Любовь

(Рассказ)

Вечерело. Юного менеджера Костю Савельева захватил сильный град. Прохожих ошарашивало крупными спрессованными комочками, прыгавшими по тротуарам.  Салабонило без перерыва.

Костя вбежал по лестнице к двери подъезда, увидел, что домофон не работает, и вошёл без звонка.

Лифт тоже не работал, о чём извещало приклеенное на стене объявление. Пришлось подниматься по лестнице на десятый этаж. Виртуозно жонглируя нецензурными оборотами речи, Костя Савельев наконец добрался до места назначения и позвонил в квартиру, где сегодня собрались его друзья.

— Ну, друг, не повезло тебе. Под такой град попал, – улыбаясь, приветствовал его однокурсник Миша Баланов, открывая ему дверь, — Заходи, располагайся, наши все уже в сборе.

Костя вошёл в прихожую, снял куртку, прислушиваясь к шуму дождя и постукиваниям по карнизу, утихающих и возобновляющих свой разухабистый прыг-скок с неустанной быстротою.

— Костя, это ты, брат? – радостно приветствовал его чей-то бас из зала.

— Так точно, – отчеканил тот, раздеваясь.

— Слушайте, пацаны, где в этой квартире сахар затерялся? – жалобно ныл незнакомый Савельеву фальцет из кухни.

— На самогон забрали, – насмешливо ответил ему бас.

— Костя, слышал, что нашего препода Тураева турнули с вуза? – уже весёлым тоном пропел фальцет.

— Нет, не в курсе. А за что? – уже раздевшись, сказал Костя, осматривая себя в зеркале.

— Оказывается, шашни крутил со студенткой третьего курса. С Катей Калабиной. Знаешь такую?

— Пару раз разговаривали в фойе универа,  – ответил Константин, любуясь своим отражением.

— Так вот от него жена после этого ушла. Трое детей у них. Он, оказывается, отдельную квартиру снимал для встреч с этой Калабиной.

— «Нет удивления – обычное дело для наших широт» — раздражённо и устало-иронично подумал Савельев.Он стоял около зеркала и приглаживал волосы. Предательски выползал вверх хохолок и вальяжно откидывался вбок. «Привыкновение заядлого лодыря» — подумал любивший заниматься словотворчеством Савельев.

— Костя, брат, ну ты где, ты в каких Гималаях? – нетерпеливо крикнули из зала.

Он закончил укладку волос и победоносно развернулся в сторону зала.

— Нет, он, по ходу, увидел наш бедлам и дал задний ход, — сказал знакомый Косте голос Саши Сперанского.

— В такую погоду и задний ход? Нет, уж лучше в нашем бедламе, чем в этом тарараме. Слышишь, как стучит? – искренне спрашивал бас, а стук и в самом деле не думал утихать.

Константин  вошёл в просторный зал. На диване вальяжно, полулежа, сидел его одногруппник, баловень судьбы Александр Сперанский и медленно проводил рукой по волосам. Сперанский был из той когорты людей, которым всегда и во всём улыбается удача, к достижению которой Александр даже не прилагал особых усилий. У него была очень красивая девушка модельной внешности, он имел небольшой, но прибыльный бизнес, он был душой любой компании. Косте казалось, что Сперанский просто не мог в своей жизни ни о чём сожалеть. Все его лёгкие, воздушные движения говорили о том, что от природы ему дано быть победителем. Некоторое высокомерие и самоуверенность причудливо сочетались в нём с сентиментальностью и участием к судьбе своих друзей. Александр всегда мог подбодрить, вселить надежду, и в этом он тоже был непревзойдённым, как и во всём, что он делал.

Вот и сейчас Саша Сперанский, этот ласковый  и нежный альфа-самец, жалостливо и грустно смотрел на мрачного Петю Симонова, сидевшего на соседнем диване и что-то писавшего на чистом листе бумаги.

— Что пишете, Пётр Сергеевич? Не поделитесь с нами  плодами своего творчества?— с улыбкой спросил Сперанский.

— Саня, отстань, — тихо сказал Петя, прервав написание текста и уставившись в окно.

— Петь, ну я же вижу, что тебе нелегко. Поделись, и тебе легче станет. Не держи негатив в себе. Тут все свои, поможем, поддержим, дадим совет, — уговаривал его Александр.

— Читайте, если хотите. Надоело всё,— раздражённо, но негромко сказал Пётр Симонов и протянул лист бумаги, на котором было написано:

«Симонов понимал, что всё в подлунном мире сбалансировано, и чашу весов, на которой почивает беспечное животное ежесекундное удовольствие, уравновешивает чаша безделья, парализованной воли и презрения как от себя к самому себе, так и презрения к себе от других людей».

— Петя, что с тобой? – испуганно спросил Костя, — Разве мы тебя презираем? Мы же с тобой с пятого класса не разлей вода.

— Он безответно влюбился и очень переживает, — сказал Саша Сперанский.

— А, так вот оно в чём дело! – сказал Костя Савельев и при этих словах деловито выпятил нижнюю губу.

— Саня, ну зачем об этом всем знать? – сердито спросил Пётр.

— Дружеский совет – вот лучшее лекарство от сердечной тоски! – весело воскликнул Константин и посмотрел на Петю. Тот лишь смерил его саркастичным взглядом, покачал головой и невесело усмехнулся.

— Кто же объект его страсти? – спросил буднично Константин.

— Некая Шахноза, студентка из Узбекистана.

— Эта черноокая и пышногрудая фурия с Востока разбила его хрупкое сердце? – молвил игриво наш герой и тут же поймал на себе злой Петин взгляд. Он решил замолчать и спрятать сарказм в карман.

— К сожалению, они недооценивают силу своих чар, – сказал, откинувшись на спинку дивана, Александр, – не понимают, что улыбка красивой девушки – это оружие массового поражения мужчин.

— Она заигрывала с тобой? Флиртовала? – озабоченно пробурчал бас.

— Мы разговаривали немного ни о чём, — ответил мечтательно Петя, — она мне пару раз широко улыбнулась. Я сразу же потерял голову. Когда я в первый раз её увидел, меня словно током ударило. Не может, повторял я себе не один раз, не может земная девушка обладать такой красотой. Но она действительно обладала неземной, феноменальной красотой. И вот, после её улыбки мне словно крышу снесло. День и ночь я думал только о ней, и ночью она мне снилась, и я просыпался в холодном поту, с трудом дыша. Шептал губами её имя. Когда она мне улыбнулась, я повёлся, как лох. – Сперанский, Савельев и бас искривили мышцы лица в неуклюжей попытке скрыть улыбку, — Думал, что я ей тоже нравлюсь. Думал, что она во мне тоже заинтересована. Но я не знал, как сказать ей об этом и пригласить на свидание. Не мог выбрать удачный момент для этого. Потом она попросила меня сделать  её домашнее задание за неё. Дала мне свой электронный адрес. И я внутренне ликовал, но и одновременно невидимое напряжение наэлектризовало меня, — парни со всей силы сжали свои губы, чтобы не засмеяться, — Я понял, что момент истины настал. Час икс, как говорится. Я ей напишу признание в любви и отошлю его вместе со своим заданием.

— Ну и как, написал признание? – спросил Сперанский.

— Написал, — ответил Петя.

— Ну а она что? – поинтересовался Костя.

— На следующий день я пришёл на пару. Она, как всегда, сидела впереди со своей подругой Тахминой. Улучив момент, я окликнул её по имени. Она долго не откликалась. Наконец она повернулась ко мне.

— Ты получила моё письмо?

— Да, спасибо, — ответила она холодным, ледяным голосом и отвернулась. У меня было чувство, словно бы меня переехал автобус или грузовик. В окаменелом состоянии я возвращался назад. В общем, тяжело, конечно, это всё для меня переживалось, — сказал Петя Симонов, нервно причмокнув и прикусив губу.

— Ничего, Петруха, у тебя вся жизнь впереди. Всё ещё будет, не сомневайся. А Шахнозу свою забудь. Нас не забывай, а её забудь, — подбодрил его Константин.

— Постараюсь, — ответил Симонов, открывая окно. Град на улице прекратился и комнату наполнил свежий, душистый запах ушедшего дождя.

— Саша, а ты когда-нибудь влюблялся безответно? Или это не про тебя? – не без некоторого вызова спросил Савельев.

— Я не влюблялся безответно. Скорее, влюблялся заочно, — с нагловатым безразличием ответил тот.

— Ну так расскажи. Нам интересно о тебе всё, — с дружелюбной иронией в голосе сказал Костя.

— Ну почему бы и не рассказать? Расскажу. Мы же тут все свои.

И Сперанский вспомнил время, когда он был подростком и закончил восьмой класс. На дискотеке в честь окончания учебного года он танцевал с двумя девочками, одна из которых ему понравилась. Потом он не видел её целый месяц, и редко о ней думал. И вот однажды, Саша с друзьями заигрался в футбол до очень позднего времени суток.  Когда матч дворовых команд подошёл к концу, участники отправились домой, и Сперанский возвращался обратно по узкой аллейке, соединявшей два двора в этом микрорайоне. И вот среди ночи, среди этой чёрной, кромешной, безлюдной, вырвиглазной ночи неожиданно появилась она, в белоснежной одежде, с широкой улыбкой, она, зовущая его по имени, с голубыми бездонными глазами, уводившими от тягот и будней спальных районов в сторону побережья, омываемого океанской волной. И Сперанский после этого не увидит её всё лето, будет думать о ней каждый день, а когда вернётся в сентябре в школу, снова встретится с ней, но его чувствами будет владеть уже другая.  А та, конечно, сохранит немалую долю своего прежнего очарования, но всё же потолстеет, подурнеет, начнёт курить.

— И, кстати – сказал Сперанский, — вчера я увидел её, когда менял паспорт. Она приходила с маленькой дочкой.

— Ну и как она? – поинтересовался Савельев.

— Ты знаешь, Костя, она, но и не она. Тот её образ существует отдельно от неё самой, – заключил Александр.

 — Ну а как твоя Валерия, Савельев? Твоя ненаглядная Лерочка? Вы воссоединились? – с неожиданно вдруг возникшим блеском в глазах спросил Симонов.

— Это секрет.

— Почему? Мы тут все свои.

— Раскрывая сердечную тайну, нарушаешь её сокровенную суть, — молвил Константин.

— Ну вот, как в чужую личную жизнь лезть, так все мастера. А как своя личная жизнь, так драгоценный клад, который надо как можно глубже закрыть от посторонних глаз, — заворчал Пётр, — Что ж вы за охотники-то чужие тайны вынюхивать?

— Ладно, парни, оставим его наедине с собой. Потом захочет, присоединится, — как обычно, с командными нотками в голосе сказал, приподнимаясь с дивана, Сперанский, — Пойдёмте лучше рубанёмся в доту.

Парни перешли в соседнюю комнату, где к ним присоединился вышеупомянутый фальцет. В доту в этот вечер играл бас против оппонента из соседнего города. Остальные его громко поддерживали и неустанно комментировали его действия. Под хор бессвязных матюгов Костя заснул беспробудным сном. Ему приснилось, как он едет на своём автомобиле за город. В безлюдном месте, где не было слышно искромётного свиста проезжавших машин, он остановился и посмотрел в сторону горизонта. Длинное широкое зелёное поле встретило его сонной тишиной. Он думал о своей Валерии, с которой расстался три года назад. Вспомнил их ссоры и взаимные обвинения в изменах, вспомнил, как они закончились бесстрастным расставанием в ласковых объятиях ореховой рощи. Неожиданно он увидел её на горизонте. Она держала в руках охапку нарванных васильков и направлялась к нему, как в замедленной съёмке. Он направился к ней, и они медленно приближались друг к другу. Это происходило невыносимо долго, но, наконец, они подошли друг  к другу вплотную. Внезапно раздался утробный, инфернальный хохот, и он становился всё громче. Лера отдалялась от него непонятной силой. Хохот становился всё более громким, наполнял собой всё близлежащее пространство и был совершенно для него непереносимым. Лера исчезла за горизонтом. Костя попытался бежать ей вслед, но непонятно почему не продвигался вперёд, совершая бег на месте.

Костя продрал глаза и сквозь белесую муть увидел надрывавшегося от хохота Сашу Сперанского. Остальные парни сконфуженно улыбались. Тут Александр увидел проснувшегося Костю и резко оборвал смех.

— Тебе чего, Костян, кошмар приснился?  — мускулистая рука Сперанского упала кирпичом на костлявое плечо Савельева, — Вставай, уже девять утра.

— Это что же, я всю ночь спал, а вы всю ночь играли? – спросил спросонья Костя.

— Бинго! – воскликнул Сперанский, — Ладно, уже наигрались, парни. Пора в путь-дорогу.

— А над чем вы смеялись? – любопытствовал Савельев.

— Да не над тобой, бро, не беспокойся. Всё, пора в путь-дорогу, парни. Пора в бар. Где наш страдалец Симонов? Где наш юный Вертер? – щегольнул Саша своей начитанностью, — Спит? Будите его и айда в гнездо разврата.

Вертер нового времени спал безмятежным сном на том же диване, на котором и сидел вчера.  Костя скользнул легкомысленным взглядом  по столу. На нём лежал листок со стихотворением, только что написанным Петром Симоновым. Костя подошёл близко к столу и внимательно вгляделся в этот опус.

ОКОВЫ ЛЮБВИ

Творец  внезапно заключён

В оковы страсти безответной,

Но страж откроет мне ключом

Врата темницы беспросветной.

Как я печально одинок

Без твоей ласки, без надежды

Но верю я, настанет срок

Страсть станет мне взаимно-нежной.

— Творец ты наш! – усмехнулся Костя, посмотрев в сторону Симонова, — Ну что ж, он надеется, значит, он существует! – философски изрёк он, перед тем, как направиться в прихожую, надеть обувь и куртку и направиться вслед за своими товарищами.

— Он вставать так и не надумал? – с отстранённым видом поинтересовался Сперанский.

— Спит сном младенца, — с улыбкой ответил Костя, — сочинил стишок, оставил его на обозрение и уснул.

— Сейчас встанет, – сказал Александр, подошёл к дивану, наклонился над Петром и разбойничьим присвистом всколыхнул того ото сна. В следующую секунду раздался короткий крик разбуженного Симонова. Костя лишь беззвучно хихикнул, а фальцет и вовсе издал дурной визгливый смех. Испуганное лицо Петра оглядывало всех полоумным взором.

— Вставай, солнце русской поэзии! – молвил Сперанский, — Оставим прошлому муки любви и радости творчества. Поехали расслабляться.

Симонов без возмущения встал, оделся, и друзья вышли из дома. Начинался серединный сентябрьский денёк. На полупустынных улицах утреннего города ярко блестел новый асфальт, заботливо уложенный китайскими строителями. По совету Сперанского компания решила направиться в бар, но Костя предложил друзьям поиграть сначала в боулинг и лишь затем расслабиться в питейном заведении. Те сразу же согласились, особенно Сперанский, заметивший, что и ему в голову не пришла бы идея лучше Костиной. Так день прошёл и утонул в хороводе новых впечатлений, сбитых кегель, туалетного юмора, шутливых подначиваний и игривых подкатов к девушкам. Ближе к вечеру друзья действительно решили оттянуться в баре, и Костя протусовался с ними два часа, при этом мало пил спиртное, решив проснуться завтра в хорошем настроении. Потом он попрощался с друзьями, допил коктейль, расплатился и на прощание ещё раз осмотрел внутреннее убранство этого заведения. Разностилье интерьера хранило в себе бурную фантазию шаловливого дизайнера.

Выйдя на улицу, Костя осмотрел жизнь вечернего города. Недавно в этом районе открылся новый торговый центр, и вокруг него тут же образовались во множестве маленькие магазины, кофейни и рестораны. Приятно дурманили разлитые в воздухе запахи шашлычной. Город светился фейерверком неоновых огней от ярких вывесок развлекательных заведений. Дневные лакуны заполнялись вечерними толпами людей, входивших в торговый центр и прилегающие к нему коммерческие заведения, и выходивших из них. «Хороший здесь трафик, проходимость хорошая, — блаженно размышлял Костя,  – Хорошо бы сварганить здесь свой какой-нибудь бизнесок». Разомлевший от восторга, он радовался каждому мгновению своей жизни и каждому элементу и каждой частице жизни окружавших его людей. Он думал о том, что совсем скоро осень встретит его  роскошной панорамой из жёлтых и красных листьев, что предстоит суета и маета невпроворотных домашних дел, экзаменов, подработок, вечеринок и прочих первооснов его рутинного, статичного и до известной поры плохо осмысленного бытия. Думал, как осенняя картина природы подарит ему новые силы и вдохновение. 

 Идя навстречу долгожданному ночлегу, в сиреневом аромате сумерек, он уловил знакомое по ритму движение, обернулся и увидел ту, которая была мила его сердцу многие годы, являла собой тайный объект его сознательных и подсознательных желаний, была смыслом и эстетическим венцом его унылой жизни.

У него перехватило дыхание, на лбу выступил пот.

Это была Лера Бауэр.

Они посмотрели друг на друга, широко раскрыв глаза от ощущения фантастичности происходящего.

Потом они направились друг к другу, заключили друг друга в объятия, и с этой поры поклялись себе, что станут они единым целым и физически, и духовно, и психически, и психологически, и так будет во веки веков и до скончания их жизней.

На следующее утро Костя встал очень рано, сразу же подошёл к окну и открыл его. Заливисто хохотала заря, высоко взошедшее в небе солнце украшало земную поверхность размашистыми мазками в виде светлячков, немногочисленные люди на улице вдыхали краски и запахи нового дня. Костя оглянулся назад и с любовью смотрел на распластавшуюся по кровати Леру. Её растрёпанные волосы вызывали у него ощущение джазовой импровизации. Костя взял ручку,  лист бумаги и быстро начал записывать пришедшие ему на ум мысли, словно опасаясь упустить самые из них ценные.  Через минуту он закончил и тихо прочитал себе вслух:

«Любовь в широком и самом масштабном смысле есть любовь к вселенной, любовь к миру как к творению Бога. Любовь к девушке, любовь к женщине есть лишь часть этой большой Любви, но эта часть символизирует целое, подобно тому, как в капле воды отражается океан.  Любовь может быть безответной, может быть взаимной и может быть заочной. Но, может быть, именно безответная любовь есть высшее благо для  человека, ибо она поднимает его через мучения и страдания  к высотам духовной жизни, непостижимым для большинства в мирской суете, поднимает его вверх от низин, где царствуют похоть, тщеславие, отчаяние и злоба. Именно на этой высоте человек понимает всю подлинную сущность любви и её отличие от обладания. И, может быть, Петя Симонов счастлив не меньше, а то и больше, чем я сейчас, но он пока не понимает, или точнее, не осознаёт своего счастья».

— Что пишешь? – напугала его Лера, накидывавшая белую рубашку на юное тело.

— Да так, наработки, наметки. Сегодня в гости?

— К кому? – равнодушным и сонным голосом осведомилась та.

— К Димону.

— Какому Димону?

— Карабанову. Помнишь его?

— Да, вспомнила. Так он вернулся из Штатов? Он же там учился?

— Уже давно. Полгода как.

— Реально? Сколько же важного я упустила!

Голубое и безоблачное небо нависало над головой Мити Карабанова, когда он совершал очередной заплыв в бассейне на своей даче. Ласковое солнце отображалось кругом в центре этого бесконечного неба, грело макушку Мити и предвещало хороший спокойный вечер с друзьями.

© Игорь Миясаров, 2017