Шкатулка с зеркалами

Рассказ-лауреат Литературного фестиваля молодых авторов, прошедшего в Бишкеке в сентябре 2016 года.

«Дерево держится корнями, а человек семьей». Чина́ра убедилась – эта любимая мамулина поговорка правдива. За что еще человеку держаться? Не за что. А без семьи и не зачем. В свое время мамуля только об этом и твердила. Помнится, она даже принесла как-то из парка зеленовато-коричневые шарики, покрытые пушком – орешки. Сказала: «Знаешь, откуда имя твое взялось? У нас в Кыргызстане так зовется восточный платан. А это, вот, семена его. Видишь? Будем их дома держать – может и у тебя семена появятся. Мы с отцом ждем, так ждем! Ведь ты старшая. Пора уже».

Орешки платана в родительском доме сначала пылились на подоконнике. Затем перекочевали в мутную вазу на комоде – долго лежали среди карандашей, сломанных точилок, полупустых блистеров с просроченными таблетками. А следом и вовсе куда-то закатились. Пропали.

К тридцати девяти годам Чинара – незамужняя, бездетная – все-таки держалась. Сначала ударилась в науку, даже стала зав кафедрой в родном университете. А потом у младших братьев появились дети: стала с ними возиться – отлегло.

В какой-то момент Чинара убедила себя, что и в родительской семье можно найти утешение. Как вдруг, три дня назад грянула дурная весть: у мамули при обследовании обнаружили плохую болезнь. Совсем плохую.

Нынешним вечером Чинаре предстоял визит к одному из самых квалифицированных врачей столицы: следовало показать ему все мамулины анализы. Разумеется, с пустыми руками такие визиты – срочные, вне очереди – нигде не приветствовались. Надо было подготовиться.

– Чинара Сапарбе́ковна!

Вздрогнув, женщина подняла взгляд от книги. Несколько десятков глаз удивленно следили за ней. Кто-то из студентов тихонько зевнул.

– Да-да. Продолжаем. Вот вам такая история: на базаре торгуют два продавца. Оба честны. Но между ними все-таки есть разница. Первый честен, потому что понимает: обманывать – невыгодно. Иначе лишишься доверия, покупатели перестанут подходить, выручки не будет; потом еще товар залежится и пропадет. Итого окажешься в накладе дважды. А второй торговец честен, просто потому что считает это своим долгом. Его так родители воспитали. Видите разницу? Так вот, по Канту, во втором случае действует категорический императив. И только такие поступки мы можем считать по-настоящему нравственными.

Пока студенты прилежно записывали, Чинара обвела взглядом аудиторию. Чуть слышно цокали лампы дневного света под потолком. Скрипели ручки, было душно. Весеннее глубинно-синее небо заглядывало в окна.

– Ребята, мне выйти надо. Кыдрали́ев, садись на мое место. Бери книгу и читай вот отсюда, где я отметила. А вы конспектируйте. Я завтра проверю.

Закрывая за собой дверь, Чинара понимала, что на этом лекция по этике однозначно завершилась. Студенты перепишут от силы страницы две, а потом все забросят и примутся болтать. Однако мысли о мамуле не отпускали – вести пару и дальше в таком состоянии она просто не могла.

Проходя фойе, Чинара задержалась у старенького трюмо, которое с незапамятных времен ютилось возле будки охраны. Огляделасебя, хмыкнула: знакомые часто приписывали ей интеллигентный, но очень строгий вид. Женщина поправила дульку из смоляно-черных волос. Тонкие бледные губы немного обветрились. Она порылась в карманах, разыскивая помаду. И только теперь вдруг заметила возле трюмо непрозрачную пластиковую урну с прорезью на крышке. Рядом висело объявление. «Коррупции пик ведет страну в тупик!» – гласил заголовок.

Чинара стала подкрашивать губы, а сама между делом почитывала объявление. Суть его сводилась к тому, что теперь студенты могут анонимно пожаловаться на преподавателей, если те начнут вымогать взятку. Вот только в объявлении не было указано, куда отправятся анонимки, кто именно их прочтет. В напряжении Чинара убрала помаду.

Учебная часть – заставленная столами, офисными стульями, заваленная бумагами и папками – казалась сосредоточением всех насущных дел в университете. Из-за напускной важности, солидной медлительности работы, здесь на первый план всегда выступали личные отношения. Словно под айсбергами из бумажных кип текут невидимые, но могущественные потоки. Чинара верила, что уже давно научилась мастерски управлять такими подводными течениями, а потому любила заглядывать сюда.

Сейчас тут были только две молоденькие лаборантки – Алтына́й и Берме́т. Обе сидели за компьютерами и бойко стучали по клавишам. Скорее всего, общались с подружками в социальных сетях. Бермет оторвалась от экрана:

– Здравствуйте, эже.

– Здравствуйте, Чинара Сапарбековна! – Алтынай, улыбаясь, поднялась из-за стола. – Как поживаете? Ой, у вас прическа новая? Вам идет!

– Здрасте, девочки. Да, Алты́ша, спасибо. – Женщина легонько потрясла ворот серого платья, чтоб остудиться. – У вас здесь так душно.

– Я окно открою! – Алтынай тотчас потянулась к заедающей ручке пластиковой рамы; потом вдруг сделалась испуганной: подошла, заговорила тише. – Чинара Сапарбековна, тут новая преподаватель заходила – Гульза́т.

– Да, утром ее видела. Так. И?

– Ну, она ругалась. У одного студента пропусков много, а в зачетке… по ее предмету подпись стоит. Вот она и пошла к нам в учебную часть – разбираться, кто поставил. Доказывала, что вообще ничего не берет ни с кого. И не будет брать никогда. Кричала. А́йка уже все утро в туалете сидит – плачет. Боится, что ее теперь уволят или там вообще…

Чинара с утомленным вздохом опустилась в одно из кресел:

– Ай, никто ее не уволит. Ты мне лучше скажи, у Гульзат здесь какие-то знакомые есть?

Алтынай растерянно оглянулась, потом развела руками:

– Я ничего такого не слышала. Чинара Сапарбековна, я не знаю.

– Ладно. Позови эту Гульзатку сюда. Сама с ней поговорю.

– Мм… Прямо сейчас позвать?

– Ну да, сейчас. Ничего страшного – отвлечется немного от своих дел! Или мы настолько важные, что уже к зав кафедрой и на минуту нельзя подойти?

Виновницей беспокойства оказалась совсем хрупкая девушка в очках. Трудно было даже представить, как она ругается. Чинара ей улыбнулась:

– Гульзат, мне сказали, сегодня здесь небольшой конфликт произошел?

– Да, эже, как раз хотелось…

– А вы не беспокойтесь. Это дело теперь будет под моим личным контролем, – перебила женщина. – И я вас позвала не за этим. Вот что: наша уважаемая Бахтыгу́ль Алы́мовна в декрет вышла. Поэтому теперь вместо нее будете преподавать логику вы. Учебный план, пожалуйста, разработайте поскорей. Это надо срочно сделать. – Видя, что собеседница хочет что-то сказать, Чинара жестом остановила ее. – Сейчас-сейчас, я еще не договорила. Четвертый курс… не помню… кажется, вы у них куратор?

– Да. Эже, я только…

– Вот спасибо, что напомнили. У них ведь практика! Обзвоните, пожалуйста, всех. Списки составьте подробно: кто, куда идет. И так далее. Гульзат, с этим тоже затягивать не надо. Вы же знаете, как с нас требуют?

Молодая преподаватель, так и не сумев вставить ни слова, вскоре вышла. Под взглядами лаборанток Чинара проплыла к дальнему столу, принялась с невозмутимым видом копаться в офисном органайзере в поисках ручки, которая на самом деле была ей сейчас совершенно не нужна. От удовольствия на щеках проступил легкий румянец – он очень шел Чинаре, разбавляя строгость лица, придавал насыщенности, жизни.

Она снова прокрутила в памяти весь разговор с Гульзат, припомнила ее внешность. «Молодая совсем. На вид – не больше тридцати! Недавно устроилась, а уже ругаться ходит, правила свои хочет устанавливать. Не берет она… Принципиальная… Ну, посмотрим. Сейчас если не поймет, надо будет еще прижать ее немного. Придавить».

– Девочки, я в фойе урну заметила. Не знаете, кто поставил?

– Не-е-ет, Чинара Сапарбековна. Не зна-а-ем.

Прихватив свои вещи, женщина направилась к выходу, но напоследок остановилась возле стола Алтынай. Сделала сухое лицо:

– Все, Алтыша. Видишь? Разобрались. Скажи Айке, чтоб не плакала.

По дороге в бухгалтерию Чинара невольно думала о лаборантках, ставших свидетельницами ее маленького триумфа. Ей особенно нравилась Алтынай. «Хорошая девочка. Умненькая». Даже этим ласковым прозвищем «Алтыша» она неизменно подчеркивала свое особое расположение. Зато молчаливая, замкнутая Бермет ей совсем не нравилась, о чем можно было время от времени той напоминать. Причина этой нелюбви крылась в давнем случае: Чинара однажды зашла в учебную часть в тот момент, когда девушки обсуждали моду. Бермет как раз признавалась, что очень любит берёзовый цвет. «Господи! Берёзовый… Не бирюзовый, а именно берёзовый! Она даже разницы между этими словами не видит».

В бухгалтерии Чинара расписалась за получение зарплаты. Пересчитала: шесть тысяч двести сомов. Расстегнув сумочку, достала деревянную шкатулку с причудливой резьбой на крышке. Эта была ее самая любимая вещица – подарок отца: много лет назад он привез ее с зарубежных соревнований. Особенность шкатулки состояла в том, что ее дно, все четыре стенки с внутренней стороны и даже крышка были зеркальными. По замыслу в ней следовало хранить деньги – для преумножения.

Вот и теперь всю зарплату женщина положила внутрь. Да только лежать ей там было недолго: Чинара уже решила, что сегодня же передаст все деньги через братишку родителям. «В этом месяце у отца с мамулей за одно только отопление счет аж на две тысячи вышел! На что жить им? На пенсию что ли?.. Все правильно – человек держится семьей».

За дверью бухгалтерии Чинару подкараулили студенты. Едва она вышла, как со всех сторон вдруг надвинулись, гомоня, возбужденные лица:

– Чинара Сапарбековна! Мы хотели сдать сегодня! Можно?

– У меня все конспекты есть, я переписал! Посмотрите, вот!

Столпившимся студентам Чинара сначала сделала «страшные» глаза, потом картинно оглянулась на оживленный коридор, цыкнула:

– Ребята, вы что, раньше зачеты никогда не сдавали? Это так не делается. Не посреди коридора же! – Она мельком заметила, как из красной зачетной книжки в чьих-то руках выглядывает уголок купюры. – Так. Слушайте. Вы этот зачет мне должны были еще на прошлой неделе сдать. Все ясно? Теперь я буду разговаривать только с вашим старостой. – Женщина посмотрела поверх голов, примерно оценивая, сколько здесь человек; смягчила голос. – Зачетки ему сдайте, все сдайте. И после обеда пусть ко мне зайдет. А сейчас, пожалуйста, пропустите, я спешу очень.

Толпа студентов поутихла, по-особому подобралась, на разгоряченных лицах зажглись понимающие улыбки. Человеческий вал отхлынул – Чинара с высоко поднятой головой двинулась по коридору.

Во время обеда она спустилась в столовую, взяла тарелку борща и несколько тощих пирожков с компотом. Устроившись в уголке, жевала, поглядывая на других преподавателей и галдящих студентов за столиками.

Когда остался только компот, позвонила подруге – заведующей кафедрой лингвистики. Поболтали. Та привычно жаловалась на крошечную зарплату, а Чинара в который раз доброжелательно намекнула: «Смелее надо быть, смелее». На самом деле она переживала не только за благосостояние подруги, но и за свое. Ведь, не будь зав кафедрой лингвистики такой трусихой, как удобно было бы проставлять оценки студентам друг друга!

Мелкими глоточками допивая компот, Чинара опять мысленно вернулась к мамулиной болезни. Сомневаться не приходилось: какое бы лечение ей ни назначили, дешевым оно не будет. Значит, следовало приложить все усилия к тому, чтобы попасть в приемную комиссию по заочникам. Поток студентов должен идти через Чинару, а не мимо.

После обеденного перерыва Чинара занялась главным: в папку с планом работы вложила заранее приготовленный сливочно-белый конверт и отправилась к декану. По дороге на второй этаж женщина задумчиво покусывала тонкие губы, с сомнением поглядывая на свою ношу.

Правильно рассчитать – в зависимости от ситуации – толщину такого конверта было целым искусством. Оскорбительно тонкий – не возьмут. Подозрительно толстый – вызовет вопросы. И всякий раз приходится опираться лишь на интуицию, ведь никто этому искусству не научит.

В приемной деканата Чинара перекинулась парой слов со знакомой методисткой. Чуть замешкалась перед темной дверью с табличкой «ДеканОсмонова Роза Женишбаевна» – еще раз убедилась, что конверт лежит в папке и только после этого постучалась.

В кабинете стояла давящая тишина. От уличного шума это место ограждали двойные пластиковые рамы, звук шагов поглощал толстый ковер. Даже сам воздух, точно боясь потревожить здешний покой, стоял душной заводью.

– Проходи, Чинара. Присаживайся, пожалуйста.

– Роза Женишбаевша, здравствуйте! Как вы поживаете? Как внучата?

Декан, сидевшая за огромным столом, вместо ответа лишь покивала с довольством. Малоподвижная, грузная, с пышно взбитым седым каре она казалась еще полнее и старше, чем была на самом деле. На смуглой коже промеж ее густых бровей чернела крупная бородавка – из-за этой бородавки она напоминала неведомое индийское божество.

– Погоди. Мне тут надо закончить.

Пожилая декан вдумчиво читала какой-то документ. Вот она поставила размашистую подпись и, наконец, взглянула на подчиненную поверх тоненькой золотой оправы очков. Чинара оживилась:

– Извините, что беспокою, но к нам скоро заочники поступать будут. Мне, вот, хотелось бы в приемную комиссию попасть. И я вам учебный план заодно принесла на утверждение. Вы, пожалуйста, взгляните, Роза эже.

Папка легла в морщинистые руки, унизанные массивными золотыми перстнями. Еще несколько минут божество просматривало учебный план.

– Роза Женишбаевна, там внизу – в фойе – урна стоит. Я только сегодня утром заметила. Вы случайно не знаете, откуда она взялась?

– Из главного корпуса. Я так думаю.

По тому, как брови сдвинулись к бородавке, Чинара уяснила: декан ничего не знает, и раздосадована появлением урны наравне с остальными.

Вот начальница вернула папку, поправила на груди золотой кулон.

– Чинара, к нам проверка идет из министерства образования. Ко вторнику им стол накрыть надо. С коллектива деньги на это собери – сомов по двести. Учебные планы, отчеты, журналы, – в такт каждому слову декан легонько стукала ногтем по столу, – все проверь еще раз. Особенно ведомости. Там кое-где надо оценки подправить.

– Конечно, Роза эже. Обязательно проверю.

– Ну все, ступай. Делай свои дела, Чике́. – Начальница улыбнулась. – А то в приемной комиссии времени-то свободного у тебя уже не будет.

Из деканата обрадованная Чинара направилась в аудиторию, где ей сегодня предстояло провести еще одну пару. На ходу заглянула в папку с учебным планом – конверта внутри не было. Да, многие дела можно было устроить вот такими конвертами. Но также ценилось и доброе отношение. А потому умилительное «Чике» из уст декана – это дорогого стоило!

Чинара достала сотовый телефон и набрала номер.

– Да, Алтыша, это я. Пожалуйста, всем преподавателям передай: к нам комиссия едет. Надо стол накрыть, поэтому деньги сдаем. По сколько? – Ей вдруг припомнилась Гульзат. – По триста сомов. Роза эже так сказала. Пока.

Чинара мелко покивала: «Вот и посмотрим, как долго Гульзатка – с ее-то зарплатой – продержится». С этими мыслями она вошла в шумную аудиторию. Поздоровалась со студентами и сделала вид, будто начинает готовиться к лекции:

– Шестая пара у вас, значит?.. Ну что, ребята, устали?

– Ой, да, Чинара Сапарбековна! Очень устали! – с восторгом загалдели студенты наперебой – они прекрасно знали, что означает подобный вопрос.

– Но ведь скоро экзамены. Какой-то материал вам все-таки дать надо, – будто бы засомневалась женщина. – Ладно. Сделайте ксерокс вот этой книги с сорок шестой по пятьдесят третью страницу. Минут пятнадцать посидите еще, а потом можете идти. Только по одному, не всей толпой. И тихонько.

– Спасибо, Чинара Сапарбековна! Конечно! Мы вообще тихо-тихо будем!!!

Зайдя на кафедру за вещами, Чинара вспомнила поговорку: «Говори там, где слушают, воду лей туда, где впитывается». Если уж сами студенты не хотят учиться, то кто она такая, чтобы их заставлять?

Вечером Чинара переступила порог медицинского учреждения. За небольшую мзду одна из медсестер согласилась помочь:

– Накиньте этот халат. Я вас проведу как сотрудницу. Только сразу предупреждаю: если врач не захочет принимать, тут уж извиняйте.

У кабинета дожидались своей очереди шестеро человек. Медсестра внимательно оглядела их, потом сверилась со списком:

– Кто следующий сейчас?

– Я. Жумагу́лов. По записи.

– Перед вами вот эта женщина зайдет.

Люди на скамьях недовольно загудели:

– Все же по записи. Куда еще лезут?

– Своих вперед проводите, да?

Чинара поправила халат на плечах и холодно бросила:

– Каких еще своих? Я сюда работать устраиваюсь.

Пациенты сразу угомонились, заиндевев от ее тона.

Видя, что дело улажено, медсестра ушла. С Чинарой осталась только враждебная подозрительность окружающих. Опыт подсказывал: именно теперь нельзя показать слабость. Потому она стала в упор изучать людей.

Мужчина, три старухи, тощая девица с айфоном и старик. Примерещилось: в их манере держаться, в выражениях лиц – на всем лежит гнетущая печать болезни. Тусклость. Надломленность. Чинаре даже в мыслях невыносимо было ставить маму в один ряд с ними, представлять ее сидящей на одной из этих скамей. «Нет, мамуля у меня совершенно другая – она живая, яркая! У нее все будет по-другому! Не так как у этих!».

Чинара почувствовала, что сейчас заплачет – прямо посреди коридора, на виду у пациентов. Тогда станет ясно: ни на какую работу она сюда не устраивается. А следом у нее отнимут место в очереди – такие удавятся, но отнимут.

Чтобы не дать врагам этого шанса, Чинара отвернулась к стене, где висел красочный плакат на тему ВИЧ-инфекции. Строчки прыгали перед глазами, смысл прочитанного терялся. Женщина уяснила только одно: заболевшему человеку ВИЧ постепенно отключает иммунитет.

Как вдруг на пороге показался пациент. Чинара оттеснила его плечом – так не терпелось ей оказаться внутри! Только закрыв за собою дверь, она поняла, что из-за волнения запамятовала имя и отчество врача.

Тот сидел за столом, что-то писал. Усы и ежик волос его уже наполовину были седыми. Он поднял вопросительный взгляд на Чинару:

– Сейчас на очереди должен быть Жумагулов. Он не пришел?

– Нет, пришел. Просто я проконсультироваться хочу. У меня срочно.

– А вы думаете, у людей за дверью – у них не срочно?

Вместо ответа Чинара передвинула на середину стола заранее приготовленные деньги и прозрачную папку с мамиными анализами.

– У нас только по записи. – Врач посуровел. – Выйдете.

– Нет, подождите. Если этого мало…

Она достала шкатулку с зеркалами и отдала всю зарплату. Собеседник по-прежнему хмурился. Что ей оставалось? На дне узенькой сумочки очень плотно лежали собранные сегодня зачетные книжки. Но вынуть деньги из них украдкой было невозможно. Женщина все-таки заплакала. Беззвучно – просто слезы защекотали лицо. Пришлось вытащить всю стопку ярко-красных книжиц на свет. Из каждой Чинара принялась доставать купюры – одну за другой:

– Пожалуйста, посмотрите анализы. Это моей мамы. Я доплачу. Я еще доплачу. Только посмотрите. Байке. Пожалуйста.

Она говорила это и не смела поднять глаз от стола. Стыдно было за слабость, душила едкая досада за собственную неподготовленность; страшило, что не возьмут денег и выставят прочь.

– Эже. Сейчас же все это уберите. – Но видя, как дрожат ее пальцы, мужчина смягчился. – Уберите, иначе я ничего смотреть не буду.

После короткой заминки Чинара неловко сгребла деньги и зачетные книжки обратно в сумочку. Обессилевшая и притихшая села в кресло напротив.

Пока она вытирала лицо, врач занялся содержимым прозрачной папки.

– Плакать не надо. Болезнь вашей мамы – это не приговор еще. Главное: успеть вовремя обратиться. А так многое лечится сейчас. Лучевая терапия есть, химиотерапия. Новые таргетные препараты появляются… – он замолчал, продолжая внимательно изучать содержимое папки.

– У нас в роду все здоровые были всегда. Никто не болел. Мы про эту болезнь даже не знаем ничего.– Чинара спрятала в руках платок. – Откуда вообще в мире такой пик ее взялся? Почему теперь все болеют?

Врач, продолжая перебирать справки, рассеянно покивал:

– Ну, я вам сейчас могу только общие вещи рассказать о раке.

Чинара дрогнула – ей не хотелось ни слышать, ни произносить это слово.

– Обычно опухоль выращивает внутри самой себя обширную кровеносную систему, чтобы получать как можно больше питательных веществ для роста. И чем больше она становится, тем сильнее влияет на близлежащие здоровые ткани – повреждает их и сдавливает. – Мужчина отложил часть справок в сторону. – В эти же ткани она старается и проникнуть, а кроме того метастазирует даже в самые удаленные части организма. Ну и, конечно же, рак учится обманывать иммунитет, учится ускользать от его внимания.

Врач сложил все обратно в папку и пододвинул к Чинаре:

– Знаете, заболевание вашей мамы обнаружилось на самой ранней стадии. Это дает возможность сделать хороший прогноз! Но затягивать в любом случае не стоит, поэтому на следующей неделе, пожалуйста, приводите маму сюда – сделаем еще пару анализов. И будьте так добры, эже, не надо здесь деньги предлагать! Как положено, вставайте в очередь, договорились?

Вскоре Чинара вышла из кабинета. По ее заплаканному виду пациенты обо всем догадались – в спину тотчас полетели упреки. Но это было неважно.

Теперь, когда появился план, на душе сразу же стало легче. Чинара даже приободрилась: «Вот и славно, что врач денег не взял – больше на мамулино лечение останется. И время сейчас не для слез, а для действий!».

Она вернула халат медсестре и с облечением выбралась на улицу.

Сидя в золотистом свете кафе на уютном диванчике, Чинара дожидалась братишку Сейте́ка. Он – как и положено самому младшему сыну в семье – жил с отцом и мамулей. Встречу в этом кафе Чинара назначила, чтобы передать деньги родителям. Только вот Сейтек запаздывал.

Наконец, он подошел. Целуя Чинару в щеку, сказал:

– Простите, эже. Там на Советской такая пробка! Все маршрутки стояли.

– Ничего-ничего, Сейтек! Присаживайся! Ай, так рада тебя видеть!

– Эже, как у вас дела? Как работа идет? Все нормально?

– Да что я; ты лучше про мамулю расскажи – как она там? Как отец? Переживаю за них постоянно! Об одном только и думаю.

– Все в порядке, эже. Они держатся. Мне кажется, атаке́ даже больше, чем мамуля расстроился. Ну, когда результаты обследования узнал. А она сама хорошо себя чувствует. Сегодня стирку устроила, потом боорсоки жарила.

– Боорсоки? – Тугой ком вдруг вырос у Чинары в горле, однако она не подала виду – широко улыбнулась братишке. – Ай, как же я хочу ее боорсоков поесть! Зайду к вам на выходных обязательно.

Сделав заказ, Чинара снова обратилась к Сейтеку:

– Но ты про себя-то ничего и не рассказал! Как у тебя на учебе?

– Вот, недавно психология началась. Преподаватель так рассказывает интересно! Знаете, эже, говорят, сейчас «мозги промывают» всем. Оказывается, правда. Самое главное – людям критическое мышление отключают. Этим в политике, в рекламе и в СМИ занимаются в основном.

Чинара вскоре перестала вникать в суть рассказа, но по-прежнему с удовольствием слушала братишку. Глядела на него. Статью Сейтек был весь в отца-спортсмена, зато лицом больше пошел в мамулю – это сочетание мужественности и мягкости всегда будило в Чинаре желание обнять братишку, крепко прижать к себе и расцеловать в обе щеки. Но уже нельзя было слишком баловать его или сюсюкать – это ведь рос мужчина.

Когда ужин закончился, Сейтек ненадолго отлучился в уборную. Чинара – успокоенная разговором, благодушная в сытости – откинулась на спинку диванчика и улыбнулась в пространство кафе. Ей хотелось помечтать: о том, как мамуля выздоровеет; о счастливом будущем Сейтека. Но что-то назойливо мешало, точно ей теребили сам разум.

Оказалось, от приятных мыслей отвлекает шум телевизора. Высоко на стене – чтобы посетителям было видно – мерцал всеми красками широкий плазменный экран. Сейчас показывали ток-шоу: в блистательной студии, перекрикивая друг друга, горячо спорили женщины.

– Да что же за бесстыдство такое? Позор!

– Все говорят: за грехи отцов расплачиваются дети. Не только! Родители тоже расплачиваются за проступки детей! Молодая ошиблась – покачала головой и дальше пошла. А мать из-за этого годами терзаться будет!

– И как только совести еще хватает людям в глаза смотреть?!

Чинара, устало морщась, подозвала официантку:

– Вы не могли бы звук у телевизора сделать немного потише? И счет, пожалуйста, принесите. Мы только чай допьем. Заказывать уже не будем.

Звук вскоре убавили, к тому же переключили канал. Теперь на экране виднелся старенький профессор. Этот благообразный старичок в дорогом темно-синем костюме рассказывал, приветливо глядя в камеру:

– Именно тогда впервые и было замечено, что состояние души непосредственно влияет на состояние тела. Например, кто у нас обычно страдает близорукостью – не видит вдаль? Те, кого тревожит будущее. Вот это как раз и называют психосоматикой. Но! – Профессор с большим значением поднял палец над головой и застыл так; затем рассеянно почесал висок. – В наш просвещенный век мы столкнулись с принципиально новым явлением. Это социосоматика. Иными словами, существует тесная взаимосвязь между нынешними проблемами в обществе и тем, чем именно болеет современный человек. Вы, например, никогда не задумывались, почему в наши дни наблюдается такой пик…

Чинара не стала дальше слушать, потому что подошел Сейтек. Когда он устроился на диванчике напротив, она достала свою зарплату, сверх того добавила из шкатулки с зеркалами. Часть отложила в счет ужина, а остальное протянула братишке – когда деньги оказались в его руке, она мягко придержала ее: накрыла обеими ладонями, будто согревая от холода.

– Отцу с мамулей передай. Скажи, что я очень люблю их. И знаешь, отсюда себе пятьсот сомов тоже возьми, Сейтек, хорошо? Ты же у нас эрке́!

– Эже, спасибо вам большое! Конечно, я передам.

Отпустив руку братишки, Чинара, улыбаясь сквозь слезы, принялась наливать ему душистый зеленый чай в пиалу.

Чинара отказалась от предложения Сейтека проводить ее до дома. Очень уж захотелось пройтись, побыть наедине с собой и своими мыслями.

Над Бишкеком синел весенний вечер – с первыми звездами, с колыханием голых ветвей под еле теплым ветром. Женщина неторопливо шла в сиянии фонарей бульвара Дзержинского. Как всегда бывает ранней весной, ветер по-особому приятно овевал лицо, нес запах живой талой воды, робкой свежести. Чинара дышала всей грудью.

Неожиданно откуда-то сверху упало ей под ноги нечто маленькое, темное – подскочило на брусчатке и бросилось прямо на подол серого платья. Женщина испуганно остановилась. Однако существо тотчас скользнуло вниз и осталось лежать у самых носков ее туфель в неподвижности.

С опаской она пригляделась в свете ближайшего фонаря: это оказались орешки платана – сразу два на сухой коричневой палочке-черенке. Прошлогодние. Должно быть, ветер сбросил их.

Чинара достала из сумочки пустующую шкатулку с зеркалами. Хмыкнула: что ни положи внутрь, там ведь все отражается во всем. И впервые на дно шкатулки вместо денег легли орешки платана. Чинара захлопнула со стуком крышку – над столицей прокатился первый весенний гром.

© Артем Хегай, 2016