Главная / Поэзия, Новые имена в поэзии; ищущие
Произведения публикуются с разрешения семьи автора
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата размещения на сайте: 11 февраля 2014 года
Житие
Поэма в стихах о своей жизни и своём времени. Первая публикация.
Нынче темной ночью дождь стучал по крышам,
Снился мне под утро самый дивный сон,
Будто я без шапки за ворота вышел
Под капель, весенний слушать птичий звон.
Снилось мне, что воздух, пахнущий весною,
Вдалеке курится маревом густым,
Снилось мне, как будто я стою с тобою
Снова беззаботным парнем холостым.
Мы глядим с тобою в солнечные дали,
А весна ручьями, птицами звенит!
Ты, как королева, в разноцветной шали,
И меня улыбкой тянешь, как магнит.
Мы ведем глазами диалог с тобою,
Неумело пряча чувства и слова,
Нас дурманит воздух, пахнущий весною,
И кружится пьяно в счастье голова.
Нам казалось, чудо сотворили Боги –
Мир воспринимался в сказочной нови,
И купалось солнце в лужах на дороге,
И весна бурлила в молодой крови.
Я проснулся – к окнам, сыростью пронизан,
Липнет, чуть забрезжив, жиденький рассвет,
Одинокий тополь, каплями унизан,
Стынет под окошком, осенью раздет.
Всемогущий Боже, что со мною сталось!
В этом сложном мире я для всех чужой,
И за что такая доля мне досталась,
Что несчастья вечно ходят за спиной!
Мне судьба ссудила жизнь холостую,
Видно в искупленье, сплошняком из бед,
Жизнь так нескладно прожита впустую,
Ни детей, ни внуков не было и нет.
Я себя за глупость просто ненавижу,
И вину, как гирю, волочу в себе,
В снах тебя, Тамара, постоянно вижу,
Думаю, Тамара, часто о тебе.
Каюсь, что бездарно счастье проворонил,
Глупо колобродил, дебоширил, пил,
И обидно, то, что слишком поздно понял,
Что из всех девчонок лишь тебя любил.
И чего попишешь с пьяным обормотом,
Кто целует жадно в губы, не любя!
Господи! Каким же был я идиотом,
На кого, на что я променял тебя!
Я гордился тем, что дошлые старухи,
По деревне нашей шепотом, таясь,
О моих успехах разносили слухи,
Где, с какой я бабой переспал вчерась.
Вновь читаю жизнь я, как по строкам,
Где скупые наши радости не в счет,
Возвращаюсь снова к тем первоистокам,
Где несчастий наших начался отсчет...
Снова вспоминаю, как пришли напасти,
Порождая слухов сразу целый воз,
Как хлестнула плетью директива власти,
Призывая срочно создавать колхоз.
Помню, как селяне, с воем, из-под палки
Волокли в колхозы кровное, свое.
И бычки, и телки, веялки и прялки
Превращались в наше – проще в ничье.
Ну, а тех, кто в стадо просто не желали,
За свое цеплялись и в колхоз не шли,
Объявив врагами, семьями ссылали,
Под конвоем гнали, аж на край земли.
Вот тогда деревню полонило пьянство,
По ночам пшеница шла на самогон,
А подонки лезли в должность, как в дворянство,
И тянулось время, как кошмарный сон.
Лежебок согнало времечко с палатей, –
Мы бежать решили, но в недобрый час,
Нас догнали в поле с матерью и батей –
И лишил нас воли сталинский указ.
На далекий север гнали по этапу
Пацанов и дедов, мужиков и баб, –
Кто не откупился и не смог дать в лапу,
Кто рассудком беден иль мошною слаб.
Вряд ли вот такое кто из нас предвидел,
Даже тот, кто вроде был не глуповат.
Милая Тамара, я тебя обидел,
И теперь до гроба буду виноват!
Ты осталась, словно, где-то в прошлом веке, –
Все пошло насмарку, рухнула семья,
И толпой шагали под конвоем зеки,
Двигался на север вместе с ними я.
Нас везли порою сутками без хлеба,
Заперев в вагоны, как свиней в сарай,
Наконец, нахмурив пасмурное небо,
Встретил нас суровый необжитый край.
В зонах наркоманы, воры, хулиганы –
Все, в кого вселился лихоимства бес,
Приводили в жизнь сталинские планы –
Обживали Север, корчевали лес.
Словно звери жили, лес в тайге пилили,
Комаринным летом, лютою зимой,
Гибли на делянах, мерзли, доходили,
Но шагал им в помощь год тридцать седьмой!
На врагов народа расплодилась мода –
Прибыли этапом тыщами враги!
Топоры сжимая, пятьдесят восьмая
Вышла на деляны северной тайги!
Их дизентерия и цинга косила,
Унижала грубость, грыз туберкулез,
Над судьбою страшной вьюга голосила,
Довершали дело голод и мороз.
Но в душе, под спудом знали, кто не глупы, деляны –
Каждому Всевышним свой отпущен век.
По утрам на санях увозили трупы –
Землю не удолбишь, зарывали в снег.
А весной, как только закружатся звуки,
Всколыхнет веселый птичий гомон лес,
Вытают из снега скрюченные руки,
Словно голосуя за КПСС.
Как пчелу из мрака манит свет к оконцу,
Так манила воля воров и бродяг –
Те, кто прожил зиму, радовались солнцу,
Грелись под лучами толпы доходяг.
Ясно – доходяга что за работяга?
В нем и силы – только ноги волочить,
Но ослабнув телом, трудится бедняга,
Всяк в душе до воли думает дожить.
Он за пайку хлеба кинется на вилы,
За сухарь готовый лечь под борону,
Он пилу таскает из последней силы –
Трудится, несчастный, на свою страну.
Сколько их по тюрьмам, наших однолеток, –
Юные в ту пору, как и мы с тобой,
С тачкой и лопатой, первых пятилеток
Совершали подвиг трудовой.
И гиганты строек встали крепостями,
Там, где их наметил прозорливый вождь,
На земле, так густо устланной костями,
Поднималась нашей индустрии мощь.
Их в газетах звали «стройки комсомольцев»,
Но война бедою ворвалась в страну, –
И тогда по зонам брали добровольцев,
Кто согласен кровью искупить вину.
Васили, Степаны, Вани-бедолаги,
Кто страдал безвинно или за вину,
И опять все те же сирые трудяги
В трудную годину встали за страну.
Что не будет хуже, всяк не сомневался,
Что погибнуть можно, также понимал.
Я тогда средь прочих тоже записался,
Хоть вины особой за собой не знал.
В ежедневных сводках врали о победах,
Бушевал кровавый тяжелейший год,
Класс, отъевший морды на народных бедах,
Спрятавшись за спины, вдохновлял народ.
Выдали нам кучей галифе с убитых,
Старые винтовки дали без штыков,
И из нас, вчерашних горемык забитых,
Спешно сколотили роты штрафников.
Не жалея, грешных, гнали нас на мины,
Украинцев, русских, курдов и т. д.
И свинцовым взглядом грели наши спины
Сзади пулеметы войск НКВД.
В пекло на прорывы шли штрафные роты, –
Передышки кратки, день и ночь бои.
Штрафников на мушке держат пулеметы –
Спереди чужие, позади свои.
Перед боем – водка, по сто грамм на брата, –
Ты промеж смертями, как в тисках зажат,
Сохрани Всевышний штрафника солдата, –
Спереди стреляют, сзади сторожат!
Без артподготовки, сжав в руках винтовки,
Мы бежим в атаку, путь один – вперед!
Жутко, непривычно, свежим, без сноровки, –
С фланга запоздало лает пулемет.
Ну! Держись за сушу – матерь вашу в душу!
И бежит, бросая каски, немчура;
Всесоюзным сборным матом подзаборным
Заменяли в схватках штрафники «ура».
А потом, бывало, выпьют от расстройства,
Кто привыкли в страхе не марать штанов,
Зная, что за наше общее геройство
Нам не полагалось звезд и орденов.
Не забыть девчонок мне из медсанбата,
Что сносили наши слезы, кровь и вонь,
Стриженных, чумазых, что за жизнь солдата
Рисковали жизнью, лезли под огонь.
Мне казалось, пули только в них летели,
А они, родные, всех святых святей,
К нам, в дыму, склонялись, словно к колыбели,
Заслоняли телом, как своих детей.
И меня и многих смерти не отдали,
Матушка Россия, дочери твои,
Не за благодарность и не за медали
Положили жизни юные свои.
Только и средь женщин находились гады,
Чье оружье было – постоянный флирт,
Кто под одеялом добывал награды
И тянул из фляжки с комсоставом спирт.
А меня хранила божеская милость
Даже в самый страшный, самый смертный бой, –
Может ты, Тамара, за меня молилась,
Потому, наверно, я пришел живой.
Дожил до победы я, «Аника-воин»!
Жив – и слава Богу! Нам не до чинов.
Я войной за храбрость тоже удостоен –
Три дыры на теле вместо орденов.
А страна в разрухе – по уши работы,
Потянулись годы, как осенний дождь,
Наконец, оставив бренные заботы,
Умер наш спаситель, незабвенный вождь.
Лидеры народа и отцы столицы
Показали миру свой лукавый лик,
Излизав живого ниже поясницы,
Мертвого кумира затоптали вмиг.
Осмелев, на съезде Сталина ругали,
Догмы низвергали, но ведь он не бог, –
И один без тех, кто рьяно помогали
Он, конечно, сделать ничего б не смог.
Все они, уж точно, не в соседних странах,
А живут меж нами, с них бы взять отчет,
Но они сегодня ходят в ветеранах,
Им за труд огромный – слава и почет.
Но простим по-русски то, чего не стало, –
Пусть гниет в могиле Сталин-Сатана,
Я не зря трудился и не все пропало –
Жизнь прошла недаром, коль жива страна.
Пусть я, как другие, не покрытый славой,
Но свои мытарства помня без стыда,
Я в душе гордился мощною державой,
Знал, что есть в том доля моего труда.
Но Россию снова ввергнули в пучину,
Всюду нуворишей развелось, как тли, –
Жизнь опять являет мрачную картину,
Мы к тому вернулись, от чего ушли.
Ловкачи вернули старые морали,
Слив на коммунистов беды и вину,
Всех, кто им поверил, нагло обокрали,
Растащив кусками мощную страну.
Расползлось по ханствам великодержавье,
Снова по глубинкам власти – никакой
И дела начатые, вроде как «за здравье»,
Как бы не закончились вновь – «за упокой».
Все опять вернется, снова к воле панской,
Потому особо вспомнить тяжело,
Сколько душ побито на войне гражданской,
Сколько их напрасно в землю полегло.
Если б только знали те же коммунисты,
Что буржуй воспрянет, снова жив-здоров,
С Феликсом «железным» мертвые чекисты,
Как один, наверно б, встали из гробов!
Ну а мы-то сколько горя пережили
И всю жизнь тащили непосильный воз,
А теперь заслуги стали горстью пыли,
И старанья наши – все коту под хвост!
Нужна ль для народа вся эта свобода?
От которой пользы, в общем, ни шиша,
Только и спасает матушка-природа,
Тоже оскверненная, как моя душа.
Я люблю дорогу тихой лунной ночью,
Стройные, как свечи, в небо тополя,
В голубом сиянии нежною и юной
Кажется притихшей спящая земля.
Чуть качая воздух, умиротворенно
Теплый летний вечер шепчет сказки грез,
Чародейка добрая, дарит ночь влюбленным
Пригоршнями целыми миллиарды звезд.
Исподволь, на сердце расцветает радость,
Наполняя душу, словно лунный свет,
И в спокойных думах забываешь гадость,
Будто бы и горя в этом мире нет.
Будто все отринул – и такое счастье,
И идешь, свободный, тихо, не спеша,
С просветленным сердцем, словно от причастья,
И тихонько с Богом говорит душа.
Если б только силы – шел бы так до края,
Тишину приемля, как благую весть,
Под луною тихо спит земля родная –
Самое прекрасное, что на свете есть!
Милая, родная, матушка-планета,
Ты прости нас, грешных, неразумных чад,
И детей заблудших не карай за это,
Что себе из рая сотворили ад!
Так взываю часто, старый и недужный
Я, кого ты помнишь юным подлецом,
И живу зачем-то, никому не нужный,
И могил не знаю матери с отцом.
Я себя до смерти буду ненавидеть,
Ничего не жаль мне – к черту житие!
Дал бы на мгновение Бог тебя увидеть,
Чтобы мне прощение вымолить твое!
Пощажен войною, не убитый зоной,
Мученик российский, скромный имярек,
Встал бы на колени, как перед иконой,
Пред тобой, Тамара, грешный человек.
© Геннадий Сурков, 2013
Количество просмотров: 1586 |