Прощание с мэром

Рассказ-фантасмагория о том, как тяжело быть мэром в эпоху развития технологий. Осторожно! Не для слабонервных! Первая публикация.

Мэр прибыл на телевидение за полчаса до начала прямого эфира, что само по себе было удивительно. Обычно он всегда заставлял себя ждать. Да и выглядел мэр сегодня как-то не очень: словно бы уставший, немногословный, задумчивый, с неуверенностью во взгляде – что совершенно не соответствовало тому облику, который примелькался горожанам за последние несколько лет.

Необычно молчаливый, хмурый, он вылез из бронированного автомобиля навстречу руководителям телеканала, которые, в свою очередь, не знали, куда глаза девать. Ситуация была, скажем прямо, деликатная. В сопровождении помощников и телевизионщиков мэр рассеянной походкой направился в студию, точнее, сперва в расположенную при ней гримёрную. Все молчали. И вправду – что ещё по такому случаю добавить…

Вообще мэра города Адольфа Загрызера ни тихоней, ни скромником никому бы до сих пор и в голову не пришло назвать. За глаза о нём говорили: «наша железяка». Свирепый, необузданный, яростный, он отличался невероятной нахрапистостью и склонен был к постоянным наездам на своих оппонентов (а оппонентами для него были почти все). Впрочем, день сегодняшний надо было отнести к исключениям. В час пополудни начиналась прямая трансляция отчётного доклада мэра перед горожанами – о проделанной работе; всё бы ничего, если бы не развитие технологий, которые с нынешнего года предоставили избирателям возможность, ну, скажем так – оценить действия градоначальника на своём посту, причём весьма нетривиальным образом.

Именно этого и опасались гости телестудии, именно этого и желал бы избежать сегодня по возможности мэр. Но делать было нечего. Мэрская свита заполнила помещение с телекамерами, осветительными приборами и большущим, сверкающим белизною столом – за ним-то и положено было сидеть выступающему, чтобы красиво расположиться в кадре.

– Главное, вы не нервничайте, – давали шефу последние наставления специалисты по пиару и имиджмейкеры. – Не стоит акцентировать внимание на скандале с продажей олимпийского стадиона под частную сауну и аэропорта – под элитный бордель. Сегодня для этого не самый подходящий момент. Также постарайтесь не упоминать про историю с передачей детских домов на баланс семьи Дона Корлеоне. И уж точно ни в коем случае не затрагивайте тему японских гастарбайтеров и несвежих суши на базарах и вокзалах – некоторые телезрители могут возбудиться и неправильно это истолковать.

– Всё! Вы готовы? – спросила их ведущая. – До эфира осталось три минуты! Вы помните условия: во время трансляции мэр в студии остаётся один, двери герметично закрываются и опечатываются, никакого доступа воздуха и никакого физического контакта с внешним миром, всё происходит виртуально, тет-а-тет – мэр против горожан или, если угодно, мэр остаётся наедине с горожанами (может быть, так удобней считать). Мэр отчитывается – а те, кто смотрят его выступление по телевизору или в интернете, высказывают своё о том мнение. Вы осведомлены, каким именно образом…

– Покинуть помещение! – раздалась команда из динамиков. – Внимание! Внимание!! Всем покинуть помещение!!!

Шушукая и переговариваясь, муниципальные советники потянулись группками к выходу из студийного зала. За ними последовали осветители и гримёры, звукорежиссёры и операторы, ведущие и продюсеры. Последним задержался личный телохранитель мэра; огромный верзила грустно оглянулся, вздохнул и с нежностью взглянул на своего патрона – как знать, может быть, в последний раз. «Вы уж это, того… – пожелал охранник напоследок боссу. – Короче, держитесь… Вы нам ещё нужны… Очень нужны…»

Мэр с обречённым видом кивнул. Он был бледен, руки, в которых он держал пачку бумаг – своё предстоящее выступление, – слегка подрагивали.

Послышался стук запираемых дверей, опускаемых ставней, щелчок электронных засовов. Никого. В студии – никого, кроме главного участника передачи. Пусто, одиноко; немного даже жутковато. Лишь мэр, хорошо освещённый со всех сторон, за белым столом – и глазок нацеленной на него автоматической телекамеры.

И тишина.

Полумрак – в той, расположенной за софитами части помещения.

Пошёл обратный отсчёт времени – мэр услышал его из динамиков на стене. «…Три, два, один» – мелькали и цифры и на вмонтированном в стену мониторе.

Сигнал. Эфир. Начали!

На служебном мониторе – а также на телеэкранах по всей стране, по всему гигантскому городу – мегаполису появилась заставка телеканала, а после неё – очаровательная девушка-ведущая. Самого мэра можно было увидеть также – в крошечном окне в левой нижней части экрана. Заметно было, как мэр переживал.

– Добрый день, – ведущая обнажила ровные, красивые зубы в голливудской улыбке. – Сегодня в нашей программе мэр Загрызер расскажет о своих достижениях за минувший год, что сделано и с какими проблемами столкнулся город на пути к прогрессу. Особенность сегодняшнего выступления состоит в том, что все вы, наши дорогие телезрители и пользователи, можете в интерактивном режиме оценить деятельность Адольфа Загрызера на посту мэра.

Мы исходим из принципа обратной связи. Это значит, что вам не обязательно хвалить мэра и выражать ему благодарность за те или иные хорошие дела, потому что всё положительное, что он сделал, – это есть неотъемлемая часть его работы, и она подразумевается сама собой. Работу правительства замечают тогда, когда правительство работает плохо. И поэтому отмечать работу мэра нужно лишь в том случае, если она сделана не так, как полагается, то есть по существу – не сделана. Ваше молчание будет воспринято как позитивная оценка. Но каждый поданный вами голос, каждое ваше действие, произведенное в процессе голосования, будет означать, что вы не согласны с политикой мэрии и ставите мэру «минус».

(На экране показали рекламу новых гаджетов, с помощью которых будет производиться подсчёт голосов. Заиграли фанфары).

– Итак, – продолжила ведущая, – если вы чем-то не удовлетворены в действиях мэра, вы берёте в руку мобильный телефон, планшетник или другое электронное средство связи, набираете номер, указанный сейчас на ваших экранах, и после соединения выпускаете газы из вашего организма. Как известно, мобильники нового поколения способны распознавать запахи и, в частности, на них установлена программа Perdun-3, благодаря которой появляется возможность принять участие в мобильном пук-голосовании.

Мы не будем сейчас останавливаться на технической части этого процесса, чтобы не терять эфирное время. Отметим лишь, что в момент онлайн-соединения создаётся резонансное поле, и молекулы выделяемых вами веществ не уходят куда-то в атмосферу, а локализуются в определенной точке пространства недалеко от вас, выпущенный газ облекается в форму пузыря и далее летит в таком сферическом виде по воздуху, не рассеиваясь, до ближайшего газоприёмника. Газоприёмники, как вы знаете, воздвигнуты во множестве в городе, по всей его площади, образуя сеть. Таким образом, ваши газы попадают в приёмник и потом по трубам поступают в здание телевидения – конкретно в то самое помещение, где сейчас находится мэр.

Выступающий с докладом благодаря органам обоняния почувствует ваше отношение к себе и своей работе, и если число отрицательно проголосовавших достигнет определенной критической величины, то у мэра могут возникнуть проблемы.

Поэтому просим вас взвесить все «за» и «против», и лишь в крайнем случае – когда вы считаете, что без этого невозможно – принять соответствующее решение.

(На экране возник портрет градоначальника под лёгкую, весёлую музыку, в которой опытное ухо могло распознать нотки из похоронного марша Шопена).

– Да, – закончила девушка-ведущая, – нужно сказать ещё о двух вещах. Во-первых, чтобы усилить действие программы Perdun-3, рекомендуем подносить ваш мобильник или планшетник к задней нижней части вашего тела – в момент голосования. Набрали номер, установили соединение – и поднесли. А дальше уже – вы производите само пук-голосование. И во-вторых. Голосовать можно только один раз. При попытке произвести вторичное голосование с вашего номера или вашего IP-адреса система отключается, и ваш голос не будет учтён. Удачи вам! Дерзайте!

После этих слов по телевидению показали рекламу таблеток против запора, и прямая трансляция выступления мэра началась.

В ту же минуту миллионы горожан прильнули к экранам и мониторам, внимательно всматриваясь в них в надежде почувствовать реакцию выступающего.

Мэр приосанился. С него в момент слетела вся его неуверенность, и перед зрителями вновь возник грозный Адольф Загрызер. Знакомым лающим голосом с нотками безапелляционности мэр обратился к горожанам:

– Граждане и грáжданки! Сегодня вы узнаете, какую огромнейшую работу я проделал за прошедший год – и всё ради вас. И чего мне стоили все эти вечные проблемы с финансированием, эти проклятые нападки на меня средств массовой информации и лживые измышления на мой счёт зарвавшихся оппозиционеров. Итак, начну с общегородских вопросов и моей исключительной роли в их решении. Первое – инвестиции и капиталовложения…

…Пока мэр выступал, город пришёл в движение. Казалось, не было ни одного его жителя, который остался бы равнодушным к сегодняшнему отчётному мероприятию. Мэра в народе не то чтобы не любили, но, скажем так, частенько находились в состоянии шока из-за его беспардонных выходок, и именно это сейчас в какой-то степени воодушевляло горожан.

В каждом баре, в каждом кафе, в магазинах, салонах, спорткомплексах и торговых центрах, да и просто на улицах – где были вывешены огромные мониторы с очень качественным изображением – люди показывали друг другу, что нужно делать, чтобы принять участие в голосовании и при этом не ошибиться. Странное дело, но всё сразу пошло, как по маслу, – программы были разработаны отлично, и никаких сложностей, никаких непоняток, никаких особых таких вопросов ни у кого не возникало.

Установили соединение – и поднесли. Куда надо. А дальше всё делала сама техника.

Вскоре с мостовых и из окон домов тут и там стали всплывать в воздух прозрачные шары. Сперва их было не так много, но по мере того, как мэр на мониторах переходил к вопросам городского капитального строительства, уличного освещения, преступности, состояния дорог и безопасности движения, число шаров неуклонно возрастало.

Через полчаса небо над городом потемнело. Этого следовало ожидать, если учесть, что население городской агломерации давно перевалило за двадцать пять миллионов человек. Шары, в общем-то, смотрелись красиво – детишки с визгом носились за тем или другим шариком, пока он не поднимался на достаточную высоту, брачующиеся пары охотно фотографировались на их фоне, и общее настроение горожан можно было оценить как задорное, боевое. Можно сказать, что город с уверенностью смотрел в собственное будущее.

Ветер сбивал шары в облака. Эти облака постепенно мигрировали в направлении ближайшего газосборника, поглощались им, и на смену тут же приходили облака новые, уже следующей волны – в то время как горожане старательно голосовали и голосовали по очередным пунктам мэрского отчёта.

Находились такие деятели, которые в стремлении дважды и трижды проголосовать покупали тут же, на улице новые сим-карты – чтобы увеличить число собственных телефонных номеров. А некоторые из горожан специально поглощали в большом количестве блюда из гороха и фасоли – чтобы голосовалось удачней, и предприимчивые дельцы вынесли из кафе и буфетов пирожки и пиццу с соответствующей начинкой. Короче, все старались – каждый по-своему. А мэр всё выступал.

Выступал и выступал.

Иногда неприязненно морщась и подозрительно принюхиваясь к запахам в телестудии. Вытирая обильный пот со лба, периодически ослабляя галстук и расстёгивая верхние пуговицы рубашки. Хватая ртом воздух, задыхаясь. Тихонько чертыхаясь про себя. И при этом пытаясь сохранить самообладание.

Но – выступал.

Возбуждение горожан зашкаливало. Они что-то кричали в лицо мэру – транслируемое на экранах, конечно, – требовали в барах особые «мэрские» коктейли, провоцирующие повышенное газовыделение, спорили до посинения между собой, размахивали флажками с изображённым на них пузырём, как вдруг внезапно что-то в эфире изменилось.

Первыми это заметили зрители, особенно внимательно следившие за передачей. Мэр почему-то стал спотыкаться на своей речи, запнулся, начал абзац сначала и… Остановился, выпучив глаза и с изумлением глядя на что-то такое, что выходило за рамки показываемой картинки. Видимо, это что-то возникло сзади, ну, там, за студийной телекамерой.

Город замер. Мэр на экране тоже. В эфире повисла тяжёлая, гнетущая тишина… Между тем, горожане не видели – да и не могли видеть, как из кучи реквизита, сваленного в дальнем конце студии, в которой выступал мэр, показалось нечто, что издалека, в полумраке вполне можно было принять за привидение.

Но мэр сразу заметил этого призрака. Уже хотя бы потому, что выбирался призрак из кучи реквизита довольно долго, старательно, а потом, пошатываясь, пошёл нетвёрдой походкой на свет – то бишь по направлению к столу, за которым сидел мэр с пачкой бумаг в руках и который хорошо попадал в видоискатель телекамеры.

Призрак представлял собой студийного рабочего в синем комбинезоне, и надо полагать, чувствовал он себя не совсем в порядке. Если бы телевидение могло передавать запахи, то зрители бы, несомненно, ощутили исходящий от него тяжёлый смрад перегара, но, к счастью для горожан, запахи в эфире не распространялись – тем более с учётом того аромата, который и без того витал в атмосфере телестудии, спровоцированный миллионами проголосовавших.

Призрак, плохо соображая, что делает, стал перед работавшей телекамерой и заглянул в её объектив. На экранах миллионов телевизоров тотчас же возникло изображение гнусной рожи, искажённой фокусом из-за чрезмерно близкого расстояния, и выражение её повергло в ужас невероятное количество ошеломлённых людей.

У мэра, вынужденно прервавшего своё выступление, отвисла челюсть.

Рабочий в синем комбинезоне, кое-как отойдя от объектива, приблизился к докладчику, икнул и неуверенно опёрся о поверхность стола; туловище пришельца слегка покачивалось после перепоя, будто на ветру, голову он толком не мог держать прямо, да и вообще весь его помятый вид вызывал больше вопросов, чем ответов.

Пришелец принюхался. И вымученным взглядом уставился на мэра.

– Слушай, приятель… – произнёс призрак, едва ворочая языком. – Ты кто? Ик!.. Ну, ты здесь и навонял…

– Никакой я вам не приятель! – взвизгнул мэр. – Убирайтесь отсюда!! Дайте мне работать!!!

Рабочий ещё раз икнул и, пошатываясь, зигзагами побрёл к выходу из студийного помещения, периодически – на экране – то появляясь в кадре, то исчезая из него.

Тем временем – в другом месте и, понятно, в других условиях – председатель городского совета сидел перед телевизором, словно громом поражённый, и также не мог вымолвить ни слова.

– Что это за шут?! – наконец выдавил он из себя. – Он нам всё испортит, идиот! Мы же не можем допустить, чтобы он оставался в студии во время голосования! Немедленно, – отдал распоряжение председатель своим помощникам, – всю информацию об этом типе ко мне!

Город – точнее, все городские телезрители пребывали в растерянности. Это выразилось в том, что на некоторое время меньше, чем надо бы, в воздух стало подниматься газовых пузырей. Чувствовалось, что что-то сегодня пошло наперекосяк и по-своему стало влиять на общую атмосферу.

– Я не могу убить этого бедолагу! – кричал старый рабочий в профсоюзе работников коммунальных служб. – Как я могу сейчас проголосовать против мэра, если вместе с Загрызером пострадает этот славный малый!

– Нет, – решили и в барах промышленной зоны, – продолжать голосование при таких обстоятельствах немыслимо. Это будет несправедливо по отношению к рабочему классу.

– Сэр, – доложили помощники председателю городского совета, – мы подняли личное дело этого типа, и выяснилось, что его зовут Василий Лампочкин. Он помогал монтировать сцену в студии накануне трансляции и, видимо, слегка расслабился… Каким-то образом, уходя, все про него забыли. Вот полное досье на него.

– Чёрт возьми, – продолжал ругаться председатель. – Была такая прекрасная возможность убрать Загрызера и перераспределить по-новому подряды на вывоз мусора и строительство объездной дороги! Что теперь прикажете делать?! И всё из-за этого алкаша!..

Между тем Василий Лампочкин безуспешно пытался выйти из закрытой наглухо и опечатанной телестудии. Сам же мэр, поколебавшись, продолжил своё выступление с докладом в прямом эфире, дойдя уже до пункта о вынужденном закрытии библиотек (в целях экономии городского бюджета). Судя по всему, дышать давалось ему с трудом.

– Слышь, приятель, – громко сказал ему в ухо Вася Лампочкин, слегка наклонившись, – там чё-то всё заперто. Может, вместе выход поищем?

Город с тревогой наблюдал за тем, как мэр побледнел, а потом покраснел, позеленел, с ненавистью глядя на назойливого коллегу по эфиру. Людям в принципе не хотелось, чтобы Загрызер перешёл к рукоприкладству, ибо такой грешок – это общеизвестно! – водился за ним.

В знак протеста против возможных действий мэра ещё миллион человек, не подумав, проголосовал с помощью мобильников отрицательно.

– Уйдите… – прохрипел мэр, хватая ртом воздух. Стало ясно, что на какие-либо физические действия у него уже не хватает сил.

– Тебе плохо? С чего бы это?! Что с тобой?!! – Василий искренне огорчился и взволнованно оглянулся в поисках поддержки со стороны хоть кого-нибудь.

– Оставьте… – бормотал мэр в то время, пока Вася, встревоженный, метался у него за спиной, подобно раненому зверю. Не зная, что предпринять, он бросился к ближайшему пульту и принялся тыкать во все кнопки и нажимать на все рычаги.

Картинка на экране телевизора дрогнула, поплыла, появились помехи изображению.

Мэр, с трудом придя в себя, попробовал было возобновить выступление. Он перешёл к вопросу безработицы, но, кажется, говорил невпопад. Пот стекал по его лицу, рубашка насквозь промокла, а бумажки вываливались из рук – одна за другой.

Между тем в городе начали твориться странные вещи. Люди быстро разбивались на группы, выходили на улицы, спорили между собой, яростно что-то друг ругу доказывали, проводили митинги – под гигантскими экранами, на которых было видно, как Вася пытался мэру помочь.

В одних случаях, если кто-то из горожан собирался проголосовать против мэра и уже подносил мобильник к нижней части спины, на него налетала толпа протестующих, доказывая, что тем самым пострадает и ни в чём не повинный человек. И, увы, – звонок оказывался потерянным.

В других случаях, наоборот, – находились сотни, тысячи желающих немедленно и демонстративно «наказать» мэра и «того идиота», который собирался его спасти.

Бывало, что оба течения сталкивались между собой, причём не на шутку.

Масла в огонь подливали действия городского совета, председатель которого по всем возможным каналам требовал продолжения голосования. По городу стали разъезжать машины с громкоговорителями, призывающими «не поддаваться на провокации». Василия Лампочкина при этом выставляли чуть ли не агентом мирового империализма и глобалистским шпионом.

На радио передавали настойчивые призывы ряда строительных компаний и работающих вкупе с ними средств массовой информации «выполнить свой долг перед Отечеством».

С другой стороны, активисты правозащитных организаций настаивали на прекращении трансляции отчётного доклада мэра, чтобы иметь возможность выпустить из студии несчастных страдальцев. Особенно усердствовали общества по защите животных, которым Василий Лампочкин сильно пришёлся по душе.

Простые горожане не знали, что им делать. А на телевидении вообще творилось что-то такое, что невозможно описать – бесконечные лихорадочные совещания за совещаниями, советы и консультации, прерываемые звонками от Президента и Омбудсмена и шумом митингующих за окном. Кто-то из толпы даже бросил с улицы в зал заседаний камень.

Но ни Вася Лампочкин, ни сам мэр о том не ведали. Загрызер по существу угорел; он бредил, бормотал что-то про ассенизаторов и коллекторные службы, а Василий, взвалив на себя тушу мэра, расхаживал с ней по студии, безуспешно пытаясь найти выход. Поскольку Вася заметно уступал мэру по габаритам, то зрелище получилось трогательное, и телезрители с волнением следили за ним. Вася колотил ногами в двери, орал что-то про маму телевизионщиков, и вообще всё было незабываемо и интересно, и кое-где вполне можно было пустить слезу.

Вскоре горожане чувствовали себя стыдно за это, получившее столь неожиданное продолжение, шоу… Некоторые пенсионеры принялись звонить на телевидение с заявлением, что они желают аннулировать свои голоса, чтобы не нести ответственности за происходящее. Может быть, поэтому, а может, оттого, что в единоборстве различных партий начала потихоньку одерживать верх партия жалости ко всем «тварям поднебесным», руководство телеканала приняло решение прервать прямой эфир и разгерметизировать помещение студии. При этом директору пришлось выдержать натиск ряда депутатов горсовета, считавших, что прекращение трансляции обойдётся в копеечку городскому бюджету, раз уж была запущена этакая организационно-финансовая махина.

Короче, страсти кипели нешуточные. Уже в последний момент, когда газовые службы откачивали испорченный воздух из студии – перед тем, как вскрыть дверь (на всякий случай, из страха перед неконтролируемой реакцией), какие-то хулиганы пытались устроить пожар и всё нафиг подорвать; но бдительность спецслужб позволила предотвратить непоправимое.

Под всеобщее ликование Вася вынес мэра на руках из здания. После чего упал на мостовую сам. Все эти события были зафиксированы многочисленными журналистами и попали в вечерние выпуски новостей. Растроганные горожане рыдали.

***

– Что там за шум? – спросил Вася у жены, и, пока она, озадаченная, выглядывала в больничное окно, ухитрился опрокинуть стаканчик, спрятанный до того у него под подушкой.

– Там, внизу, люди с плакатами – они хотят избрать тебя мэром, – вернулась к больничной койке супруга.

– Мэ-э-эром… – протянул Василий. И нащупал руку своей второй половинки, такую заботливую, такую нежную, такую тёплую, как сама жизнь.

– Ну, надо же, мэром… Но я, пожалуй, откажусь. Не нравится мне, как всё там пахнет.

© Олег Бондаренко, 2013