Сборы

Будь такие все, как вы, ротозеи,

что б осталось от Москвы, от Расеи?

Д. Бедный. «Проводы»

На воинские сборы я попал за свой длинный язык. Всегда со мной так, ляпну не подумав, чем это обернется, а потом расхлебываю. По специализации, полученной на военной кафедре Томского политехнического института, я подготовлен на должность командира взвода по заправке ракет горючим и окислителем на комплексе С-75. Сейчас, наверное, об этом уже можно говорить, но сорок пять лет назад мы давали подписку о неразглашении приобретенных секретных знаний, по этой причине отклонили мою служебную командировку в Монголию. «Курица не птица, Монголия не заграница», – успокаивал я себя. Так вот, прописанная в воинском билете специальность в Киргизии почему-то не пользовалась спросом. Военкомат меня тревожил редко, разве что капитан Снегирев присылал повестку на пару дней посидеть у него в кабинете и разложить по алфавиту учетные карточки. Душевный был капитан, каких еще поискать, уважительный, лучший товарищ всех офицеров запаса. Если кому-то требовалось отлучиться из дома или с работы на два-три дня, ну на недельку, не больше, то заезжали к Снегиреву, и он выписывал фиктивную повестку на срочные воинские сборы. Всего за бутылку коньяка обеспечивалось стопроцентное алиби для ревнивых жен или надоедливых начальников.

23 февраля, когда сотрудницы нашего Института инженерных изысканий в прозрачных нейлоновых блузках с наведенными прическами и подкрашенными глазками суетились вокруг праздничного стола, мне позвонили из военкомата и обязали безотлагательно явиться к капитану Снегиреву. Тогда и тени сомнений не возникло в обстоятельствах вызова, подумалось, капитан хочет отпраздновать профессиональный праздник и собирает знакомых офицеров запаса к нему присоединиться. Впрочем, так предположил не только я, еще трое явились в военкомат полностью подготовленными со снаряженными коньяком и бутербродами портфелями. Капитан по-быстрому раздал собравшимся повестки с предписанием на следующее утро явиться с вещами для прохождения двухнедельных воинских сборов:

– У кого есть вопросы, останьтесь! Всем остальным – до завтра, и попрошу без опозданий!

Уяснить некоторые детали предстоящих сборов потребовалось нескольким офицерам запаса, прибывшими с объемными кожаными портфелями. «Решали вопросы» прямо в кабинете Снегирева, закрывшись на ключ, второпях, с короткими негромкими тостами «Слава Советской Армии» и «За наши непобедимые вооруженные силы», осушая наполненные почти до краев граненые стаканы. Томная вечеринка на работе с молоденькими сотрудницами прошла без меня, а мне выпал почетный жребий влиться в ряды защитников Отечества.

После вчерашнего товарищи офицеры собирались не по-военному долго, да и военкомат оказался не на высоте, транспорт запаздывал. Коротая время на холодном ветру, запасники приняли единодушное решение «послать гонца за бутылочкой винца». Принятый недавно антиалкогольный закон запрещал продажу спиртного в утренние часы, а после обеда за водкой выстраивались огромные очереди, однако шустрый посланник вернулся быстро и не с пустыми руками. Согревались и поправляли здоровье уже в автобусе, не отказался опохмелиться и капитан Снегирев. Так что на место дислокации Панфиловской мотострелковой дивизии, располагавшейся на Курдайском перевале в полста километрах от Фрунзе, мы прибыли в приподнятом настроении. Перед КПП выстроился десяток автобусов из районных военкоматов. Один из водителей, показывая на часы, громко закричал:

– Цигель, цигель, ай – лю-лю.

Наш капитан рванул с места в карьер, а за ним и мы мелким аллюром пронеслись по территории части и пристроились на фланге ожидавшей нас шеренги запасников. Вступив на плац, команда подтянулась, приняв суровое выражение лиц, видимо, генетическая память напомнила о дисциплине и воинском долге. Морозный порывистый ветерок с колючими снежинками, как ни старался, не смог остудить благородный порыв разгоряченных офицеров запаса отслужить как надо и вернуться домой победителями.

За построением последовала политучеба, призванная поднять боевой дух. В просторном клубе молоденький старший лейтенант около часа звонким голосом увещевал о мудрой политике партии, о всемирном авторитете генерального секретаря КПСС Михаила Сергеевича Горбачева и о несокрушимой мощи советского оружия, отрезвляющего натовских стратегов:

– Учитывая сложную международную обстановку, растущую агрессивность реакционных империалистических кругов, Политбюро уделяет неослабное внимание обороноспособности страны, боевой мощи Вооруженных сил СССР, укреплению воинской дисциплины…

Капитан Снегирев, сидевший рядом, клевал носом и негромко посапывал.

– Да кто на нас посмеет напасть? – шептал мне на ухо Александр, мой ровесник, ювелир из фирмы «Кыял», с которым мы познакомились в автобусе. – Времена мировых войн канули в Лету, конечно, нашей доблестной армии необходимы боевая готовность и выучка, но это скорее формальность. Цивилизованный мир последней четверти ХХ века не допустит военных конфликтов, опасаясь нашего атомного оружия, способного в одночасье разрушить всю планету.

– Зачем воевать, если не будет ни побежденных, ни победителей? – кивал я ему в знак согласия. – Не знаю, как другие, но я рассматриваю современные армии как атавизм. Сорок лет мир живет без войны, и зачем нужно содержать такое огромное воинство, а тем более привлекать на сборы дилетантов из запаса? Это же какие огромные затраты уходят на нашу переподготовку! Армия должна быть профессиональной, собранная из людей, служащих по призванию, а не из кого попало, привлеченных для количества. Когда мой одноклассник, сачок и троечник, поступил в военное училище, я ему так и заявил: – «Работать не хочешь, думаешь, всю жизнь дурачка повалять?». На что он обиделся и больше со мной не разговаривал.

Старшего лейтенанта на трибуне сменил сорокалетний полковник, и хорошо поставленным командным голосом начал докладывать текущую задачу:

– В боевой обстановке спрос будет со всех один, неважно, кадровый ли ты офицер или призван из запаса. Поставленные задачи должны выполняться четко, со знанием своих обязанностей и совершенным владением вверенной военной техникой и личным оружием. Повторюсь, вы прибыли не на краткосрочный отдых, а на интенсивные занятия и знакомство со своими воинскими специальностями. Разгильдяйства и расхлябанности я не допущу.

Громкий голос командира разбудил капитана Снегирева, нагнувшись ко мне, он начал шептать:

– Это комдив Лукьянов Валентин Михайлович. В свои тридцать пять он уже командовал танковой дивизией в группе советских войск в Германии, крутой служака, принципиальный сверх меры, постарайся лишний раз не попадаться ему на глаза.

После лекции нас накормили в солдатской столовой и строем отправили в штаб. Воинские билеты просматривал седой подполковник, его ненормативная, отточенная до совершенства лексика не позволяет воспроизвести в оригинале осмотр привезенных кадров, и потому передается только суть монолога:

– Ты кого… мне доставил? Зачем мне понтонер, где я в степи мосты буду наводить? – громко выговаривал он нашему капитану. – А это что? На должность заместителя командира дивизиона ты мне подсовываешь оперативного дежурного.

– Где я других возьму? Какие есть, таких и привез, – оправдывался капитан, стараясь не дышать в сторону начальства.

Наконец в руки подполковника попали и мои документы:

– Заправщика с семьдесят пятого ты мне предлагаешь в командиры взвода. Да он переносного зенитного комплекса «Стрела» в глаза не видел, как он будет своих бойцов натаскивать, а ведь на учениях и стрельбы планируются.

– Так он хотя бы ракетчик, – вид работника военкомата вызывал сострадание, и так-то небольшого росточка, а опустив голову меж плеч, он походил на нашкодившего подростка.

Вот тут я и влез со своим языком, пожалев капитана:

– Если я ракетный комплекс освоил, что же я не смогу в этих «Стингерах» разобраться?

– Вот видишь, каких я тебе орлов привез! – возликовал Снегирев, выпрямив шею.

– Ладно, – смилостивился начальник штаба, – «ракетчика» я заберу, и вот этих троих. Он назвал фамилии Александра из «Кыяла», красивого капитана Рустама Салахова, прибывшего на сборы в парадном кителе, и гренадерского сложения молодого здоровяка командира взвода разведчиков Виктора Брагина, нашего добычливого гонца.

– Остальных увози обратно, хорошо поройся в своей картотеке, мне офицеры для галочки не нужны.

Военспецов запаса, или, как нас называли кадровые офицеры, «партизан», оставленных в части, набралось на два взвода. Переодетое в свежие гимнастерки старого образца новоявленное воинство поселили в холодном спортзале, срочно переоборудованном под казарму. Несмотря на шапочное знакомство, мы, как земляки, призванные из одного военкомата, решили разместиться по соседству, выбрав двухъярусные кровати в центре, подальше от промерзших дверей и окон. Место надо мной занял Рустам, как оказалось, освобожденный председатель профкома треста «Сантехмонтаж», с малогабаритной конституцией, что немного успокаивало. По окончании института он отслужил два года срочной, получил внеочередное звание и сейчас, представляя штабное начальство, держался несколько высокомерно, видимо, «партизаном» себя не считая. Александр по праву старшего выбрал нижнее место, неосмотрительно уступив «молодому» второй ярус.

Перед отбоем Виктор, расстегнув ремень, извлек из-под гимнастерки тонкую фляжку со спиртным:

– Сообразительность – главная черта разведчика, у недогадливых лопухов бутылки с водкой изъяли, а я свою успел перелить. Мужики, давайте за знакомство! Закуски, правда, нет, но есть сухарик, занюхать.

Мы с капитаном попытались отказаться, но молодой сослуживец возражения не принял:

– У нас, разведчиков, принято скреплять боевое содружество, пуская фляжку по кругу, такая, понимаешь, проверка на вшивость. На тех, кто глотает без меры, словно истощавший верблюд, или цедит через губы, как чопорная баба, полагаться не стоит.

Стараясь соответствовать установленным нормам, мы сделали по хорошему глотку, а остатки разведчик вылил в себя, предварительно разболтав содержимое. Завершив ритуал знакомства, Виктор забрался на свое место и через пару минут огласил казарму могучим храпом. Рустам последовал его примеру, разведчика, а Александра, потянуло на разговоры. Пересев на мою кровать, он начал агитировать меня съездить на его родину в Хакасию. Неверно истолковав, чем занимаются изыскатели, он вообразил, что моя работа связана с поисками кладов, и негромким шепотом открыл сверхсекретную фамильную тайну:

– Мой прадед, будучи малолеткой, случайно подсмотрел, как при захоронении знатного хана в могилу опустили целый тазик золотых червонцев. Как-то мы с отцом отыскали указанное им заветное место и, имитируя выезд художников на натуру, поставили этюдник и раскинули шатровую палатку, планируя под ее укрытием раскопать ханскую могилу. Но, как только углубились на штык, с соседнего холма появился чабан, пригнавший отару, и уселся рядом. Решили копать ночью, но и вечером на огонек к палатке потянулись местные скотоводы, устроив вокруг нас импровизированный стан. От затеи пришлось временно отказаться. Отец давно умер, но то место я помню четко, одному ехать опасно, нужен надежный компаньон. Давай махнем летом на мою родину, поставим палатку и за ночь выкопаем сокровища, на всю жизнь хватит, – соблазнял меня Александр.

– Ну, если всем поровну, то и меня запишите, – включился в торги Рустам, ворочаясь над нами.

Утром офицеры расходились по своим подразделениям, а меня запирали в комнате секретного отдела. Инструкцию по эксплуатации и описание переносного зенитного комплекса приходилось учить наизусть, так как вести записи не разрешалось. С утра до самого вечера я сидел один в комнате и учил, учил… Один раз даже проспал обед. Через неделю меня перевели в другой класс со стендом, имитирующим стрельбу из переносного комплекса. По экрану бегала красная точка, ее требовалось захватить в оптический прицел и сопровождать несколько секунд. Если все удавалось сделать правильно, то выстрел засчитывался, при некорректном ведении цели условная ракета не стартовала. На стенде я занимался один и к концу сборов выполнял норматив на отлично.

Мои сослуживцы оказались один говорливее другого, и время перед отбоем заполняли праздные разговоры. Александра заклинило на поисках кладов, и им муссировалась лишь эта тема. В их ювелирный цех на переплавку постоянно приносили различные древние украшения и золотые монеты, найденные в самых неожиданных местах. Судя по его эмоциональным повествованиям с массой подробностей, в старые добрые времена горожане только тем и занимались, что прятали свои ценности где ни попадя, а местные аграрии на распаханных средневековых городищах собирают дополнительный урожай в виде россыпей монет из драгоценных металлов. Россказни ювелира я воспринимал как сказки о сокровищах в пещере Аладдина, но подспудно думалось: «А чем черт не шутит?»

Виктора интересовали плотские утехи и желание покорить как можно больше женских сердец. Работал он инженером-наладчиком в швейном цеху «Илбирса» и, если судить по его рассказам, на любовном поприще в свои двадцать пять обладал колоссальным опытом. Капитан Салахов высказывал вслух сомнения, что сексуальные похождения разведчика – плод богатого воображения озабоченного холостяка. Сам он поведал столь же маловероятную историю, что в тресте открыл массажный кабинет, где по совместительству разминает тела всех работниц детородного возраста. Чтобы не выглядеть белой вороной среди новых друзей, я удивлял их рассказами о суровых буднях в инженерно-геологических экспедициях в одной палатке с молоденькими сотрудницами. После таких разговоров на ночь все долго ворочались и не могли заснуть.

Кульминация сборов ознаменовалась выездом на стрельбище. В тот день погода, чтобы служба медом не казалась, решила преподнести нам суровые испытания. Холодный ветер с казахстанских степей, вооруженный снежным зарядом, яростными атаками прорывался через Курдайский перевал в теплую Чуйскую долину. Ответственный за проведение стрельб, отслуживший недавно в ограниченном контингенте советских войск в Афганистане старший лейтенант Азамат Сарнагоев, построив нас на плацу, командным голосом поставил воинскую задачу:

– Офицерам запаса следует подтвердить норматив по стрельбе из карабина, автомата Калашникова и пистолета Макарова, кроме того, желающие смогут произвести выстрел из гранатомета.

– А чо, только по одному? – выступил из строя Виктор. – Так и кайфа не словишь.

– Хорошо, – легко согласился старший лейтенант. – Попрошу на складе еще несколько ящиков.

Стрельбище, укрытое в небольшой лощине, замело основательно. Утопая по колено в снегу, Азамат установил грудные мишени. Предполагалось, что отстрелявшиеся вместе со старшим лейтенантом будут фиксировать на них свои результаты. Поначалу все так и происходило, но капитан Салахов, вышедший на огневой рубеж в очередной тройке, предложил Азамату иной сценарий:

– Товарищ старший лейтенант, к чему это крючкотворство, здесь не новобранцы, а опытные офицеры, и отсюда хорошо видно, что все попали в яблочко и набрали зачетные очки. Какой нам резон по снегу ползать?

Без осмотра мишеней стрельбы пошли быстрей. Результаты попаданий, записанные в журнал, варьировались от двадцати пяти очков до максимальных тридцати, не уложились в норматив лишь те, кто стрелял до Рустама. Из пистолета палили по тем же мишеням, хотя старший лейтенант пытался обновить их, передвинув на расстоянии 25 метров, но капитан Салахов, как старший по званию, попросил его не усердствовать, и афганец махнул на нас рукой.

Чтобы запасники окончательно не закоченели на холодном ветру, старший лейтенант опрометчиво приказал подогнать автобус поближе, но, согревшись, уже никто не хотел покидать теплое место. Рустам, заверив Виктора, что для Азамата все «партизаны» на одно лицо, попросил подменить его при стрельбе из автомата. Разведчику стрелять нравилось, и он выходил еще пару раз за других офицеров.

На занятиях по военной подготовке мне довелось не единожды разбирать и собирать автомат на время, а вот удовольствие пострелять из него выпало впервые. Перед принятием присяги на воинских сборах в Ташкенте наш курс буровиков возили на стрельбище, но упражнялись мы тогда только из карабина, да и задача у нас стояла скромнее, хоть раз попасть в мишень.

– Нецелкие курсанты до присяги допущены не будут, – напутствовал нас сопровождающий майор. Мой результат его озадачил, все три отметины пришлись в «молоко» вокруг квадратной головы воображаемого противника.

– Ладно, будем считать, что ты убил врага психологически, пули просвистели у него рядом с ушами, – веселился офицер, сделав отметку о выполненном нормативе.

Приняв положение лежа, я передернул затвор автомата и, засуетившись, нечаянно сдвинул рычажок на одиночные выстрелы. Едва прозвучала команда «огонь», я, не прицелившись как следует, нажал курок. Ожидаемой очереди не последовало. Повторная попытка и снова раздался лишь один выстрел.

– Да сдвинь ты наконец флажок! – закричал стоявший надо мной Азамат.

После исправления оплошности Калашников задергался у меня в руках. Оставшиеся пули вылетели мгновенно, вздымая фонтанчики снега метрах в тридцати.

– Бывалые вояки, ити вашу… – выдал старший лейтенант, нелицеприятную оценку моей стрелковой подготовке. – Ты что, первый раз автомат в руки взял?

– Так точно, первый! – бойко отозвался я.

– С такими офицерами мы много навоюем! Забейте им полные рожки! – скомандовал он двум обслуживающим нас солдатам, стоящим на пункте боепитания, а ты, – обратился он к Виктору, – не бегай туда-сюда, ложитесь и палите все оставшиеся патроны.

Вот тогда-то я и словил кайф, стреляя из положения лежа, и с колена, и стоя, посылая пули веером короткими очередями. Неведомые до того чувства эйфории на несколько минут превратили сугубо штатского инженера с комплексом неполноценности из-за слабого зрения в былинного богатыря, способного положить несметную вражескую рать. Одна из очередей подсекла основание мишени, что вызвало новую волну восторга от собственного могущества.

После окончания стрельбы Виктора распирали те же эмоции:

– Ты видел, я растрепал свою мишень в клочья!

– А я свою вообще снес! – перебивал я его, сознавая в глубине души, что оружие в руках мужчины существенно завышает его самооценку.

Незабываемые ощущения остались и от стрельбы из гранатомета по фанерному танку, занесенному снегом по самую башню. «Бронетехника» условного противника казалась заговоренной, окруженная непроницаемым барьером. На штормовом ветру подробный инструктаж Азамата, как держать гранатомет и как целиться, не долетал до ушей запасников, спешивших отстреляться как можно скорей. Разрывы ложились по широкому кругу, не причиняя фанерному щиту вреда, хотя летящие в лицо пороховые газы уже понюхали все, кто хотел. Азамат тихонько матерился.

– Кто еще не стрелял? – заглянул он в автобус, где «партизаны», вальяжно развалившись по сиденьям, потупили взгляды.

– Все отстрелялись, товарищ старший лейтенант, давай возвращаться в часть, а то уже и так на обед опоздали, – предложил Рустам.

– Выстрелы на склад обратно не примут. Есть желающие потренироваться?

И опять на ледяной ветер мы вышли вместе с Виктором, за нами увязался и Александр, ему, предписанному на должность командира взвода гранатометчиков, уметь хорошо стрелять полагалось по статусу. Разрывы стали приближаться к мишени все ближе и ближе. Последний выстрел, сделал Азамат, показав класс боевого офицера: оглобля, имитирующая ствол танка, разлетелась в щепки.

Когда возвращались со стрельбища, мы с Виктором и Александром бурно обсуждали итоги дня и свои ощущения. Настроение нам слегка подпортил Рустам:

– Вы знаете, два выстрела из гранатомета по цене приравниваются к стоимости «Запорожца»! Так что сегодня вы спалили небольшой автопарк легковушек.

Две недели промчались незаметно. Рассказы ювелира о кладах и сокровищах, словно вредоносный вирус «золотой лихорадки», разъедали адекватное мышление, возбуждая иллюзорное желание разбогатеть, не прилагая больших усилий. Рустам, уже не вспоминая о своем массажном кабинете, на правах штабного офицера разрабатывал детальный план предстоящей экспедиции:

– Нашему тресту выделили на осень бесплатные турпутевки в Шушенское, а желающих пока нет. Постараюсь их забрать, проедем по Ленинским местам, а заодно и клад твой выроем.

Разведчик, попав под влияние заманчивых перспектив обогащения, упал нам на хвост, предложив свои услуги в качестве охранника золотого запаса.

– Конечно, треть больше, чем четверть, но, если помнить про боевое содружество, придется согласиться, – принял за всех решение капитан Салахов.

– Мужики, давайте договоримся больше никого не брать, – высказался Александр, явно сожалея о сокращении свой доли.

Меня дележ ненайденного клада забавлял:

– Когда я учился в начальной школе, мама задавала старинную математическую задачку. Попробуйте решить! На лесной дороге три мужика нашли кошель с тридцатью червонцами. Если по этой дороге пойдут четыре мужика, сколько червонцев они найдут?

– Ежику понятно, сорок, по десять червонцев на рыло, – выдал мгновенно разведчик.

Рустам намек понял:

– Если не веришь в успех операции, никто тебя силком не тянет.

Бацилла «золотой лихорадки», хотя и в легкой форме поразившая меня, порекомендовала заткнуться, чтобы не остаться за бортом авантюрного предприятия. Перед отъездом домой мы обменялись служебными телефонами и дали друг другу слово офицера строго хранить тайну и осенью отправиться за сокровищами, однако встретиться нам довелось немного раньше.

***

Как оказалось, зимние сборы предваряли масштабные летние учения по развертыванию Панфиловской дивизии на полигоне в Южно-Казахстанской степи. О внезапной проверке боеготовности командование оповестили заранее, и нескольких офицеров запаса, доставили в часть за неделю до часа икс. Непонятно, за какие заслуги, но моя армейская карьера резко пошла в гору, предписанная новая должность называлась «заместитель командира дивизиона по вооружению», в хозяйство которого входили бензовоз и несколько спецмашин. Стоящие под бдительной охраной на боевом посту автомобили потихоньку растаскивались: на одних поменяли карбюратор, на других скрутили генератор, у третьей отсутствовала коробка передач. Сразу вспомнился недобрым словом наш шустрый механик технической базы института, достававший дефицитные запчасти у знакомых прапорщиков. Директор всегда ставил его мне в пример, как надо работать. О том, что запчасти ворованные, все, конечно, догадывались, но успокаивали себя тем, что воинская техника все равно простаивает без дела. В мое подчинение выделили семь гражданских водителей, которым вменялось поставить на ход к предстоящему маршу разграбленные машины.

Внезапная тревога, запланированная полгода назад, прозвучала традиционно в 4 часа утра. Поскольку личному составу приказали ложиться спать не раздеваясь, лишь только завыла серена, в темноте началась срочная эвакуация военной техники за пределы части. Как это часто бывает, заранее предупредили всех, кроме сверхсрочника-аккумуляторщика, который, повесив замок на свою каптерку, отправился в самоволку.

Я нерешительно переминался около запертой двери, когда ко мне подбежал, водитель бензовоза, здоровенный жлоб лет тридцати пяти:

– Что за проблема? Закрыто? Так это мы мигом! Помнишь, как в сорок первом советские командиры вскрывали склады с оружием? Под твою ответственность.

Я не успел сообразить, к чему это он обмолвился про ответственность, как водитель шарахнул ногой, обутой в сапог сорок пятого размера, по фанерной двери, и она распахнулась.

Пытаясь помочь подоспевшим шоферам, я схватил ближайший аккумулятор, не заметив в темноте, что у него разбит корпус, и один потащил его к автозаправщику. Кислота, пропитав гимнастерку, оставила на животе огромное желтое пятно, которое к обеду осыпалось. Технику мы вытащили до рассвета и построили в колонну, уложившись в установленный норматив.

Военкоматы в это время поднимали запасников по всей республике и паковали их в автобусы. С рассветом в условленное место стали прибывать грузовые машины и вереница автобусов с личным составом. Выгрузка шла в голой степи, рядовых и сержантов разделили по взводам, переодели, накормили и дали возможность отоспаться. Выдача автоматов Калашникова шла под роспись, с предупреждением, что за утерю оружия полагается уголовное наказание сроком до трех лет. Кроме личного оружия, я получил три ящика с зенитными комплексами «Стрела». В дневной суете и неразберихе постоянно меняющихся приказов и вводных удалось увидеться с Рустамом.

Обняв меня как старого фронтового друга, он шепнул на ухо:

– Все идет по плану, встретишь Виктора и Александра, передай, клад почти у нас в кармане, путевки в Шушенское забронированы.

В мое подчинение, кроме водителей, с которыми я вытаскивал технику из части, добавили еще двух стрелков-зенитчиков и их подручных. Водителей распределили по разным подразделениям, и с ними я встречался только на построениях. Отделение стрелков возглавлял шустрый сержант, все знающий и все умеющий, но, как впоследствии оказалось, только на словах. Он сразу стал проявлять замашки дедовщины, выбрав объектом третирования второго стрелка, молодого низкорослого узбека Мирзу. Их подручные, пожилые односельчане, держали нейтралитет и общались лишь между собой. На первом построении взвода я всех очень насмешил голым животом, маячащим через прожженную кислотой гимнастерку.

– Товарищ лейтенант, – посоветовал сержант, – поменяйтесь гимнастерками с Мирзой, его все равно надо прятать, а то противник умрет от смеха, увидав такого мелкого вояку.

– Наша задача в том и состоит, чтобы побеждать врага всеми имеющимися средствами, – попытался отшутиться я, не вняв дельному совету.

На совещании офицеров нарушения в форме одежды заметил командир дивизии, полковник Лукьянов – крутой, по мнению капитана Снегирева, хотя другие офицеры называли его между собой ласково «батей».

– Как фамилия? Почему в таком виде?

Я представился, пролепетав о разбитом корпусе аккумулятора.

– Ты что, собираешься весь месяц стриптиз показывать? Обратись к начснабу, он заменит.

Начальник снабжения новую гимнастерку пообещал выдать через пару дней, когда станем лагерем, а пока предложил пришить заплатку, оторвав кусок материала от старого маскировочного халата.

Эта отличающаяся по цвету вставка на гимнастерке сыграла со мной злую шутку, выделяя меня на общем фоне «партизан». На очередном совещании офицеров начальник штаба обратил на нее внимание:

– Наш стриптизер теперь как … штопаный.

Все дружно посмялись и прозвище Штопаный прилипло ко мне до конца сборов.

Колонна боевой техники формировалась на трассе Фрунзе – Алма-Ата, из разных ущелий выползали пропыленные танки, самоходные зенитные установки «Шилки», бронетранспортеры, самоходная артиллерия, ЗИЛы и КамАЗы с прицепленными орудиями различных калибров и выстраивались друг за другом в нескончаемую вереницу. Ехали весь день, сначала вдоль трассы, а затем по безлюдной всхолмленной степи. Вечерело, когда дивизия развернулась по фронту и пришел приказ окопаться и укрыть технику.

Вершину холма, где нам предстояло держать оборону, покрывал скальный щебень. Водитель свернул в небольшую ложбинку, метрах в трехстах, в которой грунт, на наше счастье, оказался песчанистым. За пару часов интенсивной работы мы закатили свой ГАЗ-53 в траншею по бампер и накрыли его маскировочной сеткой. Дав команду отдыхать, я вышел на холм оглядеться. На соседней вершине копошился взвод бойцов. Подойдя поближе, я узнал Александра, ювелира из «Кыяла».

– Что вы здесь роете? Надо укрыть технику в складках местности, где грунт мягче, – начал я советовать своему старому знакомому.

– Тытсс, – Александр приложил палец к губам, – я выбрал место на древнетюркском кургане и сказал своим бойцам, что перерытый грунт легче копать, а тут оказались сплошные камни. Мы сняли верхний слой, под ним глина как бетон и новый ряд валунов. Бойцы выдохлись, ковырять булыги больше не хотят, может, подтянешь свой взвод, уже скоро мы должны выйти на могилу.

– Моих бойцов и килограммом золота не заманишь, напахались, лежат без задних ног. Сюда бы Виктора, он лось здоровый.

– Рустам обещал его привести. Они с комдивом проезжали здесь на БТР и раздавали сухпайки на завтрашний день. А тебя нашли?

– Я их не видел, – информация о неполученном продовольствии меня огорчила.

– Значит, хорошо замаскировался. А кайло или лом у твоего водилы случайно не завалялись, а то саперными лопатками много не нароешь. Мне бы только свод разобрать, а там я один управлюсь, – ювелир прямо светился в предвкушении находки клада. До исполнения его мечты, лелеянной с детства, оставалось пройти полтора-два метра неподатливого грунта.

Спустя десятилетие, плотнее соприкоснувшись с археологией, я осознал бесперспективность и преступную глупость этой авантюры, тюркские захоронения крайне бедны и почившим оставляли лишь глиняный горшочек с едой. Но тогда докопаться до «погребальных сокровищ» нам не довелось, ранним утром началась атака.

Моему подразделению доверили ответственную задачу: сбивать выпущенные «Катюшей» металлические болванки. Я провел подробный инструктаж по технике безопасности и методике стрельбы. Сержант заверил меня, что это дело плевое, на срочной службе ему не раз приходилось делать успешные пуски. По рации нам определили район, где стояли гвардейские минометы, и через каждые пару минут предупреждали, что вот-вот сейчас будет выстрел. И все равно мы его прозевали. Красная точка пересекала предрассветный небосвод беззвучно и находилась в зените, когда мы ее заметили. Стрелок вскинул установку и, не отсчитав положенные секунды, нажал на курок. Головка самонаведения не успела зафиксировать летящий снаряд, и ракета не сошла. По рации я услышал нелестную характеристику комдива нашей боеспособности. Следующий пуск предстояло сделать Мирзе, первый раз в жизни взявшему в руки «Стрелу». Запаниковав, он запричитал, чуть не плача:

– Я не смогу, я не сумею!

– Давай, ты, стреляй, только не спеши, – скомандовал я шустрому сержанту. Выстрел «Катюши» мы усекли на взлете, но то ли у бойца дрожали руки, толи он опять поторопился, и снова осечка. Из рации полилась отборная брань, не содержащая цензурные слова даже для связки. По витиеватым выражениям я догадался, что на связь вышел начальник штаба, а судя по часто повторяющемуся слову «штопаный», речь шла обо мне. Вспомнив зимние тренировки, я извлек из ящика последний из оставшихся пусков и замер в ожидании. Красная точка появилась в том месте, где и ожидалось. Захватив ее в прицел, как на стенде, я, отсчитав положенные секунды, нажал пуск. Ракета вылетела на несколько метров передо мной и, как показалось, стала падать, но в следующее мгновение включился маршевый двигатель, и она рванула вверх, плюнув в меня пороховыми газами и обломками щебня. Белая вспышка обозначила, что цель поражена. В рации раздался начальственный голос:

– Молодец! Передай стрелку благодарность командования.

В пять утра началась артподготовка, где-то далеко за нашими спинами ухали гаубицы, затем к ним присоединилась полковая артиллерия, потом, сделав несколько выстрелов, в атаку двинулись танки и самоходки, а за ними с протяжным «ура» побежала пехота.

Фронт уходил от нас стремительно. В соответствии с заученной инструкцией, где прописано, что перевозить не выстрелившие трубы на склад полагается отдельно от личного состава, я попросил дополнительно машину для их транспортировки и получил по рации приказ сидеть на месте и ждать дальнейших указаний. После грохота орудий наступила звенящая тишина. Снова стали слышны щебет птиц и треск кузнечиков. Ожидая новых вводных, я сидел за рацией, которая перегревалась от потока всевозможных распоряжений и команд, сопровождаемых для ускорения их исполнения крепкими мужскими выражениями. Оказалось, что взвод разведчиков перебросили ночью, как раз в тот квадрат, куда стреляли вся артиллерия и танки.

– Ольха, Ольха, я Дуб, как слышишь, отзовитесь! – вопрошал по рации тревожный голос. Мне стало страшно: неужели Виктора с его взводом накрыло взрывами? До полуночи он, бедолага, по темноте разбирал до кровавых мозолей древнее погребение и радовался, что разведчиков забросят в тыл условного противника на вертолете. Неужели кара для расхитителей могил настигла Виктора так быстро? Благо мы с капитаном в раскопках не участвовали и, глядя на старания товарищей, давали ценные указания, а еще Рустам подтрунивал над ними, красноречиво рассказывая о страшных и загадочных смертях всех участников экспедиции, раскопавших гробницу фараона.

Воспалённое воображение рисовало страшные картины гибели Виктора и его бойцов, попытки отогнать их отзывались новыми волнами страха за молодого сослуживца. Такой здоровый, жизнерадостный и так нелепо сгинуть и все из-за этих дурацких раскопок. Тревожные ожидания известий о судьбе разведчиков привели к решению отказаться от поездки за ханским золотом в Хакасию и никогда в жизни не подходить с лопатой к древним курганам. Через пару часов, когда на поиски десантного взвода отправили спасательный отряд, пришло сообщение:

– У разведки все нормально, они прятались в старом блиндаже, а свою рацию забыли в вертолете.

Два самолета МиГ-27 пронеслись над нашими головами и вдруг резко взмыли вверх. От их фюзеляжей отделились маленькие точки, и вскоре гигантские взрывы всколыхнули землю, взметнув фонтаны огня и пыли. Один из МиГов при наборе высоты заметно сбросил скорость и неожиданно, завалившись набок, стал падать. Совершив несколько кульбитов, он рухнул в районе недавних взрывов, туда же приземлились на парашютах и пилоты.

К обеду мои бойцы вдруг вспомнили, что не ужинали и не завтракали, и начали роптать. Особенно усердствовал сержант:

– Да, не повезло нам с командиром. Чего сидим? Кого ждем? Непонятно. Кому эти трубы нужны, давайте бросим их здесь и поедем кухню искать.

Рация молчала.

– Ладно, грузите «Стрелы» в кузов, – сдался я наконец под взглядами голодных подчиненных. – Если подорвемся, винить будет некого. Последняя фраза была явно лишней. Побледневший Мирза наотрез отказывался садиться в кузов, пришлось его брать к себе в кабину.

Медленно, чтобы не спровоцировать сход ракет, тронулись в направлении удалившегося фронта и вскоре наткнулись на заградительный пост. Борзый ефрейтор с автоматом стал кричать, что у него приказ никого не пускать в запретную зону и открывать огонь на поражение. Метрах в тридцати справа и слева также маячили бойцы с автоматами. Поехали в объезд и проплутав до вечера увидели лагерь издалека, поднявшись на очередной холм. В чистом поле по периметру огромного круга стояли машины и боевая техника, в его центре вырос целый палаточный город.

Как опоздавшие, мы ужинали в третью смену. Несколько дней я питался со своим взводом, пока не столкнулся с Рустамом:

– Офицеры кормятся отдельно, ты че, не знал? Нам и масло дополнительно полагается, и печенье, так что на обед пойдешь с нами.

Десяток младших офицеров ели дополнительный паек за столиком рядом с кухней, отгороженным деревянным щитом от столовой солдатского состава. Еду раскладывали не из общей кастрюли, а приносил дежурный по кухне уже в тарелках. Чувство неловкости от прислуживания рядового бойца не оставляло меня, зато Рустам находился в своей стихии:

–  За что я люблю армию, так это за жесткую иерархию, чем выше у тебя звание, тем больше привилегий. При этом он гонял дежурного по всей форме, казалось, получая от этого удовольствие:

– Почему на тебе колпак грязный? Ты что нам принес, а ну-ка быстро протер влажные ложки!

Для каждого подразделения планировались свои занятия по тактике и изучению материальной части, но большую часть времени мы проводили в палатках. Лежать строго воспрещалось, разрешалось только сидеть и читать уставы. Мирза, оказавшийся родом из Таш-Кумыра, под большим секретом сообщил о строительстве в их городке подземного военного завода:

– Я сам видел, там котлованы роют с десятиэтажный дом.

Инженерные изыскания на Таш-Кумырском заводе полупроводниковых материалов являлись головной болью нашего института. С геологической точки зрения место для завода выбрали самое неудачное, поскольку грунты в основании фундаментов оказались посадочными. При намокании или небольшой нагрузке песчаники рассыпались, и их приходилось убирать на глубину до двадцати метров. Сложные геологические условия диктовали непосредственное присутствие на объекте специалиста по буровым работам. В ташкумырских командировках мне в общей сложности довелось провести более года, вот и сейчас, если бы не сборы, я находился бы на родине Мирзы. Я рассказывал любопытному и участливому слушателю о романтической профессии геолога, а он поведал про свою службу на Украине.

Попал он в ракетные войска, но сразу после учебки направили его в хозвзвод на свиноферму. Там он и провел два года, ни тебе строевой подготовки, ни в караул по ночам, вот только сослуживцы надо ним посмеивались, мол, при дембиле тебе в военный билет запишут специализацию «свинарь». Переживал он сильно. Думал друзья-мусульмане и родственники не поймут, осудят и отвернуться и так из-за мелкого роста сложно найти хорошую невесту, а при такой славе и подавно. Оказалось, что волновался он напрасно, в личном деле ему написали, что служил он стрелком-зенитчиком.

 – Рост в любви не главное, – пытался я его поддержать.

– Вам хорошо говорить. А когда я посватался к своей однокласснице, она тоже небольшого росточка, так она мне отказала. Говорит, не хочу мышей плодить.

Во время беседы нас застал командир дивизии, проходивший мимо и, к моему несчастью, остановившийся около нашей палатки.

– Почему прохлаждаемся, заняться нечем?

– Так точно, – доложил я, поправляя свою заплатанную гимнастерку. – Новых вводных не поступало. Мы не виноваты, что нас держат здесь, сорвав с производства.

– Не выйдет из тебя лейтенант путного командира. Вас призвали, чтобы вы совершенствовали свое воинское мастерство. Высокая боеготовность – это не чья-то блажь, а суровая необходимость, и мы обязаны уметь защищать Отчизну, своих детей, друзей и себя, наконец. Не надо ждать указаний, нужно самому проявлять инициативу. И посмотри на себя. Что это за вид? Ты офицер или рвань подзаборная? Приведи одежду в порядок. Все ясно?

– Так точно! – отрапортовал я. Слова комдива меня задели. Разгильдяем я никогда не был, просто мне по жизни не везет.

Незаметно пролетела неделя и наступила суббота – банный день, почти праздник. Прибывшие на полигон воинские автобани, сменяя друг друга, подавали горячую воду в специальные палатки, в которые запускали повзводно. Помывка личного состава напоминала конвейер. Пока длинный солдатский строй в ожидании переминался у входа, в предбаннике счастливчики уже скидывали с себя одежду и, получив кусочек мыла, спешили под душ. По нормативам на мойку отводилось всего пять минут, и продлить блаженство не позволяли очередники, толпящиеся у раздевалки. На выходе из палатки всех переодевали в свежее белье, и мне наконец-то заменили гимнастерку. Облачившись в новенькую амуницию, я размечтался, что теперь никто из начальства меня не узнает, поскольку, по мнению Рустама, для офицеров высшего звена все «партизаны» на одно лицо. На выходе из бани конвейер приостанавливал свое действие, разомлевшие служивые валились на травку, наслаждаясь солнечным теплом и любуясь голубым небом.

Окончанию сборов предшествовало торжественное построение. Километрах в десяти от лагеря нашли ровную площадку, на которой личный состав дивизии выстроился в шеренгу, растянувшуюся на километр. Ветер доносил лишь обрывки патетических речей, усиленных армейскими мегафонами. Потом началось чтение приказов о присвоении очередных воинских званий. Первой прозвучала фамилия комдива Лукьянова Валентина Михайловича, получившего звание генерал-майора.

Ветер все нарастал, и небо заволокло черными грозовыми тучами. Ливень хлынул сплошным потоком, скомкав торжественное мероприятие. Личный состав разбежался по машинам, и колонна с небольшой заминкой тронулась с места. Вот только куда ехать, понять было невозможно, вода лилась стеной, и впереди идущие машины скорее угадывались, чем просматривались. Особо нетерпеливые сигналили, обгоняя колонну справа и слева, и разъезжались по степи. За какие-то полчаса в седловине образовалось целое озеро, колонна огибала его по узкой перемычке, отделявшей его от другого озерца с уровнем на метр ниже. Небольшую промоину в перемычке заметил водитель впереди идущего ЗИЛа и остановился в нерешительности. Эти несколько минут сомнений и предопределили нашу судьбу. Выйдя из машины, я наблюдал, как медленно, с большой осторожностью ЗИЛ преодолел водную преграду, а вода из верхнего озера устремилась вниз, расширяя свое русло прямо на глазах. Мне вспомнились ташкумырские грунты, которые теряют свои прочностные свойства при намокании, и пришло осознание, что прорыв дамбы может произойти в ближайшее мгновение.

– Давай назад, – заорал я водителю.

Наш автомобиль сдавал вспять с такой же скоростью, как и грязевой поток со все нарастающим грохотом размывал перемычку.

– Назад, назад, – что есть мочи кричал я, маша руками, словно от моего надрывного вопля машина могла двигаться быстрее.

– Стой! Стоять! – донесся до меня такой же истошный крик сержанта, барабанившего руками по кабине. Оказалось, наш ГАЗ-53 уперся в провалившуюся по самые мосты следовавшую за нами машину. Вокруг суетились десятка два бойцов. Положение создалось критическое, путь к спасению был отрезан со всех сторон. Широкой полосой по закону сообщающихся сосудов, вода из верхнего озерца перетекала в нижние. Страшно представить, что с нами случилось бы, окажись мы в этом потоке.

Мирза сидел в кабине сжавшись в комочек и мертвой хваткой вцепившись за поручень. Сержанта наше положение, казалось, веселило:

– Ну что, зайцы, будем ждать деда Мазая! Кому расскажешь, что утонули в безводной степи, засмеют.

Дождь продолжался еще более часа, заметно снизив свою интенсивность, ослаб и поток, объединивший два озерца в паре метров от нашего бампера. О том, чтобы выбраться самостоятельно, не могло быть и речи. Командир взвода следовавшей за нами машины увел своих бойцов, а я решил не бросать автомобили.

Бронетранспортер появился со стороны ушедшей колонны и, не сбавляя скорости, форсировал протоку, резко затормозив рядом. Из люка показалась голова комдива:

– Цепляйте трос! Водитель – за руль, остальные ко мне на броню. Узнав меня, свежеиспеченный генерал-майор добавил: – Ну вот, теперь на офицера похож, а то ходит, как ханыга, смотреть противно. Комплимент показался мне сомнительным, промокший насквозь, я, скорее всего, напоминал суслика, вылезшего из затопленной норки.

Вытащив обе машины на возвышенность, бронетранспортер умчался в степь на поиски заплутавших. Продрогших бойцов комдив собирал по степи всю ночь до рассвета.

На утреннем построении сообщили, что необходимо подготовить личное оружие к сдаче. К обеду подъехало несколько фургонов, и началось разоружение «партизан». Проверяющие сверяли номера автоматов, и складывали их в ящики. Вечером, когда фуры уехали, ко мне подошел Мирза, c автоматом Калашникова в руках. Оказалось, он его закопал в степи, опасаясь утери и последующего наказания, и долго не мог отыскать.

– А куда мне его девать? – добродушные карие глаза смотрели на меня преданно, без малейшего осознания последствий совершенного деяния.

Вместе с Мирзой мы направились к командному пункту, где столкнулись с комдивом.

– Вот автомат не успели сдать, – начал оправдываться я.

Такого яростного разноса мне раньше слышать не приходилось.

– Кругом раздолбаи! Одни доложили, что полностью собрали все оружие, а другие его таскают. Вы даже не представляете, какой объем работы предстоит проделать. Надо вскрывать снова все ящики на складе и найти тот, в котором не хватает одного автомата. Вот после окончания сборов ты, лейтенант, со своим взводом этим и займешься. Командир должен отвечать за свою неисполнительность и головотяпство личного состава.

Ну уж если не везет, то не везет во всем. С комдивом мне пришлось пересечься уже на следующий день, когда дивизия двинулась в обратный путь. Согласно полученному инструктажу останавливаться на марше категорически воспрещалось, особенно в населенных пунктах около продовольственных магазинов. Изголодавшееся по алкоголю после месячного воздержания воинство жаждало наверстать упущенное. Разведчика Виктора Брагина я увидел на обочине с несколькими бутылками вина, которые он держал за горлышки. Спрыгнув на ходу со своей машины и отоварившись в сельмаге, он безуспешно голосовал проходившей мимо колонне. Бросить в сложной ситуации товарища, я не мог и попросил водителя притормозить. Виктор запрыгнул в кузов, а через несколько секунд слева по обочине, громко сигналя, с нами поравнялся БТР. Я высунулся из кабины и увидел комдива в верхнем люке, который грозил мне кулаком и что-то громко кричал. Печальная участь вечного дежурного, словно дамоклов меч, нависла надо мной.

Тоскливо смотреть, как сослуживцы бегают в радостном предчувствии близкой встречи с домом, сдают воинское обмундирование и уже в гражданской одежде рассаживаются по автобусам. Наш взвод курил в сторонке, обсуждая обещания комдива отправить нас на склады с оружием для исправления своих провинностей. Больше всех кипятился сержант:

– Надо было выкинуть в степи этот «калаш» к чертовой матери, сейчас бы как все нормальные люди поехали домой, а теперь неизвестно сколько еще проторчим здесь.

Мирза сидел, низко опустив голову, на него было больно смотреть. Попрощаться и посочувствовать нашему незавидному положению подходили Александр с Виктором. Разведчик даже неуверенно предложил остаться вместо меня, но тут же поспешил к выстроившимся в колонну автобусам. Неожиданно к нам подбежал получивший очередное звание капитан Азамат Сарнагоев:

– Чего расселись, только один ваш взвод не переоделся, мигом на склад, через десять минут отправляем колонну.

– Нам командир сказал… – начал мямлить Мирза.

– Отставить разговорчики, бегом марш! – скомандовал капитан. Я первым рванул исполнять приказ, за мной вприпрыжку побежали и все остальные. Через несколько минут уже в гражданской одежде мы заскочили в автобус.

Командир дивизии со штабным руководством обходили автоколонну и заглядывали в салоны, как мне показалось, разыскивая наш взвод, чтобы вернуть на штрафные работы.

– Прикрой Мирзу, – попросил я сержанта, а сам, сняв очки и надвинув на глаза кепку, с беспечным видом уставился в окно.

– Дезертируем, – генерал-майор остановился рядом со мной. – Жаль, что я не имею права оставить тебя еще недельке на две, а то, глядишь, и научил бы офицерскому кодексу чести, отвечать за порученное дело и быть всегда начеку.

Краска стыда опалило мое лицо. На выходе из автобуса комдив обернулся и козырнув громко добавил:

– Благодарю всех за службу!

– Служим Советскому Союзу, – радостно в разнобой ответили запасники.

Колонна тронулась, а у меня из головы не выходили напоминания генерала о воинской чести, услышав такие слова русский офицер наверно бы застрелился, а я как мог пытался оправдаться. Вроде бы старался, что сделано не так? Понимание пришло спустя пару лет, когда, то тут, то там стали разрастаться очаги напряженности, к которым армия не была готова. Не испытав ужасов военного лихолетья, наше поколение расслабилось, а генерал стремился донести проверенную временем истину «Хочешь мира, готовься к войне».

***

Надо ли говорить, что той осенью наша команда в Хакасию не поехала, впрочем, и в последующие годы тоже. Рустам после развала СССР отбыл в Россию, где бросил свою семью, и сошелся с молодой и очень богатой генеральской вдовой, помогая ей проживать наследство. Лет пять спустя он приезжал с ней отдыхать на Иссык-Куль уже в парадной форме подполковника и похвалялся, что у него теперь обширные связи в высших сферах. Виктор женился на хрупкой швее, обзавелся кучей детей, отрастил пивной живот и стал еще крупнее. Часто в гости заходит ювелир-реставратор Александр Федорович, повспоминать о сборах как самом ярком приключении в его жизни, о ненайденных сокровищах, а потом по старой привычке агитирует поехать на его родину. Я соглашаюсь, мол, если не в этом году, то обязательно в следующем составлю ему компанию.

Недавно в Интернете наткнулся на сведения, что видный военный деятель генерал-майор Лукьянов Валентин Михайлович, бывший комдив Панфиловской дивизии, одно время возглавлял высшее командное училище в Челябинске. Им разработаны методики преподавания дисциплин с учетом собственного опыта боевых действий в Афганистане, Приднестровье, Югославии, Персидском заливе и Чечне. Кроме того, он автор десятка книг, среди которых одна, видимо, о таких, как я, неприспособленных к армейской службе – «Индивидуальный подход в воспитании воинов».

© А. Камышев, 2018