Сенокос

(быль)

В институте инженерных изысканий КиргизГИИЗ, куда я попал, имея небольшой геологический опыт работы молодого специалиста на Дальнем Востоке, Камчатке и в Кузбассе, приняли меня более чем радушно. Мне сразу же предложили должность ведущего инженера в техническом отделе и дали месяц на ознакомление с технологией и техникой проведения геологических исследований. Видимо предполагалось, что после этого срока институт получит обоснованные рекомендации по усовершенствованию технологии бурения в соответствии с последними достижениями науки и опыта передовых организаций. За окном стоял июль и меня на пару недель отправили на Иссык-Куль инспектировать инженерные изыскания под строительство пансионатов. Попасть в командировку на высокогорное озеро в разгар курортного сезона для сибиряка было пределом мечтаний. Такое начало трудовой деятельности окрыляло. Жизнь удалась, – то ли еще будет, – думал я. Но дальше всё пошло совершено по-другому.

Процесс написания отчета о командировке с предложениями как поднять производительность труда буровых бригад топтался в самом начале, когда в техотдел заглянул директор института.

– Ну как, привыкаете? Нравится вам у нас? – спросил он, присаживаясь рядом.

– Нет слов! – восторженно ответствовал я.

– Как семья? Не болеет ли ребенок? Хорошо ли отдохнули? – продолжал он расспросы, и зачем-то поинтересовался моей крестьянской родословной. Развернутый ответ содержал массу всевозможной информации о нашем семействе, начиная с раскулаченного дедушки, поскольку долго не наступало прозрение о цели начальственного визита. Очевидно, что директор пришел неспроста, и имеет какое-то важное дело, однако он все ходил вокруг да около, но, наконец, после затянувшейся паузы перешел к сути.

– По разнарядке райкома партии институту предписано направить для оказания шефской помощи бригаду из восьми человек в Суусамырскую долину на заготовку сена сроком на три недели. Из каждого отдела выделяются по два сотрудника, а вот ответственным руководителем мы решили отправить вас. Какие будут возражения?

– Надо, значит надо, – одобрительно кивнул я.

– То, что вы согласитесь, я не сомневался, меня волнует другое, – справитесь ли вы с такой ответственной задачей? Подумайте.

Я был молод, самоуверен, к тому же комсомолец, воспитанный Советской властью не пасовать перед трудностями и потому, даже не имея представления, где находится эта Суусамырская долина, заверил директора, что задание райкома будет выполнено.

Отъезд назначили на утро понедельника от главного корпуса института. Пока шефская бригада собиралась в стареньком ПАЗке, в кабинете у директора проходил инструктаж:

– Контингент подобрался разношерстный: рабочие из топографического отдела, Лешка – племянник нашего главбуха, она попросила пристроить его, чтобы не шатался по подворотням в последние школьные каникулы. Особенно обратите внимание на Колю Масленникова, его на днях лишили за пьянку водительских прав, если он будет бузить, отправляйте обратно, по-хорошему его увольнять надо, но сейчас разгар полевого сезона, все сотрудники на объектах или в отпуске. Еще пара молодых специалистов, хотя с ними проблем быть не должно. Сами понимаете, отправляем тех без кого в институте можно свободно обойтись, – директор лукаво улыбнулся. – Естественно, присутствующие не имеются в виду. Дерзайте, я на вас надеюсь!

После такого напутствия само собой пришло решение предстать строгим руководителем, установить дистанцию и не позволять подчиненным садиться себе на шею. Степенно зайдя в автобус и развернув листок, полученный в отделе кадров с именами и фамилиями сотрудников, я для солидности, пытаясь говорить как можно ниже и официальнее, начал знакомство с коллективом.

– Аюпов Шамиль.

– Присутствует, – отозвался молодой геолог с профессиональной бородкой, как у всех покорителей недр на советских плакатах. Его предприимчивость я смог по достоинству оценить на Иссык-Куле, где состоялось наше знакомство.

Шамиль документировал проходку скважин и отбирал образцы грунта, лежащего в основании проектируемого спального корпуса в пансионате «Ала-Тоо». Буровая установка расположилась на просторном пляже в ста метрах от шуршащего золотым песочком иссык-кульского прибоя. С глубины пяти метров шнеки вынесли на поверхность черные илистые отложения с резким неприятным запахом. Уходя на обеденный перерыв, буровики не удосужились убрать за собой извлеченный грунт, оставив его сохнуть на солнышке. Вернувшись, мы застали рядом с буровой установкой симпатичную девушку в купальнике, которая проводила лечебные процедуры, густо измазавшись илом с головы до самых пяток.

Шамиль попер на неё буром:

– Что за люди такие, невозможно на минуту отойти. Целую неделю корячились, добывали из глубины целебный ил для отправки в кремлевские лечебницы, а теперь вся работа коту под хвост.

Девушка, понурив голову, молча счищала с себя вонючую грязь, складывая её аккуратной горкой, а Шамиль распылялся всё более, грозил карой какого-то мнимого московского руководства, распространялся о сжатых сроках поставок и невозможностью что-либо исправить. Несчастная курортница опешила от такого напора, на неё было жалко смотреть. Кончилось все тем, что она обязалась отработать свой опрометчивый проступок на кухне, приготовив ужин на весь геологический отряд. После затянувшегося до полуночи бурного застолья отдыхающая, неудачно принявшая грязевые ванны, перенесла свои вещи к Шамилю в палатку…

– Кто у нас Линник Валентин?

– Валентина, – поправила меня полногрудая молодая женщина, – я работаю в отделе выпуска, занимаюсь размножением.

– Чем, чем? – переспросил я.

– Размножением, но не тем, что ты подумал, а копированием схем, планов и отчетов. Для естественного размножения множителя сейчас днем с огнем не отыщешь. Она одна засмеялась над своей шуткой. – А тебя – то, как зовут? Ты бы сначала сам представился, сообщил: – женат – не женат, а потом уж всех перекликал.

– Что за базар? Мы тут не в школе и, слава Богу, не на зоне – все уже на месте. Давай поехали, знакомиться за столом будем, – грубо оборвал мою перекличку здоровый жлоб лет тридцати, половину лица которого скрывал бордовый нарост.

Проигнорировав это замечание, я продолжил.

– Володин Алексей.

– Здесь, – поднял руку щуплый пацаненок на первом сидении.

Критическая оценка потенциальных возможностей блатного племянника главного бухгалтера выражалась простой мысленной фразой, – «Таких только на сельхозработы и посылать, много он там накосит».

– Масленников Николай.

– Ну, я, – откликнулся детина с лицом, пораженным родовым пятном. – Давай Толик, трогай, – крикнул он водителю, – подальше от начальства, а то вино киснет, уши пухнут, скорей на природу хочется.

– Ладно, поехали, – обратился я к водителю, так и не закончив перекличку.

Коля Масленников и двое мужчин, немного старше среднего возраста, очевидно, рабочие топографического отдела перешли в конец автобуса и начали распаковывать свои тормозки, выставляя бутылки с вином. Вот здесь и надо было проявить характер, запретить готовящееся возлияние, показать свои организаторские способности, на которые так рассчитывал директор, но я промолчал, и все пошло вкривь и вкось.

На выезде из города Валентина попросила остановить автобус около магазина.

– Сигареты забыла купить, – объяснила она.

Все терпеливо ждали, пока она сделает закупки. Перед нами остановился грузовик доверху набитый арбузами. Двое мужчин вышли из машины и один из них, забравшись в кузов, стал сбрасывать полосатые ягоды другому. Они явно торопились и в спешке разбили пару арбузов, остальные с десяток остались лежать разбросанными в пыли. Машина ушла, а пассажир, взяв пару кавунов, понес их за угол. В это время вернулась Валентина и, увидав арбузы, поинтересовалась, откуда они.

– Выпали из проходящей машины, – ответил ей Алексей.

– Давайте, мы их заберем с собой, – обрадовалась халяве Валентина.

– Зачем, ведь мы в совхоз едем, там этого добра достаточно, – с серьезным видом продолжил паренек, вольготно развалившись на первом сидении, а остальные поддержали его розыгрыш молчанием.

– Вы как хотите, а я возьму, все равно их на дороге раздавят, – засуетилась Валентина и, подобрав два арбуза, занесла в салон автобуса. Она хотела сделать следующую ходку, но водитель закрыл дверь и автобус тронулся.

–Ты чего, – набросилась на шофера Валентина, – подожди минутку, я их все перетаскаю.

– А если хозяин увидит, накостыляет нам всем, мало не покажется, – рассмеялся Анатолий.

– Какой хозяин? Вы же сказали, что он уехал.

– Это первый уехал, а второй, кому эти арбузы сгрузили, сейчас вернется, а их и след простыл, – веселился блатной племянник.

Дружный хохот сопровождал начало поездки.

Топографы вместе с Николаем громко разговаривали, разливая по стаканам зелье, к ним присоединились и Валентина, купившая вместо сигарет бутылку вина.

– Может, мы тоже перекусим, а то я позавтракать не успел, – предложил Шамиль. Мне тут мама боорсоков положила, – и он развернул пакет с ароматными, видимо, еще теплыми кусочками обжаренного теста. – Угощайтесь! Шамиль так же достал из сумки аппетитно пахнущую курицу и три больших лепешки. – Налетай!

Утром я плотно позавтракал, планируя к обеду стать на довольствие в подшефном совхозе, и потому взять продукты в дорогу не удосужился, а садиться за общий стол, не внося своей лепты, мне представлялось неэтичным.

Алексей без разговора присоединился к импровизированному столу, поставив на него пару бутылок газводы «Буратино» и бутерброды с маслом.

– Возьмите и меня в свою компанию, – к разложенным продуктам присел еще один неперекликнутый мной сотрудник. – Меня Борис зовут, я техник геофизической партии. Открыв свой огромный рюкзак, он извлек из него гитару, а затем выложил на сидение пакеты с хлебом, помидорами и яйцами. – Ну, и для знакомства, – геофизик вытащил еще и бутылку водки. – Как говорят шотландцы, завтрак без виски – день прожитый напрасно.

– Это лишнее, – пытался воспрепятствовать я поголовной пьянке.

– Да тут по сто грамм на брата для поднятия аппетита, – подержал Бориса Шамиль.

– Доза рассчитана приблизительно-точно, – добавил геофизик.

Бригада шефов, разделившаяся на две группы, принялась дружно уничтожать продовольственные запасы, а я, сидя посередине, держал дистанцию. Если бы меня отправили на сельхозработы простым исполнителем, я бы, наверное, сейчас уплетал за обе щеки аппетитную курицу, а мог бы присоединиться к другой компании, хотя и небольшой любитель выпить. Рассказывал бы анекдоты, слушал бы житейские байки, но сейчас, когда на меня возложили тяжкую миссию ответственного руководителя, я с мрачной миной смотрел то вперед, то назад. Шамиль несколько раз приглашал меня к столу и, пытаясь развеселить, вспоминал в подробностях свое иссык-кульское приключение.

– Представляете, ушлая такая авантюристка приехала с Урала на попутках отдыхать дикарем. Ночевать ей негде, вот она и присмотрела нашу бригаду, попросилась вначале на кухне помочь, потом стала требовать, чтобы её в отряд зачислили и зарплату выдали. Я от этой дикарки только через неделю смог отбиться. Она вознамерилась отправиться со мной во Фрунзе с родителями знакомиться, пришлось ей врать, что у меня жена и двое ребятишек.

– Как гласит английская поговорка, леди с дилижанса – пони легче, – подвел итог сказанному геофизик.

Мы не проехали еще и половину пути, когда Валентина попросила тормознуть автобус около сельмага.

– Никаких остановок, – возразил я.

– Ты что как не родной! Говорю тебе, предметы женской гигиены дома оставила, а в горах аптеки нет.

Пришлось согласиться. Валентина вернулась минут через пятнадцать с двумя бутылками вина. От такой беспардонной наглости я не смог проронить и слова, только посмотрел на неё с укором.

– Ладно, начальничек, не гунди, на природу едем, имеем право расслабиться, а то на работе нельзя, дома ни-ни. А годы проходят, все лучшие годы, – запела Валентина и, неловко качнувшись, стала заваливаться в мою сторону. Я приподнялся, чтобы её поддержать, а она, обхватив мою шею, неожиданно чмокнула меня прямо в губы.

– Не кручинься, милый, все будет тип-топ.

Все в автобусе дружно расхохотались, парни на переднем сидении потихоньку в кулак, а мужики сзади заржали от всей души, чуть ли ни тыча пальцем в нашу сторону.

Уткнувшись в окно, я наблюдал проносившиеся мимо однотипные строения, словно автобус более часа ехал по нескончаемой улице. От обиды и бессилия хотелось плакать. «Зачем ты согласился возглавить эту банду алкоголиков» – терзал мою душу здравый смысл, – захотел выслужиться перед директором? Вот и терпи».

Анатолий остановил автобус около совхозный конторы.

– Михалыч, приемная на втором этаже, – подсказал он.

– Всем сидеть тихо и из автобуса не высовываться и не расползаться, – сказал я громко, без всякой уверенности, что мой приказ будет выполнен.

 В кабинете сидели трое.

– С какой организации будете? – спросил директор совхоза, выходя из-за стола и протягивая руку.

– Институт инженерных изысканий.

– Сколько человек привезли? – строго спросил второй мужчина в черном костюме и такого же цвета галстуке, сидящий за приставным столиком.

– Со мной восемь, – ответствовал я.

– По разнарядке райкома вы обязаны представить не менее 15 человек. Как, говоришь, называется твоя контора?

 Я повторил. Мужчина начал рыться в своей папке с бумагами.

– Назови фамилию директора? Он у меня за игнорирование указаний райкома партбилет выложит. Восемь человек курам на смех, пока скирду не завершите, будите торчать в горах хоть до белых мух.

Директор показал мне на стул.

– Сейчас перегрузишь своих людей в грузовик, с вами поедет наш бригадир Сан — Саныч, – директор кивнул на щупленького мужичка предпенсионного возраста, сидевшего в углу кабинета. – Он отвечает за организацию быта, ночлег, питание, но и проинструктирует вас на месте, как складывать люцерновые тюки в скирду. Работа сдельная, если управитесь за пару недель, получите премию по 50 рублей на брата. Все понял?

– Ясно, дурное дело нехитрое, – непроизвольно ляпнул я традиционную поговорку.

– Какое дурное? Ты чего несешь, сопляк! Тут дело государственной важности! – заорал представитель райкома партии.

– Извините, это присказка такая, почти вся бригада с техническим образованием.

Неудачное оправдание вызвало новую волну негодования со стороны райкомовского работника.

– Сбежали все, понимаешь, в город и сидят там в своих институтах, штаны протирают, а когда надо селу помочь, потрудиться на общее благо, для них, видите ли, дело дурное. Эти слова тебе еще аукнутся.

Директор совхоза махнул рукой бригадиру.

– Ладно, езжайте, а то путь неблизкий.

Мы с Сан-Санычем вышли, а в кабинете все еще слышались громогласные раскаты партийного инструктора.

В автобусе сидела только молодежь.

– Где остальные? – спросил я. – Сейчас будем перегружаться. Давайте быстро в разные стороны собирать людей. Минут через пять появился Николай, а с ним топографы, которые едва держались на ногах, но при этом горланили:

Ты уехала в знойные степи,

Я ушел на разведку в тайгу…

– Это твои кадры? – поинтересовался бригадир.

– Мои, – от стыда хотелось провалиться на месте.

– Отгони автобус подальше от конторы и потихоньку собирай свою команду, а то если мы под окнами директора начнем грузить твоих орлов, серьезных неприятностей не избежать.

– Анатолий, езжай следом за ГАЗ-51, – попросил я водителя.

Собиралась бригада около получаса, последней пришла Валентина, неся в авоське три блока сигарет. К тому времени мы уже закинули в кузов газончика спальные мешки и рюкзаки с вещами. Я попросил не вылезать из кузова, но поначалу все захотели перекурить, а потом разошлись искать туалет.

– Надо еще ко мне домой заскочить за продуктами, – сообщил Сан-Саныч, когда, наконец, все собрались в кузове. Усадьба бригадира с большим кирпичным домом и высокими металлическими воротами оказалась не близко, затем нам пришлось дожидаться, пока наше начальство отобедает и соберется. Вместе с железными вилами, одетыми на короткие кривые черенки, загрузили мешок муки, коробки с макаронами и ящик тушенки.

– Подождите, где то у меня брезент завалялся, продукты надо прикрыть, а то не ровен час дождь пойдет, – вспомнил напоследок Сан-Саныч.

Выехали мы из поселка в начале пятого и уже через час стали подниматься на перевал Тоо-Ашуу. Несмотря на подавленное настроение, я с опаской любовался завораживающими видами скал, нависающими над извилистой трассой как Дамоклов меч над троном правителя. Поражаясь размерам разноцветных осыпей в форме гигантских конусов с вершинами, уходящими в поднебесье, я представлял, как хлынет каменным потоком вниз на дорогу эта застывшая в шатком равновесии масса при небольшом землетрясении. По представлению равнинного жителя такие тектонические явления происходят в горах с пугающей частотой. Исполнялась моя заветная детская мечта жить и работать в горах, даже на моей белой школьной папке, подаренной старшей сестрой после окончания седьмого класса, красовались снежные вершины.

На серпантинах, напоминающих след гигантской змеи, извивающейся в тщетной попытке поскорей добраться до вершины, двигатель газончика начал перегреваться и периодически глохнуть. Для водителя, низкорослого плотно сложенного молодого киргиза, такая ситуация представлялась обычной. Он шустро выскакивал из кабины и подкладывал под колесо камень, который лежал на подножке, затем набрасывал на бензонасос тряпку и поливал её из ведра. Через несколько минут газончик вновь штурмовал крутые подъемы. На мое счастье кадры сладко спали, но на подступах к перевалу пронизывающий ледяной ветер с мелким дождем разбудил команду. Спасаясь от холода, я нацепил на себя все три рубашки и пуловер, которые взял с собой, в таком же положении оказался и Алексей. Более опытные полевики достали из рюкзаков теплые куртки и телогрейки. Манящие с детства голубые вершины при ближайшем рассмотрении оказались покрыты рыхлым грязновато-серым снегом, а молочные облака, цепляющиеся за вершины, моросящим холодным месивом.

Сан-Саныч позвал Валентину к себе в кабину, а все остальные, накрывшись брезентом, жались друг к другу.

Последним проснулся Николай и начал вертеться:

– А где Валентина?

– Её водитель к себе на колени посадил, – отозвался, рабочий топографического отдела.

– Мужики, хочу всех предупредить, Валька моя баба, и нечего вокруг неё виться и слюни пускать, кто сунется, дам в рыло. Повторять не буду.

– Почему сразу твоя-то, – возник тот же рабочий, – это уж кого она сама выберет.

Николай смачно выругался.

– О чем я вам и талдычу, я с ней уже договорился.

– Договорился он! Ты на себя в зеркало смотрел, с такой физиономией только детей пугать, – не унимался топограф.

– Так тебе, значит, моя рожа не нравится, пойдем выйдем, сейчас и твоя будет не лучше, – Николай скинул брезент, выпустив в промозглое пространство накопленное общим дыханием тепло.

– Мужики, уймитесь, – я встрял между Николаем и продолжавшим лежать рабочим топографии.

– Чего ты их успокаиваешь, пусть помашутся, дурь из башки друг другу вышибут, – Шамиль совершенно равнодушно натягивал на себя сброшенный брезент, тогда как меня била мелкая дрожь. «Ему хорошо советовать, он ни за что не отвечает», – мысленно завидовал я геологу.

– Что, cсышь? – Николай пытался ногой достать своего противника, но, не удержав равновесия, свалился на лежавших под брезентом парней.

– Ладно, потом поговорим, – встав на четвереньки, он стал забираться под брезентовый полог.

Южная сторона хребта встретила нас приветливым солнышком, уходящим за ломанный контур остроконечных вершин. Открывшаяся во всем своем великолепии панорама Суусамырской долины, исполненная яркими чистыми мазками творца, не пожалевшего красок изумрудных, сапфировых и опаловых оттенков, отвлекала от грустных мыслей. За возможность любоваться такими видами множество туристов преодолевают сотни и тысячи километров, а нам такая удача выпала почти даром. «Все будет тип-топ», – вспомнились слова Валентины, и на душе стало немного спокойнее.

Вниз по серпантинам газик покатился веселее и без остановок, подпрыгивая на колдобинах. Лежать при такой тряске желания ни у кого из бригады не осталось и все выстроились за кабиной, цепляясь за передний борт и друг за друга.

Уже стемнело, когда грузовик остановился около одиноко стоящего в степи домика. Навстречу нам вышел хозяин, пожилой киргиз с фонарем «летучая мышь». Русская речь давалась ему с некоторым трудом:

– Что так поздно прибыл? Тебе надо еще спать готовить. Вещи сюда бросай, – и он показал на низенький глинобитный сарайчик, служивший не то летней кухней, не то курятником в зимнюю пору, а, скорее всего, и тем, и другим.

– Натаскайте тюки, вон скирда неподалеку, – начал выдавать мне распоряжения Сан-Саныч, – спальники у вас есть, жить будете как в санатории. Валентину я пока в доме пристрою. Да следи, чтобы ребята не курили, а то скирду спалите, да и сами того…

Бригада после разгрузки, присев на корточки, курила в сторонке.

– Орлы, – начал я командным голосом, – окурки не разбрасывать и вообще с огнем осторожнее. Сейчас принесем соломенные тюки и устроим себе в этих хоромах царское ложе. Вопросы есть?

– А хавать мы сегодня будем? – поинтересовался Алексей.

– Об ужине позже, сейчас главное ночлег, – мне тоже хотелось есть, но я постеснялся спросить Сан-Саныча, собираются ли нас кормить.

– Завтрак съешь сам, а ужин отдай врагу, – так записано в скрижалях военных стратегов, – блеснул эрудицией геофизик.

– Слушай, шеф, подскажи водителю, пусть он развернется и фары включит, а то мы по темноте все костыли переломаем, – подал дельный совет Шамиль.

– Хорошо, сейчас сделаю, – я отправился в дом искать шофера. Сан-Саныч, Валентина и водитель пили чай в комнате на полу, застеленного пестрыми стегаными одеялами, в центре стояла керосиновая лампа и стопка лепешек. Видимо, нас все же ждали, и вопрос с ужином отпадал сам собой.

– Извините, – обратился я к водителю, – не знаю, как вас величать, ребята просят фары включить, а то не видно ничего.

– Сделаем, – шофер протянул мне руку, – Кылыч, меня зовут, что значит – меч, запомнишь? Если забудешь, зови, как все, Колей.

Ночлег обустроили быстро, принесли по два тюка на брата и закрыли ими весь пол, а затем разложили на сенной перине свои спальные мешки, да так плотно, что свободного места не осталось. Геофизик отыскал в своем огромном рюкзаке карманный фонарик, и укрепил его в дверном проеме. Быт был организован, оставалось накормить бригаду и отходить ко сну, но напрасно я расслабился, как оказалось, все испытания поджидали впереди.

Молодежь, поужинав арбузом, сразу забралась в спальные мешки, а приглашение подкрепиться в столь позднее время приняли только Николай и рабочие-топографы: Иван – участник конфликта в кузове, а также его друг тихий и незаметный Сергей. Я отправился на ужин не столько из-за чувства голода, сколько из-за соблюдения обычая гостеприимства. Наложенные на меня вериги руководителя обязывали познакомиться с хозяевами, уточнить их требования и круг наших обязанностей. На одеяло рядом с горкой лепешек Николай водрузил две большие бутылки с вином, называемых огнетушителями.

– Для знакомства.

– Хозяюшка, организуй нам, пожалуйста, еще четыре пиалки, – суетливые движения Сан-Саныча, нетерпеливо потиравшего сухонькие ладошки, выдавали в нем любителя застолья.

– А где Валентина? – поинтересовался я, не видя нашей сотрудницы.

– Её хозяйка вместе со своими малолетними детьми спать уложила, так что не беспокойся, — подсказал мне Кылыч.

Вино разлили по пиалам, первое слово по старшинству взял Сан-Саныч.

– Я смотрю, мужики вы в основном крепкие, мне Валя рассказала, что вы геологи, народ бывалый, думаю, со своей задачей справитесь. До вас тут неделю работали хлюпики городские, то им не так и другое не эдак, все ездили на почту в город звонить и жаловаться. Потом все бросили и сбежали. По моим подсчетам предстоит заскирдовать чуть больше шести тысяч тюков, если филонить не будете, и погода не подведет, за три недели должны управиться. Готовить вам обеды будет жена Тыная. Ну, будем здоровы!

– И вам не хворать! – поддержал его Николай, и все дружно опустошили свои емкости. Я тоже пригубил приторно сладкое вино и для поддержания разговора спросил:

– А что это у вас света совсем нет, Токтогульская ГЭС ведь где-то рядом?

– Провода ветер оборвал, говорил монтер, другой неделя делай, – ответил хозяин, подставляя свою пиалу под очередной разлив.

Вина хватило на три коротких тоста: – «Ну, давайте, мужики», «Вздрогнули!» и «Дай Бог, не последняя». Общий разговор не клеился и я предложил пойти спать. Мое предложение в корне не совпало с желанием подчиненных.

– Начальник, – обратился к Сан-Санычу Николай, – у тебя в заначке ничего не найдется, может, у хозяина есть, ты с ним побалакай по-свойски, если что, мы заплатим, бабки у нас имеются.

Отрицательный ответ не успокоил мятежную душу Николая, неожиданно он получил поддержку доброжелательного Кылыча:

– Можно до знакомого моего сгонять, он самогонкой приторговывает, тут недалеко, километров пятнадцать.

– Мужики, баста! Никаких знакомых! Посидели – и будет, уже час ночи. Идем спать! – запротестовал я.

– Да, ребята, завтра утром на работу, – поддержал меня Сан-Саныч.

– Ну, спать, так спать, – неожиданно легко согласился Иван, вставая с одеяла. Я поблагодарил Тыная за гостеприимство и вышел на улицу. Мои орлы стояли кучкой и о чем-то перешептывались, я подошел к ним поближе.

– Михалыч, ты иди, ложись, мы еще немного покурим.

Спокойный и почти трезвый голос Николая притупил мою бдительность и я пошел укладываться в спальный мешок. Но не успел заснуть, как услышал, что завелась и отъехала машина.

– Вот гады, все-таки поехали искать самогонку, – чертыхнулся я, смутно сознавая, что добром эта поездка не кончится. Вновь нацепив в полной темноте еще не успевшую остыть одежду, я вышел на двор и, ориентируясь на огоньки сигарет, подошел к топографам.

– Куда они поехали?

– Водитель заправиться забыл. Бензобак у него совершенно пустой, а завтра весь день крутиться надо, вот они с нашим Николаем и рванули на автозаправку.

– Мужики, не надо мне мозги компостировать, знаю я их заправку, меня директор предупредил, если кто начнет куролесить, отправлять назад и увольнять с работы к чертовой матери, – не сдержался я.

– Не кипятись, Михайлыч, говорили же тебе, все будет тип-топ. Давно к нам в институт устроился?

– Скоро месяц.

– Оно и видно. Ты полевых условий не просек. Не надо суетиться и дергаться, все идет, как заведено, и ничего поменять ты не в силах. Шуми не шуми, только нервы свои растреплешь. Захотели мужики выпить — никакими цепями их не остановишь. А тюки эти мы в стог сложим, не переживай, – Иван по отечески похлопал меня по спине.

Уснуть не удавалось долго, забытье прервал шум падающего ведра, а следом и возмущенная брань на русском и киргизском языках. Не одеваясь, я побежал на шум. На крыльце дома в одних подштанниках стояли Сан-Саныч и хозяин дома.

– Что случилось?

В ответ Сан-Саныч выдал триаду из отборных матов, среди связующих слов прослеживалась информация, что мне необходимо присматривать за своими подопечными, которые как коты помойные забрались в дом и устроили в нем переполох, напугав детей и хозяев.

Топографы отыскались за курятником, они тихонько разговаривали между собой.

– Какого черта вы поперлись в дом, – набросился я на рабочих.

– Ни шуми, Михалыч. Смотри, какая ночь чудная, звезды как крупные бриллианты мерцают, вся вселенная нараспашку, на равнине такое не увидишь. Вот хотели Валентину разбудить, предложить ей на звездное небо полюбоваться, да не в ту комнату зашли, – голос у Ивана наполняли нотки лирической грусти, и желание продолжать воспитательную беседу отпало само собой. Посидев с топографами и полюбовавшись на непривычно близкое звездное небо, я, получив заверение, что попытки приобщить Валентину к созерцанию космоса не повторятся, отправился спать.

Разбудил меня тревожный настойчивый шепот:

– Михайлыч, ты где, вставай у нас ЧП.

– Что стряслось? – я выскочил на улицу.

Передо мной стоял Николай.

– Ничего страшного, машина в яму залетела километрах в пяти отсюда, помощь требуется, мы с Кылычем вдвоем не справимся, надо лопаты найти.

– А вилы подойдут? – топографы неразлучной парой подошли, держа в руках привезенный инструмент.

– Конечно, лопата сподручнее, но где её в темноте найдешь, а будить Сан-Саныча Кылыч не велел, а то вони на весь совхоз будет.

Мы вернулись до рассвета, машину остановили подальше от дома рядом со скирдой, на которой мужики остались немного покемарить. Я отправился в наши хоромы и столкнулся с вышедшим по нужде Сан-Санычем:

– Доброе утро! Что не спится на новом месте? А машину ночью куда гоняли?

– Мужики решили в скирде ночевать, и газончик рядом поставили, – соврал я.

– Все ясно, – вроде бы поверил мне бригадир, – только ты их предупреди, чтобы не курили там.

Ночной инцидент, как мне казалось, был исчерпан. Мне удалась еще часок вздремнуть, когда раздался звон от ударов по металлическому рельсу.

– Хозяйка самовар вскипятила, давайте все завтракать и за работу, – командовал Сан-Саныч, устроивший набат.

На одеяле, кроме вчерашних лепешек, стояли три пиалы с каймаком и вазочка с сахаром, так что завтрак времени много не занял.

Начались трудовые будни, мне не надо было никого подгонять и агитировать. Самую сложную часть производственного процесса – загрузку блоков в поле – взяли на себя Николай и топографы. Валентина увязалась за ними, вызвавшись укладывать тюки на машине. Скирда, а если говорить точнее, её основание, состояла из сваленных в беспорядке прессованных тюков сена, которые еще предстояло разложить. Разбившись на пары, мы принялись за возведение своей пирамиды. Бригадир, как и полагается начальству, суетился под ногами и давал ценные указания:

– Блоки надо класть внахлест, а через каждые два ряда – торцом наружу, слабые и рассыпавшиеся тюки забивать в середину, не допуская пустот, и желательно утрамбовывать своим весом.

Алексею, доставшемуся мне в напарники, последнее замечание понравилось больше всего, он таскал тюки в центр стога и прыгал на них. Старался он изо всех сил, хотя было видно, что такого темпа он долго не выдержит. Я предложил Алексею сбавить прыть, пытаясь сильно не утруждать малолетку, однако во время перекура он признался, что мечтает за лето подкачать свои мышцы и в поблажках не нуждается. Первую машину ждали более часа и до обеда успели привести и уложить около 100 тюков. Простые расчеты показывали, что такими темпами, если не подведет погода, вкалывать предстоит ровно месяц.

Вечером после работы наш ждал неприятный сюрприз: место в курятнике заняли истинные хозяева. Полсотни индюшек вольготно расположились на наших спальниках. Короткое сражение с птицами было выиграно быстро, но потери мы понесли значительные. Птицам чем-то не приглянулись или наоборот понравились сигаретные блоки, разложенные Валентиной на просушку после вчерашнего дождика. Расклеванные пачки представляли жалкое зрелище.

– У, наркоманы, – Алексей бегал за птицами, шугая их с насиженного места.

Вышедшее из дома семейство переместило птичье хозяйство в загон по соседству, и, судя по подзатыльнику, который получил краснощекий крепыш, это он загнал птиц на старое место.

Никотинозависимые члены бригады, понесшие невосполнимый урон, громко переругиваясь, стряхивали со спальников остатки сигарет, и лишь предусмотрительный Сергей аккуратно собирал рассыпанный табак, чтобы в скором будущем крутить «козьи ножки» на зависть оставшимся без курева сослуживцам.

В индюшатник на отвоеванную территорию перенесла свои вещи и Валентина, сославшись на то, что неудобно беспокоить хозяев. Её переезд джентльменская часть бригады встретила с воодушевлением, каждый предлагал ей место рядом с собой, но она бросила свой спальник с краю, потеснив Алексея.

Отсутствие электричества и довольно прохладный вечер существенно ограничили репертуар нашего досуга. При свете карманного фонарика все забрались в спальники. Племянник главбуха оказался шустрым малым во всех отношениях, на скирде он проявлял рвение, стараясь не отставать от остальных, а после того, как все улеглись, начал травить анекдоты, которых знал великое множество. Вот только чувство такта и вкус у него отсутствовали напрочь. В роли цензора выступала Валентина, толкавшая его в бок, когда очередная байка переходила грани приличия.

– В прошлую осень я со своим шефом прокладывал профиль будущей автодороги в районе Казармана, – начал свой рассказ Иван, втиснувшись в паузу между анекдотами Алексея, – работа срочная, спешили мы очень, работали в стужу и пургу, отмечая вешками каждые восемь километров трассы. Перед отъездом дернул меня черт обратиться к чабану, у которого мы ночевали, чтобы он присмотрел за нашими колышками. Весной приезжаем с прорабами показывать трассу, а на местности ни одной вешки. Мы к чабану: как же ты не углядел? Он так нам хитро улыбается. Не беспокойтесь, говорит, все ваши колышки я сохранил, вот они у меня в сарайчике лежат, ни один не пропал.

– А у меня недавно тоже забавный случай произошел, – перехватил эстафету Николай. Помнишь, Шамиль, я к тебе на объект привозил на выходные рабочих с технической базы. Набились в мой ГАЗ-66 слесаря, мотористы, водители, кто с женами, кто с детишками. Только Токмак проехали, движок зачихал и заглох. Спецы из кузова повылазили, один давай бензонасос проверять, другой карбюратор начинает продувать, моторист предложил снять головку блока, клапана подрегулировать, в общем, целый консилиум собрался, а еще одна студентка-практикантка вертится среди механиков и все твердит: а может, бензин кончился? Спецы на неё шикнули, говорят, мол, всем крупно повезло, что нас захватили, мы все неисправности вмиг обнаружим, и занялись своим делом. А студентка все надоедает, как осенняя муха, бензин проверьте. Я ей объясняю, что с вечера залил полбака, и с горючим все в норме. Простояли мы часа полтора, спецы, все обследовали, а движок все чихает и глохнет. Сунулся я все же бензобак проверить, а он пуст. Какая-то сволочь слила. Я потом над нашими спецами прикалывался, как им дилетантка нос утерла…

– Ты лучше расскажи, как тебя водительских прав лишили, – подал голос Шамиль.

– Вот из-за этой студентки я и погорел. Мы тогда с мужиками хорошо посидели. Еще не рассветало, я по лагерю шарашусь, смотрю с пляжа практикантка наша идет, успела в Иссык-Куле искупаться, и вся такая белая, свеженькая, а тут я нарисовался с пьяной рожей…

– Конечно, у мужиков всегда бабы виноваты, – перебила его Валентина.

– Нет, никого я не виню, просто смотрел я на неё и думал: никогда меня такая красавица не полюбит. Так тоскливо стало, хоть волком вой. Уж не помню, что на меня нашло, тоже побежал к озеру, прыгнул в холодную воду, полчаса поплавал, вроде даже протрезвел. И решил ей подарить белые розы, в пансионате завода Ленина такие видел, думаю, нарву огромный букет, пока отдыхающие спят. Завел свою шишигу, только выехал на трассу, а тут менты, не спалось им…

– Коля, это любовь, – вздохнула Валентина.

– Это он сейчас придумал красивую сказку, а в объяснительной записке написал, что поехал водку искать, – Шамиля явно не тронула новая версия лишения прав водителя. Из-за ЧП на объекте ему объявили выговор. Скорее всего, по этой же причине он оказался на сельхозработах.

– А я этой зимой одноклассницу похоронила, — непонятно к чему вспомнила Валентина и после небольшой паузы добавила, – и смех, и грех! Ей уже тридцать с гаком, а замуж никто не зовет, вот и решила она себе ребенка завести. А у меня приятель, бывший спортсмен, женатый, конечно, но козел еще тот, всё женщин приглашал на своей машине прокатиться. Вот я их сдуру и познакомила. Нашли их на следующий день в гараже, лежат, в чем мать родила, он ей на грудь голову положил, так и представились. Чтобы в машине погреться, он на выхлопную трубу патрубок одел, а второй конец выставил на улицу. Кто же думал, что снегопад завалит трубу…

– Мужики, давайте лучше я вам песню спою веселую застольную из «Трех мушкетеров», слова я, правда, немного переделал, – предложил Борис и, не дождавшись согласия, перебирая струны своей гитары, тихо запел:

Невеста графа де Ляфер становится женой.
    И в честь графини де Ляфер устроен пир в пивной.
    Супруги ждут, в руке рука, когда нальют им шмурдяка… [1]
    Есть в местном парке грязный пруд.
    Лягушки там живут, лягушки там живут.
    Живут.
    А гости мечут все подряд, гусят и поросят.
    Закусывая осетром, смирновскую цедят.
    У жениха не местный вкус – лягушек захотел француз!
    Припев Борис пел уже во весь голос.
    Вот граф разделся до трусов, и в озеро – бултых!
    Потом мелькнул пяток разов, и пруд над ним затих…
    И вот уж наглою рукой к невесте тянется другой…

Со смехом все дружно подхватили «Есть в местном парке грязный пруд» и повторили его пару раз.

– Молодец, Боря, а я и не знала, что ты поэт, может, еще что-нибудь споешь? – попросила Валентина.

– Браво, Борис, сбацай еще что-нибудь, – раздалось несколько голосов.

– Ноу проблем, как говорят американцы, – отозвался геофизик, – когда имеются свободные уши, я могу петь хоть до утра. «Беловодская народная песня» на мотив популярного хита, – и снова запел:

Ты начальник, меня не бери на испуг.
    Ведь я знаю и сам – сачковать не красиво,
    Но что делать, когда мне захочется вдруг,
    Беловодского пива, Беловодского пива.
    Отложи ты дела, их закончишь потом.
    Ведь сидеть одному здесь, на базе, тоскливо.
    Хочешь, вместе пойдём и досыта попьём
    Беловодского пива, Беловодского пива.
    Заповедной тропой, проберёмся к пивной
    Там, где ветви деревьев сплетаются криво.
    Ведь мы любим с тобой, как мы любим с тобой
    Беловодское пиво, Беловодское пиво.
    Мы стоим у пивной, позабыв про часы,
    Никогда не встречал я удачней разлива.
    В упоении я опускаю усы
    в Беловодское пиво, в Беловодское пиво…

Пел Борис еще долго, но я уснул под его песни, как под колыбельные.

Через четыре дня Сан-Саныч объявил, что уезжает в совхоз и вернется через неделю.

– Привези нормальные вилы с длинными черенками, – попросил Николай.

– И веревку для увязки тюков, тогда можно будет укладывать в машину на пару рядов больше и не гонять газик полупустым, – добавил Иван.

– По-хорошему нужна еще одна машина, пока одна разгружается, вторая собирает тюки в поле, иначе за месяц не управимся, – внес я свою лепту в научную организацию труда.

– Да и продукты завези, картошку, рис, помидоры, огурцы и лук, салаты будем делать – встряла Валентина. – Что мы, не в Киргизии живем? А то утром лепешка, в обед макароны, а вечером опять лепешки с чаем, по правде говоря, макароны по-флотски в меня уже не лезут. Скажите хозяйке, пусть не экономит, бросает по две банки тушенки, а то мы скоро ноги протянем.

– Вот это правильно, – чуть не хором подтвердили топографы, – отощали мы с такой кормежкой, даже Валентина по ночам сниться перестала.

– Да и сигареты не забудьте прихватить, а то табак уже заканчивается, придется на коноплю переходить, – вспомнил Николай.

Кылыч с утра пораньше отвез Сан-Саныча на трассу, а, вернувшись, объявил, что сегодня суббота и ему положены выходные.

– Мужики, поймите, я не жлоб какой-то, понимаю, что без работы торчать здесь вам нет никакого резона, но войдите и вы в моё положениe, у нас соревнование по кок-бору. К нам приехали таласцы, а я в команде основной игрок и заменить меня некем.

– Ты нам сильно и не нужен, только машину оставь, у меня второй класс, гонять твой газончик не буду, гарантию даю, – Николай похлопал его по плечу. – Лады.

– Договорились, – согласился Кылыч, только ты меня отвези до села.

Так мы сэкономили себе еще два дня, а, может, и больше, успевая за светлое время суток укладывать до трехсот тюков. Производительность могла быть и выше, если бы работали две машины. Разгрузка шла в быстром темпе, мы почти бегом в несколько минут освобождали кузов, а потом около часа, забравшись на гребень скирды, наблюдали поле битвы за урожай. С высоты хорошо просматривалось, как медленно продвигается от тюка к тюку машина и мелкие, словно мураши, фигурки суетятся около неё, закидывая в кузов прессованные брикеты люцерны.

Сенокос, или как говорили у нас в поселке – покос, оставил самые яркие и приятные воспоминания детства. Торжественный выезд на заготовку сена сопровождался долгой ритуальной подготовкой. Загодя готовили инструмент, отбивали литовки, дополняли выпавшие зубья в деревянных граблях. Сенокосные делянки селяне разыгрывали по жребию в зависимости от количества домашнего стада еще с весны и живо обсуждали, кому подфартило, а кому придется дополнительно обкашивать лесопосадки, чтобы набрать необходимые на зиму корма. Луга начинались сразу за околицей, но ездили на покос в редколесье порой за десять километров, загружаясь в телегу двумя или тремя семьями. С дошкольных времен выезд на сенокос запомнился как некое священнодействие.

Поднимались засветло. «Коси коса, пока роса, – любил повторять отец, и я вскакивал с кровати, чуть заслышав его покашливание, суетился, вертелся под ногами взрослых, переполняемый восторгом от предстоящего праздника. В лесу мне открывался новый неизведанный мир, наполненный благоуханием разнотравья, все представлялось в диковинку: и поиски грибов и ягод, и встречи с бурундуками и косулями. Помню лису, бегущую вдоль дороги рядом с телегой. Отец шутит: чтобы поймать лисицу, надо посыпать ей соли на хвост, тогда она остановится, как вкопанная. Пока я судорожно ищу туесок с солью, зверек, вильнув в сторону, исчезает в плотной стене кукурузы. Мои сожаления о том, что не успел отыскать соль, все семейство встречает дружным хохотом, а я и не понимаю, почему.

Еще в дошкольные годы мне доверяли самый ответственный фронт работ – ворошить сено. Сестра обстоятельно объясняла, как граблями растрепать скошенную траву, или убрать её из тени деревьев на солнцепек, чтобы она лучше просыхала. Ворошили скошенные валки неоднократно, лишь только наступала вёдренная пора, поскольку частые сибирские дожди мочили их иногда неделями. Сухое сено собиралось и складывалось в копны. Положить в копну, а тем более в стог, влажное сено, значит, загубить всю скирду.

В пятом классе я научился косить, отец становился за спиной и, наложив свои сильные руки на мои, заставлял повторять однообразные движения. Короткий взмах, энергичный рывок, мелкий шажок и снова плавный взмах. Носок косы чуть приподнят, а её пятка, почти касаясь земли, собирает скошенную траву и доставляет в валок. Литовку мне подобрали небольшую, но и с ней управляться приходилось не просто. Косцы шли один за другим, складируя скошенную траву на стерню, оставленную впереди идущим. Отстать или замешкаться не позволял подпирающий следом косарь, ритмичное «вжикание» его литовки за спиной придавало ускорение. Я любовался отцом, он захватывал почти двухметровый ряд, и казалось, не прилагая усилий, делал взмах, а сочная трава покорно ложилась в ровный объемный валок. Единственным оправданием краткосрочной передышки служила правка косы. Корундовыми брусками обстукивали лезвие литовки с обеих сторон, и она звенела и пела в умелых руках.

Когда я стал старшеклассником, мне доверяли утаптывать стог и указывать, куда нужно бросить следующий пласт сена. Здесь требовалось особое мастерство, чтобы стог вышел ровный, высокий с плотной непромокаемой вершиной. У меня это получалось, и я даже пытался командовать сверху, хотя опытные мужики обходились и без сопливых подсказчиков. Последний бросок считался самым ответственным, сено, собранное вокруг стога, уплотнялось, и вилами с длинным черенком металось на высоту дома. Я ловил последний навильник и тщательно утрамбовывал центр. Потом наверх подавали четыре свежесрубленные молоденькие березки, их связывали вершинами, разложив стволы по сторонам света. Предполагалось, что березки уберегут стог при порывах ветра. Больше всего в этом процессе мне нравился спуск со стога, один из самых ответственных моментов. При неудачном соскоке существовал риск поломать руки-ноги, а еще хуже – развалить вершину и загубить многодневный труд. Мне бросали вожжи, один их конец оставался в руках отца, а по второму я осторожно спускался с небес на землю. Традиционно совершался обход стога, и легкое расчесывание его граблями. Душу переполняло чувство полного удовлетворения от хорошо исполненной работы. Страда завершена, сено для коровки-кормилицы припасено.

Сидя на скирде в центре Суусамырской долины, вдали от родного дома и ушедшего детства, сердечного трепета и праздничного настроения былой сенокосной страды я не испытывал, скорее наоборот, росло непонимание и неприятие кощунства превращения традиционного священнодействия сенокоса в бездушный, бездарно организованный процесс заготовки кормов.

Отужинав традиционным чаем с лепешками, Валентина стала инициатором голодного бунта. По обыкновению все мятежи начинаются с женских маршей пустых кастрюль. Тынай наше возмущение не понял и не поддержал:

– Мы всю жизнь так кушай.

Валентина зашла на кухню и вынесла по банке тушенки на брата и несколько сухих лепешек:

– Предлагаю организовать праздничный ужин.

Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы предвидеть негативные последствия подобного самоуправства, но есть хотелось очень, и воспрепятствовать разграблению продовольственного склада не хватило моральных сил. Мы отошли в ближайший сай, разложили костер, разогрели и оприходовали по банке тушеной говядины.

На следующий день макароны подали уже без мяса. Оказалось, что мы вчера израсходовали свой лимит, а оставшиеся банки принадлежат хозяевам. Мужики совсем загрустили.

После обеда ко мне подошел Тынай и, волнуясь, путая русские и киргизские слова, начал объяснять, что Алексей скрутил голову индюшке.

— Ничего я не сворачивал, просто, когда разгружали тюки, один из них упал прямо на индюшку, я её поднял, стал делать искусственное дыхание, а тут хозяин налетел, – не очень правдоподобно высказывал свою версию Алексей.

– Сколько стоит ваша птица? – спросил я Тыная.

– Двадцать рублей, давай! – пробурчал он обиженно.

Я отдал свою заначку, попросив приготовить суп из беспечной птицы, решившей прогуляться рядом со скирдой, но супа с индюшатиной в этот вечер мы так и не дождались.

Когда укладывались спать, разговоры шли только о еде. Вспомнили наших сбежавших предшественников, и Алексей предложил последовать их примеру.

– Цыганская мудрость гласит – «Если не работать, то не работать, а если работать, то ну её на фиг такую работу», – поддержал его своим любимым афоризмом Борис.

Я пытался втолковать им, что это временные трудности и все будет тип-топ, на что Шамиль, обычно меня поддерживающий, выдал провокационную цитату:

– За каждым трудовым подвигом стоит чье-то разгильдяйство и неумение организовать производство и быт. Если мы будем молча сносить этот бардак и не требовать нормального питания, с нами и будут обращаться как со скотом. Между прочим, Михалыч, тебя назначили старшим не для того, чтобы ты нас подгонял и обнадеживал иллюзорной премией, а чтобы отстаивать наши права.

– Да, да, правильно, работаем как лошади, а пожрать дают только макароны, знал бы, что такой напряг с хаваниной будет, из дома бы шмат сала захватил, – подал голос Николай.

– Нам на уроках истории рассказывали, что в Греции рабов вином поили, – внес свою лепту в общий хор роптаний Алексей.

– Вот так и творится вся история человечества: в античную эпоху эксплуатировали рабов, в средневековье крепостных, во времена Сталина зеков, а при развитом социализме шефов, – высказал свои философские познания Шамиль.

– Ну, прямо уж и рабы, скажешь тоже. Раз на раз не приходится, – не согласилась с геологом Валентина. – Нас в прошлом году отправляли сено косить, а вместо этого бригадир заставила собирать клубнику в совхозном саду. Ягода ремонтантная, крупная, ароматная, во рту тает, такую на базаре не купишь. Целую неделю мы блаженствовали, а потом кто-то проболтался о нашем непомерном везении и на выходные на сельхозработы записалась чуть ли не половина института. А их всех послали камыш вдоль арыков выкорчевывать…

– Что там клубника, сальцо бы сейчас, – мечтательно вернулся к прежней теме Иван. Мы в командировку обычно сало сами готовим, с чесночком да с перчиком засолим, потом в горах на объекте с черным хлебушком, да с лучком кусочек оприходуешь и бегаешь по маршруту с утра до вечера.

– Евреи говорят: мацы не полопаешь, много не потопаешь, – вклинился со своими шутками геофизик.

– Не травите душу, вы еще борщ со сметаной вспомните или плов из баранины. А, что, Михалыч, слабо потребовать у нашего долбанного бригадира настоящий плов, – не унимался Шамиль.

– Что вы к парню привязались, – встала на мою защиту Валентина, – приедет Сан-Саныч, я сама из него плов приготовлю.

Справедливые замечания товарищей настроили меня решительно поговорить с бригадиром после его возвращения.

В разгар дискуссии в гости заглянул Кылыч, приехавший на мопеде.

– Мужики, можете меня поздравить, мы раскатали таласцев, как пацанов. Осенью поедем во Фрунзе на республиканские соревнования. Сейчас по этому поводу у нас готовится бешбармак.

– Счастливчик, а мы уже неделю сидим на макаронах с лепешками, – запричитали мои сослуживцы.

– Могу взять одного на откорм. Шамиль, ты вроде как мусульманин, собирайся. Я бы всех вас пригласил, но народ на той собирается разный, кроме наших джигитов еще и таласцы будут. Пока трезвые – все друзья и братья, а после третьей… в общем как у всех.

Когда Шамиль уехал, мы еще целый час, лежа в спальниках, вели завистливые разговоры, как ему повезло.

Шамиль пришел в пять утра с большим пакетом баранины и боорсоков. Не дожидаясь рассвета, мы ели холодную баранину и слушали печальный рассказ Шамиля.

– Все начиналось торжественно и даже официально, как и предсказывал Кылыч. Он, оказывается, на Суусамыре местная знаменитость, и если я правильно понял спич аксакала, то наш водитель дальний родственник Кожомкула, положившего на лопатки самого Ивана Поддубного. В последней игре Кылыч, как форвард в козлодрании, забросил тушу в казан целых пять раз. Это вам не мячик футбольный пинать, козел сорок кило весит, здесь, кроме недюжинной силы, нужно уметь конем управлять. Меня посадили на почетное место рядом с Кылычем. Все его нахваливали, поздравляли, а после того, как крепко выпили, стали вспоминать старые обиды. Мне Кылыч сунул пакет в руки и посоветовал потихоньку линять, потому что начнется кульминация застолья с небольшой потасовкой и долгими примирениями. В общей свалке обязательно найдется чужак, которого не жалко и кому наваляют по полной. Естественно, я развязки дожидаться не стал и рванул сюда.

– Откуда им знать пословицу: «всемером одного татарина не бьют», – выдал очередной перл Борис.

На завтрак мы не пошли и на обед тоже, поскольку Кылыч так же привез нам остатки еды с праздничного тоя, пообещав привезти еще, поскольку отбывает на пару дней хоронить родственника. Хозяин очень обиделся, что мы не пришли обедать, и на мое приветствие не ответил. Назревал конфликт. Поужинать нас не пригласили. Валентина сходила в дом и принесла лепешки и чайник. Чаевничали мы в своем курятнике.

Дни проходили в монотонной работе, на обед давали все те же макароны без мяса. Хозяева с нами не разговаривали, да и мы не пытались восстановить отношения.

– А рыбалка здесь есть? – поинтересовался Иван у вернувшегося к концу недели Кылыча, – у меня снасти всегда с собой, пора переходить на подножный корм.

– У местных киргизов рыбалка не практикуется, а городские часто приезжают, но ловят они или нет, не могу сказать, скорее всего, только пьянствуют, – поделился водитель своими наблюдениями.

– Михалыч, отпусти нас сегодня с работы пораньше, мы на разведку смотаемся, – попросили топографы.

Иван с Сергеем пришли поздно. Без улова, но довольные, со стопкой блинов и парой банок сгущенки.

– Мужики, мы набрели на экспедицию Академии наук, которая изучает травы и почву. Там целое женское отделение, одна серьезная дама кандидат наук, её помощница и три молоденькие лаборантки. Какой-то большой начальник к ним на днях с инспекцией на собственной «Волге» приехал – не то профессор, не то министр. Послушав о нашем полуголодном существовании, они вошли в положение, сигаретами поделились, накормили и блины с собой предложили, а на завтра приглашают всех в гости на ужин и танцы.

– Ну-ка еще раз повтори, что они вам предложили, – расхохотался Борис.

– Блинов, а что? – не понял Иван, чем он рассмешил геофизика.

– Вместе с собой, – смеялся Боря.

– Вот люди живут, у них палатки добротные, складной домик для профессора и даже газ и электричество, – продолжал Иван, так и не врубившись насчет повода для насмешки.

Следующее утро все разговоры вертелись вокруг предстоящего визита к молоденьким лаборанткам. На танцы выразили желание отправиться все, в том числе и Кылыч с Валентиной.

– Я всегда мечтала выйти замуж за профессора, может, это моя судьба. Только надо банный день устроить, неудобно с немытой головой в гости идти.

– Профессора все немощные, – некстати вставил слово вечно молчавший Сергей.

– В гости неудобно идти без подарка, а вот спиртного у нас как раз и нет. Леха, придется тебя опять на охоту за индюшкой отправляться, – добавил Иван.

– А что, хорошая идея, давайте барышням индюшку подарим, но лучше живую, общипанная она не произведет должного эффекта, – поддержал его Борис.

– Отставить разговорчики, я уже выкинул свою заначку за несчастного индюка, травмированного тюком, больше денег у меня нет, – возразил я.

– Вот и мы о том же, гроши за индюшку выплачены, а супа, как мы планировали, нам так и не приготовили. Посему имеем право… Как ты думаешь, Кылыч? – обратился к водителю Николай. – Мы тут с голодухи порешили птицу, надеялись, что хозяин хотя бы нас супчиком угостит, а он деньги у шефа забрал, да еще и обиженным прикинулся.

– Да, некрасиво получается, вроде бы взрослые мужики, а ведете себя как детдомовская шпана. С любым человеком можно договориться, кстати, индюшки эти Сан-Саныча, а семья Тыная за ними только присматривает. Хорошо, я потолкую с ним, но расплачиваться с бригадиром вам самим придется, – пообещал Кылыч.

Закончили работу до обеда, к тому же все тюки на окрестных полях подобрали, оставалась дальняя делянка, но её решили начинать с завтрашнего утра.

В гости все вырядились в штормовки болотного цвета со значком МИНГЕО на рукаве. Спецодежду выдавали в институте для работы на объектах, но её берегли на выход для торжественных случаев. Когда мы, небритые, все в одинаковых штормовках, как голодная саранча высыпались из кузова, обитатели лагеря попрятались по палаткам, а навстречу к нам вышел представительный, интеллигентного вида мужчина в белой рубашке с широким галстуком, зафиксированным массивным, возможно, дорогим зажимом. Неуместный в полевых условиях костюм высокопоставленного начальника создавал атмосферу некоего официального приема.

– Добрый вечер. Кто у вас за старшего? – административным тоном поприветствовал он нас.

Я протянул ему руку и отрекомендовался.

– Илимбек Асанович, — в свою очередь представился он. – Наслышаны о ваших трудностях. Давайте, отойдем, побеседуем.

Не знаю, что уже там наговорили ему топографы, но наши проблемы начальник воспринял близко к сердцу, назвав их «вопиющим случаем безответственного отношения к организации шефской помощи, дискредитирующего политику Коммунистической партии». Я пытался успокоить его, убеждая, что все не так уж и плохо, и на днях вернется бригадир с продуктами, но Илимбек Асанович оставался непреклонен, такое безобразие безнаказанным оставлять нельзя.

Наш разговор прервало приглашение на чай. На низеньком походном столике лаборантки разложили печенье, конфеты и большие чашки с яблоками, сливами и абрикосами.

– Угощайтесь, фрукты с личной дачи, – сделал широкий жест Илимбек Асанович.

– Спасибо огромное! – члены бригады, жеманясь, по одному брали свой чай, конфеты или печенья и отходили в сторонку, давая возможность подойти остальным. Алексей взял сразу два яблока и несколько абрикосов, но, получив в бок от стоявшей рядом Валентины, вернул одно яблоко на край стола.

Подаренной индюшке Илимбек Асанович, как американский президент на Рождество, даровал жизнь, под восторженное одобрение лаборанток. Наша команда, распылявшая себя весь день предстоящей встречей с женским обществом, заметно стушевалась, увидав прелестных лаборанток, и предпочитала курить около небольшого костерка. Только Алексей и Шамиль, выбрав себе партнерш, танцевали под томную музыку Джо Дассена, записанную на магнитофон «Романтик». Строгая научная дама с помощницей после нашего вторжения вдруг вспомнили о неотложных делах и удалились в профессорский домик. В этом демонстративном уходе чувствовалось, что не все рады нашему приезду, я еще раз извинился перед хозяевами лагеря за набег голодающей орды и предупредил ребят, что мы долго не задерживаемся.

Атмосферу разрядил Борис, предложивший импровизированный концерт у костра.

– Хит сезона, – громко объявлял он, – нешуточная народная геофизическая песня, подслушанная у ВИА «Ровесники», исполняется впервые.

Живёт за речкой синею, за синею долиною, начальник.
    Быть может не красавец он, пиджак на нём болтается, начальник.
    И зимами и летами заказы на объекты нам, начальник,
    Даёт и улыбается, Ему всё это нравится, начальник.

– А теперь все вместе, – приглашал Борис, – и над Суусамыром понеслось нестройное многоголосие.

Объекты у нас далеко, далеко
    В степи и в горах высоко, высоко.
    И делать порой их совсем нелегко,
    А иначе бы не было песни.

И вот порою дрянною письмо читает бранное, начальник.
    И пишем мы, что голодны, дни нашей жизни сочтены, начальник.
    Что вовсе не из стали мы, что от забот устали мы, начальник.
    Что нас пора порадовать, нам премии пора давать, начальник.
    Письмо прочёл два раза он и, не моргнувши глазом он, начальник.
    Нам телеграмму отстучал: «Кто там по маме заскучал?» Начальник.
    Прошло всего два месяца, они там с жиру бесятся! Начальник.
    И, не теряя времени, лишил он всех нас премии. Ах, начальник, начальник…

Встреченная хохотом песня повторялась на «бис», подпевал её и Илимбек Асанович. Небольшой костерок и популярные мелодии с придуманными Борисом словами сотворили метаморфозу, превратив административного начальника в рубаху-парня. Попросив у нашего поэта гитару, он с воодушевлением напевал песни своей студенческой молодости. Послушать хиты вышли строгая научная дама с помощницей. Прощались мы уже как закадычные друзья.

Пока мы расслаблялись на танцах, вернулся Сан-Саныч с ящиками помидор, огурцов и лука. Утром Валентина настрогала тазик салата.

– Мы эту траву совсем не уважаем, – повторял Тынай, накладывая себе очередную порцию овощей в пиалу, – мясо или лепешка с каймаком сытнее.

– Слушай, Сан-Саныч, давай сделаем плов, вот и хозяин говорит, что мясо полезнее, – приступил я к выполнению своих обязанностей руководителя.

– Баран денег стоит, вы со своими запросами ни в одну смету не впишетесь, то помидоры, то черенки для вил, я их, между прочем, за свои кровные на базаре брал, опять же двух несушек моих загубили, теперь им плов подавай. От вас одни убытки, вы столько не зарабатываете.

– Тогда давайте использовать вторую машину, на которой вы приехали, с ней мы быстро управимся, – начал я гнуть свою линию, догадываясь, что баранина нам обломилась.

– Машину мне дали только продукты привести, да и водитель согласится ли, – как-то неуверенно начал мямлить бригадир.

– Ну, вот и договорились, сейчас скажу мужикам, что идем на рекорд и за пару дней вывезем дальнюю делянку.

На обед снова приготовили макароны по-флотски, но с овощами они уже не казались такими пресными.

Скирда подрастала прямо на глазах, тюки приходилось перекидывать по нескольку раз, поднимая их на высоту двухэтажного дома. Сил и времени на завершение стога тратилось немало, и мы едва успевали разложить тюки к доставке очередной партии. Работали без перекуров, пока не стемнело.

За ужином Кылыч доложил, что тюков в поле осталось всего ничего, если работать в таком темпе как сегодня, завтра к обеду должны закончить.

– По такому случаю и барана можно резать, – решил порадовать нас бригадир.

Ни первое и даже второе сообщение у сослуживцев восторгов не вызвали, все молча попили чай и, не прощаясь, потянулись на ночлег. Засыпали без привычных уже анекдотов Алексея.

Последний рабочий день выдался самым трудным, до обеда двумя машинами свезли оставшиеся тюки, а потом всей бригадой поднимали их на гребень скирды.

– В двадцатом веке живем, у нас в Сибири еще десять лет назад для таких целей механические стогометы применяли, а здесь хотят всё на дармовщину, – ворчал Николай. Он один поднимал вилами тюки и благодаря длинному черенку перебрасывал их стоящим на высоком уступе топографам, те уже вдвоем перекидывали их выше, где остальные члены бригады волоком перетаскивали тюки на гребень.

– Тезка, передохни чуток, дай и мне размяться, – Кылыч, скинув рубаху, словно пушинки стал перебрасывать тюки наверх, но, поработав десять минут, вернул вилы Николаю.

– Тяжело с непривычки, – признался он и отошел к бригадиру, который наблюдал за процессом стогометания со стороны.

– Аж упрел, – как говорят французы, – прокомментировал Борис благородный порыв водителя.

Выезжать решили утром, хотя Сан-Саныч предложил остаться еще на день и обещал праздничный ужин в связи с окончанием работ.

– Раньше надо было подсуетиться, – Николай сплюнул бригадиру под ноги, – запомни, тех, кто наживается на харчах для работяг, на том свете черти в особых термоядерных котлах жарят.

Вечером, когда забрались в спальные мешки, Шамиль задал тему для разговора.

– Я слышал, нашему институту большой объект для изысканий намечается. В Таш-Кумыре завод полупроводниковых материалов задумали строить, скоро все там встретимся.

– Где бы ни работать, лишь бы не работать, – девиз советского труженика, – съехидничал Борис.

– Наверно без меня, хотя директор обещал, если в совхоз поеду, похлопотать и характеристику в ГАИ хорошую написать, – невеселым голосом сообщил Николай.

– А мне директор сулил путевку в дом отдыха на Иссык-куль. Он мне говорит, – «путевку заслужить надо, поработаешь в совхозе, тогда посмотрим». Как думаете, не обманет? В сентябре там еще и позагорать можно.

– Думаю, не обманет, – мне вдруг стала понятна неожиданная командировка в курортную зону, возможно, я тоже отрабатываю аванс.

Ночью пошел дождь, тяжелая туча не смогла перевалить через хребет и застряла в долине. Холодная сырая смесь из густого утреннего тумана, мелких дождинок и снежинок висела в воздухе в неопределенном раздумье: попытаться одолеть хребты и выйти на оперативный простор или оставить свой тягостный груз на Суусамыре. Неожиданно подул ледяной ветер и в воздухе в хаотичном беспорядке заметались «белые мухи».

Утренний чай пили молча. В голове крутились обрывки мыслей, как пресечь это гнетущее молчание. Поблагодарить хозяев за гостеприимство язык не поворачивался, хотя… в чем провинилось перед нами оторванное от цивилизационных благ семейство? Мы ворвались в их патриархальный мир со своими запросами и претензиями, которые им непонятны и не приемлемы. Другое дело Сан-Саныч, наверняка на кормежку ему выделили кругленькую сумму, а он, сквалыга, решил поживиться за наш счет.

– Ну, до свидания, – выдавил я из себя, – даст Бог, больше не увидимся.

Загрузились быстро. Бросили в кузов пару тюков, на них и разместились, плотно прижавшись друг к другу. Алексей, как самый шустрый, накинул свой спальный мешок на плечи, остальные, немного поразмыслив, сделали то же самое.

На перевал поднимались долго, из-за ночной аварии в тоннеле трасса оставалась закрытой почти до обеда. Чтобы окончательно не закоченеть, согревались, толкая друг друга локтями. На перевале нас встретило солнце, распогодилось и в долине.

– Наша скирда, – вдруг закричал Алексей, глядите, её отсюда видно.

Скирда маленькой желтой точкой, как огонек, светилась на покрытой снегом долине. Чувство выполненного долга приятной теплой волной обволакивало наши озябшие души.

Из конторы совхоза позвонили в институт и попросили прислать за нами автобус. Директора совхоза на месте не оказалось, его срочно вызвали во Фрунзе. В столовую мы пойти постеснялись. Грязные и заросшие щетиной мужики выглядели как уголовники, сбежавшие из мест не столь отдаленных. Отправили Валентину с Алексеем на базар, а потом в садике около конторы подкрепились лепешками и небольшими дынями сорта «Колхозница». Анатолий приехал под вечер, сообщив приятную новость: за ударный труд директор института всем предоставил три дня отгулов.

Еще в дороге у меня скрутило живот, а уже дома начался жуткий понос. Приехавшая утром «Скорая помощь» предположила дизентерию и свезла меня в инфекционную больницу. Провалялся я там неделю, а потом еще столько же сидел дома на больничном, поглощая в немалом количестве фуразолидон. К счастью, диагноз не подтвердился, но впечатления от посещения этого унылого учреждения с лихвой перекрыли все воспоминания о недавних тяготах Суусамырской эпопеи. Навестить меня в больницу забегала только Валентина.

– А ты знаешь, Сергей сделал мне предложение!

– Какой Сергей, – не понял я.

– Рабочий-топограф, напарник Ивана, он мне еще на стоге говорил: выходи за меня. Я подумала, мужик он здоровый, малопьющий, ну и работящий, сам видел. Вот и согласилась, поживем пока вместе, а там видно будет. Николай собирается увольняться, ему предложили рейку у топографов потаскать, но ему не нравится, думает возвращаться в деревню на свою родину. Остальные ребята по командировкам разъехались.

В первый же день, едва я появился на работе, директор вызвал меня в кабинет.

– Поправился? Все в порядке? Рассказывай, что там у вас произошло?

– Задание партии выполнено досрочно, — гордо сообщил я, — все трудились отлично. Скирду успели завершить до дождей. Особенно следует отметить Николая Масленникова, он пахал за двоих и грузил и отвозил. Я думаю, что положительную характеристику в ГАИ он заслужил.

Директор никак не разделял моего восторга.

– А у меня другие сведения: пьянствовали, своевольничали, обижали местное население и анашу курили. Жалоба на тебя в райком партии поступила, и не одна. На днях меня вызывали на ковер, пропесочили за то, что я не провожу со своими кадрами воспитательную работу, обязали во всем разобраться и влепить тебе строгий выговор.

– Мы же все выполнили досрочно, нам директор совхоза обещал премию выписать.

– А ты оказывается еще тот гусь, зачем же ты тогда на него накляузничал в ЦК партии? Нехорошо так, минуя все инстанции, и меня в известность не поставил. У него неприятностей теперь выше крыши. Так что о премии можешь и не мечтать.

Сразу вспомнилось стремление Илимбека Асановича «строго указать нерадивой дирекции совхоза на серьезные упущения, порочащие политику нашей родной партии», но вслух свои догадки я почему-то озвучивать не стал.

– Я так думаю, рановато тебе еще в руководители, житейского опыта набраться надо. На технической базе у нас освободилась должность специалиста по бурению, приказ мной уже подписан, зайди в отдел кадров, ознакомься и завтра приступай к своим новым обязанностям, – директор взял со стола бумагу и начал её изучать, показывая всем своим видом, что аудиенция окончена.

Пятнадцать лет до развала Советского Союза я возглавлял в ГИИЗе сектор буровых работ. Иногда думаю, а ведь мог бы стать и главным инженером, если бы не отпустил топографов на рыбалку.

© Александр Камышев, 2015