Зимний мотив

(рассказ-зарисовка)

Снег и снег, мерзлые руки. Хорошо, когда приходишь домой и греешь их над жарко натопленной печкой. Руки краснеют, как бы набухают и сладко-сладко пощипывает. А если дома не топлено? Приходишь в холодные комнаты, изо рта пар идет, если дунешь, как бы выпуская дым сигареты. Бр-р, холодно! Это вдвойне неприятно, когда рядом нет ни одной близкой души. Сидишь в задубелых комнатах, а холод, кажется, пробирает тебя насквозь.

И утром идешь на работу, ничем не согретый. Делаешь приветливое лицо при виде знакомых. И не ожидаешь, что тебя может что-то согреть. Да и что может согреть в пасмурный, снежный день, когда не понятно, куда делось солнце, а хмурый серый день повсюду.

Но вот однажды ты остолбенеешь от увиденного. Тебе это кажется невиданным, невероятным – чудом, сошедшим на землю, как иногда падают большие, невиданной красоты и сообразности снежинки. И вот их можно на короткий миг поймать и полюбоваться, пока не растают.

В дверях кафедры стояло это чудо и вот-вот обещало растаять. Это было что-то невообразимо белое и пушистое – белое пальто и белый же мех широкого воротника, как у того белого зверька из Крайнего Севера, что на картинке в учебнике по географии, с черными вкраплениями на кончиках белого меха. И беленькое личико, улыбающееся навстречу тебе. Волосы черные да волнистые, как потом разглядел, ниспадающие до плеч.

И это кольнуло прямо в сердце. Как если бы чем-то острым сковырнули лёд, а оттуда что-то затрепыхалось, заколотилось. «Я пропал, как зверь в загоне», – почему-то пришло на ум.

Оказалось, пришла устраиваться к нам на работу.

На несколько дней она растаяла, а потом появилась вновь. И заняла свободный столик посередине той комнаты, которую мы называли «кафедрой». Раньше без особой нужды не заходивший сюда, теперь тянуло в эти места, как рыбку в замерзшем озерке к проруби – надышаться воздухом.

И она, чертовка такая, флиртует с тобой, загорается улыбкой, как только ты входишь и не прочь проводить с тобою все то время, которое у вас есть. До этих пор не столь умелый в отношениях с женщинами и пожимавший плечами – о чем можно долго говорить даже вот с понравившейся женщиной, часто пытавшийся строить отношения, но всякий раз в недоумении оказывавшийся в неловких ситуациях, когда в тягость становилось обоим – находиться рядом, теперь ни о чем таком заранее не думаешь – о чем бы поговорить с ней, как держаться; тебе достаточно её присутствия и можно даже молчать долго и просто смотреть на неё – и никогда тебя не настигнет неловкость, как верная сестра отчуждения, и неуютность не охватывает тебя неожиданно, как часто бывало ранее, в долгие зимние ночи.

Много часов проводите вместе, гуляете по заснеженным белым улицам и тебе приходит на ум, что самое чистое время года – это снежная зима, на душе чисто и светло. Ты обхватываешь её плечи сзади и она не пытается высвободиться, ей это нравится, не видя её лица, ты чувствуешь, что она улыбается. Но её податливость обманчива, потому что когда ты смелеешь, она шутя ускользает, как льдинка в стакане шипучего напитка.

Часто они выходили покурить у запасного входа в здание. У неё было что-то кошачье в движениях, шаги неторопливо-стремительной снежной рыси. И улыбка с округлившимся правым уголком губ. Она постоянно ожидала от тебя каких-то активных действий, взывала к решительным попыткам, устремлениям, и вспыхивала, когда верно угадывал, либо кривила свой ротик и резким движением прекращала игру, если ты понимал всё превратно. Либо смотрела во все глаза, если игры её по каким-либо причинам не принимал вовсе и определяла:

– Скучный ты какой-то.

А ты не всегда понимаешь, как же так поступать, чтобы быть для неё «нескучным». Тебе кажется, что раз уж ты ей нравишься, то искренность, честность и преданность твою она могла бы оценить. Она могла бы увидеть, что всю полноту жизни твоей составляет она. Что тебе даже дышать без неё трудно. Что такое и откуда здесь может вклиниться это неуместное «скучно»? О чем она говорит?

Но вот тебе представляется случай понять, о чем это она. И от этого рушится и падает всё в тартарары. Спеша по коридору к ней, на кафедру, ты видишь у окна, в дальнем углу, как какой-то тип (чрезвычайно неприятный, на твой взгляд. Как она такого вообще могла приблизить к себе?) бесцеремонно лапает, прикасается к её глазам, и она также, как давеча с тобой, ускользает из его уверенных рук, как ловкая холодная змея прячется в прохладных камнях. Темнеет в глазах, уже не своими ногами доходишь до кафедры. Садишься в кресло, посторонние люди интересуются, всё ли с тобой хорошо. Ты говоришь:

– Нет. Всё плохо, – и уходишь. И больше без особой нужды не заходишь сюда. При виде тебя у неё круглые вопрошающие глаза: «Ты почему перестал заходить?» Она по-прежнему призывно улыбается. И у тебя что-то там растаивает. «Ничего. Ничего не случилось.» – пытаешься обмануть её и в первую очередь себя. Но уже смотришь на неё другими глазами. Тебе кажутся обычными черты её лица (и что же там привиделось такого необыкновенного?). И во всех её движениях есть что-то надуманное, напоказ, как у плохой актрисы. Тебя её игра уже совершенно не трогает. Её присутствие приносит тебе страдание, тебе больно смотреть, как вчерашнее божество пытается вернуть утраченный ореол – грубыми руками. Прикосновение её рук не сообщает, как было ранее, наэлектризованную дрожь по всему телу. Ты замечаешь, какие холодные у неё руки.

Со временем она оставляет попытки привлечь тебя в свою игру и сливается с пасмурным зимним днем. И ты уходишь.

Ты уходишь в жуткий метельный день разыгравшейся не к добру погоды.

Домой! Домой!

Но дома пустынно. В тихой комнате слышно, как течет не переставая из краника. Окна завешаны, сидишь в полумраке комнаты и ничего не делаешь. Сидя на диване задумаешься, уставившись с широко раскрытыми невидящими глазами в пол, и так сидишь долго, ни о чем не вспоминая, ни о чем не думая. Как бы в забытьи, и тебя нет в пустынном доме. Потом очнешься и с недовольством озираешься вокруг; приляжешь на диван и гладишь истрепавшийся шелк покрывала. Тоскливо, и куда-то хочется пойти. Но куда пойдешь, когда на улице зима, мелкой пылью идет снег и жуткий ветер швыряет его тебе в лицо и умудряется засовывать снег за воротник старой куртки. Продрогший приходишь домой, где тебя ждет, как верная жена, неминучая смертная тоска.

© Улан Жунушбаев, 2016