Парадокс жанра

В Киргизстане вышла в свет книга «Переворачиваю мир», о которой можно смело сказать, что она не имеет себе равных во всём своде русской литературы. Её автор – Александр Никитенко – включил в сборник более 40 палиндромонных, или перевёртных поэм, добившись, таким образом, абсолютного рекорда словесности.

Никитенко А.И. Переворачиваю мир. Палиндромоны. Издание 2-ое, дополн. – Бишкек: Салам, 2013. – 424 стр.

Первое, что испытывает читатель при знакомстве с палиндромонами, – оторопь. Хочется воскликнуть в сердцах: да что эт за чушь несусветная, не наделённая смыслом… Потом постепенно приходит удивление от формы, от осознания внутренней гармонии и возможностей русского языка… И тут же внутренний протест: а смысла-то ноль! И наконец, если читатель хоть немного готов приложить усилия, он открывает для себя, пусть и труднопонимаемые, метафоры, образы, и ту идею – сверхзадачу, что вложил автор в произведение.

Небольшой и во многом отрезанный от метрополии тюркским языковым морем островок русской литературы Киргизии вновь удивляет широкую читательскую публику своим достижением. Один из виртуозов поэтического слова республики Александр Иванович Никитенко, автор 17 стихотворных сборников, опубликовал книгу палиндромонов, включив в неё не только «рачьи» поэмы, но и словарь перевёртных строк на каждую букву алфавита, включая даже такие редкие как «ц», «ч» и «щ». По признанию самого автора, он начал работу над созданием и собиранием перевертней ещё в далёком 1966 году. В течение 47 лет автор отбирал словесные перлы, иногда случайно увидев в тексте, уловив на слух или специально прорабатывая лексический массив русского языка в поисках наоборотных жемчужин, чтобы сейчас издать их сборник.

Поэзия в древности часто использовалась в магических и ритуальных обрядах. На Руси обрядовая поэзия занимала отнюдь не последнее место в системе фольклора. И в этом свете стихотворные строки, что могли читаться и так и эдак, вызывали гораздо больший трепет, нежели традиционные вирши. На Руси палиндромоны активно использовались в ярмарочной кутерьме скоморохами, некоторые заговоры и заклятья против хворей читались одинаково в обе стороны. Первые же carmen cancrinum, или с латинского «рачьи» стихи, были письменно зафиксированы на сосудах ещё в римскую эпоху. Зачастую авторство подобных перевертней приписывалось самому дьяволу.

В Бишкеке же творил отнюдь не искуситель людских душ, а русский поэт, которого можно смело назвать входящим в число лучших современных в республике. Его традиционная поэзия отличается немалой красочностью, разнообразной палитрой речевых средств и, зачастую, смелыми экспериментами с визуальным стихосложением. Искушённость автора, выраженная большим числом стихотворных сборников, несомненно, повлияла на А. Никитенко в его поэтической деятельности и во многом предопределила его отход от традиционализма в сторону экспериментаторских палиндромонов.

Новая книга Александра Никитенко представлена 44 стихотворениями, сам автор их обозначает как поэмы, многие из которых составлены из 100 строк и более. Есть среди них и сонет, посвящённый активному члену МСПС Евгению Колесникову, киргизстанцу, ныне живущему и работающему в Москве. Сплавив жанр сонета, жёсткий по форме, с техникой палиндромона, искусной, но искусственной, автор расширил горизонты стиховой эквилибристики.

Бесспорно, что многие произведения кажутся заумью, которую так любили авангардисты и благодаря которой прославился один из самых известных из них Велимир Хлебников. Читателю, тем более не подготовленному, современному, что так привык получать разжеванный и смонтированный смысл информации с блюдечка экрана телевизора или компьютера, чрезвычайно сложно пробираться сквозь нарушения падежных соединений, изгородь кратких словоформ, отрывистость фраз и предложений палиндромонных строк. Особенность эту можно обозначить никитенковской же строкой-перевертнем «форт строф», который, говоря в том же ключе, нужно брать приступом, имея в авангарде цель понять и, главное, принять данный вид литературы. Также неоспоримо, что эти поэмы не станут цитировать любители поэзии, они не будут перечитываться раз от разу, это скорее словесный изыск, деликатес, что можно иногда себе позволить в редкую минуту филологического наслаждения.

В русской литературе немало примеров палиндромонного творчества. Самый известный рачий стих принадлежит Афанасию Фету – «А роза упала на лапу Азора», получивший известность после того, как был использован в мультипликационном фильме «Приключения Буратино». А. Фет, Г. Державин, В. Брюсов отдали в свою очередь честь данному жанру. В. Хлебников был первым, написавшим полное стихотворение-перевертень (он же и придумал это русское название палиндромона). Интересно, что некоторые литературоведы указывают на наоборотность названия рассказа Н. Гоголя «Нос», сюжет которого действительно напоминает своей фантасмагоричностью сон.

Сarmen cancrinum в советское время появляются в творчестве многих поэтов, среди которых Н. Ладыгин, В. Гершуни, Е. Кацюба, Д. Авалиани. Наиболее известным становится рачий стих Семёна Кирсанова «Лесной перевертень». Палиндромоны настолько завоёвывают популярность у мастеров стиха, что уже далеко не все из них признаются актом Поэзии, а лишь примитивным виршеплётством.

Наоборотный мир Александра Никитенко богат и словесно и тематически. Есть у него и поэмы о современном Киргизстане «С тети не реву – суверенитет-с», о политике стран СНГ (как, например, афористично и точно «Туркмения. Я и нем, крут».), есть строки и о России: «Воин Иов / на Кавказе заквакан. / Кремль мерк: / нет суда, ад у стен!». Поиском иголки в стогу сена можно назвать каждую написанную рачью строку, а поэта – Золушкой, что перебирает смешавшееся зерно. Никитенко-«Золушка» весьма недюжинно справляется с этой словесной задачей. Хотя, бесспорно, что некоторые из стихотворений рождены, в первую очередь, не смыслом как доминантой, а словом, когда удачные строки палиндромонов увлекают за собой весь стих.

Многие строки поэта чрезвычайно актуальны и бьют, что говорится не в бровь, а в глаз. В поэме «Мордодром» есть такие строки:

Анна, Вася, саванна.
    Тит – пока коптит. 
    И мы во Руси суровыми. 
    Русь сур. 
    И сурово на Руси.

В поэме «Машу душам» лирический герой – поэт («Я как я. / ТЭО: поэт. / Я юн. Ню я. / Я мер бремя. / Я учу, чуя…»), который пережил многое и на мир смотрит с точки зрения уже бывалого человека, понимает его двуличность и лицемерие («Нам Бог – обман. / И нам Бог: «Обмани!» / И ври, и рви?»). Он призывает людей оглянуться на двойные стандарты современности:

И щит ищи,
    упор в Европу. 
    А порвёт Европа.
    Или дула залудили? 
    Но ООН? 
    Луг, гул
    мотором за разворотом. 
    О, танк НАТО! 
    Да, вот вам авто в ад. 
    Да, грешно, мон шер, гад!

Очевидно, что подобные строки требуют большого напряжения мысли. Когда-то считали авангардистов (да что уж тут греха таить – и сейчас также, в особенности читатель / зритель наш, русский, предпочитающий всё реалистичное, чтобы напрямую в лоб) некими заумниками, или как говаривал товарищ Н.С. Хрущёв, «педерастами искусства». Нынешний же авангард – уже в арьергарде, где-то на втором или третьем плане. Думается, что и палиндромоны Никитенко также будут оценены по достоинству в своё время. Сам же автор уже воздал свою благодарность будетлянину-авангардисту Велимиру Хлебникову, одному из первых признанных мастеров перевертня:

Он музе безумно
    и 
    лире верил,
    учил кличу:
    залазь
    в омут умов
    и разом озари!

Ему в уме
    шире веришь.
    Умер и мир ему.

Превосходство Александра Ивановича Никитенко в палиндромическом стихотворчестве во всей русской литературе неоспоримо. В стезе данного жанра он шагнул далее всех русских поэтов. 44 наоборотных поэмы, палиндромический сонет, рачьи стихи, собственный словарь перевёртных строк, как заготовки для будущих произведений и как помощь тем, кто пойдёт по этому пути вслед, ¬ – всё это делает киргизстанского автора непревзойдённым рекордсменом своеобразного поэтического Олимпа.

Вместе с тем, видится и будущая неминуемая обречённость данного жанра на смерть, а значит, и – личная последующая трагедия Александра Никитенко. С развитием современного программного обеспечения уже ничего не стоит создать такой электронный алгоритм, который бы перебрал все слова, выражения и предложения, зафиксированные когда-либо в письме, на предмет поиска палиндромичных. Уже изданы словари палиндромонов русского языка. Более того, в настоящее время в виртуальном пространстве уже разрабатывается проект программы отбора рачьих единиц языка.

Искусство – это всегда порождение человека, его таланта, а в случае гениальности, то в какой-то степени и его шизоидности, его иррациональности души. Машина же души не имеет, а значит то, что может быть создано компьютером посредством алгоритма перестаёт быть подлинным искусством. То, что вышелушивалось Александром Ивановичем на протяжении почти 50 лет, может быть получено одним нажатием Enter.

Парадокс жанра заключается в том, что, достигнув непревзойдённых до этого высот, палиндромон уходит в небытие. Как реалистичная картина, что становится в современном мире произведением не искусства, но ремесла. Ведь каждый человек может запечатлеть любой понравившийся ему пейзаж собственным фотоаппаратом. Останется единственное преклонение – перед техникой исполнения. Как сейчас мы восхищаемся картинами Ивана Шишкина, передающими поразительные детали леса, так мы будем удивляться палиндромонам Александра Никитенко, созданными настоящим мастером слова без единого электронного «гвоздя».

Андрей Рябченко,
    Бишкек, Киргизстан,
    для Международного сообщества писательских союзов 
    (Российская Федерация, Москва)