Снежная женщина комиссара

(Повесть)

В эту книгу писателя Жапарали Осмонкулова вошли повести и рассказы, которые были переведены самим автором. Произведения писателя разнообразны по содержанию, отличаются нравственной углублённостью и обобщенностью. Чистый мир детства, красота природы, жизнь горожан и сельчан – его основная тема. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Публикуется по изданию: Осмонкулов Жапарали. Добрый палач: Повести и рассказы. – Бишкек: 2013. – 154 с.

ББК 83,8
    УДК 82/821-93
    О — 74
    ISBN 9967-13-057-1
    O 4803300100-13

Каждый год мы проводили лето на самом верхнем пастбище джайлоо Мин-Жылкы. Травы здесь росли так высоко, что даже на коне сложно преодолевать поросшее ими пространство. Осторожная сорока извещает своим лёгким стрекотаньем парящих полетом куропаток и фазанов, шарахающихся от каждого шороха сусликов и зайцев, спешно прыгающих с ветки на ветку белок и бурундуков, лису, которая подстерегает прилетающих на лесной водопой птиц. А громко хрюкающие кабаны грызут как семечки плоды диких яблонь и орехи, и каждый вечер по привычке проходят по нашему загону. Все это создавало неповторимое зрелище.

Когда мы в первый раз прикочевали на джайлоо, к нам прибился темно-серый телёнок, который на самом деле оказался диким кабаном. Тогда из рук громко закричавшей мамы выпал зеленый прутик… Озорной ветер, перелетая от пастбища к пастбищу, словно, нарочно нашёптывал людям об этом случае. На днях из города приезжали двое русских и сказали: «Если подстрелите одного кабана, дадим вам семь тысяч рублей». «Хоть десять дадите – мы не согласны», – ответили им. Но сейчас разговор не о том, что в Мин-Жылкы обитает зловещий джез тумшук – снежный человек, а о леснике Шекене, который не только слышал о нем, но и видел его воочию.

Мы с младшим братом Сейдали спускались с джайлоо, чтобы помогать лесникам в урочище Сары-Бээ косить траву. И лесник Шекен как-то рассказывал об этом событии. Последний разговор с Шекеном показался нам таинственным и очень важным. Он стал основой рассказа, который потряс всех жителей района.

* * *

Подходила к концу гражданская война, но в высоких горах скрывались ещё какие-то басмачи. В это время как раз начальник НКВД Джалал-Абадского уезда получил задание:

1. Любыми способами найти и обезвредить скрывающегося в неприступных горах корбаши, предводителя отряда басмачей Айтмерека, который время от времени учинял чабанам разгромы.

2. Попутно исследовать все золотые прииски на истоках бурной реки Кара-Кульджа.

Дело в том, что в долине Кара-Кульджа, текут, соединившись, две реки – Тар и Кара-Кульджа, которые потом и образуют большую реку Кара-Дарья. Всем кажется, что вода Кара-Кульджи более вкусная и питательная, чем вода реки Тар. Поэтому с давних пор идет слух о том, что в районе истока Кара-Кульджи есть золото.

Словом, к увлекательной экспедиции готовились три человека. Командиром группы был назначен известный борец с басмачами – комиссар Таштан. Вторым в список попал золотоискатель, геолог Саша; третьим стал ловкий и крепкий парень Шекен. Тогда ему было пятнадцать лет, работал он в чайхане разносчиком...

Заготовив провизию на полмесяца, трое мужчин отправились в захватывающее путешествие. Путь казался дальним и тяжелым. Днём было жарко, а ночью без привычки к горному климату они дрожали от холода. Поэтому, как только темнело, разжигали костер. Огонь горел до утра. Девственные горы и дикие скалы стояли, обратив высокие вершины к звёздам. Цветистые зелёные травы в поросших ревенем ложбинах радовали глаз. Люди по десять раз на день переходили вброд горную реку. Горный воздух был удивительно чист, а высокорослый ковыль-волосатик стал хорошим кормом для лошадей. Невиданная удача! На протяжении всего пути комиссар Таштан показывал спутникам свои неординарные способности. Сидя на коне, он на лету стрелял из маузера в испуганно взлетавших вверх фазанов и полосатых куропаток: «бах-бах». Подобно беркуту, на скаку схватывал суетливых визжащих сусликов. Это было представление ловкого наездника.

По дороге на каждом холме торчало по 10-15 сусликов, их любопытство пересиливало чувство скрыться от страха в норе, потому что они ещё ничего не знали о людях. Чутьё у комиссара Таштана было как у осторожной дикой козы, глаза – как у зоркого сокола. Поэтому в еловом лесу он без труда находил поющего соловья. Шли они не сберегая сил. С погружением в глубину горных ущелий на южных и северных склонах чаще стали встречать мирно пасущихся диких кайберенов. Бедный Саша ничего подобного не видевший в своей жизни всё время шёл, наслаждаясь красотой природы, иногда от восхищения прищёлкивая языком.

На третий день, перевалив за множество холмов Беш-Мойнок, путники вышли на горный хребет Апак. Не теряя ни минуты, они стали продвигаться дальше и дальше. Их цель была до вечера дойти до пастбища Суук-Тор, которое было богато минеральными источниками.

Дальше рассказ пойдет от лица лесника Шекена.

– Утром и вечером еду готовил комиссар Таштан. Мы к его сноровке быстро привыкли. Он оказался добросердечным человеком и искусным поваром. Наконец дошли до намеченных минеральных источников. Ощипав подбитых по пути куропаток и фазанов, сажали их тушки на колышки, жарили на углях. Поставили на костёр походный котёл. Забота о лошадях входила в мои обязанности. Привязав наших лошадей там, где много травы, я вернулся к очагу. Когда подошёл, комиссар сидел у огня, обеспокоенный тем, что ушедший около получаса назад на речку за водой Саша бесследно пропал. Пришлось его долго ждать. В конце концов, я не выдержал: «Таштан ага, можно, я пойду и позову Сашу?» Видимо, Таштан ага тоже ждал этого момента, поэтому, не ответив на мою просьбу, пошёл вместе со мной. В узкую горную долину уже спустилась полутьма. Хотя стояли летние дни, с наступлением темноты мы ощущали леденящий холод. Причину задержки геолога узнали, когда дошли до берега реки. Бедный Саша лежал, свесившись на полынь, недалеко от воды. Рядом с кустами полыни
обнаружили пополам переломленную винтовку. В спешке, приподняв его голову, сбрызнули лицо водой. Спустя несколько секунд, он пришёл в себя.

Комиссар с ловкостью ощупал его тело: нет ли сломанных и вывихнутых мест. К счастью, с Сашей все было в порядке. По пути к костру, придя в чувство, геолог начал что-то бормотать. Из его рассказа мы поняли, что ничего не подозревавший Саша лоб в лоб встретился с огромным бурым медведем, который ударил его наотмашь лапой, отнял грозную винтовку, и разбил предмет угрозы о камень. Слушая рассказ бедняги, мы не знали, смеяться или печалиться. И вдруг увидели на перистом склоне бурого медведя, который неспешно рвал сочный ревень и аппетитно жевал.

После этого события комиссар нас никуда не отправлял по одному.

– На обратном пути обязательно заберём, а пока, чтобы избавиться от лишнего груза, сломанную винтовку спрячем в небольшое отверстие между камнями, – сказал он и, положив винтовку в укромное место, оставил рядом метки.

Мы тоже постарались запомнить место. В ту ночь до утра в полусонном состоянии все сидели у костра с тревожными мыслями: «Вдруг медведь вернётся?..».

Чем дальше углублялись мы в горы, тем реже охотились на дичь. Комиссар осторожничал, чтоб своим выстрелом не вспугнуть палача корбаши. На привале мы с комиссаром ловили рыбу. Геолог занимался своим делом: копал землю, собирал камни разных пород, постукивал по ним молотком. Вносил записи в свою красную тетрадку. Комиссар, закидывая удочку, в бинокль просматривал каждое отверстие камней и скал, каждый обрыв леса и склоны холмов. Короче говоря, все сомнительные места вмиг проверялись зорким взглядом опытного командира.

Днём шли вдоль реки. На берегах встречали множество крест-накрест валяющихся елей, кости и рога горных архаров и кииков. Мы уже привыкли, что с наступлением сумерек начинается холод. Поэтому одевались в тёплые шубы. Комиссар и геолог, выставив свои жидкие бороденки, особо осторожничали.

В горах сумерки наступали быстро. Сегодня было как обычно. Впереди нас внезапно появился пылающий огонь в виде шара. Мы испугались, а Таштан ага виду не подал. «Вы тоже видели!? Не бойтесь, это блуждающие огни чёрта – шайтана. Они не страшны и не вредны», – сказал он, махнув рукой. Услышав слово шайтан, я слегка задрожал, как будто меня что-то передёрнуло. Саша чутко подал знак, с опаской посмотрел по сторонам. Невидимый образ шайтана казался страшнее, чем палач корбаши. Медленно приближались мы к огненному шару. Напуганные лошади, настороженно подняв уши, захрапели и стали бить копытом о землю.

В этот момент даже жужжание комаров, грохот реки, доносившееся из дальней темноты пение соловья и козодоя не отвлекали нас. Всё внимание словно собралось в одну точку, к пылающему огню. О чём думал, что испытывал комиссар Таштан, трудно было догадаться. Внезапно он дважды выстрелил из-за навострившихся ушей своего коня. От этого грохота наши лошади в испуге дёрнулись в сторону, мы чуть не вывалились из сёдел. Вслед за выстрелами одно за другим раздалось эхо в ущелье, впереди и сзади нас рухнули камни.

Вдруг перед моими глазами выросло какое-то страшное, лохматое, в два раза выше человеческого роста существо и издало пронзительный звук. Заметили ли страшного зверя другие, слышали ли его голос — не знаю, но у меня от испуга волосы встали дыбом.

– Не бойтесь, лошадям дадим отдых и заодно сами устроимся на привале. Ищите подходящее место для ночлега! – скомандовал наш комиссар, как ни в чём не бывало.

Быстро передав свою винтовку геологу, он исчез из виду. «Значит, опасность близко», – подумал я, и от этой мысли ещё больше задрожал. Бросаясь то в одну, то в другую сторону, еле нашли удобное для ночлега место.

Я пустил пастись лошадей на траву. После этого приступили к сбору хвороста. Расположились возле большого камня. Хворост собрали в кучу и разожгли костёр. Сухие дрова пылали, искры от них были подобны звёздам в небе. В глубокой темноте появилось ощущение, будто на земле зажглась еще одна яркая звезда. Хотя в животе бурчало, у меня пропало желание ужинать. Несколько рыб, которых поймали днём в речке, мы испекли на горячем камне и съели. Ужин этим и ограничился. Комиссар нас развлекал, старался смешить, поправлял огонь, роздал подстилки. Мы готовились спать, подложив под голову каждый своё седло. Но, сколько бы ни готовились, не могли сомкнуть глаз. Наоборот, поджав ноги, не шевельнувшись, сидели тихо. В первые дни похода во время корма лошадей я спутывал им ноги или привязывал верёвкой к колышку. Последние два дня просто отпускал на свободу. Насытившись сочной травой, они устраивались возле нас. Казалось, что их тоже что-то беспокоило, пугало. Всё-таки они тоже живые существа.

Пришла очередь отдыха. Каждый думал о своём прошлом. Я вспомнил сказку, которую в своё время рассказывала бабушка, и примерещилась мне волосатая баба с длинной грудью. От испуга встряхнул головой, начал молиться — на миг пропали призраки опасности, чтобы заново появиться. «Если усну, меня чёрт попутает, то есть соблазнит. Поэтому я должен бодрствовать», – думал так и старался не спать. Всё-таки природа взяла своё, и я заснул. Сколько времени прошло — не знаю, но меня разбудило ржание лошадей. Весь измотанный, в полусне, поспешно бросил в костёр сухие ветки. Костёр воспламенился. Саша, который хотел вместе со мной бодрствовать, давно заснул, укутавшись в шубу с головой. Я испуганно оглянулся по сторонам. До меня доносились голоса: комиссар Таштан ага с кем-то боролся, ругался.

– Ах ты, уйди, уйди, говорю!

Я не выдержал, крикнул:

– Таштан ага, кто он?! С кем вы разговариваете?

Комиссар Таштан не ответил. Вместо ответа старался спугнуть кого-то выстрелом из маузера. Но маузер два раза дал осечку. За это время раздражённые голоса постепенно удалились. К удивлению, именно тогда маузер исправно выстрелил в направлении отдалявшихся зверей. За пулей раздался злобный визг, метнулись прочь лошади. Кто-то, приподняв меня за шиворот, отбросил в сторону.

Немного времени спустя комиссар вернулся из темноты, откуда доносились страшные голоса. Он делал вид, будто с ним ничего не произошло. Из верхней челюсти капала кровь — видимо, какое-то острое лезвие разрезало её. Комиссар держал в руках какие-то клочья, похожие на длинные человеческие волосы. На моих глазах аккуратно сложив эти клочья, он положил их в свой рюкзак. Вытер платком мускулистые скулы и, похлопывая меня по плечу, спросил:

– Ну, что случилось, парень? Почему кричал?

Боясь шевельнуться от радости или от боязни, я чуть не заплакал. Наконец-то моя опора находится рядом со мной! Я перестал бояться, будто в жилах появились крепкие силы.

Утром с трудом нашли напуганных лошадей и незамедлительно продолжили свой путь.

Откровенно говоря, мы не боялись басмача, якобы нападающего из засады. Даже не думали о нём. Боялись мы неизвестного опасного зверя и шайтана-искусителя, совращающего нас с пути. Я постеснялся спросить о вчерашнем событии; мои спутники тоже ехали молча, затаив страх от неизвестности.

Мало или много мы проехали — в полдень, перевалив за горный хребет, остановились. Разнуздав лошадей и освободив подпруги, я пустил их на пышную траву поляны. В небе ни облака. С восхищением смотрел я на бескрайнюю долину белеющих гор, на извилистую, поблёскивающую под солнцем реку. За неделю кожа на моём лице заметно потрескалась от ветра и от солнечных лучей, но ощущал я себя превосходно. Увидев ярко красный цветок на обрыве склона, восхитивший меня, я наклонился сорвать его, как вдруг мне в глаза бросилось волосатое человекоподобное существо. Оно стояло, словно истукан, в тридцати шагах от меня, греясь на камне. Длинные когти рук и ног были четко различимы. Они выглядели, как остриё копья. Его рост вдвое превосходил рост комиссара Таштана. Мне показалось, что маленькие сверкающие глаза крупного волосатого человекообразного существа не вяжутся с телом. Оно стояло, повернувшись спиной ко мне, глядя вдаль. О господи, возможно ли такое!? Я своими глазами вижу джез-тумшук – снежного человека. Вот оно, страшное д
икое существо! Конечно, я испугался, ноги мои отяжелели, как твёрдый камень. Очень хотелось быстрее убежать подальше, но ноги не слушались. На шее выступил каплями холодный пот.

Не знаю, заметил меня джез-тумшук или нет, но вскоре от его грозного пристального взгляда я страшно перепугался и во весь голос закричал. Наверное, с пеленок так не кричал. Услышав резкий звук, он испугался и, громко вскрикнув, убежал в лес. В мою сторону прибежал Таштан-ага. Успокаивая меня, он огорчённо причитал:

– Ах, сын мой! Зачем я тебя с собой взял? Почему дома не оставил?

Затем, обращаясь к невидимому грозному существу, закричал:

– Эй, ты, слышишь меня? Больше не показывайся мне на глаза! Пуля моего маузера всегда для тебя готова! Будь ты самим господом — не пожалею. Не загораживай мне путь, уйди с глаз долой!

Саша в недоумении глядел то на меня, то на комиссара. Вдруг с другого склона к тому крупному существу присоединились еще два. Одно было маленьким, похожим на ребёнка. Поэтому одно из больших посадило его на своё плечо. Вслед за ними, то спотыкаясь, то прыгая, шло другое лохматое чудовище. Теперь без труда можно было догадаться, для кого была предназначена ночная пуля маузера. Комиссар, постояв немного, тихо пробормотал: «Эти существа и есть снежные люди. По-киргизски их называют «джез-тумшук» – дикий человек со стальными когтями».

В это время Саша с весёлым азартом стал прицеливаться, но комиссар дал знак оставить их в покое. Тогда Саша, не понимая, почему нельзя стрелять, опустил ствол винтовки вниз и повесил её за плечо. А те трое, поспешно шагая за горный хребет, вмиг исчезли из нашего поля зрения.

Следующие два дня прошли спокойно. На всём протяжении пути я часто думал: «Какое отношение имеет к снежному человеку – жез-тумшуку комиссар Таштан? Какая таинственная и неразрывная связь существует между ними?». Думал, думал, но всё равно ничего не понял. С такими тревожными мыслями я решил отслеживать каждое движение комиссара. К сожалению, он ничем не выдавал себя – наоборот, был жизнерадостным, ночью особенно осторожным. Один раз я заметил, как поздней ночью он незаметно ушёл и на рассвете вернулся. Саша, тоже поняв, что с комиссаром происходит что-то непонятное, начал тайно следить за ним. Однако как раз перед его уходом всегда засыпал крепким сном.

Мы стали пугаться дикого каждодневного крика джез-тумшука. Он и ночью спать не давал, и днём покоя лишал. Хотя и днём, и ночью мы понемногу спали, всё же просыпались не выспавшимися.

На восьмой день пути я, проснувшись, не обнаружил комиссара на месте. Обычно он, вскипятив чай, утром будил нас. На этот раз его не было у огня. Я вскочил со своего места, буквально забыв о Саше. Вблизи не было лошадей. Хотел крикнуть, но побоялся. В страхе как курица, метался то туда, то сюда. Наконец нашёл бесстрашного комиссара. Он спал в сорока метрах от нас, под кустарником, прислонившись к своей винтовке. От радости я чуть не заплакал навзрыд. Подошёл ближе, хотел разбудить, но потом передумал: пришли в голову тёмные мысли – наверное, оттого, что не мог разгадать тайные помыслы комиссара.

Следующим утром потерял Сашу. Тогда догадался об их тайне. Оказывается, они по очереди караулили наш ночлег от жез-тумшука. Этот ангел смерти в любое время суток мог на нас напасть и перегрызть нам горло.

На десятый день мы опять встретили семейство джез-тумшук. Существо чуть ниже ростом того великана оказалось самкой. Она заметно хромала. Нетрудно было догадаться, что ей в ногу попала пуля, которую комиссар по ошибке выпустил из маузера. На самом деле пуля предназначалась для самца. А мохнатый малый, который был похож на обезьяну, казался крепким и ловким. Он держался, как голодный клещ, за спину бегущего отца, который часто делал отмашку руками и ногами. Хотя мы считали их дикими, неразумными существами, время от времени великан-самец, повернувшись к самке, помогал ей перелезть через валяющиеся брёвна. Это нас очень удивило. Вот таким образом они постепенно удалялись и, наконец, скрылись в вечерней мгле.

Саша, ничего не понимая в поведении диких тварей этого удивительного мира, подозрительно смотрел на Таштана. Я тоже почувствовал это презрительное, холодное отношение к комиссару, который игнорировал нас, видя наше недоумение, не хотел делиться тайной. Почему он с нежным чувством, почти приятельски относился к диким существам? Саше не нравилось такое отношение, и он чувствовал себя подавленным, поэтому, куда бы ни шёл, при себе держал рюкзак, который раньше то и дело забывал где-то. И винтовку держал всегда наготове. Изменился его открытый, весёлый нрав. Парень стал замкнутым. По его подозрительному отношению можно было понять, что всё-таки у истоков реки Кара-Кульджа есть золото. Эту тайну он тщательно скрывал от нас. Геолог с каждым днём становился всё более осторожным, оглядывался, как будто ждал внезапного нападения со стороны.

О причине внезапного изменения в поведении геолога комиссар догадывался, но делал вид, что ни о чем не догадывается. И поэтому относился к нему как прежде. «О золоте ни одна душа не должна знать», – таков был приказ сверху. В существовании этого приказа даже я не сомневался, хотя со мной обращались, как с ребёнком. А уж опытный, привыкший ко всякого рода делам чекист Таштан ага, наверное, давно знал.

Словом, мы с каждым днём вели себя всё осторожнее. Подозревали друг друга, но об этом стеснялись говорить. Я думал о том, что плохо подозревать других в чём-либо и не доверять друг другу. Во всяком случае, не отделялся от Таштан аги. Это можно объяснить ещё тем, что он был хорошим приятелем моего брата. А вот с Сашей было по-другому. Как-то в чайхане говорили: «Русские делают всё, что им вздумается». Вдруг в голову пришла мысль, что геолог Саша может быть оборотнем джез-тумшуком, и холодный пот покатился по моей спине. Я начал его бояться, при встрече слегка дрожал, но не подавал виду, что боюсь его. Хотя я был молодым, меня считали ловким, крепким, в том числе и Саша.

Наконец достигли перевала Алмамбет, и у геолога появилось много хлопот, пришлось задержаться на один день. Геолог остался у берега реки и работал один с утра до вечера. Мы хотели помочь, но он наотрез отказался, сказав нам, что каждый должен заниматься своим делом.

Мы с комиссаром стали ставить палатку. Я пустил пастись лошадей на поляну. Собрали дрова для костра. После обеда в предвечерней прохладе на солнечной стороне горы паслись киики. Мы стали считать их, но часто ошибались, когда досчитывали до двухсот голов. Таштан ага, с детского возраста пристрастившийся к охоте, при виде диких коз не смог спокойно стоять, разыгрался его охотничий азарт, и он решил добыть мяса.

Через три часа он приехал к нам за помощью, и мы отправились на двух лошадях. Оказывается, он застрелил большого самца киика. Пока мы разделывали киика, Саша тоже закончил свою работу. Комиссар хотел сварить шурпу и положил мясо в котёл. Засоленную мякоть и печень пустили на шашлык. Как только шашлык изжарился, мы стали с аппетитом есть, как вдруг с близкого расстояния раздался крик жез-тумшука. От внезапного страшного крика мы сильно испугались, чуть не подавились мясом. Крик прогнал аппетит. Пока мы пришли в себя и попытались что-нибудь предпринять, лошади в страхе метнулись в разные стороны. Саша успел выстрелить в воздух два раза. Всё же понемногу успокоились, но аппетитный и сочный кусок мяса в горло не лез. Поспешно разожгли большой костёр. Всю ночь сидели у огня. Бодрствовали, не смыкая глаз, и зорко сторожили друг друга. Утром узнали, что жез тумшук унёс жирную тушу киика, которая висела на берегу реки, у старой арчи.

На рассвете, немного утолив голод, пошли искать лошадей. Комиссар и геолог молчали, словно обиделись друг на друга. Мне хотелось поскорее найти пропавших лошадей и покинуть проклятое место, пока целы руки и ноги, и я твердил про себя: «Ноги моей здесь больше не будет». Вещи спрятали за большие камни. Лошадей разыскивали по следам то по склонам, то в ущельях. Куда ни глянь — всюду белели горные хребты Ала-Тоо.

С грохотом летящая с горы быстротечная река Кара-Кульджа, ближе к вершине сужалась в маленькую речку и на самом истоке уходила в ледники, которые соединяли южные и северные части горных склонов. Не успевали ледники растаять по предгорью перевала Каракол, как наступала осень. Таким образом, с каждым годом нетающий лёд образовывал многослойную толщу. По льду легче ходить, чем по каменистым склонам, поэтому большую часть времени мы передвигались по льду. Перевалив за горный хребет, пристально осмотрели долину неприступной горы, будто охотник, крадущийся к киику.

Вдруг комиссар сказал: «Если не ошибаюсь, на солнечной стороне той скалы должна быть пещера». Мы к его словам отнеслись с недоверием. Снег, отражая свет солнца, до боли слепил наши глаза. В мыслях стоял ночной кошмар с джез-тумшуком. Неизвестное всегда пугало нас. В это время сверху посыпался песок. «Подметили что ли?!»– с такой мыслью мы резко остановились и бесшумно залегли, ровняясь с землей, как хищный барс, выслеживающий свою добычу.

Неожиданно между острых скал появилась дикая коза с двумя козлятами. Она шла впереди, касаясь только верхушки трав. Козлята, играя, быстро и ловко перепрыгивали с камня на камень, бодая друг друга, ластились к матери. Вдруг под прикрытием нависающей скалы появился тот самый жез тумшук, который снился нам каждую ночь. Мгновенно и крепко схватив за задние ноги спокойно играющего козлёнка, он ударил его о камень. Второму, не дав опомниться, переломил хребет. В то же мгновение мать-коза, защищая своих детей, бесстрашно напала прямо на жез-тумшука. От крепкого удара жез тумшук свалился вниз, но тотчас вскочил на ноги. В это время внезапно появилась самка джез-тумшука. Вмиг бросилась на помощь своему самцу и сбросила мать-козу сверху вниз. Задушила, схватив за горло. Самец джез тумшук, закинув большую козу за плечо, карабкался по склону гор, а самка следовала за ним, волоча двух убитых козлят.

Таким образом, дикая охота джез-тумшука закончилась благополучно. Хотя мы были её невольными свидетелями, всё же не могли повлиять на ход событий — вмешаться или выстрелить. Это хорошо понимали комиссар и геолог: эхо винтовки может вызвать камнепад, и тогда вряд ли мы останемся в живых.

И тут сверху повалились камни. Если бы мы продолжали, заворожено глядеть на мохнатых существ, думая, заметили ли они нас или нет, то камни, конечно, обрушились бы на нас. О причине образования небольшого камнепада нетрудно было догадаться: это дело рук джез-тумшука. Потому что всем известно, что в ясную безветренную погоду камни просто так сами по себе не катятся вниз. Как мы и догадывались, через некоторое время со склона горы опять с грохотом помчались вниз маленькие и большие камни. Белая пыль поднималась вверх. Но в это время мы были уже далеко, в безопасном месте, и наблюдали за происходящим издали.

Только ближе к полудню узнали, что лошади ушли совсем в другую сторону. Будто сквозь землю провалились — потеряться вот так просто немыслимо. Мы сильно проголодались, губы пересохли, ноги устали от пешей ходьбы. Устроили привал у ручья, вода которого просачивалась из стен скалы, но тут же снова въедалась в щебень. Таштан ага достал из рюкзака мясо и своим ножом начал резать на мелкие куски. Когда на костре вскипел чайник, геолог, который бродил по берегу реки, не скрывая своей радости, торопливо приблизился к нам. В руках у него были разноцветные камешки размером с альчик.

– Нашёл, наконец, нашёл! – кричал он, подпрыгивая от радости.

Мы с любопытством посмотрели на геолога и удивились:

– Что, всё-таки нашёл, что искал, да?

Он показал нам камешки в руках.

– Эх, как это мерзко! Таких камней полным-полно валяется вокруг нас, – закричал я и затопал ногами.

К сожалению, Саша не обратил на меня внимания. И, не объяснив, что эти камни содержат золото или алмазы, продолжал постукивать молотком. С азартом проверил своими приборами, то приближая их к глазам, то отдаляя. Комиссар поднял с земли такого же размера камень, пристально всматриваясь в него, понюхал, попробовал на зуб, но, похоже, утешительных результатов не получил.

– Разве это золото?! Таких камней здесь сколько угодно, – сказал он и, сплюнув сквозь зубы, бросил вниз.

Я не мог просто так выбросить находки Саши, и поэтому несколько отобранных желтых камней положил в карман.

С этого момента наши мнения стали расходиться. Геолог потребовал два дня, чтобы проверить полученные результаты. Таштан ага хотел быстрее добраться до таинственной пещеры. Мне хотелось, как можно скорее, убраться с этого проклятого места. Спорили-спорили, но до конца не доспорили. Что интересно — когда плотно пообедали, наши разногласия сами по себе разрешились. Геолог остался у берега реки, чтобы продолжить начатое дело. Мы молча приготовили верёвки и другое снаряжение. Через некоторое время начали подниматься в направлении высокой скалы. Скала издалека выглядела скользкой, как зеркало; эту обманчивость мы обнаружили, когда достигли самой скалы. Там можно было увидеть очертания тропинок кииков. Мы и пошли по каменистой тропинке кииков.

Наш внешний облик оставлял желать лучшего. Лица почернели от разрежённого воздуха и высокогорной болезни. Зато со временем начали привыкать к джез-тумшукам, потому что волей-неволей мы их встречали по два раза на день. Мне они казались мирными существами: не трогаешь их – и они тебя не тронут. Если их застать врасплох, только тогда они, возможно, нападут на человека. Во время похода мы убедились в том, что они боятся огня и наших винтовок. Но между комиссаром и диким существом была некая непонятная связь. Эта связь выражалась какими-то незримыми волнами, которые служили их пониманию между собой. Я ни на минуту не сомневался в том, что комиссар когда-то и в какое-то время был здесь. Может быть, он в прошлой жизни вошёл в контакт с неземным, диким, но разумным существом. Об этом нетрудно было догадаться: чем выше мы поднимались, тем чаще глаза его начинали бегать в поиске чего-то или кого-то, как будто он шёл на встречу с желанной подругой.

– Немного осталось, вон тот большой утёс видишь, который похож на огромного беркута, рядом с густо растущей арчой? Видишь — значит, хорошо. Бог даст, через два привала доберёмся до того места, – сказал комиссар, воспрянув духом.

– Голова кружится, – стонал я.

– Ничего, пока ты не привык жить в горах, – успокаивал он. – Вниз не смотри — ещё больше будет кружиться голова. Джез тумшук – это дикий человек, который отдельно от нас живёт в горах. Когда я с тобой, не бойся его! Будь всегда рядом со мной, понял?

Время прошло незаметно, и нам удалось одолеть столько пути, сколько понадобилось. Внизу, под нами, ползла чёрная туча. Берег реки смутно виднелся вдали. «Если нечаянно соскользну, умру во цвете лет, и кости мои сгниют в чужом месте», – печалился я про себя, скрывая свои мысли от комиссара. Вдруг пошел снег.

– Возвращаться поздно. Если не постараемся идти быстрее, то снегом занесёт тропинку. Шекентайчик, иди быстрее! – торопил он меня, будто сам шёл на высокий пир.

– Лучше замёрзну и умру в горах, чем от рук джез тумшука, – выразил я свой гнев.

– Тихо, не замёрзнешь и не умрёшь, не говори ерунды. Похоже, мы вплотную подошли к пещере. Лучше будь смелым малым», – бормотал Таштан ага, приостановившись под прикрытием высокой арчи.

И без предупреждения стал выкрикивать «Ату» – ревел, как будто выкуривает волка из леса. Мне тоже сказал:

– Кричи и ты!

И я кричал, ничего не понимая. Вот так, пока не добрались до самой пещеры, во весь голос ревели.

Когда Таштан ага произвёл выстрел из маузера, эхо раскатилось в горах. Комиссар, толкая меня под локоть, сказал мне:

– Вот теперь хорошо видно. Нам повезло: сопутствовала удача. Если бы повисли на скале, что бы с нами произошло?

Честно говоря, сквозь моросящий снег я ничего не замечал, мной овладело чувство страха, я прижался к комиссару.

– Эх, я полагал, что ты храбрый малый, оказывается, ты плачешь? Не плачь, братишка! – подбадривал он.

– Ну, хватит, хватит! Перестань плакать,– говорил и пощипывал меня то за замерзшую руку, то за лицо.

Мы штурмовали пещеру, всё время идя вперёд. Иногда комиссар прорывался вверх и шёл крича.

Вот, наконец, стоим у парадного входа в пещеру – у стен скалы, окружённой со всех сторон густыми кустарниками и ёлками. Мне показалось — такое удобное местечко, в нём можно было укрыться от снега и дождя. Наступили сумерки. Комиссар что-то пробормотал про себя и внимательно прислушался, будто опасаясь чего-то, держа наготове свой грозный маузер. Затем он перешагнул порог пещеры. Достал из-за пазухи спичку, зажёг факел. Я сразу заметил, что вход пещеры оказался узким. Воздух внутри пещеры был сухим, а площадь — просторной и удобной для человека, чтобы он мог свободно двигаться. Быстро собрали сухих хворостин, которые горели с сильным треском. Поели варёного мяса — заморили червячка. Подкрепившись и разомлев от тепла и усталости, я начал подрёмывать. Немного погодя совсем не было сил поднять отяжелевшие ресницы. Очень хотелось полежать боком на земле. Таштан ага, словно ждал этого момента, ловко поднял меня, поместив на мягкую постель. Я в полусне думал: «Откуда здесь мягкая постель? Нет, меня поместили на сырую, холодную землю. От усталости камень кажется мне пухом». Наверное, слишком утомился, лёг, растянув руки и ноги, испытывая приятную истому. Наслаждался, так как будто я лежу в пуховой постели. Мне хотелось говорить с Таштан агой о таинственном существе жез тумшук, сидя у костра всю ночь. К сожалению, не все слова были произнесены, не все разговоры закончены. Только он в гордом одиночестве молча сидел, смотрел на огонь и словно чего-то ожидал. Вдруг — во сне или наяву — кто-то издал звук и будто окликнул комиссара. Комиссар резко повернулся и бросил быстрый взгляд в темноту. Весело мерцающие глаза Таштан аги смотрели в сторону неизвестного существа, которое завораживающе звало к себе из горной бездны.

– Нет, не надо, прочь! Прочь с моих глаз, пугаешь ребёнка. Ради бога, уходи, уходи, говорю! – вскрикнул он оживлённо.

И я кричал:

– Таштан ага, не слушайте, не идите. Они вас убьют, оставайтесь со мной!

Но сам не слышал своего звонкого голоса, потому что находился в полусонном состоянии, однако всем своим существом воспринимал следующее:

В пещере кто-то с кем-то перешёптывался на непонятном языке. Каким-то образом краем уха я слышал звуки нежно рычащего голоса, напевы дикой самки джез-тумшук. Два голоса были слышны то отсюда, то оттуда. Приснилось, будто самка-женщина, находясь в объятиях мужчины и сильно возбуждаясь, благоденствовала, все её тело благодарно трепетало. Хотя самка казалась дикой, от нежного обращения подрагивающего сверху мужчины она получала полное удовольствие…

Сколько времени прошло, не знаю, вдруг пронзительный крик, оглашая горы и скалы, заставил вздрогнуть человека и джез-тумшука. Они засуетились. Комиссар вскочил с места и в волнении хлопнул себя по ляжкам.

– Иди, тебя зовёт. Иди, моя дикая Великанша, иди! – сказал и нежно проводил её взглядом.

Но она не хотела расставаться с милым маленьким существом. Скрепя сердцем, самка жез-тумшук упрямилась, не желая уходить. Голосу завывающего главного самца не придавала значения, а умное существо воспринимала как повелителя. Своим поведением она хотела показать, что еще не угасала сладостная страсть дикой снежной женщины – джез тумшук — к разумному существу, хотя с момента их первой встречи прошли многие годы. Этому удивилось умное существо по имени Человек. Она помнила его все эти годы, и человек не забывал. Встречаясь от случая к случаю, оба помнили друг друга и строго хранили свою тайну глубоко в сердце, чтобы обновлять свои любовные отношения, несмотря на трудности встречи. Это их судьба, судьба двух миропониманий, судьба двух разных существ.

В пещере стоял неприятный запах – запах дикой женщины. Комиссар, наверное, к такому запаху не привык, и поэтому, обнажив тело, c удовольствием умылся холодной водой из ручейка. Всё происходило на моих глазах, но находился я в полусне. И поэтому не мог разобраться: сон это или явь?..

Рассвело. Когда я открыл глаза, погасший костёр дымил, под пеплом тлели угли. Проснулся на медвежьей подстилке, а ночью мне казалось, что я спал на голом камне. «Откуда появилась здесь медвежья подстилка?» – почесал затылок. Казалось, я ничего не помнил, но ощущал себя очень странно. Таштан ага крепко спал, раскинув руки и ноги в стороны. В пещере стало светло, потому что сверху и сбоку в щели прокрались лучи солнца. Посреди площадки лежали кости диких коз, сложенные большой кучей. А на почётном месте пещеры лежало человеческое тело, превращённое в мумию. Возле него находились всяческие предметы: винтовка, длинный кинжал с золотой рукояткой, патроны, спичка, отчеканенный золотом большой ремень и курджун с драгоценностями, наполненный до отказа. Я пристально рассмотрел все детали интерьера и подумал: «Это тот самый неуловимый басмач, который разбойничал в горах».

Правду говоря, я опасался идти вглубь пещеры. В моем воображении пещера казалась многоходовой, бездонной и просторной. Немного пройдя вперёд, я споткнулся о всякого рода железные предметы. И тут же на глаза мне попались еще две медвежьи подстилки и кумган со сломанной головкой. Я был бодр и умылся холодной водой, которая протекала рядом с пещеры. Солнце поднялось уже довольно высоко. Комиссар проснулся в весёлом настроении.

– Ого, привет, маленький богатырь! Почему так рано встал, мог бы дальше спать. Ну, как пещера — понравилась?– спросил он.

– Таштан ага, я только что встал, – схитрил я. – Лучше ознакомьте с пещерой?!

Комиссар вскочил с места.

– Вот тебе раз, я, выходит, проспал, не видел рассвета. Ну ладно, времени мало — надо уходить, а то показал бы. Саша точно начнет за нас беспокоиться. Еще время будет показать. Лучше скажи-ка, как ты спал!? Всю ночь бредил, сильно устал, да? Или снились нехорошие сны? – интересовался он.

Я угрюмо молчал. Говори не говори – всё равно не смог бы доказать реальность ночного кошмара.

Когда мы вышли из пещеры, в горах стояла ясная погода. Оставшееся мясо разделили, чёрствый хлеб размочили в воде и ели. После еды так хотелось закричать на весь мир: «Взгляните, какая удивительная красота! Я потомок древнего кыргыза, который жил здесь и впредь будет жить на этой сказочной земле. Родившись кыргызом, живешь среди горных рек и небесных гор, с появлением на свет кричишь «нга-нга», но до конца своей жизни преодолеваешь трудности, в которых, ничего вокруг не видя, ничего не слыша, ничего не зная, растрачиваешь свою бесценную жизнь. Какая жалость, какое сожаление! Скажите же, наконец, есть ли такой человек, который понимает красоту природы? Если есть, тогда где он? Пусть приходит и оповещает весь мир о том, что существует на свете такой народ, народ кыргызов, который живёт в земном раю. Не говорю о неисчерпаемых богатствах, которые есть в нашем краю. А может быть, еще не родился тот человек, который всё это понимает и благословляет? Эх, как жаль!»

Я прекрасно понял, как он мучился всё это время, и я мучился, зная, что об этом не расскажешь, не поделишься. У меня тоже есть своя ноша, которая соответствует моему возрасту. И поэтому на мое беспокойство и требование он не ответил злословием. Он не понимал, что я тоже беспокоюсь. Нет, не понимал. Потому что у нас были разные категории понимания, разные пути к пониманию. Каждый был занят своими мыслями. И поэтому мы молча встали и начали спускаться с горы.

Во время спуска мы еще больше измучились, чем вчера, когда карабкались вверх. Моё колено, сильно ушибленное вчера, сковывала боль. Когда пещера исчезла из виду, с головокружительной высоты утёса раздался пронзительный визг джез-тумшук.

– Да, моя бедняжка, пусть это будет моим прощанием. Счастливо оставаться, Великанша! – сказал комиссар и, тяжело вздохнув, нажал на курок маузера.

Раздалось несколько выстрелов. Шум «Гуу-у-уу-у, гуу-у-уу-у» поднялся по ущелью и рванулся в небо. Оттуда послышался звук «Аа-уу-у-уаа-а», который словно спускался с неба и впитывался камнями ущелья. В конце концов, комиссар перестал играть своим оружием. Опустил руки. Я подумал: «Если он заплачет, как младенец, что я буду делать?». Нет, он не заплакал. Слёз не показывал. Но по-своему переживал, по-своему прощался. Понять это было нетрудно. Когда почувствовал ощутимую боль, пожалел комиссара, поняв, что его сердцу дороги дикие животные, обитавшие в высоких горах.

«Вот-вот он заговорит и разгонит свою тоску», — думал я о прошедшей встрече. Мне очень хотелось, чтобы он завел разговор об этом. Вот тогда я задал бы ему много вопросов.

– Таштан ага, – запинался я, но не мог выговорить вопрос.

В конце концов, он решился. Он не хотел обидеть маленького человечка. Самому захотелось рассказать о своих тайнах, которые хранились в глубине души. Или просто хотел успокоить свою душу – точно этого нельзя было понять. Я шёл впереди. И он подал знак, чтобы я остановился.

– Шекентайчик, какие мысли в твоём сердце, мне неизвестно. Иди сюда, садись здесь. Немного отдохнём, перекусим. Теперь нам некуда спешить. Задание выполнено. Славу богу, неуловимый басмач выявлен. Он больше никому не причинит страданий. Потому что именно его мумию ты видел своими глазами. Сейчас мне хочется рассказать об одном удивительном событии. Это очень редкая и необыкновенная история. Удобно устраивайся и внимательно слушай, – начал комиссар свой увлекательный рассказ.

* * *

– Когда началась гражданская война, я был молодым способным бойцом. Как-то меня отправили на курсы по подготовке младших командиров в город Олуя-Ата. Там проучился я год и вернулся возмужавшим младшим командиром. Это было время, когда отряды басмачей с каждым годом увеличивались. По возвращении меня назначили командиром взвода кавалеристов. И тут же послали воевать против корбаши Джанибека. Он активно действовал во всех районах юга. Мы его повсюду преследовали. Старались загнать отряд басмачей в горы; чтобы бандиты не пересекли границу Китая, пытались всячески воспрепятствовать. Закрыли границу. Всё-таки основная группа басмачей ушла за границу, а малую часть мы заманили в горы. Они все время отступали вглубь. Но я и подумать не мог, что басмачи дойдут до этого края и осядут здесь. Вон там, где большой выступ похож на беркута, началась стрельба. Мы их вплотную прижали к той скале, и они спешно отступали в сторону пещеры. Шаг за шагом мы шли за ними. Никто не обращал внимания на убитых и раненых — упорно преследовали басмачей. Силы наши сравнялись, и оборонялись они изо всех сил: стреляли, сваливали камни. Если бы они и дальше так продолжали, то одолели бы нас. По этой причине нам нужна была надёжная защита. Тогда мы и обнаружили эту пещеру.

Вдруг, как гром среди ясного неба, из пещеры вышло чудовище – волосатый джез-тумшук – и побило басмачей камнями. При виде страшного великана у басмачей сердце ушло в пятки, а нам это событие очень помогло. Басмачи засуетились, оказавшись между молотом и наковальней. Благодаря этому обстоятельству мы заставили их сдаться и быстро повязали. Пленных, начали спускать, ведя одного за другим. Как раз в это время сзади выстрелил в меня один из спасшихся басмачей. Пуля попала в правое бедро и прошла насквозь, оставив маленькое отверстие. Теряя сознание, схватился за больное место, но, не пройдя и шести шагов, я упал и потерял сознание. Сколько времени прошло – не знаю. Когда очнулся, кто-то, опустив голову, облизывал мою рану. Окончательно придя в себя, я огляделся вокруг и понял, что лежу в пещере на медвежьей подстилке. Каким образом я здесь очутился, кто меня сюда притащил, было неизвестно. Только одно запомнилось: меня ранил один из басмачей.

Прошло немного времени, и я полностью убедился в том, что лохматый джез-тумшук – дикий человек, облизывая мою рану, излечил и поставил меня на ноги. Безмерно удивился добросердечию дикого существа, но слегка побаивался его. Если бы он хотел меня убить, давно убил бы. К сожалению, он этого не сделал, наоборот, спас меня от смерти и баловал, как младенца. В первый день, конечно, было очень страшно. Я не мог смотреть прямо в его сторону. Зажмурив глаза, лежал неподвижно. На третий день освоился. Как-то отметил, что этот жез-тумшук, к огромному удивлению, оказался женщиной. И показалось, огромное существо потеряло своих сородичей, с которыми привыкло жить, или они временно отсутствовали. Мясо, которое добывала джез-тумшук, я жарил на углях, делал шашлык. Когда разжигал костёр, джез-тумшук панически пугалась. Она то выбегала из пещеры, то забегала в неё. В конце концов, снежная женщина начала привыкать к огню. Но никак не могла привыкнуть к жареному мясу, все время отдавала предпочтение сырому. Рана моя не ухудшилась и нога не опухла — наоборот, быстро покрывалась струпьями. Вот так я начал поправляться.

Отряд красноармейцев без дела не сидел. Оказывается, они меня больше недели искали, сильно утомились. В моем состоянии с крутого склона горы человек не добрался бы до равнины и за неделю. Хотя она была диким существом, Великанша меня поняла. Как младенца, носила в объятиях, потом, взвалив на себя, за день спустила на побережье реки. По следу было видно, что отряд давно передвинулся в другое место. Надежда умирает последней – я надеялся на то, что мои товарищи за мной вернутся.

Дикое существо с добрым нравом заботилось обо мне. Великанша собирала фрукты и ягоды, снабжала меня молодым, сочным мясом киика. В дождливую холодную погоду согревала в своих объятиях, не давала замёрзнуть. С каждым днём мы становились всё ближе друг другу. Если бы джез-тумшук была самцом, то не привлекла бы к себе моего внимания, как это делала Великанша. Самец бы сломал мне хребет одним ударом. Но снежное существо оказалось женщиной, которая притягивала своей дикой женственностью. Вот тогда я хорошо понял, что у них тоже развиты чувства. Как я и предполагал, отряд возвратился на прежнее место и нашёл меня. Мы радовались встрече и удивлялись: хорошо, что пуля прошла насквозь, не задев кости. Бойцы из веток ивы сплели носилки, на которых меня понесли домой.

Мы шли по берегу реки, а джез-тумшук – по горному хребту. В вечернее время до нас доносился её печальный зов. И каждый раз я чувствовал себя неловко. Мне было жаль её. В отряде объяснили, что печальный зов джез-тумшук – «это плач шайтана». Они и не догадывались, что этот «шайтан» помог командиру выжить в горных условиях. Благодаря доброму «шайтану» он остался в родном отряде кавалеристов. Таким образом, ни на минуту не отставая, и не перегоняя, дикая женщина тайно выслеживала красноармейский отряд, начиная от пещеры и до Суук-Тор, того местечка, в котором медведь напал на Сашу. Отряд скрылся из виду на перевале Апак, и Великанша печально разрыдалась, царапая камни, осталась лежать на земле.

Того дня я никогда не забуду. Ты очевидец, с божьей помощью пришлось еще раз встретиться. Если суждено где-то побывать один раз, то второй раз непременно случится. Хочешь теперь послушать о геологе Саше? Он молодец, идёт по правильному пути. То что искал, он нашёл, но от нас как мог скрывал. Я понимаю его, потому что богатство не всегда приносит счастье. Как говорится: «Кто его любит, тот честь погубит». Точно сказано. Тогда у нас был трофей – полный курджун золота и золотых изделий, отобранных у басмачей. Красноармейцы, обезумевшие от богатства, чуть не перестрелялись друг с другом. Я вовремя вмешался и успокоил горячих джигитов. Что было бы, если бы не помирил их, — это одному богу известно. Если бы они из-за драгоценностей наносили друг другу ножевые раны или стрелялись, сгинули бы все с белого света. Потому что толпа людей не может поровну разделить богатство, всегда найдутся те, кто недоволен разделом. И эти недовольные привели бы отряд к гибели. Это простому человеку понятно. Богатство, может быть, принесло бы счастье одному хитрому жулику, и та история закончилась бы печально.

Нам не повезло с золотом. Бедные батраки-красноармейцы в один миг хотели разбогатеть и жить сытно, но я распорядился по-другому. Я соскочил с носилок и наполненный до краев золотом курджун выбросил в бурную реку Кара-Кульджа. Этим неожиданным для всех поступком я спас своих подчиненных от бесчестия. Некоторые сказали «правильно сделал», некоторые открыто возражали, кто-то потерял дар речи. Но я с самого начала завладел ситуацией, пришлось стрелять в воздух, кричать, пугать своих бойцов нравственным кодексом.

Если кто-то интересуется золотом или большим кладом, то в этих краях — сколько захочешь, столько и находишь. В ущельях и логовах, в пещерах и долинах полным-полно сокровищ. Шекентайчик, вот поэтому я тебе многого не показывал и не рассказывал о многом. Хотя ты и не видел своими глазами несметные сокровища, ты можешь считать себя полноправным хозяином жизни, который знает дорогу к богатству, дорогу к кладу. Но на этих сокровищах много человеческой крови, поэтому будь всегда хладнокровным и умным. Ты еще ребёнок, не доросший жеребёнок, не будь корыстолюбцем, а то раньше срока расстанешься с жизнью. Попугай пером, соловей голосом, а человек поведением красен. Свалятся на голову трудности — укажи дорогу, сколько хочешь, столько бери, пользуйся моментом, заботься о людях, о родной земле. Никогда не ищи лёгкой жизни, с плохими намерениями не старайся что-либо делать, сил своих напрасно не теряй. Всему своё время, кому что суждено — то и найдёт, кому что положено — получит. У каждого своё счастье, однажды — хочешь или не хочешь — бог даст всё. Твоё счастье оказалось больше горы, с тобой я был откровенным. В этом мире мы гости. Рано или поздно все уйдём из этого мира. Поэтому как-нибудь сохрани нашу тайну до конца своей жизни, никому не выдавай. Потому что это наша тайна! Время настанет – сам расскажешь своему продолжателю, – закончил свой рассказ комиссар Таштан.

– Хотя я комиссару и не давал клятвы, своё слово сдержал: строго хранил тайну. После возвращения из экспедиции мы с комиссаром много раз встречались на разных мероприятиях. Правду говорят, что у хороших людей жизнь коротка. Примерно год спустя он невинно пострадал. Его обвинили в хищении государственных ценностей в крупных размерах. Как вы догадываетесь, постарался кто-то из тех, у кого за пазухой остался камень. Это был самый короткий суд в моей жизни. На судебном заседании с губ прокурора слетела фраза: «Вопрос о большом курджуне с золотом». Больше ничего. Таштан ага рассказывал обо всём правдиво. За то, казалось бы, забытое событие он получил 15 лет заключения в колонии строгого режима с конфискацией личного имущества. После суда его увезли на чёрной машине в сторону города. Потом сотрудники НКВД распространили слух о том, что заключенный Таштан сбежал из тюрьмы. Приехали военные со строгими лицами и строго спрашивали у односельчан, не видел ли его кто в последнее время. К сожалению, никто не видел комиссара, никто не слышал о нём, никто не обнаружил его труп. И никто не знал, где находится дух умершего.

После исчезновения Таштана аги я чувствовал себя одиноким. Со временем к одиночеству привык. Жил и радовался. Ничем не отличался от других, придерживался правила Таштана: «Не считался хорошим среди плохих, стал плохим среди хороших».

Сейчас мне за 70 лет, от жизни взял всё, достаточно пожил. Служил в армии, учился на лесника. Работал, любил свою профессию. С божьей помощью вам суждено было встретиться со мной. Славу богу, неоднократно беседовали по душам. Я в своей жизни со многими людьми встречался, разговаривал, дружил, жил рядом. Имел родственников, друзей, семью, детей, но им не было суждено выслушать мою исповедь. Это потому, что сам не захотел, а ещё потому, что не наступило время. Что поделаешь, такая судьба! Именно она нас свела, и поэтому я считаю вас достойными собеседниками. Как любил говорить Таштан: «Чем знать имена тысячи людей, лучше знай тайну одного человека». Есть секрет в секрете. Человек, который скрывает бесценный секрет, вправе распоряжаться им по своему усмотрению. Я сделал жест доброй воли и изложил свой секрет, а не выдал.

Шекен тяжело вздыхая, задумался.

– Так уж и быть, как заговорили о хороших людях, поэтому давайте-ка я прочту для них молитву.

Старик Шекен читал Коран, и мы молча слушали его.

* * *

Как раньше обещали, мы с братом приехали на джайлоо Сары-Бээ, в лесной кордон старика Шекена. До позднего вечера косили траву. В вечерней прохладе зажгли огонь, поставили казан на очаг.

– Ребята, вы хорошо поработали, наверное, устали. Располагайтесь у огня удобнее. Пока мясо варится, расскажу вам продолжение той истории, – оживился старик Шекен.

Мы одобрительно кивнули головами.

– В жизни чего только не бывает. Есть же в народе пословица: «Конь трижды пройдёт по тому месту, на которое не хотел ступать». Так и вышло. После экспедиции я не находил себе места, всё время куда-то хотелось отправиться, увидеть другой мир. Как назло, всё время снился комиссар Таштан. Во сне он с привычным своим весёлым нравом прискачет и зовёт меня в дальние страны. Без того целый день скучал в чайхане, через окошко рассматривал великолепные белые горы. Они звали меня к себе. Почуял всем телом, что в чайхане больше не задержусь. С каждым днём меня всё сильнее тянуло в горы. Очень уж хотелось букет приятно пахнущих горных цветов подложить под свою голову, укрыться сенью белых облаков и увидеть тысячи поблёскивающих звёзд на небе. В конце концов, природа взяла верх. Однажды я махнул на все рукой и отправился в аил. В аиле многие годы работал помощником у брата-табунщика. Множество горных трав, диких животных и птиц, лесов и рек родной земли полюбил, и с каждым годом воспринимал всё ближе к сердцу. Именно в горах много раз мне снился Таштан ага. В связи с этим, собрав немного денег, позвал односельчан, зарезал барашка, прочитал Коран в память о духе комиссара Таштана.

Жизнь была прекрасна. Я построил трёхкомнатный саманный дом. Женился на любимой девушке. Невеста моя работала в магазине продавщицей, а я — лесником. Недостатка в хлебе не было. Жили, радовались, мечтали иметь много детей. Жена оказалась хорошей хозяйкой, заботилась обо мне, я о ней. Красивая была, все на нас смотрели с восхищением. Мы мечтали: если первенец будет сын, то назовём его в честь комиссара Таштаном. Увы, не всегда задуманное осуществимо — жизнь иногда поступает жестоко. По несчастью, невеста моя допустила в магазине растрату на сумму 20 тысяч рублей.

Я никогда не интересовался подсчётом денег — с одной стороны, ведь это не моё дело. И, когда это случилось, удивился: «Как растрата?». Эта была очень большая сумма. Тогда такую сумму денег простой человек за десять лет не заработал бы, хоть бейся головой о землю. Мы сильно переживали. Остались без еды, без сна. Родственники кое-как помогли: кто овец, кто козу дал. Мелкий скот продавал на скотном базаре. Вырученные деньги из рук в руки отдавал ревизору Акимбаю. Жене с каждым днём становилось хуже и хуже, скоро она заметно похудела. Каждый день люди из сельпо напоминали: «Если за два месяца не восстановишь растрату, то и движимое и недвижимое имущество перейдёт в собственность государства. Жену арестуем, посадим её в тюрьму на десять лет». Особенно неприятными были встречи с толстым ревизором сельпо по имени Акимбай – от него хотелось бежать, как от дикой лошади на ровном месте. Побаивался я грозного вида ревизора: видно было, что замышляет он что-то недоброе и хочет посадить мою жену в тюрьму.

В связи с этим мирился с выходками ревизора — часто приходилось оставлять его наедине с женой на долгое время. После моего ухода они садились друг напротив друга, вытянув в трубочку губы, щёлкали косточками, считали с утра до вечера. Ревизор Акимбай при виде меня всегда повторял фразу:

– Попал в учёт, значит, попал в огонь. Придётся спасать жену-красавицу, и поэтому неустанно занимаюсь высчитыванием и подсчитыванием, дорогой мой. Не путайся под ногами, не мешай!

Я, испытывая постоянный страх перед ревизором, не осмеливался вмешиваться в их дела.

То что собирали с женой, занимали у родственников, едва перевалило за 5 тысяч рублей. С приближением срока выплаты ревизор заставлял нас бегать то туда, то сюда. «Неужели посадит?» – думал я, окончательно потеряв надежду на благополучный исход дела.

Как-то вечером внезапно мелькнула мысль о пещере, о кладе комиссара Таштана. У меня в душе затеплилась надежда. К сожалению, смутно помнил те золотые украшения и золотые монеты. Но мысль о том, что эти золотые изделия спасут мою жену, тут же улучшала моё настроение. Предо мной встал вопрос: «Могу ли найти то место, где спрятан клад? Если найду, как буду отмывать незаконно добытое золото? Мне лишнего богатства не надо. Сколько нужно, столько и возьму, лишь бы возместило растрату», – успокаивал я себя. И втайне от всех готовился пойти в горы.

Итак, я в пути. Жене сказал, что хочу взять взаймы денег у родственников, которые живут в селе Ат-Баши. Заготовил провизии на неделю, оседлал своего гнедого иноходца. И тайком ночью выехал из дома, чтобы не вызвать подозрений у соседей. Долину Кара-Кульджа после того, как на красноармейцев напал снежный человек, люди называли «Долиной Шайтанов». И там несколько лет никто не осмеливался охотиться на диких кииков и архаров. Распространяли слухи, даже передавали из местного радиоузла новость: «В таком-то году в Долине Шайтанов столько-то людей распрощались с жизнью». Насколько я знаю, там не было страшных мест, и люди просто так не срывались с горы. Как-то комиссар сказал: «В долине Кара-Кульджа каждый кусок камня приравнивается к золоту. Но у этого золота есть хозяин».

С тех пор прошло много времени, я стал взрослым, женился, имел домашний очаг. Вдруг вот тебе на, 20 тысяч рублей растраты свалилось на мою голову. «Хочешь — спасай, не хочешь — посадим в тюрьму», – звенели в ушах слова ревизора. Что мне оставалось делать? Ради спасения семейного очага отправился за кладом комиссара. Бог мне простит, дух комиссара простит. Время было спокойное, когда народ спустился с джайлоо в аил и готовился к зиме. Поэтому опустевшие горные утёсы, ложбины-ущелья, пастбища одиноко и гордо безмолвствовали.

На следующий день, когда время перевалило за полдень, доехал до урочища Суук-Тор. Разнуздал коня, он стал щипать траву. Да, когда-то здесь, на склоне, поросшем ревенем, обитал медведь, теперь на этом месте грязный овечий загон. Мелкий рогатый скот района выпасали не только здесь — добрались до ледника Муз-Тор. «Раньше здесь не только скотоводы, а и охотники редко бывали. При Союзе республика имела больше десяти миллионов голов овец, авторитет страны повсюду безмерно рос, но не радовал никого, никому не принёс пользы». С такими мыслями я погрузился в сон.

Ночью ветер довольно долго бушевал, к рассвету притих. По прохладному предрассветному ветерку я продолжил путь. Иноходец, время от времени пощипывая высокую траву, росшую вдоль дороги, шёл рысью. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я всю дорогу напевал народные мелодии. Когда человек отправляется в путь один, то он, оказывается, становится набожным. Как только приблизился к Долине Шайтанов, начал молиться про себя. Издалека заметный камень напоминал мне сидящего злого шайтана или джез-тумшук. «Пусть подвергавшийся всевозможным превратностям жизни дух комиссара Таштана от злого шайтана сохранит и благословит меня. Сколько потребуется золота, столько и возьму, и немедленно вернусь домой», – оправдывался я пред духом комиссара. Доехал до горного ущелья, я вымыл руки и голову, помолился искренне с душой. Коня пустил кормиться и сам перекусил. Решил переночевать здесь и чтобы разжечь костер пошёл в лес за сухими ветками. Повесил на плечо ружьё, заметив: «Береженого бог бережет». Еще дома у меня было предчувствие,
что рано или поздно со мной случится какая-нибудь невероятная диковина. Поэтому не только испытывал волнение, но всю дорогу ехал, ожидая того, что превосходило мои мысли. Обойдя густо разросшиеся рябины, я увидел чудовищного снежного человека – джез-тумшук. Он был похож на огромного человека, покрытого волосами. От страха у меня сердце сжалось. Ноги сами по себе отяжелели, по туловищу пробежала дрожь. Я во все глаза смотрел на жез-тумшук. Он тоже не отрывал от меня глаз. Однако я не заметил в его лице угрозы, по его спокойному поведению было понятно, что он вообще не намеревался нападать на меня. Я с любопытством смотрел на него, а он, в свою очередь, на меня. Немного постояли и, наверное, достаточно пригляделись друг к другу, после чего я успокоился, и у меня зашевелились пальцы.

Тут я спохватился: «Пока он близко стоит, внимательно присмотрюсь». Неожиданно лицо джез-тумшука показалось мне знакомым. «Где я мог его видеть?» – подумал я почти с ликованием. Верьте — не верьте, он чем-то был похож на моего кумира, комиссара Таштана. Я слова вымолвить не мог, просто открыл рот от удивления. «Как он попал сюда? Немыслимо! Он ведь давно в тюрьме как «враг народа». Если бы он был жив, я знал бы, хотя бы получил от него письмо. Нам говорили, что он сбежал, потом пропал бесследно. А может, я вижу его дух, или мне это снится?»

Я во весь голос закричал:

– Таш-таа-ан ага!

К моему удивлению, дух Таштана ага моментально исчез из виду. Я лишился чувств и свалился с высоты. Потерял память. Не ощущал страха, не боялся злых духов…

Когда проснулся, солнце появилось на горизонте. Встав, пошёл к речке, умылся. Возвращаясь, увидел, что горящая головня палки дымила. Я никак не мог вспомнить, когда успел разжечь костёр, когда подложил под голову седло, но был приятно удивлён тем, что место вокруг костра было притоптано. «Может быть, конь лежал?» Много вопросов, никаких ответов. Чайник поставил на огонь, оседлал иноходца Аккулу. Пока чайник вскипел, почистил ружьё. Сел и позавтракал. «На коне доберусь до предгорья, оттуда пойду своим ходом», – подумал я. Мой милый иноходец, без понуканий, шёл вверх по склону.

Не прошло и получаса, как я доехал до намеченного места, снял с коня седло и заарканил его. Размявшись немного, завернул лепёшку в платок и стал взбираться по знакомому мне хребту. Чем выше поднимался, тем больше ощущал: кто-то то спереди, то сзади пронизывал меня взглядом. Куда бы я ни пошёл, он не отставал, шёл за мной. По дороге два раза встречалось стадо диких кабанов, и оба раза мы чуть не столкнулись друг с другом. Жирные куропатки, фазаны и улары вспархивали и летели, опережая друг друга. Я решил не охотиться в этой долине не только на кииков и кульджа — архаров, но даже на птиц. Давным-давно отцы наших отцов, промышляя охотой, натолкнулись на эту долину. И великодушный Манас, священный старик Бакай долину назвали Кара-Кульджа. В дословном переводе слово Кара-Кульджа означает «чёрные кульджи», архары. Здесь их было полным-полно. Поэтому я мечтал о предстоящей встрече: «Если бог позволит, достану золото, вернусь домой, обрадую жену, постреляв с другой горы диких козлов и птиц».

На привале я смотрел в бинокль, искал висящий выступ утёса, за которым протянулся непроходимый еловый лес. На склоне горы паслись киики. Вдруг сверху показался джез-тумшук, и сразу скрылся. Кажется, я его где-то видел, но где, когда видел, не могу вспомнить. Я его за кого-то принимал, но за кого, тоже не могу сказать. Оказывается, джез-тумшук шёл туда же, куда и я. Всё это время мы друг за другом следили. Как только я хотел приблизиться к нему, он скрывался бесследно, а я, погнавшись за ним, останавливался, обливаясь потом. Когда отдыхал – отдыхал и он, когда шёл – он двигался следом. Так увлёкся им, что даже не заметил, что иду по узкой тропинке. Но сердцем почувствовал, что до пещеры оставалось идти совсем немного.

К сожалению, так и не найдя висячего утёса, я выбился из сил. После обеда поневоле следовал по пятам за джез-тумшуком, рыскавшим по лесу. Когда вошёл в смешанный лес елей, берёз и орешин, почувствовал себя легко, как будто кто-то с меня снял усталость. Воздух был особенно чистым, пахло свежестью листвы. Джез-тумшук, временами высовываясь из-за какого-нибудь камня-валуна, смотрел, иду ли я за ним. Убедившись в том, что иду, продолжал путь.

Точно, сюда никогда не доходил ветер. Нарядившись в зелёные одежды еще весной, деревья так и стояли зелеными. Меня удивило, что здесь властвовало полное безмолвие. Это еще пустяки, даже жужжавшие мухи на глаза не попадались, не говоря о насекомых, бегавших по земле. Когда неожиданно натолкнулся на вход в пещеру, я вспомнил, что надо сначала проползти под ёлкой, потом прикрывшую вход ёлку поднять, только тогда попадёшь внутрь. Сказал «Биссмийилда!» и перешел черту пещеры. Окинув взглядом открывшееся пространство, я обнаружил две отдельные пещеры, каждую размером с большую юрту. В щели между камнями со всех сторон просачивался солнечный свет. Выслеживавшее меня дикое существо кануло в неизвестность. Но мне показалось, что оно находится на близком расстоянии. Мне показалось забавным, что, проходя через эти пещеры, я попал в основное прохладное место. Эта пещера, на мой взгляд, была просторнее, чем те две. И в ней царила мёртвая тишина. Увидев тело громадного снежного человека, прислонившегося к корням ели, я замер от неожиданности. Тело бедняжки, давно отвердев, превратилось в мумию. Рядом с ним лежал человек, вытянув ноги. Не было возможности подойти ближе, потому что тела со всех сторон были огорожены сухими ёлочками и берёзами. Для большей уверенности я протянул вперёд ружьё, хмуро оглядел пространство.

Джез-тумшук и человек лежали, взявшись за руки. Этот пример уз дружбы показался забавным. Когда увидел знакомый предмет на крепко связанных руках, то от страха слова вымолвить не мог. Страшно болела голова. Отчеканенную поверхность сделанного из чистого золота медальона, украшенного жемчугом и алмазом, я видел неоднократно на шее комиссара. Не только видел, но однажды держал в руках золотую цепочку с талисманом.

– Интересно, человек, который лежит рядом с жез-тумшук – дух комиссара Таштана, да!? – произнёс вслух, и волосы дыбом встали, по телу побежали мурашки… Ошибиться не мог, не имел на это права. Это он, это дух моего кумира Таштан аги. О боже, какая жалость! Таш-таа-ан ага! – умоляюще крикнул я.

Слёзы по щекам потекли градом, в горле застрял комок — я тихо, тихо плакал. Мой печальный плач кто-то поддержал из глубины пещеры, издавая унылый писк. Мне показалось, будто плачут горные скалы, плачет пещера и жез-тумшук. Оставалось только посочувствовать им — опустив голову, я молился, посвятив коран духам умерших.

Чего только не было на большом плоском камне! На мой взгляд, сокровищ, которые лежали там, хватило бы на целый век. Серебряные кольца и браслеты, тысячи кувшинчиков и сундуков с золотыми монетами и украшениями, белый и чёрный жемчуг, коралловые ожерелья, большие и малых размеров алмазы, бриллианты, золотые старинные военные знаки отличия и статуэтки, всякого рода посуда – всё это было аккуратно сложено кучками и весило, наверное, тонну. Это только видимое глазу зрелище при входе в пещеру, если идти дальше, то там, наверное, таких сокровищ пруд пруди. Проникающие сверху солнечные лучи забавно слепили глаза. «Сам чуть от страха не умер, а еще думал о кладе. Это нехорошо»,– рассуждал я и старательно отгонял от себя плохие мысли. В испуге дрожал так, что зуб на зуб не попадал. Но взглядом суетливо искал вокруг себя увиденные в детстве кости корбаши, полный курджун драгоценностей, с золотой рукояткой длинный кинжал и винтовку.

Потом пришёл в себя; по-моему, галереи пещер были связаны между собой, и ходы бесконечно тянулись в глубину горы. Теперь только оставалось достать что-то ценное. «Мне хватит небольшой кучки золотых монет, чтобы расплатиться с долгами», – подумал я и через отверстие протянул руку. Долго возился, теряя драгоценное время. Как-то слышал, что сокровищницы охраняют змеи. Чтобы не быть укушенным змеей, нашёл длинную палку и ею достал старинную золотую монету. На монете была непонятная надпись, но знаки её были чёткими. С интересом поглядел на монету и положил в карман. Как только сделал вторую попытку, в глазах потемнело, я на мгновение лишился чувств. На меня подействовал грозный вид дракона, охраняющего сокровищницу, или это пакости джез-тумшука? Когда пришёл в себя, смутно предположил, что меня кто-то тащит на себе. Я был в тяжелом состоянии, чтобы сопротивляться или произнести что-нибудь. Просто хотелось погрузиться в безмятежный сон.

Проснулся только на следующее утро на том самом месте, где оставил заарканенным своего гнедого коня. Место, где была заарканена лошадь, лишилось растительности, было голо, будто всю траву сбрили. При виде меня иноходец начал ржать. Я встал и тихо пошёл к речке, понуро пошатываясь, будто слегка опьяневший. Зачем, для чего я сюда приехал, как здесь очутился, никак не мог вспомнить, и поэтому растерялся. «Немного проветрюсь, может, что-нибудь вспомню», – пробормотал я и, оголив торс, умылся горной водой. Однако и это не помогло. Вот тогда в мою голову пришла единственная мысль: «Надо незамедлительно ехать отсюда, пока я цел и невредим». И торопливо собрав свои вещи, я сел на коня и помчался рысью в сторону запада.

* * *

Итак, несколько дней спустя я с отросшей бородой приехал домой. С тех пор как я пустился в горные хребты Суу-Баши, прошло полмесяца. Приехал вечером. Как только я слез с коня, меня схватили два здоровых милиционера, и тут же начали бить, куда попало. Из дому вышли всемогущий ревизор из сельпо Акимбай и моя жена.

– Ну, всё-таки приехал, да, лохматый джез-тумшук? Рука правительства длинна, она преступника везде найдёт. Никуда ты не можешь сбежать, не спасёшься! Деньги воровал ты, изнурённый джез-тумшук, арестуйте его и посадите в тюрьму, – властно крикнул он.
Жена ничего не могла сделать, только визгливо заплакала. Кто-то из родственников увел ее в дом.

Бес меня попутал – два милиционера, обыскивая мои карманы, нашли ту золотую монету, которую я нашёл в пещере. Я стонал и, тяжело вздыхая, думал: «Акимбай, ты возвёл на меня ложные обвинения, ты ставил силки, чтобы в них запутать». Золото тогда мне и ломаного гроша не стоило, наоборот, принесло несчастье. Я попал в сети мошенника. Стал без вины виноватым преступником. В милиции меня держали три месяца и три месяца подряд мучили, задавая один и тот же вопрос:

– Золото, где взял, у кого взял!? Отвечай, сволочь! А то сгниёшь здесь, шпион капитализма!

Я хранил молчание как рыба, когда избивали, терял сознание. В конце концов, они поняли, что от меня толку мало и, обвиняя в чём только можно было, заставили всю вину принять на себя. Присудили одиннадцать лет тюрьмы. Из них я провёл там семь лет, и освободился.

Пока меня еще не определили в тюрьму, ревизор Акимбай спешно женился на моей жене. К моему освобождению у них уже было двое детей. Конечно, потом я понял, что жена-красавица с первого дня работы в магазине понравилась ревизору и попала в его сети. Разобравшись в деле досконально, я узнал, что моя жена ни копейки государственной не растратила. Кое-как собранные нами пять тысяч рублей Акимбай присвоил себе, а золотая монета досталась начальнику отдела милиции района. Я против жуликов ничего не мог сделать. С тех пор и до сегодняшнего времени судьба не свела нас с любимой женой. Говорили, там бродит, пока я туда лечу сломя голову, там её уже след простыл. Вот так, всякий раз она старалась избегать меня. Я просто хотел ей задать пару вопросов, но со временем и те вопросы постепенно забывались. Потому что женился второй раз и поехал жить в горы, на лесном кордоне. Акимбай недавно умер от укуса каракурта. А я, вы сами видите, работаю до сих пор лесником. Не жалуюсь на свою работу, слава богу, живу среди лесов и рек, в окружении великолепных гор. Охраняю природу и этим приношу пользу своему народу.

Где бы я ни находился, где бы ни работал, часто размышлял, что и на нашей улице будет праздник. Мой сегодняшний праздник – это жез-тумшук: несмотря ни на что, он размножается и продолжает свой род в Долине Шайтанов. Однажды случилось так, что его род чуть не прекратился. Дорогие вы мои, нераскрытых тайн у меня предостаточно. Это моя вторая сокровенная тайна.

– А об этой тайне можно узнать? – поинтересовался я.

– Да и нет, но всё же, думаю, да… может быть, это тайна века. Я предполагаю, что под горой находится империя пещер – там сплошные многокилометровые ходы и туннели, которые забиты доверху сокровищами. Да, это поистине империя пещер, которых нигде в мире больше нет. Их охраняют разумные, но на первый взгляд дикие существа, подобные джез-тумшуку – снежному человеку. Насколько мне известно, долина Кара-Кульджа является центром Вселенной, и, что интересно, под одной из гор, может быть, находится тайна века – сокровищница великого завоевателя Чингисхана. На протяжении многих лет шел разговор о том, что в горах спрятано все богатство воинственных монголов. Верьте — не верьте, это дело каждого, но я полагаю, что сокровищница великого завоевателя находится именно там, где начинаются наши горы, горы Ала-Тоо. Чингисхан, по-моему, не стал бы прятать свои сокровища куда попало и доверять их кому попало. Я думаю, за многие века сокровищницу охраняли снежные люди, чья сила энергии приравнивалась к силе тысячи людей. Это неслыханный факт, правильно?

– Да, это так! – мы одобрительно кивали, будто его силу испытывали на себе.

– После тюрьмы вы решили поехать туда? – задал вопрос старому охотнику Сейдали, мой младший брат.

– Откуда, сынок, не было надобности. Если бог позволит, то в следующем году, безусловно, поедем. Это я вам обещаю. Лучше готовьтесь: пока у меня есть здоровье и желание, буду вам хорошим проводником, – закончил свой рассказ старый лесник.

Рассказ охотника вызвал в наших сердцах большое волнение, дорогую мечту. Каждый из нас хотел когда-нибудь раскрыть тайну Вселенной, тайну сокровищ Чингисхана, и оповестить об этом весь мир. С такими мыслями мы двинулись в направлении юрты, на джайлоо Мин-Жылкы, под сильным впечатлением увлекательного рассказа охотника Шекена. Но когда это случится, никто не знал.

© Осмонкулов Ж., 2013

Открыть полный текст книги «Добрый палач: Рассказы и повести» в формате PDF