За рюмкой чая

Рассказ о жизни учителей из цикла "Записки психолуха". Взгляд на одну из причин профессионального выгорания. В рассказе используются сведения о реальных обстоятельствах и судьбах.

Leading

Недоверие родителей к школе начинается обычно с финансовых вопросов и достигает апогея, когда выясняется, что чадо недополучил знаний: не хватает учителей или те не имеют достаточной квалификации. Если разобраться, все участники этого конфликта правы по-своему. Но факт остаётся – школа в наше время как институт находится на грани выживания.

– О! Какие люди! Какими судьбами? – я приветствовал Янину Дмитриевну, коллегу, с которой когда-то проработал в государственной школе два года. Потом я ушёл в частную, и изредка сталкивался с бывшими коллегами на семинарах или случайных местах типа базара и магазинов.

– Янина Дмитриевна с понедельника приступает к работе, – прокомментировала встречу завуч, знакомившая нового сотрудника с расположением кабинетов.

– Рад, очень рад, – повторил я, Янка, Янина Дмитриевна, дама лет тридцати пяти, мне подмигнула. – У меня последнее занятие, потом, может, по рюмочке чая? Рядом неплохая столовая.

Завуч кивнула:

– Только занесите мне списки, Сергей Михайлович. И надеюсь, что заочно познакомите Янину Дмитриевну с нашим коллективом только с положительной стороны.

– Обижаете, – мы улыбнулись подозрительности коллеги. – Если Янина Дмитриевна уже расписалась кровью, то отступать поздно.

***

Давно заметил: как соберутся за столом учителя, так разговоры обязательно сведутся к школе, с чего бы ни начиналась беседа. Возможно, в этом был свой феномен, но я никогда об этом не задумывался, считая, что там, где два рыбака, разговоры о рыбе – норма. И только сегодня моим просветлением стала Янка, временно бывший коллега, немного старше меня по возрасту. «Временно бывший», – потому что Янка, «сбежавшая» со школы, какое-то время пекла пироги для столовых да понемногу занималась репетиторством, и в последнюю нашу встречу, несколько месяцев назад, ещё не решила, вернётся на работу или нет.

Янка для меня, ведущего дневник психолуха, осталась в памяти фигурой необычной настолько, что я однажды спросил, можно ли написать об одном из её случаев, – Янка тогда ухмыльнулась:

– Ты только меня Марьиванной какой-нибудь обзови, чтобы потом бандерлоги не пришивались ко мне.

– Хорошо, о гуру! – я сложил ладони лодочкой и поклонился, – так вот кого боится среднестатистический учитель…

– Цыц мне тут, психолух! Ша! Малой ишшо рассуждать, – и уже серьезнее, – сам мне про шаблоны рассказывал и туда же. Я и матом ентим загнуть могу, ежели потребуется.

 Сказать по правде, не смотря на свою эксцентричность, Янка, Янина Дмитриевна, была учителем стоящим. Дети её в большинстве обожали, мажоры тихо ненавидели: острая на язык Янка все капризы быстро сворачивала, гоняла на зачётах блатных наравне с учениками из семей попроще. Насколько я знал, до сих пор бывшие ученики поддерживали с Янкой связь, а младшие, увидев на улице, бежали обниматься и спрашивали, когда она вернётся, но даже детское наивное доверие не могло отменить янкиной обиды на образовательную систему.

С праздником, дорогие убийцы, насильники и взяточники!

– Чтобы стадное существо начало думать, нужен стресс, я такой испытала три года назад. Уговорил директор меня поработать завучем, няш-мяш, мол, пора карьеру делать… В гробу я видела такую карьеру. Не подозревала, что это так трудно. Тогда апрельская революция только отгремела, в стране бардак. Неопределённость и напряжение в воздухе как перед грозой: агрессия тогда зашкаливала. Школьники как лакмусовая бумага общества чувствовали всё правильно. По городу серия ложных звонков о заложенной бомбе, в одной взорвали самодельное устройство. Подростки словно взбесились: каждую неделю где-нибудь да драка. И «мода» тогда, что характерно, была – драки свои снимали и в Интернет выкладывали. Бахвалились «подвигом», сволочи. А нас, завучей и директоров, по два раза в неделю на совещания таскали, носом тыкали. В нашей школе, слава богу, такого не было, я точно не припомню. Ну а совсем без ссор какое общение? Но мы умудрились не «прославиться».

А еще видео с уроков стало появляться. То учитель ученика за волосы таскает, то требует оплату за школу… Жуткие дни, одним словом. Потом, вроде бы, успокоились. Я радовалась, что скоро этот год закончится и сложу с себя полномочия. Устала, в собаку злую превратилась… И напряжение в ожидании, чтоработаешь, выкладываешься, а потом какой-то щенок в один день твою судьбу перечеркивает выговором в трудовой.

Прошло полгода, затем и март наступил… Директор взяла меня под белы руки и повела на концерт, посвящённый Восьмому марта. Там напряжение и спало, сошла на меня благодать. Слова красивые были сказаны ведущими, детки выступали, а какой-то капитан пел голосом Баскова: «Я буду руки твои целовать!» – и цветы раздавал сидящим в зале учителям… Я была счастлива. Много ли учителю надо? Почувствовала себя человеком и что моя работа нужна, что её ценят.

После концерта объявили не расходиться – сразу же совещание при министре будет. Пришёл он с замом и еще несколькими рылами из той же шайки-лейки, вылезшей наверх после революции. А в зале увеличилось количество корреспондентов с камерами.

Поздравил министр коротко, не растекаясь мыслию по древу, и предложил посмотреть два видеоролика. Никто из учителей не ожидал, что сейчас будет. Я чувствовала за спиной шоковую тишину, оглянулась – на лицах негодование и отвращение. На экране проецировались ролики все с теми же, надоевшими за год, скандальными драками. До сих пор помню один фрагмент из глубинки. Классный руководитель входит в класс, хватает после короткого диалога ученика за шиворот и трясёт с вопросом: «Где оплата?» В газетах было интервью с этой дамой, которая объяснила, что до этого директор вызвала её к себе «на ковер» и стала ругать за то, что деньги плохо собирает. Та рассвирепела да на ученике и оторвалась. Дура, но понять можно. От бессилия перед системой в неадеквата превратиться легко. И вот те самые ролики были озвучены таким образом, что получалось – школа виновата во всем в государстве. А когда мы просмотрели весь этот «праздничный» кошмар, министр взял микрофон и начал свою речь. Весь его монолог не помню, а одну фразу, которую он повторил дважды, никогда не забуду:

– …Вы – насилуете детей, вы – убиваете детей, вы – вымогаете у них деньги! Вы виноваты в том, что происходит в стране. Вы воспитываете тех, кто грабит, поджигает и стреляет. Вы виноваты в революциях!..

По залу шелестело возмущение, но ни один учитель не встал и не вышел из зала. Меня била нервная дрожь. Как эта сволочь, которая ни дня не проработала в школе, может такое говорить? Мы растим детей, которых они не могут потом пристроить после обучения в вузах на работу и дать нормальную зарплату. Мы организовали обе революции и науськивали народ против друг друга?!

Я стала собирать свои вещи, чтобы выйти, но директор положила руку на мою, призывая подождать немного. Правда, потом одна из управленцев высказала все наше негодование вслух, пытаясь апеллировать к разуму министра и его зама, напомнить про то, что социум на школе не заканчивается, что не все такие, как на видео, и адресовать обвинение сидящим в зале просто так нельзя… А корреспондентов в зале почти не осталось: они сняли самое «главное» и спешили к себе, чтобы успеть к вечернему выпуску смонтировать все вылитые на нашу голову помои. Я плохо помню, как вернулась домой, в ушах стучало: «Вы – насилуете детей, вы – убиваете детей, вы – вымогаете у них деньги!..» Я никогда больше не чувствовала себя такой грязной. Хотя, в принципе, министр озвучил мнение большинства. Спустя год, когда я успокоилась, поняла, что учительство, на самом деле, превратилось в системное быдло и дальше будет только хуже.

У нас не осталось достоинства оспаривать свои права и, самое главное, не делать то, что мы не должны делать. Не ходить сами и не водить с собой детей на парады, выступления, концерты, когда от нас этого требуют сверху. Не убирать канавы с презервативами и не белить деревья перед дождём на дороге, по которой кто-то важный должен будет проехать. Не бросать уроки и не выходить на уборку территории только потому, что мэру пришло в голову начинать уборку каждую субботу ровно в десять ноль-ноль и объезжать территории. Не проводить выборы в школе и вообще не лезть в политику. Не собирать деньги на ремонт школы, которая была построена пятьдесят лет назад.

Ты, наверное, не помнишь, как мы в советское время во время уроков помогали государству собирать урожай на полях? За это нам деньги платили. Получить пятнадцать копеек, особо не перетруждаясь, и потом потратить на мороженое – вот это было счастье и понимание, что всё по справедливости. Кто много работал, тот и рубль домой нёс. А сейчас кто детям за работу дворников и работников муниципальной службы платит? Правильно, никто. Бесплатный рабский труд – вот что такое наши показушные субботники. Пока всё уберешь, так нанервничаешься, что потом весь выходной дома делать ничего не хочется… Эх-х, наливай ещё чаю!.. За счастливое прошлое, в котором государство нас ценило.

Я осторожно спросил:

– И всё-таки, в самом деле, деньги – больной вопрос. Но куда же они уходят и можно ли без них обойтись?

Янка махнула в рот стопку, предварительно чокнувшись с моей, закусила сыром и уставилась на меня, как укротитель тигров на своих усатых.

– Ну, хорошо, давай прикинем, что и как…

Деньги, деньги, де-е-енежки…

Осенние сумерки за окном. В классе идёт урок биологии.

– Расул, иди к доске.

– Я мел дома забыл.

– Ты уже второй раз его забываешь. Хорошо, покажешь тетрадь. У кого есть мел, кто хочет к доске? Снова одна Лина готова к уроку? Берите с неё пример: никогда не забудет взять в школу кусочек мела и тряпку. Кстати о тряпке. Вчера опять кто-то взял нашу половую тряпку из класса, хоть сигнализацию на неё ставь. Кто дежурный? Артём и Жылдыз? Кто-нибудь из вас случайно не принёс тряпку? Нет? Значит, класс останется грязным. Асхат, прекрати притворяться, в классе не настолько пыльно, чтобы ты чихал каждые пять минут. Сто раз говорила: всё надо носить с собой. Финансовая забастовка неизвестно когда закончится, поэтому и мел, и ветошь, и вёдра, и веники – всё приносите из дома на время своего дежурства…

Учительница окинула взглядом сидящих на полу учеников:

– Итак, Лина на доске рисует инфузорию туфельку по памяти, а остальные – в тетрадях. Да, и не забудьте закрыть учебники, а у кого их нет – закрыть на мобильниках папку с фотографиями страниц: если у кого увижу на сотке инфузорию, сразу два в журнал.

 Шамиль поднял руку:

– Марьиванна, а вы сегодня только одну тетрадь проверите или все?

– Шамиль, – вздохнула учительница, – я тысячу раз уже говорила: пока государство платит за проверку тетрадей тридцать пять сомов в месяц, я дома буду проверять только ту, которую вытяну наугад. Но если ты успеешь сделать рисунок до звонка, я, конечно, проверю здесь.

– Хоть бы успеть… – обтачивая карандаш, мечтательно пробормотала Ксюша, самый медлительный и невезучий ученик в классе

– Ой! – вскрикнул Али, отряхивая пыль с одежды, – на меня кусок известки упал.

Учительница меланхолично откликнулась, не переставая заполнять журнал:

– И ещё не раз упадет. Школа не виновата, что Управление выделило линолеум, а не шифер, чтобы подлатать крышу. На следующей неделе обещали ливневые дожди, запишите себе в дневники: «Принести посуду», – вдруг капать будет. Летом как-то сильная гроза с градом была, так тут воду ведрами вычерпывали… Продолжаем рисовать по памяти инфузорию, не отвлекаемся…

И вдруг в кабинете стало темно, но ученики, не выказывая изумления, привычно стали включать мобильники и подсвечивать ими себе тетрадки. Кто-то зажёг свечу. В класс заглянула голова завхоза:

– Марьиванна, щиток перегорел. Света больше не будет.

– Спасибо, что предупредили, Еленсемённа. Опять последние уроки при свечах… Рисуем, рисуем, не отвлекаемся.

– Марьиванна, можно выйти?

– Куда собрался, Асхат?

– В туалет можно?

Учительница обреченно вздохнула:

– Иди. На каждом моём уроке отпрашиваешься. Надеюсь, это не на меня такая реакция? Опять к концу урока вернешься?

– Так туалет во дворе, Марьиванна, далеко идти.

– Ты, главное, донеси! – захохотал Али, за ним несколько одноклассников.

Учительница нахмурилась:

– Али, посмотрю на тебя, когда приспичит. Скажите спасибо государству, что не захотело в прошлом году чистить канализацию, в которую вы, между прочим, выливали воду с тряпками! Зато построило туалет рядом со школой. Да, зимой холодно, но всё равно хоть что-то… Главное – не рассиживаться…

– Марьиванна, а можно вопрос? – из дальнего тёмного угла послышался голос Карины.

– Ты по теме или опять хочешь за жизнь поговорить?

– У меня всё равно батарейка на сотке сдохла, я ничего не вижу… А когда закончится ваш учительский бойкот государству? Ну, я про деньги. Папа говорит, что в других странах есть такие школы, в которых стоят парты, стулья, книги выдают всем и даже компьютеры. И стекла в рамах стоят, а не фанерой забиты, как у нас.

– Брехня, – Шамиль, высунув язык, обводил свою инфузорию для красоты ручкой. – Компьютеры и у нас есть. Только не работают. Потому что нам их старые подарили, а они через год перестали работать. А у некоторых ученики украли мышки и клавиатуры.

– Ничего не «брехня», – обиделась Карина. – Папа говорит, что у них даже специальные школьные автобусы ходят.

Марьиванна «копалась» в своем мобильном:

– Вот-вот… Так, до конца урока осталось десять минут. Карина, ты папе своему напомни, как он пять лет назад, когда у него был свой личный бизнес, справку мне принёс, что не может сто сомов в месяц платить. А потом пусть сказки тебе расска…

Речь учителя прервала трель колокольчика в коридоре. Марьиванна вздохнула ещё раз:

– Урок окончен. Сдаем тетради по биологии и готовимся к уроку литературы. Учителя до сих пор не нашли, поэтому этот урок проведу я. Пока идет перемена, те, у кого нет учебников, скачайте из Интернета, пожалуйста миф о Прометее. Поговорим о том, как люди впервые получили огонь и знания.

***

Янка заключила свой «финансовый отчёт» и добавила:

– Наше министерство боится лицо потерять. С одной стороны, не признает, что не может оказать помощь в полном объёме, с другой – перед родителями заискивает, вбивает в головы, что школы не имеют права собирать деньги. Зато госбанки контролируют финансы: как же без них школа новые парты купит. Подозрева, что банки с этих операций себе проценты имеют.

– А как же взятки за приём в школу? – осторожно спросил я.

– Я за всех говорить не могу. Могу только пример привести. Я всю свою жизнь проработала в простой школе. Последний год нам сказали вообще ни копейки с родителей не брать. В августе директор у знакомых деньги занимала, чтобы повесить флажки на школьном дворе и занавески в коридоре, потому что старые выцвели. И в том же августе я была с коллегами на семинаре в гимназии. Как вошла в фойе – остановилась, решила, что перепутала адрес и не в школу, а в ресторан попала. Такие там диваны и интерьер были красивые! Прошлась по школе, в каждом кабинете интерактивная доска, компьютер новый и проектор. Посчитать, так на две тыщи бакинских оборудование, не меньше. И родители с документами толпятся у кабинета приемной комиссии. Толпа родителей. Я поинтересовалась шёпотом, сколько надо вступительных, мне спокойно ответили – двадцать тысяч и квитанцию показали, как будто так и надо. А у них там пять классов. Вот и считай. Если воруют, то те, кто умеет. Только и разница между школами огромная.

Янка бросила взгляд в окно и спохватилась:

– Ой, уже темно-то как! Пошли домой, Сергеич?.. Засиделись. Спасибо за обед… Или ужин… Дома ещё стирки полно.

Прощаясь на остановке, я сказал:

– И всё-таки, как говорится, слава Богу, что вы вернулись. Надеюсь, что вам в нашей школе понравится.

Она посмотрела на меня, как на большого ребёнка, задавшего глупый вопрос:

– Посмотрим. Скажи, в вашей школе учителей на парады не гоняют или деньги не заставляют собирать, или на микроучасток вместо квартальных не отправляют, или выборы не заставляют проводить?  

– Ни разу на моей памяти не было.

– Вот и хорошо. Членом стада я больше быть не хочу. До встречи!

Янка, Янина Дмитриевна, увидела «свою» маршрутку и побежала к ней.

© Юлия Эфф, 2015