Unus dies in silentium (Один день в тиши)

Рассказ-размышление о том, что же творится с обществом, о его Болезни Глаз, неспособности видеть свои поступки, и в результате – к чему мы приходим…

Музыка – это то, что наполняет меня — каждый день, каждое мгновение. Она никогда не затихает и никогда не бывает одинаковой. Временами бывает грустной, временами веселой, а зачастую теплой и сладостной. Сейчас многие из вас прислушались, кто-то из вас задумался, попытался понять… Но в моем мире, музыка это не только звуки мелодичных инструментов, а в основном то, что я вижу и чувствую.

Когда я одеваю наушники, включаю музыку и покидаю свой дом, я оказываюсь на безмолвных улицах серого и холодного города. В своем долгом пути, я начинаю разглядывать проходящих людей. Большинство кажутся выцветшей массой беспорядочно двигающейся по городу. Кто-то кажется мне безликим, тусклым существом, кто-то расплывчатым образом и только некоторые кажутся яркими, живыми людьми, не подчиняющиеся коллективному настрою и не стремящиеся удовлетворить лишь свои потребности. В такие моменты, когда я вижу на их лицах неподдельную радость, в моей душе звучит музыка – тонкая, бодрящая и радостная. Девушка невысокого роста проходит через дорогу и с трудом сдерживается от смеха, в глазах парня светится жизненный огонь, а маленький мальчик, застенчиво посматривает на проходящих девочек постарше – все это поднимает мне настроение, питает меня…

Когда же вижу родной, нежный взгляд, я выключаю музыку и оказываюсь рядом с Ней. В моей душе играет целая симфония. Все вокруг попросту перестает существовать. Музыка наших чувств создает место, где мы всегда сможем побыть одни и никто, нас не побеспокоит. Тонкие, чистые и нежные ноты эхом отдаются в душе, когда я беру ее руку, когда смотрю в ее прекрасные глаза. А в моменты, когда она улыбается, на сердце наступает крещендо – кульминация мелодий, которые возвышают меня, дают силы и безгранично радуют. Я так хочу, чтобы эта музыка никогда не прерывалась и сколько бы, я ей не услаждался, мне всегда будет мало. С Ней, я слышу многообразие мелодий и нот. Порой, когда я обнимаю ее, ложусь рядом, я слышу, ласковый плачь скрипки в сочетании звонкого пианино – приходит умиротворение и покой. Но как бы прекрасна не была музыка, мне нужно было возвращаться домой…

Но, к сожалению, наушники на этот раз молчали и мне, пришлось двинуться в путь без привычной музыки. Где-то в отголосках души я пытался как можно дольше продлить звучание любовной мелодии, сохранить Ее голос, смех и улыбки, превратив их в теплые ноты. К сожалению, с каждым шагом душевная мелодия угасала при посторонних звуках улиц. Я уже позабыл, что такое шум городской жизни, позабыл насколько, он может быть ужасен…

Я шел вдоль улицы, внимал машинному реву и сигналам, людскому говору и нескончаемому шуму шагов. Теперь мой мир наполняли лишь эти звуки, перебивая даже собственные мысли. Меня это раздражало. И когда я попытался разобраться, почему не могу вынести этого, то я стал замечать людей, которых я в принципе видел каждый день, но не видел того, какими они были. Впереди шел мужчина ближе к пожилому возрасту, один, сунув руки в карманы толстой куртки, укутанный серым, старым шарфом. На лице неухоженная борода, хмурые брови и грустная гримаса. Он шел бесцельно, глядя лишь себе под ноги, даже не обращая, что творится вокруг него. Я думаю, если бы в любой момент за ним бы пришла смерть, он был бы только рад. Когда мы миновали друг друга, в моей душе отдалась лишь эхом грустная, бессмысленная мелодия, затихла также быстро, как и появилась. Я не предал значения увиденному, ведь таких людей было полно и они сами были ответственны за то, чем живут. Я качнул головой, чтобы полностью выбросить этот образ и продолжил свой путь…

Опять похолодало. Свинцовые тучи лишь сгущались, но снега не было уже несколько дней, повсюду лишь грязь, серые от копоти и пыли снег и лед. Все было уныло и выцветшее, будто зима вытянула все цвета из этого мира, из людей проходящих мимо. Я вздрогнул от холодного порыва ветра, поправил капюшон и заметил впереди женщину и ее ребенка лет четырех или пяти. Он надрывисто плакал, а она чуть ли не тащила его над землей за руку, словно испорченную куклу. Мальчик болтался в воздухе, иногда доставая ножками до земли, пытался остановить ее. Когда он так делал, она еще сильнее от злости дергала его за руку. Когда мы приблизились друг к другу, я разглядел выражение ее лица. Озлобленное и пренебрежительное, словно это был не ребенок, а жалкий щенок, которого она так и хочет оставить на улице или пнуть, чтобы тот двигался быстрее. Женщину даже не волновало от чего, он рыдает, что она ему делает больно. В эту секунду в моей душе загремели барабаны, зазвучали яростные вопли труб, будто в моем мире началась война. Впервые я так злобно и ненавистно взглянул на женщину и впервые, мне захотелось ее ударить! Я просто не понимал, как она может так обращаться со своим ребенком, с тем, кого она носила в животе девять месяцев, с тем, кто, в конце концов, отплатит ей также. Это было больно видеть, а еще больнее принимать, что это не единичные случаи…

Яростная музыка стихала в моем мире, перебивая суетливый шум улиц, но перед глазами все еще не уходили слезы ребенка, безразличное лицо матери. Злость и презрение оскверняли мою душу, я не мог с этим ничего поделать. Подобные эмоции могли возобладать надо мной, когда дело касалось взаимоотношений родителей и детей. Я сжимал кулаки от несправедливости и иногда представлял свою жизнь, каким я буду отцом, как я воспитаю детей. В эту же секунду вспоминаю образ возлюбленной и понимаю, что вместе мы создадим теплую и любящую семью. От этих мыслей, хаос мелодий утихает во мне и я, продолжаю идти, уже пожалев о том, что не зарядил сотовый телефон…

Я так привык жить другой музыкой, другими эмоциями и чувствами, привык ощущать тепло и уют, понимание и поддержку, что совсем отвык от того, что еще наполняет этот мир, этих людей, что я вижу каждый день. Сейчас для меня, подобные картины кажутся дикими, невообразимыми и ужасными. Я испытываю боль и разочарование, понимая, что таких людей полно и самое обидное, что страдают от этого дети. Мне порой страшно, от того, что ничего не меняется, что люди с каждым годом становятся озлобленнее, что с каждым годом молодежь теряет свои моральные и в особенности культурные ценности. Мне страшно от одной мысли, что станет со страной, с нацией кыргызов через несколько, а то и десяток лет. Это пугает, видя, как люди ведут себя по отношению других, по отношению к младшим или старшим, по отношению даже своих детей. По мне, от подобного осознания, скребутся холодные мурашки. Я шел дальше и качал головой в негодовании, разразившемся в моей душе. Но то, что я увидел через дорогу, меня окончательно сломило…

Поначалу казалось, что молодой человек просто обнимает девушку, и они медленно идут вдоль дороги. Но чем ближе я равнялся с ними, то стал замечать, что парень вцепился в ее плечо и что-то объясняет. Я наблюдал за ними. Девушка сначала просто терпела, но затем не выдержала и попыталась вырваться. Он стремительно схватил ее за руку, что-то сказал, повысив голос. Она его не слушала, развернулась и попыталась со всей силой вырваться. В руках парня оказался лишь белый шарф, который он отбросил на грязную землю. Девушку это еще сильнее разозлило и она, подобрав его, ударила им по его лицу. И стоило мне перевести взгляд, как я услышал громкий шлепок. Я заметил лишь, как парень снова собирается занести руку…

В следующий момент девушка уже бежала через дорогу в мою сторону, вся в слезах. Бежала так быстро, будто за ней гналась сотня голодных волков. Я увидел на ее лице страх, пронизанный болью и обидой. Просигналила машина, завизжали тормоза. Она чуть не попала под машину, раздался разъяренный крик водителя. Она ничего не ведала, ничего не понимала. Все, что она хотела — убежать прочь, спастись от того, человека, которого она считала близким и родным. Плача, закрывая лицо руками, она остановила маршрутку и скрылась в ней. Все произошло неимоверно быстро и также стремительно жалобная, гремящая басами, звенящая тарелками и гулом контрабасов музыка ворвалась в меня…

По мне ползали отвратительные мурашки, сковывал холодный страх, а это все расплавлял гнев на парня, который посмел ударить девушку. Я с последних сил держал себя в руках, все еще наблюдая за парнем, который как ни в чем не бывало, шел дальше. Меня одолевала дикая ярость, возмущенность, как же это ничтожество смеет называться мужчиной. Ибо тот, кто поднимет руку на женщину, ибо тот, кто не сдержит свои эмоции, не проявит свое хладнокровие, и благоразумие не может называться мужчиной! Поскольку мужчина должен быть сильнее женщины, а эта сила дана ему, только для того, чтобы защищать женщину, любить и создавать для нее Мир, чтобы вести ее за собой, но не приносить ей боль и увечья! И меня лишь сдержало то, что я не смел, вмешиваться в их отношения, хотя и это было относительно. Но также то, что девушка должна была понимать, с кем она строит отношения и в этом была ее вина, опрометчивость…

Мой путь подходил к концу. Впереди виднелись родные улицы, возвышающиеся дома, деревья. Здесь я прожил около одиннадцати лет и каждый переулок мне известен. Обычно, когда я проходил мимо своего района, на душе появлялось теплое чувство, что я в родном месте и скоро окажусь в теплом доме, среди семьи. Но сейчас все было иначе. Меня одолевал холод, озноб, презрение до такой степени, что я не мог идти по главной дороге, где было достаточно людей, чтобы меня стошнило.

Идя закоулками, я пытался высвободиться от одолевающих меня эмоций и переживаний. Но все усилия были напрасны, они словно чужеродные паразиты засели глубоко в душу и с каждым шагом лишают меня сил, отравляют своим желчно-противным ядом. Я не мог поверить, что живу в подобном мире, что никто и ничего с этим поделать не может, будто для других людей, это то, что должно по обыкновению быть. Это для меня было самым невероятным возмущением и той несправедливостью, против которой я буду бороться…

Как только открылась дверь, и я переступил дорогу, я, продрогнув, попытался скинуть весь негатив, всю грязь себя. Мне стало так хорошо в уютном, теплом доме среди родных. Наконец-то я почувствовал себя защищенным, полным сил. Налив себе горячего чаю, я встал у окна и стал вглядываться в полумрак и наблюдать за проходящими мимо дома людьми. Через несколько мгновений, я стал осознавать и даже понимать смысл вроде бы банальной поговорки — Любовь спасет мир. Ибо любовь заставляет увидеть то зло, что творят люди, то, как люди обращаются с другими, как злятся, как ненавидят, как завидуют и используют свою силу против слабых. Я могу понять, что бывают моменты, когда что-то злит или раздражает, но то, как многие люди выражают эти эмоции, заставляет ужаснуться. Как же можно относиться так к своему ребенку, и пренебрегать его плачу или словам, как можно обходить стороной человека, попавшего в беду? Как можно не уступить место старому человеку, который возможно воевал за землю, на которой живут эти люди и даже не подозревают об этом?

Я не могу согласиться с теми, кто скажет, что Любовь существует вместе с ненавистью. Я вообще не могу смириться, что ненависть неотъемлемая часть человека, как и любовь. Не могу, ибо я свободен от ненависти и не раз мне хотелось впустить сладкое чувство ненависти, но я не делал этого. Ведь знал, что оно губительнее всего, что есть на свете. И, несмотря на то, что я сегодня увидел, я осознал, что хоть и Любовь делает нас уязвимым к негативу, она открывает нам глаза на то, что мы порой не видели, заставляя переоценить или дорожить тем, что есть…

Все, что я вижу, отзывается многообразной музыкой в моем мире. Бывает и так, что гремят оркестры, гудят тысячи барабанов и это меня подстегивает. Я начинаю презирать или злиться, к примеру, на женщин, которые берут своих маленьких детей в кафе или пиццерии, где все накурено, где они и сами курят, сидя напротив малышей. Это меня возмущает до такой степени, что я с трудом удерживаю себя в руках, чтобы не вскрикнут, что же эти идиотки творят?! Вся гремящая музыка в моем Мире, все картины, что я вижу каждый день, выжигают на моей душе отпечатки…

Я вряд ли когда-нибудь их забуду, я вряд ли когда-нибудь смирюсь с этим. И я остановлюсь с этим бороться, только тогда, когда музыка в моем мире совсем стихнет и не раздастся больше ни единого звука…

© Азыков Руслан, 2012