Привет, Гульсары!

Статья посвящается 88-ой годовщине великого писателя Чингиза Айтматова.

Из цикла «Люди и книги»

Встреча у шведского букиниста

Мне нравится бродить по лесным тропинкам Швеции, сидеть у побережья озер и наблюдать покрывающиеся рябью отражения деревьев в воде.

Общение леса с озером напоминает беседу влюбленных, близких людей, доверившихся друг другу. Окаймленное лесом небольшое озеро походит на малютку в объятиях матери, напевающей колыбельную. Если каждый, кто умеет слушать сердцем, обратит внимание, то сможет расслышать эти колыбельные-беседы.

Достаточно лишь дуновения ветерка! И тебе чудится: этот ветерок – дирижер оркестра, состоящего из миллионов листьев, и этот дирижер приводит их в движение легким взмахом руки. Удивительно, в оркестре, состоящем из миллионов исполнителей, ни один лепесток не сбивается со своей партитуры – все играют воздушное произведение ровно по нотам.

Шепот и робкое дыхание леса можно расслышать ухом и можно увидеть глазами как нежный ветерок проходится лаской по водной глади озера. Гладь озера трепещет как грудь юной девушки, только-только изведавшей любовь. Эти волны и биения – танцующие в воде ноты шепота-симфонии листьев. Кажется, будто созерцаешь прекрасный танец на сцене…

***

В Швеции у меня есть и другое излюбленное занятие – копаться в тех отделах «Секонд хэндов», где выставлены на продажу старые книги, видео и аудио кассеты, пластинки, картины. Книги тут обычно на шведском. Редко можно натолкнуться на иноязычную книгу, чаще на англоязычную. Мой шведский и английский не дотягивают до того уровня, чтобы получить удовольствие от прочтения художественных произведений, однако данный факт совершенно мне не мешает часами бродить среди книжных развалов.

Книги как музыка, если даже слов не понять, дух всё равно уловишь. Если от сердца споешь хорошую песню, тебя поймет и тот, кто не знаком с твоим родным языком. Однажды на Кубе при великолепном расположении духа я так самозабвенно спел песню «Ай Лачин», что находящиеся в комнате кубинцы покачивали в такт головой с приятной улыбкой на лицах – они всё прочувствовали и поняли.

В прошлом году на языковых курсах одна женщина из Новой Зеландии во время перерыва между занятиями спела песню и все мы были очарованы, ибо всё поняли. Когда она закончила петь, мы в один голос заявили, что песня эта о любви. «Совершенно верно, – сказала наша подруга, – это маорийская народная песня, называется «Покарекаре Ана».

В «секонд хэнд» букинистических я часто беседую с «иноязычными» книгами. Как называется? Кто автор? Когда издано? О чем повествуется? Интересно, сколько читателей прочли? Интересно, в чьей квартире все эти долгие годы пролежала книга и чем занимался ее владелец? Почему же книгу сдали букинисту? Прошлый владелец скончался или сдал букинисту потому, что переезжал и не стал обременять себя лишним грузом?

Вот книга, изданная 50 лет тому назад, но ее ни разу не раскрывали! Эх, знал бы хорошо язык, прочел бы от корки до корки! Как возрадовалась бы душа автора?! Прочесть книгу, которую не раскрывали на протяжении 50 лет – это как прочесть молитву за упокой души скончавшегося автора! Это как заново привести в движение застывшую в произведении жизнь, замершее время!

Так странно увидеть некогда прочитанную книгу сейчас, на иностранном языке… как мне это описать? Да ведь и не опишешь! Например, “Slottet”, то есть «Замок» Кафки, «Мадам Бовари» Флобера.

«Замок» издан в 1971-м году и прочитан раз или два, если меня не подводит чутье. К тому же прочитан очень давно, возможно, сразу после приобретения. Сохранность хорошая.

А «Мадам Бовари» несмотря на «молодость» чуть ли не рассыпается. Невозможно прикинуть сколько раз ее читали и перечитывали. Многие читатели оставили заметки на полях. Одни карандашом, другие ручкой. Почерка не разобрать, путано, полустерто. Но оборотной стороне обложки отчетливо читаются слова “Till min kärlek Ann-Kristin”. Мужчина по имени Бьерн подарил эту книгу своей возлюбленной по имени Анн-Кристин. И дату поставить не забыл, «1993.08.29».

Давала ли Анн-Кристин подругам прочитать книгу, подаренную ей любимым? В противном случае откуда взялось столько читателей у книги, подаренной близким мужчиной? Что этим она хотела сказать? Откуда знать! Не так-то просто понять белокурых шведок!

На книги в соответствующих отсеках «секонд хэндов», напоминающих бакинские букинистические развалы прошлых лет, смотришь как на старых друзей, здороваешься как со знакомыми, которых не видел долгие годы: с одним обнимаешься, другому протягиваешь руку, а с третьим довольствуешься приветственным кивком издали.

Книги как люди: у каждой своя судьба. Читаная-перечитанная похожа на видавшую виды, старая на мудрого старца, ни разу не раскрытая на «горемычного молодого человека», испещренная множеством карандашных заметок на кокетливую красотку, которую ежедневно заваливают любовными письмами и записками сходящие по ней с ума парни…

***

В тот день в «секонд хэнде» возле Кунгсмаркенской церкви мой взгляд выхватил среди сотни томов точно взгляд хищной птицы одну-единственную книгу. Что же мне тут написать, чтобы передать вам охватившее меня чувство?! Эх, если бы у меня имелась способность запечатлеть на бумаге хотя бы малую толику чувств и переживаний…

Вспомните сцену, когда герой фильма «Отец солдата» Георгий Махарашвили сталкивается в далеком Берлине с такими родными для него виноградными саженцами! Я радовался точь-в-точь как тот старик. Среди тысяч «чужих» томов я встретил родное для меня произведение.

Я говорю о книге Чингиза Айтматова «Прощай, Гульсары!» – книге, моя дружба с которой имеет давнюю историю.

…После возвращения из армии летом 1988-го года я первым делом взялся за чтение повести Чингиза Айтматова «Прощай, Гульсары!». Я уже писал об этом в одном из своих прежних текстов. Значит, во время «учебки» в армии среди бесчисленных солдат из Средней Азии выделялись два киргиза, у меня с ними ладилось и потому большую часть времени мы проводили вместе. Они как и я пришли отслужить из института. То, что я был наслышан о «Манасе», Чингизе Айтматове, Иссык-Куле, рассказывал о фильме «Белый пароход» сделало меня уважаемым человеком в их глазах. Вечером того дня, когда я расхваливал «Прощай, Гульсары!» Айтматова как один из шедевров мировой литературы, я забрался в свою койку и честно признался себе, что поступил нехорошо, расхваливая с пеной на губах доселе непрочитанное произведение. Я утешил себя (попытался оправдать постыдный поступок) тем, что сразу по возвращении домой прочту эту повесть.

Я сдержал обещание. Летом, после демобилизации я прочел «Прощай, Гульсары!». Прочел и сконфузился. Мне, несмотря на разделяющие нас тысячи километров, стало стыдно перед теми киргизами, которых я учил уму-разуму словно малых детей, упрекал, что они, будучи земляками такого гения как Айтматов, не читали его бесподобный любовный дастан «Прощай, Гульсары!». Оказывается, героем повести Айтматова была не девушка по имени Гульсары, а конь. Эти киргизы, вернувшись домой, тоже примутся читать повесть Айтматова и увидят, что Гульсары вовсе не девушка, а конь. И, получается, вот как я наврал им с три короба…

Книга издана в 1976-м году в Москве, к тому же с англоязычными комментариями. На задней обложке значится цена «1р. 03к.». Объемистая книга с яркой обложкой, отливающим красным цветом шрифтом и дорогой бумагой, похожа на сувенир. Так и пролежала она как сувенир на протяжении сорока лет, к ней никто и не дотронулся, ее ни разу не раскрыли. Первым ее читателем после сорока лет стал я.

Как она сюда попала? Ее привез в Швецию какой-то советский дипломат? Или ее занес сюда советский ветер пропаганды? Но что могла бы пропагандировать эта книга? Жизнь в колхозе? Горести, причиненные герою новой жизнью, одним из строителей которой был он? Может, книгу отправили сюда с целью привлечь внимание членов Шведской Королевской Академии, определяющих лауреата Нобелевской премии? Откуда знать?!

Книга ни разу не раскрыта, значит, ее не прочли и члены Академии.

Хотя имя Айтматова неоднократно попадало в список претендентов, «нобелевку» Айтматову не дали. Согласно завещанию Альфреда Нобеля премия дается «литературе, завоевавшей успех с учетом политико-идеологических мотивов». То есть, мало того, что произведение гениально, оно вдобавок должно отвечать политико-идеологическим вкусам и требованиям членов академии. У Айтматова был лишь один путь отвечать данному требованию – как и Танабай в «Прощай, Гульсары!» он не должен был терпеть несправедливость, бесправность, ложь и швырнуть свой партбилет в лицо советской власти. Ведь Айтматов ничем не хуже других советских писателей-нобелиатов, а по большому счету даже на голову выше!

…На сей раз я прочел повесть при ином расположении духа. Я уже не двадцатилетний юноша, вернувшийся с армии, мне сейчас чуть ли не больше лет, чем герою произведения Танабаю.

Дочитав книгу, я уселся под беседкой на берегу любимого Бастасьё и смотрел на озеро. На сей раз спектакль на водной глади «разыгрывал» не ветер, на сей раз «сцена» находилась во власти дождя. Небесные стрелы-капли вонзались в озерную грудь и опускали тюлевую занавеску между мной и сценой.

По ту сторону тюля я видел долгую-предолгую дорогу. На обочине дороги сидел Танабай, тяжело дыша вместе со своим другом. Гюльсары на сей раз опустился наземь не для передышки, а для того, чтобы испустить дух. Танабай гладил коня по гриве, беседовал с ним, листал страницы жизни. И небо, и озеро, и лес пришли стать опорой Танабаю в трудную минуту. Стекающие с листьев капли мешались со слезами Танабая и падали в озеро.

Затем всё оказалось так, как в финале книги.

«Шел Танабай по степи, перекинув уздечку через плечо. Слезы стекали по лицу, мочили бороду. Но он не утирал их. То были слезы по иноходцу Гульсары. Смотрел сквозь слезы старик на новое утро, на одинокого серого гуся, быстро летящего над предгорьем. Спешил серый гусь, догонял стаю.

— Лети, лети! — прошептал Танабай. — Догоняй своих, пока крылья не устали».

…А я всё смотрел и смотрел на озеро, уберегая от дождя и прижимая к груди найденную в шведском «секонд хэнде» книгу достойного «нобеля» писателя. Выйдя из-под навеса, я стоял на самом берегу, омываемом волнами.

Танабай оседлал Гульсары и умчался вдаль.  

Карлскрона, Швеция  

© Вахид Гази, 2016