Синдром Зу́лла

Новый рассказ от известного мастера фэнтэзи не оставит равнодушными поклонников жанра. Первая публикация.

Часть первая

Посреди ярко освещенной студии возникла полная женщина в белом платье. Ее встретили волны аплодисментов и грохот барабанов.

– Итак, обсуждение во втором секторе завершилось, и мы движемся дальше! В третьем секторе: младший глас Дома политики, Плу́ций Актулиа́н! – Изображение ведущей отставало от голоса на долю секунды, но техники уже работали над этой проблемой. – А его оппонентом сегодня становится наш независимый эксперт – главный архитектор Дома генетики, профессор Тама́лиен! Поприветствуем их!

Все прожекторы обратились к третьему сектору студии. Профессор Тамалиен поднялся из глубокого кресла и встал к прозрачной стойке. Смуглый, чуть полноватый, он выглядел лет на сорок, но уже был совсем седым. Напротив него, за такой же стойкой, оказался молодой мужчина с энергичным лицом – он поправлял запонки, как боксер перед боем приноравливает перчатки к руке.

– Слово предоставляется Плуцию Актулиану!

Возле политика появились голограммы – индикаторы и графики, которые в режиме реального времени отражали мнение аудитории со всей страны. Плуций коротко поклонился и тотчас вступил – время было ограничено.

– Сенария для сенарийцев! Все инородцы должны уехать, потому что их присутствие губительно для нас. Сейчас приоритетная задача каждой страны – это сохранение генофонда титульной нации. Сенария не исключение. И в таких условиях межнациональный брак является преступлением, предательством по отношению к своему роду и крови! Каждому ясно, чтоединожды утратив чистоту генофонда, мы не восстановим ее никогда.

Молодой политик держался уверенно. Только глаза выдали беспокойство, когда индикаторы вдруг поползли вниз. Как видно, аудитории хотелось услышать нечто иное. Плуций решительно взмахнул рукой:

– Но мы не сидим, сложа руки! Многое уже достигнуто. Государственные программы позволяют нашим соотечественникам без каких-либо затрат вернуться на родину. Всем репатриантам предоставляется комфортабельное жилье, интересная работа, качественное образование. В прежние времена треть населения Сенарии – треть! – трудилась на благо других стран, проливала пот на чужой земле. А теперь наши мигранты вернулись: они получили возможность достойно жить на родине! Да, многое достигнуто, но это мало. Нужно не только сплотить нацию, нужно исторгнуть инородцев из нашей среды! Своим присутствием они губят нашу многовековую культуру, угрожают генофонду Сенарии и распространяют… болезни.

Индикаторы сразу подскочили в полтора раза, и Плуций заговорил громче:

– Да, именно болезни! И в первую очередь я имею в виду синдром Зулла! Вспомните: всего двадцать лет назад никто из сенарийцев не страдал этим смертельным недугом. Так откуда же он взялся в нашей стране? Справедливый вопрос. Ответ же таков: синдром Зулла пришел к нам извне! Со стороны. И потому нужно очистить Сенарию от этой скверны!

Следовало немедленно закрепить результат: с сочувствием глядя сквозь призрачные графики, молодой политик проникновенно обратился к залу:

– Что будет, если мы не станем бороться за чистоту нации? Наглядным примером служит Кархало́н. Их женщины свободно выезжают из страны! Там по-прежнему легальны межнациональные браки! И что в итоге? Их генофонд полностью уничтожен. А синдром Зулла косит кархалонцев одного за другим! За минувший год от этой болезни там умерло девять тысяч пятьсот восемь человек. В то время как у нас погибло вдвое меньше! Неужели такого будущего мы желаем своим детям?! Потому я вновь говорю: Сенария для сенарийцев! Сплотим нацию, избавимся от инородцев, и все наши проблемы будут решены! Сенария заслужила право на золотой век!

Время вышло, и микрофон у политика автоматически отключился. Под грохот барабанов ведущая вновь появилась в центре студии.

– Прекрасно! Прекрасно! Друзья, поблагодарим Плуция Актулиана за его пламенную речь! А теперь давайте узнаем, что скажет наш независимый эксперт, профессор Тамалиен, главный архитектор Дома генетики!

– Добрый вечер. – Он положил руки на прозрачную стойку. – Действительно, во всем мире задача сохранения генофонда сейчас стоит достаточно остро. Но это, пожалуй, единственное, в чем я согласен с предыдущим оратором. – Тамалиен оглядел зал. – Разве кто-то губит нашу культуру? В Сенарии осталось менее шести тысяч представителей других национальностей. Уважаемый Плуций, неужели вы полагаете, что столь малое количество людей способно уничтожить нашу культуру? Или вы считаете ее настолько слабой и не способной к конкуренции?

Молодой политик попытался ответить, но его микрофон не работал.

– Никакой угрозы генофонду эти люди также не представляют. Ведь за последние пять лет у нас не было зарегистрировано ни одного межнационального брака. К тому же, вы очень точно заметили: женское население Сенарии теперь лишено права покидать пределы страны.

Голографические индикаторы скакали перед профессором: то взмывали на волне одобрения аудитории, то падали в пропасть неудовольствия. Ведущая ликовала, зато сам Тамалиен не обращал на это внимания.

– Что касается утраченного генофонда Кархалона, позвольте напомнить: легальность межнациональных браков здесь ни при чем. Это последствия Третьей Мировой войны – таков был результат применения биологического оружия. Более того, ваши данные по смертности от синдрома Зулла в этой стране неточны. А простое сопоставление цифр в данном случае неправомерно: кархалонцев почти в пять раз больше, чем сенарийцев. Я бы даже сказал, что синдром Зулла обходит Кархалон стороной…

Молодой политик с бархатной улыбкой следил за индикаторами собеседника – последние слова вызвали настоящий взрыв интереса.

– Прошу прощения! – В десятках километров от студии ведущая азартно облизнула пересохшие губы. – Уважаемый Тамалиен, не могли бы вы представить основные факты по синдрому Зулла? Что известно на данный момент? Это время не будет вам засчитано! Пожалуйста, продолжайте.

– Конечно. – Профессор вывел на поверхность стойки заготовленную памятку и принялся читать вслух. – Синдром Зулла получил свое название по имени ученого, который впервые описал это аутоиммунное заболевание двадцать лет назад. Известно, что иммунитет больных начинает отторгать одну из тканей организма – костную, эпителиальную, мышечную или любую другую. Синдром Зулла характеризуется быстрым развитием признаков и крайне высокой смертностью. Ни одного случая излечения не зарегистрировано, причины возникновения заболевания неизвестны. – Он поднял взгляд от памятки и обратился в зал. – Сейчас мы применяем новейшие иммуносупрессоры, чтобы замедлить течение болезни. Это позволяет увеличить срок жизни больных до шести, а иногда даже до восьми месяцев. Но, в конечном счете, пациенты все равно умирают: либо от самого синдрома Зулла, либо от сопутствующих заболеваний, которые развиваются на фоне подавленного иммунитета. На данный момент эффективного лечения не существует…

Стоило профессору умолкнуть, как таймер его выступления снова ожил. Ведущая не могла разбрасываться временем.

– Что ж, перейду к главному. – Тамалиен отключил памятку. – В течение последних десяти лет я занимался исследованиями синдрома Зулла. И завтра на XII Всемирном форуме я оглашу результаты своей работы. Мой доклад позволит взглянуть на синдром Зулла с иной точки зрения, раскроет причины его возникновения. И, в конечном счете, это распахнет перед нами новые горизонты: как в лечение самого синдрома Зулла, так и многих других заболеваний. – Тамалиен заметил, как таймер его выступления замигал, засветился красным. – Это все. Благодарю за внимание.

– О, полагаю, теперь все жители Сенарии будут неотрывно следить за развитием событий на Всемирном форуме. – Ведущая улыбнулась профессору. – А сейчас настало время перейти к четвертому сектору! Друзья, давайте поприветствуем новых гостей! Итак, в нашей студии сегодня!..

Утром на пустынной станции разливался покой. Но профессор Тамалиен был встревожен – он испуганно охлопывал себя по карманам. Только найдя футляр с кварцевыми кристаллами, профессор со вздохом облегчения опустился на скамью. Эти кристаллы содержали плоды его десятилетнего труда в Доме генетики. Потерять их – казалось чистой воды самоубийством. К тому же Тамалиен уже заявил о своем намерении выступить в столице Сена́рии на XII Всемирном форуме с докладом. Отступать было поздно.

Профессор еще раз тронул футляр с кристаллами через карман пиджака и успокоено откинулся на спинку скамьи, оглядел безлюдную станцию.

Он прибыл слишком рано. Кругом стояла гулкая, свежая тишина. Ни пассажиров, ни персонала. Из багряного пола тут и там росли толстые карамельно-красные колонны – они поддерживали полупрозрачный розоватый купол. Своды станции уже блестели в лучах утреннего солнца.

Вдруг как по команде заработали скрытые кондиционеры, а по багряному перрону с тихим жужжанием поползли белые жуки роботов-уборщиков. Тамалиен зевнул, наблюдая за ними. Одна за другой красные колонны зацокали внутренними лампами, мягко засветились: по их толстым бокам поползла реклама. Это были короткие сообщения, выполненные разрешенным шрифтом в строгом черном цвете. «Лаборатория искусственной репродукции человека “I-Лоно”». «Пластические операции в клинике “Образ”». «Государственный пенсионный фонд».

Чтобы отделаться от мыслей о грядущем выступлении, профессор сжал мочку правого уха – там располагался активатор Сети. Линзы, вживленные в глаза, послушно высветили стандартное приветствие. Профессор невидяще уставился в пространство перед собой: несколько раз взмахнул рукой, побарабанил пальцами в воздухе, долго разглядывал что-то. Изображение транслировалось сразу на сетчатку – сторонние наблюдатели не узнали бы, что Тамалиен проверяет корреспонденцию.

Закончив с письмами, он убедился, что времени до прибытия поезда еще предостаточно, и вошел в систему настроек персонального цензора Сети.

Давным-давно, когда цензор только появился на рынке сетевых услуг, правительство Сенарии моментально наложило вето на его использование. Это объяснялось «нарушением прав рекламодателей». Однако большая часть населения в знак протеста вышла на улицы с лозунгами: «Что нам видеть – решаем мы!». После долгих разбирательств, тестов программы и череды увольнений цензор все же появился в свободном доступе.

Всего у программы существовало три основных режима. Профессор Тамалиен, работая в Доме генетики, буквально тонул в потоках ежедневно прибывающей информации. Чтобы не переутомляться, он обычно пользовался первым, самым строгим режимом цензора. В этом случае программа отсекала почти все не запрашиваемые сведения, а остальное подавала, как говорили эксперты: «в минимуме смысловых единиц, санкционированным шрифтом». Но порой профессор уставал даже от любимой работы – уставал от волнений о новом проекте, уставал творить. В таких редких случаях он прибегал к средству, которое наедине с собой называл «духовным оглушением».

Тамалиен перевел цензор во второй режим.

Искусственные мембраны возле барабанных перепонок завибрировали: со всех сторон к нему хлынули медовые шепоты, бодрые призывы, детский смех. Колонны, стены и даже купол станции расцвели рекламными роликами. За беспомощный взгляд профессора теперь нещадно боролись крупнейшие бренды Сенарии. С непривычки Тамалиен ощущал себя волнорезом посреди искристой реки.

Вот, на ближайшей стене соблазнительная женщина в хитоне прижимает палец к полным губам. На ее запястье, будто невзначай, выделяется коммуникатор дорогой марки. Рядом – натюрморт из деликатесов. А купол станции тем временем уже предвосхищает грандиозное шоу в Доме развлечений. Вспыхивают, заслоняют друг друга названия товаров, услуг.

Впрочем, для «духовного оглушения» этого было мало. Тамалиен нырнул еще глубже. Но прежде Сеть обратилась к нему обаятельным женским голосом. Обратилась с предупреждением:

– Не рекомендуется лицам, не достигшим тридцатилетнего возраста. Рекламодатель не несет ответственности за возможный моральный ущерб и психические травмы потребителя. Желаете продолжить?

Профессор подтвердил свое решение, и уже падая в открывшийся волшебный мир, успел с удивлением подумать: «Так значит, они все-таки протолкнули закон об использовании запахов!».

Не прошло и минуты, как пустынная станция преобразилась в дивную оранжерею. Самые влиятельные бренды здесь проявлялись первыми. Каждый рекламодатель тратил колоссальные суммы, лишь бы вступить в бой на четверть секунды раньше других – это стократ окупалось. Ведь над каждым изображением, звуком или ароматом трудилась целая когорта специалистов. А миссия у них – у всех! – была только одна.

Ошеломленный Тамалиен оборачивался, вертелся на месте, будто его окликали со всех сторон. Кто знал, какие именно психотехники канонадами обрушивались на него? Вот, в диком многоцветном смерче прозвучал взволнованный шепот. Профессор смутно уловил только какое-то перечисление: «развлечения, работа, семья». Все это время датчики в стенах станции спешно фиксировали размер его зрачка, мимику, скорость дыхания, изменения температуры тела. Снова прозвучал шепот – программа индивидуальной подстройки еще нуждалась в уточнениях…

Тамалиен вдруг с удивлением обнаружил возле своей левой ноги необыкновенное желтое существо, отдаленно напоминающее коалу. Оно тянулось к его колену пушистой лапкой и трогательно улыбалось:

– Ваш внук будет счастлив, – существо склонило голову набок.

Профессор без лишних размышлений активировал электронную систему оплаты. Он не собирался выяснять, что предлагает желтая коала. Но знал, всем сердцем чувствовал, главное: его семилетний внук Ге́вландействительно будет счастлив! Он покупал внуку счастье.

Когда перечисление денег завершилось, Тамалиена окутал светлый дым нежности, тоски по Ге́влану. Однако туда же примешалась, густая как сироп, гордость за купленный подарок. Вот это-то приторное чувство и отрезвило. Вдруг вспомнилось, что никакого третьего режима не существует – на самом деле это означает полное отключение цензора.

Профессор торопливо назвал адрес для доставки и перевел цензор в самый строгий режим. Коала исчезла, а вместе с ней рассеялся сказочный морок.

Посреди поблекшей станции Тамалиен шумно перевел дух – точно вынырнул из омута. Несуразные, непривычные мысли еще скакали в голове, сталкивались и рассыпались. Отголосками эха хотелось в отпуск – непременно с компанией «Бриз», у которых скидки на водные путешествия. Хотелось какого-то крепкого напитка с благородным вкусом – его название блуждало где-то на границе памяти, ожидало своего часа.

Тряхнув седой головой, Тамалиен позвонил внуку на коммуникатор. Через секунду линзы уже транслировали изображение на сетчатку – посреди станции будто открылось призрачное окно. И в этом окне стал виден семилетний Гевлан: одетый в серебристый защитный костюм, он сидел на песке. Впереди расстилались хмурые воды под пасмурным небом. Ветер трепал отросшие черные волосы мальчика.

– Привет, деда! А у нас сегодня опять один из очистителей сломался! Мы его починили, но мама говорит, что фильтры надо менять.

– Ясно, – Тамалиен, сидя на скамье, невольно подался вперед, пока вглядывался в лицо внука. – Как ты там? Еще не соскучился на море?

– Нет, деда, ты что! – Гевлан широко улыбнулся, заговорил тише, таясь. – Здесь вода уже почти очистилась. Через две недели мы еще раз вырастим дельфинов, а потом снова попробуем выпустить их в море! Прошлая партия… – он перестал улыбаться. – У них у всех маячки погасли. Только один, который к северу уплыл, еще горит. Но мы смотрели: он не в море, а на суше. Мама говорит, что того дельфина, наверное, поймали и держат в каком-нибудь частном аквариуме. – Гевлан вдруг с интересом оглядел пространство вокруг Тамалиена. – Деда, а ты сейчас где?

– Я на станции. Вот, жду поезд.

– И куда ты едешь?

– В Волла́виен. Сегодня там будет проходить... большое собрание. А я хочу рассказать всем людям о синдроме Зулла. Это очень важно.

– Ты придумал, как его лечить?!

– Ну, как тебе сказать…

– Ой, деда, извини! Сейчас, – Мальчик вдруг прислушался к чему-то, налетевший морской ветер снова взъерошил ему волосы. – Это мама. Она желает тебе удачи. И говорит, что всем понравится твое выступление.

– Спасибо, – Тамалиен рассмеялся. – Но она говорит так, потому что любит меня. В действительности неизвестно, как люди все воспримут.

– А еще сказала, что ты прислал мне какой-то подарок. Его только что доставили. Скажи, что это такое? – Мальчик поднялся с песка.

– Секрет, – Тамалиену неловко было признаться в собственном неведении. – Но мне тут обещали, что такой подарок понравится любому мальчику.

– Я тогда побегу открывать, ладно?

– Конечно, Гевлан. Вечером еще поговорим.

Коммуникатор внука отключился.

Профессор тотчас обнаружил, что уже не одинок на станции. С радостью он наблюдал кругом не искусные рекламные миражи, а живых людей. Сенарийцы шли: хмурые, с сумками и печатью забот на нефотогеничных лицах. Однако их озабоченность казалась понятной, близкой Тамалиену. Он чувствовал сродство с ними. Тут и там – седые, лысые, черноволосые. Всюду – смуглость кожи. Сенарийцы обтекали профессора, собирались на перроне. «Мои, мои, родные!», – невольно улыбнулся он.

Как вдруг чья-то голова в этой толпе полыхнула золотом волос. Тамалиен даже со скамьи привстал. Стесняясь собственного любопытства, прикрываясь всеобщей толчеей, он решил приблизиться к незнакомцу.

Пока профессор пробирался вперед, подошел поезд. Гудя амортизирующими полями, состав мягко прильнул к перрону. Длинная зеркально-гладкая громада синего цвета. За такую окраску и полное отсутствие окон летучие поезда называли «сосульками».

В бесконечном синем теле поезда открылись проемы дверей, оттуда хлынули приезжие. Следомвышли проводницы.

Во всеобщем движении толпы Тамалиен почти нагнал золотоволосого человека. Но тут на пути встало несколько сенарийцев. Профессор рассыпался в извинениях, пробрался вперед. И едва не столкнулся с проводницей. Это была женщина в строгом голубом костюме, котораяофициально улыбалась людям сквозь прозрачный шлем.

Не снимая улыбки с лица, она внимательно оглядела Тамалиена с ног до головы – сканер, строенный в ее шлем, не обнаружил запрещенных объектов ни на поверхности тела, ни внутри организма.

– Пожалуйста, назовитесь.

Воздух вокруг проводницы тоненько звенел – помимо сканера она, как водится у государственных служащих, применяла детектор истины. Солгать ей было попросту невозможно.

Тамалиен представился.

– Какова цель вашей поездки?

– Я еду в Воллавиен на XII Всемирный форум.

– Благодарю за сотрудничество. Ваше купе под номером сто сорок пять. Транспортные сети Сенарии – куда бы вы ни отправились!

Женщина переключила внимание не следующего пассажира. Тамалиен тем временем задержался у входа – напоследок обвел взглядом багряный перрон. Так и не найдя светловолосо иностранца, он с сожалением нырнул в поезд.

Часть вторая

Профессор шел мимо бесконечного ряда сидячих мест эконом класса, куда рассаживались небогатые пассажиры. Стараясь ни с кем не столкнуться в проходе, не споткнуться о чужие сумки, он читал номерки над раздвижными дверями. Среди всеобщего шума звучала музыка – из скрытых динамиков лилось пение флейты. Наконец, профессор отыскал нужный номерок.

Комфортабельное купе было рассчитано на четверых. Три места оказались уже заняты. Молодая женщина, старичок в национальной одежде. С немалым удивлением Тамалиен обнаружил среди своих попутчиков того самого золотоволосого незнакомца, которого видел на станции! Стараясь не выдать интереса, профессор поздоровался и прикрыл за собою дверь.

Наконец все устроились и расселись по местам.

Единственная женщина в купе шумела больше, чем трое ее попутчиков: ерзала, поправляла складки сиреневой блузы. Затем, краснея, произнесла:

– Что ж, давайте знакомиться? Ведь если мы будем беседовать, наше путешествие пройдет намного приятнее, правда? Меня зовут Ю́ма.

– Тамалиен, главный архитектор Дома генетики. – Профессор ненароком представился так же, как вчера его называла ведущая в студии.

– О! Значит, вам сенарийцы обязаны этими прекрасными плодами, – Юма по-детски приподняла брови. – Ну вот, забыла, как они называются… Только недавно появились в продаже. Они еще такие крупные, розоватого цвета. Очень сочные! Я их теперь каждое утро ем.

– С-214, вероятно? Я не знаю, какое название им присвоили для торговли. – Слова Юмы так польстили Тамалиену, что он не удержался. – Но, действительно, это был очень интересный проект! Нам доставили образцы – корни двух плодовых деревьев, которые до Третьей Мировой войны росли на территории нынешней Сенарии. Мы слили их коды в одно целое, модифицировали. Младшие сотрудники до сих пор не решили, как называть С-214 – «аберсики» или «пебрикосы». – Тамалиен рассмеялся. – Но я увлекся рассказом. Ведь еще не все представились.

– Веарафа́н, критик в Доме музыки, – старичок благодушно покивал. – У нас не случается таких интересных историй, как у генетиков. Разве что на раскопках найдут довоенные нотные записи. Но если уж вспоминатьувлекательные события из жизни… – он задумчиво потер морщинистые руки. – Вот, когда монофоническая музыка покорила мир. Раньше-то я был дирижером. Да оркестры отжили свое – теперь их мало кто слушает. А мне пришлось на старости лет осваивать новую профессию. Ну, что тут поделаешь? Освоил, да. Освоил…

Повисшую паузу заполнил золотоволосый незнакомец. Он заговорил на чистейшем сенарийском языке без малейшего акцента:

– Полагаю, теперь моя очередь представиться. Советник Ха́з-Халд, консульство Дархара́да. – Улыбаясь, мужчина поправил лацканы дорогого черного пиджака, стилизованного под двадцатый век. – Однако наша прекрасная попутчица так и не сказала, чем занимается она сама. Впрочем, если это секрет, мы, конечно же, не будем настаивать.

– Нет-нет! Никакого секрета нет! Но я всего лишь простой ветеринар. Мне и рассказывать особо нечего. – Юма снова покраснела. –Я хорошо чувствую животных, понимаю их. Только на словах этого не передать. Давайте лучше послушаем вас, уважаемый… Хаз-Халд. Я правильно произношу?

– Да, все верно, – советник кивнул ей. – Сказать по правде, в консульстве Дархарада происходит много интересного. Но более всего мне запомнилось, конечно, явление Великого исхода двадцатилетней давности. Столь массовая репатриация по всему миру – это событие, по меньшей мере, историческое! А каково ваше мнение? – обратился он к Юме.

– Ну, – молодая женщина заметно растерялась. – Все так сложно. Теперь в каждой стране живет только титульная нация. А всех иностранцев сразу выдавливают. – Она подняла осторожный взгляд на советника. – Но это вовсе не значит, что я тоже плохо отношусь к иностранцам. Даже наоборот, мне приятно видеть людей другой национальности. Ведь это теперь такая редкость, – Юма вдруг махнула рукой. – На самом деле я вообще не понимаю! Зачем людям так нужно отделяться друг от друга? Зачем все эти войны? Зачем везде искать отличия?! Да возьмите, к примеру, сенарийцев с дархариа́нами. Неужели мы настолько уж разные? В Сенарии не принято есть корнеплоды – кто не хочет, пусть не ест! Дархарианки никогда не носят брюк – ну и пусть не носят! На самом деле это такие мелочи, на которые и внимания не стоит обращать. Вы уж простите за это сравнение, но я скажу как ветеринар: даже межвидовые животные так не ссорятся, как люди. А все эти внешние, культурные и духовные отличия только преграды создают.

– Такая непосредственность делает вам честь, уважаемая Юма! Но я знаю бесчисленное множество людей, которые с вами не согласятся! – Советник Хаз-Халд от души рассмеялся, что впрочем, вышло у него совсем не обидно. – Согласитесь, в мировом масштабе последствия Великого исхода нельзя рассматривать в каком-то одном ключе. Здесь нужен комплексный подход. – Он откашлялся. – Да, все национальности разобщены, все пекутся о чистоте генофонда. Однако есть и положительные моменты! Как известно, раньше Сенария была главным поставщиком рабочей силы в соседние государства. Теперь все эти люди вернулись и трудятся на пользу отечества… А разве вы не заметили, как изменилось коренное население внутри страны? Не будем далеко ходить за примером: дархариане в Дархараде, мои сородичи! – он оглядел попутчиков. – Никогда прежде у меня на родине не уделялось столько внимания проблеме сохранения языка. А как расцвели национальные виды спорта? Как заблистала культура Дархарада?

– Простите, я ничего об этом не знаю, – ответила Юма.

Советник усмехнулся, внимательно пригляделся к молодой женщине:

– Будь вы не ветеринаром, а политиком, я бы воспринял это как тонкий контраргумент. – Он вдруг широко улыбнулся. – Тогда ответьте мне как ветеринар: животные стремятся жить среди других видов или все же предпочитают свою собственную стаю? Доверять и помогать своим, действовать во благо своего рода; и охотиться на других, подавлять их, опасаться. Разве это не естественно? Разве в природе не так?

Впервые с момента знакомства Юма твердо посмотрела ему в глаза:

– Уважаемый Хаз-Халд, я могу привести сто примеров, когда межвидовое сотрудничество среди животных – обоюдовыгодно. Взять хотя бы…

Молчавший до сих пор Веарафан неожиданно вмешался:

– Вы только послушайте, о чем вы говорите!– Старичок даже подался вперед. – Какое сотрудничество? Какой там еще масштаб? Великий исход – это великое благо для всех стран, и особенно для Сенарии! Только теперь кровь сенарийцев, наконец, очищается от скверны. Все беды, болезни, немощи нашего общества происходили от нечистоты, от примеси дурных кровей. Если считаете меня неправым, взгляните на Кархалон! Генофонд страны ценнее золота, а они разменяли его на грязные медяки. И веселятся! Прибежище разврата, кровосмешения, бескультурья и грязи – вот, что такое Кархалон. А еще переманивают нашу молодежь, соблазняют и развращают молодых сенарийцев тем, что называют «свободой»! Но это не свобода – это беззаконие. А кархалонцы и не люди вовсе – это паразиты, которых надо истреблять. Никто не борется с ними, все только защищаются. Еще не поняли, с чем столкнулись. Вот и Сенария – мирная страна – все никак не возьмется за меч. Но щит она держит крепко! Щитом я называю нашу великую культуру – вот, где наша опора! Вот, чем
мы веками оборонялись от вражеских соблазнов! Такой надежный щит надо вложить в руки и другим странам – культуру Сенарии должны изучать во всем мире. И тогда придет понимание! Я знаю! Тогда-то люди возьмутся не только за щит, но и за меч. – Веарафан в яростном торжестве одернул красные рукава национальной одежды. – Настанет время, когда кархалонцы – и все подобные им – начнут сполна расплачиваться за беды, за все наши вековые тяготы. Ни в скользких законах, ни в мольбах, ни в наворованных богатствах – ни в чем они тогда не найдут укрытия. И такая… потеха пойдет…

Тамалиен, Хаз-Халд и Юма в молчании смотрели на раскрасневшегося старика. Советник первый справился с ошеломлением:

– То есть, вы предлагает физическое устранение людей? Вы предлагаете убивать кархалонцев? Я правильно вас понимаю, почтенный?

– Не людей! Они не люди… Ай! – Веарафан поморщился и с досадой отодвинулся от Хаз-Халда. – Зачем мне вам объяснять? Все равно не поймете… Законы, правила – им это только на руку!

Их разговор был прерван стуком в дверь. На пороге голубым силуэтом появилась проводница – на сей раз без прозрачного шлема. За ее спиной стояла золотоволосая женщина-дархарианка, которая испуганно оглядывала обитателей купе, прижимала руки к груди.

– Прошу извинить за беспокойство. – Проводница обратилась ко всем четверым пассажирам. – Уважаемая гостья нашей страны просит о помощи.

Дархарианка выдвинулась вперед, заговорила, точно задыхаясь:

– Простите, простите, что помешала! Здесь есть врач? Надо сделать укол.

После короткой заминки Юма неуверенно привстала с места:

– Я не врач – я ветеринар. Но укол сделать могу. А кому? Вам?

– Нет, это для моей дочери! Уважаемая, подождите, мы придем сейчас…

Через минуту взволнованная мать вместе с проводницей под руки привела в купе больную. Это была дархарианская девчушка, у которой длинные золотистые волосы доходили до самой талии. Веснушки на ее бледном лице выделялись особенно ярко. Девочка пошатывалась и все шептала:

– Мамочка, не уходи. Ты только не уходи.

Тамалиен про себя отметил, что она почти ровесница Гевлана. С готовностью поднялся на ноги:

– Вы можете уложить девочку на мое место. – Он ободряюще подмигнул. – И как же зовут эту замечательную маленькую принцессу?

Та напряженно стиснула бледные губы. За нее ответила мать:

– Ни́э-Нэ́й. Извините, она с самого рождения боится чужих, то есть незнакомых людей. Но она очень умная, послушная девочка.

Укладывая дочь, дархарианка улыбалась пассажирам, благодарила Юму, Тамалиена, проводницу, встревожено искала в сумке шприцы и лекарство:

– Нам достались в поезде сидячие места. А моей дочери стало плохо – она заболела недавно. Я просила… – Женщина нечаянно рассыпала шприцы в упаковках, коробочки с косметикой, мелкие монетки на пол. – Простите! Я очень… – Она торопливо присела, стала собирать вещи. – Я просила, но медицинский отсек нас не принимает. Они сказали, что Ниэ-Нэй – она иностранка. Ей нужно было хотя бы прилечь, а на наших сиденьях нет места, там везде подлокотники. Все так вышло из-за этих подлокотников. Если бы их не было… – губы у дархарианки крупно задрожали. – Вот. Возьмите. Наполните шприц до второго деления. – Стоя на коленях посреди рассыпанных вещей, она протянула Юме пузырек с прозрачной жидкостью.

Та взглянула на этикетку:

– Вы что, даете больной дочери иммунодепрессанты? В таких дозах?

– Я сама не хотела вначале. Но это необходимо. Только так можно…

– Да вы с ума сошли! Я не буду это колоть.

Помрачневший Тамалиен жестом остановил Юму:

– Прошу, сделайте укол. Препарат назначен верно. – Видя непонимание на лице Юмы, профессор глухо пояснил. – У девочки синдром Зулла.

В купе стало тихо. Дархарианка не поднималась с колен. Юма испуганно прикрыла рот ладонью, потом зашуршала упаковкой шприца.

– Бедная малышка, – Хаз-Халд медленно перевел взгляд на профессора. – Простите, уважаемый. Но это ведь не опасно? Для нас?

Веарафан вдруг соскочил со своего места: он гневно запахнул полы национального наряда и, ни слова не говоря, решительно покинул купе.

Глядя ему вслед, Тамалиен ответил:

– Болезнь не передается от человека к человеку. Вам нечего опасаться.

Дархарианка тем временем склонилась над дочерью, убрала ей золотистые волосы от лица, успокаивающе зашептала:

– Все хорошо. Тебе нужно полежать. Не бойся. Я буду прямо за дверью.

– Садитесь на мое место. Вам нужно быть с дочерью. – Юма положила опустевший шприц на столик, и вместе с Тамалиеном вышла из купе. Притихший советник Хаз-Халд остался наедине с Ниэ-Нэй и ее матерью.

В просторном коридоре среди шума разговоров профессор прошел возле сидящих людей и тяжело облокотился о поручень возле искусственного окна. На самом деле никаких окон здесь не было – изображение того, что происходило снаружи, передавалось на широкие мониторы.

Мимо поезда мчался нефритовый ковер из деревьев и кустов. Белыми призраками мерцали редкие столбы. Вблизи ничего нельзя было разглядеть – все сливалось в одну суетную зеленую полосу. Зато над ней синела полосанеподвижного неба.

Возле поручней Тамалиен обнаружил стенд с самыми настоящими бумажными газетами. Так транспортные сети Сенарии пускали пыль в глаза своим пассажирам. Профессор, хмыкнув, вытащил случайную газету, пролистал. На глаза попалась статья какого-то общественного деятеля. Один абзац посреди текста был выделен крупным шрифтом.

«Национальная культура сегодня – это проститутка в перьях. Она приветлива, она становится доступной, стремится всех удовлетворить. Но делает она это только там, куда собираются нагрянуть ее старшие сводные сестры – политика с экономикой. И миссия современной культуры, по сути, сводится к одному: расслабить клиента, чтоб его проще было потрошить».

Тамалиен сунул газету на место. Тут он заметил поодаль Веарафана, который стоял посреди коридора с незнакомой статной женщиной. Старик с заискивающей улыбкой бормотал что-то, хихикал. Черноволосая незнакомка перед ним, облаченная в стильное алое платье с элементами этники, порой плавно кивала, а затем вновь высоко поднимала голову на лебединой шее. От этого крупные рубиновые серьги в мочках ее ушей тяжело раскачивались.

Вот она попрощалась с Веарафаном – склонила голову в знак почтения. Белорыбицей проплыла по коридору мимо Тамалиена. Скрылась в купе.

Старичок с невыразимой гордостью издали заметил профессору:

– Вот истинная женщина! Чистокровная сенарийка!

Тамалиен устало побрел по коридору в вагон-ресторан. Хотелось выпить.

Позади барной стойки на стеллаже среди множества ярких конкуренток Тамалиен обнаружил бутылку того самого крепкого напитка «с благородным вкусом». Сделал заказ. Долго потягивал из бокала, не поднимал головы – рассматривал салфетку, на которой в графике были изображены две птички на сосновой ветке. Полтора часа, оставшиеся до прибытия в Воллавиен, профессор пробыл в вагоне-ресторане.

Часть третья

Сойдя с поезда, Тамалиен зарегистрировался в станционном отеле. Там он передохнул после дороги, пообедал, оставил вещи в номере и вышел в город. До начала XII Всемирного форума оставалось всего несколько часов.

Прозрачные двери отеля распахнулись в шумные проспекты, зеленые бульвары Воллавиена. Профессор уже бывал здесь, и все-таки вновь удивился городу. Даже с цензором Сети, работающем в строгом первом режиме, окружающее пылало красками. Казалось, само небо над столицей ярче и синей! Старинные здания в зеленых кущах, фонтаны на площадях. Кругом чисто, светло. В послевоенное время никто больше не строил небоскребов. Зато под каждой крышей прятались сотни подземных этажей.

Самой глубокой была Воллавиенская Падь или просто Яма, как называли ее жители столицы. На одну тысячу триста сорок два этажа Падь уводила в недра земли. Ходили слухи, будто нижним концом – при помощи обыкновенных стационарных порталов – она сообщается с Кархалонской Падью на противоположной стороне планеты. Однако слухи оставались слухами: ниже пятисотого этажа размещались правительственные палаты Сенарии, а потому любопытных обывателей туда не пускали.

Профессор увидел прозрачный купол Воллавиенской Пади издалека – сверкающая гора в окружении парковых деревьев. Именно здесь по традиции проводился Всемирный форум. Стиснув футляр с кварцевыми кристаллами, Тамалиен свернул на прямую аллею. В правом ухе пиликнул сигнал коммуникатора. Профессор принял вызов.

– Доброго дня, уважаемый, – это был глава Дома генетики. – Ваше путешествие до Воллавиена прошло благополучно?

– Да, почтенный, благодарю. Какраз направляюсь к Пади.

– Что ж, замечательно. Хотел сказать: мы обеспечили дополнительную информационную поддержку. Весь город, вся страна будет следить за вашим выступлением, – глава тихо вздохнул. – Я просто желаю вам удачи. Впервые от Дома генетики нашего города появится докладчик на Всемирном форуме. Это так много значит для всех нас... Удачи вам! Удачи.

Как только коммуникатор отключился, Тамалиен постарался выбросить разговор из головы. По его мнению, напутствие «Главное – не оплошай» лучше всего настраивает на полный крах дела.

У ближайшего входа в Воллавиенскую Падь профессора встретил охранник в черном костюме военного. От его непроницаемо-агатового шлема по воздуху растекался знакомый звон детектора истины. После привычной процедуры охранник подсказал профессору, как пройти к порталам.

Тамалиен прибыл в главный зал Пади. Там он занял свое место.

Осью громадного цилиндрического зала служил столп солнечного света. Остальное скрывалось в сумерках. Десятки тысяч платформ крепились к стенам, нависали одна над другой, подобно древесным грибам, которые выросли в дупле древа. Среди тусклых желтоватых светильников появлялись фигуры людей, пространство полнилось оживленным говором. Казалось, кругом – одни сенарийцы! Но Тамалиен знал, что это иллюзия. Большую часть зала занимали голограммы иностранных участников, над которыми неустанно работали «программы-гримеры» и «программы-переводчики».

После первых Всемирных форумов психологи пришли к выводу: людям проще устанавливать контакт и приходить к согласию с представителями своей национальности. С тех пор ни один из форумов уже не обходился без подобной высокотехнологичной «ретуши».

Профессор удобно устроился в кресле. Перед ним из пола вырос глянцевый терминал управления. Здесь можно было отрегулировать громкость, приблизить изображение выступающего, оценить его речь, ознакомиться с новыми данными или представить на рассмотрение всего форума собственную информацию. Футляр с кварцевыми кристаллами Тамалиен предусмотрительно положил на колени.

Первым делом грянул величавый гимн Сенарии – пришлось встать. Профессор был уверен: каждая страна сейчас слушает свой собственный гимн. Затем последовала официальная часть: слово предоставлялось главам стран-участниц форума. Тамалиен без зазрения совести отвлекся – разбирался в функциях терминала. Только хлопал, когда требовалось. Но вот начался первый доклад, посвященный неуклонному росту военного потенциала каждой страны. Профессор целиком обратился в слух.

Выступающим не требовалось куда-либо выходить, чтобы привлечь внимание. Персональные платформы с терминалами сами по очереди выплывали в центр зала и замирали под лучом света.

Доклады следовали один за другим, со всех сторон сыпались вопросы участников. Вначале традиционно обсуждали проблемы политики и экономики. После многочасовой работы форума последовал короткий перерыв. Затем настала очередь секции здравоохранения.

С растущим в душе волнением Тамалиен получил уведомление на терминал: его доклад назначили первым. Платформа мягко сдвинулась с места, поплыла в середину зала. Под столпом света она замерла.

Каждый участник имел право выступать инкогнито – не называть ни собственного имени, ни родной страны. Этим правом пользовались все.

Профессор дождался, пока стихнут аплодисменты, и вступил:

– Я рад приветствовать всех участников сегодняшнего форума. Мой доклад будет посвящен синдрому Зулла. – С этими словами он поместил кварцевые кристаллы в ячейки терминала. – Вначале совершим небольшой экскурс в историю: в глубокой древности, задолго до Великих войн, медики и философы обнаружили тесную взаимосвязь между состоянием души и тела. Путем наблюдений было установлено, что у гневливых людей часто встречаются заболевания печени. А те, например, кого тревожит будущее, обычно страдают близорукостью. Позже это явление получило название «психосоматики». Я не буду сейчас заострять внимание на данной теме: все желающие могут ознакомиться с подробными материалами в текстовой версии доклада. Дело в ином, – профессор свел брови. – Последние десять лет я занимался исследованиями синдрома Зулла. Параллельно, опираясь на самые достоверные источники, я также изучал историю погибшего мира. Результатом этих двух независимых исследований стал вывод, который перевернул мои представления как о самом синдроме Зулла, так
и о причинах его возникновения. Можно с уверенностью утверждать, что сегодня мы столкнулись с принципиально новым явлением. Это социосоматика.

Тамалиен открыл доступ к плодам своего десятилетнего труда – активировал кристаллы. На экране терминала тотчас замелькали отрывки текста, фотографии, графики – участники форума просматривали данные.

– Обратимся к отрезку времени между двадцатым и двадцать вторым веком довоенной эпохи. В те годы среди острейших социальных проблем на первом месте стояла коррупция. Согласно многочисленным источникам, она проникла практически во все социальные институты. Захватила все уровни власти, поразила систему здравоохранения и образования, развратила силовые структуры. По сути, каждый человек использовал вверенные ему должностные права и полномочия, чтобы урвать у окружающего мира все доступные блага. Однако такое поведение характерно не только для общественной жизни – оно встречается и на клеточном уровне… Примечательно, как возросла в те века частота онкологических заболеваний. И возросла она не в отдельно взятой стране, а на всей планете сразу. Везде.

После этих слов десятки тысяч пользователей тотчас пожелали вывести увеличенное изображение Тамалиена на свои терминалы.

– Второй глобальной проблемой того времени была так называемая «промывка мозгов». Ею традиционно занималась политика, реклама и СМИ. Главной целью «промывки мозгов» являлось отключение критического мышления у людей с тем, чтобы внедрять в их сознание нужные идеи. Заставить покупателя совершить дорогую нерациональную покупку, вынудить избирателя проголосовать за тирана –все становилось возможным, но лишь после разрушения этой естественной защиты. Критическое мышление – чем оно является для сознания? И каков его аналог в физиологии? – Профессор помрачнел. – Позволю себе напомнить о «чуме двадцатого века» – так называли синдром приобретенного иммунодефицита.

В зале поднялся ропот. Участники форума успели ознакомиться с базовыми положениями доклада, и теперь жаждали высказаться.

– Но есть еще одно немаловажное обстоятельство. – Тамалиен оглядел ближайшие платформы. – Первый настоящий детектор истины был изобретен в две тысячи трехсотом году. Когда эта технология стала применяться среди госслужащих, для коррупции попросту не осталось места. В течение нескольких последующих лет частота онкологических заболеваний сократилась в десятки раз. По этому поводу высказываются разные мнения: улучшение экологии, изменения солнечной активности и прочее. Но истинные причины до сих пор не были установлены. – Тамалиен помолчал. – Стоит ли говорить, что появление цензора Сети разминулось с созданием лекарства от СПИДа всего в несколько месяцев?

Профессору неожиданно представилось, как Падь обрушивается вовнутрь. Он постарался избавиться от этой дикой мысли, чтобы она не отвлекала.

– Что ж, теперь обратимся к нашей сегодняшней проблеме – рассмотрим синдром Зулла. При этом аутоиммунном заболевании происходит изменение антигенной структуры в ткани организма. И далее иммунитет больного начинает отторгать эту ткань как инородную, потому что ее антигены уже не совпадают с главным комплексом гистосовместимости. Что же мы тогда предпринимаем? Говоря простым языком, мы виним во всем иммунитет больного и старательно подавляем его комбинированными иммуносупрессорами. Я же предлагаю взглянуть на ситуацию под иным углом: не иммунитет отторгает изменившуюся ткань –это сама ткань начинает отторгать весь остальной организм человека. Она… просто обособляется. Последствия же общеизвестны.

Профессор оглядел тысячи платформ, замерших в Воллавиенской Пади.

– Синдром Зулла – это не военная разработка, не космическая зараза и не воскресшая бактерия из древних времен. Возникновение этой болезни совпало с явлением Великого исхода. Синдром Зулла мы породили сами. А пока не найдено лекарство, каждому из нас нужна хотя бы профилактика этого опасного социосоматического заболевания.

Выдержав паузу, Тамалиен воспользовался одной из функций терминала: по всей Воллавиенской Пади эхом прокатился музыкальный звон – так каждый из участников заявлял об окончание доклада. Наступало время вопросов.

Первой к профессору обратилась женщина в ярко-желтом наряде. Программы маскировали ее внешность, синхронно переводили речь, однако можно было догадаться, что она иностранка – сенарийцы иначе строили предложения и гораздо меньше жестикулировали при разговоре.

– Очень интересную теорию вы предложили! И такой ваш подход к синдрому Зулла весьма перспективен. Но почему же в своем исследовании вы обратили внимание только на тот период времени, началом которого значится двадцатый век? Если верны ваши выводы, то похожие прецеденты должны были существовать и ранее.

– В данный момент я склонен считать, что развитие человеческого сознания – в массе – достигло необходимого уровня только в начале двадцатого века. – Тамалиен благодарно кивнул незнакомке. – Полагаю, лишь по достижению этого «градуса развития» можно наблюдать явление социосоматики.

Следом профессор с немалым удивлением разглядел на экране терминала знакомое лицо. Это был Плуций Актулиан:

– Вы не истинный сенариец! В вашей теории слышен упрек нашему народу!

Как видно, политик хотел взять реванш за выступление в студии. Плуцию не повезло: главный созерцатель форума счел вопрос некорректным и снял его с обсуждения. Однако дело было сделано – название страны прозвучало.

Другой участник форума, тучный мужчина в коричневом костюме, спросил:

– И как, по-вашему, передается синдром Зулла? Или вы хотите сказать, что эта болезнь поражает самых ярых националистов?

– Нет, ни в коем случае! – Тамалиен искренне возмутился. – Принципы передачи социосоматических заболеваний требуют дополнительных исследований! Сейчас я могу сказать с уверенностью лишь одно: зачастую как-раз-таки страдают ни в чем неповинные люди.

– Право, я даже не знаю, – толстяк в сомнении поджал губы. – Мне кажется, вы неспроста проталкиваете эту идею в массы. Социосоматика!.. Необходимость профилактики… Да ведь известно, что трудовые мигранты из Сенарии в свое время буквально заполонили соседние государства! А теперь эта ваша теория: якобы существует взаимосвязь между болезнями и социальным укладом. Не знаю, не знаю! Выглядит так, будто вы готовите почву для новой волны трудовых мигрантов из Сенарии.

Профессор опешил. За все десять лет кропотливых исследований и научных изысканий подобная мысль не приходила ему в голову ни разу. И вот, благодаря Плуцию, – всего две фразы, брошенные в зал – на плоды его трудауже косятся с подозреньем – нет ли в них политической червоточины?

Не успел Тамалиен придти в себя, как заговорила новая участница – пожилая нарумяненная дама в бирюзовом наряде. Взгляд ее был тяжек, независим и всезнающ. Она неспешно поправила крупные бусы на груди.

– Я не согласна. В подобных теориях попросту нет никакого смысла. Эта ваша… соматика – если бы она существовала, о ней давно уже было бы всем известно. И вообще, о чем ваш доклад? Все так субъективно, скупо и – уж простите – местечково. Если в Сенарии негативно воспринимают иностранцев, это же еще не показатель! Это же не значит, что везде так! Вот у меня на родине, например, к представителям чужеродной нации относятся вполне терпимо. Никто с кулаками на иностранцев не бросается – в моей стране с этим полный порядок. – Она снова поправила бусы. – Вы же умный человек – должны такие вещи понимать. А тут – сразу на форум, сразу доклад... Еще готовились, наверное, долго. Жалко мне вашего труда.

Следом выступил еще один участник. Он был того же возраста, что и Тамалиен. Даже их костюмы оказались схожего покроя. Только голос звучал глуше и серые глаза выдавали накопленную усталость.

– Я сам сенариец. И меня очень удивляет, с какой легкостью докладчик отмахивается от богатейшего исторического наследия! Зачем изучать старину? Зачем поднимать архивы? Проще предположить, что нужен какой-то «градус развития» – будто бы только после него проявляются социально-соматические заболевания. А ведь общественная жизнь Сенарии не на пустом месте возникла – у нее глубочайшие исторические корни! – Он покачал головой. – Признаю, в докладе выражена замечательная идея, осуществлен интересный подход. Но когда у человека нет самого жгучего патриотизма в сердце, любая его работа становится бессмысленной.

Наконец, выступление завершилось. Платформа Тамалиена поплыла на прежнее место. А в столпе света тем временем появился новый докладчик.

Вот, началось обсуждение, зазвучали вопросы. Однако профессор этого не слышал: массировал седые виски – пытался унять гнетущую боль в голове.

Когда объявили второй перерыв, Тамалиен выбрался из Пади в зеленый парк. Неудержимо хотелось вдохнуть свежего воздуха!

Профессор побрел по одной из зеленых аллей. Порой озирался: мимо проходили женщины и мужчины. Тамалиен с горечью, с недоверием оглядывал прохожих одного за другим. Внезапно в ухе запиликал вызов коммуникатора. Звонила личный секретарь главы Дома генетики, давняя знакомая Тамалиена. Сразу после приветствия она стушевалась:

– Я должна сообщить. Пришло распоряжение. Вас освободили от должности главного архитектора. Простите, уважаемый! Я не знала, как это сказать. Вы столько лет!.. И ваше имя, ваша репутация в научном мире… Как же быть?!

Профессор застыл, не в силах ответить. Собственное тело показалось настолько одряхлевшим и тяжелым, что невозможно было сдвинуться с места! Но потом в груди зародилась необъяснимая легкость, точно воздушный шар просился на свободу. Тамалиен выдохнул:

– Ничего. Ничего, я понимаю. Не беспокойтесь. Я еще зайду к вам по приезду. Нужно ведь будет документы оформить. Я зайду обязательно.

Когда коммуникатор отключился, Тамалиен побрел к выходу из парка – вернуться на форум было превыше его сил. Пускай даже футляр и кварцевые кристаллы с результатами исследований останутся в Воллавиенской Пади.

Вернувшись в станционный отель, профессор забрал вещи из номера, расплатился. Сошел на станцию по широкой лестнице.

Среди кипучего многолюдья Тамалиен с трудом пробирался к кассе. Поминутно запутывался в обрывках чужих бесед, боялся оступиться. Он совсем забыл, что билеты можно было купить и через Сеть.

За бронированным стеклом кассы сидела девушка-сенарийка в голубом костюме. Тамалиен рассеянно поздоровался, назвал родной город. Потом, неожиданно для самого себя, вдруг спросил:

– Я могу выкупить все четыре билета в одно купе?

– Разумеется, – она вежливо склонила голову. – И в этом случае вы получите дополнительную скидку вместе с правом бесплатного обслуживания в вагоне-ресторане. Желаете оформить заказ?

Профессор воспользовался электронной системой оплаты. Когда перечисление денег завершилось, за стеклом снова раздался ее голос:

– Благодарю за сотрудничество. Ваше купе под номером двести восемь. Транспортные сети Сенарии – куда бы вы ни отправились!

© Артем Хегай, 2013