Едриналин

В шахте произошел обвал… В темноте, в плену у породы оказалось несколько человек, в том числе – члены проверяющей комиссии. Кто как себя поведет в экстремальной ситуации?.. Рассказ из жизни, о реальных событиях. Публикуется впервые

    Прошло уже немало лет, а я нет-нет да вспоминаю с грустью и со смехом дела давно минувших дней …

Я начальник смены обогатительной фабрики, расположенной уступами на крутом склоне горы. В моём подчинении: откаточная штольня, уступ щёковой дробилки, уступ мельниц с классификаторами, флотационный уступ и уступ концентрационных столов. Все грохочет, стучит, переливается. Руда поступает в дробилку, а оттуда самотеком на обогатительный передел.

В то утро в мою откаточную штольню спустилась целая комиссия: главный маркшейдер рудника, главный геолог, главный механик и инженер по технике безопасности рудника. Спустились они на обогатительную фабрику с какого-то верхнего горизонта, где шла добыча руды. А зачем в мою штольню – важно молчат, а я и не спрашиваю.

И только мы прошли половину пути и остановились, чтобы пропустить две вагонетки с рудой, которые толкали перед собой мои двое парней, как вдруг прекратился глухой стук щёковой дробилки, замигали тусклые лампочки под сводом штольни, наступила тишина. Только было слышно отчетливо журчание многочисленных струй воды, вытекающей, капающей, льющейся из всех щелей сверху, с боков, снизу.

Все стало ясно: нас завалило в штольне. То есть преградился единственный выход и мы отрезаны наглухо от внешнего мира. После короткой немой сцены некоторые из начальников кинулись к завалу, двое бросились к шахтному телефону, который находился в тупиковой части штольни у рудоспуска. Я все-таки опередил тех двоих и, пробегая мимо моих парней – откатчиков, бросил коротко: «За мной!». Эти парни быстро сообразили и оттеснили рвущихся к телефону, потерявших контроль над собой. Ору во все горло: «Что, наложили в штаны? Напишу рапорт на вас – паникеров! Вы на моей территории и будьте добры, здесь и сейчас подчиняться мне!».

Конечно, этот крик был сопровождён более вескими и конкретными, сами понимаете, словами, после чего, подошедшие ещё двое, начальников, вытащили свои сигареты и пытались трясущимися руками прикурить.

Я же прошу женщину на коммутаторе соединить с уступом дробилки.

— Даудов! – кричу в трубку, — в штольне завал, все живы, свет есть, воздух слабо, но поступает! Без паники, никому не говори, останови дробилку, поднимись на бункер дробилки и посчитай сколько шагов от бункера до завала! Понял? Повтори!

Через несколько минут голос запыхавшегося старика-чеченца Даудова:

— Восемьдесят и еще шесть шагов!

— Отбой, отец, будь у телефона.

— Смолина! Соедини меня с начальником рудоуправления, срочно! – и чувствую, кровь приливает к лицу и руки почти не дрожат.

— Леонтий! У нас ЧП: недалеко от устья откаточной штольни от небольшого землетрясения, вероятно, обвалился свод и наглухо перекрыл штольню. Здесь находится твой главный и они подсчитали, что это 12-15 метров, т.е. 350-550 тонн. Все целы и бодры. Не перебивай. Если не хочешь иметь приключения на свой голый …, срочно сообщи начальству в комбинат, что ты отдал приказ о начале плановых учений по гражданской обороне. Дай своему начальнику штаба ГО Марчуку карт-бланш по ликвидации ЧП. Он старый горняк и знает с чего начать и как организовать проходку через завал. Не перебивай! Скажи Марчуку, чтобы он фиксировал все секундомером и вел запись в журнале. Подскажи ему, с каких участков он может снять бурильщиков, проходчиков и сварщиков. Сам сиди в рудоуправлении, пей чай и слушай. Глюкауф, Леонтий!

— Всё понял! Глюкауф, Талян!

Поясняю: мы с Леонтием – однокашники, мы оба окончили Московский институт цветных металлов и золота имени М.И.Калинина (МИЦМИЗ). Тем самым я объясняю такое вольное обращение к начальству, даже старшему по возрасту. А «глюкауф» — это древнее пожелание немецких горняков (а теперь и мицмизовцев), означающее в переводе «счастливо подняться наверх», т.е. на дневную поверхность.

Старый Марчук, как я потом узнал, перво-наперво объявил всему рудничному посёлку по радиосети, что он, выполняя волю начальника ГО рудника, объявляет во столько часов и минут начало учений. Что гипотетически произошёл обвал свода штольни, что в штольне находятся люди, осуществляются мероприятия по их спасению …

— Смолина! – звоню в коммутатор, — ты все слышала и, если хоть одно слово твоё … вот тут рудничное начальство слышат меня: хоть одно твоё слово, ты пойми, без суда упеку тебя в тюрьму и надолго, как шпионку, как врага народа, как … Учения приравнены к военному положению! — стращал я первую сплетницу посёлка.

Потом я узнал, что Марчук уже через несколько минут восседал у устья штольни, организовав командный пункт учений. Наладил связь. Начальник связи соединил полевой телефон Марчука через телефон дробилки с коммутатором. Сам он обложился журналами, секундомером и фиксировал каждый этап спасательных работ. Два фотографа непрерывно щёлкали затворами. Сандружина разбила палатку на уступе у Даудова, тут же расположилась группа горноспасателей в полном снаряжении.

У входа обогатительной фабрики дежурили начальник милиции – капитан Кабёнов и двое его милиционеров (полный состав поселковой милиции) во избежание паники.

Марчук каждые полчаса по громкоговорящей связи (трансляция по всему посёлку) докладывал начальнику рудника, что во столько-то прибыли бурильщики и приступили к обуриванию, во столько-то прибыли горноспасатели, проходчики, что поступили сведения о состоянии потерпевших, которое является удовлетворительным.

А потерпевшие, мои гости, уже по-деловому спорят, подсчитывают время проходки через завал. Ведь надо пробурить наискосок несколько сотен шпуров (глубоких дыр в твёрдой породе), забить в них штанги (толстые железные прутья) сварить их друг с другом, положить поверх них доски и удалить породу. И снова в новых местах бурить, забивать, настилать, выгребать.

У нас появились новые сложности: вода. Она прибывала. А так как водосток (небольшой канал сбоку штольни) был также запружен завалом, то её уровень угрожающе стал повышаться, сначала по щиколотку наших сапог, потом уже чуть выше колёс вагонетки. Хуже всего было моим откатчикам: они катали руду налегке, в брезентовых робах с капюшоном, и 3-4 раза в смену они меняли мокрую одежду на сухую, которая висела в их каптёрке над электрическим «козлом». А тут холод (февраль), вода, «чуни» (остроносые калоши) заставили их первыми залезть на вагонетки с рудой. Затем и мы были вынуждены сделать это. И в этом холоде, при водожурчащей тишине, каждый из нас исходил мелкой дрожью и мысленно бесился, что мы ничем не можем содействовать нашему спасению из-за угрозы новых подвижек породы и нового обвала.

Я отдал Грише Критинину – долговязому откатчику – свои часы с тем, чтобы он, как приказал Марчук, каждые полчаса докладывал о нашем состоянии.

— Докладываю! – Гриша перегнулся с вагонетки к телефону, — Докладываю: водоплавающие потерпевшие греются на суше, чистят пёрышки и молча, разговаривают. Всё в норме. Или: — «Великолепная семерка» (был тогда американский боевик) мечтает о куске горячего мяса! Отбой!

Его юмор надоумил меня рассказывать анекдоты, которые я помнил ещё со студенческой скамьи. И простые, и сальные, и аполитичные. Потом я прикинул, что почти один рассказывал их три часа без перерыва. И если знаменитый академик И.Павлов говорил, что самое лучшее свойство мозга – забывать, то я утверждаю, что опытным путем пришёл к противоположному выводу: в критической ситуации я вытаскивал легко из сусеков памяти слышанное мною когда-то. Как у Онегина: «…но дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней хранил он в памяти своей».

Я изгалялся, охрип, и, только когда мы услышали явный стук перфораторов и поняли, что вот-вот нас освободят, были слышны редкий и хохот, и похохатывание. Начальство тоже выдало пару-тройку анекдотов. Некоторые пытались даже испытать нашу сообразительность всякими байками. Но разве можно было что-то соображать, когда мозг, казалось, от холода болтается внутри черепа, а язык с трудом ворочается.

Наконец, вода начала просачиваться всё быстрее и быстрее. Мы поняли, что проходчики расширяют завал где-то сбоку. Вот появилось небольшое отверстие, в которое начали протискиваться горноспасатели. Нас с величайшей осторожностью по очереди просунули через эту дыру, окутали шерстяными одеялами и спешно доставили в больницу.

В большой комнате-палате уже находилось несколько больших так называемых топчанов (прочное деревянное ложе) и походных кроватей-раскладушек. Мы даже не могли сопротивляться, когда врачи и санитары стали раздевать нас догола, когда повалили на топчаны и, влив по 100 грамм чистого спирта нам в рот, стали растирать нас снаружи тоже спиртом.

Наконец, кое-где послышались стоны, тихие выкрики удовольствия. Труды врачей и санитарок! Главврач бегал от одного к другому, давая указания пыхтящим коллегам Авиценны и Гиппократа.

Вдруг один из аклимавшихся зимовщиков вопрошает, обращаясь к соседу, лежащему голова к голове:

— Помнишь? – и дальше следует какая-то смешная неприличная фраза из какого-то сального анекдота …

Все мы слышали вопрос. Все мы вспомнили этот анекдот. И все мы, как при короткозамедленном взрывании, с диапазоном в какие-то милли секунды родили цепную реакцию дикого хохота. Главврач ликовал, приговаривая:

— Смейтесь! Это – адреналин, он поможет вам скорее вылечиться!

Мы не могли остановиться, и волнообразный всеобщий хохот наводил некоторых на мысль, что у нас «крыша поехала».

Вдруг раздался громкий визг. Мы все на секунду замолкли, привстав с лежаков, глянули в сторону источника.

Картина: багровая то ли от трудов, то ли от страха и удивления стоит санитарка с поднятыми руками в позе «сдаюсь», а перед ней на полу копошится долговязый Гриша Критинин. Мы все поняли: от хохота Гриша, видимо, хорошо подпрыгивал так, что раскладушка под ним сложилась, скинула его на пол и накрыла сверху. Одной рукой, прикрывая «стыд», другой Гриша пытался установить непокорное ложе, которое никак не хотело слушать и отползало от него все дальше и дальше. Теперь уже, загребая двумя руками, он пытался влезть на раскладушку, громко ругаясь словами «едриналин ихнюю …, едриналин его …, едриналин твою …!».

И вот новый взрыв не гомерического хохота, а уже истерики, к которой дружно присоединился уже весь присутствующий медперсонал.

Родственники и просто зеваки у больницы, услышав такое, махнув рукой и качая головой, стали расходиться по домам.

Все мы переболели воспалением легких. Адреналин, видимо, помог быстрее выздороветь.

Двухтомный отчет, который мы с Марчуком сварганили, с фотографиями, с графиками, хронологической оценкой действий формирований ГО стал показательным образцом в Республике. Леонтий и Марчук были по итогам года награждены медалями «Отличник гражданской обороны СССР», «великолепная семерка» была премирована (за испуг, как некоторые шутили) деньгами, а больше всех премия оказалась у меня, которую я тотчас разделил со своими откатчиками. А Грише дали кличку «едриналин», на которую он не обижался и охотно отзывался.

© Курманалиев Т.И., 2008. Все права защищены
Произведение публикуется с письменного разрешения автора

Также см. статью об авторе «Звезда удачи сына батрака»