Сказки для детей с крепкими нервами: Выпуск второй

Четыре сказки для взрослых, написанные в современной манере. Первая публикация.

ЗИМА

Когда он родился, день сменился ночью, солнце прекратило на время греть людей, и вместо жарких празднеств, в это место пришла мертвая тишина и холод. И теперь, когда он лежал, на пропитанной кровью земле, и смотрел на небо, откуда летели белые снежинки, он ожидал смерть, не боясь её, он чувствовал боль, насмехаясь над ней, он умирал, улыбаясь, словно в предсмертном бреду.

Благодаря его бесстрашию, его имя не предали забвению, благодаря отваге, он остался в истории. Люди рассказывали его трагедию детям, чтобы те передали эту историю далее. Сравнивая его со львом, упомянув случайно его имя, люди содрогались, и холод пронизывал всю их сущность. Только научившись ходить, этот человек, еще, будучи ребенком, вышел на улицу в жесточайший холод, заинтригованный необычайно красивым, но мертвым пейзажем зимы, и настойчивым призывом бурана. Выйдя из дома, этот ребенок стоял, наслаждаясь холодом, вдыхая резкий аромат зимы, весело играя со снегом. Он, молча, наблюдал за движением седых деревьев, за диким танцем снежинок, которые ветер собирал с земли, чтобы ударить ими мальчика. Закрыв глаза, он вслушивался в свист бурана, и жадно вдыхал запах холода. Но несмотря на жуткий холод, он не собирался зайти домой, ему нравилось играться на улице, ему нравилось собирать с земли снег и подбрасывать вверх, голыми, детскими руками. Он стоял, хотя ветер до боли прожигал его тело, он не умирал, хотя снег накрывал его с головой. Он не умер, хотя многие в этот день, умирали сидя у себя дома, закутавшись в дубленки у камина.

С тех пор его стали называть просто Зима, и он с младенчества, целыми днями прятался от солнца, дома, и выходил на улицу лишь с закатом, своего злейшего врага. Он с нетерпением ждал ночи, ему не хватало воздуха в своем доме. Но он знал, что лучи солнца отнимут его жизнь, и приходилось терпеть. У него не было друзей и знакомых, потому что странный, ночной образ жизни, отталкивал от него людей, и служил поводом для различных слухов. Его боялись и оскорбляли, придумывая различные байки, которые отчасти были правдой. Например, считалось, что он замораживает людей, всего лишь дотронувшись до них, говорили, что он может изгнать солнце из этих мест навсегда.

Однажды Зима поцеловал, понравившуюся ему девушку и она застыла, сохранив свое очарование в вечной красоте льда, и теперь люди могли видеть, как она прелестна в этом великолепном обличии холода. Девушки стали опасаться его, но не все. Зима был несговорчив, но почему-то всегда мрачно улыбался, обнажая ряд синих, прозрачных льдинок. Причиной его улыбки могло быть что угодно, ведь он никому ничего не говорил. Может он грустил из-за того, что все девушки, которые нравились ему, замораживались, может от того, что ему было тошно весь день сидеть дома. По ночам, за окнами бушевал страшный ветер, в сумасшедшем танце, забиравший с собой замерзших людей, которым не повезло и они остались на улице. В такие моменты, Зима, одиноко гулял по заснеженным улицам города, меланхолично слушая музыку бурана, печально наблюдая его бессмысленный танец. Так и жил Зима, питаясь редким снегом, подпитывая свои силы из холода ночи, днем прячась дома, и оставляя после себя ледяные скульптуры красавиц, пожертвовавших жизнью, за один единственный, холодный поцелуй, который сковывал их навсегда, сохраняя потомкам их грусть и красоту. Так и жил Зима, устремляя ненавистный взгляд за горизонт, в ожидании Солнца.

Однажды, в очередное утро, когда Зима притаился дома, чтобы переждать день, ему вдруг стало противно от мысли, что придется вот так сидеть и ждать всю свою жизнь. Ему стало тошно от собственной трусости, ему стало страшно, когда он представил себе те бесконечные дни, которые ждут его в будущем. Он понял, что ему придется жить вот так, скрываясь, до самой смерти, и ему захотелось плакать. Но отрицая в себе слабость, он, не думая, не размышляя, вышел из дома в тот самый момент, когда первые лучи солнца осветили небо. Он вышел навстречу судьбе и ослепился. Впервые увидев солнце, он обжегся, но он продолжал стоять, заряжая свой подкошенный дух невыносимой болью. Он стоял и смотрел на солнце, не отводя взгляд, и не сгибаясь от жары. Солнце поразившись, дерзости и безрассудству Зимы, светило все ярче и сильнее, растапливая силы, и уничтожая его. Солнце беспощадно нагревало тело Зимы, поднимаясь все выше над горизонтом. И Зима обессилев, упал на колени, глаза его налились кровью, и почувствовав приближение смерти, он вдохнул горячий воздух в последний раз…

Солнце, увидев безжизненное тело Зимы, внезапно начало обратный путь, к горизонту. Оно скрылось из этих мест, и не приходило сюда долгие столетия, отдавая дань уважения, человеку, осмелившемуся сражаться с ним. А Зима лежал, окрашивая землю своей кровью, и смотря на небо, откуда, после ухода солнца, летели, еще довольно редкие, но нежные снежинки. Он лежал, постепенно накрываясь снегом, и он не боялся смерти, не боялся солнца. Теперь он стал бесстрашным. Наслаждаясь холодом, он умирал, но умирал с улыбкой, потому что знал, что солнце сюда не придет, и что он будет похоронен под снегом.

ДЕВОЧКА

– Папа, смотри, какая я красивая! – очаровательная девочка лет двенадцати, с ослепительным блеском в глазах, гуляла, пританцовывая, по улице. Со старой куклой в левой руке, и счастьем в сердце, с лучезарной улыбкой и ясным взглядом, она прыгала вокруг своего, словно спящего отца. Благодаря неподдельной радости, с которой она двигалась, и прелестной красоте молодости, она должна была приковывать взгляд. Но город её – пылал. Он пылал, подожженный факелами, жестоких людей, которые еще вчера, пришли воевать с девственно-чистой природой этого, некогда уютного, красивого городка. Вокруг была лишь разруха, лишь сотни трупов лежали на узких улочках, а дома были превращены в руины.

А девочка, все крутилась в бешеном танце веселья, и пронизывала тишину этого места, своим нежным смехом. Чудесное олицетворение детства, словно розовое облачко, неугомонно двигалось по кругу, перескакивая через разрушенные фундаменты зданий, через умирающих, и взывающих о помощи людей. И никакие страшные картины войны и смерти, не могли пронять её сердце, но не потому что она была слепа или черства, просто она воспринимала все это – не всерьез, как игру. Еще вчера, она, восхищала, окружающих своими песнями, и все люди восторженно аплодировали ей и её родителям. Еще вчера, она, наслаждалась чрезмерным вниманием взрослых и детей. Она была безупречна в своей девичьей, детской глупости и безразличии к другим. Комплименты в свой адрес, и восхищение, которое она вызывала своими танцами и песнями, девочка принимала как данность, не обращая никакого внимания. Она была идеальна в своем старом, похожем на лоскутки, розовом платье с множеством заплаток. Устав от многочасовых танцев, и песен, устав от назойливого внимания и подарков, она вздремнула всего на 5 часов, затем проснулась, и с удвоенной энергией двинулась по вчерашнему маршруту, сопровождая, свой игровой танец, смехом. Возле домов и людей, возле площади и возле рынка, она кружилась в порванном розовом платье, удивляясь своему одиночеству и представляя весь мрак вокруг себя, как сон.

За время её нахождения в стране Морфея, в этом городке все изменилось. Вчерашние пьянки исчезли, и здесь прошла вероломная война. Вместо великолепных сооружений, здесь были развалины, вместо вечно улыбчивых людей, были мертвецы – но в её глазах все это выглядело как какая то игра, лишенная интриги. Обиженно выпячив губки, она, после пробуждения, отправилась к отцу, чтобы обратить, хотя бы его внимание на себя. По дороге, в поисках отца, ей попадались люди с пустыми, ничего не выражающими глазами. Они шли с повозками, на которых были безжизненные тела, в направлении кладбища, устилая свой путь бесслезным плачем и проклятьями. Люди шли в темноте, омрачая небо и землю, сумасшедшими криками, в которых можно было услышать столько горя и безысходности, что случайные путники, оказавшиеся неподалеку отсюда, сошли бы с ума, проклиная вместе со всеми и дьявола и уродливых людей, пришедших вчера на праздник, держа в руках факелы. Люди шли хоронить своих братьев и сестер, мужей и жен, детей и родителей, и ангельская красота этой маленькой девочки в розовом платье была неуместна, она была для них пустой и бессмысленной, а её смех и танцы люди считали следствием безумства. Люди шли мимо неё, не удостоив и взглядом.

Девочку покоробила эта неинтересная игра, но быстро забыв обиду, она начала плясать вокруг отца, что-то мило пролепетав, и поя песенки про скучную игру в смерть. Она не видела свою мать, которая умирала от ран, не видела стрел торчащих из груди отца, а может и видела, порой и в сумасшествии бывает смысл.

Война забрала с собой все, забрала жизни, забрала с собой прекрасное. Армия врагов поднималась на гору, и постепенно скрывалась за ней. Но тут последний воин, краем уха услышал, неприятный для себя звук, смех. Резко обернувшись, он стал пристально вглядываться в руины и увидел девочку в розовом платье. Он быстро вскинул лук, достал стрелу, и натянув до предела тетиву, прицелился…и отпустил. Стрела, попав в самое сердце девочки, прошла насквозь, и воткнулась в землю. Танец оборвался, песня закончилась на полуслове, счастье, вперемешку с недоумением застыло в её мертвых глазах. Она погибла сразу.

Но стоило последнему врагу, скрыться за горой, стоило маленькой девочке закрыть глаза, как вдруг, все умершие воскресли. Они вставали протирая глаза, раны их затягивались мгновенно. Разрушенные здания снова превратились в архитектурные шедевры. Потерявшие родных, сироты, вдовы и вдовцы, не веря своим глазам, кричали от счастья, восхищаясь милостью Бога. Весь этот маленький городок, засверкал от блеска, тысяч белоснежных зубов. Слова благодарности Богу, слились в один непонятный, но громкий гул.

И вчерашний праздник продолжится с удвоенной силой, и тосты будут звучать громче вчерашних. И люди в своем пьяном угаре, станут поздравлять друг друга, восхваляя нежданное чудо, не скупясь на пафос. И лишь отец с матерью будут тихо оплакивать свою прелестную дочь, что в своем очаровании вечности, будет безразлична к ним так же, как и вчера.

ОБЫКНОВЕННОЕ И СТАЛЬНОЕ ДЕРЕВО

(в соавторстве с А.Р.Абдразаковым)

В далеком уголке планеты, жили два говорящих дерева. В этих местах не было других растений, не было животных и людей. Здесь царствовали меланхолия и серые тона, и два дерева, от нечего делать, научились говорить друг с другом. Первое дерево, постарше и солиднее, было обыкновенным, с листочками и хрупкими, сухими веточками. Второе же, было стальное и крепкое, и соответственно, оно никогда не сгибалось под ударами ветра. В этих местах, редко проходил дождь, но солнце, нещадно выжигало землю. Старшее дерево, приспособилось к таким климатическим условиям, и выживало. Стальному же дереву, было плевать на все эти “милости природы”, и оно стояло, ехидно улыбаясь, поглядывая на своего хрупкого собрата. При малейшем дуновении ветерка, веточки первого дерева, начинали нервно дергаться, они были ослаблены нехваткой воды, и от постоянной борьбы. Сильные ветки второго дерева, были стойки, и не двигались даже в сильный шторм. Так они и жили, на краю земли, изредка перекидываясь парой слов. Стальное дерево, из-за скучных, непродолжительных бесед, а также от того, что ему не надо было сопротивляться и бороться ради жизни (а ведь, покой, как говорится, одно из состояний деградации), стал язвить старшему собрату, кичась свое силой и непреклонностью. Старшее дерево же, устало соглашалось с его превосходством, так как ему нечего было возразить. Обычно разговор проходил по такому сценарию:

– Ну что, не надоело сгибаться и дрожать от ветра? Почему ты не родился таким, как я, сильным и выносливым? Тебе было бы намного проще жить.

– А что я могу сделать? – отвечало старшее дерево. – Таким я создан, таким и умру.

– Да, такими темпами, умрешь ты очень скоро, – смеялось стальное дерево, и не то подбадривая, не то издеваясь, добавлял: – Потерпи брат, скоро, скоро.

Старшее дерево молчало, оно понимало всю тяжесть ситуации, но ничего не могло поделать, и поэтому смиренно ждало смерти. Не проклиная судьбу, не жалуясь своему единственному, злому собеседнику, но и не торопя смерть.

Как-то утром, только проснувшись, стальное дерево, снова начало язвить, хвалясь своей стойкостью, но ответа не услышало. Оно внимательнее посмотрело на старшее дерево, и увидело, что оно пригнуто к земле, неестественным образом. Оно увидело, что листья его пожелтели окончательно, и сухие ветки сломаны. Вчерашней ночью, старшее дерево простилось с жизнью на земле.

– А я ведь говорил, жаль, конечно, но что поделать, это участь слабых, – сказало стальное дерево.

Проснувшись, на следующее утро, стальное дерево увидело вокруг себя множество маленьких росточков. Их было сотни. Стальное дерево удивилось, и испугалось. От страха оно решило не говорить с ними, и подождать. На следующий день, ситуация повторилась, но ростки стали намного крупнее. Через пять дней молчания, стальное дерево, было окружено сотнями, молодых деревьев, которые выглядели сильнее и красивее, его погибшего, обыкновенного собеседника.

– Кто вы такие? – спросило стальное дерево.

– Мы дети твоего обыкновенного собрата, – хором ответила толпа.

– Как такое могло случиться? Я-то думал, что все, конец… и что, когда я умру, после меня тоже останутся такие же, как я?

– Нет, после тебя не будет никого, природа наградила тебя долголетием, но бессмертным она тебя не сделала. Ничто не вечно на этой земле, и ты в том числе. Скоро твоя крепкая, стальная кора, начнет ржаветь и разрушаться. И твое тело поглотит земля. Но ты ничего после себя не оставишь. А мы, последуем за тобой, в землю, но после смерти, мы дадим жизнь другим, таким же как и мы. Наш отец умирая, сказал нам – свою слабость, нужно глушить и сопротивляться, а силу (опыт), набранную в течении жизни, передать потомкам. И теперь следующее поколение, будет выше и мощнее нас. Следующее поколение будет умнее и способнее нас. И так будет продолжаться до скончания времен.

УРМАТ

(в соавторстве с А.Р.Абдразаковым)

Путь

Он был молод. Молодость кипела в его глазах, освещая мир вокруг, ярким светом оптимизма. Он был энергичен, любопытен, и как любой человек, обладал страстью, дерзостью и стремлением получить желаемое. Проблема была в том, что он не совсем понимал, чего он желает. Он не понимал, чего хотел, он не знал куда идти и зачем, но он был уверен, что идти необходимо. Отсутствие, какого либо опыта, мешало найти свой путь. Отец не лез в его раздумья, мать, нервно заламывая руки, пыталась вмешаться, помочь и посоветовать хоть что-то своему сыну, но строгий взгляд мужа останавливал её. Молодость тянула его к приключениям, энергия сутками не давала спать. Ночами он думал. Думал о смысле жизни, думал о своем предназначении, предназначении звезд, неба, солнца, деревьев. Днем, он находился в поле, неподалеку от дома и помогал отцу. Временами, прямо во время работы, он вставал в ступор, и какое-то время смотрел вдаль, но быстро приходя в себя, как ни в чем не бывало, продолжал трудиться. Он хотел посоветоваться с отцом, что делать, как быть, но не решался, и продолжал одинокие, бесплодные размышления. Он о чем то мечтал, и мечты его имели неясный, призрачный оттенок, он видел все, словно сквозь плотный туман. Он желал то любви, то славы, то богатства, то богатырской силы. Он стремился то к приключениям и опасностям, то к спокойной семейной жизни. Он хотел абстрактного счастья, не совсем понимая, что именно ему нужно. Для него самым острым вопросом было – цель самого себя в этом странном мире. И он постепенно уходил в себя, при этом, покидая действительность. Когда ему исполнилось 18, он подошел к своим родителям и сказал:

– Я ухожу.

Отец даже не поднял свои глаза, он продолжал ровно дышать, и смотреть на догорающий костер. Мать же, начала причитать. Она невнятно ругала сына, и чуть ли не била его, хаотично приговаривая:

– Куда? Зачем? Что ты потерял? Смерти захотел? Там враги, там холодно. Чем тебе здесь не нравится?

Ожидая поддержки, она посмотрела на мужа, но он молча, наблюдал как догорает костер. Она замолкла. Отец встал, подождал, пока потухнут искры и произнес:

– Уходи.

На следующее утро, родители собрали ему еды, воды и проводили сына в дорогу. Мать долго плакала, отец обнял его и сухо промолвил:

– Теперь ты сам… Прощай сынок, прощай Урмат.

Отец похлопал Урмата по плечу, и отвернулся, пытаясь скрыть предательскую слезу. Мать, успокоившись, поцеловала сына, и долго смотрела на уходящую за горизонт, сутулую спину. Материнское сердце болело от расставания, и она крикнула, отдалявшемуся Урмату:

– Не забудь навестить нас сынок, не…

Но муж резко прервал её, злобно прошептав:

– Если он вернется, я прогоню его к чертовой матери, пусть он погибнет там, в чужих землях, чем приползет домой на коленях.

Он отвернулся и тяжелыми шагами направился в юрту. Мать последовала за ним, изредка оборачиваясь, чтобы в последний раз увидеть своего сына. Урмат не слышал мать, он не обернулся, в его голове витали радостные мысли, и грандиозные идеи. В его глазах светился энтузиазм, он насвистывал веселую мелодию, и медленно отдалялся от своей колыбели.

Голод

К третьим суткам, запасы еды и воды, что ему, заботливо собрали родители, закончились. Урмат шел вперед еще пару дней, изнемогая от жажды, но ободряя себя надеждой. Он путешествовал по непонятным местам, где пустыня, резко сменялась густым лесом, лес сменялся старыми, пустыми зданиями, здания сменялись бесконечным, горячим песком. Он страдал от голода и жажды, и тогда, не теряя времени, он остановился и стал оглядываться по сторонам, в поисках еды, но ни следов каких либо животных, ни ягод и съедобных растений, ни источников живительной влаги, он не увидел. Не падая духом, он стал быстро соображать, что делать дальше, но ничего путного, кроме как ускорить шаг, он не придумал. Он торопился, но места вокруг него, продолжали превращаться из пустыни в леса. “Что за чертовщина” – подумал Урмат, ни там, ни здесь, еды и воды не было, и он продолжал идти, пока обессилев, не упал. Голод и жажда убивали его, он начал жалеть, что ушел из дома в непонятный и суровый мир, он понимал, что дороги назад – нет, и почти смирившись со смертью, он закрыл глаза. Сон одолевал его, и сквозь дрему, он чувствовал аппетитные запахи различных пряностей, он слышал, как шумят люди и как хрипят кони, он думал, что сходит с ума. Из последних сил, он попытался освободиться из сладких лап Морфея, но у него не получилось, и он заснул.

Утром, открыв глаза, он с удивлением обнаружил, вокруг себя каких-то шумных людей, усталых лошадей и верблюдов. Урмат сначала подумал, что он до сих пор спит, или попал на тот свет, но протерев глаза, неоднократно ощупав себя, и вставив себе пару пощечин, он убедился, что жив, здоров, хотя и страшно хочет пить. Увидев недалеко от себя казан, наполненный грязной, черной водой. Он жадно, словно волк, накинулся на него, окунул голову и стал пить. Набирая в желудок воды, он услышал, как шум вокруг него подозрительно резко затих, но затем, к величайшему страху Урмата, тишина вдруг, нарушилась громким взрывом хохота. Он испугался, отпрыгнул от казана, опрокинув его, и стал ошарашено оглядываться по сторонам. Окружавшие его люди, громко смеялись, показывая на него пальцем. Смеялись не злобно, было видно, что люди эти не желают зла, но ему все равно было обидно. Он встал, отряхнулся, и старая женщина, с трудом сдерживая смех, подошла к нему, протягивая чашку с кристально чистой водой. Урмат, прямо держа осанку, пытаясь выглядеть серьезно, с подозрением взял чашку, осмотрел её, понюхал воду и с напускным достоинством сделал небольшой глоток. Все замолчали, ожидая его реакции. Урмат подождал, надменным взглядом оглядывая окружавших, затем осушил чашу и улыбаясь произнес:

– Да, из чашки вода вкуснее, чем из казана.

Люди засмеялись, и стали подходить к нему по очереди, здороваясь и представляясь. Тот шум и те запахи, что Урмат чувствовал, засыпая прошлым вечером, не были результатом больного ума. Это был караван, проходивший, к счастью, неподалеку от него. Собаки, лишенные способности изъясняться человеческим языком, но наделенные сверхъестественным чутьем, начали лаять, рычать, привлекая внимание хозяев, к чужаку, что заснул неподалеку, и Урмата спасли.

– Вот, посмотри, это он тебя спас, – говорил, поглаживая свою собаку, один из путников.

Урмат был благодарен и исподтишка, кидал большие, жирные куски мяса, рядом с собачьей мордой (предварительно набив свой живот, до отвала). Ему повезло, и удача эта внушила ему веру в выбранную им дорогу. Дальнейшее путешествие он продолжил с караваном.

– Куда держишь путь? – спросил его караванщик.

– Не знаю – пожал плечами Урмат. – Хотел узнать смысл жизни… хотел найти счастье… наверное…

– Главное в твоем деле идти, но еще важнее, остановиться, – хитро улыбнулся старый путник.

Рай

Через месяц, покачиваясь на коне, тысячу раз, пройдя пески, леса и старые пустые здания, Урмат, вместе с караваном, добрался до ближайшего селения, что находилась возле реки, с чистой водой. Он решил остаться. Главный караванщик предлагал Урмату продолжить путь с ними, он соблазнял интересными историями, о разных странах, он рассказывал о невиданных животных, с головами коней и телами кабанов. Он рассказывал об опасностях пустынь, о разбойниках со смуглыми лицами, о бурях. Он говорил про снежные вершины гор, и безволосых, молчаливых людях, что там обитают. Он красочно описывал города, дома в которых подпирают небо, красивейших женщин, которые ночью превращаются в старух, а с утра снова молодеют. Урмат с интересом слушал, красноречивого караванщика, сомневался, думал, но услышав про женщин с мужскими телами, принял окончательное решение:

– Зачем мне видеть это все? Я останусь здесь. Здесь хорошо, вода рядом. Предгорье, скот очень жирный.

– Твое дело. И стойкости в пути.

– Спасибо, вам того же.

– Мне-то зачем? – прошептал караванщик. – Я стар, и конец мой близок, я все повидал.

Он грустно замолчал, и не то злобно, не то радостно улыбнувшись добавил:

– А вот тебе, стойкость, надеюсь пригодиться, – он подмигнул Урмату, и двинулся в сторону заката, а за ним последовал караван.

Урмат долго смотрел им вслед, пока караван не исчез из вида. Затем он развернулся и вошел в село. Люди здесь были добродушны, все смотрели на него с любопытством, а кое-кто даже звал домой. Но он вежливо отказывался и спрашивал кто здесь главный. Услышав слово “главный”, люди удивленно переглядывались, переспрашивали его, чистили уши и снова переспрашивали.

– Что означает это слово?

– Главный? Это тот, кто отвечает за все, за продукты, за обеспечение вас лекарствами, травами. Главный решает все вопросы, конфликты, споры.

– Тут каждый сам кормит себя, своим трудом. Мы не болеем и нам не нужны лекарства. Мы не ссоримся и нам не нужен кто-то, кто будет мирить нас. Посмотри внимательнее на эту местность, тут родник, тут богатые пастбища, неподалеку растут фрукты размером с кулак, и они безумно вкусные. Оглянись, ты видишь могилы? Нет? Это потому что за триста лет, как мы сюда пришли, никто не умер. Мы живем в радости, и купаемся в счастье и без Главного. Кстати, зачем он тебе? – спросил один из сельчан.

– Я хотел остаться здесь, и отработать свой хлеб и крышу, – ответил Урмат, скривив недоверчивую улыбку.

– Поживи пока у меня, а завтра мы начнем строить тебе дом.

– Спасибо, я сам построю…

– Как это сам? Почему ты отказываешься от нашей помощи?

– Неудобно…

– Что значит “неудобно”?

– Это когда… – начал было объяснять Урмат, но вдруг передумал, замолчал, и закончил: – Это когда хочешь выглядеть самостоятельным.

Сельчанин, оценил шутку, улыбнулся и жестом пригласил к себе в дом, накормил его, от пуза, напоил местным вином, от которого он захмелел и уложил спать. Проснувшись утром, Урмат не почувствовал головной боли, которая была после вина караванщиков, он не почувствовал жажды, он ощущал легкость и радость. Он оделся и выйдя на улицу, обомлел от увиденного. Напротив, строился дом, были ясно видны очертания комнат и мебель внутри. Урмат видел, что половину дома построили ночью, а вторую половину достроят видимо к вечеру, и от удивления он не мог сказать и слова. Увидев проснувшегося гостя, сельчанин отбросил инструменты и быстро подбежал к нему.

– Извини, что так долго строим, не успеваем.

Урмат продолжал молчать.

– Ты не обижаешься?

– Да как я могу обижаться, вы же… Разбудили бы меня, чтоб я помог… Неудобно как-то…

– Хочешь быть самостоятельным? – улыбнулся старик – На, держи молоток.

Общими усилиями к вечеру Урмат уже входил в свой дом.

– Жену бы тебе, – внезапно сказал добрый сельчанин. – Погуляй, присмотрись. Кто понравится, бери, девушки у нас красивые, умные.

– Как это “бери”? А если я ей не понравлюсь?

– Как это “не понравишься”? Молодой, работящий парень.

Урмат не стал спорить и, еще раз поблагодарив всех, кто принимал участие в постройке дома, вышел на улицу. В селении наступили сумерки, и огни свечей, костров и фонарей потихоньку наполняли эту местность бесчисленными огоньками. Погода была великолепна, и Урмат не спеша прогуливался по улочкам, этого гостеприимного места. Ему казалось, что он нашел то, что искал, ему казалось, что здесь он будет счастлив. Люди, что встречались ему на пути, приветливо улыбались и желали здоровья, и лица их выражали искреннее радушие и умиротворение. Вдруг, заворачивая за угол очередного красивого здания, он увидел, как из кармана девушки, шедшей впереди, упал какой-то конверт. Он поднял его и, подбегая к девушке, громко сказал: “Вы обронили”. Она повернулась, улыбнулась и сказала: “Спасибо”. Её звали Алтынай.

Лодка

Прошло пять лет с того момента, как Урмат покинул караванщиков, и остался в этом прекрасном, безымянном селении. Он был счастлив. У него была красавица жена, которая любила его и не перечила, у него был сын, которому недавно исполнилось три года, у него был свой дом, и быстро размножающийся скот. У него были друзья и работа, и он с Алтынай ждал второго ребенка. Все было замечательно, кроме одного. Уже, вроде бы остепенившийся ум Урмат, тянул его к приключениям. Он часто вспоминал слова караванщика, его приглашение, его истории о невиданных землях и людях. Ему нравилось жить здесь, в тишине и спокойствии, но иногда, ночами он просыпался, увидев во сне аморфных существ, непонятные архитектуры и громкую музыку, от которой становилось страшно. В такие моменты, он тихо одевал свои тапочки, и на цыпочках, стараясь не разбудить жену с сыном, выходил на балкон, и вспоминал своих родителей. Он вспоминал те ночи, когда, не имея желания спать, он выходил на улицу, ложился на стог сена и, глядя на звезды, думал о своем пути. И сейчас, всматриваясь в прозрачное небо, он ловил себя на мысли, что ощущает внутри себя такую же пустоту, как и пять лет назад. Он чувствовал, что путь не завершен, и что еще много чего интересного он должен увидеть в своей жизни. Но он также понимал, что в этой райской местности, где все уже ясно и понятно на десять лет вперед, ему ничего не светит, кроме покоя и тошнотворной предсказуемости. Он хотел большего.

– Не спится? – голос Алтынай заставил вздрогнуть ушедшего в себя Урмата.

– Да, я не хотел тебя будить.

– О чем думал?

– О тебе, – улыбнулся Урмат, притягивая жену к себе.

– Желающий обмануть женщину, потерпит крах, – ответила Алтынай, убирая руку мужа от талии. – Я вижу, что тебе нужно больше чем я и наши дети, но я не пойму, что именно. Скажи мне, что ты хочешь?

– Не знаю, – сказал Урмат, отвернувшись от жены. Он подождал, прислушиваясь к музыке цикад, он посмотрел на звезды и тихо прошептал: – Мне нужно уйти.

Цикады, словно по мановению руки волшебного дирижера, замолкли. Урмат стоял, не в силах повернуться к жене. Алтынай молчала, скрестив руки груди, она не плакала и не уговаривала его остаться. Урмат ждал её слов, ждал скандала и упреков, он был готов на все, но он не мог посмотреть в её глаза, потому что знал, что та бесконечная грусть, что будет в её прекрасном взгляде, заставит его остаться. Алтынай подождала немного, вздохнула, вспоминая прошлые счастливые дни, и тихо сказала:

– Уходи.

Вместе с восходом солнца, Урмат двинулся в путь. Он поцеловал свою жену, её живот, где находился второй сын, поцеловал первенца.

– Я вернусь, любовь моя, – сказал он на прощанье, махнув рукой. – А ты, – добавил он, обращаясь к малолетнему сыну: – присмотри за матерью и братиком.

Урмат закинул свои вещи и провиант в лодку, оттолкнул от берега и прыгнул нее. Вода уносила, его вниз по реке. Алтынай, безжизненно махала ему вслед, придерживая другой рукой сына.

– Мама, когда он приедет? – спросил не понимающий сынок.

– Скоро, балам, он принесет тебе подарки, – ответила она, улыбаясь, и тихо повторила, отвернувшись от сына и заметно погрустнев. – Скоро.

Ад

Лодка, до краев наполненная едой, плыла по течению, и уносила Урмата вдаль от семьи и дома. Он был невесел, и одновременно с этим его нервно морозило от предвкушения приключений. Его радовала неизвестность, а адреналин, как и пять лет назад, вновь заставлял сердце биться чаще. Только сейчас он понял насколько опостылел ему семейный очаг, и как он еще молод. Только сейчас он понял, что по-настоящему жив, и словно в первый раз, был очарован жизнью. Он удивлялся деревьям и животным, он поражался рыбам, что проплывали под лодкой. Все что, еще вчера, казалось ему обыкновенным, сейчас выглядело чудесным и завораживающим. Он почти не думал о жене и детях, он не думал о друзьях, он целиком и полностью отдался плавному течению реки. Лодка покачивалась, и он убаюканный волнами, довольно улыбаясь, закрыл глаза. Ему снился караванщик, который хитро ухмыляясь золотой улыбкой, рассказывал невероятные истории. Ему снились собаки, которые когда то давно спасли ему жизнь. Ему снился, еще не рожденный сын и родители. Недолгий сон его прервал, внезапный грохот. Урмат встрепенулся, схватил копье, ожидая нападения, но ничего не было, кругом была лишь река и рыбы. Он привстал, насколько это возможно, будучи в лодке, осмотрелся, но ничего не увидел. Он лишь почувствовал запах гари и гнили. Урмат сморщился, снял с себя рубашку и обмотал ею лицо, оставив лишь место для глаз. Какое-то время он плыл по течению, не выпуская из рук копья. Внезапно грохот повторился и Урмат стал пристально всматриваться в сторону шума. За высокими деревьями он разглядел здания, крыши которых скрывают облака. “Так вот про что рассказывал, старый караванщик”, – подумал он, откидывая копье и взяв весла. Он плыл в сторону города, нетерпеливо вращая веслами, и представляя себе красочную жизнь в мегаполисе. Когда же он подплыл к берегу, его взору представилось жуткое, но вместе с тем прекрасное зрелище. Высокие дома, высокие, красивые люди, и ужасный шум. Еще подплывая к городу, он заметил, что вода начинает чернеть. Выйдя на берег, он увидел, что пляж вокруг него, замусорен, грязен и вонюч. Урмат невольно сморщился от увиденного, но рассмотрев вдали от берега высокие здания, услышав мелодии, доносившиеся оттуда, он, превозмогая отвращение, пошел в сторону города. Любопытство победило неприязнь. При входе в город, стояли стражники в красивых, одинаковых одеждах. Они надменно оглядели его с ног до головы, пошептались и отвернулись. Урмат, немного расстроенный такой встречей, прошел мимо них, ссутулившись, словно боясь их потревожить. У входа в город стояла большая арка, обшитая золотом. За аркой стоял памятник, видимо здешнему королю, тоже из золота. А за памятником начинался город, шумный, суетливый, вечно недовольный город. Высокие здания, поражали воображение Урмата, и он с открытым ртом смотрел не под ноги, а вверх. Очарованный величием, раздавленный своим ничтожеством, он впервые в жизни ощутил настоящий страх и собственную незначительность. “Как же я мал” – думал он, натыкаясь плечами на встречных людей. Люди ругались, не сбавляя хода, и проходили дальше, а Урмат только и успевал, нелепо извиняться. В первый раз он увидел настолько злых людей, не улыбающихся, не приветливых, угрюмых людей. Всем было плевать на него, все куда то спешили, бежали, кричали и ругались. Лица этих людей были несчастны. Странные мелодии раздавались с разных концов улиц, смешиваясь в один невнятный гул. Крики людей на разных языках, хохот, ругань, лай и визг – все это стало действовать на нервы Урмат.

– Извините, подскажите, как мне найти здесь работу? Я хочу заработать на хлеб и крышу, – спросил он у одного прохожего.

Горожанин долго смотрел на него, словно не понимая, затем достал из кармана золотую монету, кинул её к ногам Урмата и пошел дальше. Но он не поднял монету, и обратился ко второму человеку с такой же просьбой, тот отреагировал точно также как и первый. Он обратился к третьему, к четвертому, к пятому. Но все лишь кидали ему в ноги монету и шли дальше. Вдруг Урмата за плечо кто-то резко дернул. Он удивленно оглянулся и увидел своего давнего знакомого, старого караванщика. Урмат на радостях стал обнимать его, целовать и кричать, восхваляя её величество случайность, которая так милосердно, вновь объединила пути старых друзей. Но караванщик лишь оттолкнул его. Удивленный Урмат, думая что тот его просто не узнал, улыбаясь крикнул:

– Это же я, пять лет назад, ты спас меня, помнишь?

– Конечно, я помню, и незачем делать из нашей встречи событие. Убирайся отсюда, ты забираешь мои деньги, эти монеты – мои. Уходи отсюда, пока можешь ходить на своих ногах, – прорычал Караванщик, нагибаясь за монетами.

Урмат был оглушен. Он не мог понять, что произошло с его старым другом, вечно улыбчивым и загадочным Караванщиком. Он стал вглядываться в его лицо, думая, не ошибся ли, может это не тот старый друг, а просто сильно похожий. Но это был именно он, старый Караванщик, за пять лет постаревший на все сорок, собиравший монеты, и злобно скалящий зубы.

– Как же так… – только и смог произнести Урмат.

– А вот так, без этих блестящих штук здесь не выжить. А ты бы шел отсюда по-хорошему в свое село, дикарь, – сказал Караванщик и свистнул в сторону дома, из-за угла которого быстрыми шагами стали приближаться люди, с потухшими глазами. Поняв, что дружественной беседы не получится, Урмат развернулся и пошел к берегу. “Куда я попал? Что за дьявольское место? Вернусь лучше домой, к семье” – шел он, рассуждая вслух. “Воздухом дышать невозможно; все злые; друзья стали врагами; везде грязь и тьма, а сами с черными рожами блестящему золоту молятся. Умылись бы для начала, чтобы своему Богу соответствовать, что за сумасшествие?” – ворчал Урмат, по дороге к реке. На грязном берегу, омываемом черными водами, он нашел свою лодку, припрятанную за камышами, оттолкнул от берега и прыгнул в неё. Течение уносило его вниз, дальше от дома. Он стал искать весла, чтобы поплыть против течения, но не обнаружил их. Он посмотрел на берег – оттуда, ухмыляясь золотой улыбкой, одной рукой махал Караванщик, а в другой держал весла. Он был не один, подозрительные люди с серыми лицами и жестокими глазами глупо хохотали вместе с караванщиком. Ногами Урмат почувствовал воду, дно лодки было пробито, и река потихоньку топила её. Он, ругаясь, снял с лица рубашку и заткнул дыру, насколько это возможно, а руками стал черпать воду. Ветер уносил лодку от берега, от города, и от семьи. Урмат опустил руки, сел, и вспоминая село, грустно ухмыльнулся.

Старик

Через неделю, лодка, гоняемая ветрами, пристала к берегу. От толчка Урмат, вздремнувший из-за безделья, проснулся, умылся речной водой и осмотрелся. Вокруг было тихо, и тишина эта так сильно давила на его мозг, что, не выдержав, он стал говорить сам с собой.

– Ну вот, сейчас сделаю весла и поплыву домой, – сказал он, но осмотревшись, добавил. – Интересно из чего.

Деревьев не было, был лишь песок и камыши. Были лишь крупные скалы, неподалеку. Урмат решил пойти и посмотреть, надеясь найти что-нибудь путное. Он шел в сторону скал, склонив подбородок, тяжелым взглядом разглядывая окрестности и медленно переставляя ноги – он устал. Дойдя до скал, он увидел лишь маленькую пещеру, в которую и ребёнок бы не смог пролезть. Урмат глазами искал что-нибудь, что можно было бы использовать как весло, но ничего кроме груды камней здесь не было. Он прилег в тени скал и стал напряженно думать. “Пойду пешком вверх по реке, дойду ли? Если мне по дороге встретятся горожане, или дикие звери, то вряд ли. Хотя других вариантов у меня нет, придется идти, нужно взять копье и быть готовым ко всему”.

– Уверен, что дойдешь до дома?

Урмат, ушедший в размышления, вздрогнул от неожиданности, оглянулся и увидел старого, сгорбленного человека. Старик был в лохмотьях, на морщинистом лице его, играла хитрая улыбка. Серые глаза старика, словно проникали в душу, и беспардонно разглядывали её. Урмат протер глаза, как будто не веря им, и ответил:

– Уверен. Кто ты, старик? Откуда ты знаешь, о чем я думал?

– И я уверен, – задумчиво сказал старик, пропуская мимо ушей вопросы ошалевшего Урмата. Странный старик погладил свою белую бороду и сказал:

– Вот только толку от того, что ты вернешься домой. Не понимаю я таких, как ты. Ты хотел уйти из дома, так уходи навсегда.

– Я уходил, чтобы увидеть мир, я увидел – он очень жесток, не по мне эти приключения, я хочу вернуться к семье, жить в спокойствии, воспитывать детей и любить жену.

Старик рассмеялся.

– Увидев лишь частичку, нельзя судить об общем. Неужели понюхав смрадный цветок, ты откажешься вдыхать чудесные запахи других? Когда-то давно покинув дом, оставшись без еды и воды – повернул ли ты обратно? Нет. Ты пошел дальше и сама Фортуна, приласкала тебя, подарив чудесную жену и детей. Так?

Урмат подумал и ответил:

– Так… Но они ждут меня. И покинув их, не стал ли я неблагодарным по отношению к Фортуне? Не оскорбил ли я её, отвергнув её подарки?

– А разве жена не отпустила тебя, хоть и скрывая боль в душе? Вернешься ты сейчас, без подарков, без невероятных историй, что она подумает? Она скажет, что ты неудачник… Сначала бросил их, в погоне за приключениями, и как только начались неприятности, прибежал обратно проситься домой? Лучше плыви дальше по реке, посмотри других людей, почувствую счастье новизны, собери подарки и семье и возвращайся.

Урмат молчал, доля истины была в словах странного старца. ОН представил себе взгляд жены, смотрящей на него с укором, и ему стало невыносимо. “Нет, я продолжу плыть по реке, к черту весла”, – подумал он и поднял свой взгляд на старца, но его и след простыл.

– Чудеса, – сказал он. – Спасибо тебе, старик.

Урмат развернулся и уверенным шагом направился к лодке. Он прыгнул в лодку и поплыл по течению вниз по реке. Мысли его обгоняли друг друга. Он мечтал.

Поздно

Урмат плыл на лодке, питался рыбалкой и своими мечтаниями о будущих приключениях. Он представлял себе, как вернется домой с подарками для жены и детей, и как они, смеясь от счастья, будут открывать коробки и прыгать от восхищения. Он представлял себе влюбленные глаза жены и её очаровательную улыбку. Он думал о друзьях, которые наверняка начнут спаивать его на радостях, местным сладким вином и улыбнулся. Он вспомнил о своих старых родителях, и понял, что они еще не знают, что они стали дедушкой и бабушкой. Он прослезился, решив непременно навестить их с семьей, а может даже забрать родителей к себе в село. Он вспомнил, как умирал от голода, и как его спасли собаки. Он вспомнил золотую улыбку Караванщика и погрустнел, понимая, что друг потерян навсегда. Он рассмеялся, вспомнив свое недоумение, в тот день, когда он только вошел в село и увидел добрые лица сельчан. Он разозлился, вспомнив угрюмые лица горожан, их невоспитанность и грубость. Он витал, где то в облаках и жизнь представлялась ему сладкой, воздушной и понятной, словно детская загадка. Он лежал в лодке и наслаждался жизнью, пока не услышал тихий гул, как будто вдалеке бежит стадо быков. Гул этот усиливался, и давил на мозг, вызывая тревогу в сердце Урмата. Он помрачнел, взял копье и приготовился к нападению, но ничего не происходило. Он всматривался вдаль, вслушивался в непонятный шум, пытаясь найти источник этого звука, но все было безрезультатно. Внезапно, он почувствовал руку на своем плече, и краем уха услышал тихий, но устрашающий, дьявольский хохот. От испуга он резко повернулся и отпрыгнул к краю лодки, выронив копье в воду, но за спиной никого было. Тяжело и быстро дыша, он посмотрел на гладкую поверхность воды, которая поглотила его оружие, но увидел лишь свое отражение и ужаснулся. В воде отражался тот старик в лохмотьях и длинной бородой, что убедил Урмата плыть дальше по реке. Лицо старика было искажено страхом, и в серых глазах его виделось отчаяние. Не в силах что либо предпринять, парализованный ужасом, Урмат открыв рот, смотрел на свое отражение, в свои глаза, в старые, серые и пустые глаза. Он присел, схватил свою голову, и из груди его вырвался глухой, постепенно нарастающий, стон. Он уже рычал, словно зверь, посаженный в клетку, из морщинистых уголков его глаз, потекли слезы. “Сколько же времени я плыл!” – крикнул Урмат, подняв свое старое, обветренное лицо к небу, и не теряя времени, стал грести руками, к берегу, но течение реки заметно усиливалось, и уносило лодку дальше. Гул нарастал, превращаясь в оглушительный рокот. Старик не бросал попыток пристать к берегу, перед его глазами проносилась вся жизнь. Он увидел жену и её глаза наполненные болью. Он увидел свою мать и отца, укоризненно покачивающего головой. Он услышал лай собак, и странные мелодии. Он почувствовал аппетитные запахи, и отвратительную вонь городского пляжа. Обессилев, он откинулся на лодке, прикрыв лицо руками, и зарыдал. В ушах его раздавался смех ребенка, жены, друзей и слова Караванщика: “…еще важнее остановиться...” Старик, сидел, обхватив свои колени, и уткнувшись в них лицом, а река уносила его, в пропасть, прямо на острые камни. Старик шевелил губами, но последние слова его безнадежно утонули в шуме водопада.

© Адылбек уулу Шамен, 2013
    © А.Р.Абдразаков, 2013