Айтматов-сценарист

Материал из цикла "Кыргызское кино в историях, байках и легендах". Первая публикация.

Мощным даром, способным донести до читателя или зрителя современную противоречивую и порой страшную действительность, «дышащую первобытной силой страдания», обладал классик советской литературы Чингиз Айтматов, справедливо считающийся одним из краеугольных камней киргизского кинематографа. Все творческие прорывы в кино республики связаны с его лучшими произведениями. Это и «Перевал», и «Зной», и «Первый учитель», и «Материнское поле», и «Белый пароход», и «Красное яблоко», и «Ранние журавли», и множество других, более поздних работ…

Самый первый сценарий был написан Ч. Айтматовым в 1961 году, в основе его лежала повесть автора «Тополёк мой в красной косынке». Фильм под названием «Перевал» поставил по этому сценарию Алексей Сахаров. Первый драматургический опыт молодого писателя был удачным, Айтматов даже получил диплом за лучший киносценарий на смотре-соревновании кинематографистов Средней Азии и Казахстана в Ташкенте. Тем более обидной была его неудача со сценарием «Первого учителя». Согласно выводам исследователей-литературоведов, Айтматов пытался создать драматургическую версию своей нашумевшей повести, но… Когда молодой писатель показал режиссёру Михалкову-Кончаловскому свой сценарий, тот сказал: «Это не сценарий!». Айтматов страшно обиделся и предложил оппоненту создать свой вариант. Через довольно короткое время Андрон принёс сценарный вариант первой серии айтматовской повести. «А почему только первая?» – спросил писатель. «Когда на студии будут деньги на вторую, тогда и напишу», – ответил режиссёр. Сам он в своей книге «Возвышающий обман» поведал об авторах основы фильма буквально следующее: «Борис Добродеев принес мне сценарий по «Первому учителю» Чингиза Айтматова. Драматургия была не лучшего качества... Сценарий я сначала переписал сам, потом позвал Фридриха Горенштейна, заплатил ему, и он привнес в будущий фильм раскаленный воздух ярости. После чего уже стало ясно, что браться за картину стоит. Надо было утвердить сценарий у автора повести. Мы встретились с Айтматовым в Кремлевской больнице. Он прочел сценарий прямо в коридоре, сказал: «Мне нравится». Подчеркиваю: в титрах фильма Горенштейна нет даже в качестве соавтора»…

АРАГОН ИЛИ ЭЛЬЗА ТРИОЛЕ?

Вообще, вокруг имени Айтматова, как и обычно вокруг имён многих выдающихся людей, сложилось множество мифов, легенд, а то и просто домыслов. Интересна, например, история с его первой повестью «Джамиля». В большинстве биографических исследований о жизни и творчестве писателя рассказывается о том, что эту повесть перевёл и благословил на долгую жизнь Луи Арагон. На самом деле всё было немножко по-другому, и донесла эту версию до нас Лиля Юрьевна Брик. Общеизвестно, что в её квартире в разные годы бывали многие выдающиеся люди – поэты, писатели, композиторы, художники, актёры, политические деятели, военные… На один из таких салонных вечеров попал как-то и молодой Айтматов и принёс неопубликованную ещё «Джамилю», попросив Лилю Юрьевну прочесть повесть. Сначала она отнеслась к этой просьбе без энтузиазма, но потом Айтматов рассказал ей, что его отец, Торекул, был другом и соратником известного киргизского политика тридцатых годов Юсупа Абдрахманова. А Лилю в своё время связывали с красавцем Юсупом очень близкие отношения. Поэтому рассказ молодого писателя заинтриговал её, и она прочла повесть. А затем решила дать её своей сестре Эльзе Триоле, которая была замужем за французским поэтом-коммунистом Луи Арагоном. Эльза прочла, пришла в неописуемый восторг… потом перевела «Джамилю» на французский и рекомендовала её мужу с определением «повесть о степных Ромео и Джульетте». Именно Эльзе принадлежит это определение, а не Арагону…

БОЖЬЯ ДУДКА

Для того чтобы понимать значение Айтматова для киргизского кино, необходимо тщательно и глубоко «копать» почву, которая его взрастила. Довольно долгое время, особенно в пору «Джамили» и «Лицом к лицу», коллеги-литераторы обвиняли молодого прозаика в отрыве от народа, аттестуя его «некиргизским писателем». Но для того чтобы увидеть творческую фигуру Айтматова во весь рост, недостаточно соотносить его произведения только с прозой социалистического реализма. По словам, например, режиссёра Б. Шамшиева, одного из крупных экранизаторов айтматовской прозы, в полной мере осознать масштаб этого писателя можно, лишь хорошо зная доколониальное киргизское творчество. До середины ХIХ века киргизский мир жил по своим понятиям, изъясняясь на языке древних сказителей Кельдибека, Балыка, Найманбая, Чоюке, а позже – уже на рубеже веков – на языке их ученика и последователя Сагымбая Орозбакова. Это была литература, основанная на традиционной – тысячелетней – народной морали, входившая в противоречие с новой советской литературой. Айтматов в своих прозаических произведениях и, само собой, киносценариях исторические катаклизмы поверял движениями своей души, состоянием своего внутреннего, глубоко идивидуального мира. В его писательском мировоззрении было что-то мистическое – словно сюжеты его книг диктовались ему откуда-то сверху, из небесных сфер. «Божья дудка», как сказал когда-то известный поэт.

Это подтверждает и незначительный вроде бы случай, произошедший на съёмках одного из фильмов нашей студии. Режиссёр как-то попросил Айтматова на ходу переписать важный эпизод. Писатель отошёл в сторону, подложил под лист бумаги какую-то фанерку и быстро выполнил режиссёрскую просьбу. Но прочитать написанное оказалось непросто – лист вдоль и поперёк был изорван грифелем карандаша. Айтматов писал очень быстро, не замечая, как карандаш рвёт бумагу, – это был своего рода манасчи, импровизатор, способный создать миллионы строк, повинуясь только велениям Неба. Это, видимо, и называется Божественным вдохновением.

Однажды, кстати, Айтматов полушутя-полусерьёзно сказал, что не считает себя настоящим писателем, потому что никогда не переписывает, не правит свою прозу. Вот, дескать, Толстой – тот истинный писатель, потому что его романы Софья Андреевна переписывала по несколько раз. Вдобавок он как-то признался в смущении, что не может освоить пишущую машинку, пишет от руки, стоя, – и это в очередной раз говорит о том, что по сути своей он был истинным импровизатором, прямым наследником народных сказителей.

Хорошо осознавая его своеобычность, многие братья-писатели завидовали ему чёрной завистью. Напрямую это, конечно, не проявлялось, но в годы перестройки в одном из журналов появилась о многом говорящая язвительная картинка. На ней был изображён Айтматов в окружении стаи волков. Подпись под карикатурой гласила: «А теперь поговорим о новом мышлении»…

Многие завидовали и его успехам в кино. Нет, наверное, иного автора в мировом кинематографе, чьи произведения были бы экранизированы в таких безмерных количествах, причём не только национальными кинематографистами, но и мастерами множества других стран. Как кинодраматург Айтматов был весьма двойственным человеком. С одной стороны, он принимал почти все сценарные тексты, которые писали по его прозе режиссёры. И не говорил при этом: «Как ты посмел изменить в угоду своему видению такой-то гениальный отрывок из моей повести?». В картине «Белый пароход», например, или в «Ранних журавлях» есть сцены, которые отсутствуют в литературной первооснове. С другой стороны, режиссёр, мечтавший экранизировать «Прощай, Гульсары», как-то предложил автору неординарный сюжетный ход: любовница героя рожает от него ребёнка и умирает в родах, а герой приносит младенца своей законной жене с предложением оставить его в семье. На что Айтматов обиженно сказал: «Когда я умру, тогда и будете переписывать мои повести…»

ТАЛАССКИЙ ЗАГОВОР

Понимая огромную идеологическую значимость прозы Айтматова и кинематографических работ, созданных по его произведениям, некоторые национальные деятели пытались втянуть писателя в разного рода сомнительные политические авантюры. Иметь в своих рядах подобную значимую фигуру – дорогого стоит. Поэтому, когда возник так называемый «таласский заговор», его участники сумели втащить туда и Айтматова. В конце пятидесятых-начале шестидесятых у него сложились неплохие отношения с будущим главой республики Турдакуном Усубалиевым, работавшим тогда первым секретарём Фрунзенского горкома партии. Молодой писатель познакомился с ним в поездке к морякам Кронштадта, города-побратима столицы Киргизии – Фрунзе. В составе делегации была и знаменитая балерина Бибисара Бейшеналиева, с которой Айтматов с тех пор очень подружился.

Усубалиев в период своего восхождения на вершину власти весьма ревниво наблюдал за успехами потенциального духовного лидера нации, отчасти считая его своим соперником. Но в целом отношения были неплохими, ровными. И вот, когда Усубалиев стал уже первым секретарём республиканского ЦК, группа единомышленников накатала на него донос в парткомиссию ЦК КПСС и вылетела с этим документом в Москву. Он узнал об этом слишком поздно, помчался на военную базу, сел в военный самолёт и опередил соперников, приземлившись в столице раньше них. В Кремле были долгие разборки, но Усубалиев выстоял, и с тех пор между ним и Айтматовым пробежала чёрная кошка. А когда московские разборки переместились в Киргизию, со многих бесшабашных голов слетели высокие шапки. Правда, Айтматова не тронули, к тому времени он уже был лауреатом Ленинской премии, широко известным прозаиком не только в своей стране, но и за рубежом…

© Владимир Михайлов, 2014