Ак-Нар – белый верблюд

(Сказка. Иллюстрации автора)

Когда-то давно среди тенистого сада, на краю аила, где раньше проходил караванный путь, стоял дом. В нем жил богатый человек с женой и дочерью Сайкал [1]. Неутомимая проказница, веселая и красивая, она доставляла много хлопот своим нянькам. Целыми днями то тут, то там раздавался её звонкий голос. В середине дня, в самую жару, когда няньки, разморившись, задремывали, Сайкал незаметно ускользала в заброшенный угол сада, где росло огромное дереве грецкого ореха, а рядом с ним плакучая ива опускала свои ветви до самой земли. Даже в полдень под ивой было сумрачно и прохладно – яркие солнечнее лучи не проникали сквозь двойной шатер из листьев.

Между ивой и орехом росла какая-то странная синевато-серебристая трава, и Сайкал любила разглядывать её. Каждый листочек этой травы отличался от всех остальных своим рисунком, все они были разные. Когда Сайкал смотрела на них, ей чудилось, что листочки покачиваются еле заметно, передвигаются, кивают друг другу, словно разговаривают. Она прислушивалась к их шелесту, но ничего не понимала, думала, что это ветер шевелит листья. Насмотревшись на них вдоволь, уходила к своим нянькам. И каждый раз, уходя, она становилась все красивее, как будто листья давали ей эту красоту.

Случалось, она долго не приходила к иве, тогда ей начинало казаться, что дивная трава зовет и манит её. Иногда она пробиралась в сад даже ночью, когда все спали. Трава горела в лунном свете серебристо-голубым блеском, и все так же о чем-то нашептывала ей. Сайкал удивлялась: как же так, почему солнце не попадает днем на листья, а лунный свет как-то проникает к ним, и они серебрятся? Постепенно она поняла, что это не лунный свет на листьях, а сами они светятся изнутри. Эта догадка так её поразила, что она долго не приходила к иве, боялась чего-то. Спрашивать обо всем этом у нянек она не хотела: вдруг они её неправильно поймут и не станут отпускать под иву, будут следить за ней еще больше. У неё появилась тайна.

И вот, наконец, она снова решилась пойти к иве в лунную ночь, когда ей не спалось. Надела лучшее платье, украшения из кораллов, серебра и жемчуга, тебетей [2] с совиными перьями, взяла амулеты [3] и бесшумно пробралась в сад к иве. Еще издали, глядя под иву, она поразилась перемене, происшедшей на этом месте. В панике подумала: «Кто-то вырвал траву!» Но подойдя ближе, увидела, что трава на месте просто травинки отодвинулись от центра, прилегли, а посредине стоит на невысокой стройной ножке без листочков синий цветок. Стебельком он делился на две половины. С одной стороны переливался сине-голубой шарик величиной с грецкий орех, а с другой – колокольчик с шестью лепестками нижней частью соединяющийся с шариком. Цветок медленно повернулся к Сайкал колокольчиком, лепестки чуть приоткрылись, приглашая посмотреть внутрь. И она заглянула, а увидев, отпрянула в испуге. В глубине цветка была отчетливо видна отрубленная человеческая голова, лежащая среди драгоценных украшений и золота. Девушке стало страшно. Она не посмела ещё раз заглянуть в тот голубой шарик. Медленно повернувшись, опечаленная, она пошла прочь. Трава зашевелилась, зашептала: «Приходи завтра, приходи завтра…»

Девушка всю ночь не могла уснуть, а чуть рассвело, побежала снова к заветному месту. Каково же было её удивление, когда она увидела среди листьев обыкновенный, ничем не примечательный бутон сиреневого колокольчика. Сайкал принялась его рассматривать и услышала шепот: «Наклонись ниже, наклонись ниже…» Она наклонилась, освободив путь лучу восходящего солнца, ударившего снизу, и замерла в восторге. Розово-фиолетовый цветок заискрился бриллиантами росинок, поднял голову, распустился и стал точь-в-точь, как ночной цветок, только не сине-голубой, а розовый. Робея, девушка заглянула внутрь цветка. На этот раз она увидела красивый город с ханским дворцом посредине.

Кто-то кашлянул поблизости, и цветок съежился, померк. Сайкал оглянулась и увидела голую девушку с длинными распушенными волосами. Девушка молча, умоляюще протягивала руки к Сайкал. Потом также внезапно сичезла, будто её и не было вовсе. Сколько ни смотрела Сайкал на цветок, он больше не распустился.

– Албарсты [4], – подумала Сайкал про девушку, – к худу, длинные косы закинуты за спину. Дурная примета. Раньше она никогда не пугала меня...

И все-таки в полдень, когда няньки, разомлев от жары, уснули, Сайкал снова пробралась к цветку. На сей раз, она приметила среди травы маленькую красную ягодку. Вот ягодка стала больше, потом еще больше. Теперь она была похожа на прежний цветок, только ярко-красный, как будто в глубине его горел огонь. Среди огненного марева стало проглядывать лицо. Усатый юноша с прямым носом и волевым подбородком, в ханской чалме, сверкая двумя рядами жемчужных зубов, улыбался. Сайкал показалось, что она уже видела это лицо… Да. Но тогда он не улыбался, и глаза не смотрели. Он! Это ею голова была в синем цветке ночью. А красавец в чалме все улыбался, глаз не оторвешь от его улыбки.

– Кто ты? – невольно спросила Сайкал и устыдилась своего вопроса.

Ответа не последовало. Огонь в цветке померк, цветок съежился и завял. Вскоре сине-голубые листья травы выпрямились, засеребрились, и все это место под ивой приняло прежний вид. Сайкал задумчиво стояла и все смотрела на голый стебелек от цветка, который, как свидетель видения, одиноко возвышался над шелестящими листьями.

– Сорви траву, сорви траву, – казалось, шепчут листья.

Девушка наклонилась ниже, пытаясь расслышать, удивляясь своей покорности и безволию.

– Все узнаешь, все узнаешь, съешь траву, и все узнаешь!

Сайкал потянулась к самому крупному листочку, и вдруг в испуге отдернула руку. Зеленая невиданная змея с крылышками и золотыми блестками по шкуре уставилась на неё из травы и медленно прошипела:

– Не ешь траву, станешь травой, как сестры твоих бабки и прабабки, и все сестры всех твоих пра-пра-бабок... – и змея уползла, сверкая золотыми блестками чешуи.

Сайкал стояла в нерешительности, а трава все манила её, обещала, нашептывала. Девушка повернулась и убежала в дом. Ночью она в волнении рассказала все своей самой надежной няньке Алибе. Алибе внимательно выслушала Сайкал и сказала:

– Теперь ты поняла, почему у тебя столько нянек? Все мы обязаны были следить за каждым твоим шагом. Но мы не усладили, не уберегли тебя. Счастье наше, что добрая змея Усмоюл [5] предупредила тебя. Ведь и вправду сестры твоих бабок, и даже сестра твоей матери, умирали на том самом месте, как только достигали совершеннолетия. Завтра тебе исполнится семнадцать лет, и Аллаху было угодно даровать тебе ум и сохранить тебе жизнь. Никто до сих пор не знал: от чего умирали девушки? Так это трава-злодейка губила их! Заманивала видениями! Чует мое сердце, это проделки...

– Алибе, ты поклялась никому не рассказывать то, что я тебе доверила. Ты исполнишь обещание? – в испуге перебила её Сайкал.

– Я ничего никому не скажу, но и ты пообещай мне никогда больше не подходить к ореховому дереву!

– А как же я узнаю тайну цветка?

– Надо подумать. Посоветоваться, не выдавая себя. Однако, скоро ночь пройдет. Ложись спать. Солнце взойдет и мрак развеется...

Алибе уложила Сайкал спать, проверив все ли амулеты на месте, и полетела посоветоваться к своими сородичам, ведь она была никто иная, как Умай [6] – фея, охраняющая младенцев. Сайкал не знала этого, и просто любила Алибе больше других нянек.

В степи за аилом Умай встретила Усмоюл – крылатую змею, и поблагодарила её за спасение Сайкал.

– Такую умную и добрую девушку нельзя не спасти, ведь ты знаешь, сестры её бабок и прабабок были, жадны и глупы, как эти синие листья, которые выпили их кровь и взяли их молодые жизни. Тех девушек больше интересовали драгоценные погремушки, нежели несчастный, невинно погибший хан...

– Мудрая Усмоюл, что ты посоветуешь теперь делать? Через год девушка снова увидит тайный цветок, который никто, кроме неё, не сгложет увидеть... Может быть, пора с ним покончить? Я, охраняющая младенцев, устала с этил бороться…

– Ты охраняешь младенцев, а девушки уже далеко не младенцы, – заметила змея.

– Мне их жаль. Прах несчастного хана вводит их в искушение…

– Мы над этим не властны. Найди Кызылык [7], свою однокрылую сестру, может быть, она тебе что-нибудь посоветует?

Умай нашла Кызылык на зеленой лужайке среди гор. Та играла с крылатой собакой Жомок Ит Кумайык [8]. Умай о высоты долго любовалась, как под Луной переливаются завитки собачьей шерсти, как плавны и легки её движения, как странно летав её однокрылая сестра, позванивая блестящими золотыми чешуйками, которые шевелились при каждом взмахе крыла. Вот собака и птица утомились, сели отдохнуть друг против друга. Тут к ним и подлетела Умай:

– Мир вам под луной, – и без лишних слов приступила к делу, – Моей Сайкал угрожает беда.

– Она уже не младенец. К тому же её, кажется, взяли под покровительство Албарсты и Уомоюл, а у тебя много других младенцев, следи за ними, – сказал Жомок Ит.

– На Албарсты мало надежды. Хорошо вам рассуждать, когда нет никаких обязанностей. У тебя, Жомок Иг, никто давно путем не охотится, а ты, Кызылык, о тех пор, как потеряла крыло, ничего доброго не делаешь.

– А что я могу делать, с одним крылом? Давно знаю твою беду... Чал мы можем помочь?! Разве что советом... Мы говорили тут как-то о цветке. Ты знаешь, что колдун Аджиралы [9] непобедим и бессмертен. Он, ради шутки, натворил много несчастий и теперь упивается своими победами. Пока он блаженствует, давайте уговорим его исправить хоть одну ошибку.

– Наивная, ты считаешь ошибкой смысл его подлой жизни?

– Ну, ладно, ладно, пусть так, но все равно он нам нужен в этом деле.

Все отправились к страшному Аджиралы. Кызылык, только подпрыгнув и взлетев, снова опускалась на землю, Жомок Иг Кумайык несся быстро по воздуху, Умай летала между ними, думая: чем же помочь увечной сестре? Тут Жомок подхватил Кызылык с одной стороны, Умай – с другой и они полетели, обгоняя ветер, к страшному жилицу Аджиралы на самой высокой горе.

Еще издали они услышали шипенье и лязг зубов дракона Аджидара. Думали, что это он по привычке бранится с Аджиралы, а подлетев ближе, увидели, что полудобрый див Доо [10] поборол Аджидара. Тот, извиваясь, пытается высвободиться из-под непомерно огромного тела дива. Поодаль, возле черного входа в зловещую пещеру, сидит лохматый с головы до ног Аджиралы и подбадривает Аджидара:

– Не трусь! Смелей, поднатужься и сдуй его в пропасть! Пусть он там застрянет среди камней и льда! А! Что, испугался?!

В этот момент Доо отпустил Аджидара, тот резко вспрыгнул на ноги, скалы и камни посыпались вниз от его резкого движения. Пыль и брызги воды окутали летящих. Грохот камнепада, многократно повторенный эхом в долинах, заставил их спуститься и присесть на землю.

И вот все стихло, только пыль стояла столбом, ничего нельзя было разглядеть. Аджиралы катался по земле и корчился от смеха.

– Вот это да! Вот это прыжок! Силен бродяга! Уморил!

Доо сидел, расправляя многочисленные складки своего развевающегося черно-огненного плаща-халата. Аджидар скалил зубы, выдувал изо рта пламя и хохотал, будто гром перекатывался по горам.

В разгар этого веселья, когда пыль немного улеглась, Аджиралы заметил посредине голой ровной площадки, где боролись див и дракон, трех маленьких светлых путников:

– Что это?! Откуда? – Аджиралы захохотал громче прежнего. Он охрип, слезы лились ручьями, приминая его лохмы на толстом брюхе, он ворочался и страдал от смеха. Казалось, не будет юнца этому хохоту. Остальные рыдали от смеха, подражая ему.

– Так нельзя, ребята! Аха-ха-ха-ха!!!

И тут вдруг случилось невероятное. Полы халата Доо вздулись, выпрямились, он поднялся в воздух и тучей повис над горами. Аджидар скорчился, как от боли, потом вытянулся и застыл острыми скалами на горизонте. Аджиралы съежился и, став большим лохматым пауком, юркнул за камень, обидчиво сказав:

– Вот, что вы наделали своим чистым и невинным визитом! Пользуйтесь случаем. Делайте со мной все, что хотите… Но до поры, до времени.

– Помоги нам. Это ведь ты прикинулся тогда караванщиком-разбойником и ни за что убил молодого хана.

– Ну, я! И я должен вам помогать после всего, что вы с нами сделали?!

– Разве это мы?

– А разве не вы со своей дурацкой чистотой попали в центр моего веселья, когда со мной и с ними, – он махнул рукой в сторону тучи и гор, – может произойти то, чего мы не ожидаем, и над чем не властны?! Вот почему мы и злимся всю жизнь: потому что не можем всласть повеселиться!

– А ты сейчас не злись. Полезай в мою шерсть, полетим туда, где был город и шелковый караванный путь, – сказал Жомок Ит Кумайык.

– Ладно, уж, поеду, а то пропаду тут от скуки.

Они все вместе влетели в сон Сайкал, взяли её с собой, и очутились в старинном городе, где жил молодой хан Учкун [11], и через который проходил караванный путь.

Город спит. Спит в своем дворце хан больного ханства красавец Учкун. Он получил этот город и дворец в наследство от отца, умершего в старости своей смертью. На рыночной площади спят торговцы возле прибранных товаров, около верблюдов дремлют караванщики, прибывшие из далеких стран, спят горожане в богатых домах и в бедных лачугах. Тишина. Только цикады нарушают её своим стрекотом, да изредка вскрикнет ночная птица, залетев из степей в город.

Паук Аджиралы закопошился в кудрявой шерсти крылатого Жомок Ит Кумайык, он понял все. Поймал момент еще повеселиться! Выпрыгнул на землю, обернулся злым разбойником, переодетым в караванщика, который выполняет задание коварного соседнего хана Камчибека [12], вздумавшего погубить Учкуна, завладеть его ханством и дворцом. Камчибек нанял злодея-разбойника, не подозревая, что это страшный колдун Аджиралы, и пообещал отдать ему в жены сестру Учкуна.

Через потайную дверь разбойник проникает во дворец. Вот он прокрался к спальне Учкуна, бесшумно вошел. Красавец Учкун безмятежно спит, раскинувшись в кровати под кисейным балдахином. Мгновение – и разбойник, откинув балдахин, отрубил спящему голову саблей, выхваченной из-за пояса. С мерзкой злорадной ухмылкой он схватил голову за волосы, сунул её в мешок, который вынул из-за пазухи, и пошел из дворца. Никто не помешал ему в чудовищном злодеянии, все спали заколдованным сном, и те, кто пришел о ним не могли ни противиться этому, ни что-либо предпринять. Они должны были оставаться сторонними наблюдателями, а не участниками, только Умай куда-то исчезла. Все происходило так, как было когда– то очень давно.

Разбойник проник в ханскую сокровищницу и выгреб все драгоценности в тот же мешок, где была голова. Потом он пошел на ханскую конюшню. В конюшне стоял белый одногорбый верблюд Ак-Нар – любимец хана Учкуна. Верблюд заволновался, но когда злодей надел ему на горб попону о отверстием посередине, куда выставился горб, привесил курджуны [13], сунув в один из них мешок со страшным содержимым, Ак-Нар успокоился и податливо двинулся за разбойником. На площади к ним подскакал верный конь и колдун-разбойник-караванщик прыгнул в седло, повод верблюда приторочил к своему поясу и не спеша выехал за пределы города. Заколдованная стража в воротах спала крепким cном.

Разбойник ехал, а те, кто прибыл c ним в город: Кызылык, Сайкал и Жомок Ит Кумайык сразу очутились на месте следующих событий. Они увидели перед собой пылающий город. Злой хан Камчибек сам подвергcя нападению полчищ диких кочевников. Они жгли и грабили его город. Убивали жителей. Хана Камчибека, изрубленного на куски, выбросили в степь на съедение диким зверям.

Медленно подъехал разбойник. Он соображал: как это он забыл про нападение? Ведь знал заранее, что город сожгут, когда обещал Камчибеку привезти голову Учкуна, но как-то не придал этому значения… Теперь он думал: что ему делать дальше? Он остановился возле могучего орехового дерева, одиноко стоящего невдалеке от города, привязал лошадь и верблюда у колодца под деревом и стал смотреть на город. Он, конечно же, не раскаивался в содеянном, ему это не дано, а просто понял, что и драгоценности и голова невинного Учкуна сейчас никому не нужны. Никакой красавицы-сестры Учкуна он во дворце не нашел и не увидел своим колдовским зрением, где она скрывается. Поэтому он потерял всякий интерес и к Белому Верблюду, и к голове Учана, и к драгоценностям, хотя многовековой опыт подсказывал ему, что тут что-то кроется… Но нарушилась игра, которую он сам же затеял. В задумчивости он отвязал курджун и бросил его в колодец. Ак-Нара он отпустил в степь и верблюд тут же скрылся во тьме ночи, лишь изредка освещаемой всполохами большого пожарища.

Разбойник уже сел было на лошадь, но тут к нему, откуда ни возьмись, подлетела Умай.

– Ай, подожди, подожди! Мы выяснили все подробности, объясни, как закончить дело? Девушки гибнут в результате твоего злодеяния. Неотмщенная кровь всегда зовет к себе даже через много десятков лет, ты это хорошо знаешь.

– Знаю, ну и что?

– Не больно-то зазнавайся, как только ты отъедешь от нас, ты снова станешь заурядным пауком, разве ты забыл об этом? Это тогда ты сел на лошадь и уехал искать другие развлечения. Теперь другое дело! Отвечай за свои дурные поступки!

– Кто вы такие, чтобы я перед вами отчитывался за свои дела? И вообще пусть ваши девушки не суют нос куда не надо! Я сильнее вас и придумаю что-нибудь, выкручусь из своей паучьей сущности.

– Ты – паук по натуре, и от этого тебе не уйти в конце концов! Ну, ладно. Не злись. Пусть ты сильнее нас. Ты живешь по своим законам, мы – по своим. Мы ведь не мешаем друг другу, пока пути наши не пересекутся... Голову, опять же для пакости, заколдовал ты?

– Вот и живите по своим законам, чего ко мне привязались?! Ну, я заколдовал, ну и что?

– Успокойся, не психуй, скажи: голубая трава тоже твоих рук дало?

– Какая еще голубя трава? Ах, голубая трава…

– Да, та голубая трава, которая теперь растет на месте старого колодца и приманивает девушек.

– Я же оказал, пусть не лезут, куда не надо.

– Как это "не лезут"? Грубиян! Ты ведь нарочно их приманиваешь!

– Пусть не ходят к колодцу, вот и все.

– По Учкун зовет на помощь уже много-много лет.

– Вот этого я могу пресечь, это не в моей власти, поэтому я и придумал траву. Скажите ему, пусть заткнется! Если вам мало травы, я приделаю еще что-нибудь похлеще.

– Ты давно всем надоел своей подлостью, если не уймешься, мы пожалуемся, сам знаешь кому. Тебя успокоят.

– Не надо. Вот этою не надо. Я предупрежден. Этого достаточно. Я искуплю вину. Придется мне поработать. Вы останетесь довольны. Но, чур, не обижаться, если что не так выйдет.

– Ты постарайся, чтобы все было, как надо, мы проследим. Работать-то ты не больно любишь, поэтому пакостями и занимаешься.

– Откуда я знаю, что по-вашему пакости? Подумаешь: правильно-неправильно, по мне – так все правильно, что меня веселит!

– Да разве жизнь из одного веселья состоит? – вмешалась до сих пор молчавшая Кызылык.

– Хватит меня воспитывать, я не ваш.

– А как же та красавица, за которую ты поклялся все отдать? Ей такой ты наверняка не понравишься...

– Той красавицы нет ни на том, ни на этом свете. Я все обыскал. Кончайте споры, скоро рассвет, да и город уже догорает, не интересно становится... – вяло и успокоено закон-чил опор беспощадный колдун Аджиралы.

– Ладно, расходимся. Что делать-то будем? Мы поможем, подправим, если не возражаешь?

– Привязались. Пусть девица на рассвете придет в сад.

– А трава твоя?

– Не тронет.

– А дальше что?

– Откуда я знаю? Подумаю, – он щелкнул камчой и ускакал в сторону покинутого всеми города.

***

Сайкал проснулась в своей кровати. Странный, загадочный сон, существа, окружавшие её, были ей непонятны. Чего они хотели? Какая девица? Девица... Это, видимо, она сама.

Молодой хан во дворце точь-в-точь, как тот, в цветке. И огонь... И город, как в цветке... Этот разбойник сказал, что нужно прийти к траве...

Сайкал встала, тихонько вышла из спальни, не потревожив любимую няньку. Но Алибе и не спала. Она не стала превращаться в Умай, а тихо пошла вслед за Сайкал. Когда Сайкал, не без робости, подошла к заветному месту, она увидела, что под деревом кто-то копает землю. Это был старичок с красной повязкой на голове. Старик довольно проворно выбрасывал землю из ямы, погрузившись в неё по колено. Сайкал смотрела, как он работает. Потом она, приглядевшись, поняла, что старик раскапывает старый засыпанный колодец, а сам он чем-то похож на разбойника из сна. Она испугалась и хотела убежать, но обернувшись, увидела свою няню Алибе.

– Алибе, и ты пришла?

– Пришла посмотреть, что здесь делает аксакал?

– Вспомнил я, что тут когда-то был колодец, воды нынче маловато, может, откопаю...

– Копай, копай. Мы не помешаем?

– Да, что там! Веселее с людьми,..

Алибе подумала про себя: «Ишь, как запел», – а вслух сказала:

–  Да, с людьми веселее. Они живые, сочные, что толку в бесплотной многовековой тоске? Все тянутся к людям, ими и живут...

– Непонятно говоришь, няня.

– Я ему говорю, он понимает, да признать никак не хочет. У нас с ним давний спор.

– Со стариком?

– С ним. Отшельником живет...

– Не морочь девчонке голову. Не нами это устроено... Любил я одну девушку и до сих пор не знаю, куда она исчезла…

– А может, это была не девушка, а кто-нибудь другой? Ну, а нашел бы, перестал зло творить?

– Чего торговаться? Без зла нельзя. Зло – это обратная сторона добра. А потом, ведь одним – зло, другим – добро.

– А нельзя ли, чтобы всем было добро? Чтобы все были добрыми? Может быть, попробуем? Найдешь свою девушку и ради неё будешь творить добро.

– Ты мне надоела своей болтовней. Ломать – не отроить! Зло творить быстрее, и хлопот никаких.

– Не все зло безнаказанно, бывает, и отвечать приходится!

– Да, ладно тебе, уймись. Одолела! Ну, попробую...

Пока они перебранивались, старик выкопал глубокий колодец. На дне его лежал курджун. Старик поднатужился и поднял его. Сам он уже весь стоял в колодце, поэтому подал курджун Алибе. Она приняла его из рук старика, положила на землю и помогла тому выбраться из колодца.

– Открывать? – спросил старик.

– Открывай, не бойся.

Старик расстегнул курджун, и все увидали, сколько там красивых браслетов, серег, колец, бус и других украшений из золота и серебра, усыпанных драгоценными камнями: сапфирами, жемчугами, бриллиантами, бирюзой, изумрудами и рубинами. Старик почему-то разочарованно смотрел на все это. Потом порылся в них и что-то нашел. Сайкал как завороженная смотрела на невиданные украшения и тоже что-то искала глазами:

– А где же голова?

– Вот она, – ехидно засмеялся старик и вынул из мешка выточенную из сердолика изящную крошечную голову в чалме, – Постаралась. Это твоя, конечно, работа? – спросил он Алибе.

– Моя, а что?

– Излишняя предосторожность. Она, – он показал на Сайкал, все равно видела настоящую в цветке. Оставим это. Где же мы возьмем все остальное? Похоже, что вот это, – он указал на содержимое курджума, – её меньше интересует

В это время к колодцу подбежала собака и притащила удода без головы.

Алибе взяла удода, приставила к нему голову из сердолика, старик взмахнул рукой и вместо удода в руках Алибе оказался выросший на глазах, улыбающихся парень в чалме. Он потянулся: уж очень долго ждал этого момента.

– А где твоя сестра? – сразу же опросил старик, может быть только из-за нее он и согласился участвовать в этом мероприятии.

– У меня никогда не было никакой сестры, – удивился парень.

– Здесь она, – перебила их Алибе, и обернулась сначала белым верблюдом Ак-Наром, а потом девушкой несказанной красоты.

Парень, а это был ни кто иной, как Учкун, молодой хан, радостно обнял ее.

– Няня, ты снова со мной!

– Значит, ты меня опять перехитрила! – обратился старик (он же Албарсты), к девушке (бывшей няне Алибе), – Ты – Умай! Я все понял! Все меня надули, провели. Конечно же, не было у него никакой сестры. Ты – его нянька!

– Да, а что, разве плохо это – охранять младенцев?

– А кто их охраняет потом?

– Сами должны себя охранять, когда вырастут.

– А если это им не удается?

– Удастся, если такие, как ты, не будут морочить им голову.

– Совсем заклевала старика!

– Пойдем и Учкуна с собой захватим. А ты, Сайкал, возвращайся домой и жди. Сегодня он придет тебя сватать. А эти сокровища он подарит тебе к свадьбе, ведь они принадлежат ему по праву. Да не показывай вида, что ты встречалась с ним у заброшенного колодца. Кстати, смотрите, он снова полон частой воды.

Пришла Сайкал домой, не знает, что и подумать? Толи ей все пригрезилось, а парень подглядывал за ней, когда она гуляла в саду, толи и впрямь иногда оживают старые сказки… Взялась она за иглу и вышила шелком и змею Усмаюл, и фею Умай, и однокрылую Кызылык, и собаку Жомок Ит Кумайык, которых она видела во сне. Потом вышивка понравилась её подругам, они переняли узор, у них позаимствовали узоры другие девушки... И так пошли гулять в народе дивные узоры с невиданными зверями.

Учкун посватал Сайкал в тот же день, и она вышла за него замуж. Теперь он не был ханом, а был обыкновенным, достойным ее женихом.

Аджиралы, этот страшный, злой колдун, нашел, наконец-то свою возлюбленную. Умай поверила его обещаниям перевоспитаться. Но, видимо, пройдет еще немало времени, прежде чем Аджиралы станет добрым. А пока он нет-нет да и выдумает какую-нибудь неожиданную пакость. Будьте начеку: он ведь оборотень, не попадитесь нечаянно на его удочку! Вдруг он все еще не перевоспитался!

Примечания:

[1] Сайкал – чистая среброзвонная река (кирг.)

[2] Тебетей – киргизский женский головной убор.

[3] Амулеты – вещицы, призванные защищать обладателя и приносить ему счастье (бусы, камни, зубы животных, специальные знаки и т.п.)

[4] Албарсты (кирг.) – некий дух женского облика, как славянские леший и домовой в одном лице.

[5] Усмоюл – волшебная змея женского рода.

[6] Умай – мистическое существо, охраняющее младенцев, похожа на сказочную птицу, живущую в воздухе.

[7] Кызылык – однокрылая сказочная птица.

[8] Жомок Ит Кумайык – сказочный пес, от которого никакой зверь не может укрыться. Покровительствует охотникам.

[9] Аджиралы – страшный дух оборотень, злой колдун.

[10] Доо – огромный на полнеба летучий дух, не всегда злой, но и не всегда добрый.

[11] Учкун – искры от летящей звезды (кирг.)

[12] Камчибек – сам себе плетка (кирг.)

[13] Куржун, курджун – большой мешок через седло для снеди и поклажи (тюрк.)

© Лиственная Н.С.