Учитель

Написано специально для www.24.kg и опубликовано 11 декабря 2013 года.

Источник: http://www.24.kg/culture/167500-uchitel.html

Если когда-нибудь настанет срок, и Всевышний потребует отчета за прожитое у всех народов Земли, то кыргызы с чувством собственного достоинства положат к его стопам эпос «Манас» и книги Айтматова. На сегодня ничего значительнее за всю свою многовековую историю кыргызы не нажили.

На протяжении тысячелетий по необозримым просторам Евразии опустошительными смерчами прокатывались войны, одни народы пожирали другие, их в свою очередь — третьи, и в этой вселенской мясорубке мог уцелеть только тот народ, который сумел выстрадать ясный и мудрый гимн человеческому духу.

Огнем духа, зажженным во мраке междоусобиц, стал для кыргызов эпос «Манас». Он сберег их для человечества. Вырванные из бесконечного безвременья Октябрьской революцией, кыргызы с энтузиазмом бросились на создание национальной культуры, обрастая гениями и классиками, недоумевая, почему их перлы «не переваливают хребты Ала-Тоо», когда появился Чингиз Айтматов и дал полноценную литературу и остановил медленное, но неудержимое сползание национального художественного гения во тьму сознания собственной ущербности. И в этом его великий творческий и гражданский подвиг.

Айтматов — эпоха в развитии кыргызского общественного самосознания. Что такое большой талант? Такой, как Пушкин у русских, Шота Руставели у грузин, Коста Хетагуров у осетин, Чингиз Айтматов у кыргызов. Видимо, это дар открывать новое в том, до чего каждый может дотянуться руками, глазами, сердцем. Но не дотянулись. Поэтому он всегда раздражает тех, кто все знает, все умеет, но не может открывать. Они компенсируют отсутствие святого дара чрезвычайным усердием в арифметике злобствования, зоологии зависти, в высшей математике интриг. Дай бог им здоровья. Без них жизнь наша потеряла бы свою пряность.

Но страшнее всех завистников и недругов «восторг толпы неуемный». Выдержать этот напор не каждому по силам. Слава и почести поразительно оглупляют людей, превращая их в нудных резонеров или в кокетливые ничтожества. Чингиз Айтматов уверенно и без особых усилий избежал такой судьбы и выдержал шквальный обвал слепой любви, что, к слову, редко встречается среди провинциальных творцов, обычно чувствительных к признанию и предрасположенных к пожизненным дивидендам от первого шумного успеха.

Айтматов — великий труженик. Начав с незначительных рассказиков нравоучительного толка и почти случайно поймав птицу удачи «Джамилей», и на инерции этого полета одним мощным броском, как сокол добычу, ухватив Ленинскую премию, он не застыл бронзовой бонзой, а с головой ушел в каторжную работу и рос от одного произведения к другому.

Можно по-разному относиться к его творчеству, но невозможно даже при лютом неприятии отрицать того, что в течение последних пятидесяти лет каждое его произведение, едва перешагнув типографские ворота, взлетало на острие общественного внимания одной большой страны, да и, пожалуй, читающей Европы и Азии.

Где, когда, кто с такой магнетической силой привлекал к мировидению кыргызов почти всю планету? И в какие времена появится второй такой кыргыз?..

То, что сделал Чингиз Айтматов для своего народа, не поддается измерению, личности такого масштаба не было в обозримой истории кыргызов. И, право, становится крайне неловко, когда читаешь в местной прессе рассуждения некоторых горе-литераторов о том, что Айтматов устарел, что его творчество осталось в прошлом, как и метод соцреализма. Тут уж ничего не поделаешь: года бегут, времена меняются, но бессменно стоят на страже люди, гораздые собственную несостоятельность списать на все, кроме себя, например на соцреализм, и готовые немедленно канонизировать свои отменно-бескрылые умственные качества.

При чуть более внимательном чтении Айтматова не может не бросаться в глаза то, что огнем любви и сострадания освещена вся история кыргызов, начиная с мифов, то есть с периода начального оформления народного самосознания. Такой художественной полноты проникновения в жизнь народа, в его образы мироустройства не знала кыргызская литература. Большое сердце писателя, как заботливая мать, вобрало в себя все боли и радости, страдания и надежды народа, и, оберегая его от непредсказуемых поворотов судьбы, тревожно вглядывалось в будущее.

О произведениях Айтматова писали во всех уголках планеты люди известные и не очень. Все эти восторженные эпитеты, пространные и страстные размышления широко тиражировались, и, думается, нет резона их повторять. Каждое поколение находит в книгах настоящего писателя нечто животрепещущее для своего времени.

Положа руку на сердце, скажите — разве не о сегодняшнем повествует следующий отрывок из «Буранного полустанка»: «...И еще подумалось Едигею: «А что, если такой человек у власти окажется — заест ведь всех, заставит подчиненных прикидываться всезнайками, иных нипочем не потерпит».

Подобных примеров можно привести великое множество. Да и дело, видимо, не в отрывках, а в том, что истинное произведение искусства всегда многозначно и предоставляет великолепные возможности заявить о себе и философии, и социологии... и обыкновенному человеческому потрясению. То, что вчера толковали так, сегодня толкуют иначе, а завтра еще иначе, например, если раньше трагическую гибель мальчика из повести «Белый пароход» в большинстве случаев истолковывали как обреченность всего светлого и чистого под пятой тоталитаризма, то сегодня — как обреченность поколения, которое в поисках путеводных звезд бросилась назад, к штампам патриархальных ценностей.

В тревожных раздумьях о будущем народа у писателя родился зловещий образ манкурта. Образ — предостережение. Манкуртизм — это культ духовного рабства, когда это самое рабство воспринимается эталоном жизнедеятельности. Это — имитация, подмена жизни своими школярскими представлениями о ней. Отсюда — и неутомимая готовность демонстрировать свою деловитость, решительность и неспособность ни к одному истинно самостоятельному, серьезному делу, ибо самодовольный галоп презентации своих добродетелей не оставляет времени для сосредоточения на чем-либо, — и безграничная любовь к ничтожествам, не способным ни к одному гордому слову, но поистине виртуозных в плетении кружев лжи и интриг, усыпанных бриллиантами подлостей, жемчугами предательств.

Манкуртизм — это духовный СПИД. Многие ныне инфицированы в моей любимой Родине этой страшной болезнью, и, к величайшему стыду, среди них много собратьев по перу, которые выбрали самый мерзкий вид рабства — рабство души, духа. Раньше рабы воспевали баев, потом Сталина, партию, теперь — невыносимо безупречных правителей.

Чингиз Айтматов — эпоха в кыргызской культуре. Мощная творческая индивидуальность писателя возбудила национальное самолюбие, оказала тотальное благотворное воздействие на все виды искусства, которые рванулись ввысь, стремясь выкарабкаться из трясины унылого самодовольного провинциализма. И кое-чего достигли.

Например, успехи кыргызского изобразительного искусства и кино, которые стабильно работают на уровне лучших мировых образцов. У истоков «кыргызского чуда», как окрестили в мире наше кино, стоял непосредственно сам Айтматов, и в том, что наши кинематографисты за последние сорок-пятьдесят лет завоевали множество международных призов на разного рода фестивалях, есть и его весомая лепта.

Чингиз Айтматов — учитель жизни для своего народа. Но учеба — тоже великий труд, и учится лишь тот, кто хочет учиться. Одних людей книги писателя подвигают стать выше себя, для других они — предмет эстетического наслаждения, для третьих — мощная крепость, набеги на которую приносят звания и признания. Каждому — свое, каждый — на коне. Перед лицом океана все равны.

Никто бы не позволил реке стать океаном. Повернули бы вспять, загнали бы в ручейковое русло — пиши Айтматов на родном, а не на русском языке. Сколько отредактированных судеб в славной отечественной истории!

Читая и перечитывая Айтматова, нетрудно понять, что через все его книги при всем их идейном и эмоциональном разнообразии завораживающим рефреном проходит великолепная формула жизни: человек пришел в этот мир не только для того, чтобы быть счастливым, честным, работящим — это, конечно, хорошо, прекрасно, но бесконечно мало! — он, прежде всего, пришел для того, чтобы утвердить на Земле — а если этот масштаб непосилен, то рядом с собой — благородство как норму жизни, терпеливо и упорно преодолевая в людях одинаковую готовность и к добру, и к злу, и к правде, и ко лжи, с которой живет громадное большинство людей. Это, конечно, не очень оптимистично, но мужественно. И мудро.

Айтматов умер. Слабо утешает мысль о бессмертии его творчества. Такое ощущение, что кыргызы потеряли Бога. По крайней мере — у меня. Я это подчеркиваю потому, что в последние годы для части элиты, овладевшей первыми ступенями интеллектуальной рефлексии и потому вообразившей себя очень умными, скептическое отношение к творчеству Айтматова стало признаком хорошего тона. Пусть резвятся, может, когда-нибудь созреют до понимания творчества уникального писателя. Страшнее другое. Мы обладаем редким даром превращать святые символы народа в пустоту или в фигуры на игральных картах. Для этого много ума не надо — трубите на каждом углу о них по поводу и без повода, бездумно громоздя гору эпитетов, не понимая, что этим их убиваем, уничтожаем, превращаем в анекдот. За годы суверенитета мы такое уже сотворили с великим эпосом «Манас». Теперь то же самое повторяется с Чингизом Айтматовым. Если убьем и его, то нам не остается ничего другого, как разбрестись по миру беспамятными сиротами.

Талип ИБРАИМОВ