Хайреддин Барбаросса – легендарный османский адмирал. Часть I

Исторический роман (в 2-х книгах)

Издан под псевдонимом Аммиан фон Бек

Адмирал-паша турецкого флота Хайреддин Барбаросса (1476-1546) стал легендой еще в молодые годы, во главе крупного вооруженного отряда борясь за угнетенные арабские народы против захватчиков-испанцев. Умный, деятельный и верный военный наперсник двух величайших османских султанов – Селима I (жил: 1465-1520; правил: 1512-1520) и его сына Сулеймана I (жил: 1495-1566; правил: 1520-1566) – он был для них самым необходимым помощником, избавив их обоих от постоянной головной боли – угрозы на море. Адмирал Хайреддин Барбаросса обладал несравненными флотоводческими и военными талантами и сумел разгромить на море многочисленные боевые эскадры Египта, Мальты, Венеции, Генуи, Австрии, Португалии и Испании.

В романе наглядно показано, как степной кочевой тюрский народ османов в короткий срок приноровился к новым условиям войны на море. Построив совершенные для своего времени боевые морские суда, оснастив и вооружив их по «последнему слову техники» наилучшими дальнобойными и скорострельными корабельными орудиями, османы захватили господство на морях, превратив Средиземное море в большое «внутреннее озеро» Османской империи.

В истории известны имена многих выдащихся османских флотоводцев, таких как Тургут Раис, Кемаль Али-паша, Мурад-паша, Пияле-паша, Салих Реис, Салман, Сидик-Али, Кылыч Али-паша, Юсуф Синан и др. Но в легенды османского и других средиземноморских народов вошел Хайреддин, сын Джакуба, по кличке Барбаросса-Рыжебородый.

На достоверном историческом материале в книге прослеживается, как пересекаются пути Хайреддина Барбароссы, с одной стороны, и известных европейских флотоводцев, полководцев и правителей – генуэзского адмирала Андре Дориа, испанского конкистадора Эрнандо Кортеса и императора Священной Римской империи германской нации Карла V Габсбурга – с другой, и при этом последние не раз терпят позорные фиаско.

Публикуется по книге: Аммиан фон Бек. Хайреддин Барбаросса – легендарный османский адмирал. Истор. роман (в 2-х книгах): Кн. I. Хайреддин Барбаросса на султанской службе. – Бишкек, 2009 г. – 670 стр.

Редактор – Никитенко А. И.
    Компьютерная верстка – Бакиров А. А.

КНИГА ПЕРВАЯ. ХАЙРЕДДИН БАРБАРОССА НА СУЛТАНСКОЙ СЛУЖБЕ

Оглавление

Глава I. Год 1512
1. Восшествие султана Селима на престол
2. Десантный отряд высаживается на алжирский берег
3. Самум как немилость Аллаха
4. Военный совет йолдашев в медине Керкенны

Глава II. Год 1513
1. Султан Селим принимает посыльных
2. Встреча янычаров на зимней дороге
3. Шебекки-баши Ильяс и Бири Раис посещают янычарскую школу
4. Островная база капутан-баши Хайреддина Барбароссы
5. Испанские конкистадоры отбывают в Новый Свет

Глава III. Год 1514
1. Битва в Чалдыранской долине
2. Жертвоприношение в день Курбан-байрама
3. Капутан-паша Барбаросса выходит на промысел
4. Султан Селим повышает Хайреддина в воинском звании и гражданской должности

Глава IV. Год 1515
1. Султан Селим Грозный на охоте
2. Беседа трех родных братьев
3. Братья готовятся к сражению
4. Штурм и захват города-порта Аннабы
5. В рождественскую ночь в гостях у губернатора

Глава V. Год 1516
1. Историческое сражение на Дабикском поле
2. Воинство беглербега Барбароссы выступает в очередной поход
3. Турок Ильяс навещает араба Бири Раиса
4. Эскадра главного шебекки-баши Уруджа припывает к Беджайе

Глава VI. Год 1517
1. Османский султан Селим поворачивает коней на Каир
2. Беглербег Хайреддин Барбаросса получает приглашение в Аль-Искандарию–Александрию
3. Гости из Керкенны осматривают Аль-Искандарию – Александрию
4. Трое керкеннских подданных на аудиенции у султана Селима
5. Вице-губернатор Эрнандо Кортес готовится к конкисте

Глава VII. Год 1518
1. Халиф-падишах Селим Грозный возвращается в Истанбул
2. Каймакам Керкенны Хайреддин Барбаросса у себя дома
3. Беглербег Барбаросса приступает к исполнению своих обязанностей
4. Главный кайик-баши Урудж обороняет андалузский город Адру

Глава VIII. Год 1519
1. Три беспокоящие султана Селима проблемы
2. Корабли капутан-паши Уруджа покидают Адру.
3. Адмирал-паша Барбаросса ищет адмирала Дориа
4. Улуг кайик-баши Урудж отдает приказ шебекки-баши Тургуту Реису менять курс
5. Капитан Кортес отплывает на новые земли

Глава IX. Год 1520
1. Мудрые наставления девятого султана Селима Грозного
2. Двухбунчужный адмирал-паша Барбаросса тоскует и планирует
3. Импровизированное военное совещание на городских стенах
4. Беседа братьев Хайреддина и Ильяса о финиковых пальмах

Глава X. Год 1521
1. Первая удача Сулеймана – десятого султана Дома Османов
2. Бег города Алжира Ильяс покупает себе наложницу
3. Двухбунчужный адмирал-паша Барбаросса на Гибралтаре
4. Смелый дей, топджи и бег Ильяс берет важную цитадель
5. Экспедиционный отряд дона Кортеса на Юкатане

Глава XI. Год 1522
1. Десятый султан Дома Османов Сулейман изучает карту мира
2. Двухбунчужный адмирал-паша Барбаросса отдает боевой приказ
3. Янычарский улуг-чорбаджи Кудеяр исполняет боевой приказ Хайреддина Барбароссы
4. Турецкие тайные посланники выполняют поставленную задачу

Глава XII. Год 1523
1. Старинные османские тосты в походной палатке султана Сулеймана
2. Старый араб и молодой турок поднимаются на святую гору Дикта
3. Эскадра капутан-паши Сидик-Али направляется в Истанбул
4. Сухопутное сражение двухбунчужного адмирал-паши Хайреддина Барбароссы
5. Осторожный военачальник дон Кортес покоряет столицу астеков

Глава XIII. Год 1524
1. Два высших сановника отвечают на вопрос десятого султана Дома Османов Сулеймана
2. На древнем турецком народном празднике сабантуй
3. Молодой шебекки-баши Бекстал подвергается османским ритуальным морским испытаниям
4. Новоиспеченный шебекки-баши Бекстал прибывает к новому месту службы

Глава XIV. Год 1525
1. У десятого султана Сулеймана рождается сын-султаноглан, нарекаемый Селимом
2. Ортан-дей шебекки-баши Бекстал начинает свою службу на новом месте
3. Эскадренный капутан-паша Сидик-Али дает себе зарок
4. Свекровь Айше и слуга Мухаммед дарят невестке Зайнагуль украшения
5. Главный испанский военачальник в стране астеков дон Кортес увеличивает свое войско

Глава XV. Год 1526
1. Десятый султан Дома Османов принимает судьбоносное решение
2. Различные чувствования бега города Алжир Ильяса
3. Западный средиземноморский османский флот выполняет приказ из Истанбула
4. Пушки-топы янычарского улуг-чорбаджи Кудеяра начинают свою смертоносную работу на Мохачском поле

Глава XVI. Год 1527
1. Горькое сожаление Великого турка – десятого султана Сулеймана
2. Двухбунчужный адмирал-паша Хайреддин Барбаросса готовит новый морской поход
3. Западный средиземноморский османский флот плывет в порт города-государства Дубровник
4. Кратковременный набег османских аскеров на италийскую Флоренцию
5. Военачальник Эрнандо Кортес в войне против астеков

Глава XVII. Год 1528
1. Десятый султан Сулейман назначает беглербега пашалыкства Египет
2. Семейные заботы беглербега Алжира и отца семейства Хайреддина, сына Джакуба
3. Беглербег провинции Алжир Хайреддин, сын Джакуба, блюдет месячный пост
4. Османский старший шебекки-баши ортан-дей Бекстал поселяется в пригороде Аль-Искандарии

Глава XVIII. Год 1529
1. Поход десятого султана Сулеймана в Остеррейх-Австрию
2. Западный средиземноморский османский флот направляется в Бизерту
3. Старый начальник финансовой службы Ахмед прощается с беглербегом Хайреддином
4. Осенние сновидения беглербега Хайреддина, сына Джакуба
5. У генерал-капитана и губернатора-наместника Новой Испании – Мехико Эрнандо Кортеса портится настроение

Глава XIX. Год 1530
1. Десятый султан Дома Османов Сулейман восхищается весенней природой
2. Беглербег Хайреддин Барбаросса нарекает своего внука исконно османским именем
3. Беглербег Алжира, командующий Западным османским флотом на Ак денизе двухбунчужный адмирал-паша Хайреддин Барбаросса ставит задачи своим подчиненным
4. Западный османский флот на Ак денизе берет курс на Триполитанию

Глава XX. Год 1531
1. Султан Сулейман убеждается в правоте слов своего отца султана Селима
2. Кратковременное сражение турков и флорентийцев у мыса острова Карпатос
3. Двухбунчужный адмирал-паша Хайреддин Барбаросса приступает к осаде Каламайя
4. Беглербег Хайреддин Барбаросса поднимается высоко в горы в православный монастырь
5. Как было нарушено великолепное расположение духа маркиза Кортеса

Глава XXI. Год 1532
1. Султан Сулейман в молниеносной войне с Австрией
2. Эскадра капутан-паши Сидик-Али идет к Канарии
3. Скоротечный морской бой в проливе между островами Лансароте и Фуэртевентура
4. Двухбунчужный адмирал-паша Хайреддин Барбаросса плывет на остров Монте-Кристо

Приложение
Османские султаны (Дом Османа), XIII-XVI вв.
Воинские звания, чины и должности в турецкой армии и флоте XVI в.
Технические характеристики военных парусно-весельных судов XVI в. (на Средиземноморье и в северо-западной части Индийского океана)

Глава I. Год 1512

1. Восшествие султана Селима на престол

24 нисана 890 года Хиджры, что соответствовало 24 апреля 1512 года христианского летоисчисления, 44-летний губернатор анатолийской провинции Трабзон Селим был опоясан мечом Османа и стал девятым султаном Дома Османов. Предыдущий восьмой османский султан Баязид II, добровольно отрекшийся в возрасте 64 лет от трона в пользу своего среднего сына Селима, был серьезно болен, он в этот же день уехал в свой родной город во Фракии – Дидимотику, где он намеревался пребывать остаток отпущенных ему Аллахом дней. Бывшего султана Баязида II сопровождали преданные стражники, дворцовая челядь, его гарем, размещенные в половине длинного каравана из крытых повозок, просторных возов и прямоугольных арб, вторая часть каравана была загружена многочисленным личным султанским имуществом и сокровищами.

Громадная и мощная империя досталась новоиспеченному султану Селиму. Османско-турецкое государство к этому году включало в себя, кроме исконно-турецких анатолийских и европейских владений, и земли далеко на востоке – Армению, Северный Ирак и Палестину – и далеко на западе, на Балканах и на Дунае: Сербию, Боснию, Македонию, Албанию, Грецию и Болгарию. Кроме того, в вассальной зависимости от Дома Османов находились государи-господари Валахии и Молдавии, ханы Крыма и Казани, а также все мелкие правители Северного Кавказа. Различные народы, проживающие на подвластных туркам территориях, говорили на самых разнообразных языках: османладжы, греческом, арабском, персидском, иудейском, сербско-хорватском, армянском, а также татарском, румынском и молдавском. По разным оценкам, количество прямых подданных турецкого государства колебалось от 25 до 35 миллионов человек.

В середине огромного зала самого большого султанского дворца резиденции Османов Топкапы сидел на мягком персидском ковре, скрестив под собой по-степному ноги, новый правитель турецкого государства Селим. Среднего роста, обыкновенного телосложения, он однако обладал недюжинной физической силой, к примеру, перерубал тяжелой ай-балтой с одного раза начисто толстую шею жертвенного быка. Круглое бледное лицо с округлым же мясистым носом, на котором просматривались розовые прожилки, выглядело бы вполне покойным и мирным, если бы не черные усы, закручивающиеся до самой шеи, и пронзительные светло-голубые глаза, взгляд которых, казалось, проникал в самые сокровенные мысли собеседника.

Огромный белоснежный тюрбан, украшенный спереди рубиновыми камнями, был водружен на голову султана, теплый зеленый парчовый его халат был расшит продольными золотистыми узорами. Справа от сидящего султана на деревянной подставке лежал квадратный деревянный же ящичек с двумя заряженными пистолетами. Девятый султан Селим с раннего детства отличался недоверием к людям и потому предпочитал иметь всегда при себе готовое к бою оружие. Также он не терпел небольших закрытых помещений, предпочитая огромные залы и просторные шатры. В тесных комнатах высока вероятность получить в бок от наемного убийцы удар ножом.

Султан Селим поправил на левом боку длинный сирийский простой кинжал без никаких украшений, из прочной дамасской стали, чтобы не мешал ему опереться левой рукой о левое же колено, отпил холодного кислого айрана и продолжил свои размышления.

Взойти на вожделенный трон Дома Османов ему, среднему сыну восьмого султана Баязида II, способствовал начальник янычарского корпуса Нечай-ага, муж преклонных лет, человек энергичный, смелый и опытный в воинских делах. Этот Нечай был в свои детские годы прислан из заднестровских лесов по разнарядке воинского набора – тагме, он происходил из славянского племени руссов, но уже в свои молодые годы он перестал говорить на своем родном языке, так же как уже не говорили на них и другие славянские мальчики: руссы, русины, украинцы, сербы, хорваты, македонцы, болгары, а также и неславянские: валахи, молдаване, венгры, черкесы, осетины и другие. По установленной третьим османским султаном Мурадом I традиции в янычары набирали десяти-двенадцатилетних мальчиков из христианских, большей частью православных, народов, которые, однако, подвергались обрезанию и становились мусульманами. Боевой и сообразительный мальчик Нечай сделал в янычарском корпусе блестящую карьеру и уже к сорока годам стал начальником всех янычаров. Он был расположен к подростку Селиму, когда учил его рубиться на саблях, стрелять из пистоля, ружья и пушки, метать стрелы из лука; он благоволил к юноше Селиму, когда водил его под своим началом в кавказский поход и обучал его основам управления войск в бою, в атаке и при поспешном ложном отступлении; он прикипел сердцем к молодому человеку Селиму, когда они оба недолгое время находились в венецианском походе под началом султана Баязида II, при этом они оба начальствовали над десятитысячными соединениями в качестве онбинбаши.

Нечай-ага прислал десять дней назад гонцов в Трабзон к беглербегу Селиму, чтобы тот срочно поспешал к нему в Эдирне, где размещался главный штаб янычаров. Взяв с собой 500 своих верных воинов, губернатор Трабзона заторопился к Нечай-аге сначала морем, высадившись в порту Орманлы, далее сушей; дорога заняла всего пять дней. Еще три дня спустя беглербег Селим в сопровождении командира янычаров Нечая-аги входил в Истанбул, встретился с Топкапе со смертельно больным отцом Баязидом II и на другой день был уже опоясан мечом Османа. Старший брат Ахмед не успел прибыть из провинции Денизли, где он также служил беглербегом. Младший брат Коркут тоже не смог вовремя прибыть из центрально-анатолийской провинции Конья, где он тоже являлся беглербегом.

Нечай-ага имеет здесь в Истанбуле около 6 тысяч янычаров, этого мало, и потому начальник янычарского корпуса вызвал сюда из Эдирне всех своих имеющихся там «новых воинов», а их там было еще примерно 6 тысяч человек. Султан Селим также уже отдал через срочных гонцов приказ в свою провинцию Трабзон, чтобы тамошнее верное ему 10-тысячное конное войско скоро прибыло бы сюда, в Истанбул. А скоро – это значит морем. Как бы только преданные братцам военные корабли не потопили их в открытом море. Слава Аллаху, отчаянный турецкий капутан-паша Хайреддин Барбаросса, о котором уже ходят легенды как о самом умелом, самом храбром и самом удачливом капитане и мореплавателе, в настоящий момент находится очень далеко отсюда, у берегов то ли Алжира, то ли Туниса. А то ведь есть опасность, что его может заманить к себе на службу старший братец Ахмед, а это значит, что в этом случае море будет безвозвратно потеряно для султана Селима.

А с обоими братьями – старшим Ахмедом и младшим Коркутом – нужно вскоре кончать, чтобы от них не исходила угроза безопасности империи и самому Селиму, разумеется. Ведь еще дед Селима, благословенной памяти седьмой султан Дома Османов Мехмет II (да упокоит Всевышний его душу!), полвека назад издал указ, гласящий: «Тот из сыновей моих, который взойдет на трон, вправе лишить жизни братьев своих, чтобы были мир и порядок на земле, поскольку беспорядок пагубнее убийства». Правда, еще до издания такого указа сам решительный предок избавился полностью от всех своих родных и единокровных братьев, повелев задушить и утопить их. А кончать нужно не только с братьями, но и с их многочисленным потомством мужского пола, дабы никогда не появились бы у него соперники за право обладания престолом Османской империи.

У самого девятого султана Дома Османов от разных жен есть четыре сына – Сулейман, Абдулла, Махмуд и Мурат – и десять дочерей. Самый способный, разумный и грамотный из них – старший сын от биринджи кадын 17-летний Сулейман, который сейчас обучается в Эдирне в Высшей школе управления различным премудрым наукам. Вероятно, у него в будущем могут возникнуть те же самые проблемы, которые сейчас стоят нерешенные перед султаном Селимом: сегодняшние ярые враги в борьбе за престол – сыновья его отца Баязида II и, следовательно, его родные и единокровные братья.

Нечай-ага, глава янычаров, в настоящее время собирает войска для возможного сражения с той частью аскеров, которая идет за старшим братом Ахмедом, ведь именно под его знамена в провинции Денизли двигаются жаждущие милостей от будущего султана многочисленные беки, беии башибузуки. Но главное подразделение войск – янычарский корпус, руководимый Нечаем-агой, поддерживает его, законного девятого султана Турецкой империи Селима.

«Черный вестник» с кожаной нагайкой на шее, вставший на колени перед султаном, вывел его из задумчивости, он привез траурную весть о кончине в дороге на Дидимотику смертельно больного восьмого султана Дома Османов Баязида II, отца девятого султана Селима.

2. Десантный отряд высаживается на алжирский берег

Беджайя был второй по величине и значимости город-порт Алжира, после одноименного главного города страны, и находился на расстоянии немногим более 100 румийскийх миль на восток от последнего. В Беджайе проживали около 40 тысяч жителей, тамошний испанский гарнизон составляли 1400 отменно вооруженных и экипированных солдат и офицеров. Город имел прямоугольную планировку и был обнесен со всех четырех сторон высокими, до 6-7 метров, белыми каменными стенами, увенчанными многочисленными островерхими башнями с узкими бойницами; из бойниц осажденные могли вести прицельную стрельбу из огнестрельного оружия и луков без опаски получить ответную меткую пулю или стрелу. Да и к тому же было общеизвестно на южных берегах Средиземного моря, что засевшие в укрепленном портовом городе Беджайе испанцы были хорошими стрелками и храбрыми воинами.

Но трое братьев-османов – Урудж, Хайреддин и Ильяс – имели свой секретный план нападения на Беджайю, который представлялся им единственно верным и сулящим успех. В соответствии с общим замыслом, средний брат Хайреддин, по кличке Барбаросса, высадился 26 августа с отрядом в 1200 йолдашев в одном дне верблюжьего пути на запад от Беджайи. Еще западнее, примерно в трех днях верблюжьего пути, располагался главный город страны Алжир.

Барбаросса стоял на песчаном берегу моря и руководил высадкой йолдашев и выгрузкой боевого снаряжения со стоящих в отдалении полутора румийских миль от берега шести большегрузных галер. Два дня назад он разошелся в море с эскадрой своего старшего брата Уруджа, который лег в дрейф на один день, в течение которого средний брат Хайреддин должен был дойти до условленного места высадки. Урудж остался там на дрейфе с двенадцатью галерами, на каждой из которых были посажены всего по пятьдесят йолдашев-башибузуков, умеющие не только хорошо сражаться на суше, но и храбро и умело биться и на море при взятии на абордаж судов неверных. Всего, таким образом, у Уруджа было 600 воинов – морских десантников.

На шести кораблях Хайреддина было очень скученно, ведь на каждое судно были посажены по 200 йолдашев с полной боевой выкладкой. Также 18 пушек были загружены на галеры Барбароссы. Но хвала Аллаху, погода благоприятствует высадке воинов веры на северо-африканский берег. К вечеру последние шлюпки, рыбацкие лодки и наскоро сбитые на берегу плоты перевезли на берег последних башибузуков со стоящих в отдалении на рейде галер.

В такой тесноте – 200 йолдашев на одной галере – плыл десантный отряд мусульман все восемь дней морского пути от острова Керкенна, находящегося в заливе Габеса прямо напротив города Сфакса на побережье Среднего Туниса; именно на этом относительно большом плодородном участке земли посреди моря три брата-османа, сыновья отставного янычара Джакуба, имели свою береговую базу. В последние три месяца они там формировали свой десантно-штурмовой отряд. Сначала три дня пути все восемнадцать галер под командованием сыновей Джакуба под развернутыми парусами шли на север в направлении острова Пантеллерии, оттуда носы кораблей были повернуты на северо-запад, и только еще через день курс судов лег прямо на запад. Попутный ветер способствовал движению и компенсировал потери во времени первых сотен миль пути, когда два дня на море был полнейший штиль.

Последние йолдаши брели по мелководью у берега, обходя большие камни, многие разделись до исподнего, благо летнее солнце светило ярко и тепло. Одежда, скатанная в узелках, была водружена на головы десантных воинов, придерживаемая левой рукой. Правой же рукой они придерживали покоящееся на правом плече оружие: сабли, ятаганы, луки со стрелами, длинные фитильные ружья и недлинные удобные солдатские аркебузы.

Хайреддин Барбаросса подошел близко к воде, чтобы указать подплывающим на плоту четырем матросам-артиллеристам удобное место для причаливания и выгрузки короткоствольной бронзовой пушки – мортиры. Несмотря на недлинный ствол, это было тяжелое орудие, поставленное на железный лафет. Оно было в состоянии при точной и умелой наводке проломить с трех-четырех выстрелов в полуметровой толщине каменно-кирпичной стены отверстие, позволяющем двум-трем десантным бойцам одновременно проникнуть в обороняемую неверными цитадель. Жестом руки Барбаросса подозвал к себе капитана одной из галер и приказал ему вместе со своими людьми подсобить при выгрузке мортиры.

36-летний турок Хайреддин Барбаросса был сыном отставного янычара Джакуба, который на заслуженном отдыхе занялся горшечным делом (чему он обучился в свои юные годы в янычарском корпусе, ведь «новых воинов» не только муштровали в основах боевого мастерства и военного искусства, но также и научали в приемных семьях какому-либо ремеслу, необходимому и пригодному в дальнейшей жизни, в отставке по возрасту или же после получения серьезного ранения) и даже преуспел в нем, открыв небольшую гончарную мастерскую и прикупив для этой цели на свои сбережения трех молодых и сильных рабов. Некогда молодой турецкий воин Джакуб, несший гарнизонную службу в городе Митилини на острове Лесбос в составе небольшого янычарского отряда в 30 человек, очень приглянулся юной гречанке Ксантипе, которая согласилась стать женой бравого «нового воина». Несмотря на то, что в замужестве она получила новое мусульманское имя Сания, она все же осталась последовательницей своей христианско-православной веры. Как и все коренные жительницы острова Лесбос, она обладала твердым характером и большой самостоятельностью в своих действиях и потому ей удалось, несмотря на возражение своего мусульманского благоверного, воспитать своих трех дочерей православными христианками. Трое же сыновей, также как и их отец, выросли в духе исламской религии. Да и никак нельзя было иначе, ведь только мусульманам предоставлялись преимущества при занятии вакантных государственных должностей в Османской империи. А на основное предназначение женщин – рожать детей для своего мужа и продолжать его род – та или иная вера не оказывала определяющего влияния. Вон сколько христианок (православных и католичек) родили детей для мусульманских османов и увеличили народонаселение и, соответственно, мощь Великой Османской Богохранимой империи.

Хайреддин Рыжебородый был роста выше среднего, широк в плечах и тонок в талии. Постоянная походная и морская жизнь никак не способствовала появлению живота, хотя в его возрасте уже было положено иметь спереди небольшую округлость, напоминающую животик молодой женщины на пятом месяце беременности, и такая округлость спереди у мужчины в возрасте средних лет намного увеличивала степень уважения к нему окружающих – ведь из этого сразу явствовало, что такой человек не унижается до какого-либо физического труда. Бицепсы вздувались на его руках, напоминая твердый морской канат. Крючковатый нос в сочетании с длинными усами указывал на жесткость и твердость характера, на это же качество указывала также и желто-красная недлинная густая борода – всем османам было ведомо, что такие рыжебородые мужчины имеют в своих далеких отцах бесстрашных сабиров из великого народа гуннов, около 1000 лет тому назад потрясших все вечерние страны на запад от Балкан.

Одет он был в короткий кафтан «морского» покроя со множеством накладных карманов, из которого у ворота проглядывала белая нательная рубашка, был опоясан боевым кожаным кушаком, на котором висел в ножнах короткий кинжал и за который был заткнут длинный пистоль с огромным курком и стволом-раструбом (большая ценность в то беспокойное время). На короткие кожаные полусапожки ниспадали просторные холщовые шальвары. Филокапутан-паша – флотский командир боевой эскадры в шесть галер и начальник над 1200 десантными воинами-башибузуками Хайреддин Барбаросса уже ушел от берега и взбирался на ближайший холм, сопровождаемый тремя своими опытными в военных делах помощниками – иудеем Зеноном, арабом Салихом и турком Сидик-Али. Все четверо имели на головах небольшие белые чалмы. Только у Барбароссы головной убор был украшен спереди отблескивающим на солнце большим зеленым изумрудом.

С юга на дороге поднималась пыль. Уже издали было заметно, что там трусили в клубах пыли верхоконные, а далее позади них шествовали верблюды. Через недолгое время пыль приблизилась к берегу и, наконец, улеглась. Прибывшие из глубины материка кочевые светлокожие арабы и смуглые берберы под началом своих владетельных начальников – мусульманских шейхов и светских шерифов – привели с собой налегке свыше двух сотен верблюдов для транспортировки воинского груза, оружия и боезапасов ядер и пороха к городу Беджайе. Новоявленные две тысячи воинственных степных кочевников-бедуинов жаждали сразиться с неверными, гяурами и кафирами, дабы навсегда прогнать их прочь из мусульманских земель.

Но прежде чем двинуться в путь, старший морской начальник – капутан-паша Барбаросса распорядился сделать четырехчасовой привал, накормить людей и дать им немного отдохнуть перед тяжелым ночным переходом по пескам.

Турки-османы с усами и большей частью с бритыми подбородками, много арабов и несколько иудеев без усов и без бород, некоренные турки – пришлые жители вечерних стран: итальянцы, испанцы, германцы-алеманы, французы-франки, датчане и англичане (имевшие дома проблемы с соблюдением законности и порядка и потому бежавшие под покровительство османов на острова Керкенны) – с длинными бородами и короткими усами – все они, одетые в простые морские кафтаны, шальвары, сапоги и имеющие на головах чалмы и тюрбаны, отменно вооруженные, занимались на кратковременном биваке самыми необходимыми делами. Варили еду в медных котелках, тут же кушали на земле рядом у костра, точили свое холодное оружие, пробовали тетивы луков на упругость, натягивая их широко, заряжали свое огнестрельное оружие: длинные ружья, короткие аркебузы и редкие дорогостоящие мушкеты и пистоли, насыпая порох через ствол и утрамбовывая его специальным шомполом. По одному, по два уходили недалеко в пустыню, чтобы справить там малую и большую естественную нужду, после чего шли к берегу и окунали руки в воду, дабы обмыть свои персты. Ведь одна из заповедей шариата гласила, что все мусульмане должны неуклонно блюсти телесную чистоту и гигиену.

3. Самум как немилость Аллаха

Все верблюды были нагружены воинским снаряжением, оружием, небольшим запасом продовольствия, бурдюками с водой. Погонщики сели на своих неказистых мулов и повели в поводу каждый группу из десяти-пятнадцати двугорбых животных. Нестройной колонной двинулись в путь десантные воины, каждый из которых имел при себе либо остро отточенный ятаган в ножнах, либо лук со стрелами, либо заряженную аркебузу на случай отражения внезапного нападения противника.

Длинный караван ходко продвигается вперед, впереди верхоконные арабы и берберы с саблями, копьями, луками в налучье и колчанами со стрелами, закутанные по самые глаза в темные широкие плащи. За ними вперемежку верблюжьи группы и отряды пеших йолдашев, огромную процессию замыкают одноосные арбы на высоки колесах, запряженные парой мулов каждая; две повозки везут одну пушку: одна – тяжелый бронзовый ствол, другая – массивный лафет. На широкой песчано-грунтовой дороге тесно, по ней двигаются около 2000 вооруженных конных бедуинов, 300 груженых верблюдов, 1200 пеших йолдашев. Двухколесные высокие возы везут 18 пушек-бомбард и их лафеты на высоких же железных подставках.

Солнце, только недавно палившее нестерпимым зноем, ушло за горизонт. На темно-фиолетовом небе высыпали тысячи ярко мерцающих звезд. Южнее древней торговой трассы раскинулась бескрайняя песчаная пустыня, куда ни кинь взгляд. Севернее же заполненного людьми, животными и повозками пути где-то не очень далеко виднеется темно-синяя отблескивающая вода Срединного моря. Несмотря на неожиданно наступившую ночную темноту, воздух остается горячим для тела и тяжелым для дыхания.

Хайреддин Барбаросса поправляет свою чалму, закидывает ее конец на левое плечо. Он стоит сбоку от дороги и взирает на движущуюся колонну. В отдалении впереди фыркают кони, позвякивает металлическая поклажа на верблюжьих спинах промеж горбов, переговариваются вполголоса идущие на марше воины, едва поскрипывают в конце колонны, где-то за холмом, тележные колеса.

Йолдаши идут на марше. До сих пор они плыли, то есть лежали пластом, многие с непривычки, в трюмах и на палубах галер, во время многодневного перехода по морю сюда, в эту едва заметную бухточку под названием Гадемас. «Откуда только ведомо, что это богом забытое прибрежное место носит название Гадемас?» – думает про себя Барбаросса. Он сам приказал высаживаться здесь, так как именно здесь были зажжены сигнальные костры с темными дымами, подымающимися высоко к небу. Башибузуки должны сегодня за ночь покрыть расстояние одного верблюжьего перехода. Не доходя до Беджайи на расстояние видимости (а точнее, чтобы быть невидимыми с городских стен), дабы одним броском достичь городских укреплений, десантные воины должны залечь в песок и под низкими сводами походных шатров немного передохнуть до пополудни. А в этот день ранним утром двенадцать галер подойдут близко к берегу, насколько позволит прибрежное дно, и 600 других десантных воинов начнут открытую высадку на берег, используя небольшие спасательные лодки и шлюпки, имеющиеся на судах. Откровенная бравада вначале должна насторожить защитников города-порта, количество которых колеблется от 1400 (это только испанцы) до 1700 человек (к ним могут присоединиться до 300 жителей города – получившие от испанской короны различные льготы и привилегии торговцы, ремесленники и чиновники). Ну а затем, воочию узрев не очень крупное число нападающих бойцов, испанские солдаты и их сторонники сами непременно атакуют высаживающихся с корабля йолдашев, намереваясь сбросить их в воду. Старший брат Урудж ответит выстрелами из корабельных пушек-бомбард; испанские артиллеристы-бомбардиры пошлют ответные ядра. А в это время лихой младший брат Ильяс с высадившимися воинами веры схватится врукопашную с портовыми защитниками на морском берегу. Он будет биться в их окружении на саблях, ятаганах и мечах как можно дольше. Ружейно-мушкетного огня там уже не будет, в близком бою есть опасность при стрельбе поранить своих товарищей, да и заряжать огнестрельное оружие уже будет некогда. Рукопашная схватка между портовыми стенами и морским побережьем позволит атакующим башибузукам выманить наружу как можно большее количество испанских солдат и их приверженцев из числа горожан. И в самый нужный момент, когда наибольшее количество испанцев выйдет из-за городских стен, старший брат Урудж даст условный сигнал шестью выстрелами: три выстрела подряд – короткий промежуток времени – два выстрела и через долгий промежуток шестой выстрел. Для этого будут задействованы шесть пушек с верхней палубы флагманской галеры под командованием самого Уруджа.

И после этого условного бомбардного сигнала все 3200 йолдашев, арабов и берберов совершат марш-бросок и начнут штурмовать городские каменные стены, приставив к ним лестницы, которых заготовлено около тридцати. Часть воинов веры будет держать городские стены под огнем мушкетов и аркебуз, метать в обороняющихся стрелы, чтобы подсобить своим товарищам беспрепятственно взобраться на высокие каменно-кирпичные укрепления. Ну а если на стенах окажется первый десяток десантных воинов, то для остальных путь будет уже более или менее свободным.

По всем подсчетам, условные пушечные выстрелы-сигналы прозвучат не ранее чем пополудни. Хайреддин Барбаросса подозвал к себе начальника отряда кочевых арабов и берберов, молодого стройного человека с мужественным лицом по имени Бири Раис и спросил его, указывая рукой на запад, где небо стремительно покрывалось темной тучей:

– Это самум?

– Неясно, пока это простые грозовые тучи, но надо послушать, – рослый молодой араб, с головы до ног завернутый в черную плащ-накидку, прошел немного прочь от дороги, нашел ровное место и лег на землю, приложив правое ухо на чистое, без песка, место. Барбаросса также прилег рядом с Бири Раисом, левым ухом уткнувшись в ровный грунт. Взгляд его узрел невдалеке, в четырех-пяти шагах, двух сцепившихся и обвивших друг друга змей. Это были кобры-ара, на что указывали их раздувшиеся капюшоны. Их раздвоенные языки вибрировали в лунном свете. Завороженно смотрел он на переплетенную змеиную пару, которая вдруг быстро расцепилась и уползла прочь. Предводитель арабских воинов Раис заметил взгляд Хайреддина и шепотом пояснил, указывая глазами в сторону уползающих тварей:

– Это они исполняли танец будущего самума. Будет большой ураган. Слышишь, уже поют пески.

Дивные завораживающие звуки достигали уха Хайреддина, пробиваясь откуда-то очень глубоко из-под земли, как будто там собрались самые нежные девы-гурии из райских садов Аллаха и наигрывали чарующие мелодии на арфах, флейтах и каких-то других неведомых музыкальных инструментах. Барбаросса вздрогнул, это пели песчаные дюны где-то очень далеко, перемещая свои зыбкие пески под воздействием сильнейшего ветра. Страшный песчаный ураган пустыни – самум приближался с неимоверной скоростью. Едва только Хайреддин и молодой арабский предводитель стали распрямляться во весь рост, музыка песков послышалась громче: вначале появились неясные притягательные ровные звуки, потом в них вплелись металлические оттенки и тоны, наконец, ночной горячий воздух стал завывать на всевозможные голоса.

Погонщики сгоняли верблюдов, но они, веками приученные к такой песчаной непогоде, самостоятельно быстро сбивались в небольшие группы и ложились один подле другого, пряча головы под горбы своих соседей. Было несколько сложнее с конями – укладывать их наземь, но они, в конце концов, становились на передние колени и ложились на живот. Воины укутывали лошадиные морды быстро снятой широкой попоной, чтобы закрыть глаза коней и таким образом успокоить их во время песчаной бури. И сами всадники, и пешие люди устраивались удобно возле верблюжьих и конских туловищ, закутав головы и все тело своими просторными накидками и плащами.

В накалившемся воздухе чувствовалось приближение чего-то кошмарного. Страх пробирал сердца смелых йолдашев – ведь здесь им противостоял самум, ниспосланный на землю самим Всевышним, чтобы проверить крепость духа своих сынов. Огромная дюна с южной стороны дороги ожила на своей вершине, заструились вверх песчаные водовороты, закурились и соседние дюны поменьше. Все вокруг погрузилось в непроницаемую черноту, исчезла ночная прозрачность воздуха, темное небо, как черный котел, накрыло землю, сильнейшая шумная пыль затянула едва различимые звезды и узкую полоску чуть проглядывавшей луны. Все вокруг погрузилось в грохот, песчаные буруны накрыли людей, лошадей и верблюдов.

Люди, накрывшиеся с головой плащами, накидками и куртками, заткнули уши обрывками платков и тряпок, крепко стиснули рты и сжали глаза. Барбаросса лежал под арбой с перевозимой бронзовой пушкой, уткнувшись головой в деревянное колесо, за которым от тяжелого дыхания равномерно вздувался бок лежащего мула. В отличие от мула дыхание Хайреддина ускорилось до предела из-за тяжести и духоты окружающего воздуха, голова болела мучительно, рот, глотка и нос высохли до того, что больно и почти невозможно было дышать; рот, уши, нос, глаза, волосы – все было забито песком и песчаной пылью. Казалось, что смерть от удушья уже близка. Но больше всего немилосердно болело сердце – не из-за физических страданий, а из-за мучений душевных, что срывается важная операция по разгрому нечестивцев-христиан, которые подло и вероломно вторглись в исконно мусульманские владения и коварно властвуют здесь. Было ужасно больно на душе и в мыслях, что самум задержал их, воинов мусульманской веры, на пути к успеху и что такое промедление может не только привести к неуспеху, но и к гибели намеренно бравирующих йолдашев под командованием его братьев Уруджа и Ильяса, не дождавшихся своевременной помощи со стороны Барбароссы и продолжения задуманного наступления.

«О великий, всемилостивый и всеблагий бог Аллах! – думал Хайреддин, пытаясь дышать через карманный платок. – Сделай так, чтобы самум продолжался недолго, а не то мы не успеем оказать подмогу своим собратьям и разгромить неверных-испанцев!».

Но зачастую Всевышний остается глухим к страстным мольбам своих последователей и не оказывает им милостей. Так и на этот раз – самум продолжался до самого утра, и воины веры под командованием Барбароссы никак не смогли прибыть в назначенное время на исходные позиции недалеко от Беджайи. Более того, немилость небесных сил простерлась до того, что песчаная буря, бушевавшая около бухты Гадемас, никоим образом не затронула Беджайи, пройдя ее стороной, намного южнее. И сигнал из шести пушечных выстрелов был напрасным, никто не ринулся на штурм южных городских стен, йолдаши Хайреддина были еще в полудне верблюжьего пути на запад от атакуемого города-порта. Нападение было отбито с большими потерями для мусульман – погибли около ста йолдашев, столько же получили ранения. И среди последних был старший брат Хайреддина 39-летний Урудж, которому ядром испанской бомбарды, установленной на башне форта, оторвало левую руку.

4. Военный совет йолдашев в медине Керкенны

Главная прибрежная база братьев-турков Уруджа, Хайреддина и Ильяса находилась на самом крупном из трех островов Керкенны, недалеко от восточного тунисского берега. Если считать в румийских милях, то там от островов и до материка было не более 30 миль – это вычисление было достоверное, поскольку старый морской волк Хайреддин знал, что свыше этого расстояния уже полностью теряется способность человеческого глаза видеть в хорошую погоду на море, а в ясное солнечное утро, когда всепроникающий свет дневного небесного светила своими животворными и чистыми лучами четко высвечивал громадные расстояния, можно было отчетливо узреть прибрежные африканские скалы, холмы и темные сгустки буйной растительности, на фоне которых в едва зачинающемся мареве проглядывались контуры тунисского портового города Сфакса.

Небольшой двухэтажный дом Барбароссы находился на западной окраине медины – центральной части – одноименного города Керкенны на плоском холме, с которого однако отлично просматривалось море и пролив Габеса, лежавший между островом и материком. Возвышенность спускалась уступами вниз к каменному ограждению внутригородской цитадели медины плоскими крышами домов и хозяйственных пристроек. В это раннее летнее утро Хайреддин повелел постелить во дворике мягкий ковер и бросить несколько подушек. Он намеревался, не выходя с территории своего двора, провести совещание со своими ближайшими помощниками, которых еще вчера днем оповестили об этом его посланцы.

А пока до начала собрания Барбаросса всматривался вдаль на запад, где в прозрачном утреннем воздухе виднелись силуэты противолежащего берега и города Сфакса. Немного погодя такая видимость исчезнет и останутся вдалеке только темно-синяя водная гладь и неясный горизонт. Хорошо слышно волны, хлюпающие о берег острова, в это время идет прилив, хотя сама прибрежная кромка не видна из-за цитадельных укреплений.

Дом и двор самого Хайреддина также выглядит как небольшая крепость, защищенная крепкими кирпичными ограждениями. Массивные двери как двора, так и дома (при этом обе они выходят на узенькую улочку) окованы металлом, словно старинные сундуки, и замкнуты на внутренние засовы. Если кто-либо желает снаружи попасть внутрь, то он должен прикрепленным деревянным молотком постучать о дверную железную пластину.

В медине островного городка идет своя неспешная жизнь. Тесные улочки выложены булыжниками, которые за несколько веков проживания здесь людей отполировались до блеска подошвами горожан и стали поверху ровными. Жизнь в керкеннской медине задается многочисленными лавочками, расположенными в цокольной части домов. Благообразный торговец-араб в черной джеллабе склонился в поклоне перед важной госпожой, приглашая лицезреть выставленные на улице на продажу на высоких шестах образцы ковров. Продавец от усердия расшаркивается поочередно обеими ногами в остроносых кожаных бабушах, и от усердия же один бабуш соскользнул с босой ноги. Но показать босую ногу не считается чем-то зазорным у мусульманских народов, в отличие от неверных, поскольку истинный последователь Аллаха входит в дом и мечеть, оставлял обувь у порога. Арабская торбуша с кисточкой также вот-вот упадет с головы владельца, до того он низко склонился в угодливом поклоне перед знатной госпожой, задрапированной в небесно-голубого цвета джеллабу с капюшоном, закрывающую пол-лица снизу до кончика носа. Родовитость и принадлежность к богатой семье подчеркивается у посетительницы сопровождающим ее чернокожим подростком с женственным округлым лицом, неестественно выступающим вперед небольшим животиком, широкой талией и узкими плечами. Сразу видно по таким физическим формам, что мальчик-негр был оскоплен не менее двух лет тому назад, именно после прохождения такого срока фигура мальчика меняется и становится бесформенной.

Далее на каменистой улочке виднеются две-три открытые двери и окна лавок, торгующих тканями, ювелирными изделиями и диковинным оружием. Но больше нигде, кроме как у торговца коврами, покупателей нет – улица и, соответственно, торговые заведения считаются дорогими и посещаются только богатыми покупателями, которые жаждут иметь настоящие персидские ковры, китайские шелковые ткани, иудейские ювелирные изделия, сирийское холодное и венецианское огнестрельное оружие. И все в городе знают, что эти лавки с очень дорогим товаром принадлежат известному на Средиземном море филокапутан-паше Хайреддину Барбароссе.

Приглашенные на воинский совет сотоварищи-йолдаши из мусульманского берегового братства проходят вверх по тесной улочке чуть выше и мимо торговца коврами и приценивающейся к ярко-желтому настенному ковру степенной покупательницы и извещают своего руководителя и патрона Хайреддина о своем прибытии ударом деревянного молотка о железно-деревянную дверь, которая глуховато громыхает и открывается – привратник уже давно слышал переговаривающиеся на улице мужские голоса.

Пять человек расселись под навесом во дворике на пушистом зеленовато-желтом ковре, напоминающем осеннее травяное покрытие луга, уже теряющее свою силу. Это были 33-летний младший брат Хайреддина Ильяс, 30-летний турок Сидик-Али, 25-летний иудей Зенон и 20-летний араб Салих. Также на это совещание явился и 25-летний араб Бири Раис, предводитель берберов в пустыне вокруг Беджайи.

Явившиеся чувствовали себя в жилище своего начальника Барбароссы вполне раскованно и естественно, что подчеркивалось уважительным приветствием их как давно знакомых со стороны открывшего дверь привратника и нескольких слуг, которые раскинули в центре ковра парчовую скатерть и стали уставлять ее сладостями, свежими фруктами и фарфоровыми чашками для чаепития. Собравшиеся на такой военный совет в медине Керкенны в доме у Барбароссы твердо знали, что только самые важные и секретные вопросы обсуждаются здесь, за крепкими кирпичными заборами двухэтажного строения.

Старшая жена – биринджи кадын – Барбароссы, молодка в длинной розовой джеллабе, по имени Айша, отослала всех слуг на мужскую половину дома – селямлик, и осталась сама у скатерти на ковре разливать чай. Это также был верный сигнал того, что обсуждаемый вопрос будет очень значимый и не подлежащий оглашению, а ведь общеизвестно, что самые большие распространители слухов и сплетен – домашние слуги, которые вертятся около своих хозяев, подслушивают в четырех стенах их секретные разговоры и передают их далее в лавке или у колодца своим сотоварищам по ремеслу.

Миловидная кадын с насурьмленными бровями, подведенными глазами и ресницами и нарумяненными щеками имела на голове домашний платок, оставляющий открытым лишь овал округлого притягательно-приятного лица с лучезарной улыбкой. Гости – участники совещания выпили по чашке крепкого бархатного черного чая, вкусили немного сладкой халвы и засахаренных «райских» яблок и отставили в сторону, словно по сигналу, все как один, пустые чашки и приготовились слушать пока еще молча восседавшего во главе скатерти хозяина – знаменитого воина, морехода и капитана, 36-летнего своего начальника Хайреддина, сына Джакуба. Но прежде чем начать свою речь, прославленный филокапутан-паша обратил свой взгляд вбок на запад и показал там кому-то неведомому, но весьма неуважаемому им, чрезвычайно малопристойный знак, полный пренебрежения и презрения – большой палец правой руки, поднятый вверх при крепко сжатом кулаке. И только после этого он начал медленно, четко и внятно высказываться:

– Они, эти неверные гяуры-испанцы, думают, что одолели нас. Напротив, они вселили в нас неуемную жажду отмщения. Просто-напросто всевеликий Аллах дал нам понять, что наше время еще не настало. А пока мы должны самым обстоятельным и серьезным образом готовиться к будущей схватке. Эти подлые испанцы, ведомые своим не менее подлым и коварным главным христианским муллой – кардиналом Хименесом, уже беспрепятственно прошли с запада на восток по всему северу африканского континента – земли Марокко, территории Алжира, владения султаната Тунис, уже вторглись в границы Египта. Почему я называю их подлыми и коварными, так на это есть причины. Они расстреливают из пушек-бомбард и пушек-мортир не только воинов-мусульман, противостоящих им с саблями и луками со стрелами в руках, но и простых мирных жителей, как это произошло в местечке Уэд-Суммам в Западном Алжире. И представить себе невозможно, что на сторону захватчиков-христиан переметнулись некоторые исламские шейхи, как, например, в Восточном Алжире в местечке Шелиф некий Салем ат-Туми. И как явствует из трусливого и даже недружественного к нам поведения мамлюкского повелителя Египта Кансуха аль-Гура, мусульманам от них помощи ждать никак нельзя. Невольники они и есть презренные невольники, рабы телом и душой. Сейчас наступают тяжелые времена. Надо достойно противоборствовать жестоким испанцам. И никогда не забывайте, что мы не сброд пиратов, корсаров и морских разбойников, а йолдаши, борцы за нашу правую веру, последователи и потомки нашего святого пророка Мухаммеда; Ла илла Алла, Мухаммед расул Алла, и находимся под мудрым правлением нашего нового султана Селима. Ведь наши острова Керкенны есть прежде всего обыкновенная каза, а я, Хайреддин по прозвищу Барбаросса, имею чин гражданского и военного каймакама. Я принял решение направить в Истанбул с поручением вас двоих, – и каймакам Барбаросса обратился к своему младшему брату Ильясу и главе арабско-берберских повстанцев Бири Раису. – По дороге завезете брата Уруджа домой на остров Лесбос, пусть поправляется после ранения под присмотром наших немолодых родителей, ведь он потерял много крови.

Заседание продолжалось еще долго. Потом все его участники говорили поочередно, обсуждая вопросы ремонта поврежденных судов и строительства новых, набора добровольцев в корабельные команды и многие другие.

Глава II. Год 1513

1. Султан Селим принимает посыльных

Тихо в зимнем лесу. Мягкий снежок покрыл мохнатые ветви хвойных деревьев – елей, сосен и туй, а также низкие кусты пушистого можжевельника. На высоких арабских скакунах продираются сквозь валежник, буераки и буреломы тепло одетые всадники. Это загонщики, из оружия они имеют лишь короткие кинжалы да длинные сабли. В руках они держат колотушки, которыми стучат о железные щиты. Они идут уже второй день, ночь провели на нешироких лужайках возле ярко горящих костров, около которых на очищенный от снега и наледи земле разостлали разлапистые хвойные ветки. Загонщиками являются рядовые воины-янычары и их кичик-чорбаджи. Все они в теплых темных кафтанах, яловых сапогах, утепленных шароварах – шальварах, на головах – теплые зимние бараньи папахи. Количество загонщиков около двух тысяч, они растянулись полукругом на большой территории в десятки румийских миль. Сегодня в послеобеденное время кольцо загона сомкнется и на небольшом участке будет согнано огромное количество хищных животных – тигров, волков и шакалов, а также и крупных травоядных – зубров, туров и оленей. В круг въедет сам великий султан Дома Османов Селим со всегда недовольным и угрюмым взглядом, при виде которого трепещут подданные, и, сойдя с коня, прицелится из длинного мушкета, установленного на деревянной подставке, произведет первый выстрел и завалит самого большого зубра.

Султан Селим, которого его придворные, окружение и челядь промеж собой нарекли почетным именем-прозвищем Явуз (Грозный, Угрюмый), медленно продвигается по заснеженной полянке на рослом персидском жеребце вороной масти, сопровождаемый улуг-чорбаджи янычарского корпуса, моложавое лицо которого изборождено рубцами от вражеских мечей. Поодаль на тонконогих арабских лошадях трусят рядовые янычары – «новые воины», все как один статные, светловолосые и голубоглазые. Султан бросил недовольный взор на породистых благородных животных, более привычных к теплу и зною южных каменисто-песчаных пустынь, нежели к холоду и снегу лиственно-хвойных лесов северных придунайских провинций: «Надо бы сказать Нечаю-аге, чтобы на такую облавную охоту он задействовал бы в будущем наших густошерстных и более выносливых османских коней. Пусть наши лошади тихоходные и не могут в быстроте передвижения состязаться с быстроногими арабскими жеребцами и кобылами, но ведь на лесной охоте нам нет необходимости скакать куда-то во весь опор».

А чорбаджи-ага Нечай в настоящее время отсутствует, он находится с 40-тысячным войском из янычаров, сипахов и тимарджи в Галлиополи напротив пролива Дарданеллы. Он укрылся там скрытно в засаде и ожидает высадки боевых отрядов братьев Ахмеда и Коркута, чтобы неожиданно атаковать их, разгромить и опрокинуть в море. Главная задача, которая стоит перед ним – убить двоих бунтовщиков: старшего брата Ахмеда и младшего Коркута. А если их сторонники убедятся в гибели своих царственных главарей, то они, без всякого сомнения, прекратят сопротивление и присягнут на верность ему, султану Селиму. Ведь их, наивных и неосведомленных, подбили на выступление против законного своего государя – султана Селима. Мятежники полагают, что они сражаются за правое дело – за святое право первородства, которое принадлежит старшему брату Ахмеду, но они забыли или не знают, что право первенства определяется отцом соискателя престола. А отец-султан Баязид II своей письменной грамотой, начертанной его собственной рукой, передал это право первенста и первородства, а вместе с ним и вакантный трон Дома Османов ему, беглебегу Трабзона и законному потомку Османов Селиму.

А пока султан Османской империи вынужден играть унизительную роль предводителя отвлекающего, ложного войска. Во всеуслышание его султанскими устами было объявлено, что сбор всех войск назначен севернее Эдирне; также сюда в самом деле вызвано 10-тысячное преданное воинство из Трабзона. Таким образом, до ушей братцев-бунтовщиков уже донесли, что османид Селим необдуманно собирает свои воинские отряды далеко от Истанбула и что столица турецкого государства осталась почти без прикрытия. Также распространились слухи, что Истанбул шехир-эмини Торгут поддерживает старшего брата Ахмеда. А в это время храбрый, хитрый и изворотливый чорбаджи-ага Нечай тайно готовится ударить вбок высаживающимся на берег и не успевающим изготовиться к обороне и сражению мятежным аскерам братьев-бунтовщиков. «Нечай-ага прав, – думает султан, стряхивая осыпавшуюся с сосновых веток снежную пыль с края высокой и широкой белой чалмы, на которой спереди ярко блистает розово-красным цветом огромный драгоценный рубиновый камень. – Не пристало мне самому, как законному наследнику и правящему султану, обагрять кровью родных братьев святой мой меч, для таких целей имеются янычары».

Не было никакого желания охотиться у султана Селима, он согласился выехать за пределы боевого палаточного лагеря только с одной целью – провести и убить время. Сегодня, завтра или послезавтра – это последние дни, когда должны явиться скорые гонцы от аги Нечая, разумеется, с хорошей вестью об уходе братьев-османов Ахмеда и Коркута в мир иной и о разгроме их наскоро собранного воинства. Султан запретил подавать сигналы-символы посредством дневных дымов и ночных костров. Негоже, чтобы все подданные были оповещены о гибели старшего и младшего сыновей Баязида II и о том что он, султан Селим, ожидает такого известия с огромным нетерпением.

Не говоря ни слова и никак никому не объясняя свой поступок, султан Селим резко повернул коня назад и погнал своего вороного по густому лесу, резво петляя промеж толстых и корявых стволов по местами утоптанному снегу. Улуг-чорбаджи и телохранители-янычары скакали в отдалении позади в форме полукружья – месяца, сбивая своими высокими круглыми медвежьими шапками с прикрепленными поверху янычарскими белыми «платками Бекташа» снежные хлопья с нависающих на дороге голых лиственных сучьев и зеленых хвойных ветвей. Только где-то невдалеке от скачущих по необычной, заросшей густыми деревьями, местности всадников громко постукивали дятлы, да так громкозвучно, что их дробный перестук никак не заглушал шум, топот и храп мчащихся коней. Один дятел устроился на невысокой ольхе прямо по пути следования султана, задвинул сосновую шишку в расщелину между двумя сросшимися у своего основания суками и молотит ее сильно своим длинным клювом, добывая себе зимний корм. Шишка уже полностью выпотрошена, растрепана и теряет всякий интерес для большого пестрого дятла, в окрасе которого перемешались черные, белые, красные и серые расцветки. Трудолюбивая птица роняет остатки своего пиршества вниз и шишка падает точно впереди скачущего всадника-султана, прямо на серебряную переднюю луку его седла. Селим подхватывает распотрошенную шишку и на ходу вглядывается в нее. К его большой радости, она пустая и не содержит ни одного зернышка-орешка. Это хорошее предзнаменование – считается, что все плохие дела и вести уйдут прочь.

Султан Селим соскочил с коня, не дожидаясь пока дежурный бек подаст руку и поддержит ногу при сошествии на землю, прошел в просторный кошмовый шатер и стал скидывать с себя промерзшую верхнюю одежду – япанчу. Немного задержавшийся снаружи улуг-чорбаджи, рубцы на лице которого на холоде стали почему-то темно-синего цвета, преклонил правое колено перед турецким властелином и доложил:

– Мой султан, прибыли гонцы от чорбаджи-аги Нечая из Галлиополи и посланцы от небезызвестного вам бея Хайреддина по прозвищу Барбаросса. Когда и кого ваше величество изволит принять первым, а кого вторым?

Казалось искра радости озарила на мгновение хмурые и усталые глаза османского властителя Селима, но через секунду он снова выглядел как обычно, угрюмым и злым. Он отвечал медленно, как бы проговаривая на официальном османском языке каждое слово и каждый слог:

– Мы изволим принять сей же час первым посыльного от Нечая-аги, а уж затем от Хайреддина Барбароссы.

В большое походное султанское жилище, согреваемое в центре небольшим неярким костерком, согнувшись в поясе, вошел крупнотелый кичик-дей, в бараньем нагольном тулупе с непокрытой головой, свою белую лохматую папаху со свисающим сзади куском белой материи – «платком Бекташа» – он держал подмышкой. Упав на пол, покрытый коврами, он накинул себе на шею кожаную нагайку-камчу и возопил что было мочи:

– О мой султан, не уберегли мы, твои ничтожные слуги – малаи и кулы – твоих любимых братьев, старшего Ахмеда и младшего Коркута, упали они по неосторожности в воду при схождении с корабля на берег, нахлебались воды немеренно и погибли нечаянно. По нашему древнему закону волен ты, о всемогущий султан, лишить меня головы, как принесшего черную весть. Также волен ты, о всевластный наш правитель, во гневе сослать меня на самые опасные окраины пашалыкства так далеко, куда только доходило последнее копыто нашего передового воинского отряда.

Снова мимолетный проблеск торжества промелькнул на сумрачном лице султана Селима и опять-таки моментально погас. Но голос османского правителя звучал дрожаще, а голоса дрожат у людей от большого избытка чувств – ликования, страха или ужаса. Но здесь не было ничего страшного или ужасного, была только одна печальная весть.

– Я еще решу, как мне быть с тобой как с носителем плохой вести. Дозволяю идти, пока.

Следующими гонцами, заявившимися перед святые очи девятого султана Дома Османов, оказались двое – младший брат Хайреддина 34-летний турок Ильяс и предводитель алжирских арабов и берберов 26-летний араб Бири Раис. Они с глубочайшим уважением склонили головы и встали на одно левое колено перед повелителем огромной Турецкой империи. Свои зимние головные уборы из кошмы они держали в руках. Ильяс, сын Джакуба, стал отрывисто докладывать:

– Мы, ваши подданные с севера Африки, заверяем вас в нашей преданности и готовности сражаться с неверными под вашими славными знаменами. Нам только требуется некоторая помощь людьми и оружием. Также нам желательна ваша духовная поддержка.

– Мы в курсе всех ваших благородных деяний, – ответствовал султан, взирая на коленопреклоненных посетителей перед собой своим тяжелым взглядом. – Помощь мы вам окажем. Пошлем 4 000 янычаров. Я назначу им в начальники одно кичик-дея, который жаждет послужить на окраине нашего пашалыкства. Можете идти.

2. Встреча янычаров на зимней дороге

Зимняя балканская погода непредсказуема. Еще вчера было морозно, ясно и солнечно, блестело тонкое снежное покрывало на земле, на воде и на растительности и при разговоре изо рта клубился пар, а с полуночи налетела внезапная оттепель и к утру побежали с журчанием первые ручейки по нешироким переходам между высоких шатров, округлых юрт и прямоугольных палаток походного султанского лагеря в местечке Панагюриште в одном дне верхоконного пути на северо-запад от города Пловдива. Ильяс, младший сын отставного янычара Джакуба с острова Лесбос, опечалился – размоет дороги и мосты, в пути возникнут затруднения, которые скажутся на скорости передвижения. А предстоящий долгий маршрут движения пролегал в южном направлении почти через всю западную часть Османской империи от Панагюриште в Болгарии через Фракию, Македонию и Грецию до портового города Афины, во времени же путь был рассчитан на полмесяца. В дороге следовало сделать четыре остановки в городах Кырджали, Салониках, Ларисе и Афинах – для набора добровольцев из янычаров в морской десантный отряд на помощь мусульманским повстанцам в Алжире.

В путь оправились втроем: Ильяс, шебекки-баши средиземноморской северо-африканской эскадры турецкого флота, Бири Раис, также шебекки-баши, Кудеяр, артиллерийский кичик-дей янычарского корпуса – в сопровождении десятка верхоконных янычаров.

Вообще-то «новые воины» не жалуют коней и не любят сражаться верхом, но признают их в качестве средства передвижения. Христианские славянские мальчики, набранные в «новое войско», составляют османскую пехоту. После того, как однажды конное войско третьего султана Дома Османов Мурада I, правившего с 1360 по 1389 гг. х. л., не смогло взять приступом оборонительные заграждения из телег, возов и бричек, составленные противоборствующими пешими греками на холмах Тиссарлыка около руин древнего города Троя-Илион, взбешенный османский правитель повелел пустить против вражеских пехотинцев турецкую пехоту – яя. Но османская яя также не смогла взять приступом искусственную цитадель. Снова и снова накатывались османская пехота – яя, конница – мюсселем и вспомогательное ополчение – азап. Но ни солдаты-яя, ни кавалеристы-мюсселемы, ни пешие дружинники-азапы не были в состоянии сломить сопротивление отчаянно защищающихся греков. И после этого случая порешил знаменитый третий турецкий султан Мурад I отменить прежнее войско – есги аскер и создать новую твердыню – янги чариг. Пешее и конное ополчения составили владельцы земельных наделов – тимаров, так называемые тимарджи, обязанные с оружием в руках оборонять свои земли на султанской службе; тяжелую кавалерию также составили султанские ленники, владеющие более крупными земельными участками, они назывались: сипахи. Тимарджи и сипахи могли быть как коренными, природными турками-мусульманами, так и нетурками-немусульманами. Но профессиональная пехота «нового войска» набиралась по установленной тагме большей частью среди православных славянских народов, это обыкновенно бывали мальчики, еще не достигшие половой зрелости, с тем, чтобы над ними можно было безболезненно совершить обряд обрезания крайней мужской плоти и посвящения в истинные мусульмане. Янычарские школы-казармы, где для будущих славных битв готовились новообращенные мусульманские мальчики, большей частью рослые русоволосые и светлоглазые (о которых тайно вздыхала не одна тысяча молодых черноволосых и чернооких турчанок), по установленной традиции располагались во всех крупных городах империи. И в таких четырех больших имперских городах, расположенных во Фракии (Кырджали), в Македонии (Салоники) и в Греции (Лариса и Афины), находящимся в начале своего пути под Пловдивом троим султанским уполномоченным – Ильясу, Бири Раису и Кудеяру предстояло набрать по 1 000 новых воинов – всего 4 000 смелых, отчаянных и дерзких добровольцев.

Кичик-дей Кудеяр, муж средних лет, телом большой и духом крепкий, имел светло-каштановые волосы, скрытые под чисто-белой высокой лохматой янычарской зимней шапкой со свисающим сзади куском белой форменной же материи, светло-синие глаза, длинные темные усы, закручивающиеся к подбородку. Теплый зимний длинный бархатный халат коричневого цвета закрывал его ноги в зимних же сапогах почти до носков в стременах. Длинный его ятаган, в треть среднего человеческого роста, с раздвоенным в головке эфеса черенком (такое холодное оружие было на вооружении только янычаров), в металлических ножнах бил с левой стороны всадника о крупный корпус лошади, которая шла ходко, но не очень быстро, ленивой рысью. Такой конский ход не позволяет заморить лошадь даже в долгом пути. Рядом с ним трусили на своих конях его спутники Ильяс и Бири Раис. Для них, жителей солнечного южного берега Средиземного моря, такие холода были в диковинку, но верхняя их одежда была зимняя янычарская, которой их снабдил приданный им кичик-дей Кудеяр. Оба южных жителя – Ильяс и Бири Раис – благодарили Всевышнего, что сегодня наступило весеннее потепление. Уже ясно чувствовалось по улетающим куда-то на север воронам, сбившимся в стаи и с громким карканьем кружащим над небольшой конной группой в бирюзово-голубых небесах, что зима сдает свои позиции.

Уже недалеко на подходе к Пловдиву, городские стены которого вдали возвышались над невысокими утопающими в снегах домами предместья, повстречали движущуюся навстречу небольшую верховую янычарскую группу во главе с чорбаджи-агой янычарского корпуса немолодым Нечаем. Несмотря на свой преклонный возраст, ага янычаров, видимо, еще не забыл свой родной язык, поскольку он приветствовал другого своего собрата по «новому войску» Кудеяра на славянском языке:

– Здраво, брато!

– Добро дан! – ответствовал 33-летний артиллерийский кичик-дей, также как выявилось, никак еще не забывший языка своего детства.

Все встретившиеся на дороге путники сошли с коней и уже далее приветствовали друг друга по-мусульмански, пожимая друг другу руки:

– Ассаломалейкум!

– Алейкумассалом!

И перейдя на язык османладжи, известный в Османской империи человек, воин и чиновник Нечай-ага обратился к двум приятелям – Ильясу и Бири Раису – с высоты своего немалого роста, держа руки по обычаю турецких высокопоставленных людей на груди, так чтобы были видны ярко сверкающие изумрудные каменья на его многочисленных перстнях, кольцах и печатках на обеих руках:

– О вас, достойные молодые люди Ильяс, сын янычара Джакуба, и Бири Раис, сын шейха Абу Абдаллаха Бану, я уже извещен. Также мне ведомо, что вы прибыли за подкреплением для нашей священной борьбы против неверных испанцев и что наш любимый султан Селим (да хранит его Аллах!) решил выделить вам в подмогу 4 000 воинов веры – доблестных янычаров под командованием кичик-дея Кудеяра.

Ильяс стоит на зимней дороге рядом с арабом Бири Раисом и смотрит снизу вверх своими любопытными глазами на высокорослого Нечая-агу, короткий янычарский теплый кафтан которого под верхним парчовым халатом распахнулся снизу, под ним виднеется рукоять дорогого кинжала. В волнении (высокий почет – беседовать с таким знаменитым турком и храбрейшим янычаром!) Ильяс снял с головы свой шарообразный синий теплый тюрбан со свисающими вниз по обоим ушам – чтобы не мерзли – широкими концами. Его длинные темноватые волосы и усы шевелятся на резком ветру. А Нечай-ага продолжает говорить, но уже обращаясь к кичик-дею Кудеяру:

– Завтра к вечеру будете в Кырджали, там переночуйте, сходите в баню, отдохните денек, отоспитесь, покушайте хорошо. Тамошнему алай-баши уже должен поступить через срочных нарочных приказ о выделении в ваше расположение 1 000 отважных янычаров. Такие же приказы вскоре поступят в полки-алаи в Салониках, Ларисе и в Афинах. Этой зимой там предстоят большие выпуски из молодых воинов янычарских школ. Вероятно, они изъявят желание записаться в морские десантники-башибузуки. Отбирайте тех, кто умеет хорошо плавать. Зачем зря рисковать жизнями юношей, которые не умеют держаться на воде, они нам будут очень необходимы на суше, много еще предстоит сражений, битв и схваток. – Чорбаджи-ага обратился теперь к Бири Раису: – Арабы, берберы и другие мусульманские и немусульманские народы за Средиземным морем стонут под игом нечестивых испанцев, которым жажда золота затуманила глаза. Они нещадно, безжалостно и жестоко грабят там мирное население, убивая только за одно спрятанное колечко, насилуют наших сестер и дочерей, после удовлетворения своей похоти вспарывая им животы. И в такие бедственные для них времена наш богохранимый султан Селим посылает им, то есть вам, на выручку свои победоносные отряды. И представь себе, Бири Раис, сын шейха Абу Абдаллаха Бану, что самые ближайшие ваши соседи – египетские мамлюки – не выказывают никакого желания помочь страдающим своим братьям и сестрам по вере, а вместо этого (то есть вместо того, чтобы обрушиться на кровожадных испанских христиан) они направляют свои войска против нас, османских мусульман, своих единоверцев.

Бири Раис, к которому как к мусульманину-арабу были обращены эти страстные слова янычарского аги, отвечал с большим волнением в голосе:

– Вы правы, глубокоуважаемый эфенди, эти мамлюки изнежились и предпочитают уже «воевать» (молодой глава арабских берберов произнес последнее слово с особой уничижительной интонацией, указывающей на другое, не основное, не благородное его значение; его темные глаза сузились от презрения к обозначенным людям, а длинные усы, как показалось чорбаджи-аге, даже встопорщились) в четырех стенах своей спальни с женами и наложницами, а такая «война» и такие «победы», мой достопочтенный ага, портят натуру настоящего мужчины и воина, – и решительный шебекки-баши Бири Раис разволновался и вознегодовал до того, что в сердцах даже сплюнул на утоптанный снег и растер свой плевок носком серого ялового сапога.

Нечай-ага понимающе покачал головой и, оставив в покое возмущенного Бири Раиса, снова обратился к своему подчиненному и недавнему «черному вестнику» кичик-дею Кудеяру:

– А ты, мой исполнительный помощник, хорошо выполнил задание по доведению «нехорошего сообщения» до слуха нашего любимого и богохранимого правителя. И мне уже известно, что ты получил традиционное наказание в виде высылки тебя на окраинные земли, в далекий Алжир, который еще предстоит привести под девятибунчужное знамя Дома Османов.

– Да, мой уважаемый чорбаджи-ага, – ответствовал янычарский кичик-дей, – я уже получил письменное предписание из султанской канцелярии удалиться в дальнюю ссылку без права возвращения в метрополию в течение трех лет.

Нечай-ага, начальник всего янычарского корпуса Турецкой империи, покачал почему-то одобрительно головой и вытащил из внутреннего кармана теплого парчового халата два пергаментных свитка, на которых обычно писались султанские указы, и, вручив их своему помощнику кичик-дею, торжественно возвестил:

– Здесь два султанских указа. Один вскрой сейчас и прочти вслух.

Янычарский офицер Кудеяр с благоговением повиновался, ведь он держал в руках документ, на котором была оттиснута личная печать-тамга великого девятого султана Селима, сына восьмого султана Баязида II:

– Мы, султан и владыка Блистательной Порты, властелин царств – Болгарского, Фракийского, Македонского, Сербского, Трабзонского, а также ханств – Анатолийского, Конийского, Бурсийского, Никейского, Мезийского и др., повелеваем: назначить кичик-дея янычарского турка Кудеяра, 33-лет от роду, в должности алай-баши янычаров-башибузуков в стране Алжир.

Султан Селим. Истанбул, 791 года мусульманской Хиджры – 1413 года по христианскому календарю.

– А второй указ пусть будет запечатан до тех пор, пока не захватите весь Алжир. Только тогда распечатаешь и огласишь его во всеуслышание, – тихо сказал стоящему перед ним Кудеяру его непосредственный начальник на турецкой воинской службе и соплеменник по происхождению из заднестровского народа руссов, ага всех янычаров Нечай.

3. Шебекки-баши Ильяс и Бири Раис посещают янычарскую школу

Путники переночевали в военном караван-сарае и утром после завтрака по узким каменистым улочкам поехали верхом на своих отдохнувших конях, цокая копытами, в центр города, называемого обыкновенно османами бадистаном или бедестаном. Кырджали был древним городом, заложенным свыше тысячи лет тому назад еще ромеями, и потому его неширокие улицы, в которых едва могли разминуться две встречные повозки, и совсем тесные переулки, в которых ширина обеспечивала проезд только одного возка, были выложены крупным булыжником, камень в течение долгих веков стерся и стал более или менее ровным поверху. Двух— и трехэтажные дома глухой стеной наружу стояли по обеим сторонам улиц и улочек. Но опытные глаза турка Ильяса и араба Бири Раиса подмечали, что некогда ранее эти дома имели входные двери и окна, обращенные на проезжую часть, но со временем (наверняка, после появления новых властителей-турков) эти дверные и оконные проемы наружу были заложены, заштукатурены и на многих строениях побелены, но контуры от проемов все же просматривались, отличаясь какими-либо характерными признаками в цвете, качестве или способе закладки, штукатурки и побелки.

В центральной части города, рядом с большим крытым рынком, возвышалось огромное серое четырехэтажное здание, оно своей высотой превосходило все дома не только в бадистане, но и, возможно, во всем Кырджали. Это мрачное строение было обнесено не менее мрачным высоким забором из серого известняка. Мужчины на конях остановились у массивных дубовых ворот, почерневших от времени, и один из верхоконных, а это был янычарский кичик-дей Кудеяр, не сходя с седла, постучал прикрепленным к воротам сигнальным железным кольцом о металлическую пластину. После нескольких резких ударов железа о железо небольшая входная калитка в воротах отворилась и в эту дверцу выглянул усатый османский стражник в фиолетовом зимнем тюрбане на голове. Завидев перед собой янычарского офицера Кудеяра, которого он, вероятно, знал, немолодой осман заулыбался, затем на некоторое мгновение исчез и появился вновь, уже открывая вовнутрь оба створа огромных скрипящих ворот.

Приехавшие попали во двор янычарской школы – янычар-мектеби. Они спешились, передав поводья коней в руки внезапно откуда-то появившихся троих подростков в янычарской военной форме – в теплых коричневых длинных до колен, подбитых ватой кафтанах, под которыми просматривался шитый узором ворот красной полотняной рубахи. Поверх кафтанов мальчики носили широкие боевые кожаные пояса со свисающими тремя медными кольцами (на них обыкновенно цеплялись ножны сабель и кинжала и чехол ножа), из-под кафтанов на черные кожаные полусапожки набегали широченные синие шаровары из плотной бязи. Все трое юных учеников янычарской школы имели на головах высокие белые войлочные колпаки с очень узкими полями, с верха колпака свисал сзади почти до плеч белый прямоугольный кусок материи. Это был отличительный знак янычарского войска.

Предание гласило, что великий и святой шейх-настоятель дервишеского ордена, благословенной памяти преподобный Бекташ некогда, свыше 100 лет тому назад, благословил лично на благородные деяния первых янычарских юношей. Когда новообразованное свежее войско, сплошь состоявшее только из славянских подростков и юношей (а их, первых, была тогда всего одна тысяча), впервые вместе совершало намаз, распростершись на земле в сторону юго-востока, головой к Мекке, то перед ними явился всегда находившийся в затворничестве благородный старец-шейх Бекташ. Он обошел все ряды возносящих Аллаху молитвы «новых воинов» и осенил их рукавом своего халата и произнес: «Да будете вы отважные, сильные и верные янги чариги!» И потому янычары прикрепили к головным уборам кусок белой материи, «платок Бекташа», который своей формой напоминал рукав халата преподобного святого шейха – первого духовного наставника янычаров…

Запыхавшись, прибежал начальник янычарской школы – мектеб-баши, голубоглазый, рослый, широкоплечий немолодой янычар. В отличие от его воспитанников, кусок белой материи свисал у него сзади огромного желтого тюрбана, вся же остальная одежда у него была такого же покроя и расцветки, как и у прочих юных «новых воинов». Приветствовав явившихся гостей, он пригласил их с собой в столовую, где в это время завтракала вторая смена учеников янычарского мектеба.

Огромная зала с потолком-полусводом имела стены из голубого мрамора, а полы из черного. Если мрамор на стенах был отполирован до блеска, то на полу был намеренно покрыт квадратными насечками, чтобы не скользила кожаная подошва обуви. Прямыми рядами стояли вдоль правой стены десять невысоких столов из толстого дерева, за которыми на низеньких деревянных скамейках, с двух сторон по пять человек, сидели сто мальчиков-подростков двенадцати-тринадцати лет, все как один русоголовые и даже много настоящих блондинов. Они с любопытством глазели на вошедших в зал четырех взрослых, а это были пожилой мектеб-баши и трое заявившихся военных: турок Ильяс, араб Бири Раис и турок-янычар Кудеяр.

Ильяс с интересом оглядел ближайший стол. Перед юными учениками янычарского мектеба стояли большие медные чашки с чечевично-овощным супом, густой и лакомый запах от которого достигал ноздрей вошедших людей, горкой лежал на железном подносе также отменно, до золотой корочки, пропеченный, хлеб, нарезанный большими кусками. Дежурные воспитанники-янычары внесли в объемных котелках еще дымящееся жареное баранье мясо на костях. Закончив с супом и отложив в стороны ложки, юные ученики принялись уже руками за баранину, аккуратно объедая с ребер большие мясные куски. Чтобы было сытнее, мясо они заедали хлебом. А тем временем дежурные мальчики внесли металлические кастрюли с кислым молоком, разбавленным водой, – айраном.

Таких залов в столовой было три, и из этого Ильяс сделал вывод: коли сейчас обедает вторая и последняя смена, то это значит, что в мектебе обучается 600 юных янычаров. А вторая смена тем временем покидала столовую, при выходе в боковом продолговатом длинном помещении омывая пальцы в теплой воде и насухо обтирая их развешанными полотенцами.

Г-образной формы огромное здание янычарского мектеба закрывало с востока и севера ровный широкий плац, вымощенный каменными плитами. В это утро после завтрака там, как обычно, производилось утреннее построение-развод, на котором мектеб-баши распределял своих воспитанников на дневные занятия и тренировки.

Шесть юзов, одна неполная (видимо, находилась в карауле) поголовно в единой униформе, приблизительно одного возраста 12-13 лет, выстроились посотенно, в шесть колонн, на западной стороне воинского плаца. Во главе каждой сотни стояли по два взрослых военных наставника – аскер-уста. Эти наставники-учителя, по давней традиции, являлись природными османами, они все были темноволосые, темноглазые и круглолицые. Пред построившимися для утреннего развода воспитанниками и их аскер-уста предстали трое гостей, мектеб-баши и шестеро мулл-дервишей, которые, также по заведенному древнему обычаю, выполняли функции духовных наставников. По установленной третьим султаном Дома Османов Мурадом I штатному расписанию для таких янычарских мектебов, на одну полусотню – еллиг – приходился один военный наставник и на одну сотню – юз предписывалось нанимать за счет государственной казны одного духовного наставника – муллу из братства дервишей (хотя это братство не признавало денег как проявление порочности человеческой натуры, но для мулл янычарских мектебов шейх-настоятель Бекташ в свое время сделал исключение).

Голубоглазый и светлобородый мектеб-баши, темноволосые аскер-уста и муллы-дервиши были немолоды, ведь в качестве мектеб-баши, аскер-уста и мулл-дервишей для воспитания и наставления юных славянских мальчиков приглашались многоопытные военные специалисты и всеведающие мусульманские священнослужители возрастом не менее 50 лет. В уставе янычаров, подписанном еще султаном Мурадом I и шейхом Бекташем, было записано, что только такого возраста уста и муллы, обремененные большим жизненным опытом и немалыми специальными познаниями, могут достойно воспитывать и наставлять подрастающее янычарское поколение.

По команде мектеб-баши все двенадцать аскер-уста вышли вперед из строя и, повернувшись лицом к возглавляемым им мальчикам-янычарам начали перекличку: Салтанко, Неврюй, Сурьян, Тенбяк, Шабан, Чубар, Кот, Филон, Сыч, Сугоняй, Ярун, Собин, Сазон, Сумбур, Беляй, Богдан, Батай, Черняй…

Выкликаемый юный турецкий янычар четко отзывался: «Бен!»

После переклички, когда все аскер-уста убрали во внутренние карманы пергаментные свитки со списком своих еллигов, начальник школы, оглядывая строй юных воинов с высоты своего немалого роста, зычно произнес назидательную речь:

– Янычары-окулдаши, вы хоть еще мальчики и учитесь у нас только третий год, но ваша учеба, ваши успехи, ваша повседневная жизнь всегда заботит нашего великого султана Селима, который есть ваш отец и благодетель. И ваш знаменитый отец-ата, блистательный повелитель Великой империи Османов султан Селим направил к нам в школу-мектеб трех своих посланников, чтобы через них быть в курсе всех ваших дел и чаяний. Вот перед вами благородный янычар Кудеяр-ага, который участвовал во многих сражениях и лично зарубил много неверных. Также перед вами два известных воина с другого берега Срединного моря. Они сейчас вам представятся.

Османский и арабский капитаны вышли вперед и назвали свои имена и род военных занятий:

– Борец за веру – муджахид и шебекки-баши Ильяс.

– Борец за веру – муджахид и шебекки-баши Бири Раис.

А красноречивый мектеб-баши («Видимо, такое умение складно говорить также сыграло немаловажную роль при его назначении начальником янычарской школы», – подумалось Ильясу) продолжал свою речь-нравоучение:

– Наш великий повелитель султан Селим постоянно только и думает о вас, чтобы вы ни в чем не нуждались и были всем необходимым обеспечены. Ведь вы его любимые сыновья, которые понесут с собой всегда и везде принцип «адолят». И потому вы должны строго соблюдать наши янычарские школьные уставы, со всей ответственностью учить заповеди Корана, слушать духовные наставления своих учителей – мулл и неукоснительно выполнять все требования своих военных наставников – аскер-уста. И тогда вы заслужите благодарственные слова своих воспитателей и приемных родителей и похвалу от самого великого вашего отца – султана Селима…

Нескоро закончив свою назидательную речь, словоохотливый мектеб-баши произвел распределение полусотен-еллигов на дневную учебу и практические занятия:

– Четвертая полусотня-еллиг вместе со своим аскер-уста заступает в караул, сменяя третий еллиг. Первая и вторая полусотни занимаются до обеда в оружейном классе, они изучают аркебузы, мушкеты и пистоли, поле обеда они идут на поле играть в мяч. Пятый и шестой еллиги до обеда занимаются в артиллерийском классе, они изучают бомбарды, мортиры и фальконеты, после обеда они играют в мяч. Седьмая и восьмая полусотни до обеда идут в гимнастический зал и обучаются борьбе, а после обеда изучают в классе Хадис. Девятый и десятый еллиги до обеда здесь во дворе тренируются в фехтовании на ятаганах, а после обеда изучают в классе Коран. Одиннадцатая и двенадцатая полусотни до обеда занимаются строевой подготовкой на плацу, а после обеда идут на стрельбище за город стрелять из огнестрельного оружия. Отдохнувшая после караула третья полусотня после обеда также идет на стрельбище учиться метать стрелы из лука, – и начальник янычарского мектеба закончил свое распределение-развод на занятия и учебу юных окулдашев на возвышенной ноте: – Вы, славные дети самого великого и могучего правителя на земле, будущие покорители мира, бесстрашные янычары, перед которыми уже трепещут и будут всегда трепетать воины неверных, должны быть всегда достойными имени сына султана и помнить об этом каждый день, каждый час и каждый миг. А теперь, по местам занятий шагом марш!

Под началом своих аскер-уста и дервишей-мулл расходились стройными колоннами подростки, будущие турецкие потрясатели вселенной, а пока еще славянские мальчики, сохранившие свои русские, русинские, украинские, хорватские, болгарские и сербские имена: Глазко, Пискун, Неждан, Нелюба, Кожемяка, Ветрило и другие.

Мектеб-баши остановил одну полусотню и уже без никакого большого пафоса в голосе ругал юных янычаров:

– Вот вы вчера ходили на стрельбище и шли строем через город. Мне уже пожаловались некоторые отцы юных девушек и девочек, что вы самым недостойным образом засматривались на этих юных кадынок. На мусульманок нельзя пялиться во все глаза. Этим вы наносите оскорбление их отцам или мужьям, – и помолчав немного, начальник школы с лукавым видом добавил: – Вот вырастите, завоюете новые земли, и тогда все тамошние кадынки будут безраздельно вашими. По нашему мусульманскому обычаю вы можете взять себе до четырех законных жен.

– Вообще-то мы прибыли набрать взрослых выпускников в десантники – башибузуки, – молвил Ильяс, вглядываясь в лицо мектеб-баши, – нам чорбаджи-ага Нечай рекомендовал школу янычаров в Кырджали.

– А-а, тогда вам надо ехать в другую школу, имени султана Мурада I, это она делает в этом году выпуск, там учатся 17-18-летние молодые люди, оканчивающие 7-летний срок обучения. А в нашей школе имени султана Османа Гази учатся 12-13-летние мальчики, им еще предстоит обучаться пять лет. Мектеб имени Мурада I располагается за городскими стенами в предместье, на выезде на юг из Кырджали.

4. Островная база капутан-баши Хайреддина Барбароссы

Остров Керкенна, самый большой из группы одноименных островов, был длиной с юга на север до 75 румийских миль, а шириной с востока на запад до 40 румийских миль. Единственый островной городок, носящий то же самое название Керкенна, располагался на западном побережье, с видом на пролив Габеса. Коренное население острова было вначале немногочисленным – тысяч десять, но трижды увеличилось после обоснования на нем знаменитых братьев-мореходов Уруджа, Хайреддина и Ильяса, сыновей Джакуба, за счет моряков, членов их семей, искусных ремесленников, которые снабжали мореплавателей различными необходимыми им предметами, и умелых земледельцев, которые распахивали свободные земли и получали с них потребный для жителей урожай. И в эту весну средний из братьев, самый известный из них Хайреддин по кличке Барбаросса, пригласил еще новых поселенцев – кораблестроителей в количестве 500 человек, для которых плотники спешно сооружали деревянные бараки рядом с предполагаемыми доками. Эти удобные места для постройки новых судов – доки, отделенные от моря затвором будущего шлюза, были выбраны самим Хайреддином несколько лет тому назад. Доки существовали пока только в проекте, на пергаменте, их следовало еще возвести, а это была, по всем предположениям главного заказчика Барбароссы, работа на весь этот год. На строительстве небольшой плотины со шлюзом, запирающим природную глубокую лагуну от морских приливов и отливов, всю весну и все лето трудились приглашенные специалисты – корабелы и все относительно свободное взрослое население острова в количестве 2 000 человек. Приказчики Хайреддина производили расчет еженедельно в четверг перед пятничным днем – джума, когда правоверные имели свободный день. Каждый работник, усердно трудившийся все шесть дней на возводимой дамбе, получал по одному испанскому серебряному дукату за день, итого шесть дукатов, а также еще по одному дукату за день, если работал на переноске земли, камней и песка со своим личным быком, волом или лошадью. А это были хорошие деньги. Ведь за 1 серебряный дукат, или 100 медных пиастров, содержащихся в нем, можно было купить четырех упитанных гусей, или полмешка зерна в 20 румийских фунтов, или кусок материи для джеллабы в 6 локтей.

А новые поселенцы все прибывали различными путями на остров Керкенну. Это были, в первую очередь, арабы с африканского материка, смелые и решительные мужчины, которым было больно видеть, как в их родных землях бесчинствуют испанские солдаты и монахи, отнимая имущество простых мусульман и при этом еще стараясь обратить их в свою неправедную веру. И свои беззакония эти явившиеся из-за моря неверные пытались преподнести чуть ли не как благо для арабских бедуинов: мол, человекобог по имени Христос сам терпел несправедливость и всем земным людям велел сносить все безропотно.

Прибывали заросшие до глаз иудеи – потомки гордых финикийцев, их привлекало не столько знаменитое имя Хайреддина Барбароссы, сколько имя его помощника – прославленного моряка, удачливого и добычливого иудея Зенона, который, как рассказывали в прибрежных кабаках, тавернах и харчевнях африканских портовых городов, только за один раз в морском победоносном сражении около острова Кипр со своей небольшой эскадрой быстроходных шебекк смог захватить восемь венецианских грузовых галер с товарами огромной стоимости: плотными шелками, разноцветной кожей и драгоценным колющим и режущим оружием с чеканными ножнами.

На остров приплывало немалое количество бывших матросов, солдат и представителей мирных ремесел, которые твердо знали, что их на их бывшей родине (в Испании, Португалии, Италии, Норвегии, Польше, Алемании, Швеции и в других странах) разыскивают сыщики, тюремщики и палачи, поскольку они были не в ладах с общепринятыми законами своих земель. Новоприбывшие военные и ремесленники без обиняков посвящались в новую веру. Сперва немолодой мулла в огромной белоснежной чалме в подсобном помещении городской мечети делал острым ножом новопосвященным небольшой ритуальный надрез на крайней мужской плоти, что символизировало проведение обряда обрезания, и перебинтовывал ранку на мужском достоинстве белоснежным бинтом. Уже в большом молельном помещении мечети другой мулла, такой же пожилой, в такой же огромной белой чалме, проводил посвящение бывшего жителя северных вечерних стран в истинную веру – в магометанство, для чего произносил всего одну краткую суру: «Ла илла Алла, Мухаммед расул Алла». Посвящаемый повторял это святое положение из Корана, мулла обносил вокруг его головы чашей с чистой родниковой водой, и восточные страны приобретали еще одного новоиспеченного правоверного мусульманина.

Коренных турков-османов на Керкенне и близлежащих островах было немного – не больше сотни, но все они занимали руководящие должности: являлись начальниками боевых отрядов, капитанами большинства судов и командирами эскадр, руководителями небольших ремесленных цехов и мастерских, председателями торговых компаний. А на самом верху этой военной, военно-морской и чиновничьей иерархии стоял осман-каймакам Хайреддин Барбаросса, средний из трех братьев – сыновей отставного янычара Джакуба с острова Лесбос.

Из трех родных братьев – старшего Уруджа (который лечился от полученной прошлогодней раны в родительском доме в городе Митилине на острове Лесбос), среднего Хайреддина и младшего Ильяса (который в этот год находился с определенным поручением в султанской ставке близ Эдирне) – именно Хайреддин был, во-первых, главным по должности в качестве османского каймакама, а, во-вторых, самым уважаемым на всем огромном пространстве Средиземноморья. Его имя было известно как в иудейских портах на востоке, балканских, итальянских, французских, испанских и португальских северных приморских городах, так и во всех арабских портовых крепостях и фортах на юге Средиземного моря. Ежегодно многие галеры, галеоны и галеасы (не только торговые, но и военные), плавающие под флагами западных вечерних стран, попадали в засады и ловушки знаменитого Барбароссы и становились собственностью братьев— сыновей Джакуба, равно турецкого султана. На этих парусно-весельных судах из вечерних христианских стран в качестве гребцов были прикованы на нижних и средних палубах мусульманские невольники. Они освобождались из рабства после захвата их корабля йолдашами-башибузуками Хайреддина и пополняли ряды правоверных матросов – непримиримых борцов с ненавистными христианскими мучителями. После этого они предпочитали смерть в морском рукопашном бою повторному плену и унизительному рабству, когда, прикованные цепями к банке-скамье, под свист рассекающего воздух и спины бича были вынуждены грести огромным и длинным судовым веслом.

Рассказывали, что в начале прошлого года, на рубеже зимы и весны, двенадцать галер и шебекк братьев-турков, сыновей Джакуба, атаковали двадцать военных судов португальцев около острова Крит, из христианских кораблей только шесть были маневренными галерами, а остальные были бочкообразными галеонами и громадными девятипалубными галеасами. Несмотря на наличие множества пушек на верхних артиллерийских палубах, эти гигантские галеоны и галеасы были вынуждены выкинуть белый флаг и сдаться на милость победителя, поскольку мусульманские быстроходные и поворотливые шебекки и галеры несколькими одновременными залпами из своих судовых бомбард и мортир сразу же потопили самый огромный 80-пушечный галеас. И если бы христианские капитаны не выкинули белый флаг, то, наверняка, они все быстро пошли бы ко дну вместе со своими кораблями.

И такие рассказы, сопровождаемые долгим перечислением несметных богатств и сокровищ, передавались восторженными посетителями портовых кабаков и забегаловок из уст в уста, обрастая далее множеством все новых подробностей, которые только высвечивали храбрость, удачливость и щедрость как самого фило (флотского) капутан-паши Хайреддина Барбароссы, так и его смелых помощников: араба Салиха (которому в это время было всего-навсего 20 лет), 25-летнего иудея Зенона и 30-летнего турка Сидик-Али (который, как поговаривали, происходил из «новых, некоренных турков», а в прошлой жизни он был датским матросом, в порыве праведного гнева лишившим жизни своего несправедливого и жадного до чужих денег капитана).

В прошлогоднем морском сражении против превосходящего числа португальских боевых судов на южной наветренной стороне острова Крит турецкая эскадра под командованием филокапутан-паши Хайреддина Барбароссы применила новый, доселе невиданный прием – использовала судно-самоубийцу, которое было названо наименованием из языка вечерних стран: брандер. По предложению иудея Зенона, небольшая шебекка была нагружена десятками бочек с порохом и пущена по ветру и по течению на неприятельский фланговый галеас; протаранив бок огромного судна, шебекка, покинутая заранее командой, взорвалась и загорелось. Огромное пламя объяло и поврежденный галеас, который через короткий промежуток времени также взорвался в центральной части, где, вероятно, находились пороховые запасы артиллеристов, переломился пополам и, к ужасу всей португальской эскадры, сразу же пошел на дно. И после такого потопления флангового судна флагманский галеон с флагом-вымпелом португальского короля обратился в бегство, а остальные суда выбросили белые флаги, предпочитая позорный плен неминуемой гибели – ведь из неволи, даже самой тяжкой, можно со временем выкупиться, а из утопленников со дна моря никак не восстанешь.

Также много рассказывали в портовых городах о необычайной щедрости и честности Хайреддина Барбароссы по отношению к своим морякам-башибузукам, которые всегда получали справедливую и правомерную долю захваченной добычи, а поскольку трофеи всегда были богатыми, то и причитающаяся рядовым йолдашам часть также обыкновенно бывала немалая.

И вот такие прославления отважного, справедливого и доброго мусульманского капутан-паши, турецкого наместника-каймакама островов Керкенны сделали городок Керкенну, поселки и деревушки на главном и более мелких островах небольшого архипелага многолюдными, а его боевую эскадру – полностью укомплектованной. Причем флотское пополнение большей частью шло из числа знающих свое дело моряков, толковых десантных йолдашев и умелых артиллеристов, которых почти не надо было ничему обучать.

Когда филокапутан-паша Хайреддин Барбаросса заложил на новых доках и верфях строительство пяти новых галер, то на постройках этих судов вместе с кораблестроителями уже трудились и будущие морские команды сооружаемых кораблей – по 150-170 человек на одной закладываемой галере.

5. Испанские конкистадоры отбывают в Новый Свет

Первой столицей своего нарождающегося государства второй султан Дома Османов Орхан Гази избрал большой город Бурсу на северо-западе Анатолии через три года после его завоевания, в 1329 году христианского летоисчисления. Деятельный султан повелел выстроить огромный дворец для заседаний правительства с высокими парадными дверями для внушения уважения зарубежным посланникам. И название этих высоких дверей (в языках жителей вечерних европейских, западных, стран – Порта) было перенесено впоследствии и на само османское государство – Высокая Порта.

Не только деятельный, но и воинственный второй османский султан Орхан Гази, сын родоначальника династии самого великого Османа, завоевал в последние годы своего правления (в 1358 г. х. л.) византийский город с греческим названием Адрианополь, который на языке османских турок – османладжи стал именоваться Эдирне и в который в 1365 г. х. л. сын Орхана Гази, третий правитель из Дома Османов Мурад I, перенес столицу государства.

Чуть менее 100 лет являлся Эдирне главным городом Османского (или, как его еще переиначили на свой лад жители вечерних стран, Оттоманского) государства. Странная политическая ситуация сложилась в это время на юго-востоке Европы – на Балканах. Османские турки, имея за свой спиной свою историческую родину – Анатолию, продолжали продвижение в Европу, покоряя и захватывая все новые и новые земли и территории: Северную Грецию, Среднюю Грецию, Южную Грецию, Македонию, Фракию, Сербию, Хорватию, Болгарию и Валахию. Но в самом центре их владений еще оставался мелкий «осколок» некогда могущественной Византийской империи, простоявшей около 1000 лет. Остаток этой одряхлевшей державы замыкался в небольших границах двух дней верхоконного пути бодрым шагом в полукружии от своей столицы Константинополя Византии на юг, север и на запад. На востоке каменные укрепления пока еще мощного города-крепости Константинополя обрывались в Босфорском проливе.

Столица некогда могучего государства Византии все еще продолжала внушать новоявленным турецким хозяевам Балкан большое уважение своими высокими и крепкими стенами и бесстрашием городских защитников; в такой храбрости и отваге обороняющихся на протяжении веков пришлось убедиться не только предшественникам турков-османов туркам-сельджукам, но и арабским воинам пророка Мухаммеда и многочисленному крестоносному европейскому воинству. Последние, несмотря на наличие такого же христианского креста на их плащах и щитах и одной веры в богочеловека Иссу Христоса, имели огромное желание поживиться добром христиан-византийцев и жаждали насиловать их жен и дочерей. А мотивировка таких их гнусных деяний представлялась окружающим мусульманским народам до смешного глупой и простой: мол, эти византийские христиане являются не настоящими последователями человеко-бога Иссы, поскольку они православные. Самые же что ни на есть истинные христиане – это, якобы, католики, руководимые Папой из Рима. И такая пустая отговорка явилась оправданием того, что в 1204 г. х. л. крестоносцы смогли взять приступом городские укрепления-цитадели и жестоко разграбить город Константинополь. Позорное «завоевание» христианского Константинополя христианскими же крестоносцами явилось основой глухой ненависти византийских православных к европейским католикам. Патриарх Константинополя предавал в церквях анафеме Папу Римского, который, в свою очередь, представлял того еретиком хуже магометанина; оба они считали друг друга недостойными даже снисхождения.

Конец мая 1453 г. х. л. для Европы не прошел незамеченно, в это время на берегах Босфора произошли события, на столетия предопределившие ее судьбу – пала столица Византийской империи Константинополь. И когда весной 1453 г. х. л. новые восемнадцать турецких «чудо-пушек» (каждая длиной 9-10 метров) шестого султана Дома Османов Мехмета разнесли в мелкие обломки часть городской стены, готовя проем для штурмовых башибузуков и янычаров, ни одно католическое правительство и ни один католический властитель не пришли на помощь своим единоверцам – православным христианам. И после объявления Константинополя последней, третьей, столицей Османской империи, почти все европейские средиземноморские государства (Испания, Португалия, Франция, Австрия, Венеция, Генуя и др.) убедились, что Срединное – Средиземное море перешло под турецкий контроль.

Испанские подданные короля Фердинанда II Арагонского уже давно не решались безнаказанно плавать по Средиземному морю, без риска попасть в плен на мусульманские острова, на которых обосновались известные на всем Средиземноморье отважные и дерзкие капитаны – братья Урудж, Хайреддин и Ильяс. Король Испании Фердинанд и тогда еще пребывавшая в добром здравии его супруга королева Изабелла сильно опасались усиливавшейся Османской империи, боевые морские эскадры которой порушили устоявшуюся морскую трассу Великого торгового пути от Гибралтара и до дельты Нила, откуда по недлинному участку суши можно было на верблюдах перевозить товары (три дня верблюжьего пути) на побережье Красного моря и далее продолжать морской торговый путь в Индию и Китай. И потому оба венценосных супруга направили первую морскую экспедицию под командованием Христофора Колумба в 1492 г. х. л. на трех каравеллах – «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» – искать новый безопасный путь на Восток. Отплыв 3 августа 1492 г. х. л. из Испании с командой в 120 человек, он вернулся назад в Испанский порт Палос 15 марта 1493 г. х. л., и объявил во всеуслышание об открытии Нового Света. Еще трижды (1493-1496; 1498-1500; 1502-1504 гг.) плавал этот смелый мореход в Новый Свет, приводя под власть испанской короны все новые и новые территории. Чтобы не отстать от своих испанских соседей в поисках нового пути в Индию и Китай и в освоении новых территорий, португальский король Мануэль I тоже послал в путешествие храброго молодого капитана Васко да Гама, который отплыл также на трех кораблях – «Сан-Габриэл», «Сан-Рафаэл» и «Берриу» – курсом на Канарские острова в 1497 г. х. л.

И на рубеже XV и XVI столетий уже многочисленные морские экспедиции бороздили бескрайние моря – они направлялись королями-соперниками испанцем Фердинандом и португальцем Мануэлем I. В истории известны имена начальников этих морских экспедиций – испанцев Пералонсо Ниньо, Фернандо Магеллана, Висенте Яньеса, португальцев Педру Кабрала Франсиску Алмейды, Афону Албукерки и других. Три плавания под испанским и португальским флагами к берегам Нового Света, или Западной Индии, совершил в это время флорентиец Америго Веспуччи, имя которого впоследствии были присвоено новому материку.

Великого испанского завоевателя-конкистадора, пути которого через много лет пересекутся с путями турка Хайреддина Барбароссы, звали Эрнандо Кортес и происходил он из знатного дворянского рода юго-запада Испании…

СКАЧАТЬ полный текст первой книги

© Бекбалаев А.А, 2009