Курманбек

Кыргызский народный героический эпос

Вариант Калыка Акиева

Время возникновения эпоса «Курманбек» относится к 14-15 веку, когда территория нынешнего Кыргызстана была окраиной калмык-ойратского государства Джунгария. В эпосе сильна тема патриотизма, тема борьбы с захватчиками, и основным неприятелем кыргызов назван Долен, хан «калмыков». Кроме этого, в эпосе очень сильна любовная линия, в которой показано, что, несмотря ни на какие войны, любовь к женщине для кыргызов всегда была основой жизни. При работе над переводом (1989-1992 гг.) за оригинал взят самый полный из трех дошедших до нас вариантов эпоса «Курманбек» – вариант Калыка Акиева (объем – 5774 строк). Данный поэтический перевод кыргызского национального эпоса полностью сохранил в себе достоинства поэтики национального фольклора, героических эпосов кыргызов – ритмику, архитектонику, метафоры, поэтические рефрены.

Публикуется по изданию: Героический эпос «Курманбек» (вариант Калыка Акиева). Классика литератур СНГ. Голос Вечности. «Фольклор и литературные памятники Киргизии». – Москва: Художественная литература, 2009 г.

Художественный перевод с кыргызского Осмонова Т.Б.

Много сотен лет тому назад, под Андижаном, в городе Джазы жил хан по имени Тейитбек. Хан был слаб и не мог противостоять полчищам калмыков, ежегодно совершавшим опустошительные набеги на земли кыргыз-кипчаков. Сулайка – старшая его жена, до сорока лет оставаясь бездетной, под старость родила ему сына. После многих дней празднования сына назвали Курманбеком.

С детства Курманбек славился умом и силой. Уже в двенадцать лет в единоборстве он побеждал взрослых джигитов. А в шестнадцать лет, собрав вокруг себя сорок верных товарищей, дав им сорок черных, как смоль, лошадей, одев их в кольчуги и шлемы, вооружив их щитами, мечами и копьями, снабдив их для ближнего боя дубинками и боевыми топорами, укрепив в них боевой дух, совершал он дерзкие нападения на врагов, убивал в поединках богатырей и воинов.

Курмабек, полный жажды мести за все притеснения и обиды, что терпел его народ от калмыков, жаждущий пойти войной на них, так обратился к своей дружине:

– Я, последний в нашем роду,
стал батыром врагам на беду.
Пусть их много, пусть злобы полны,
Но герою они не страшны.
Знамя воина – смелость и бой!
Оградим же народ мы собой
От грабителей и от убийц,
Пусть пред нами падут они ниц!
Выше знамя поднимем, друзья!
С нами правда, мои ястреба!

Бремя думы о давней беде,
О страданьях страны, гонит сон.
Пусть удача нам будет везде –
Мы с победой вернемся домой!
Сорок воинов – верных друзей,
Чтобы слышался топот копыт,
Поскорее седлайте коней –
Враг любой будет смят и разбит!

Дал вам сорок коней вороных,
Чтоб китайский народ трепетал,
под клинками чтоб недруг затих,
пусть он помнит кыргызский металл!
Сорок ваших коней вороных
Сорок дней не устанут скакать!
Сорок крыльев упругих степных,
Вражью волю должны вы сломать!
Пусть пугливый останется здесь.
Если мы не уложим врага
Потеряем мы веру и честь,
Кто останется с нами тогда?!
Чтобы враг был бессилен сразить –
Вам щиты я повесил к плечу,
Чтоб в бою были сильными вы
В ваши руки я дал по мечу.
Ваша сила мне счастья нужней,
Сорок преданных, верных друзей!

Ни своей судьбы, ни чужой
Не щадя, вы кидайтесь в бой,
Снаряженные для борьбы.

Вместе мы мужали, росли,
на охоту вместе мы шли.
А теперь вы должны понять,
что победу нам может дать
лишь отвага, смелость в бою.
Охраним мы землю свою!
И сияя, как пламени свет,
будьте твердыми тысячи лет!
Чтобы враг распростился с душой,
бейте яро, пока он живой!
И, подобные беркутам, вы
Налетайте на вражьи главы.

Нет таких, кто бы смог удержать
Свою душу в последний миг, –
Такова Судьбы благодать,
Каждый Смерти увидит лик.
Этот призрачный, лживый мир
Каждый в час свой оставит, сир
И убог, он закончит дела…
Но пока здоровы тела
Сорока моих молодцов –
Каждый словно бесстрашный лев,
каждый словно могучий дэв!
И пока Курманбек здоров,
Не узнаете вы нужды.
Близок срок для вражьих волков -
Их погибель готовите вы!
Зажигайте друг в друге огонь,
Чтоб никто не сумел потушить,
Но пройдоху гоните вы вон, –
Заповедны ведь тайны души.
Вы склонитесь, как братья, ко мне,
К вам хочу обратиться сперва.
В круговерти бушующих дней
Вы запомните эти слова:
День и ночь истребляйте врагов,
Прочь усталость гоните и лень,
Без сомнения в сердце, без слов
Отправляйтесь, куда я велел!
Многочислен, коварен калмак,
Каждый год совершает набег,
Но настанет возмездия миг –
Отомщен будет наш человек!
Душу жгут эти вести сейчас!
За кыргызов мечом и копьем
Отомщу я стократ по сто раз,
Или славное имя мое
Втопчет нищий пусть в черную грязь!
На бессчетных калмаков идем,
Эй, джигиты, огнем и мечом
По тылам их пройдемся без слов –
отомстим за страданья отцов!
Горький память дает мне урок, –
Что бессилье пред злобой – порок!

Не давая покоя отцу,
Тейитхану, терзали страну,
Каждый год затевая войну,
И погибших за веру свою,
За кыргызскую землю свою,
Злой калмак не давал хоронить!
Да какой богатырь сможет жить
В безмятежном покое, когда
Кровью плачет родная земля!
И пока вы со мною, друзья,
Нет той силы, что свалит меня!
Хан калмыцкий – жестокий Долен
На бесславный конец обречен.
И его богатырь – злой Экез
Мною будет убит, я их всех,
пусть их тысяча выйдет – смету!
И Камбыл, Город Черный, спалю!

Вот достиг я шестнадцати лет, –
Буйной силы прекрасный расцвет! -
Кто мне сможет противостоять?
Я любого заставлю бежать!

Есть скакун у меня огневой, –
волю дашь – он вернется домой.
Без травы и воды – путь любой
Совершает легко, полон сил,
И полгода похода ему –
Словно вечер прогулки в аил*

По камням он скачет легко, –
не догонит и ветер его.
Пусть состарится мой жеребец,
шестьдесят асыев* прожив,
он сильнее будет коня,
пятилетнего жеребца.
Грудь кульджи* у него. На ветру
скачет быстро на север и юг
Вот такой мой скакун – Тельтору –
Самый верный и преданный друг.

Под железной кольчугой моей
платье, сшитое из телегей*.
И могу ли спокойно я жить,
зная беды отчизны моей?

(аил* – селение,
асыев* – до 4-х лет возраст лошади имеет свои названия, после 5-го года счет ведется по асыям: 1-асый – на 5-ом году, 2-й асый – на 6-ом году жизни и т.д.
кульджи* – взрослый горный баран-самец.
телегей* – сорт дорогой ткани)

Посмотрите-ка на Тельтору –
строен, мощен он, словно марал.
Если б скачки затеял, игру,
то и ястреб его б не догнал.
Не грозит гибель скорая мне
на таком бесподобном коне.

Тогда, довольные словом батыра, сорок джигитов, улыбаясь и приветствуя Курманбека, так отвечали ему:

– Могуч и славен наш батыр,
Внимали мы душой тебе,
И души наши как в огне
От слов твоих! В твоей судьбе
все наши судьбы. Ты наш брат!
Мы дети матери одной,
Един отец у нас, – горой 
ты возвышаешься средь нас.
Ты совершенен, но в тебе
нет буйной спеси гордеца,
к тебе прикованы сердца
за справедливость, ты камчой
зря не ударишь, и честь слуг
ТЫ бережешь, как свою честь.
Всегда в заботе о друзьях,
везде гордясь, везде хваля
джигитов преданность и ум,
мы для тебя как сорок струн,
на них играешь ты любя.

Прикажи нам устроить резню,
укажи нам стадо врагов, –
истребим мы врага на корню!
А ослушаемся – гони
и ругай нас. Скажешь: Пошли!
За тобой мы пойдем до конца.
Скажешь: киньтесь!– мы кинемся в бой,
беркут наш, наш батыр удалой!

Грозен взгляд твой и нрав твой крут,
если пустишься в месячный путь –
на калмыков пойдешь грозой, –
мы готовы идти за тобой.
А начнем озираться – отправь
наши души дьяволу в пасть!

Могучий славный богатырь,
не хмурь бровей – ты не один!
Идешь в поход ты? Мы с тобой!
Потуже пояс затянув,
и рукава все засучив,
готовы мы рубить врагов
под гордым знаменем твоим, –
мы не уроним нашу честь!
Судьбе вопрос мы зададим,
и если вдруг ответит: «Смерть!» –
спокойно жизни отдадим.

Мы сядем на коней сейчас, –
в поход, калмыков воевать,
повергнуть наземь вражий трон,
в несчастья, бросить их народ
мы отправляемся! Дай Бог!
Вернуться целыми назад.
Но если вдруг мы встретим Смерть,
мы постараемся, батыр,
перед тобою умереть!"

Так ответил джигитов отряд,
беспокойных сердец дивный ряд.

Перекинут синий джамбоч*
через седла; на резвых конях
расписные нагрудники;
чтобы нежило глаз, –
серебром покрыто оружие.

Словно тигры, ярятся они,
в сердце пламень, крики в устах, –
оседлав коней вороных,
в путь отправился мощный отряд.
Чуть качалися в седлах они,
дробный топот поплыл по степи.

(джамбоч* – мешок, наподобие курджуна, куда воины складывали оружие, еду)

Тот, кто заячье сердце свое
прикрывая, был вспыльчив и груб,
проклинал всей душою поход,
но боялся сказать, погружен
в дум печальных затейливый ход.

Ловкий храбрый Курманбек
весел и тоску гоня,
что-то говорит джигитам,
тормоша и веселя.

В стороне, где стоит Андижан,
где берет начало Кокон,
Теиитбека стоит орда* -
сорок воинов тут всегда,
охраняя город Джазы,
службу верную хану несли.
Но пришел их назначенный час, –
Курманбек покидает Джазы, –
ногу в стремя,– и весело в путь!
С ним все сорок. Достойны хвалы, –
жизнерадостны, ловки, храбры.
Молод хан,– самому двадцать три,
и джигиты его молоды.
Все в кольчугах, шлемы блестят,
золотыми цветами горят
на конях боевых чепраки.
Все плечисты, сильны и стройны, –
словно тигры несутся в степи…

В летний вечер, оставив орду,
от киргизских, кипчакских земель,
на далекую сторону,
помня смерти киргизских людей,
жаждой мести, отвагой горя,
мчалась лихо джигитов гурьба, –
шлемы крепкие на головах,
и колышутся пики в руках.

Растаял полуденный зной,
прохладой наполнилась степь, –
скачут в байге лихой

(орда* (здесь) – ставка, столица)

сорок джигитов. Смех,
шуток стрелы, игра –
кто кого стащит скорей
силой руки с коня…

Миновал Курманбек Алай,
грозным барсом пронесся он здесь,
многих ВИД его поражал,
и неслась о нем добрая весть...
Скачут быстро. Минуют они
на джайлоо* расположенный люд, –
всюду разные племена, –
все с радушьем дают приют
и ночлег отряду бойцов.
Режут скот для них, варят чай, –
"Гость – на радость", – обычай отцов.

По высокой траве, по густой,
по привольным красивым местам,
где цветы, словно дивный узор
на ковре, Курманбек пролетал
на текинском изящном коне,
на Тору, боевом скакуне,
В сердце мужество, в мыслях – Камбыл,
Город Черный, калмыков оплот...
Чтоб в джигитах пыл не остыл,
он их в силе сразиться зовет.

Вот доехали к ночи они
до границы Кашгарскои земли.
Мирно жил кашгарский народ.
Хан Кашгара Акхан о батыре
много слышал и знал про поход.
И решает тогда Курманбек
эти земли проехать скорей,
обращаясь к друзьям, говорит:
– Слушай каждый меня джигит,
Хан Кашгара – Акхан – умен,
бесконечно заботится он
о народе своем, бережет
и людей, и земли, и скот.

(джайлоо* – высокогорные летние пастбища. Летовка)

Урумчи, Манас, Уч Арал, –
над всем здесь господин Акхан!
Текес-Кыяс, Джаны-Джер, Кулжа, –
над всем здесь господин Акхан!
Аксы, Кучар, Алты-Шаар, Турфан, –
над всем здесь господин Акхан!
Не говорящий по-киргизски, дунган, –
над всем здесь господин Акхан!
А нас ждет на калмыков путь,
Прольем их кровь, посеем страх,
разрушим села, города,
добычу знатную возьмем, –
на каждого по сто коней, –
калмыков в бегство обратим,
заставим золото грузить
в мешках на крепких лошаков;
тогда лишь сможем заглянуть,
свершая свой обратный путь,
к Акхану в дом, иначе он
подумает, что я просил
его о помощи в войне.
Джигиты, вы внемлите мне:
когда начну я воевать
со всеми, мне не избежать
капкана. Худ такой конец.
Не будем трогать пастухов -
кашгарцев мирных, задевать
табунщиков, чтоб не сражаться с ними,
красноречивых обижать,
чтоб не ругаться с ними".

Рысью скачут сорок коней,
вороных диких коней.
Крепко завязаны в узел хвосты,
челки – в пучок; у всех впереди
несся изящный текинский скакун, –
конь Телътору, Курманбека скакун.

Дальше и дальше скачут они,
сорок бойцов насторожены.
Сила тигриная в крепких плечах,
крепкие шлемы на головах,
к локтям прижаты надёжны щиты,
руки сжимают пики свои,
у седел походный висит барабан;
с ними батыр Курманбек-леопард,
сила и ловкость в теле его,
мужество, мщенье в сердце его,
кто б ни сразился с ним – будет убит!
Хан подъезжает к землям Калмык.
Вот перевал на Черной Горе,
здесь страж калмыков смотрит окрест, –
скучен дозор, неприступна гора, –
в сердце калмыка лень, пустота,
хочет скорее домой он попасть.
Тут он увидел отряд, и бежать
было хотел, но пред ним Курманбек, –
сивогривый батыр на гнедом скакуне,
вдруг появился и грозно сказал:
– Ты ль убежать от меня захотел?
Ни хан твой, ни ты не спасете Камбыл,
его я сожгу, народ разорю;
семь раз по десять тысяч
калмыков я истреблю...

Курманбек и сорок джигитов, окружив перепуганного стражника и направив на него острия обнаженных мечей, грозно и свирепо глядели на него, лишая калмыка своими взглядами последнего мужества, и незаметно весело перемигивались. Бедняга стражник, не зная жив ли он, мертв ли, с ужасом глядел на мрачного Курманбека. Курманбек грозно осматривал его, заслоняя ему небо своими плечами, и, наконец, так сказал ему:

– Повезло тебе, жить будешь ты,
только выслушай, что я скажу
перед тем как уйдешь. Я не вор,
не убийца и не злодеи, -
я не трону невинных людей.
Хочешь знать – кто я есть, человек?
Молодой батыр Курманбек!-
вот мне имя! И мстить я пришел
за киргизских селений разор,
что творил, когда жив был, Корун,
Долен хана отец, с ним хвастун
и убийца – Экез богатырь.
Мне улем* наш о том говорил,
старики мне твердили о том.

(улем* – богослов)

Если мщенье смягчу я свое, – 
прокляну я имя свое!
Когда ханом у вас был Корун,
и Экез богатырь был с ним,
без пощады они истребляли
всех, кто имя носил – киргиз!
Тот, кто жив оставался, платил
дань им, жизнь покупая себе.
Долен хану, сыну Коруна,
передай всё, что я говорил!
Я не вор, что крадясь в ночи,
угоняет откормленный скот;
не злодей, что внезапно напав,
убивает безвинный народ.
Передай Долен хану, что я,
не повергнув его, не возьму
ни крупицы его серебра.
Пусть приходит сюда поскорей,
пусть Экеза захватит с собой,
десять тысяч своих людей, 
весь народ свой пусть приведет!
Будет рад ему хан молодой,
будет горд он своею судьбой!

Не окрасив кровью копье,
и не смяв, уничтожив врага,
не разрушив в осколки и пыль
Город Черный ваш – город Камбыл,
не сразив в схватке смертной людей,
стану ль я угонять лошадей!
Не рассеяв калмыков полки,
голод мщенья не утолив,
на киргизскую землю свою
как в позоре я возвращусь?!

Я сейчас направлю коня
к табуну, что чернеет вдали,
прикажу заколоть для себя
жеребца иль кобылу друзьям.
Сорок крыльев – опора моя,
каждый – тысяче равен в бою.
Подо мной – скакун Телътору, –
конь, надежней, чем эта скала!
Стражник мой, месть моя не к тебе,
а к Экезу и хану твоему!
Так иди ж, передай скорей -
ждать я буду двенадцать дней.
Если же не дождусь их в срок, –
заберу я коней косяк,
что пасется здесь, а потом
пусть ждут в селах своих, там с огнем
я обрушу на головы их
все несчастья, орду размету.
Пусть ждут это всё без обид.
ЕСЛИ Я не дождусь их здесь,
пусть падут предо мной они ниц!

Устрашенный до смерти видом могучих джигитов И говорящего грозно Курманбека, стражник ПОНЯЛ, наконец, что его отпускают живым и кинулся что было сил бежать, боясь оглянуться. Не найдя хана Долена, он пришел к Экезу батыру и принялся рассказывать о том, как едва избежал смерти, о своей встрече с Курманбеком:

– На перевале, в Черных Горах,
я дозоре у границы стоял.
Было тихо, вдруг вижу – отряд
стройных всадников едет сюда.
Я подумал – "торговый караван,
тот, что ездил в Манас и Кашгар,
возвращается с прибылью к нам".
Вот подъехали ближе. Смотрю:
ружья тускло на солнце блестят, –
«Знать, охотники – думалось мне, –
наскитавшись, до дому спешат».
Погрузился в раздумья я
о различиях в судьбах людей,
но увидел, глаза подняв,
пред собой богатырских коней,
а на них сорок мощных бойцов,
статных, грозных, лихих удальцов.
И подъехал один ко мне, –
меч, копье, за спиной ружье, –
гнева молнии в черных глазах,
вид его уж внушает страх.
Я бежать от него хотел,
но раздался вдруг львиный рык:
«Стой!» – я двинуться не посмел,
сердце замерло: "Жив? Не жив?"
Если б сам он не отпустил,
не остался бы я в живых.
Кони жирны у них и сильны.
Всё становятся они на дыбы,
в небо дикий вперяя взгляд.
А батыры на них, словно львы,
каждый силой и гневом богат, –
грудь могучая не в обхват, –
говорит самый сильный из них:
– Передай властелинам своим,
что ведомый печалью отца,
я пришел с жаждой мести сюда.
Есть у вас и хан и батыр,
есть и войско тысячей в сто;
истребляя киргизский народ,
Много лет налагали вы дань,
на кипчаков, киргизов моих,
но теперь возмездье пришло,
передай, чтоб пришел Долен хан,
пусть Экеза с собой приведет, –
посмотрю великанам в лицо.
Расскажи им, что видел ты здесь,
о моих великанах скажи,
пусть сто тысяч калмыков придет,
сохраним мы киргизскую честь.
Имя им мое передай!
Пусть ойротское войско придет, –
мне не время еще умирать.
Я пришел отомстить за народ -
за людей в рабство проданных; скот,
вами угнанный, снова забрать;
отомстить вам за кровь; за печаль
вдов рыдающих, ранних сирот.
Я не стану красть жирный ваш скот,
словно волк, под прикрытием тьмы.
Хан Долен и Экез мне нужны
для открытого боя, чтоб в ряд
их свалить, а город Камбыл
в пыль безжизненную превратить.
Подчинить калмыков себе,
всех строптивых в рабство продать,
только этим я буду сыт, –
говорил он. – Разрушу всё!
Но добьюсь своего!" – говорил,
Сын Тейита, хан Курманбек!
Настоящий батыр – Курманбек!
Сорок воинов есть у него,
сорок тигров есть у него!
Если спросишь, каков их вид,
то скажу, что батыр говорит
правду явную, он не бахвал. –
Нет величественнее людей,
нет счастливее богатырей,
нет мощнее их силачей, –
все отважны, как тигры яры,
все красивы, как девы в цвету.
Поведи на них хоть сто тысяч -
могут выиграть они войну!
Из железа кольчуги на них,
из железа шлемы на них,
все, как беркуты, дивно грозны,
но в глазах нет ни капли печали, –
веселятся все от души...
Говорил он – двенадцать дней
будет ждать он у ставки своей.
«Если ж я не дождусь, то в орду
сам с отрядом я двину, беду
на мечах я своих принесу,
с вами сделаю, что захочу!» –
говорил в гневе хан Курманбек.
Не спастись нам теперь, не уйти!
Не сразишься с ним – сгинет наш скот!
Он не станет жалеть и шутить,
видно, близок к нам смерти порог...

Стражник кончил говорить. Выслушав это, Экез батыр помрачнел. Он и раньше слышал, что появился-де у киргизов юный батыр по имени Курманбек, что побеждает он многих прославленных богатырей в единоборстве. Решив, что необходимо посоветоваться с Доленом, Экез отправился к нему. Придя к хану, он сказал: «Плохие вести, мой хан, принес мне сейчас стражник, стоявший в дозоре на границе в Черных Горах. Пришел к нам с войной сын Тейитбека Курманбек. Велел передать нам, чтоб шли к нему хан и все беки, и чтоб готовились к самому худшему». Услышав это, рассвирепел хан Долен: «Я тоже слышал о Курманбеке, и если мы сейчас отпустим его живым отсюда, то плохо нам придется в будущем. Оповести всех калмыков, собери большое войско, Экез батыр, и отправляйся к Курманбеку. Я же, собрав оставшихся людей во второе войско, пойду вслед за тобой».

И тогда, обращаясь к Долену, сказал Экез батыр:

– Ты Коруна великого сын,
Испугается ли хан-батыр
войска, что ты хочешь послать?
Будь труслив он, стал бы он ждать
с нетерпеньем тебя на пути?
Он приехал сюда, чтобы мстить
за киргизов. С ним сорок друзей.
Он готов воевать. Говорит,
что калмыков он всех истребит,
за народ свой чтоб отомстить,
и себя чтоб удовлетворить!
Как ты сможешь сразить их, когда
все, железом ровно блестя,
одинаково грозны они
и, как в праздник, все веселы?
Видно, хлынет калмыкская кровь, –
если даже пошлет каждый кров
на врага по мужчине, в живых
никому не вернуться назад.
Он отважен, как леопард.
Покорил он все племена, –
много слышал о подвигах я
совершенных богатырем.
Но прославился он и умом,
столь же мощным, как сила его.

Слышал я, как сражался он
с повелителем грозным узбек, –
мощен воин Ахмат Сардар Бек,
девяносто узбекских родов
он держал в подчинении своём.
Но киргиз одержал над ним верх.
И туркменский батыр Кер-Уулу,
Быстроногий как Кайберен*
повелитель грозный туркмен,
бился с НИМ много дней, и когда
дым пошел у него изо рта,
он воскликнул: «Вот это батыр!
У киргизов рожден был Манас,
кто его у кипчаков родил?!"

(Кайберен* – священный архар)

Курманбек и народом своим
почитаем, словно кумир.
Всех заботой дарит Курманбек.
Кто забудет народ свой вовек
пусть не скажет, что он человек!
Лучше правду знать о нем так, –
ведь он злейший калмыкам всем враг!
Молод этот батыр Курманбек,
но казахам друг он навек.
Ловок этот мальчишка, и ты,
о всех нуждах его разузнав,
постарайся сдружиться с ним.
Твой отец был богатырем - 
в сердце мужество, мощная грудь,
для врагов был он страшен всегда,
о калмыках он думал всегда.
И сомненья, и думы свои
он лишь мне доверял в тиши.
И на Черный наш Город Камбыл,
говоря, что сотрет его в пыль,
разве слабый решится пойти?
Если б не было сил у него,
разве б стал он дерзить тебе так?
Лишь китайский хан Чымачим,
это знаю не я лишь один,
мог бы силу его извести,
И погнать от родимой земли.
Да, не прост Курманбек богатырь,
если пуля его не убьет,
уничтожит он всех нас в степи.
Если ты, не послушав меня,
все ж сразится с ним – будет беда!
Так услышь же ты глас старика,
был я молод как ты, и тогда
я без страха сражался, и пусть
на меня войско шло в девять тысяч,
преграждал ему твердо я путь!
А теперь девяносто уже
мне годов, и сразиться в бою,
чтоб сразить наповал, не смогу -
не вернуть молодую пору.
Господин мой, послушан меня,
без презренья прими мой совет,
не жалей для него ты скота,
подружись с Курманбеком навек!
Стар я стал, а то б никогда
не позволил топтать свою честь,
пусть пришлось бы пять раз проиграть,
но с киргиза я сбил бы спесь.
Господин мой, ведь будет беда,
если свалит он в схватке меня!
Ты так молод, а я уж старик,
и тебе не найти для войны
средь большого народа калмык
друга в битве, чтоб мог он беды
отвернуть от тебя грозный лик.
Средь большого народа калмык
не найдется могучий батыр,
чтоб сразиться с врагом, словно тигр.
Господин мой, не брезгуй, слова
ты услышь своего старика.
Подружись с Курманбеком скорей,
кто отважен без силы, тому
первым враг отрубает главу.
Если нас лишится народ,
то какой из калмыков найдет
к счастью путь, и какой человек
на киргизов поедет, чтоб мстить,
как приехал сюда Курманбек?
Если оба мы сгинем зазря,
кто останется, чтобы как мы
жить, свою гордость храня?
Молодой батыр Курманбек
разве б жаждал так встречи с тобой,
если б в счастье не верил свое?
А начнет истреблять твой народ,
то Экез победит ли его?
Курманбек счастливый силач,
разве он такой уж простак?
Когда, жив был Корун, твой отец,
я был рядом всегда, и лишь мне
поверял он тайны свои.
Добулбас* был со мною всегда,
юность смелая тоже была,
и со мною мой щит был всегда.

(Добулбас* – маленький походный барабан)

Нас боялся гордый Кашгар,
а Джамбы нам платила дань,
И куда б ни шел Корун хан,
всюду тенью за ним шел Экез.
До сих пор твой народ, словно лес,
что не слышал стук топора,
благоденствует, имя врага
позабыто. Спокоен, здоров
мой народ, в нем богат каждый кров.
Есть отвага в груди, но нет сил,
коготь старости меня подкосил.
Когда жив был Корун, твой отец,
с ним был рядом всегда твой Экез.
Избивали мы без пощады
этих самых киргизов-кипчаков.
Если он пришлет к нам посла,
то позора я избегу,
отдадим половину всего,
что имеем, злому врагу.
От народа войну отвратим,
И покой ему мы дадим.
Если б не было мести огня,
то пришел бы батыр сюда?!

Долен хан слушал Экеза изнемогая от возмущения и обиды. Затем, собрав самых знающих и красноречивых аксакалов, наиболее чтимых и уважаемых в народе, он так заговорил:

– У киргизов сейчас, говорят,
появился новый батыр.
Славен силой он, говорят,
хоть и молод этот батыр.
Нам об этом поведал Экез,
но и сами мы знали давно.
Мой народ, рассуди, наш Экез
стал действительно стар, и исчез
в нем батыра великого дух?
В сердце мужества отблеск потух,
и ничтожность свою возлюбя,
предлагает он скот нам отдать
голодранцу на сивом коне.
Говорит, он приехал затем,
чтобы нас, не щадя, истребить,
чтоб калмыкскую кровь здесь пролить.
Страхом дышат слова старика,
Уж не выжил ли он из ума?
Среди старших, Экез, ты жив,
среди младших я тоже жив,
не истек пока кровью в бою,
не погиб наш калмыков род!
Я-ль отдам свой отборник скот,
не проверив в бою копье?
Ты сравнял все войско мое
с сорока голодранцами, ты
из ума выживаешь, старик!
Говоришь ты, что я не смогу
одолеть этих сорок воров.
Ты считаешь, что я побегу,
лишь завидев врага? А народ
мой бесчисленный с бандой сравнил
голодранцев, – ты спятил, старик!
Говоришь ты, попробуй сразись!
Да из тех ли я трусов, батыр,
что до боя наклали в штаны!
Для чего ты, качая главой,
предложил покориться юнцу?
Я мерзавца и хвастуна
Как прислужку камчой отдеру!
Есть калмыцким народ у меня,
Что киргизы, кипчаки? Китай
смог бы выжечь я за день дотла!
Есть калмыцкий народ у меня,
В чем же, скажешь, жалеть мне себя?
Только случай размяться придет
нам в кровавом бою, ты, Экез,
мой храбрец, уж дрожишь, как птенец!
А тем временем жалкий кипчак
уж, наверное, пьет мой кумыс,
кормит сорок своих воров
мясом жирной кобылы моей,
что зарезал в моем табуне.
А лишившись своих воров,
побежит он к Акхану в Кашгар!
Если мне не прогнать тех воров,
то никто пусть не скажет мне: «Хан!»
Войско я соберу на него,
войско я поведу на него!» -
говорил обозленный Долен,
призывая калмыков своих
для войны со страшным врагом:
"– Собирайся по тысячам, всё
многочисленно войско моё!
Чтоб земля затряслась от копыт,
запасных берите коней!
Многочисленно войско моё,
без боязни врага ты бей!"-
так сказал великан Долен хан.
Словно стелющийся туман,
пыль поднялась – двинулись все,
застонала земля как во сне,
Вел огромное войско Долен...
Чтоб прогнать Курманбека отряд
вел калмыкское войско Долен...

Издали их увидал Курманбек,
К бою готовиться стал Курманбек…

Долен хан обращается к войску и Экезу:
– Слушайте, что говорит ваш хан,
вон перед вами тот юный батыр,
блещет оружьем, злом обуян.
Прочь откинь старость, храбрый Экез.
Будешь сражаться как я! До небес
слава твоя средь калмыков была.
Пусть девяносто тебе,– из ружья
ты и сейчас лучше многих других
в цель попадаешь, мужайся, старик!
Кто средь калмыков достоин тебя?
В Черный наш Город примчалась беда,
будь же ты стойким, старик, как всегда!

Был ты крылом мне для взлета, старик,
сможешь ли старость отринуть, старик?
Если судьба – то погибни, старик,
но нашу честь сохрани ты, старик.
Был ты из смелых первым всегда,
Был ты из сильных первым всегда,
наш великан, против тысяч врагов
драться ты шел первым всегда.
Мне ты оставлен в наследство отцом,
Враг не растопчет калмыцкую честь!
Тот лишь батыр – кто идет врага!
Жадных воров, пришедших сюда
грабить, – ты силой своей накажи!..
Силой своей их в бег обрати!

Грудь у тебя, словно кёнёк*,
ноги твои, словно чанач*.
Храбр ты, Экез, словно Манас!
Первый всегда! Первый средь нас!

Пусть хоть две тысячи было их, –
врагов ты бил, страха не знал!
Богатыри сражались с тобой, –
Их бил ты, без устали страха не знал!
Всегда был горд и смел в бою...
Как черное железо крепость твоя,
И сам ты огромен, словно скала!

Беда и позор, если войско мое
побитым вернется в родное гнездо
разбойником, вором; и чтоб он потом
разнес по земле всей: "Повергнут Долен!".
Срази свою старость, храбрый батыр,
вспомни, каким ты был раньше, батыр!
Кто их боится, тех сорок щенков?
Пробей ему сердце, пусти ему кровь,
мальчишке-мышонку, мой храбрый Экез.

Последним пусть будет для нас этот бой,
коль ты, самый храбрый – откажешься – кто
сразиться с ним выйдет, кто примет тот бой?
Иди, сразись первым, дважды сразись,
А если погибнешь, то я отомщу!
Ты смелостью сердце вооружи,
и сердце врага пополам рассеки!
Если ослабнешь, помощь моя
вовремя будет тебе подана.
Или ты хочешь покоя, Экез?
Или ты трусишь, храбрый Экез?
Раньше был смел ты, храбрый Экез,
Правым мне глазом был ты, Экез.

(кёнёк* – кожанное ведерко с носиком, служащее подойником при дойки кобылиц.
чанач*– бурдюк из снятой чулком и прокопченной козлиной шкуры).

Был для врагов ты загадкой, Экез,
всюду всегда был удачлив, Экез.
Враг приходил,– не бежал ты, как пёс,
прятаться ты не любил, мой Экез.
Нет такой пики у кипчакских воров,
как у тебя, мой славный Экез!
Если б не ханское званье мое,
первым бы в бой пошел на него..."-

Говорил так Долен, поучая,
свою гордость и честь сохраняя.

И, решимости полон, Экез
к месту боя направил коня,
И калмыки все закричали, -
гордость, радость в тех криках была.

Хоть не молод храбрый Экез,
хоть ему девяносто уж лет,
хоть и был он стар, на врага
твердо он направил коня.
Мощный клич его боевой
тут раздался, меч обнажен!...
И, тряся копья бунчуком,
на врага поскакал смело он.
Хоть и стар был Экез батыр,
но он знал, что Долен за ним.
Войско криками их бодрит,
быть отважными им велит.

Вот сошлись они в конном бою,
вот сошлись они в смертном бою,
Курманбек и Экез богатырь, –
Опыт с Юностью – кто победит?

У Экеза гноятся глаза,
грудь хрипит, согнут старостью стан,
зубы выпали, челюсть висит,
время душу свою пожалеть.
Одолела старость его,
но от боя уйти он не мог, –
хан послал, оскорбившись, его
на врага, – обозленный скакал
он, уж видя смерти оскал.
С нетерпением ждет Курманбек,
жаждет смерти его Курманбек.

Курманбек, увидев, с каким старцем ему придется сразиться, говорит со смехом своим джигитам:

– Сорок верных джигитов моих,
говорю я, вы слушайте все, –
вражьи полчища подошли,
я навстречу им поскачу.
Все вы молоды и сильны,
я привел вас сюда для войны,
будьте крепкими, словно сталь,
вы глядите, сражаюсь я как,
и учитесь, как я побеждать.
Только враг обратится вспять, –
тут же киньтесь его погонять.
Кто умеет врага побеждать -
пусть учителем будет для вас!
Жаль мне слать вас на бой – молоды
и неопытны вы, – я боюсь,
в битве жаркой дрогнете вы.
Где тот враг, с кем сразиться могу,
взяв свой меч, копье, айбалту*
Где то место сраженья с врагом,
что так долго грабил наш дом!
Каковы на вкус пот и кровь,
что стекают в бою по лицу?
Какова та пыль, что в бою
поднимается к небу столбом!
Какова та вонючая кровь,
что стекает с врагов, как вода!
Лучше сгинуть нам с вами, друзья,
чем бежать от такого врага!
На границе калмыкской земли,
рядом с городом Кара-Шаар*,
сорок барсов, смотрите вы
на кровавую битвы зарю!

(айбалта* – бердыш, вооружение воина.
Кара-Шаар* – кырг. – Черный Город).

И когда победит калмык
уничтожьте его в тот же миг!" -
Говорил так батыр Курманбек,
на джигитов смотрел Курманбек.
А тем временем на него
быстро несся мощный калмык,
меч стальной и стальное копье
блещут солнцем в руках у него.
Увидал его Курманбек,
и обрадовался Курманбек,
Приготовился к бою он,
жаждал мести кровавой он,
словно краснополосый тигр,
на врага злобно бросился он.
Подобрались сорок бойцов,
слились в кучу, словно скала, -
настороженно битву глядят.
Против них вражье войско стоит, –
многочисленна масса калмык,
жаждет боя масса калмык,
удивляется горстке киргиз,
что пришла их страну покорять.

Тут сошлись Курманбек и Экез,
между войском калмык и киргиз,
на конях друг на друга летят.

Думал выбить мальчишку Экез
из седла ударом копья.
Кто из них батыр, а кто трус
может Сила сейчас лишь решить!

Молодой батыр Курманбек, –
шлем железный, в кольчуге грудь;
девяностолетний Экез
словно коршун старый кружит.
Молодой батыр Курманбек,
уповая на счастье-судьбу,
наступает упорно, теснит
старика, и ловким копьем
ищет печень его под щитом.
«Ты умрешь здесь» – твердит Курманбек,
но увертлив старик, словно бес,
и в отчаянии думает он,
что вернется с позором домой,
если старца ударом копья
он не вышибет здесь из седла.
Закусил под ним удила
конь текинский, изящный Тору.
И подумал тогда Курманбек:
"Вот сейчас настал мой момент.
Мне, подобному грозной волне,
разве ровня дряхлый старик?"
Развернулся батыр Курманбек:
«Я-ль слабее, чем этот старик?!» - 
думал он, летя на врага.
В войске вражьем растерянность, страх.
Силу, стойкость Экез потерял,
вновь и вновь удары копья
Достигают груди старика.
Испугавшись вида крови своей,
повернул назад храбрый Экез,
и предсмертное слово свое
прокричал тогда храбрый Экез
для дружины калмыкской своей.
Ясно понял храбрый Экез –
не минует сейчас его смерть.
Разозлился храбрый Экез,
повернул на врага он коня,
и ударял его Курманбек
прямо в сердце копьем, и с коня
старый воин бессильно слетел,
и на камни спиной он упал!..
И, увидев, как пал великан,
хан Долен не стал долго ждать.
Сердце, бившееся в груди,
как погашенный враз костер,
вмиг затихло и замерло. Крик,
клич победы кричал Курманбек,
юный воин, батыр Курманбек.

Взял сухое копье Долен хан,
поскакал на врага Долен хан,
черный пар поднимался над ним,
от огня его сердца, как дым.

Ждет его батыр Курманбек,
не страшась, не готовясь к борьбе,
пусть не думает злобный калмык,
что он трус и бежит от врага.
Говорит он джигитам своим:
– Сорок верных джигитов моих,
я, пришедший с киргизских земель,
заколю теперь хана калмык,
если ж нет, не взыщите, друзья,…
Вы смотрите, что сделаю я:
распорю Долен хану живот,
пусть подъедет лишь, нападет, –
уничтожу без страха врага, –
в том порукой мне храбрость моя!
И, свалив Долен хана в бою,
его кровью клинок обагрю…
Остальных же, рассеяв в степи,
в Черный Град, как овец, погоню.
И да сбудутся эти слова!
Вы, джигиты, смотрите, как я
буду биться с врагом, не щадя!
Меч стальной в руке у меня.
Пусть покажется им горой
силуэт устрашающий мой".

Преисполнен отваги, батыр
поскакал на кровавый свой пир.
Под ним Тельтору – конь-батыр,
скалит зубы, грызет удила,
пеной брызжет, летит на врага.
Вот сошлись Курманбек и Долен.
Две враждующие стороны, –
там киргизы, калмыки тут, –
замерли, гадают и ждут:
кто погибнет, кто победит?
Два батыра – Курманбек и Долен, –
раз схватились, копьями стуча,
проверяя на крепость себя.
Каждый верен своей мечте,
каждый верит своей Судьбе.
Вот разъехались. Снова сошлись,
два батыра лицом к лицу.
Испытуя друг друга на храбрость,
меряясь силой. – Лицом К лицу.

Под Доленом слабый был конь,
Карала – пугливый был конь,
лишь сошлись, задрожал бедный конь,
побежал от врага бедный конь.
Понял юноша как победить,
налетел, словно вихрь, на врага.
Не давая ему уйти,
поразил его в ребра копьем,
дрогнул мощный батыр Долен хан,
потерял быстроту Долен хан,
потеряла стремя нога,
задрожала его рука.
И подумал о смерти Долен,
на врага глянул жалобно он,
чье копье, сквозь ребра пройдя,
позвоночник ему повредив,
наземь свергло его с коня.
Конь, оставшийся без седока,
убежал к калмыкским рядам.
Но не стал убивать Курманбек,
из врага он вырвал копье,
и, решенье свое приняв,
думал он о грядущих делах.
Он решил уничтожить войска
из калмыков, что были пред ним.
Он вернулся к своим сорока,
что готовые к бою ждали
боевого клича вождя.
Вот они поскакали к врагам.
Колыхая копьями, они
пред калмыками стали стеной,
приглашая калмыков на бой.
Под конями гудела земля, –
то бежали калмыков войска,
бесполезные копья свои
прижимая к толстым бокам.

Вот подъехали сорок друзей
к Курманбеку батыру, в кольцо
взяли хана и речь повели,
хмурость стерлась, улыбки и смех,
сердце плавилось, точно свинец,
от батырского счастья в груди:
"Господин наш, наш враг впереди
убегает, желая спастись,
так умоем клинки в их крови.
Наш храбрейший, тебя отпустив
на врага, мы не станем стоять,
ждать и битву твою наблюдать".

И, доволен словами джигит,
Курманбек им в ответ говорит:
– Желанием крушить и жечь
не опозорьтесь пред врагом.
Долена ранив только что,
я сам едва нашел покой".

Сказав так, он повел их в бой:
резвились кони по степи,
и, состязаясь в хватке, силе,
летели всадники на них,
то поднимая на дыбы,
то вскачь пуская лошадей,
неслись в степи, гоня калмыков
и состязаясь меж собой
в проворстве, силе; горяча
своих коней, плетьми их били…
Кольчуги, шлемы и щиты
блестели под горячим солнцем.
И враг бежал пугливым зайцем,
и догонял его Тору,
и сорок вороных коней
неслись оленями в степи,
лишая всех надежд калмыков.
И сорок мощных тех бойцов
калмыков били всех подряд.
Резню устроил Курманбек,
войдя в азарт, лишил покоя
сонливых вражеских бойцов,
он рыскал волком среди них,
был в самой гуще и копьем
калмыков множество сразил.
Он словно ярый леопард
среди врагов коварных был.
А сорок воинов его,
как волки средь калмык дрались,
рубя мечом, коля копьем,
загнали в Черный Град врагов.

Здесь, в Черном Городе, сидит
калмыков род, лишен надежд
киргизов храбрость одолеть…
Эльбека решено послать
послом к врагу, увешивать
враждебных витязей, склонить
и перемирье заключить.
В тоске и горе хан Долен:
– Плохой народ мне Богом дан!
Вы словно бабы, храбреца
нет среди вас! Один Экез
был богатырь, и тот убит.
Я дрался, но врага копье,
железом раздробив ребро,
задело позвоночник мой, –
я ранен!– смелости итог!
Всё если дальше так пойдет,
то не останется в живых
здесь ни души. Покой и мир
должны купить мы! Род калмык,
убытков не страшась, пошли
Элъбека в вражий стан послом,
красноречив он и умен.
Калмыки, видели вы все
как храбр и дерзок Курманбек!
Не будь меня, вы все давно
рабами были б у него.

Мой Эльбек, мой мудрый Эльбек,
съезди к юноше-удальцу,
дай ему свой мудрый совет,
мысль о мире внуши гордецу.
Мы узнали гнев храбреца,
Ты узнай благородство его,
хватит кровь нам бессмысленно лить,
отвернем от плохого лицо.
Пусть забудет вражду Курманбек,
породнится пусть с нами навек.
Если он благороден – возьмет
злато-серебро, жемчуг и скот,
шестьдесят красных наров* с собой
пусть угонит. Мало будет,– то скот,
весь, что есть у меня, пусть возьмет.
Пусть подружится он со мной,
пусть возьмет моего скакуна.
Пусть доволен он будет всем,
враждовать с ним не стану я.
Если ж мало, – пусть, словно скот,
уведет в рабство весь мой народ...

Придя к Курманбеку, передавая все, что велел сказать хан Долен, так говорит красноречивый Эльбек:

– С избытком счастия рожден,
здоров ли, юноша-батыр?
Владыка наш, наш хан Долен
передает тебе поклон.
Казнишь ли, милуешь агу*,
пришедшего к тебе послом, –
в твоей то воле,– послан я
к тебе за миром, ты реши, –
свои условья объяви!
Проявишь щедрость, Курманбек, –
о щедрости твоей молва
пойдет по миру чрез посла.
Готов калмык платить за мир
всем, чем владеет. Властелин,
проявишь черствость,– род калмык
исчезнет навсегда, твой меч
нас уничтожит без следа.
Скажи, какую месть твоя
назначит цену нам за мир?
Что дать нам, чтобы ты остыл?

(Нар* – одногорбый верблюд.
Ага* – почтительное обращение к старшему по возрасту).

Экез, не оценив тебя,
погиб в бою, ты показал
нам силу мощную свою,
калмыков одолев в бою.
Долена ты сразил копьем.
Теперь я здесь, и бью поклон,
и миром я спасти хочу
калмыков род. Ты палачу
не уподобься. Я прошу
лишь мира, мира лишь прошу!
Узнал батыра счастье ты,
Победа, Власть – твои рабы.
Так пожалей калмыков ты,
бери все, что желаешь ты.
По землям нашим каждый год
ты, проезжая, дань сбирай.
Беря с калмыкских душ налог,
ты ханом здесь себя считай.
Когда ты с нас всю дань возьмешь,
и победителем уйдешь,
покой калмыкам подарив,
то восхвалит тебя старик!
Просил меня наш хан Долен,
передавая свой поклон,
добыть прощение твое,
все, что увидишь здесь – твое!
Огромен наш народ калмык,
и хан его – великий хан!
Не будь же мальчиком, батыр,
ведь хану нужен в братья хан!
Вы побратайтесь, только он
поймет достоинство твое.
Вы, уважая честь и сан
друг в друге, будете сильны.
И если ценит так тебя,
и если говорит: бери
все что желаешь! Мой батыр,
хорошую цену тебе
он за отвагу предложил!
Пусть будет слава о тебе
прочней скалы всегда, везде!

Курманбек батыр глянул мрачно на Эльбека и так сказал:

– Слушай, что я тебе скажу,
почтенный старец и посол,
ты хитростью своей меня
не проведешь, старик-посол.
Как чужды небо и земля
друг другу, так же далеки
мы с твоим ханом; и покой
далек от рода твоего.
В груди моей еще жива
об убиенных память, но
и я ценю покой и мир…

А ты отважен, мой старик,
Ты сам пришел сюда? Один?
И имя ведь тебе Эльбек?
А где же сам твой хан Долен?
Ведь он считал, что он батыр?
что сам сюда он не пришел?
Я не палач, как ты оказал,
и кровь претит мне, как тебе.
И если, храбр твой хан Долен,
пускай придет сюда ко мне.
Когда он сам сюда придет,
поверю я его словам,
и, отказавшись от войны,
я мир калмыкам робким дам.
Но если это лишь обман,
и хочет он меня к себе
для смерти лютой заманить,
то пусть готовится к воине,
пусть знает, что ему не жить.
Возжаждет смерти пусть тогда, –
еще тверда моя рука,
Долен коварен, знаю я
как убивают храбрецов.
Об этом е детства слышу я.
Обманом, лестью храбрецов
к себе заманивают в дом
и, окружив толпою слуг,
их умерщвляют. Если я
поверю на слово врагу,
и в дом к нему как гость войду,
и буду там убит, – тогда
весь мир меня сочтет глупцом.
Пусть сам придет сюда Долен
коль мира хочет он, чтоб я
узнал его не как врага.
Когда всё будет только так,
Эльбек мой, стану ль возражать
я против мира? Никогда!
Взгляни на ярость сорока
стоящих тигров в ряд, в бою,
пусть будут тысячи врагов,
победу с ними одержу!
И сорок верных молодцов
коварному калмыку в пасть
для гибели не поведу.
Пока со мной мои друзья,
неуязвим я для врага!
Мой конь – текинский славный конь,
горяч, как золотой огонь.
И если искренен Долен,
то я приму его поклон.

Успокой свой народ, Элъбек,
наведи сам порядок в нём,
Расскажи о силе моей,
возвратись в калмыкский свой дом.
Не к лицу мне идти на ваш зов.
Посоветуйся с ханом своим,
пусть решит – нужен мир вам иль нет,
если «нет» – то готов я к войне,
если «да» – пусть придет сам сюда.
Гордый хан ваш, славный Долен,
без коварства, с открытой душой,
пусть предстанет он предо мной.
Если честен будет Долен,
так же честен буду и я.

Я приехал сюда за скотом,
что украли вы у меня.
Я приехал сюда, чтобы мстить
за шейитов* священную кровь,
за погибших в неравном бою
всех киргизов приехал я мстить.
Пусть Долен приведет с собой
шестьдесят красных наров, посол,
пусть прихватит еще с собой
злато-серебро, жемчуг, посол.
Пусть пригонит еще с собой
тучный скот, мой славный посол.
И пусть сам Долен хан придёт,
говорит откровенно со мной.
Я беседу с ним поддержу,
и потом, угождая во всем,
пусть проводит меня хан Долен.
Если, храбрость свою проявив,
Долен хан сам приедет сюда,
я от мира не отступлюсь,
подарю вам покой тогда.
Рад я буду, коль искреннен он,
если ж в злобе его душа,
помнит пусть свой долг ваш Долен -
ежегодно платить мне дань.
Какова та дань – пусть решит,
хорошенько подумав, решит,
И тогда только я смогу
со спокойствием верить ему.
Передай ему эти слова.
И коль сможете вы проводить
Курманбека с почетом, сюда
буду в год один раз наезжать
и богатую дань собирать.
Я даю тебе ровно семь дней,
расторопный мой старец Эльбек,
два – дорога займет туда,
три – советуешься ты там,
путь назад займет тоже два дня.

(шейит* – ар. рел.– павший за мусульманскую веру на поле брани)

Буду ждать я ровно шесть дней,
на седьмой день, коль ты не придешь,
я направлю отряд свой на вас,
ровно шесть городов разорю,
с ваших пастбищ весь скот угоню.

Придя к хану Долену, посол Эльбек сказал ему: "Мой хан, был я у юноши батыра и передал все, что ты мне велел. Молодой батыр ответил, что он не бежит от перемирия, если кто и нарушит мир, то это будет скорее всего Долен; я, говорит он, пришел мстить за прошлые притеснения и обиды причиненные киргизам калмыками. И если суждено погибнуть – погибну, но отомщу. Но, продолжал Курманбек, я не против мира. И велел, нагрузив на шестьдесят верблюдов золото,серебро, вместе с другим скотом пригнать их в течение шести дней. Опасаясь попасть в ловушку, сюда он ехать не хочет. Теперь последнее слово за тобой. От Курманбвка мы больше ничего требовать не можем.

Довольный таким исходом, хан Долен оповестил всех и собрал у себя самых богатых, именитых и ученых людей из калмыкского народа. "Уважаемые аксакалы и достойнейшие люди моего народа, – начал говорить он. – Я вот для чего вас всех здесь собрал. – Вы все знаете, что прибыл в наши края богатырь Курманбек. После того, как он убил в схватке несчастного батыра Экеза, тяжело ранил меня и разбил мое войско, я послал к нему послом храброго Эльбека. От мира с нами батыр Курманбек не отказался, сказав, что для него будет лучше – если мы отдадим ему золота и серебра на шестидесяти верблюдах, да скота, сколько он сможет угнать, чем война и истребление калмыков. Что вы на это скажете?" – Долен хан замолчал. Все, желая мира, тут же согласились, и вскоре, нагрузив караван в шестьдесят сивых коней и шестьдесят наров золотом и серебром, Долен хан, взяв с собой Эльбека, отправился к месту встречи.

Прошло семь дней, и разгневанный Курманбек, думая, что его обманули, во главе своих сорока джигитов, отправился в калмыкские земли, намереваясь разгромить и разграбить города Камбыл и Кара-Шаар. Но вскоре он увидел на дороге, идущей в его сторону, большой караван в шестьдесят наров и шестьдесят сивых лошадей, нагруженных всяческим добром, и узнал в едущих во главе каравана Эльбека и Долена. Решив испытать их храбрость, Курманбек ударил в походный барабан и, пришпорив быстроногого Телътору, поскакал на них выкрикивав боевой клич. Тогда многоопытный Эльбек поднял над головой белый флаг, выражая тем покорность. Курманбек остановился. Увидев приблизившегося батыра, Долен хал вздрогнул от страха и затаенной ненависти, но тут же соскочил с коня и, подбежав, пожал сидящему на коне Курманбеку руку. И тогда, после рукопожатия врагов, с пожеланиями крепкого дальнейшего мира обратился к обоим ханам Элъбек:

– Храбрый Курманбек, мой хан Долен,
заключили мир вы – счастья вам!
В дружеской беседе можно лишь
друг о друге правду всю узнать.
Поступил достойно Курманбек,
позабыл о злобе Курманбек.
Хан мой Курманбек, мой хан Долен,
дали вы народу мир, покой.
Дети мои, помирил я вас,
в сердце пламень горечи погас.
Мир вы всем вернули на земле, –
в небесах восславят духи вас!
Дал покой калмыкам хан Долен,
нас от смерти спас наш хан Долен.
Дал покой народу Курманбек,
нас от крови спас наш Курманбек,
Хорошо, что вы сошлись вдвоем,
заключили вечный мир вдвоем.
Добрый воин, славный Курманбек,
хан с повинной сам пришел к тебе,
чтоб очистить душу от обид,
шестьдесят привел он кобылиц,
наров хан наш шестьдесят привел,
а нагружены они все серебром,
золотом, шелками, жемчугом.
Девок и рабынь с собой привел,
чтоб доили этих кобылиц
и готовили тебе кумыс.
Чтобы пас табун твой хорошо
он табунщика с собой привел.
С чистым сердцем, с миром хан Долен,
с радость в душе к тебе пришел.
Два батыра, только в дружбе вы
оживить сумеете мечты.
И в подарок другу хан Долен
вороного скакуна привел, –
с ветром мчится он вперегонки,
смерчи обгоняет он в степи,
быстроногий, словно Кайберен*
он в любой байге одержит верх.

(Кайберен* – покровитель травоядных животных /миф./)

Откинь сомненья, Курманбек,
доверься дружбе, Курманбек.
Скажу о том, чем жив калмык:
здесь табуны коней всегда
пасутся; сочные луга
дают им жир, и колбаса
Из той конины, шейный жир
всегда в домах – здесь каждый сыт.

Здесь девушки красивы все,
из красных тканей их наряд,
в песцовых шапках – перья сов,
и радостен веселый смех.
На горных пастбищах, в стадах
пасется черно-пегий скот.
Вот так калмыков род живет.
Скот тучен – им народ богат;
здесь много вороных коней,
быстрее ветра что летят.
Заплатит дань тебе калмык,
будь справедливым Курманбек.
Вы – властелины, господа,
договоритесь меж собой.
Весь скот, что здесь пасем мы – ваш.
Коль «мало» – скажет нам батыр,
то дань двойную мы даём.
Могуч и молод Курманбек,
тебе навечно дан слуга,
наш лучший раб, табунщик-раб.
он верен будет до конца.
Ты, покоривший наш народ,
везде тебя удача ждет,
наш юный тигр Курманбек,
мечту, что ты осуществил,
никто не достигал вовек.
Всё – правда чистая, не лесть,
в моих словах ни капли лжи.
Ты, покоривший наш народ,
взяв красных наров, жемчуг, скот,
сребро и золото в мешках,
пойдешь через Манас, Кашгар.
С богатой данью ты пройдешь
по многим весям, городам,
по землям, где царит Акхан,
и слава о тебе пойдет
к далеким чуждым берегам.
Но благородства дух храни,
и злобу выкинь из груди.
И молодости гордой спесь
пусть не толкнет тебя к войне!

Курманбек был доволен таким исходом дела, но храня вид грозный
и неприступный, сказал: " Что ж, что было, то прошло. Пришел я сюда мстить жестоко за обиды, которые вы нанесли киргизам, но, как говорят: "Повинную голову и меч не сечет",– я прощаю вас. Коль мой дорогой Долен доволен мной, то и я доволен им. Но помните о ежегодной дани".

Простившись о Доленом, Курманбек повел караван взятый у побежденных в обратный путь. Хан Кашгара Бек Акхан, узнав о победе батыра над калмыками, устроил ему на своей земле пышную встречу с карнаями*, сурнаями*. Спешившись, Акхан со своими сорока джигитами ждали гостей в радостном нетерпении. Курманбек и джигиты, подъехав, тоже спешились. Акхан и Курманбек обнялись, обе дружины тут же, на радостях, устроили состязания в силе, скачки, и в этой радостной суматохе Акхан так сказал батыру:

– Златоголовый Курманбек,
здоров ли, хан мой Курманбек?
Слыхал – калмыков разгромил,
могучий род их покорил.
Зачем, перед походом к ним,
ты не увиделся со мной?
Я б радость в сердце оживил,
поддержкой был бы неплохой.
Отважный воин Курманбек,
Экеза ты сразил копьем,
Долена ранив, Курманбек,
кровь черную его пролил.
А Черный Город их Камбыл
ты мог без боя разорить.
Долен сражен, убит Экез,
калмык беесчисленный разбит,
печаль везде у них царит.
Мой Курманбек, теперь ты стал
отвагой дерзкой равен льву!
Я десять дней тебя здесь жду,
чтоб встретить, как то быть должно.

(карнаи*, сурнаи*. – старинные музыкальные духовые инструменты, трубы).

И, наконец, твое лицо
я вижу! Юный тигр, батыр!
Будь другом мне, ведь я один.
Будь мне товарищем в бою,
когда на родину мою
враги полезут без числа.
Родных не много у меня,
врагов же – всех не пересчесть.
Ты окажи мне эту честь, –
будь ближе мне родных, мой друг!
Мне трудно править одному,
в народе ловких нет людей,
в народе верных нет людей,
а враг вокруг творит грабеж,
скот угоняет, села жжет;
калмыки лезут без числа, –
и уж в народе есть молва,
что слаб народ я охранить,
позор ложится на меня.
Гул нападающих врагов
я слышу здесь и день и ночь;
со всех сторон одни враги:
дунгане здесь, китайцы там!
И каждый у моей земли
кусок отрезать норовит, –
и каждый думает: Акхан –
трусливый хан, безвольный хан!
Давно я слышал о тебе,
но встретиться с тобой не мог!
Враги отняли мою честь
без друга верного; как ты
я дать отпора им не смог.
Вот – правда обо мне тут вся,
в отчаянье моя душа.
Я много слышал о тебе
от тех, кто проезжает здесь.
Когда ты ехал на врага,
хотел с тобой сдружиться я.
Но ты проехал. Десять дней
я ждал в степи твоих людей.
Мой беркут, друг мой Курманбек,
меня увидев ты в беде,
приди на помощь, отомсти
врагам-китайцам за меня.
Тигроподобный Курманбек,
узнав, что я убит врагом,
приди тотчас, душевный друг,
на помощь мне, и отомсти
врагам-калмыкам за меня.
И если ты, душевный друг,
мне обещаешь сделать всё,
что с болью в сердце я прошу, –
ты жизнь и счастье даришь мне.
И счастлив я, что ты – батыр,
что ты – храбрец, и все тебя
враги боятся, что хранишь
в покое, счастье свой народ,
что тигр ты, лев и на врага
идешь без страха ты всегда;
и что я друг тебе навек -
я счастлив этим, Курманбек!
Настало время от забот,
печалей мне спастись, батыр,
когда врагов ты победишь,
и в гордый миг кашгарскии клич,
победный клич ты прокричишь,
прославив этим мой народ!
Тогда, всю храбрость оценив,
навеки друг я буду твой.
И если сделаешь ты так, –
я хана власть тебе отдам.

Этими словами Акхан кончил говорить о своих бедах, надеждах. Курманбек был рад, и они обнялись, став навек друзьями. Батыр подвел и подарил Акхану вороного иноходца Долена. После того, как Курманбек провел несколько дней в гостях у Акхана, Акхан сказал батыру: «В караване твоем шестьдесят красных наров и пегих кобылиц, за жеребятами которых смотрят твои слуги. Дарю я тебе этого одногорбого верблюда-самца, который способен поднять двенадцать батманов*, он понесет шесть батманов слитков серебра и шесть золота. И в придачу я дарю тебе еще сорок верблюдов, груженных шелками и мехами». Тогда Курманбек так сказал другу:

– Ты мне лучший друг, Бек Акхан,
дай узнать мне – кто друг, а кто враг,
дай два года понаблюдать,
и когда нападет злобный враг, –

(батман* – (ист.) 12 пудов).

кровь его, как воду плескать
я начну, – дай руку мне, брат.
С обещаньем тебе помогать
Возвращаюсь теперь я домой.
Если я не погибну в бою,
то врагов тебе всех покорю.
Лишь появится враг – дай весть,
тут же я появлюсь, и честь
сохраню твой и свою.
Если злобный калмык иль дунган
рубежи твои перейдет, –
брат на помощь тебе придет.
Если злобен к тебе Китай,
ты мне весточку лишь подай,
в тот же миг я примчусь к тебе,
чтоб врага покорить тебе.
А не то, и без весточки, сам
приезжать буду я к тебе,
и все силы свои отдам,
чтоб спокойно жилось тебе.
Разве волк и лиса устоят,
когда дружбой сильны, им навстречу
выйдут тигр и леопард?
Разве волк сохранит свою спесь,
коль увидит в нас свою смерть?
Ну а тигру и смерть не страшна,
и пусть десять тысяч врагов -
победит он врага всегда!
Беркут хваткий, вершащий полет -
это я, – враг-лиса не найдет
в серой пыли спасенья себе.
Когти выставив, я налечу
черным беркутом на врага,
тело слабое разорву,
если спрячется он в нору,
у норы клекотать буду я,
из нее поджидая врага.
Сам увидишь меня в бою.
С того часа, как сел на коня,
дотянувшись до гривы, я
первым в скачках всегда прихожу!
Тот же, кто догонял, тот живым
от меня еще не уходил.
Но довольно о храбрости слов.
Милый друг, что ж, прощай, будь здоров.
И пусть дружба наша растет, –
наша сила в ней, наш расчет.
Дважды клятвы друг другу давать
Не пристало нам! Помни, мой друг,
кто бы ни был враг, он живым
не уйдет от меча, мой друг.
Мой Акхан, будь здоров, будь здоров,
между нами месячный путь,
я желаю удачи тебе,
жду вестей от тебя, милый друг!..

Акхан проводил Курманбека. Батыр вернулся к своему народу. Все, от мала до велика, высыпали ему навстречу, все радовались тому, что вернулся невредимым, привёз богатую добычу и никак не могли поверить, что калмыки разгромлены и покорены. Всюду царило веселье. Не радовался только отец батыра – Тейитбек. Он был обижен на сына потому, что тот, уезжая, не посоветовался с ним, не выслушал его мнения на этот счет. Курманбек рассказал собравшимся обо всем, что с ним произошло, затем проводил гостей и, придя к отцу, хану Тейиту, склонившись перед ним и почтительно, прижав руки к груди, так заговорил…

(ВНИМАНИЕ! Выше приведено начало книги)

Скачать полный текст в формате Word

© Перевод с кыргызского Осмонова Т.Б.