Вояж

Приключения Киры по пути в Австрию и на горнолыжном курорте.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Литературный Кыргызстан» №2 за 2015 год.

С трепетом захожу к шефу. В руках у меня заявление на отпуск. И я очень боюсь, что услышу обычное и короткое «Нет». Он не разрешает отпуска без содержания, даже если причина более чем уважительная, никогда не отпускает вне графика, не принимая ссылок на то, что уже куплена путёвка или даже билеты... Очень симпатичен, но по-деловому немногословен. У нас он работает недавно, и поэтому его пока все побаиваются. Я тоже. Сегодня же он выглядел как абрикос, у которого вот-вот должны распуститься почки.

– Все рвутся в отпуск летом, а вы – зимой, – больше он ничего не сказал, но заявление подписал.

Мы были с ним схожи: о нём, о его личной жизни (женат-неженат), об увлечениях ни одна женщина (и я в том числе) так ничего и не узнала; я тоже о себе не распространялась, хотя и пришла в эту фирму значительно раньше. И никогда и никому не говорила, как и где хочу провести отпуск. По секрету: в этот раз я лечу с друзьями в Австрию! В Австрию!

В прошлом году, в начале сезона Димка – он мой лучший друг (просто друг), – пошутил:

– А слабо нам в Австрию смотаться? Снега там навалом!

Поначалу его слова так и восприняли, как шутку. Я же загорелась и смогла увлечь Славку с его женой Валей. А Димку и уговаривать не пришлось. Ну, если Димка решил поехать, то Ира и подавно. И почему он, глупый, не обращает на неё внимания, не видит, что она любит его. А она и красивая, и умная, и готовит прекрасно... Только зря считает меня конкуренткой.

Чем ближе подходил день отлёта, тем больше я волновалась, тем сильнее замирало сердце. Постоянно нервничала: как же – впервые лечу за границу! А вдруг где-нибудь забастовки, а если рейс задержат, а... Этих сомнений набиралось всё больше и больше. Димка успокаивал меня:

– Вот увидишь, ко дню вылета всё образуется, – это успокаивало, но ненадолго.

– А где и как там будем жить? А можно ли будет готовить самим? А...

Когда выгружали лыжи и наши дорожные сумки из машины, у моей сломалось колёсико. Кто-нибудь пробовал таскать тяжеленную мягкую сумку на одном колёсике? А мне ещё и рюкзак, и лыжи тащить пришлось. Надо было, как у Иры и Димки, жесткую купить. Теперь вот мучаюсь! Вот так, с самого начала не задалась моя поездка.

Пассажиров на регистрации было совсем мало – мы, мягко говоря, несколько припозднились.

– Побыстрее, побыстрее, пожалуйста! – поторапливали нас служащие аэропорта.

Пока мои друзья оформляли багаж, я, наслышавшись о том, что часто вскрывают чемоданы, под скептические взгляды некоторых лиц обматывала свою сумку скотчем (пусть теперь кто-нибудь попробует её расстегнуть)! Ух, с каким настроением я виток за витком накладывала липкую ленту на ткань сумки! Мотала, мотала...

– Билет и паспорт приготовила? – спросил Димка (он, зная о некоторой моей рассеянности, опекает меня).

– Ах, да, – вот же, проклятая моя суетливость: документы-то в карманчике, через который уже намотано несколько слоёв скотча. Я принялась судорожно отдирать то, что всего минуту назад торопливо накрутила. Какая же она прочная, эта лента!

– Погоди, – отодвинул меня Димка.

Ножницами – где он их только успел раздобыть, – разрезал скотч. И, когда я достала из сумки документы, положил на весы мой рюкзак, лыжи, взялся было за ручки сумки...

– Оп-па, а что это она… прилипла? – удивился он, с трудом отдирая сумку от пола. Потом, приглядевшись, – Э-э, Кирка, ты как скотч-то мотала?

– Как мотала? Мотала и всё. А что?

– Так ты же его клеем наружу... Ну ты и даёшь!

Красная от стыда я срезала и отдирала лену, буквально кожей ощущая ироничные улыбки окружающих.

Дежурная, отодвинув билет в сторону, взяла только мой паспорт, глянула в него, что-то там посмотрела на компьютере и привычно всё оформила. После пограничного контроля и личного досмотра, когда пришлось даже разуваться и в одних носках проходить дальше, я, одевшись и обувшись, присоединилась к друзьям.

И тут вдруг обнаружила, что в билете, который даже не посмотрела дежурная, нет денег – двух бумажек по пятьсот евро! Всех моих денег на Австрию не было! Но я точно помню, что положила их туда. Значит уже здесь, в аэропорту где-то обронила! Я едва не лишилась сознание. Это был шок! Где я могла их потерять? В панике кинулась обратно. Меня пытались задержать в зоне досмотра, потом пограничник бежал за мной... Девушки, что оформляли меня у стойки регистрации, когда я сказала, что потеряла где-то здесь все свои деньги, смогли только посочувствовать. И по их глазам, по их лицам я видела, что жалеют они меня вполне искренне. Настроение... Да какое может быть после этого настроение!? Ведь осталась без денег! Вообще без денег!

Друзья, до этого оживлённо разговаривавшие, с удивлением наблюдали за моей беготнёй. А, узнав причину, удручённо замолчали.

«Что же делать? Не лететь? Так уже и багаж, наверное, в самолёте. Да и столько мечталось об этой поездке! Лететь? А на что там жить?»

– Ладно, чего уж, скинемся, – мрачно сказал Славка. – Туговато будет, но как-нибудь выкрутимся. Не отказываться же от поездки!

– Худеть придётся, – вздохнула Ира.

– Тебе-то куда? – через силу, но всё же съехидничала я, а она тут же добавила:

– А я-то причём? На тебе будем экономить.

– Или в ресторане посудомойкой отработаешь. Вечерами, – мрачно пошутил Димка.

Опять замолчали, переживая – всё же тысяча евро! Для любого из нас очень немалые деньги!

«Стоп, – взяла я себя в руки, – собираясь, я хотела положить деньги в билет. А положила... Если их нет в билете, то... То в страховку, которая сложена так же, как и билет! Страховка же... страховка-то осталась в сумке! О боже, она осталась в кармане сумки, который только молнией застёгивается! Достаточно любому, кто будет перетаскивать её, открыть карман и...»

Я поделилась мыслями с друзьями. От этого сообщения они немного взбодрились – хоть какая-то надежда появилась.

– Да, Кира, подальше положишь... – начала Валя.

– Дольше искать будешь! – закончила Ирина (ну не может она, чтобы не подколоть).

Переживания за свою недотёпистость, с настроением хуже некуда, прошла в самолёт, нашла своё место... Слава с Валей расположились рядом почти в самом хвосте, Димка – через проход от меня, Ира – где-то впереди. Почему так? Было бы славно, если бы они оказались рядом.

После взлёта моё беспокойство о денежных средствах забылось, потому что приятно поразил сервис – и телевизоры в спинках кресел, и то, что раздали пакеты, а в них чего только не было: и маска на лицо, если захочется вздремнуть, и подушечка, и... носочки. Они-то зачем? А во втором – маленькие наушники, которые можно было подключить и слушать музыку или звуковое сопровождение фильма. Я их повертела в руках, разглядывая и прикидывая, не заменить ли свои к мобильнику...

– Ты, Кирка, думаешь, как бы их свистнуть, – догадался Димка. – Ты вспомни, у твоих наушников штекер, а у этих – вилочка. Так что ничего не выйдет – смысла нет.

Через шесть часов приземлились в Стамбульском аэропорту. За время полёта я успела посмотреть два с половиной фильма, и очень хотелось остаться в самолёте досмотреть третий. Но злые пилоты выключили телевизоры – пришлось выходить.

Местный аэропорт поразил нас своими размерами: транзитная зона, что в одну, что в другую сторону простиралась, казалось, до самого горизонта. Некоторые служащие – их можно было понять, – передвигались зачастую на каких-то маленьких электрических машинках.

Мы гуляли по этим просторам в ожидании посадки на Мюнхен, как по музею. Я вертела головой, разглядывая всё, что нас окружало – как же, ведь это была ЗАГРАНИЦА! И вокруг – сплошь ИНОСТРАНЦЫ! Поэтому, наверное, постоянно отставала. И вдруг увидела молодого парня, сидящего в большом чёрном кресле и трясущегося в каком-то припадке. Тут же окликнула Валю:

– Там человеку плохо. У него, наверное, эпилепсия, – Валя была врачом и, я знала: в любой ситуации и где бы она ни находилась обязана была оказывать помощь.

Встревоженные друзья вслед за мной вернулись к тому месту, где я видела больного (его уже и след простыл). Димка прочитал таблички на кресле и засмеялся:

– Эх ты, паникёрша! Это же массажное кресло: бросишь монетку и тебя это кресло отмассирует не хуже хорошего массажиста.

А потом я, отстав в очередной раз, умудрилась заблудиться, запутавшись в указателях и переходах. В огромном здании аэропорта это было немудрено (наш-то аэропорт «Манас» крошечный по сравнению с этой махиной).

Дома я месяц ходила на курсы немецкого языка, поэтому с трудом составив фразу и немного стесняясь, обратилась к какому-то европейцу: «Во ист Мюнхен?». Он подумал-подумал, потом рукой показал куда-то в сторону городских строений – видимо дал направление на этот немецкий город. Что он, не понимает нормального немецкого языка? Или он так пошутил? Вот гад! С тем же вопросом я обратилась к другому мужчине, по-видимому, местному служащему (на груди у него был какой-то бейджик), Но на всякий случай подняла руки, изображая крылья, и добавила: «Самолёт». Он улыбнулся, сообразив, чего от него хочет эта иностранка (то есть я), взял за руку и подвёл к информационному табло... Я тут же увидела номер нашего рейса, слово «Мюнхен» (но написанное как-то странно – «Мюних»), номер сектора, где идёт регистрация, и поняла, куда мне нужно мчаться. Я прибежала, когда все пассажиры уже прошли в самолёт и только мои друзья нервной кучкой стояли возле дежурных, которые что-то им говорили, жестикулировали руками, показывая, что нужно проходить на посадку. Да-а, если бы была возможность, меня бы, наверное, поколотили. Валя сердито сказала, что я доставляю всем головную боль.

В самолёте, который понес нас из Стамбула в Мюнхен – такая досада, – персональных телевизоров не было. Только кое-где с багажных полок свисали маленькие экранчики, на которых демонстрировалась какая-то реклама, а в промежутках – данные о полёте, где мы находимся, мимо или над какими городами пролетаем. В общем – совершенно не нужная информация. Скукота!

Самым первым моим чувством после приземления в Мюнхене было то, что в сорок пятом году, теперь уже в прошлом веке, здесь заканчивал войну мой дед. Но никакой враждебности к этим первым, встреченным мною в таком количестве немцам, не было – обычные люди.

Пассажиров было много, и возле каждой будки с пограничником (а их было несколько) выстроился большой хвост прибывших. Мы были одними из первых. И минут через пять к будке прошла Валя. Сразу же возникла проблема: что сказал ей пограничник, она со своим английским, естественно, не поняла и позвала мужа. Он, подойдя, подал письмо-приглашение и свой паспорт. Пограничник просмотрел бумагу и ещё что-то спросил. Даже глядя в спину Славке, было совершенно ясно, что он ничего из сказанного ему не уразумел. Офицер ещё раз старательно и с улыбкой попытался что-то объяснить. Тогда Славка обернулся и позвал меня – он-то знал, что я месяц ходила на курсы. Но, как оказалось, месячных курсов маловато. Нужно не только уметь хоть что-то сказать по-немецки, очень важно понять, что говорят тебе.

Офицер всё пытался что-то выяснить у нас и, кажется, уже начал терять терпение. Вдруг я уловила, что он спросил: «Инглиш?».

– О, йес, йес, – воскликнула я и позвала Димку – ведь он совсем неплохо владеет английским.

С помощью Димки всё быстро выяснилось: и что мы едем в Австрию кататься на лыжах, и что у нас достаточно денег, и есть приглашение, и мы не собираемся оставаться ни в Австрии, ни в Германии, и вернёмся через десять дней. Наконец-то мы получили все пять наших паспортов с отметками о прибытии.

Напоследок я, язвительно улыбнувшись, сказала пограничнику:

– Русский язык учить надо.

Тот, конечно же, ничего не понял, тем более моей иронии, но на всякий случай улыбнулся в ответ.

Кстати, людей, что стояли за нами, уже не было. Видимо, у них лопнуло терпение, и они перешли к другим будкам. И там быстренько покончили со всеми формальностями.

Как всегда, пришлось немного подождать багаж. Когда мы снимали свой совсем не лёгкий багаж с ленты, я с ужасом увидела, что и другое колёсико на моей сумке сломано. Ну что за невезение! Но это было всё же пустяком, потому что в кармане сумки я нашла свою страховку, а в ней две бумажки по пятьсот евро. Как же полегчало от этой находки! Не нашлось ни одного человека, который бы подумал, что есть идиотки, хранящие крупные суммы денег в незакрытых на замок сумках.

Постепенно все пассажиры разобрали багаж, транспортёрная лента опустела, а лыж всё не было. Нами овладело беспокойство, мы стали растерянно озираться. И вдруг увидели парня и девушку с лыжами (а что ещё могло быть у них в чехлах?). Славка бросился к ним и жестами попытался выяснить, где они получил лыжи. Странно, но они поняли и показали в дальний конец зала. Там, едущие в Альпы покататься, забирали последние комплекты снаряжения. Тут же лежали и наши. Почти все. Не оказалось лыж Димки и моих. Ну что же это такое? Что за наказание? В чём я провинилась? Настроение опять испортилось! Слёзы едва не полились у меня из глаз.

Димка со Славкой куда-то убежали. Их не было минут двадцать. Вернувшись, они стали торопить:

– Быстрее, автобус вот-вот отойдёт, а нам на поезд нужно успеть.

– Куда быстрее? А лыжи?

– Лыжи найдут и привезут нам в отель. Давайте поторапливайтесь.

Подчиняясь, я поволокла сумку с оторванными колёсами по полу – нести в руках её было мне не под силу, а волоком тащить было мученьем!

– Ладно, давай я понесу, а ты кати мою, – какой всё же хороший наш Димка.

Автобусы в Германии ходят точно по расписанию. И нервничай – не нервничай, умоляй – не умоляй водителя, он не тронется с места раньше. Но мы всё же успели: минут десять побегали по перронам в поисках нужного нам поезда и чуть ли не в последний момент впрыгнули в первый попавшийся вагон.

Видимо в это время людей ездит мало – в нашем вагоне, куда мы заскочили, их вообще не было. Расположившись в мягких креслах, мы предались блаженству от плавного «полёта» по рельсам германской железной дороги, сбрасывая нервное напряжение последних минут, когда искали сначала кассу, а потом – нужный нам поезд.

Приглядевшись, Слава и Димка обнаружили, что кресла раскладываются, после чего в них можно очень удобно возлежать. Что мы и сделали.

Но тут вошёл контролёр. Мы предъявили ему билеты, а он почему-то стал возмущаться, потрясая нашими билетами и обводя рукой салон. Что мы могли ему сказать? Только «нихт ферштеен». А английского он не знал. Повозмущавшись, контролёр махнул рукой: мол, что взять с этих русских и ушёл. Только потом мы поняли, что не по чину расположились в салоне первого, если не «вип» класса.

Не буду описывать наши (мои) мучения при пересадках в Иннсбруке на электричку и в Енбахе на дизельпоезд, а потом ещё и в Майрхофене на автобус... В общем, к вечеру мы добрались до отеля «Версаль» в Финкенберге.

Радушная хозяйка, худенькая фрау с очаровательно улыбкой – должность обязывает, – проводила нас в домик, расположенный чуть ниже гостиницы. Она всё-всё (как оказалось потом не совсем всё) объяснила Димке на... английском. Оказалось, что здесь, на альпийском курорте практически все местные жители владеют двумя, а то и тремя основными европейскими языками. Конечно, ведь здесь в каждом доме принимают туристов со всей Европы.

Разместились в трёх комнатах, заняв понравившиеся койки. Распаковали сумки, вещи пока просто побросали на койки, и занялись продуктами. Сколько же мы их привезли с собой: соленое свиное сало, отварённое бычье сердце, крупы, рожки, сахар, овощи... Знакомясь с кухней, нашли посуду, ложки, вилки... Кстати, кухня устроена очень разумно: под одной столешницей небольшой холодильник, рядом встроенная мойка, шкафчик, электроплита... Хозяйственная Валя разложила продукты в холодильнике, а я про себя отметила, как рационально она это сделала. Ира выложила овощи на стол...

– Кира, ты найди, куда их деть, а я заберу у Димки то, что привёз он.

Ну не под мойку же их складывать! Потянув ещё одну дверцу, я удивилась тому, что она не открылась, как обычно, а вытянулась со всеми внутренностями. Что за кухонные странности у этих австрийцев? Там, за дверцей были какие-то перегородки из толстой проволоки, куда я после небольшого колебания уложила наши овощи. Тут и Ира принесла лук, свеклу...

– Ир, как ты думаешь, зачем тут кнопочки? – она, быстро глянув, только пожала плечами.

Из любопытства я нажала несколько – ничего не произошло, – и толкнула дверцу. Та плавно со всем содержимым вкатилась вовнутрь. И едва она защёлкнулась, как внутри что-то загудело! Перепугавшись, я попыталась открыть шкафчик. Но не тут-то было! С ужасом я дёргала и дёргала ручку – всё было без толку. Ирина тоже растерялась, попыталась помочь мне... Подошедший Димка внимательно посмотрел на наши судорожные движения, хитро посмотрел на нас, засмеялся.

– Знаете, мне кажется, это посудомоечная машина. Вы что овощи туда сложили?

– Посудомоечная машина?! – для меня дома грязная посуда в раковине, как эшафот. – Значит самим мыть не надо будет!

– А для меня помыть посуду – не проблема, – как бы между прочим заметила Ира.

« Ах, как тонко она перед Димкой-то» – усмехнулась я про себя.

Из-за лыж настроение поганое – когда их ещё найдут и привезут, да и вообще – найдут ли. А найдут – привезут ли?

Но ужин-то готовить надо. Тем более, что с утра практически ничего не ели. Только в самолёте самолётную еду и приняли. Едва мы начали резать салат, как к нам в дверь постучали. Вошёл молодой парень, занёс два чехла с лыжами и сказал что-то на английском. При этом Димка очень удивился и как-то странно посмотрел на меня.

– Что случилось? – похолодела я.

– Он говорит, что привёз лыжи, но твоих не было, а вот за этими не пришёл хозяин.

– Что значит «не было моих лыж»? А это чьи же? – в сердцах я рвала молнию на чехле и никак не могла её открыть.

Наконец, она подалась – внутри я увидела СВОИ лыжи!

– Что вы мне голову морочите! – обернулась я к курьеру. – Это мои лыжи!

Димка перевёл, потом они перебросились парой фраз, и посланник авиакомпании как-то подозрительно быстро исчез.

Но червячок сомнения всё же грыз меня – я положила лыжи на пол, взяла свой ботинок и приложила к креплениям. Крепления были настроены на… больший размер! Это были НЕ МОИ лыжи! Абсолютно той же марки и точно такой же раскраски, но сантиметров на пять длиннее! Ну и что делать? Я не смогла сдержаться и расплакалась. Мои друзья сочувственно, не зная, как утешить, смотрели на меня.

– Ладно, Кира, покатаешься на этих. Я переставлю тебе крепления, и всё будет хорошо, – попытался утешить меня Димка.

– Покатаешься! Всё будет хорошо! – раздражённо огрызнулась я. – А потом, дома я на них же должна буду кататься?

Видимо то, что я весь вчерашний день нервничала, смена временных поясов, перевод часов на новое – местное время, сыграли со мной злую шутку. Мне показалось, когда я проснулась, что уже семь часов, а в девять, как сказал Славка, нужно выходить в полной боевой экипировке. Поэтому, выдержав ещё полчасика, начала будить остальных. Меня не смутила темнота за окном – почему-то подумалось, что здесь светает поздно. Но мои друзья, проснувшись, протирая глаза, явно не выспавшиеся, пообещали, что снимут фильм «Один дома» со мной в главной роли, если я не угомонюсь.

– Ты у нас на горе по утрам постоянно мучаешь нас, не даёшь выспаться. Ещё и здесь! Ведь только пять часов утра!

– Как пять часов? – я уселась на диван в кухне и начала высчитывать: вспомнила время вылета, время в полёте до Стамбула, потом – до Мюнхена, добавила время на поезде и ещё часа два на всякие заморочки. Учла сдвиг по времени – получилось, действительно: местное время пять утра. Что ж, остаётся только просить прощения и пообещать, что больше такого не повториться.

– Если повториться – отлупим! – пообещали друзья и разошлись досыпать.

А мне спать совсем не хотелось – ведь там, далеко-далеко, у нас дома уже десять.

Всему своё время, и ровно в девять часов мы были готовы: одеты, обуты и лыжи в руках.

– Выходи строиться! – скомандовал Славка (у них в ВУЗе была военная кафедра, и по окончании института ему присвоили какое-то воинское звание).

И только он открыл дверь, как я, совершенно не задумываясь, пошутила:

– А бугеля взяли?

Мои друзья зависли на несколько секунд, чем я, не скрою, откровенно наслаждалась.

– Какие бугеля? Мы же в Австрии! – наконец возмутился Димка. А потом он, как и остальные, заулыбался. – Ну, ты даёшь!

Нижняя станция канатной дороги, ведущая на гору Пенкен, расположилась в центре Финкенберга. Но до неё от нашего дома метров триста. И что за мученье было ковылять в нашей «ортопедической» обуви вниз по крутым асфальтированным дорожкам к станции!

Приобретя в кассе «ски-пасы» на пять дней, мы влились в общую толпу желающих покататься. И когда наша кабинка стремительно вылетела из-под крыши станции, признаюсь, мне стало не по себе. Пять или шесть метров в секунду! На самолёте чувствуешь себя всё же более защищённым, а здесь – круговой обзор! Так же, как и после взлёта на авиалайнере, скорость перестала чувствоваться. Но высота-то ощущалась, и делалось тревожно! На мгновение оторвавшись от созерцания захватывающих дух пейзажей, я взглянула на друзей. Они, как и я, любовались горами и, казалось, не испытывали никакого страха или умело его скрывали.

В посёлке абсолютно не было снега. Не было снега и в начале подъёма. Он стал попадаться где-то с середины. А в конце – видимо сказывалась высота, – всё было белым-бело! Когда же мы на второй канатке поднялись на самый верх и вышли на свет божий из-под крыши станции, то буквально онемели от снежного сияния! Несколько секунд мы приходили в себя. Вот если бы у нас, на нашей горе было столько снега!

С ощущение счастья покатились вниз. Но через три-четыре виража я почувствовала, что эти, чужие лыжи нужно вести более жёстко. Остановилась, перестегнула клипсы, а когда подняла голову, друзей не было. Кинувшись вдогонку, полетела вслед за другими лыжникам. И после пологого выката оказалась у кресельного подъёмника. Никого из наших здесь не было. Пожав плечами, уселась в кресло и опять поднялась на Пенкен. Но и здесь никого не застала. Я опять покатилась вниз и опять никого не нашла. На третьем спуске увидела, что там, где сворачивала вправо, можно свернуть влево. О, оказывается так можно попасть к той, второй канатке с кабинками, на которой мы поднялись на Пенкен.

Я не считала, сколько раз скатилась, но в очередной раз наверху, когда я, отойдя от станции подъёмника, бросила лыжи на снег, меня окликнули. Обернувшись, увидела друзей. Лица их были суровы.

– Ты куда подевалась? – без улыбки спросил Славка.

– Как где? На лыжах каталась. Просто забрела немного не туда. И вообще, ребята, давайте не делать трагедии из ничего. И договоримся, в какое время и где будем встречаться, если потеряемся.

– Нет, всё же тебя нужно поколотить. И как следует.

– Да ладно вам. Где здесь заблудиться? Вечером всё равно бы вниз спустилась. И вообще, сколько сейчас времени? Может быть, обедать пора?

Многочисленные столы со скамейками стояли под открытым небом около круглого бара. И почти все были заняты. Народ сидит, из высоких кружек потягивает австрийское пиво вместо катания, курит... Сколько же здесь этого народа! А лыжи и сноуборды дожидаются своих хозяев у специальных стоек. Те лыжи, которым не хватило места, лежат просто без надзора на снегу. Это скопление снаряжения было похоже на токовище симпатичных птичек турухтанов. Говорят, что среди них нет двух с одинаковым оперением. Даже была объявлена премия тому, кто принесёт пару абсолютных близнецов. Так и эти лыжи: яркие, нарядные и, кажется, среди них нет двух одинаковых.

С трудом отыскав свободные места, мы бросили лыжи на снег так, чтобы их было видно. Всё же на душе как-то спокойнее, когда они на виду.

– Слушайте, а второй-то рюкзак с чаем и бутербродами не взяли что ли? – прервала мои размышления Ира.

Все посмотрели на Димку – это он должен был взять наш обед. Димка растерянно захлопал глазами.

– Ага, не я одна сегодня провинилась! – оживилась я. – Но всё же как-то есть хочется. Что будем делать?

– Я сейчас, – Димка быстренько сбегал к бару, потом обежал кафешки, что располагались по вокруг. – Ничего нет съестного. Только напитки, вино и пиво.

– А у нас, – Валя расстегнула молнию на своём рюкзаке, – всего литр чая и две булочки.

– Немного. Ну, хоть что-то. Давайте чай по кругу пустим. Каждый будет делать по три глотка. Тогда всем будет поровну.

У наших женатиков нашлось и ещё кое-что: кто-то из них когда-то положил в карман рюкзака пакет с печеньем и забыл. Как же это печенье сейчас оказалось кстати! Правда, Славка, умудрился раздавить его. Но хоть что-то сладкое к чаю мы получили.

Рядом со столами была установлена стела с указателями, а на указателях – названия городов и расстояние до них. Рассмотрев их, Димка сказал:

– Здесь не хватает ещё одной стрелки, на которой должно значиться, сколько километров до Бишкека. Я считаю, что это дискриминация, и предлагаю такой знак установить.

Ну, конечно же, мы поддержали его. А потом мне подумалось, что не слишком ли у нас раздута мания величия. Мания, конечно, есть, а вот величия нет. Слишком неприметное у нас государство, да и столица тоже.

Полуголодные мы решили съехать на другую сторону горы Пенкен. Ну, тут я совсем одурела от этого снежного простора! И, по-моему, не я одна. Сколько канаток и трасс спуска и на нашей стороне долины, и на противоположной, сейчас освещённой солнцем. Канатки кресельные, буксировочные... Их множество.

– Смотрите, вон какой-то вагон поднимается, – показал Димка палочкой. – Поехали туда.

Для нас это было экзотикой, и стремительно слетев по широкой трассе вниз, подкатили к очереди на эту, как сказал Славка, маятниковую канатку. Плотная толпа перед подъёмником не позволяла пробиться к турникетам. Поэтому отдались медленному топтанию с постепенным приближением к заветному входу на площадку. И вот уже просочились Димка, Ира, потом Валя, проскользнул Слава... И тут турникет заблокировался. Прямо передо мной! Всё, 120 человек пропустил, хватит. Я растерялась – а как же я! Когда ещё следующий вагон будет! Почему-то мне показалось, что они ходят, как электрички в каком-нибудь российском городе – раз в полчаса. Толпа погрузилась, закрылись двери, трап медленно поднялся, и вагон тронулся вверх. А за турникетом я увидела... своих друзей. Потом они сказали, что их чуть ли ни силком пытались втолкнуть в вагон дежурные.

Следующий вагон пришёл неожиданно быстро – минут через восемь. Ну, тут уж мы первыми все вместе туда влетели и заняли место у окон, из которых была видна, пока мы поднимались, вся панорама курорта. Где-то в середине подъёма нам повстречался второй вагон. Пустой. А под нами, – довольно крутой и почти нетронутый ослепительно белый склон, блестевший тысячами блёсток на солнце. Но и на нём виднелись два-три следа от лыж и сноуборда.

– Дим, а ты здесь спустишься? Если спустишься, все будут тобой гордиться, – стал подначивать Славка.

Он немного завидовал технике и смелости Димки. Сам он всегда чуть-чуть осторожничал. Может быть потому, что у него была жена. Димке-то что, он пока «без никого».

– Я сам собой буду гордиться, – отозвался Димка, оглядывая склон, выбирая, видимо, траекторию спуска.

– Посмертно, – не удержалась я, хорошо представляя, чем может это закончиться.

На самом верху мы всей группой сфотографировались у креста с эдельвейсом, отмечающим высшую точку. Можно было поехать ещё дальше, но мы решили спуститься вниз и покататься в долине – и по правым склонам, и по левым, побывать на всех канатках.

– Там, я читал, сказал Славка, – есть трасса, которая называется «Харакири». Давайте посмотрим, что это за «Харакири» такая? Что там особенного? У здешних склонов уклон не больше, чем у нас на «Политехе». Только тот, что под вагоном был круче. Но по нему, я думаю, кататься нельзя.

«Но не круче, чем под канаткой на Кашка-Суу и у нас в конце второй канатки» – подумала я.

Друзья покатили по неширокому проезду куда-то вниз, а я забрала влево, выехала на самый край раскатанной трассы. Ещё раз оценила возможность спуска по головокружительному склону. Нет, слишком круто, не стоит рисковать. Друзья были уже далеко. Догонять? Нет, не в моих правилах быть позади всех! Воровато оглянулась и, испытывая некоторый холодок где-то внутри, скользнула на опасный склон. Как мне повезло, что в последние дни, видимо, стояла тёплая и очень тёплая погода. Снег взялся крепким настом, и я молилась, чтобы этот наст не провалился внезапно под моими лыжами. Острые канты резали жёсткий снег, на виражах скорость возрастала до невозможной! Тогда я, чтобы немного погасить её, поворачивала прыжком, выбрасывая задники в сторону и тут же кантуя лыжи. Иногда в косом спуске проходила подальше, специально затягивала, не входила в поворот, а, собравшись – снова в вираж! И молилась, молилась, чтобы наст выдержал (это я потом уже подумала, что молилась)! Где-то на самом краю восприятия отметила, как надо мной прошли вагоны маятниковой канатки. А сама я изо всех сил боролась со склоном! От напряжения и бешеной работы сердце колотилось в груди как птица, пытающаяся ускользнуть от преследующего её сокола. Или ястреба – не знаю, кто охотится в воздухе. Дыхание сбивалось, как будто я пробежала в бешенном темпе километр по пересечённой местности.

 Ещё несколько виражей и склон начал выполаживаться, а потом и вообще не стало никаких трудностей. Уже на этом пологом участке я стала посматривать туда, откуда могли спуститься мои друзья. Остановившись, чтобы перевести дыхание и немного отдохнуть (ноги всё же тряслись от перенапряжения), вгляделась и, наконец, заметила ярко-красную куртку Славы, а на некотором отдалении – и Валю с Ириной. Где же Димка? А, вон и он, далеко оторвавшись от остальных, стоит и с кем-то разговаривает. Ну, мимо меня не проедут – я скользнула ещё ниже, прикинув, что они скатятся как раз к очереди на кресельную канатку.

Через некоторое время они друг за другом подкатили ко мне. Затормозили рядом. И почему-то молчали. А потом...

– Слушай, Кира, может быть ты вообще не с нами? А как бы сама по себе, – то, что Славка говорил спокойным голосом, не могло меня обмануть – он был вне себя, он был зол, он был в ярости. Он – это я понимала, – был готов разорвать меня.

Подруги укоризненно молчали, а Димка, мой друг Димка, который поддерживал меня в самых рискованных предприятиях на лыжных трассах, который сам зачастую подбивал меня на рискованные спуски, чуть ли не орал:

– Ты хоть соображаешь, что ты делаешь? Да ещё на чужих лыжах! А если бы разложилась? Наших всех страховок не хватило бы, чтобы собрать тебя заново! Ты же могла испортить всем нам отдых, о котором так долго мечтали! Ты что, думаешь, я не смог бы? Но я же не пошёл! А-а, что с тобой говорить!

– Чего вы отвязались? На Кашка-Суу под канаткой лоб такой же крутой, а мы все там ходили.

– Сравнила! Там метров сто пятьдесят от силы. И снега – кот наплакал. А здесь сколько?

– Чего сколько?

– И того и другого! Стоило бы ногам подустать, и не сработала бы. И что? Летела бы со свистом по отдельности, – Димка сердито замолчал.

Обернувшись к склону, ещё раз оценила его и подумала: а ведь точно могла бы. И наст мог провалиться под лыжами. Только сейчас мне стало страшно (я даже глаза прикрыла). Да, могла подвести всех. Мне стало стыдно! Я погладила по руке Димку, потом Славика:

– Ребятки, Валя, Ира, простите меня! Честное слово, больше не буду!

– Не будет она, – проворчал Димка, остывая. – Кстати, меня тоже остановил один... дружинник. Я разогнался, а он, вижу, стоит ниже по этому узкому проезду, смотрит на меня, и руку поднял. В общем, выговор мне сделал: нельзя в таких местах гонять.

Я опять про себя отметила: «Не я одна провинилась».

Когда мы поднимались впятером на одном широком кресле, по пройденному мной убийственному склону, шел какой-то лыжник.

– Вот видишь, спровоцировала... – начал было Дима и осёкся.

Мой последователь упал – в разные стороны разлетелись лыжи, палки… А самого его понесло по крутяку – задержаться и тем более остановиться в этом месте было невозможно. Страшно было видеть, как его тело, беспорядочно кувыркаясь, пару раз взлетало в воздух и снова падало на откос. Я почувствовала, как мои руки от страха за него непроизвольно сжали лыжные палочки! Кресло несло нас всё выше и выше, а мы выворачивали шеи, чтобы увидеть, убедиться, что лыжник, остановившись, поднялся. Нам этого очень хотелось! Когда мы от кафе покатились вниз, ярко-красный маленький вертолёт садился там, где, видимо, остался лежать экстремал. Я чувствовала себя очень неуютно. Мне казалось, что друзья укоризненно смотрят на меня, как будто это я виновата в падении того лыжника.

Ближе к трём часам снег стал раскисать, и мы решили, что на сегодня достаточно и спустились в Финкенберг. Всё же, как здорово подниматься и спускаться в этих кабинках! Молодцы, кто это придумал! А по «Харакири» мы всё же прошли. Ничего особенного. Заледенелый, зализанный склон. Ну, может быть, чуть покруче, чем у нас на «Политехе».

На следующий день мы решили: раз на Пенкене снег потёк – а сегодня будет ещё теплее, – нам стоит поехать в Хинтертукс. Это последнее селение в долине.

Хорошо, что остановка автобуса рядом с отелем. Вчера-то чуть ли не триста метров вниз по крутым дорожкам в горнолыжных ботинках, а после катания – вверх. А по асфальту ох как тяжело ходить в этой обуви для пыток.

В багажное отделение остановившегося автобуса засунули лыжи, палки – с собой... Ах, какой это был автобус! Какие комфортабельные кресла! Какие огромные окна! Не автобус, а какой-то автолайнер!

Славка сразу, как принято у нас, прошёл к водителю, чтобы оплатить проезд, протянул ему деньги... Тот что-то ему стал «чирикакать» по-немецки. Я различила два слова: «вюншен» и «бир». Напрягла память и всё же вспомнила, что вюншен – это желать, а бир – ну, это понятно. Тут, какой-то мужчина, сидевший на одном из передних сидений, пришёл на помощь Славке:

– Он спрашивает: тебе пива или колы?

– Да нет! Я за проезд хочу заплатить.

– Ну, ясно, – снисходительно сказал нежданный русскоязычный помощник, – впервые в этих местах? Здесь стоимость проезда входит в стоимость ски-паса.

– Ну да! – невольно вырвалось у нас, когда Славка, вернувшись, огорошил нас этой новостью. – Здорово!

Дорога вдруг стала так закручиваться на виражах, что, могла, казалось, завязаться в узел. Пару раз прошла под противолавинными галереями... В крохотных посёлочках, через которые мы проезжали, дома стояли так близко к проезжей части, что было удивительно, как это длинючий автобус умудряется протискиваться меж ними. Как водители умудряются вписываться в эти узкости!? Наконец, въехали на небольшую площадь, где стояло множество машин и несколько таких же автобусов, как и наш. Из них выгружались толпы лыжников, сноубордистов... Мы влились в их число и прошли на посадку в кабинку, чтобы подняться в зону катания, на ледник.

Вылетев из-под крыши, кабинка резко, очень резко пошла вверх. Под нами оказались крутые склоны, по которым, конечно же, невозможно кататься. Но даже на них видны были следы от сноубордов. Какие-то безголовые всё же прошлись здесь. Постепенно заросли елей остались далеко внизу, открылись снежные поля. Мы вертели головами и беспрестанно восторгались распахивающимися просторами. У нас, наверное, был такой вид, какой бывает у провинциала, когда он впервые попадает в Москву. А на снежных полях немного в стороне от нас, на укатанных трассах видны были сотни лыжников, сноубордистов. Как же нам хотелось побыстрее оказаться там же!

В очередной раз у меня ёкнуло сердце, когда наша кабинка влетела в станцию. Почему-то создавалось впечатление, что она под конец разгоняется. А вдруг не успеет затормозить? Нет, успела. Открылись дверцы, торопясь, друг за другом лыжники стали выходить из неё, а тут уже следующая влетела под крышу! А не врежется ли она в нашу? Но, нет, плавно притормаживая, замедлила свой ход и продолжила двигаться по дуге... Вместе со всеми мы перешли ко второму подъёмнику…

Третья канатка понесла нас ещё выше. В какой-то момент мне показалось, что кабинка вот-вот врежется в наплывающую скалу! Понимала, что это невозможно, но было жутковато. А потом открылась такая глубокая пропасть, что я невольно отвела глаза.

Когда мы вышли из сумрака станции на залитую солнцем площадку, то даже оторопели от открывшегося раздолья! Этот вид с трёх тысяч с лишним метров ошеломлял ещё больше, чем панорама с Пенкена! Окружающие горы были ниже, а мы (и я тоже) – выше всех окружающих вершин. Ну, кроме одной. Потом мы узнали – это пик Ольперер (выше всего-то метров на двести с копейками). Он смотрел на нас с противоположной стороны, а под ним канатки, канатки, канатки... Нет, мы не смогли сразу же ринуться вниз – нам надо было оглядеться, впитать эту необыкновенную ширь и красоту. Высота 3250 м! Все вершины, все склоны белые-белые – под нами. Наши-то горы выше, и в Кыргызстане такими видами могут любоваться только альпинисты! А здесь!.. Вот тут я и поняла, что такое эйфория!

А народу! И каждые три-четыре минуты большая группа лыжников вываливалась из-под крыши станции на снег, на площадку, чтобы, защёлкнув крепления, устремиться вниз. Боже, с каким восторгом мы в этот день катались по ухоженным широченным трассам, по пологим участкам и крутым сбросам (это не наши бугры на Политехе). И совсем не хотелось уходить на целину. Мы без остановок слетали до станции на 2660, а потом до 2100. Как это здорово – длинный-длинный спуск! Как хорошо было, остановившись, немного перевести дыхание, переброситься парой восторженных фраз и снова – вниз, чуть-чуть притормаживая на крутизне и разгоняясь на пологих участках. Мы терялись и встречались снова! Сколько раз мы поднялись в этот день до обеда – не знаю. Хотелось ещё и ещё: из кабинки на снег, со снега – снова в кабинку...

В обед мы собрались у станции на 2660. И у всех – улыбки на лицах! А ещё – глаза! Сияющие глаза моих друзей! Наверное, и у меня были такие же.

Как хорошо, что здесь, на этом курорте заботятся об отдыхающих: столы, скамейки и на открытой веранде и под крышей (это место мы назвали «Отдыххаус»), где тепло, удобно... и бесплатно! На этот раз у нас было два термоса с чаем, бутерброды с колбасой, диетическое, как его назвал Димка, сало, сыр, кусочки отварного мяса... Все эти гастрономические изыски чуть ли ни мгновенно исчезли со стола.

– Жалко, что ничего больше не осталось, – посетовал Димка.

Ира улыбнулась:

– Почему не осталось? Есть ещё таблетки от головной боли. Хочешь?

– А меня сейчас, – пожаловалась я, – что-то в сон потянуло. – Нет сил глаза раскрыть.

– Это Кира, сало у тебя на веках откладывается. Тяжёлое оно – вот и давит, – подколол меня Димка. – Ты его так любишь, так любишь…

Мы посидели ещё минут пятнадцать, и снова – на снег, на канатки, на склоны...

Только в автобусе мы почувствовали, как устали. Валя тут же склонилась к мужу, не сразу, но и Ира задремала на плече у Димки. Я тоже клевала носом, а сквозь дрёму подумала:

«Ага, процесс пошёл, а то всё чего­-то боялись. Оба».

В том, что они оказались рядом, была моя заслуга: это я быстренько прыгнула в кресло рядом с каким-то дядькой, и Димке ничего другого не оставалось, как сесть к Ире.

До нашего отеля езды всего-то минут тридцать, но даже Славик с Димкой уснули, и мы едва не проехали мимо нашего «Версаля». Да, сегодня мы укатались, как говориться, «в усмерть».

Почти в бессознательном состоянии разбрелись по своим комнатам, переоделись... Я мгновенно, едва коснувшись подушки, куда-то провалилась. И только часов в семь один за другим мы повылазили из своих комнат.

Посоветовавшись, решили завтра устроить день отдыха и посвятить его осмотру достопримечательностей Майрхофена.

Да, вчера перекатались. По крайней мере, я. Даже проснуться не могла – слышала сквозь сон, как на кухне кто-то завозился, как поднялась с постели Ира, потом услышала её голос:

– Что же это наша принцесса не встаёт, – но даже открыть глаза не было сил. – Надо её растормошить.

Не знаю, сколько я ещё спала после этих слов, но вздёрнулась и взвизгнула от холодных брызг, попавших на моё лицо. Надо мной стоял Димка и смеялся. Из-за открытых дверей поглядывал Славка. И что этим мужикам так хочется посмотреть, как будет реагировать на их гадости уставшая до невозможности девушка? Как же мне захотелось отлупить хоть кого-то из них, но я даже руки поднять не могла.

– Слава, Дима, мне нехорошо. Можно, я ещё полежу.

Тут же улыбка слетела с лиц парней, и Славка обеспокоено спросил:

– Кира, ты что, заболела? Валя, посмотри Киру, она что-то плохо себя чувствует!

Ничего у меня не болело, просто не было сил шевелиться. И поковырявшись в том, что приготовили на завтрак мои приятели, я отказалась от поездки в Майрхофен.

В полудрёме я пролежала до обеда. Потом как-то сразу почувствовала себя лучше. Поднялась, умяла всё, что оставили для меня сердобольные друзья, и стала думать, чем бы заполнить остаток времени до вечера, до приезда моих спутников.

«Да что я буду киснуть в доме? – решила я. – Доеду на автобусе до центра городка, а там уж – по обстоятельствам...».

Привела себя в порядок: то есть не просто намазалась кремом от загара, а использовала весь арсенал средств, какой имею при себе в обычные рабочие дни (всё же в цивилизацию собралась). Настроение вслед за самочувствием тоже улучшилось!

Остановившись около меня, автобус открыл переднюю дверь, а я, по привычке, подошла к той, что была в середине, и стала ждать. Так стояла и стояла, пока водитель не выглянул в переднюю и не сказал, призывно махнув рукой: «Комм цу мир». Ну, это-то я поняла – ведь месяц ходила на курсы. Оказывается, здесь входят через переднюю дверь. Ну, передняя так передняя. Войдя, я решила похулиганить и, взмахнув ски-пасом, сказала:

– Проездной!

Водитель засмеялся и вдруг по-русски спросил:

– Из России? – я покачала головой (Кыргызстан, увы, не Россия).

Его «русский» был с лёгким акцентом, но я всё же остановилась и изумленно посмотрела на него.

Продолжая улыбаться, он на моё удивление ответил:

– Я из Болгарии. Здесь живу уже пять лет. Вот вожу лыжников, туристов. А за проезд нужно платить два с половиной евро.

– Так у меня же ски-пас! – я ещё раз показала карточку.

Он опять засмеялся:

– Нет, ски-паса мало, нужно иметь ещё лыжи, ботинки. Только тогда бесплатно.

Ну какие они в этой Австрии всё же странные: то не берут плату, то берут...

Автобус по крутым серпантинам спустился в долину и остановился, едва миновав знак: «Майрхофен». И пошла я путешествовать по городку, любуясь чудесными домиками в два-три этажа. Все они были такие уютные, милые, с большими крышами, прикрывающими балкончики, похожие и в то же время не похожие друг на друга. Построенные когда-то с большой любовью, сейчас они выглядели как будто из какой-то сказки. Так и ждёшь, что вот сейчас выйдет из дверей Златовласка, посмотрит по сторонам: не едет ли её возлюбленный, и примется подметать перед входом, поливать цветы. Да и сейчас за домами ухаживают, как за любимым ребёнком – настолько всё вокруг чисто и аккуратно прибрано. В самых больших домах – гостиницы. И нигде нет ни высоких заборов, ни решёток на окнах, даже жалюзи на окнах я не заметила. Возле каждого дома – что-то оригинальное: либо фигурки зверушек, либо «газончики» в горшках. И цветы! Конец февраля, а у них уже крокусы цветут! И чистота!

Вот уже, кажется, и центральная улица. Здесь царство магазинчиков. И в каждом – лыжи, ботинки, сноуборды, лыжные костюмы, очки, маски, шлемы. Здесь всё подчинено зимнему отдыху. А сувенирчики какие! А открытки! И всё – Австрия, Майрхофен, Иннсбрук... Я не удержалась и примерила яркие смешные очки. Потом надела шапочку в виде головы енота. Посмотрела в зеркало и так она мне понравилась, что захотелось купить. Но, взглянув на цену в евро, только вздохнула. А что оставалось делать? Только сфотографироваться.

Оп-па, а это что? Станция канатки! Прямо в центре города! Тут же какая-то схема. Разглядев её, я с удивлением поняла, что этот подъёмник тоже ведёт на Пенкен. Хм, так это что ж, можно здесь сесть в кабинку, на Пенкене пересесть на другую канатку и спуститься в Финкенберге? Здорово!

Свернув в какую-то улочку, разделённую надвое речкой, наткнулась на лавку деревянных сувениров. Боже, как же это можно было вырезать!? Чудо какое-то! Лесовики, симпатичные лешие с почти живыми глазами, саночки с вязанкой дров, мельнички, скворечники – я всего и не запомнила. Жаль только, ничего из этого я домой не смогу увезти.

Вернувшись в центр, налетела на что-то деревянное, очень напоминающее козла. Рядом было кафе, и я решила перекусить, потому что было уже начало четвёртого. Затруднений с языком не возникло: я использовала международные слова «кофе», «пицца», а также язык жестов (указала на сдобную булочку). Цена высветилась на дисплее. Кстати, у меня пицца вкуснее получается. Расположилась за столиком на улице. И тут обратила внимание на то, что она заполнилась людьми с лыжами, сноубордами. Ясно: «посыпались» с Пенкена.

Оживлённо о чём-то переговариваясь – видимо обсуждали катание, – трое парней уселись за мой столик, поставив свои лыжи у стойки (такие стойки у каждого кафе). Я пыталась вслушиваться в их разговор, но только иногда различала какие-то слова. Да, видимо, всё же нужно учиться понимать. Хотя говорить тоже надо уметь. Парни заметили, что я прислушиваюсь, и что-то сказали мне. Ну, и как всегда, я ответила, что «нихт ферштеен», что я – «русиш». Тогда они спросили – уж это-то я поняла, – «ски?». «Йа», в смысле «да» ответила я по-немецки. «Гут, зер гут!» – сказали парни и, улыбнувшись мне самой доброй улыбкой, ушли.

Я посидела ещё немного, а потом пошла бродить подальше от центра городка, любуясь домами с большими свесами крыш и кривыми улочками. Вообще-то городишко небольшой, можно сказать даже маленький – из конца в конец можно пройти за час, а поперёк и того меньше. Но самоё удивительное – это дома. И почему-то на меня снизошло удивительное умиротворение! Я ощутила такой покой, такую защищённость, почувствовала себя в этом городке так уютно, что захотелось маленьким пушистым котёнком свернуться где-нибудь и замурлыкать. И остаться здесь навсегда!

Незаметно пролетел ещё час, и когда солнце коснулось высоченной горы, к которой подползала из ущелья мрачная туча, я, заметив стоящий автобус (на таком ехала в Майрхофен), села в него и поехала домой.

Ехать всего ничего – километра четыре-пять, а я была под впечатлением от этого городка и поэтому заметила своих друзей только тогда, когда автобус проехал мимо них. Может быть, и не заметила бы, но они махали руками, пытаясь остановить его. Я кинулась к водителю и закричала:

– Ай, тохто! Тохто! Тохто! – что это мне вздумалось просить об остановке по-кыргызски?

В моём родном Бишкеке водитель тут же остановился бы, а этот только удивлённо посмотрел на меня. Правда, он всё же остановился, но только проехав метров двадцать-тридцать. На остановке. Здесь так: посадка и высадка пассажиров строго на остановках. У нас это чуть ли ни в каждой маршрутке написано, но этого правила даже водители троллейбусов не придерживается. А тут...

Когда я рассказала своим спутникам о том, как останавливала автобус, мы все долго хохотали. А потом Ира сказала:

– Видимо, этим австриякам придётся учить ещё и кыргызский. А что, прикольно было бы.

Погода между тем испортилась, и когда мы подъезжали к отелю, пошёл снег. Да такой густой. Хлопья, как большие куски ваты! Ой, что будет? Как нам завтра кататься?

В крохотном магазинчике закупили кое-что из продуктов (всё ведь из Бишкека невозможно привезти). Проблем с языком не было: использовалось только одно слово «Хелло». Почему не «Гутен абенд» (в смысле «Добрый вечер») – это было бы, мне думается, лучше. Не по-американски!

После ужина пытались смотреть телевизор, но ни по одному из более чем ста каналов не было ни одного на русском. Наши парни пили австрийское пиво (с нашего разрешения купили разного-разного). Мы с Ирой тоже попробовали (не хуже нашей «Арпы»). Валя сказала, что пиво она на дух не переносит, и ушла к себе. Обмениваясь впечатлениями от городка, просидели до девяти часов, поглядывая на экран, где шла передача о природе – единственное, что можно было понять без перевода. Иногда Славка просил переключить на спортивный канал – там шёл какой-то футбольный матч.

Вдруг вернулась Валя.

– Посмотрите в окошко. Там на горе какие-то огоньки.

Действительно, на горе, нависающей над Майрхофеном, куда из городка шла маятниковая канатная дорога, туда-сюда перемещались мигающие огоньки.

– Слушайте, так там же тоже лыжные трассы. Наверное, ратраки работают.

– Это что ж, они по ночам трассы готовят? – удивилась Валентина.

– Завтра посмотрим, – подвёл черту под нашими догадками Димка. – А что, чая у нас не осталось? Только, Ира, не предлагай мне какую-нибудь микстуру.

– Ты же весь вечер пиво пил. Если ещё и чаю выпьешь, то ночью что, «отчаиваться» будешь? Попробуй только разбудить нас!

Ночной снегопад длился, видимо, почти до утра – снега насыпало сантиметров двадцать а то и больше. Утро же было неожиданно ясным, ярким, а от свежего снега ещё и каким-то праздничным.

– Ну, сегодня погоняем по пухлечку, – размечтался Славка.

Это же для нас самое «сладкое» – покататься по глубокому целинному снегу. Однако, для нас приятной ожидаемой неожиданностью было то, что все трассы на Хинтертуксе были укатаны ратраками. Надо же, они работали всю ночь! И мы, повизгивая от восторга, гоняли по всем склонам, поднимались на всех канатках, фотографировались везде, где только можно: и на фоне долины, и на фоне вершин, и на канатках, и на склонах, и у самых скал, где некоторые отчаянные лыжники выписывали фееричные виражи по нетронутому снегу. Конечно же, сфотографировались у ледяного грота. Да, самый настоящий лёдник, а в нём – грот! Классно!

В общем, мы были похожи на детей, которых запустили в большой-большой магазин игрушек и разрешили резвиться там, сколько захочется. И мы резвились! Понимая, что нарушаем, но всё же иногда выскакивали за край обработанной трассы. Как здорово было по целинному снегу лететь, лететь, вздымая вихри снежной пыли за собой! Под конец мы решили пройтись впятером синхронно, катиться, выписывая виражи в едином ритме. Не могу подобрать других слов – мы были счастливы!

Так мы откатались два дня. И опять решили устроить день отдыха.

Кажется, в Майрхофене не было ни одного магазинчика, куда бы мы ни заглянули. Накупили сувениров: магнитиков, открыток, брелочков... Валя в тайне от мужа купила ему лыжную шапочку с какой-то альпийской эмблемой – у него скоро День рождения. Мы с Ирой накупили самого разного шоколада (естественно, австрийского) – для родителей, знакомых и друзей. Димка решил купить вина в единственном, найденном нами, супермаркете. Рассматривал этикетки, снова ставил бутылки на полку, брал другие... Это длилось, кажется, бесконечно. Тоже мне, знаток вин! К нему подошёл какой-то мужчина и сказал: «Но! Итальяно вино...». Что-то он ещё добавил. Кажется, посоветовал купить вместо австрийского итальянского вина. Димка решил взять и того и другого и пообещал по возвращении угостить нас. А мы и не против!

Потом мы ещё гуляли, рассматривая дома, гостиницы... И как-то забрели к железнодорожным путям.

Оглядевшись, я заметила:

– Что-то места знакомые.

– Да это же конечная станция узкоколейки, по которой мы сюда, в Майрхофен приехали! Ты что, не узнаёшь?

Действительно, именно здесь мы пересели с дизельпоезда на автобус.

Димка зачем-то посмотрел расписание, а потом сообщил:

– Знаете, через пятнадцать минут будет какой-то «ретро-поезд».

И ровно через пятнадцать минут к станции подкатил почти игрушечный поезд, состоящий из старинных вагончиков с самым настоящим древним пофыркивающим паровозиком, выпускающим клубы пара. Ну как тут удержаться: мы «обстреляли» паровозик с вагончиками со всех сторон – благо, что снимков на цифровую камеру можно делать немерено. И с машинистом сфотографировались. На память.

До вечера было ещё далеко, и мы опять пошли в центр городка. И вдруг наткнулись на бассейн.

– А давайте сходим, поплаваем, покупаемся.

Пришлось возвращаться в Финкенберг, чтобы оставить в наших апартаментах закупленное. Раскладывая покупки на столе, Ира заметила:

– Ну вот, помогли австрийской экономике.

А Валя добавила:

– Все помогают ей, приезжая сюда.

– Да, – вздохнула я, – есть у них чем привлечь толпы отдыхающих даже зимой. А у нас – только Иссык-Куль, да и то всего лишь два-три месяца в году.

Торопливо пообедали, собрались и поспешили на остановку. Постояли, подождали... И тут я вспомнила, что не взяла фотоаппарат. С друзьями я уговорилась встретиться около козла. Я же помню, где стоит этот урод из дерева.

Конечно, меня не дождались, и я, спустившись в центр Финкенберга, минут десять стояла на остановке одна. Не выдержала и решила воспользоваться разведанной дорогой. Села в кабинку и, как в первый день, поплыла на Пенкен. Доехав до верха, перешла на другую канатку и начала спускаться в Майрхофен. Боже, на какой высоте она проходила! Честное слово, мне было страшно!

От станции канатки в Майрхофене до козла рукой подать. Но друзей моих там почему-то не было. Я подождала, подождала, а потом сама пошла к бассейну. Заблудилась и вдруг вышла к какой-то гостинице, около которой стоял бронзовый орел. На постаменте что-то было написано. Прочитать-то я прочитала, но ничего, как всегда, не поняла. Прошла ещё немного. И около церквушки с острым-преострым шпилем увидела моих спутников.

– Мы тебя уже чуть ли не час ждём! – сердился Димка.

– А я вас у козла ждала. Где вы ходите?

– Какого козла? Вот он козёл! – Славка показал на... действительно козла. Почти как настоящий, только из бронзы. – Тебе же говорили, что у церкви. Ты чем слушала? Ладно, пошли.

Пока шли к бассейну, я рассказала друзьям о том, как я лихо добралась из Финкенберга в Майрхофен. Рассказывала я это с гордостью – надо же, как классно придумала!

Димка хмыкнул:

– Да, здорово. Но ты ведь потеряла день катания!

– Как... как потеряла?

Боже мой, да ведь и верно – потеряла! Я же отметила свой ски-пас на турникетах! Ну, дура и дура! Задним умом сильна! Придётся завтра оплачивать дополнительно.

На подходе к бассейну я «состряпала» фразу, которую в переводе служащий бассейна мог бы понять как «Сколько стоит посещение бассейна?».

– Дим, можно я попрактикуюсь? Ты только не помогай, хорошо?

– Да ради бога.

Надо же, служитель бассейна меня понял, мы оплатили, и друг за другом пошли к указанной двери. Я же чуть-чуть задержалась, забирая чеки. Неожиданно этот австрияк (а может быть, и не австрияк) вдруг предложил почти по-русски:

– Хотеть парнуху?

Я опешила! И тут же моя рука, кажется, дёрнулась, чтобы влепить оплеуху этому хаму, посмевшему предложит мне такую гадость. Но он успел поправиться:

– Сауна.

Так это он финскую баню предложил, решив блеснуть знанием русского языка. А я-то подумала... И ведь надо же, во что превратилось наше такое ласковое русское слово «парная»!

Пока я разбиралась с чеками и многообразной изменчивостью русского языка, мои друзья уже переоделись, закрыли свои вещи в кабинках и скрылись за дверью, за которой, как я догадалась, и был бассейн.

Чтобы закрыть шкафчик с одеждой на замок, нужно было бросить в щёлку еврик. И только я достала кошелёк, как из дверей, где скрылись мои друзья, вышли два здоровых парня. Абсолютно голых!

Мгновенно моё лицо запылало огнем от стыда! Я и двое совершенно обнажённых мужчин рядом! А они спокойно остановились около меня и стали, не торопясь, вытираться полотенцами, о чём-то переговариваясь. Я же готова была провалиться сквозь пол, но пол был прочный, и покинуть это помещение другим путём, не взглянув на парней, не представлялось возможным. И стояла я истуканом, глубоко воткнув своё лицо в шкафчик и догадываясь, какой глупый вид имею. Едва не теряя сознание, шевелила руками – вроде как бы ищу что-то в куртке, – но парней это, видимо не обмануло, потому что, когда они пошли к выходу, услышала, как мне показалось, пренебрежительное: «Русиш».

Я чувствовала себя униженной, опозоренной! Как будто не они только что находились здесь голыми, а я стояла нагой перед хохочущими и разглядывающими меня мужиками! Как стыдно! Ой, как стыдно! Всё также, краснея и переживая случившееся, я оказалась в бассейне. И только через несколько минут пришла в себя.

Огляделась: бассейн как бассейн. Только предназначен не для плавания, а для купания. Весь кривой, да ещё и с аквапарком. Подруги беззаботно резвились, плескались, смеялись, да и парни не отставали от них. Потом Валя с Ирой забрались наверх, помахали нам оттуда. Я поосторожничала, не полезла. Наши мужчины вообще посчитали это забавой для детей. А девушки с шумом поочерёдно вылетели из трубы, взвизгнув, с брызгами плюхнулись в воду и снова полезли по лестнице. Ну, тут уж и я решилась. Стою наверху, дожидаюсь своей очереди (в бассейне, кроме нас были и ещё люди), а тут и Славка с Димкой поднялись – не выдержали. Я, конечно, съехидничала. А они:

– Ну, мы надеемся, что ты никому не скажешь. Если скажешь, мы тебя здесь же и утопим.

– Обязательно расскажу, – и, чтобы остаться в живых (с них станется), я быстро уселась на резиновый баллон и влетела в замкнутое пространство.

Сделав пару виражей (даже голова немного закружилась), я выскочила на свет; от неожиданности, как и подруги, взвизгнула и тут же плюхнулась в воду. Но как-то неудачно – меня завертело в потоке, льющемся из трубы. И не было никакой возможности выбраться, потому что меня заклинило в баллоне. Я была совершенно беспомощна! Спасибо Ире – смеясь, оттащила в сторонку и перевернула. Ну, я и вывалилась из круга. Только после этого там, наверху, дежурный впустил Димку, а потом и Славика. Это я их всех задерживала, барахтаясь под трубой.

– Знаете, а мне понравилось! – и это глава семьи, всегда такой серьёзный и деловой Славка. Ну, раз Славке понравилось, то нам и подавно.

Почти час мы, как малые дети, резвились в бассейне...

В последний день мы катались на отдалённой трассе – широченной и не очень крутой. Кататься можно было, даже закрыв глаза. Поднимались попарно (только я одна) на буксировочной канатке и тут же – вниз. И опять...

В очередной раз примостились в хвосте длиннющей очереди. Пока продвигались, я впитывала чистейший, ничем не испорченный воздух высокогорья. Но тут перед нами два здоровых парня («Американцы, – определил Димка. – Они всегда ведут себя беспардонно») достали сигареты и попытались закурить.

– Чтоб у тебя зажигалка никогда не зажигалась, – в сердцах сказала я так громко, чтобы и парни слышали (даже если они и услышали, то, наверняка, не поняли).

А потом стала молить:

– Не зажгись! Не зажгись! Не зажгись!

 В это заклинание я вкладывала все свои силы! И что-то мощное, наверное, исходило от меня, от этих слов... Очередь продвигалась не очень быстро, а у американцев всё не получалось прикурить. И минут через десять они, вдвоём зацепившись за подвеску, покатили ввнрх, а зажигалка так и не вспыхнула!

Когда мы наверху, бросив подвески, собрались в начале спуска, Ира, улыбаясь, спросила:

– Ты часом, не колдунья ли? – она с Димкой ехала сразу за американцами. – Представляешь, они так и не закурили.

Вот так этим парням не удалось вкусить отравы, а, главное, не отравить этот хрустальный, настоянный на льду, на снеге, на восторге, воздух высокогорья.

В этот день, ясный солнечный день мы катались до упора – пытались насытиться, впитать всё-всё, что нас окружало, навсегда запомнить эти дивные просторы и ощущение свободного скольжения по почти бескрайним трассам. Мы пару раз прошли синхронно впятером, и у нас всё получилось. Даже Димка-торопыга не выпадал, как бывало, из общего ритма.

– Ребятки, через пятнадцать минут перестанут пускать на канатки. Давайте на самый верх – у меня есть идея, – предложила я.

– Кира, опять у тебя какие-то фантазии! Учти, мы против того, чтобы где-нибудь было написано: «Здесь были...» или «Бишкек, Кыргызстан».

– Ну что вы! Всё гораздо проще и... лучше, – я показала листок бумаги, на котором заранее написала несколько слов.

Мои друзья, прочитав, заулыбались:

– Ну, тогда поехали.

Кабинка вновь подняла нас на 3250. И когда почти все лыжники и бордисты укатила вниз, мы в скале нашли мало заметную щель и заложили туда записку, завернув в неё ещё и еврик на удачу. А в записке значилось: «До новой встречи через два года, Хинтертукс!» (я очень надеюсь, что мы ещё приедем и найдём её).

Да, всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Поэтому вечером мне было грустно. И не мне одной.

Милая хозяйка Версаля помогла нам, и нас на бусике прямо в аэропорт Мюнхена довёз русский водитель Василий. По дороге он много чего рассказывал, но я, будучи под сильным впечатлением от прошедших дней, почти ничего и не запомнила. Василий (вот что значит соотечественник) помог найти место, где проходит регистрация на турецкие авиалинии, и распрощался с нами.

Знакомая процедура – взвешивание наших сумок, получение посадочных талонов... И тут оказалось, что негабаритный груз, то есть наши лыжи сдавать нужно где-то на втором этаже. В этот раз Димка оказался не на высоте – не расспросил, как следует, куда там надо идти. И мы, сойдя с эскалатора, стояли и беспомощно озирались – где тут что? Тут я заметила стенд с надписью «Информация» (естественно на немецком языке, но я не зря ходила на курсы – сразу поняла). Надо же, оказалось, что можно выбрать язык общения, и девушка с восточными чертами лица на русском языке объяснила нам, что где-то за этим стендом есть место, где наши лыжи заберут и обязательно погрузят в самолёт. За стендом стояла семейная пара и, поглядывая на часы, нервничала. Причина была в том, что отсутствовал служащий, который принимает багаж. Не дождавшись его, пара ушла. Но у нас-то время было и, оставив меня охранять вещи, друзья пошли поискать чего-нибудь съестного. Минут через десять подошёл служащий, молча взял первые попавшие лыжи и на специальном стенде стал обматывать чехол с лыжами полиэтиленом. Зачем? Хорошо, что я быстро сообразила и закричала: «Найн, найн!». Он удивлённо посмотрел на меня, но, нажав кнопку, остановил стенд.

– Во? – то есть «где» по-немецки спросила я и, загудев, изображая самолёт, подняла руки, как крылья, и добавила, смешав немецкое «где» с русским словом, – Во багаж?

– Господи, опять русские всё путают! Лыжи вон там сдают, напротив, – парень, русский парень показал рукой (сколько же их, ищущих лучшую жизнь, едут в богатую Германию).

Мне повезло – я в числе первых пробралась в самолёт, заняла своё кресло у иллюминатора и снисходительно посматривала на суетящихся пассажиров, закидывающих, заталкивающих свои непомерно огромные сумки в полки над креслами. Как они закроются? Прошли мои друзья, улыбаясь, погрозили мне... Пассажиры рассаживались, а кресло рядом со мной всё оставалось пустым. Неожиданно в проходе среди других я увидела... шефа. И почему-то затаилась. А он, продвигаясь по проходу между кресел, искал свой ряд, своё место и не смотрел на сидящих.

«Увидит или не увидит?» – подумала я.

А шеф, дойдя до моего ряда, тут же узнал меня, широко улыбнулся (какая чудесная у него, оказывается, улыбка):

– Не ожидал увидеть вас здесь, – усаживаясь рядом со мной, сказал он. – Судя по загару, вы катались на лыжах.

– А вы здесь, в Германии в командировке были?

– Нет, я отдыхал в горах. Был на Пенкене, на Хинтертуксе, в Циллерталь Арена, – тут я припомнила, что как-то в толпе вроде бы мелькнуло знакомое лицо. – Где бывали вы?

«Вот почему он чуть ли не цвёл, подписывая мне заявление – тоже в отпуск собирался», – подумала я.

– Олег Владимирович так вы тоже лыжник, – не отвечая, поразилась я. – А катаетесь где?

– Почему вы удивляетесь? Хотя для меня тоже довольно неожиданно, что вы любительница зимнего отдыха. А катаюсь в Орловке. Лет шесть уже, наверное. Да, шесть лет.

– А мы в основном на Политехе.

– На Политехе хорошая трасса, но канатки... Если бы там был кресельный подъёмник, то это было бы лучшее место для лыжников.

– Ну, Олег Владимирович, мы-то ездим кататься не на канатках, а на лыжах, – подколола я (когда ещё представиться такая возможность). – А как вам понравилось в Австрии?

– О, я в восторге! Какие горы, какие трассы, подъёмники! Правда, в первый же день настроение было подпорчено. Видимо в аэропорту я немного поторопился и взял не свои лыжи. Чехол был точь-в-точь как мой. А потом оказалось, что лыжи тоже, как мои, но сантиметров на пять короче. Я на них почти порхал...

– Олег Владимирович, – закричала я, – Олег Владимирович, это мои лыжи вы забрали в аэропорту, а мне пришлось кататься на ваших!

Он как-то обалдело долго-долго смотрел на меня, а потом смешно фыркнул и засмеялся. Мне тоже стало весело – надо же, как всё счастливо разрешилось.

Пока мы обменивались восторженными воспоминаниями, меня мучила мысль: как же мы не встретились ещё в самолёте на Стамбул, а потом – на Мюнхен. Но, оказывается, он прилетел из Москвы, где у него была встреча с друзьями. А самолёты наши в Мюнхене приземлились почти одновременно.

Самолёт нёс нас на восток, а мы говорили и говорили, перебивая друг друга, делясь своими впечатлениями.

– На Пенкене, – рассказывал шеф, – видел одну классную лыжницу, которая так отчаянно прошла по крутому-крутому склону. Даже страшно за неё было. Потом там же упал парень. Так его вертолётом эвакуировали. А в последний день на Хинтертуксе группа лыжников так красиво шла, синхронно, в едином ритме выполняя повороты! Такие гармоничные змейки они выписывали! Там все остановились и любовались ими. Инструктора, видимо.

Я не стала говорить, что это были мы, но гордость наполнила меня – пусть знают все эти заграничные снобы, что в Кыргызстане есть хорошие лыжники, способные удивлять если не весь мир, то хотя бы один австрийский горнолыжный курорт. А шеф наш никакой не бука, а очень общительный человек, наделённый эмоциями, чувствующий красоту гор, вообще мира и горных лыж. И ещё он очень симпатичный мужчина. Даже очень.

За иллюминатором в темноте ночи яркими вспышками бортовых огней освещалось крыло самолёта, мерно гудели двигатели... Многие спали, а мне не спалось. Я сидела и улыбалась. Про себя. Ведь только вчера я была в какой-то сказке. И у этой сказки оказался счастливый конец. И, кажется, может начаться новая. Ещё лучше прежней.

© Николай Труханов, 2014