Близнецы

История двух мальчиков — кыргыза и русского, родившихся в один день и вскормленных одной женщиной.

Я закончил свои дела в Рыбачьем и должен был ехать дальше, в Нарын. Но в кассе автовокзала кассирша уставшим тусклым голосом сообщила мне, что на сегодня все билеты в сторону Нарына проданы. В растерянности я продолжал стоять у окошка, не зная, что мне предпринять. Видно, на лице моем было написано такое уныние, что девушка-кассирша не смогла сдержать мимолетней улыбки и сказала сочувственно:

— На автобусе сегодня до Нарына не доберетесь. Но если очень спешите, поезжайте на попутной. Машин у заправки много. Договоритесь с шофером, сядете в кабину и к вечеру будете в Нарыне.

Я был согласен добраться в Нарын даже ночью — ведь утром нужно было приступать к работе. Поэтому я как мог, горячо поблагодарил кассиршу и, подхватив свой огромный командировочный портфель, поспешил на автозаправку.

Машин там действительно было много. Я обратился к одному шоферу, другому, но они в сторону Нарына не ехали. На обочине дороги стоял большой бензовоз с прицепом. Я подошел к машине. Шофера около нее не было. В кабине сидел киргизский мальчик лет десяти-одиннадцати.

— Эй, парень, куда эта машина едет? — крикнул я, поднимаясь на ступеньку кабины.

— В Ат-Баши, — не спеша ответил мальчик и посмотрел на меня сверху вниз.

— А где шофер?

— Заправляет машину. Вон он идет.

Высокий, плотный светловолосый мужчина подошел к машине. В руках у него была большая консервная банка.

— Здавсвуйте, — сказал я ему.

Он кивнул.

— До Нарыне возьмете?

— Садитесь, — не задумываясь, ответил шофер, — сейчас масло залю в картер и поедем.

Он залил масло, отнес банку на место и быстро вернулся.

Мы отправились в путь.

Я сидел с краю, а мальчик в середине просторной кабины.

Дорога шла в гору, и машина натужно гудела. Небо хмурилось, собирались тучи. Пейзаж был унылый и серый. Мы долго ехали молча. Наконец, я не выдержал и спросил у мальчика по киргизски:

— Как тебя зовут?

— Джолдубек.

— А куда едешь?

— В Кочкорку.

— Что, там живешь?

— Да, с бабушкой. Домой еду.

— А сюда, в Рыбачье, к кому приезжал?

— К Шурику.

— А кто это, если не секрет?

Мальчик немного замялся и посмотрел на шофера.

— Шурик — это мой сын… друг Джолдубека, — на чистейшем киригизском заговорил вдруг шофер, до этого не проронивший ни слова. Он улыбнулся, поглядел на мальчика и погладил его огромной рукой, но тут же снова стал смотреть на дорогу, улыбка потухла, и хмуро добавил:

— Они, можно сказать, близнецы. Родились в один и тот же день. Одна мать их вскормила.

Слова эти удивили меня.

И может быть, я продолжал бы разговаривать с мальчиком, если бы шофер не внес свои странные добавления в нашу беседу. Я молчал, хотя мне очень хотелось узнать, что же скрывается за этими загадочными словами и что связывает шофера с Джолдубеком.

Тем временем мы въехали в Кочкорку. Проехали центр села и остановились около небольшого, покрытого шифером домика.

— Ну вот, Джолдубек, мы приехали. Беги домой быстрей, бабушку обрадуй, — сказал шофер.

Он посмотрел на меня:

— Давайте, мы тоже на минутку зайдем. Выпьем жармы у старухи.

Я согласился, хотя меня не очень-то мучила жажда.

Во дворе нас встретила полная седая старуха лет семидесяти.

— Джолдубек, ты приехал, мой золотой, — она ласково обняла мальчика и поцеловала его в лоб. Потом обратилась к шоферу: — Милый мой сынок, Андрей, как поживаете?? — И, вопросительно поглядев в мою сторону, поздоровалась со мной.

Мы зашли в дом. Расселись вокруг низенького круглого стола на самодельные стульчики.

— Вот, тетя Галя передала, индийский чай тоже есть, — сказал Джолдубек, передавая старухе сетку, зполненную разными узелочками и свертками.

Старуха отодвинула сетку в сторону и сказала:

— Садитесь чай пить. Сейчас поставлю.

— Нет, нет, мамаша. Мы спешим. Еду в Ат-Баши. Сегодня и так поздно выехал из Рыбачье, — вежливо отказался шофер. — Лучше бы жармы…

— У тебя всегда так, спешишь, посидеть не можешь, — пробормотала старуха, тяжело поднимаясь.

Мы выпили по чашке пенистой жармы-максыма и вышли на улицу.

— Дядя Андрей, — сказал Джолдубек шоферу, — на обратном пути обязательно заезжайте. Я Шурику передам альчик архара.

— Дадно, Джолдубек, заеду…

Наш бензовоз МАЗ снова двинулся в путь.

— Ехать нам еще далеко, если вы не возражаете, давайте познакомимся, — предложил я шоферу. — Моя фамилия Айтиев, зовут Кадыр. Оказывается мы с вами коллеги. Я тоже автомобилисть, инженер-механик. Работаю в аппарате министерства автотранспорта.

Шофер чуть с удивлением посмотрел на меня и сказал:

— Ложников Андрей Иванович, — представился водитель.

— И давно за рулем? — спросил я Ложникова.

— Вот уже двадцать два года. Все время шофером. И все время в Рыбачьем. Сначала, примерно пять-шесть лет — в автобазе потребительской кооперации. Потом перешел в «Автонештранс». И до сих пор работаю здесь. А также родился здесь. Жил среди киргизов, вырос, учился среди киргизских ребять. Киргизский язык стал моим вторым родным языком.

Некоторое время мы ехали молча.

— Андрей Иванович, вы сказали, что мальчик, которого мы оставили в Кочкорке, и ваш сын как-будто бы близнецы. Не смогли бы вы, если конечно,не секрет, раскрыть загадку этих слов, — осмелился я задать мучивший меня вопрос.

Шофер угрюмо взглянул на меня, потом снова стал смотреть на дорогу, как бы погрузившись в глубокое раздумье.Его от жары красное лицо чуть побледнело, и на нем четко выступили круглые пятнышки-оспинки.

Наконец, медленно, негромко он начал свой рассказ.

— Это произошло ровно десять лет назад, пятого августа. Тот день я помню так ясно, как будто он был вчера…

Я доставил бензин в Ат-Баши и возвращался домой в Рыбачье. Я очень спешил, старался нигде не останавливаться и гнал машину вовсю. Тогда еще таких МАЗов не было. У меня был ЗИС-150. Я торопился, потому что утром, в день выезда из Рыбачьего начались схватки у моей беременной жены. А дома она осталась одна. И очень волновался за нее. На перевале Долон я остановился, чтобы проверить тормоза и рулевое управление. Вдруг возле машины появился невысокий старичок, а за ним полная старуха. Старик обратился ко мне:

— Шофер, сынок, очень прошу тебя, возьми нашу дочку до Кочкорки — я вижу у тебя кабина свободная. Ей плохо, надо в больницу отвезти.

— Да. У нее, наверное схватки, она беременная, — сказала старуха, поддерживая старика.

Я вздрогнул, услышав слово «беременная», сразу подумал о своей Гале. «Как она там? Ведь у нее первые роды».

— Ладно, аксакал, — говорю — довезу вашу дочь. Только быстрей ведите ее, я спешу, у меня жена тоже в таком положении.

— Бог тебя благословит, — стала благодарить меня старуха.

Они привели свою дочь — совсем молоденькую женщину и помогли ей сесть в кабину.

— Сынок, — сказала старуха, очень прошу, будьте осторожны при езде. Довезите ее до Кочкорки. Майрам сама скажет, где остановиться

Потом она спросила дочери:

— А может, лучше будет добраться до Рыбачье?

— Мама, я сама посмотрю по обстановке. Если мне будет плохо. Останусь в Кочкорке. А если нет — поеду дальше, — сказала беременная молодая женщина слабым голосом.

— Одним словом, сынок, вручаем тебе дочь. Хорошо было бы, если кто-нибудь из нас поехал с ней, но некому смотреть за колхозной отарой. Старуха больна, да и погода, сам видишь, плохая, — печально сказал старик.

— Ладно, аксакал, ладно. Куда она захочет, туда ее и довезу, — сказал я торопясь.

Машина тронулась. Старик и старуха, поникнув, глядели нам вслед. Майрам застенчиво улыбалась и молчала. В Кочкорку приехали с наступлением сумерок. Однако молодой женщине не очень хотелось оставаться там.

— Если можно, довезите меня до Рыбачье, — попросила она и смутилась. — Там живет моя подруга. И еще, родильный дом в Рыбачьем намного лучше, чем Кочкорского.

Мы поехали дальше. Стемнело. Вдруг женщина начала стонать, сначала слабо, потом сильнее, потом стон перешел в жалобный визг.

— Что с вами? Вам плохо? — спросил я и остановил машину, прижав ее к обочине дороги. Включил свет в кабине и посмотрел на Майрам. Лицо ее покрылась пятнами и капельками пота, она кусала губы и вся дрожала, хотя в кабине было жарко.

Опираясь обеими руками на сиденье, она откинулась назад, выставив живот. «Наверное, начались схватки», — подумал я, и мое сердце тревожно сжалось. Майрам старалась, но не могла сдержать стона, и мне казалось, будто в мое сердце впиваются иголки.

— Почему я не осталась в Кочкорке? — прошептала она чуть слышно и заплакала.

Я понял, что у нее действительно начались схватки, но не знал, что делать. Оказывается, я совсем профан в этом деле. У меня было единственное желание: быстрее доставить ее в родильный дом.

А муки у женщины усилились. Стон перешел в неведомый для меня пронзительный крик…

Так в кабине моей машины в светлый мир пришел еще один чаловечек. Пуповину отрезал я, став крестным отцом. Кстати, у киргизов есть крестная мать, а крестный отец бывает? — спросил шофер, впервые за время своего рассказа взглянул на меня.

Я ответил, что крестным отцом у нас называют мужа той женщины, которая отрезает пуповину новорожденного.

— Да, этот мальчик родился в дороге, и мы называли его Джолдубеком, — шофер вдруг, закурил сигарету, и, как мне показалось, стал еще угрюмее и мрачнее. Я искоса взглянул на него с надеждой: мне хотелось. Услышать продолжение.

Через некоторое время он продолжал свой рассказ.

— Ночью я доставил еле живую женщину с новорожденными в Рыбачинский родильный дом. Я старался вести машину как можно осторожнее. И как сейчас помню: в эту ночь крепко ругал дорожников. Вот тогда я заметил все неровности дороги.

Андрей Иванович вновь замолчал, глубоко затянулся и выпустил дым в сторону от меня.

— Как вы думаете, что случилось потом?... Страшно говорить. Да! — шофер тяжело и громко вздохнул. — Майрам в ту же ночь умерла. От потери крови. До сих пор виновником ее смерти считаю себя. Не могу простить, что взял ее в кабину. Если бы ее не растрясло в дороге, она была бы жива сейчас. И почему я не оставил ее в Кочкорке? Может быть, там она родила бы благополучно. Эх, какая польза теперь от моего разговора? — шофер опять тяжело вздохнул и закашлялся, поперхнувшись дымом.

— В ту же ночь, — продолжал Ложников уже спокойно, — родила и моя Галя. Сына. Мы решили с ней, что она будет кормить и малыша, который остался без матери. Вот почему я вам и сказал, что обоих вскормила одна мать.

Страшную весть о смерти Майрам принес старикам тоже я. Наверное, это был самый тяжелый момент в моей жизни. Старики стойко встретили горе и ни в чем не упрекали меня. Наоборот, привязались к нам с Галей, как к родным. Они рассказали нам о короткой жизни своей Майрам.

После окончания десятилетки она вышла замуж за парня, который окончили школу вместе с ней. Они решили, что в институт будут поступать заочно, и стали работать чабанами. Через два года муж отправился во Фрунзе сдавать документы в институт и почему-то надолго задержался в городе. Тогда Майрам попросила родителей помочь ей пасти отару. Она была молода, поэтому не рассчитала срока родов. Когда ей стало плохо, родители прямо с джайлоо спустили ее к дороге, — шофер опять прервал свой разговор, прикурив потухшую сигарету.

— А муж ее так и не вернулся. Говорят, и сейчас где-то во Фрунзе баклуши бьет — не учится, не работает. Старики похоронили Майрам в своем аиле. Где-то полгода мальчика вскормила своим молоком моя Галя. Потом его забрали старики и они его вырастили…

В позапрошлом году умер старик. Мальчик остался вдвоем с бабушкой. Родители беглеца — отца хотели взять Джолдубека к себе, когда он немного подрос. Но мальчик не хотел идти к незнакомым людям. А между шашими семьями завязалась крепкая дружба. Джолдубек с бабушкой приезжают к нам, мы к ним. Когда я проезжаю через Кочкорку, обязательно заворачиваю к ним. Джолдубек очень скучает по мне. Бросается на шею, обнимает, как родного отца, спрашивает о Шурике, о тете Гале, о Наташе. Это наша дочь. Она моложе Шурика и Джолдубека на три года.

Я часто привожу им уголь, дрова. Когда мы покупаем что-нибудь для Шурика, обязательно берем такую же вещь Джолдубеку. Одеваем обоих так, как одевают близнецов. Во время летних каникул Шурик часто гостит бабушки Джолдубека, Джолдубек у нас. Нынче он приехал к нам в начале августа. Мы отметили десятилетие со дня рождения мальчиков. Они купались в Иссык-Куле, вмести играли. Скоро начнется учебный год, поэтому я отвез Джолдубека домой…

Этот рассказ шофера я услышал три года тому назад. В этом году я снова оказался в Рыбачье — у меня было задание вручить удостоверения и значки «Победитель социалистического соревнования» передовым водителям Рыбачинского отделения «Автовнештранс». Среди них оказался и тот самый шофер — Андрей Иванович Ложников. Он сразу узнал меня и подошел ко мне. Я спросил о судьбе Джолдубека.

— Джолдубек подрос, ему тринадцать лет. Когда умерла его бабушка, мальчика определили в Рыбачинскую школу — интернат, во время каникул он живет у нас. — Андрей Иванович рассказывал не спеша. — Джолдубек, уже можно сказать, наш сын, член нашей семьи. Мы долждны его вырастить и вывести в люди, — последние слова Ложникова прозвучали убежденно и твердо. — Кстати, Кадыр Айтиевич, а почему бы вам не зайти ко мне в гости, в наш дом? Отметим награду, которую вы мне вручили. — Андрей Иванович смотрел на меня выжидающе и добродушно улыбался. — Пойдемте, Кадыр Айтиевич. И Джолдубека увидите.

Признаться, мне в голову не приходило побывать в гостях у Ложникова. Но он произнес имя Джолдубека, и я сразу согласился: мне очень хотелось увидеть мальчика.

Когда мы с Андреем Ивановичем подошли к его дому, из калитки вышли два одинаково одетых мальчика и девочка пониже их ростом.

— А вот, Кадыр Айтиевич, и мои дети — Шурик, Джолдубек, Наташа. Дети подошли к нам поближе и хором поздоровались.

— Ну, куда собрались? — спросил Андрей Иванович.

— В магазин идем. Мама послала, — ответила Наташа, опережая всех.

Я смотрел Джолдубека. В его черных озорных глазах не было признаков затаенной грусти, тоски, которые обычно бывают у многих сирот. В этих глазах не было и наивности, естественной для тринадцилетнего мальчика. В глазах Джолдубка отражались, ум, радость жизни, чувство собственного достоинства.

— Джолдубек, ты узнаешь меня? — спросил я.

— Да, — сказал он, — вы вместе с дядей Андреем пили у моей бабушки жарму.

— Ладно, идите, — сказал Андрей Иванович.

Дети отошли от нас. Я смотрел им вслед. Если не считать, что у одного светлые волосы, а у другого черные, их можно было принять за близнецов. Впрочем, они и были близнецами. Разве братьями можно быть только по крови?...

Перевод с киргизского Александра Баршая

© Абдышев Казакбай, 2012