Синь вдалеке...

Творчество художника и поэта Диаса Устемирова многогранно, оно имеет поэтическую сторону – с картинами на тему лошадей тесно связаны авторские стихи.

Публикуется по изданию: Устемиров Диас. Синь вдалеке.../Сборник стихов. — Б.: Турар, 2018. – Тираж 500 экз.

Второе издание.

НА СКЛОНАХ ОКРУГЛЫХ

На склонах округлых, как звуки печали,

Три лошади утро на холках качали,

И дальнее стойбище, их провожая,

Взмахнуло дымком и заплакало лаем…

Три лошади цвета стареющей меди

Дразнили гривами вспыльчивый ветер.

Они уходили заросшей тропинкой,

И ветренный дух распалялся на бликах

Полосками шрамов на крупах и ребрах,

Привыкших к стремени, плети и торбам.

А ветер им в уши свистел о преградах,

А травы сплетали копыта прохладой,

И вязкие тени манили покоем,

Густым, изнывающим в мяте настоем.

Но древняя жажда простора и вихря

Вела их сквозь чащи кустов облепихи.

Пугливые суслики прыгнули в норы,

Когда вдалеке засинело простором.

— Так лава вулканов несется в низины,

Так селем срываются в озеро зимы;

Так с зыбких откосов срываются камни,

— Ущелье взорвалось ликующим ржаньем.

Три лошади в поте свободы измокли,

Когда позади их послышался окрик

И выстрелы криков набухли петлею,

Стелилась погоня дрожащей землею,

А близкая степь оборвалась рекою…

В ущелье, окованном камнем и эхом,

Забилось ржанье раненной эфой,

Струной зазвенели на шеях арканы,

И кровью запели забытые раны,

И ветер унес к онемевшим лесам

Их тонкие детские голоса…

РЕКВИЕМ

На краю фиолетовой рощи, 

Чуть заляпанной стаей галок,

Бродит старая белая лошадь,

А на ней февраль и усталость.

Очень мягкие ноздри чуют

Потаенные замыслы снега,

Тени веток рисунком сбруи

Волочатся за лошадью следом.

Если сердце — высохший тополь

Если снятся одни лишь реки,

Если небо прощается в окна,

Как прощаются только навеки…

В двор, где дети ее погладят,

Принесет свою грустную ношу

С бесконечным эхом во взгляде

Бесконечно старая лошадь,

Где хозяин найдет ей сена,

И, вздыхая, потреплет холку,

А потом поведет ее в рощу,

За плечо закинув двустволку.

Если все так неотвратимо

Если все уже неотвратимо,

Если все уже неотвратимо

Превратится в вечные зимы.

На краю фиолетовой рощи,

Потемневшей от стаи галок,

Осыпается воздух порошей

На упругий куст краснотала.

Две сороки на тонкой ветке

Раскачались, как на качелях.

И летит высокое небо,

Синевою виолончели…

ОСЕНЬ

Осень мелом обводит кусты и сады,

Застревают в осоке отрывки Бизе.

Тает грустным драконом далекий дым,

Уставая один над пространством висеть.

— Все ли сделано так, как об этом мечталось?

— Вопросительным знаком повисли березы,

Может быть. Это просто желтеет усталость,

Это просто начало бессонниц и прозы.

Той, что кашель и ярость, сомненье и пот,

Диалоги других, позабытых наречий.

Где свергаются смыслы с бездонных высот,

Однозначной, тяжелой, надежной картечью.

Осень мелом обводит кусты и сады.

Не достать их отныне свинцу и проклятью.

Одинокий дракон оседает седым

На холодную маслянистую слякоть.

ДЕКАБРЬ

Что мне с того, что уже полвосьмого,

                                             Ведь это декабрь.

Грудой металлолома встает на ребро

Плотного текста, пропитой, промерзшей

                                                    декады.

Где между строк проступает литое

                                                    воронье тавро.

Ищут заветную корку в отбросах

                                             вчерашних

Вечно бездомные ветры. И нам нелегко

Видеть, как ветви с ними сцепились

                                             во мгле рукопашной,

Видеть, как все это долго и как далеко…

— Где там стакан наш?.. — Проклятое

                                             бремя животных,

Выпить и спать! — Посинеешь — осанна

                                                      тебе!

Небо, куда мы влетаем ежеминутно,

                                                      поротно,

Выстелит ложе тебе из хрустальных

                                               прозрачных ветвей.

ГУКУ

За тобою украдкой этот ветер весенний,

Что попутно ерошит затаенные своры.

То прикинется сном, провалявшимся

                                                      в сене,

То фрагментом живым нескончаемой

                                                      ссоры.

Ты несешь эту грусть в сокровенное поле,

Не надеясь расстаться с ее немотою.

Над тобою твой ангел с надеждой

                                                и болью,

Он всегда за тобою, он всегда

                                                над тобою...

Ты ведь знаешь, что все возвратится

                                                      мольбою

В пустотелое небо, безымянной травою.

И никак не поймешь — все оплачено

                                                      болью,

Заставляя тебя оставаться тобою...

Чтоб ты знала, что все наконец

                                               возвратится

В омут неба навек оголенного сада,

Где взойдут над тобой незнакомые лица,

Незнакомые складки незнакомых

                                               нарядов.

Ты найдешь себя там, между строк,

                                               по крупицам,

В откровеньях, с которыми сможешь

                                               смириться.

«ОТЧЕ ПЕПЕЛ»

Ты всегда поперек этих улиц, пивнушек

                                                     и мата,

Точно так же, как я — поперек

                                           буколического бытия.

Я крестом выпадаю в окно из больничной

                                                     палаты,

И стрижами мои отголоски по небу летят.

Все останется там, в нереальном экране

                                                     твоей ворожбы,

В ритме вялых причин, по которым нам

                                                     выпало жить.

Познавая, как пуст и печально коварен

                                                     наш быт,

И как смертны в проеме зеркал наши

                                                     жалкие муляжи.

Это Запад нам дышит в затылок, ворочая

                                                     мокрые камни,

Заливая закаты удушливой зеленью

                                                     керосина,

Это Запад нас водит по кругу, по пеплу

                                                     воспоминаний,

Зарываясь в меха темно-синими фугами

                                                     клавесина.

Ты всегда поперек — Гераклитом

                                              мотаешься на побережии Леты,

Что стекает в гербарии сонных замшелых

                                                     обоев.

Потому что в базальтах забыты отцами

                                                     оставленные заветы,

Мы не сможем сберечь то, что стало бы

                                               нами — Тобою и Мною.

МАРТ

В сухостое ветвей — отсыревший

                                                скворечник,

Только птицам неведомы компас и карты.

Из снегов, камышей, из забытых наречий

Восстает материнская ласковость марта.

Столько сини и крыльев, теплоты

                                                горизонтов,

И дожди то робки, то смущенно

                                                прилежны,

И закаты куют неземные красоты,

Разливая по душам этот март, эту

                                                нежность.

НАЧАЛО ДЕКАБРЯ

Он входит размашисто — свежестью

                                                   пьян,

Прицелившись долго и нудно дурить.

Он вовсе не инь, а нахрапистый ян,

Сметает со стен и ветвей ноябри...

Утеряна паства деревьев-церквей,

Взахлеб сиротеющих смуглым штативом.

И веткам досталось коряво корпеть

Над вязью арабского речитатива.

НОЯБРЬ

Ноябрь — цветущий огонь камышей

На синих ладонях теней от холмов.

И голуби россыпью сизых клише,

И ветер, сбивающий тучки в комок.

За плечи пространство и под ноги хруст,

И вдаль, в колыбельные свитки предгорья.

Где смысл — дыханье, и воздух так пуст,

И тень — одиноким и сирым подспорьем.

Где речи небес в опереньях совы

Нависли над елями — эхом и стужей.

Где память прощает, и смысл забыт

Бумаги, рожденья, борьбы и оружья.

РАССВЕТ

Шиферные крыши в изморози,

Сизый дымок над ними,

Ворона на темном тополе

Выплевывает свое имя.

Рассвет, неуловимый и медленный,

Как сдержанное дыханье.

Все еще продолжается,

Я еще жив… Аминь…

(ВНИМАНИЕ! Выше приведено начало книги)

Скачать полный текст в формате PDF

© Диас Устемиров

© Издательство «Турар»