Родственники

Эссе

Родственные связи обычно рассматриваются нами как концепция, имеющая четкие юридические коннотации. Однако если обобщить это понятие на другие сферы реальности, становится очевидным, что сети родственных связей опутывают этот мир куда плотнее, чем кажется. Рассматривая их в разных ракурсах, можно сделать интересные и неожиданные наблюдения.

Опубликовано в личном блоге: http://world.lib.ru/a/amin/relatives.shtml

В любом гастрономе Северной Америки можно найти секцию с консервированными оливками. Их много разных видов, они могут быть из разных стран Средиземноморья, разняться они и по цвету – от бледно-зеленых и до иссиня-черных. Оливки каламата из последних – черные, жирные, похожие на раздувшийся миндаль они удивительно вкусные и, судя по бесчисленным свидетельствам экспертов, довольно полезные.

Каламата. Мало кто ассоциирует это легко запоминающееся слово с населенным пунктом. Находится он в Греции, где, как известно, есть все. Оливки эти растут вблизи этого городка и в соседних деревнях. Один мой знакомый как-то раз побывал в этом уголке Греции, но агрокультура края была совсем не то, что произвело на него впечатление.

Надо сказать, что приятель мой родился в Канаде и не говорит ни на каких других языках кроме английского. Появился он на белый свет в результате романтической интриги канадской девушки и греческого моряка, про которого девушка знала совсем немногое. То, что родом моряк был из Каламаты было частью этого немногого. Романтика продлилась недолго, морской волк вновь ушел в дальний рейс и больше девушка его не видела. Детство моего знакомого было окутано туманом тайн и догадок о том, кем же все таки был его отец. Каламата, если верить его рассказам, было одним из первых произнесенных им слов. Подрабатывая в местном гастрономе Safeway после школы, он мечтательно вглядывался в аккуратно расставляемые им банки с импортными оливками, в попытке представить себе как выглядел его отец. Был ли он похож на мифического Одиссея или может на вполне реального Аристотеля Онассиса? Был ли он силен в математике как Евклид или может писал пьесы как Эсхил? Воображение хлестало через край. Достигнув совершенолетия и заработав на дорогу до вотчины Гомера и Евклида, мой приятель решил отправиться с визитом на родину никогда не виденного предка.

Трансатлантический перелет был изматывающим, тряска на автобусе из Афин в Каламату тоже. Добравшись до деревни отца в предместьях этого городка, он брел по пыльной улице под палящим пелопонесским солнцем, глядя на белые стены и синие двери греческих домиков. Библейского вида старцы потягивали узо, сидя в тени, пожилые женщины одетые с ног до головы в черное несмотря на жару, хлопотливо суетились. И вдруг знойное марево пронзил громкий женский вопль. Одна из женщин не переставая кричать на неведомом моему приятелю наречии вдруг бросилась к нему и со слезами на глазах стала обнимать и целовать его в щеки. Через минуту другую появились другие люди и кто-то из них смог объяснить моему знакомому на ломаном английском, что плачащая и прижимающая его к себе женщина уверена в том, что он ее внук. Спустя еще несколько минут появились независимые подтверждения этого факта. Бабушка смогла почувствовать родную кровь несмотря на то, что приятель мой никогда ранее не бывал в этих местах и совершенно не говорил по гречески.
В тот вечер вкус каламатских оливок в бабушкином доме был особенно запоминающимся.

Оливки считаются здоровой пищей, однако убедить моего ребенка в этом стоит большого труда. Это же относится к брокколи и другим столпам правильного питания. Есть что то от лукавого в этом гастрономическом раскладе, когда чипсы и пепси-кола тянут к себе куда сильнее, чем броколли и оливки. Для того, чтобы убедить детей правильно питаться, родители идут на многочисленные ухищрения. Кто— то обещает поездку в Диснейлэнд, кто-то экспедицию в Toys-R-Us. Я же стараюсь придерживаться, что называется, бюджетного варианта – пока ребенок, пусть нехотя, грызет броколли, мы читаем с ним книжки и обсуждаем прочитанное.

Надо сказать, что чтение детских книжек в Канаде это совсем не то же самое, чем было чтение детских книжек в давно усопшем государстве Советский Союз. Тогда, в эпоху развитого социализма, книги, в том числе и детские, были явлением нечастым, а хорошие детские книжки были и подавно редкостью. В Канаде детские книги достаточно дороги, но это пожалуй что единственная статья расходов на которой я чисто физически не в состоянии экономить. Всякий раз заходя Chapters я покидаю его с покупками для ребенка, оставляя в этом книжном раю десятки заработанных в поте лица долларов. Иногда бывает, что мы заглядываем туда вместе с сыном и тогда мне приходится проявлять чудеса изобретательности, чтобы не пустить по ветру семейный бюджет.

Читая детские книжки, мы не придерживаемся какой либо конкретной тематики. Чтиво наше – полная солянка. Сегодня мы можем читать о динозаврах, а завтра что-нибудь о техасских ковбоях или квебекских вояджерах. Эксперты в образовании знают лучше, но мне кажется, что в раннем возрасте такая «энциклопедичность» лучше узкой специализации. Как то зимним вечером, когда на улице буянило ненастье, а мама буквально слилась в одное целое с компьютером, работая над важным контрактом, читали мы с ним отлично иллюстрированное издание о знаменитых сооружениях в разных уголках мира. Колизей, египетские пирамиды и лондонский Тауэр были показаны вдоль и поперек, из под разных ракурсов и с врезками с информацией об особо интересных архитектурных деталях. На развороте посвященном Собору Парижской Богоматери, ребенок провел больше времени, чем на других страницах:

— Папа смотри, тут есть химеры и горгулии!

Химеры и горгулии, жутковатого вида фантастические существа, в щедрых количествах украшали собой здание собора. И если функциональность химер сводилась к чисто метафизическим напоминаниям верующим об этом мире как о юдоли скорби, функциональность горгулий была ближе к жизни. Их конструкция выполняла роль сточных труб, чтобы вода во время дождя аккуратно канализировалась с крыши здания. Пока я всматривался в зияющие пасти этих архитектурных монстров меня осенила внезапная догадка. Этих гротескных чудовищ назвали горгулиями именно из-за этого: французское gargouille собственно и означает на английском throat или «горло» по русски. Близость слов «горгулия» и «горло» трепетно намекала на лингвистическое родство. Тут же вспомнился английский глагол gargle, означающий весьма специфический процесс полоскания горла. Расклад был один к одному. Наверное такие моменты и называют моментами эврики, если вспомнить еще об одном греке.

Стыдно признаться, но чтение детской литературы частенько вскрывает мое дремучее невежество в казалось бы обыденных вопросах. Как-то раз мы изучали книжку, посвященную различным изобретениям. На полстранички крупным шрифтом излагалась история «липучки», без которой трудно себе представить современную обувь, одежду и массу других предметов где надо что-то временно фиксировать. Велкро, так называют такую липучку в Канаде. Придумал ее некий швейцарский изобретатель, обративший внимание на механизм прилепания колючек с кустарников к его меховым штанам по время прогулок. Назвали изобретение велкро, абреввиатурой из частей двух слов. «Вел» от французского velours и «кро» от crochet. Второе означает крючок, а вот первое слово пробудило во мне смутные воспоминания о том, что велюром во времена моего детства называли редкую бархатную ткань. Оказалось, что так оно и есть — французское velours не что иное как бархат по-русски. Дополнительная проверка в Википедии подтвердила очевидное. Французское velours перекочевало в русский почти без изменений – родство этих слов не требует этимологической экспертизы.

Однажды на родео, куда мы пошли всей семьей поглазеть на ковбойскую доблесть, нам вручили рекламный проспект. В на одной из страниц этого проспекта был анатомический рисунок лошади с названиями всей частей тела этого культового животного канадских прерий и евразийских степей. Лошади давно уже ушли в историю как главное транспортное средство и видимо поэтому названия эти я видел впервые. Все кроме одного — задняя часть спины называлась совершенно также как и по русски “croup”, откуда видимо и берет корень слово «крупный». Глядя на безрассудную лихость ковбоев, пытающихся удержаться на крупах полудиких бронко, я вдруг вспомнил как я видел таких же удальцов в Мексике (там их называют бакеро и шляпы их раза в три шире), где лошадей называют “caballos”. Русское слово «кавалер», то есть всадник, по всей видимости в родстве с этим испанским словом, однако слово «кобыла» заставляет заподозрить куда более глубокую родственную связь.

Мои собственные читательские предпочтения вряд ли можно назвать интересными для большинства людей. В те редкие минуты, когда я не изучаю толстые и скучные талмуды по программированию, я листаю свой iPad, где уже собралась внушительная библиотека в основном благодаря детищу Джеффа Безоса — самому большому в мире книжному магазину Amazon.com. Читал я как-то раз текст, где фигурировала известная европейская династия Габсбургов и в частности упомяналась забавная деталь. У большинства представителей этого монаршьего дома нижняя губа была намного больше верхней, выдаваясь вперед и являясь своего рода косвенным признаком принадлежности к этой известной фамилии. Черта эта была обусловлена генетически и повторялась из поколения в поколение столь неизменчиво, что появилось выражение «габсбургская губа» как своего рода дворянская характеристика. Что касается простолюдинов вроде меня, то выделить что-то яркое во внешности, что подчеркивало бы мою принадлежность к той или иной фамилии довольно трудно. Это обстоятельство одновременно банальное и парадоксальное. В далеком детстве, приезжая в высокогорную деревню на центральном Тянь-Шане откуда родом мой отец, я никак не мог понять, почему ее жители так похожи на меня (или я похож на них) и в то же самое время нельзя было сказать, что имели место какие-то ярко выраженные черты, подчеркивающие это сходство. Странное, невыразимое словами понимание этого факта до сих пор удивляет меня в те мгновения, когда я вспоминаю о тех визитах в горы с живописными пейзажами, бескрайними отарами баранов и жителями, словно клонированными с небольшими вариациями с одной и той же матрицы.

Жителей других гор, гор Сардинии, отличает редкое долголетие. Причем красное вино и говядина являются практически ежедневной составляющей местной диеты. Если верить заверениям герантологов, изучавших этот феномен, долголетие это не какие то изолированные эпизоды, а характеристика присущая всей популяции этого региона. Одно из предлагаемых объяснений звучит следующим образом – в те времена, когда Сардинию частенько атаковали агрессивно настроенные соседи, жители острова старались забраться как можно выше в горы и подальше от берега, дабы избежать неприятностей. Эта, навязанная извне, частичная изоляция привела к созданию своего рода генетического инкубатора, где случайно затесавшийся ген долголетия получил благоприятную среду для своей передачи среди населения и из поколения в поколение. Мне не известно изучал ли кто-нибудь причины, по которым популяция того села в Киргизии оказалась высоко в горах и насколько долго она, так сказать, варилась в собственном соку, но так или иначе гены этой странной «похожести» распространились на жителей с не меньшим успехом, чем ген долголетия среди горцев Сардинии.

Глядя на своего сына я вспоминаю это село в горах и не могу избавиться от мысли, что если бы мы с ним оказались там, как мой греческий приятель в деревушке у Каламаты, никто даже бы и не заподозрил, что ребенок мой родился в Канаде и о Кыргызстане знает лишь из журнала National Geographic for Kids и из скупых рассказов отца. Я, бывает, рассказываю ему как будучи ребенком я ловил горную форель в ручьях в недалеко от этого села и какой вкусной она была жареной. Частенько это бывает когда мы едем на рыбалку куда-нибудь в район озера Харрисон. В Британской Колумбии озер очень много и Харрисон одно из самых крупных. Знаменито оно не только гипнотезирующей красотой и исполинскими осетрами, но и тем, что в его окрестностях согласно легендам обитает знаменитый реликтовый антропоид сасквач. Но сасквач на глаза туристам, едущими за форелью, как правило не попадается, что может быть и к лучшему. Черные медведи зрелище более обыденное.

Форель в местных озерах бывает разного размера, самая большая из них это стилхэд – она практически как лосось и от остальных собратьев по ихтиологическому семейству отличается размерами и привычкой уходить в океан. Самая обычная рыба это радужная форель. Она небольшая, сантиметров 35-40 в длину, но очень вкусная, если ее изжарить на гриле с лимонным соком. Вообще местная рыба в большинстве своем родственна друг другу. Все лососевые Тихого Океана это близкие родственники как между собой, так и с разнообразной форелью пресноводных водоемов. У всей этой семейки есть еще один собрат, пресноводный лосось кокани, живущий иногда довольно далеко от океана, в таких озерах как Озоюз или Оканаган. Генетическая история его похожа на тектонический детектив. В те времена, когда ледники отступали и появлялись многочисленные озера, часть популяции лосося оказалась отрезанной от моря и, постепенно адаптируясь к пресноводной жизни, эволюционировала в кокани.

Как-то раз мы рыбачили довольно высоко в горах, где с некоторых мест были как на ладони видны аккуратно разграниченные кукурузные поля Чилливака и мутное русло могучего Фрезера, неторопливо несущего свои бурые воды к эстуарию в Ричмонде. Над поверхностью озера слегка потусторонне висел туман. Свежий еловый воздух пъянил не хуже зубровки. Наши поплавки безжизненно торчали на поверхности – клева пока не было, хотя форель резво выпрыгивала из воды там и сям, бесцеремонно плюхаясь обратно с шумными брызгами. И вдруг поплавок моего сына задергался. Раз, другой, третий. На форель было не похоже, форель она рыба агрессивная, тянет мощно. Мы аккуратно мотали леску, пока не увидели странное существо на крючке. Более детальный осмотр показал, что это было что-то похожее на ящерицу. Цвет его был ярко оранжевый. Мы недоуменно глядели на него, пока он не шлепнулся с крючка обратно, растворившись в воде и тумане.

Вернувшись домой мы прошерстили Википедию и другие ресурсы в попытке понять кого же мы все таки выудили. Кто бы мог подумать, что этот безобидно выглядящий зверек был одним из самых ядовитых существ в Западной Канаде! Жесткокожий тритон (rough-skinned newt) настолько токсичен, что индейцы салиш использовали его яд в качестве оружия в войнах с сопредельными племенами. Тритон родственник саламандры, еще одного ядовитого существа нашего региона. Наличие тритонов и саламандр свидетельствует о благополучной экологической ситуации водоема, потому что, несмотря на свои яды, тритоны и саламандры первыми принимают удар из-за особенностей своей кожи, если в биохимии воды что-то меняется не в лучшую сторону. Но самый загадочный родственник из этого семейства живет далеко к югу, в Мексике и носит ацтекское название аксолотль. Язык ацтеков, полностью вытесненный испанским, оставил миру напоминание о своем былом величии несколькими словами, одно из которых аксолотль, другое ксоколатль, трансформированное со временем во всем известное «шоколад».

Когда я смотрю на своего ребенка, болтаю с приятелем о его родне в греческой Каламате, читаю или просто бреду по ванкуверским улицам, глядя на вывески и прохожих, мысли о родственных связях в этом мире странным образом начинают бурлить в голове, словно пузырьки в открытой бутылке шампанского. Мы привыкли думать об этих связях лишь в контексте семьи, где они имеют четкие юридические коннотации. Между тем связи эти опутывают нас и мир вокруг нас куда плотнее, чем принято считать. Родственные связи могут быть разными – генетическими, эволюционными, лингвистическими и мириадами других. Мы, редко осознавая это, барахтаемся в этих бесчисленных паутинах, принимая это за данность. Вся жизнь в этом смысле это путешествие по огромному лабиринту, отличающегося от классического тем, что Минотавры в нем неопасны, а нитей Ариадны – бесконечное количество.

© Анвар Амангулов (Амин Алаев), 2013