Любой писатель стоит на плечах предшественников

Первоисточник: http://www.24.kg/culture/173433-lyuboj-pisatel-stoit-na-plechax-predshestvennikov.html

В канун Всемирного дня писателя у корреспондента ИА «24.kg» состоялась беседа с известным писателем и историком кино Владимиром Михайловым (Лидским), чей роман «Русский садизм» в 2012 году попал в шорт-листы престижных российских литературных премий — «Национального бестселлера» и Премии имени Андрея Белого.

— Чье влияние вы испытали на себе, когда начинали писать?

— Мои первые поэтические и прозаические опыты появились в очень нежном возрасте, поэтому никакого влияния я, конечно же, испытывать не мог. Когда же литературная работа стала превращаться в нечто очень важное для меня, старался уходить с любой чужой колеи. Какой смысл быть просто чьим-то последователем? Однако учебу никто не отменял, и я думаю, что любой писатель в этом смысле стоит на плечах предшественников, тех профессионалов, чьи книги он любит и пытается осознать не только в духовном плане, но и в теоретическом. В моем случае это были выдающиеся стилисты Гоголь, Ремизов, Борис Шергин, Бабель, Платонов, из зарубежных — Фолкнер и Маркес. Еще очень люблю древнерусскую литературу — вот где бездна стиля. Так что любой серьезно пишущий человек впитывает все лучшее из того, что любит, чем восхищается.

Когда вышел «Русский садизм», я был очень удивлен пошлой поверхностностью критиков, которые, увидев в моем романе какие-то смысловые или стилистические параллели с текстами известных авторов, принялись дружно упрекать меня в демонстративном наследовании. Я описал, к примеру, ужасы Чрезвычайки, и критики мигом сравнили «РС» с повестью «Щепка», написанной в 20-х годах Владимиром Зарубиным. Только по принципу тематического сходства? А то сравнивали с Бабелем, который тоже, бывало, описывал ужасы Гражданской войны. Или уж вообще было такое экзотическое сравнение с Джонатаном Литтеллом. Ну что это такое? Как говорится, «я смеюсь с этих критиков». А что ж с Гоголем тогда не сравнили? В «Русском садизме» очень много чертовщины... Словом, любого писателя, как мне кажется, можно в той или иной степени считать чьим-либо последователем, но вопрос о влиянии корректен лишь тогда, когда он (писатель) не находит со временем своей стези, так и оставаясь во всю свою творческую жизнь эпигоном или ремесленником.

— В настоящее время вы много пишете, а киноведение и кинокритику словно отодвинули на второй план. Кинематограф стал менее интересен?

— Национальный кинематограф с недавнего времени перестал меня интересовать. Личностей масштаба Океева, Шамшиева, Базарова, Видугириса или братьев Герштейнов в нем сегодня определенно нет. А возможности киноведения я уже исчерпал. Горжусь тем, что написал в свое время первую академическую историю кино Киргизии (его раннего периода), по этой книжке до сих пор учатся студенты наших творческих вузов. Это была настоящая исследовательская работа. В архивах Бишкека, Алма-Аты, Москвы, в частных архивах мне удалось разыскать уникальные документы, повествующие о становлении киргизского кинематографа, вернуть истории незаслуженно забытые или сознательно вычеркнутые из нее славные имена.

В начале 90-х мне, первому из отечественных киноведов, посчастливилось работать над историей анимационного кино республики под названием «Киргизская мультипликация как национальный феномен» с описанием всех вышедших на тот момент в стране анимационных фильмов. А сейчас о чем по большому счету писать? Есть, конечно, два-три интересных имени, но нет тенденции, а знаменитое «киргизское чудо» давно погибло. Что касается моей киноведческой работы, то она в последнее время перешла в область исторической беллетристики: два года назад я написал двухтомник «Байки о кино. Легенды и мифы студии «Киргизфильм». Мой соавтор по изобразительному ряду, замечательный художник-фотограф Александр Федоров сделал изумительные фотоиллюстрации к этому тексту — уникальные исторические кадры, которые вряд ли кто увидит, если книга не будет опубликована. А она уже давно лежит без движения, как легко догадаться, по самой банальной в наше время причине — из-за отсутствия денег и программы госфинансирования культурных инициатив. Точно так же не удалось мне в свое время опубликовать отредактированный мной фундаментальный труд одного из пионеров киргизского кино Юза Герштейна, рукопись которого я получил лично из рук 93-летнего автора еще в 2009 году в Иерусалиме. Так о каком киноведении может идти речь? Это кому-нибудь вообще нужно?

— Вот уже несколько месяцев вы пребываете в дальнем зарубежье. Как влияют иноземная страна и новый языковой гул вокруг на писательское сознание, на стиль, мироощущение?

— Никак не влияют. Чужой язык находится на периферии сознания. Я нахожусь наедине с компьютером, с родной речью, с героями своих книг. Другое дело, иные страны корректируют твое мироощущение, ты встречаешься с новыми людьми, знакомишься с удивительными культурными объектами. Все это расширяет кругозор, а иной раз и дает какие-то творческие импульсы. В других странах у человека иной ракурс восприятия, он порой обращает внимание на то, что у себя дома оставил бы без внимания. К тому же «за морем житье не худо», а это значит, что здесь уходит на второй план все сиюминутное, наносное и сугубо бытовое. Ты как бы выпадаешь из социума, получая взамен возможность сосредоточиться на чем-то важном, что давно требовало обдумывания.

— Возвращаясь к теме вашего нашумевшего романа, спрошу: вы бы его рекомендовали для обязательного прочтения и, если да, то почему?

— Рекомендовал бы, но при этом поостерегся употреблять слово «обязательно». Это ж не клятва юных пионеров, которую октябрята должны были произносить обязательно. Я бы сказал мягче: «желательно» — раз, и «тем, кто на это способен» — два. Потому что мне не хочется насиловать своими текстами читателей, которым все описанное мной неинтересно, а из тех, кому, может, и интересно, не все могут выдержать адскую атмосферу романа.

Другое дело, что из «Русского садизма» можно вынести, очевидно, какие-то новые знания, особенно тем, кто пренебрегает правдой архивов и отрицает очевидные факты нашей дикой истории. Когда мне говорят, что ничего подобного из описанного мной не было, я очень удивляюсь, ведь на дворе не тридцатые годы и не эпоха застоя, когда исторические факты либо замалчивались, либо искажались. Ведь только правда лечит, потому мне и хочется, чтобы люди добирались до нее хотя бы и с помощью моих книг. Они очень актуальны.

Лишь на поверхностный взгляд «Русский садизм» и недавно законченный роман «Избиение младенцев» повествуют о давних событиях. Что сейчас происходит в России, на Украине? Что сейчас происходит в Кыргызстане с его опытом перманентных социальных потрясений? Не то ли, что я пытаюсь анализировать в своих книгах? Не те ли самые проблемы, не те ли вечные вопросы о власти, о месте народа в истории, о возможности каждой отдельной личности противостоять инфернальному злу? А полистайте мою книгу «Два солдата из стройбата». Казалось бы, вообще не в тему, ведь она о буднях Советской Армии в конце 70-х. Но это только на первый взгляд, потому что и эта повесть о мере человеческого в человеке и о наличии в душе каждого из нас собственного индивидуального ада. «Два солдата» тоже о власти, тоже о противостоянии личности и безликой толпы, тоже о жестокости и милосердии.

— В одном из интервью вы сказали: «Если хочешь донести до аудитории свои нравственные идеи, свое не связанное с государственной пропагандой и идеологией представление об истории и об исторических персонажах, нужно ее, аудиторию, шокировать». Не слишком ли радикальный способ быть понятым?

— Сейчас, по моему скромному мнению, это единственный способ быть услышанным и, возможно, понятым. Мы тонем в словесах, и наш брат писатель очень способствует этому. Вот раньше в русской литературе писателей-классиков можно было по пальцам перечесть. А сегодня каждый второй — писатель. И все хотят быть услышанными и понятыми. Кто-то хочет свои любовные переживания навязать читателю, кто-то — рассказать какие-то небывалые истории, кто-то пытается ревизовать идеи прошлого либо настоящего или проанализировать современность. Ну, хорошо, пусть все это будет. Одно важно — чтобы все написанное выглядело талантливым, чтобы брало читателя за душу, чтобы не оставляло равнодушным. Вот я и пытался в «РС» шокировать читателя, и точно — никто из читавших роман не остался равнодушным. Кто-то возмутился, кто-то восхитился. Кто-то обругал меня последними словами, а кто-то, напротив, выразил благодарность за серьезный подход к теме.

— Как складываются у вас отношения с издателями?

— Не особо. «Русский садизм» пробивался к читателю через множество препон и рогаток, повесть «Два солдата из стройбата» была отвергнута почти всеми московскими и питерскими толстыми журналами. А между тем первая книга вошла в шорт-лист международного литературного конкурса Open Central Asia Book Forum & Literature Festival 2012, который проходил под эгидой британского издательства Silk Road Media, а в 2013 году стала лауреатом республиканского литературного конкурса «Арча». Опубликовал ее только журнал «Жаны Ала-Тоо», аудитория которого, к сожалению, не очень велика. Правда, роман «Избиение младенцев» удалось опубликовать сразу (он вышел в американском издательстве Franc-Tireur) и через четыре месяца получил литературную премию «Вольный стрелок». Но так случилось только потому, что я сам принял решение: не посылать рукопись ни в толстые журналы, ни в издательства.

Franc-Tireur адекватно оценил книгу и предложил выпустить ее на платформе «Лулу». Для меня это альтернативный путь, который дает новые возможности для продвижения. Точно так же я никому не стану сейчас предлагать новую повесть «Алебук», для нее придумана и будет прокладываться особая дорога. А, вообще, со стороны издателей я наблюдаю порой весьма пренебрежительное отношение. Мне сложно разобраться во всех этих клановых подковерных играх. Может, я слишком наивен, но, думается, главным критерием при решении о публикации (или отказе в ней) является все же качество произведения. А издательства порой публикуют такую откровенную халтуру, что просто стыдно и за авторов, и за тех, кто это выпускает.

Не знаю, почему издательства отвергают мою прозу. Недавно основатель и главный редактор литературно-философского журнала «Топос» Валерия Шишкина предположила в этой связи, что подоплека здесь идеологическая. Неолибералы, сказала она, — те же большевики, и русская тема их напрягает. Ну, и слава тебе, Господи, отвечаю я, по крайней мере, полемизировать лишний раз не придется. В утешение себе и тем читателям, которым интересны мои книги, добавлю, что бишкекское издательство «Турар» намерено к весне выпустить «Избиение младенцев».

— Не секрет, что одной из основных проблем современного общества является утрата любви к чтению. Да и книги уходят на мониторы гаджетов. Как бороться с «нелюбовью» к текстам? И стоит ли бороться с «электронизацией» произведений?

— Мне кажется, утраты любви к чтению вовсе нет. Люди как читали, так и продолжают это делать. Другое дело, что все чаще электронную книгу предпочитают бумажной. Не берусь судить, что лучше. Сам я люблю бумажную книгу за особые возможности общения с ней, но последние два-три года пользуюсь букридером: электронная книжка удобнее, компактнее, а главное, при нынешних сумасшедших ценах на бумажные издания — дешевле. Электронная книга будет распространяться, но и бумажная, думается мне, никуда не денется из нашей жизни. Когда появилось кино, тоже было много разговоров о том, что театр теперь умрет. И ничего — не умер, а напротив, очень даже развивается к всеобщему счастью. И зачем бороться с «электронизацией»? Никто же не боролся с телевизорами, когда они появились. Или с компьютерами. Наоборот, будем радоваться прогрессу, а уж выбор для себя — какую книгу читать, бумажную или электронную, каждый сделает для себя сам. Главное — чтобы книги были и желательно хорошие.

Каныкей Манасова