ответ. Они не спаслись. Меня охватил ужас и мерзкий холод. Я не мог осознать, что двух ребят, которых я знал, просто не стало. Их больше не существует, ведь кто-то всего лишь одним нажатием разрушил их Миры, стер их из Настоящего.

Меня привел в чувства звонкий треск и свист пули. Еще бы чуть-чуть и она прошила меня насквозь в меня.

— Абдылдаев! Я тебя вытащу! Как ты?

— Да, этот скотина прострелил мне ногу! Только не делай глупостей! Он пасет тебя и меня! Он этого только и хочет! Даже не высовывайся!

— Он меня не достанет! Я успею…

— Не геройствую, твою мать! Не геройствую! – закричал сквозь боль товарищ. Во мне бушевало страх, злость и презрение к себе самому, что не могу пересилить страх и помогу товарищу. Я будто застыл на месте, слился с этим деревом и не мог ничего предпринять! Ничего!

— Б****! Я должен это сделать! Должен! Антонов снимет его быстрее! А если нет… то хотя бы, он его найдет! – я взревел, уничтожая свой страх испепеляющей яростью.

— Нет! Не вздумай! – но его слова я с трудом расслышал. В ушах гремели поезда и я внезапно рванул к товарищу…

Послышался отдаленный хлопок. Я почувствовал обжигающее коснулось ноги, а затем другой хлопок, более громче, более знакомый. Я схватил Абдылдаева и потащил на себе…

Глава 3

«Привет дорогая! Я даже не знаю с чего начать. Сердце разрывается от боли, и я чувствую себя отвратительно. Я не могу представить, но если ты читаешь это письмо, значит… я пал в бою. Господи! Прости меня, любимая! Я просто не смог, родная, прости, не смог! Даже сейчас… я не могу справиться с болью, которая меня сейчас убивает. От одной мысли, что я не вернусь, я схожу с ума. Черт подери, я плачу, как ребенок…

Прости, любимая, что разрушил наши мечты и планы, умоляю, прости, что подвел тебя. Прости, что испытываешь невыносимую боль, муки и плачешь, не зная как утереть слезы, как осознать, что меня больше нет, как найти способ теперь жить без меня. Знаю и умоляю меня простить!

Прости и за то, что я не стал отцом наших детей, не стал тебе мужем, обещавшим быть с тобой в радости и в горе, в болезни и во здравии, прости…

Люблю тебя на веки! Твой восемнадцатилетний мечтатель!» — я свернул письмо, кое-где пропитанное кровью, с трудом сглотнул горечи и втянул горный воздух, чтобы прийти в себя. Я поглядывал на кровь на бумаге, меня мутило. Это была чья-то кровь, боже! Я также почувствовал любовь, боль и невыносимую вину наполняющие каждое слово в письме. Мне стало чертовски не по себе, понимая, что этот юнец даже не повидал жизнь, не вернется к своей возлюбленной, не увидит радостные слезы своих родителей и не обнимет их больше…

Я ненавидел эту страну, ненавидел эту войну забирающая людей, которых я знал в мгновение ока. Я порой не мог поверить, что вот так легко человек может исчезнуть с этого мира, оставив ничего после себя; лишь кости да прах. Я порой боюсь не смерти, а то, что покинув этот мир, я не оставлю и следа. Абсолютно ничего, ведь кому-какое дело до тлеющих костей где-то под землей. И еще я боюсь, боли и горя близких людей, ведь они не заслужили столь невыносимой утраты и мучений. «Я не должен сдаваться, не должен рисковать. Я должен сохранить свою жизнь для дочери, для жены, для родителей!» — с этими мыслями, я стиснул зубы от злости, пощупал карман на груди. Что-то все еще мирно покоилось под моим сердцем и это, меня успокаивало…

Так тянулись дни, недели нашего коллективного одиночества. Я делал все, чтобы выжить, хотя пока ничего и не происходило. Да и здесь, каждый не мог найти себе места. Жара и спертый горный воздух нас угнетали. Кроме того, разведка приносила тревожные новости – на другой части Афганистана шли ожесточенные бои и скоро они могут перекинуться на наш плацдарм, став точкой Ада. Большинство наших солдат относилось к этому как к преувеличенному слуху. Никто не хотел в это верить, никто не хотел оставаться здесь ни дня больше…

***

— Черт подери! Теперь я должен возглавлять и разведывательный отряд, — произнес я, чуть ли ни вслух.

Мы плелись вдоль родникового ручья, напряженные и усталые, все еще помнящие, словно вчерашний день тех людей, что пали здесь. Это нас пугало. Мы даже не знали, что или кого мы ищем – это был просто приказ – прочесать местность.

— Товарищ сержант…

— Просто Дамир. Я сыт по горло формальностями и званиями. Здесь они ни к черту! – перебил его я.

— … Дамир, сколько мы еще должны искать? Здесь чисто и тихо, как у бабушки в деревне! – сказал Антонов.

— Эх… если бы у моей бабушки так было, — вмешался рядовой, чье имени я не к сожалению не помню.

— Не знаю, прочешем еще пару километров и вернемся. Будьте начеку, — сказал я, прислушиваясь к каждому звуку, осматривая каждый куст, дерево, каждый кусочек земли.

— Я так хочу поскорее…

— Тш-ш!.. — отрезал я, приказав всем остановиться. Нас было всего трое. Антонов резко скинул снайперскую винтовку.

— Здесь пахнет дымом…

— И? При такой жаре все возможно, — вмешался рядовой, а я, не слушая его, оглянул землю и увидел сложенные камни для костра и тлеющие еще угли.

— Духи! Ложись! – и не успел я вскрикнуть, как неоткуда не возьмись, выскочили талибаны и открыли огонь. Позади я услышал вскрик рядового, а Антонов успел снять двоих из них. Я не представлял, что я могу оказаться в первом бою столь быстро и внезапно, заставшим врасплох. Пули надо мной головой шипели как змеи. Я прижимался к земле и молился, чтобы первый бой не стал последним. Я поднял автомат и поспешно выпустил очередь. В ушах стоял звон, доносились крики Антонова, а я вдруг вспомнил о самом важном друге солдата – граната. И всего через несколько секунд, словно рокочущий рык нас оглушило взрывом. Земля и пыль посыпалась на нас, а я слегка привстал, чувствуя давление и боль в ушах. Никого не было видно, пыль только оседала. Но одно радовало — наступила мирная тишина. Я оглянулся, Антонов весь в грязи удивленно глядел на меня. Он был цел и невредим, позади него лежал рядовой, которого задело пулей. Он довольно улыбался, прижимая руку к ране на плече.

Я, не медля, двинулся в сторону талибов. Земля дымилась, а повсюду лежали обрывки одежды, башмаки и оружие. Неподалеку лежало несколько разорванных трупов, чуть дальше кто-то все еще шевелился. Я скинул автомат, осторожно подошел к нему. Без ноги и распоротой раной на животе от осколков талиб лежал на спине и пытался дотянуться до автомата. Я стоял прямо над ним и смотрел в его глаза. В них бушевал лишь гнев и ненависть. Ни боли, ни пощады, ни страха. Может поэтому я поднял автомат и без раздумий пустил пулю ему в лоб. Он окончательно замер. Его глаза застыли, лицо похолодело, а по земле растекалась густая темная кровь…

Все произошло так быстро, что я не успел осознать, что же все-таки произошло. Я даже не мог осознать, что пережил первый, настоящий бой и даже… убил человека. Я до сих пор помню его глаза, наполненные отвратительной ненавистью, до сих пор помню его застывшее лицо. Меня иногда мутит, а руки начинает трясти, такое чувство, что после этого боя, я ослабел, будто что-то треснуло во мне, что-то перестало существовать…

— Так держать Дамир! Рад, что вы вернулись целыми и невредимыми. А рядового мы быстро залатаем! Слышал, что вы уж точно кого-то встретили, выкладывай! – заревел басистым голосом лейтенант.

— Сержант! – я пришел в себя, оглянулся. Мы были уже в лагере.

— Да… мы встретили талибов, около пяти человек, разведчики. Они уничтожены.

— Поздравляю с выполнением поставленной задачи! Значит, все это подтверждается, черт плохо дела обстоят… — а дальше я уже ничего не слышал. Я направился к своей палатке, скинул автомат, сел на раскладушку и тяжело вздохнул. В следующую минуту, я уже не помнил, что произошло дальше…

Следующее утро, хоть немного внесло ясности и сил. Но перед глазами все еще не уходили картины вчерашнего дня. Я перевел дыхание, зажмурил глаза, затем оглянул наш лагерь. Что-то было уже не так. Небо, солнце, ветер и горы, да и люди – все было другим, будто все это подменили или подменили меня. В душе появилась пустота и ее, медленно заполняло отвращение, смешанное с глубокой виной. Я только сейчас стал понимать, что собственноручно и без колебаний отнял жизнь у человека, которого я не знал, у которого была своя жизнь, свой мир, где возможно была жена и дети, родители. И я всего за секунды беспощадно забрал его жизнь и разрушил весь его Мир и опустошил другие. В эту же секунду глубочайшая вина прокатилось по всему телу, заставив сжаться. Я рухнул на землю, вытянул ноги, расслабился и в какой-то момент, в голову пришла мысль, что если бы не я, то возможно он лишил бы Меня жизни или моих солдат, а этого я допустить не мог. Я осознавал, что Аллах, знает, что я был вынужден так поступить, и он все видит, и он всех рассудит – кто что заслужил. Выдохнув черноту из души, я достал фотографию. Я улыбнулся, увидев эти маленькие черные глазки, ножки и ручки и еще искреннюю, чистую улыбку. Также увидел улыбку любимая, ее взгляд, хотя что-то в нем уже было не так. Она смотрела на меня, словно осуждала, смотрела на меня, не понимая, со страхом. Не мог поверить в это, что она может осудить меня. Сейчас мне было трудно, даже вспомнить ее голос, ее настоящую. И постаравшись вспомнить весь мой Мир, вернуться в него, ухватиться за него, я закрыл глаза…

Глава 4

Оглушительный грохот пробудил меня, а за ним другой. Крики и шум. Я выскочил из палатки и понял, что оказался я в Аду. С неба сыпались снаряды, разрываясь вблизи от нашего лагеря. Солдаты в спешке, собирали оружия, занимали боевые позиции. В их лицах я увидел страх и панику.

— Дамир! – вскрикнул лейтенант, — займи позицию у пулемета! Быстрей! Быстрей!

Я ринулся к нему. Недалеко, шальной снаряд попал в одну из палаток. Меня откинуло ударной волной, накрыло землей и пылью. Не успев прийти в себя, я почувствовал, что кто-то меня схватил и оттащил к укрепленным мешкам с песком.

— Вы как?! Товарищ сержант! – я кивнул и отполз к пулемету, пытаясь прийти в чувства. Наверное, я в первый раз был оглушен и контужен. Все казалось, таким тихим, таким спокойным, отдаленным и чуждым, будто я лишь наблюдал за пылающим Адом. Солдаты укрывались от осколков, молясь, чтобы снаряды не разорвали их жизни. Я выглянул из-за мешков и, оглянув предгорную долину, заметил лишь движущие кляксы. Я даже толком не осознал, что происходит и в тот момент, когда в мой мир вновь ворвались крики и стоны раненых солдат, я понял – началась Война!

Единственный медик, бегал повсюду, рассыпая по пути лекарства и бинты, перетаскивая раненых в безопасное, по его мнению, место. Лейтенант все сотрясал криком горный воздух и затянутую тишину. Минометы прекратили свой смертоносный дождь, и мы смогли перевести дыхание. Кто-то облегченно и радостно вздыхал, но большинство из нас понимали, что это было лишь началом. Сейчас уже идут сотни воинов, вооруженных до зубов и тогда… я не знаю, что случится.

— Слушайте все! Все только начинается! Будьте готовы к настоящему бою и возможно, кто-то из вас не вернется домой, но мы выполним свой долг! – прокричал лейтенант, мужчина сорока лет, закаленный боями и сражениями со смертью лицом к лицу. Остальные вздрогнули, кого-то охватил липкий страх, кто-то крепче схватился за свой автомат. Я взглянул вновь на лейтенанта – он казался невозмутимым и готовым ко всему, чтобы ни случилось. Он, кажется, повидал достаточно, чтобы даже не дрогнуть при виде приближающихся талибов.

— Это не наш долг! Я не хочу здесь погибать! – кто-то не выдержал и вскрикнул, — я не свою родину защищаю, ни родных, ни друзей! А чужую страну, чужое государство! Это несправедливо!

— Дело не в справедливости! Дело в долге перед нашей родиной, ведь если мы не поможем здесь, они могут и прийти на наши земли! Да дело, черт подери, в гуманности и взаимопомощи! Мы не можем бросить эту страну! Не может просто уйти, не выполнив нашу миссию! Соберись! – проревел лейтенант, угрожающе надвигаясь на него. А я, осознав, смысл в словах напуганного рядового и истину в словах лейтенанта, зарядил пулемет, нацелился…

И когда первая пуля прошипела мимо меня, я нажал гашетку. Пулемет оглушительно зарычал, как разъяренный зверь, и я видел, как первые ряди воинов, замертво падают, словно тряпичные куклы от сверкающих пуль. Я пока ничего не чувствовал, я был словно в тире и все, что меня сейчас наполняло, это оглушительный звон в голове.

Антонов сносил головы, укладывал одного за другим. Я краем глаза замечал, как вылетают дымящиеся патроны из затвора его винтовки, когда я перезаряжал израсходованную пулеметную ленту. Пули свистели мимо, с глухим хлопком впивались в мешки с песком, бой становился все жестче и жестче. Где-то позади с предсмертным криком упал солдат. Я лишь поправил каску и вновь открыл огонь с пулемета, короткими очередями, чуть ли не рассекая бегущих по долине талибов. Они все настырнее и бесстрашнее подбирались к нашей горе.

— Держите их любой ценой! Не подпускайте их! – кричал лейтенант, отстреливаясь. Я если честно, начинал получать боевое удовлетворение, когда видел, как мои пули достигают врага и отнимают у него жизнь. Но не успел я об этом подумать, как я заметил, что-то летящее к нам.

— РПГ! РПГ! – кто-то прокричал, а я даже не шевельнулся. Все произошло так внезапно и молниеносно. Хотя я слышал, как кто-то кричи, как бегут под нами талибы, как в нас летит ракета, выпуская седой дым, и врезается в гору прямо под позицию пулемета, где я и сидел. В следующий момент, я слышу, как раздается взрыв и мешки с песком, и я вместе с ним разлетаемся в разные стороны. Небо, земля, песок и звон в ушах, а потом и твердая земля, и тупая боль сотрясает мое легкие, мою голову, оглушая меня…

Открыв глаза, я с трудом разбирал, что происходит. Все расплывалось, я практически не чувствовал своего тело. Молодые солдаты яростно отбивались, кто-то замертво падал, не успевая даже перезарядить автомат, кто-то забился за уцелевшими мешками, рыдая и крича.

— На изготовную! Ждите, ждите. Нет! Антонов вернись б**** назад! – прокричал лейтенант и это, я услышал последним, до того, как наступила тишина, и окутал мрак…

Эпилог

Боль, хаос и руины. Весь мой мир был разрушен, сокрушен и казался теперь лишь мечтой, а не реальностью. Все что от него осталось, это лишь клочок рваной фотографии. Я так хотел вернуть все на свои прежние места, остаться со своей семьей и избежать невыносимого одиночества в просторной комнате, пропитанной запахами лекарств и наполненная другими солдатами. Я не мог выйти отсюда, не мог взглянуть на яркое солнце, не мог почувствовать всем телом прохладный ветер. Мне казалось, что я просто перестал существовать, что я всего лишь некий организм, без прошлого, без будущего – лишь настоящее – безжизненное, холодное и полное мерзкого сожаления, а порой и ярости. Так проходило время, казавшееся мне вечностью и словно вместе с ним, исчезает и моя душа. Я безумно боялся забыть, кто я есть, забыть, что я имею… или имел. Я со временем замечал, что людей в комнате становилось меньше, кто-то выписывался, кто-то просто не справлялся и таких накрывали белой простыней и уносили прочь. Я даже боялся осознавать, что с ними про
исходило, боялся даже подумать об этом. Для меня – они просто засыпали. Ведь в глубине душе я все еще теплил маленький росток надежды, что возможно я смогу выбраться отсюда и возвратится в свой Мир. Я в это верил, всем сердцем, всем своим существом…

Но, к моему великому счастью, настал день, когда я покинул злосчастную, угнетающую комнату, оказался в просторном самолете, который являлся моим спасительным и мистическим существом способным меня вернуть обратно домой.

***

Я смотрел на остаток фотографии, которая держала меня все это время, которая хранила в моей душе самую важную частичку моей жизни — маленькие ножки, пухленькие щечки и черные глазки.

Я взглянул на веселую, маленькую девочку еще неумело бегающая по игровой площадке. Черные волосы кудряво подпрыгивали в такт ее движений, а когда она смеялась, то не могла удержать свои ручки от непроизвольных размахиваний. Я улыбнулся, на душе словно взорвалось невероятно горячими, наиприятнейшими ощущениями и в то же время такими облегчающими. Даже если прошло бы десятки лет, я все ровно узнал бы мою маленькую девочку – Малику. Однако, я понимал, что возможно она даже не подозревает, что у нее есть отец, что у нее есть я. Эти несколько лет, что я провел в чужой стране сделали свое дело – стерли меня из ее жизни. А я не имел возможности услышать ее, поговорить с ней, напомнить, что я все еще существую. Сердце сжалось от боли и холод, завладел остатками души. Я просто не знал, что делать.

Но стоило мне задуматься об этом, как неподалеку показалась миловидная женщина. Ее глаза были потухшими, а лицо выражающее минимум эмоций, но увидев свою дочь, она осветлилась, подошла к ней. В это же время, Я, испытал нечто невообразимое — она показалась такой родной, такой близкой, но в следующую секунду такой чужой. Я был в непреодолимом смятении и в отчаянии. Боялся того, что она меня не примет, что я ей вновь причиню боль, увидев меня таким. Даже я питал к себе отвращение и некое разочарование. Это трудно объяснить. Но когда она уловила мой взгляд, то ее лицо наполнилась такими эмоциями, которых я никогда не видел на ее лице. Боль, счастье, неверие, любовь, страх и глаза, наливающиеся слезами. А я сжал все свои силы в кулак, набрался храбрости, словно, как и в первый раз, когда я впервые с ней познакомился и крутанул колеса кресла, направившись к ней. Я, наконец, осознал, что вот он весь Мой Мир, и я вернулся… вернулся Живым…

© Азыков Руслан, 2012