Черепахи, кратеры, ананасы и хули-хули – Гавайский архипелаг

Путевые очерки

Лёгкий прохладный бриз с океана приятно обволакивал свежестью.

Я зашёл в прибой по колено. Также поступила и жена, замочив прикрывающий её пёстрый саронг. Ярко-жёлтый, почти цвета потасканного золота, песок массировал стопы. Зелёная вода уходила к горизонту, становясь всё более тёмной и где-то на той линии, где море соприкасалось с небом, одиноко маячил крошечный парусник.

— Папа, я пошёл!

Сын, схватив доску для буги-бординга, этой безобидной разновидности сёрфинга на небольших волнах, убежал к центру пляжа, где прибой был пободрее. Дочь возилась с песком на берегу, пытаясь построить из него что-то вроде цилиндрического зернохранилища. Я окинул взглядом окрестности. Пляж был зажат с обеих сторон чёрными каменистыми косами вулканического происхождения, живописно выпирающими в море на добрые пол-сотни метров. Пышная тропическая флора, включая словно сошедшие с открыток пальмы с изящно искривлёнными стволами и пышными шевелюрами, окаймляла пляж с тыла. Я почувствовал тяжесть в ногах и легкость в голове. Бокал холодного шардоне мне бы сейчас совсем не помешал. Жена, словно прочитав мои мысли, сказала со ставшей уже типичной усталостью в голосе:

— Надо бы успеть в ликёрку до вечера.

Налоговый сезон в этом году был особенно изнурительным. Моя бедная супруга исхудала и осунулась за последние три месяца, проводя бесконечные рабочие часы перед компьютером и во встречах с клиентами. «И зачем только люди становятся бухгалтерами?», часто думал я с грустью, тусуясь вечерами с детьми в томительном ожидании возвращения жены из офиса. Сейчас, тут на пляже в южном Мауи, под сенью пальм и лаской прибоя, всё это казалось кошмаром из лихорадочного сна.

— Я зайду, не волнуйся.

Внезапно метрах в ста от нас послышалось гудение. Казалось, отдыхающие на пляже массы одновременно ринулись в океан с какой-то непонятной целью. Из рубки спасателей в центре променада послышался голос – кто-то строго говорил в мегафон так, чтобы быть услышанным по всему пляжу:

— Девушка в розовом купальнике! Пожалуйста, не трогайте черепаху!

Я посмотрел в их сторону и понял в чём дело. Большая морская черепаха, огромная как тазик для варенья из малины, величественно плыла вдоль берега, время от времени высовывая из воды голову. Вопреки бытующему мнению, морские черепахи не могут быть постоянно под водой – они дышат так же, как и их сухопутные сородичи, и должны подниматься к поверхности для дыхания. Тут, на Гавайях, они под защитой штата и прикасаться к ним нельзя по закону. Я усмехнулся, вспомнив, что среди гавайских племён черепаха считалась животным, приносящим удачу и долголетие. Жена улыбнулась и сказала:

— Как хорошо, что черепахи спокойно подплывают к пляжу.

Я кивнул.

— Ну что, поедем на Молокини? – спросил я её, показав на кратер усопшего вулкана, торчащего из океана в трёх милях от берега.

Голые скалы кратера возвышались над водой бурым полукружием. Воды внутри жерла этого давно переставшего быть активным вулкана, по слухам, невероятно прозрачные и можно увидеть тропическую подводную фауну на глубине до ста футов.

— Как он тебе вообще?

Я указал на Молокини. Два, выкрашенных в яркие цвета, прогулочных судна с любителями сноркелинга были припаркованы прямо у его безжизненных каменных стен. Жена внимательно посмотрела и сказала:

— Этот новый налог на пэйролл, что сочинили в правительстве Новых Демократов, должен быть в точности как этот вулкан.

Я удивлённо посмотрел на неё.

— Ты о чём?

Она устало усмехнулась и ответила:

— Они душат мелкий бизнес в провинции этим налогом. Он должен быть как этот вулкан – потухшим и недействующим.

Я ошарашенно взглянул на супругу, понимая, что даже в страшном сне мне не пришло бы в голову сравнивать нюансы налогового бремени в Британской Колумбии с давно усопшим вулканом на Гавайских островах.

«Перереботала», подумал я и, замочив шорты в тёплых волнах, обнял жену прямо в океане.

Дитя вулканов и мать пляжей

Бывает так, что обрывочные и фрагментарные сведения из какой-либо области, внезапно всплывают в голове, словно поднявшиеся к поверхности сгустки прокисших сливок, случайно налитых в чашку в кофе. Глядя на карту Гавайского архипелага и прогуливаясь вдоль его многочисленных пляжей, окаймлённых черными валунами и скалами, такие фразы как «тектонические плиты», «вулканический базальт» и «источник магмы» вспоминаются сами и сразу, хотя и остаются при этом семантически иллюзорными как мираж в пустыне. Это, впрочем, не мешает предаваться, пляжному, с позволения сказать, отдыху в самом полном и хорошем смысле этого слова. Пляжи на Гавайях многочисленны и прекрасны и существуют они, как и сам архипелаг, благодаря яростной вулканической активности, всё еще идущей на одном из островов в полном масштабе.

Гавайский архипелаг это восемь крупных островов, семь из которых заселены, и десятки крошечных островков, утёсов и атоллов, растянутых в океане на добрые полторы тысячи миль. Конфигурация этих островов на карте напоминает комету с мощным передом на востоке, хвост которой простирается на запад, всё более истончаясь и становясь в конце концов невидимым. Острова крайне разнообразны как по ландшафту и климатическим зонам, так и по населенности – на Оаху, там, где расположена столица Гонолулу, проживает почти миллион, в то время как на самом большом острове, собственно Гавайи, всего 185 тысяч. Лежит архипелаг прямо в центре Тихого океана, на полпути от Североамериканского континента до Японии и является наиболее удалённым и изолированным местом на планете. Время тут отличается от ванкуверского также как и монреальское, только в другую сторону – когда в Британской Колумбии полдень, тут ещё девять утра. Но девять утра на Гавайях — это далеко не ранее утро. Тут в тропиках, утро начинается рано, равно как и сумерки. К девяти солнце стоит высоко и жарит совсем не по-детски. Однако спать до этого времени у вас все равно не получится – птичья какофония трелей, свистов и откровенных воплей работает чётко, как будильник, заведённый накануне, начиная с половины седьмого. А к полудню и пару часов после него можно наблюдать совершенно потрясающий эффект, не имеющий аналогов в большинстве других обитаемых частей планеты – тени исчезают полностью. Солнце настолько вертикально расположено над Гавайями, что, встав под ним в это время и осмотревшись вокруг себя, можно увидеть, что тени от собственной фигуры просто не существует. Это настолько шокирует вначале, что турист, обративший на это внимание, бывает, ходит кругами, пытаясь в тщетной надежде, увидеть собственную тень, которой нет. Поговорка о том, что от собственной тени не убежишь, теряет смысл на Гавайских островах. Зато другие, такие как, например, английское “life is a beach”[1] внезапно наполняются смыслом.

В 2006 году Верховный Суд штата Гавайи вынес постановление, что доступ ко всем пляжам в штате является публичным и никакой пляж в штате не может быть частью частной собственности. На острове Мауи это решение суда имеет весьма серьёзные последствия для туристической инфраструктуры; любые, самые фешенебельные и эксклюзивные отели на берегу, должны предоставлять бесплатную парковку и бесплатный доступ к пляжам, у которых они расположены. Это очень позитивно влияет на качество пляжного отдыха туристов, не являющихся толстосумами и не могущими позволить себе проживание в таких престижных гостиницах как Four Seasons или Fairmont. Далеко не раз мы пользовались этой необычной для мира капитала особенностью и посещали шикарные пляжи у дорогущих отелей. Еще одна особенность гавайского законодательства также не могла меня, туриста, давно отвыкшего от никотинового смрада, перестать радовать – по закону на Гавайях на пляжах запрещено курить.

Славное вулканическое прошлое Гавайских островов делает гавайские пляжи достаточно уникальными. Тут нет пляжей, простирающихся на десятки километров, как в Канкуне и почти всегда они окаймлены нагромождениями чёрных валунов – застывшая много тысяч лет назад лава создаёт своего рода заводи, где прибой не такой мощный и кроме этого на этих черных камнях под водой растут настоящие коралловые рифы со своей пёстрой экосистемой рыб и моллюсков. Песок на большинстве пляжей не такой белоснежный как в Мексике, а скорее тёмно-жёлтый, как тусклое золото потрепанного временем обручального кольца. Бродить по черным валунам и скалам, беспрестанно шлифуемым волнами, своего рода приключение. Делая это с детьми, я впервые понял смысл и предназначение такого пляжного атрибута как water shoes, водные туфли. Чёрная окаменевшая магма совсем не так приветливо обходится со стопами отдыхающих, как золотистый песок неподалёку. Это серьёзно отражается на скорости передвижения по ней. Туфли же моментально улучшают ситуацию и мокрые скалы становятся вполне себе податливыми для изучения. В скалах прячутся крабы разных размеров, такие же чёрные, как и сама лава, вселяющие ужас в девочек и пробуждающие неподдельный интерес у мальчиков. Если выйти на самый кончик вулканической косы, где глубина уже приличная, можно увидеть подплывающих прямо к скалам черепах, с любопытством высовывающих головы из воды и смотрящих на тебя также как бы ты, наверное, смотрел на динозавра. Эволюционная пропасть между ними и Гомо Сапиенс невероятно глубока и если человек топчет поверхность планеты в лучшем случае каких-нибудь полмиллиона лет, то черепахи эти, как вид, помнят времена далекого мезозоя и настоящие парки юрского периода.

В водах у скал можно предаться крайне интересной деятельности, именуемой по-английски «сноркелинг». На самом деле это просто плавание с маской и трубкой, иногда ластами и подводным фотоаппаратом в моём случае. Мир рифов у застывшей магмы гипнотизирует совсем не по-детски и можно провести часы плавая за стаями ярких разноцветных рыб, благо дело, что вода в океане настолько тёплая, что нет никакой разницы, где быть – тут или на берегу. Но надо соблюдать осторожность – морские ежи, ощетинившиеся грозными колючками, могут реально уколоть и, кроме этого, я как-то раз столкнулся с морской змеёй, что совершенно непредвиденно вселило в меня первобытный страх. Испытывать такой страх с трубкой во рту и маской на лице – удовольствие ниже среднего.

— Все морские змеи ядовиты, — спокойно и авторитетно сказал мне сын после моего сбивчивого рассказа на берегу и демонстрации сделанной в рифах фотографии.

Я был рад тому, что все серии эпического сериала Blue Planet были внимательно им просмотрены — семейные инвестиции в подписку на Netflix не казались бессмысленными в этот момент. Вечером того же дня сын сделал дополнительный ресерч в сети и убедительно доказал мне, что это не морская змея, а совершенно безобидный гавайский угорь. Чувство радости за ребёнка в этот момент причудливо смешалось с ощущением неловкости за проявленную робость.

— Смотри, кого я еще видел! Похожи на родственников Дори, а вот Немо так и не показался, — сказал я ему, листая фотки на подводной «мыльнице».

Сын с едва заметной укоризной посмотрел на меня, давая понять, что, во-первых, он плавал вместе со мной и видел этих синих рыб, а во-вторых он уже давно не в том возрасте, когда аллюзии на известный диснеевский мультик могут вызвать бурю энтузиазма. «Тут в тропиках они быстро взрослеют», нелепо буркнул я себе под нос и подумал, что избежать визита в ликёрку вечером не получится.

Но надо сказать, что песчаные берега в том виде, что можно увидеть на календарях и открытках о Гавайях, не являются единственными на Мауи. Турбулентная геологическая история этого острова подарила миру парочку совершенно уникальных пляжей, о существовании которых я бы даже и не догадывался, если бы не моя склонная к скрупулёзному изучению любого вопроса жена. Но для того, чтобы увидеть эти чудеса воочию нужно пересечь остров на машине через невероятно сложную дорогу по горам, покрытым тропической сельвой (эта дорога сама по себе своего рода чудо). Если ехать от деревушки Кихей на юге до городка Хана на востоке, то по дороге попадаются два пляжа пропустить которые нельзя ввиду песка необычного цвета – на одном из них он красный, на другом – чёрный. Без преувеличений и натяжек. Красный и чёрный. Оказавшись на них, чувствуешь себя так же странно, как если бы тебя угостили ярко-голубой грушей или серебряным арбузом. Привыкнув к тому, что песок должен быть белым или жёлтым, мозг до последнего считает увиденное иллюзией. До тех самых пор, пока ты не скинул сандалии, снял очки и стал топать по этому песку, погружая в него стопы по лодыжку. Красный песок явление кратковременное, как говорят эксперты, даже по историческим меркам – через пять-шесть сотен лет океанский прибой вымоет в буквальном смысле всю медь из этого песка, и он перестанет быть красным. Чёрный же песок это отшлифованная морем стружка чёрной лавы и продержаться он сможет дольше, чем красный, но ненадолго. Увы – спустя тысячелетие этих пляжей не будет в природе в том виде, в котором они сейчас есть. «Стоит ли об этом горевать?», поймал я себя на мысли, чувствуя приятный массаж в обнажённых подошвах при прогулке по чёрному песку. Возможно, что и нет. Во-первых, это естественный процесс. А во-вторых, с учётом того, что происходит с планетой от хозяйственной деятельности Гомо Сапиенса, самого Гомо Сапиенса через эту тысячу лет может и не быть. Это чувствуется куда острее тут, на Гавайях, чем в той каждодневной офисной рутине что многие из нас вынуждены посвящать большую часть своей жизни. После этих размышлений, мой планируемый визит в вино-водочный стал выглядеть еще более неизбежным.

Пляжи на Гавайях штука крайне разнообразная и при этом у них есть одна странная особенность. Некоторые из них более шикарны, чем другие; некоторые уникальны как красно-песочный или чёрно-песочный. Но при этом нет такого, чтобы пляж был неважным или неудобным для отдыха. Возможно, такие и есть, но нам они не попадались. Есть пляжи, такой, например, как Каанапали у города Лахайна, которые чересчур коммерциализованы (там сконцентрировано много отелей и таймшеров) и поэтому чрезмерно многолюдны. Но это, пожалуй, единственный недостаток. Пляж прямо у дома, который мы снимали, был очень неплохим и большую часть времени мы проводили там – среди любопытных морских черепах, коралловых рифов и чёрных валунов застывшей лавы.

Фауна, флора и питание островитян

Мы сидели за большим столом в заведении с неброским названием «Кафе Кихей».

Кихей, туристический городок на юге Мауи, где мы остановились, отличается своим микроклиматом, способствующим туризму. Будучи на подветренной стороне острова, он не продувается ветрами с востока и поэтому тут почти нет дождей – из всех дней в году статистически с дождями только шесть. Поэтому здесь почти всегда сухо и солнечно. Это удивительно, но за всё время нашего пребывания тут, максимум дневной температуры всегда составляли +33 градуса по Цельсию. Гавайи вообще и Кихей в частности отличаются и тем, что тропический парадиз тут удачно совмещается с удобствами современной американской экономики, чего не встретишь, скажем, в Мексике или на Доминикане. Ну и поскольку в Америке отличительная особенность общепита это огромные порции, то и тут, на Гавайях, это бросается в глаза – в «Кафе Кихей» они были просто необъятными и для того, чтобы слопать весь принесённый мне завтрак нужно было быть Гераклом ну или, на худой конец, Шварценеггером.

Вдруг я почувствовал лёгкие укалывания в икру. Нагнувшись, я посмотрел под стол. Упитанная курица с выводком в дюжину цыплят важно расхаживала под столом, иногда поклёвывая ноги посетителей. Я с изумлением глядел на эту странную процессию. Неожиданно один из цыплят ловко запрыгнул на спину к матери и стал передвигаться на ней верхом. Мать-курица не возражала. Пройдя еще пару метров, к соседнему столу, она также деловито поклевала ногу парня в шортах, сидящего за ним. Парень, также как и я, вздрогнул и нагнулся под стол, чтобы посмотреть, в чём, собственно, дело. Мы встретились взглядом и вернулись обратно к еде почти одновременно. Курица с выводком вышла из-под покрова столов и направилась к газону неподалёку.

— Ты не поверишь, — сказал парень, обращаясь к своей загорелой спутнице, показав на эту медленно удаляющуюся процессию, — меня поклевала эта многодетная мать! Кому скажешь дома в Мичигане, что на Гавайях я был атакован курицей, так ведь не поверят!

Загорелая спутница звонко захохотала, обнажая образцово фотогеничные зубы.

Одна из наиболее загадочных особенностей фауны на Мауи это одичавшие коты и одичавшие куры. Но если первое встречается часто в любых других уголках планеты, то вот второе, похоже, исключительно гавайский феномен. Одичавшие куры, часто с выводком, совершенно безбоязненно вышагивающие где угодно, от хайвеев и до газонов для игры в гольф, зрелище для этих мест нормальное, но к нему надо привыкнуть. Куры эти отличаются от крупных диких перепёлок, которых тут тоже много и которые совершенно не стесняются появляться на людях. Выглядят же одичавшие куры абсолютно также как и домашние, что поначалу ставит в тупик – неужели кур разводит фешенебельный отель, на чьём газоне они тусуются, или ресторан, вокруг которого их так много?

Но настоящие домашние куры на этом острове тоже есть. Их можно увидеть в горных деревнях Мауи, если оставить за спиной относительно крупные города такие как Лахайна, Кихей или Кахулуи и углубиться в гавайскую дикость по серпантину узких дорог, хрупко лепящихся к вулканическим отрогам. Деревни эти, надо сказать, очень похожи на те, что я посещал в далёком детстве в Кыргызстане летом (даже запах там такой же!), только вместо карагата и яблок тут выращивают бананы и ананасы. Бананы, как агрокультура, дала местной кухне замечательное блюдо с неказистым названием banana bread, то есть банановый хлеб. По сути, это выпечка, напоминающая советский кекс, но очень воздушная, нежная и ужасно калорийная. В деревнях его готовят лучше, чем в городах, в чём мои вкусовые рецепторы смогли убедится на экскурсиях в городок Хану. Загорелые гавайские хозяюшки, смахивающие на пожилую «Моану» из известного мультика, бывает, кладут в него дробленные грецкие орехи, делая эту выпечку просто неотразимой. Банановый хлеб по понятным причинам весьма популярен у детей. Бывает и так, что эта гавайская выпечка последнее, что можно вкусить перед тем, как любые мысли о еде уходят далеко на задний план. Так было с нами с на лотке пожилой островитянки по имени Джулия, торговавшей банановый хлеб и другие сладости на фоне плантации пальм саго и тропической культуры с экзотическим названием кассава. Лоток этой приветливой бабульки был расположен у невероятно живописного и вместе с тем опасного перевала. Дорога была в одну полосу и из-за серпантина увидеть едет ли кто навстречу было непросто. Вкусив бананового хлеба, мы потрещали с этой гавайской бабушкой, которая с радостью нам сообщила, что перевал, который нам предстояло преодолеть был наиболее опасным в этих местах, поскольку видимость плохая, а обрыв с правой стороны глубок и места на ободке дороги практически нет. Так оно и вышло. Двести метров пути по серпантину пришлось преодолевать едва ли не двадцать минут, поскольку встречный трафик из трех машин вынудил меня выйти из нашего седана и разруливать движение на пятачке у пропасти вручную. Вид, конечно же, оттуда достоин кисти Айвазовского с его синим морем и мощным прибоем, но, проехав этот отрезок пути, мы вздохнули с облегчением, совершенно забыв о Джулии и её банановой выпечке.

Возвращаясь к курам нельзя не упомянуть о блюде со смешным названием huli-huli,  «хули-хули». Несмотря на то, что я лично видел коз на острове (вероятно, диких) и большое количество пасущихся коров (точно не диких), протеиновую основу гавайской кухни составляет курятина и свинина. Как и на континенте, их чаще всего готовят на гриле, причём курицу на вращающихся с довольно бодрой скоростью вертелах. В качестве топлива используются мескитовые дрова, дым от которых отличается особым ароматом. Слово huli в гавайском языке означает «вращать» и вероятно относится к процедуре вращения куриных тушек над грилем. Но особый шарм этому блюду придает соус, собственно, и именуемый «хули-хули». Он делает курицу сочной и, в ансамбле с мескитовым дымком, создает неповторимый букет запахов. Мы покупали их прямо с гриля, еще горячими, у, по всей видимости, семейного подряда, с позволения сказать, «хули-хульщиков» – отец колдовал над жаровней, мать торговала, а дети были на подхвате. От себя добавлю, что горячим это блюдо значительно лучше, чем когда оно уже остыло, но и холодным идет хорошо, особенно под такой экзотический, но вместе с тем и обыденно-столовый напиток как ананасовое вино.

Гавайский архипелаг, до тех пор как он стал американским штатом в 1959-ом году, был почти полностью ориентирован на аграрную деятельность. Плодородные вулканические почвы оказались крайне приветливы для тропических сельхоз-культур. Особенно популярными в этом отношении оказались сахарный тростник, кофе и ананасы. После того как Гавайи стали штатом, открылся их потенциал как туристического направления для жаждущих жаркого солнца и теплого моря континентальцев. Это привело к постепенному замещению сельхоз-отрасли туризмом и связанных с ним бизнесов. Но если сахарный тростник ушел в историю без остатка (последняя плантация была закрыта в 2018 году), кофе остался на плаву как есть (перспективы его потребления в Америке не внушают опасений), то ананасы обрели новое дыхание. Во-первых, местные ананасы, что можно купить в Костко[2] в Кахулуи, освежающе недороги на фоне остальных цен и отличны по своим вкусовым качествам. Сочные и сладкие, каких не встретишь на континенте, их принято есть, посыпав солью (соль нейтрализует кислоту). А во-вторых, бизнес нашел способ сделать ананасы куда более востребованными на текущем рынке в виде изготовляемого из них вина и это просто гениальное решение, которое не только помогло существующей индустрии ананасовых плантаций, но и, по сути, создало новую. Вино это, под интригующим брэндом Maui Blanc, продается тут же, в Костко, и позиционируется где-то посередине в разбросе цен. Это хорошее столовое вино, которое удивительным образом сочетается не только с курицей хули-хули, но и с гавайским закатом – смотришь на закат, вроде только начали пить, а уже пора открывать вторую бутылку. Ананасы в гавайской кухне вообще сродни луку в кухне киргизской – их кладут повсюду и подчас даже неожиданно. В Костко можно купить сосиски с ананасами, и в местных забегаловках делают бургеры в которых вместо дольки помидора кладут дольку ананаса. Это очень, кстати, интересное сочетание, ананас и говядина с гриля.

Но если вдруг по каким-то причинам туристу не хочется вина, то можно выпить гавайского пива. Тёмные сорта в тропическую жару потреблять не хочется, а вот лёгкий лагер или эль – в самый раз. Бум крафтового пива, как цунами несущийся по континенту, накрыл своим девятым валом и Гавайский архипелаг. В ликёрках в пивной секции можно потратить долгие минуты, изучая ассортимент. Лично мне нравился эль Big Wave от производителя, именуемого Kona с Большого острова (самого крупного в архипелаге) – он настолько лёгкий, что выпить его можно огромное количество, почти как минералку. Жена же отдавала предпочтение лагеру Long Board от этой же компании. Он чуть крепче (4.6% против 4.3%), но мог ли я терзать упреками по части крепости потребляемого алкоголя мою, что называется, лучшую половину после изнурительного налогового сезона, который ей пришлось пережить?

Под пиво отлично идут солёные орешки, особенно те, что называются макадамия. Они, наряду с цветочными гирляндами из гибискуса и досками для сёрфинга, по сути являются визитной карточкой Гавайских островов. Крупные, жирные и мягкие, они совершенно непохожи на другие орехи. Продаются они практически повсюду в массе разных вариаций и, если верить некоторым данным, являются одной из основных статей экспорта штата. И хотя родом они из Австралии, никто в Америке не ассоциирует их с континентом down-under. Никто толком даже не знает, что само их название происходит от фамилии некоего австралийского политика середины 19-го века Джона МакАдама, который, строго говоря, совершенно не имел отношения к этой культуре и был увековечен в названии этих орехов лишь потому, что его друг, немецкий ботаник Фердинанд фон Мюллер, назвал изученное им растение в честь приятеля. Это не редкость в истории названий. На ум сразу же приходит залив Баррард, разрезающий Ванкувер на две неровные части, и названный так потому, что Джордж Ванкувер, наносящий на карту эти места в свое время, вспомнил о друге Гарри Баррарде, с которым служил в Карибском море и который никогда даже не бывал там, где сейчас расположен город, носящий, в свою очередь, имя Джорджа Ванкувера. Орехи макадамия, производимые в гораздо больших объёмах в Австралии и Южной Африке, связаны в сознании рядового обывателя с Северо-Американского континента с Гавайями также, как, скажем, кумыс в сознании жителя Бишкека с Суусамырской долиной, хотя делают этот полезный напиток из кобыльего молока практически повсюду в Азии. Так или иначе, но в поедании макадамии под пиво нужно соблюдать осторожность – если вовремя не затормозить, съесть их можно просто огромное количество, что может представлять проблему для считающих калории граждан.

Одна из гастрономических загадок, которую невозможно не отметить походив по супермаркетам в Мауи, это дороговизна молока. Почему молоко такое дорогое? Цена может быть в девять-десять американских долларов за галлон, что едва ли не в три раза дороже, чем на континенте. Загадка заключается в том, что коров на острове – превеликое множество. Наматывая мили на кардан по серпантину в Хану или на вершину вулкана Халеакала (об этом ниже), их можно встретить даже на дороге, куда они, бывает, выходят совершенно сконфуженные и потерянные. Быть может на Гавайях, также как и в Канаде, до сих пор существует такой архаизм как Milk Board, государственная структура, созданная во время Великой Депрессии для поддержки фермеров, куда фермеры обязаны продавать молоко по фиксированной цене, а уж потом эта структура продает молоко по цене, с которой невозможно торговаться, продуктовым компаниям. Именно поэтому цены на сыр и йогурт в штате Вашингтон куда более низкие, чем в Британской Колумбии. Другая загадка бросается глаза в вино-водочных отделах, где очень грозно крупным шрифтом туристу придется увидеть напоминание, что все продажи алкоголя заканчиваются ровно в 10:50 вечера по закону штата. Закон этот очень чётко соблюдается – после 10:50 вечера алкогольные секции обносятся портативным заборчиком, в то время как все остальные отделы работают до закрытия (обычно, полуночи). Чем обусловлено странное время 10:50 вечера? Почему не 10:49 или 10:53? Увы, сотрудники магазинов, соблюдая закон, так и смогли мне объяснить почему 10:50 вечера показалось более подходящим временем, чем любое другое, гавайским нардепам, принявшим когда-то этот закон.

Но бывает, что гастрономические головоломки перестают быть таковыми и решение преподносит себя само, на блюдечке, как говорится, с голубой каёмочкой. Мы прилетели в Мауи поздно ночью и, селясь в гостинице, совершенно не могли понять во мраке тропической полуночи почему вокруг так интенсивно пахнет манго? Так, как будто бы где-то недалеко перевернулся грузовик, перевозящий эти плоды, и подавил их в большом количестве. Гавайское утро расставило точки над “i” – у входа в наш номер росло несколько огромных манговых деревьев, многие ветви которых просто гнулись под тяжестью созревших ярко-красных с зеленым отливом плодов. Надо сказать, что это очень трогательный пейзаж, достойный кисти импрессиониста – манговые деревья с созревшим урожаем на фоне вулкана Мауи. Однако интенсивность аромата манго у гостиницы не шла ни в какое сравнение с тем, что нам предстояло вдохнуть в настоящих тропических джунглях по дороге в Хану.

Дорога на Хану и вулкан Халеакала

Интенсивность дождей на Гавайских островах определяет климат в буквальном смысле. Ввиду этого любопытного обстоятельства, остров Мауи, небольшой по своей сути, содержит в себе несколько радикально отличающихся друг от друга климатических зон. В Кихее, на юге, куда ветра, несущие тучи с востока почти не доходят (им преграждает путь гигантский потухший вулкан Халеакала), климат сухой и почти пустынный. Если не принимать в расчёт небольшую полосу вдоль берега океана, ландшафт тут похож на выжженую солнцем саванну в разгаре лета, только лето это длится целый год за исключением шести дней в районе Рождества, когда дожди всё-таки орошают живительной влагой эти места. Но стоит начать ехать в горы, как окружающая среда меняется как по мановению волшебной палочки.

От города Кахулуи, где расположен аэропорт и дороги широкие и вполне себе современные, нужно взять на юго-восток и постепенно подниматься в горы. Жёлтая саванна сменяется вдоль этого маршрута сначала саванной не жёлтой, потом редким лесом и совершенно непроходимыми зарослями кустарника. В последней деревушке перед долгим серпантином до восточного побережья можно выпить кофе и закусить банановым хлебом, наблюдая как загорелые гавайские крестьянки деловито снуют среди банановых деревьев. Крошки бананового хлеба будут обязательно подобраны воробьями, которые совершенно не отличаются от тех, что можно увидеть в Бишкеке или Ванкувере. Но сразу за этим селом начинается совершенно другой мир.

Дорога превращается в буквальном смысле в змеевик – как будто бы гигантская доисторическая рептилия проползла тут миллионы лет назад, оставив след, который предприимчивые гавайцы потом просто заасфальтировали. Это создаёт определённые неудобства при вождении – нужно быть постоянно начеку, поскольку видимость ограничена и по большей части дорога однополосная. Поэтому при встречном траффике нужно аккуратно прижиматься к обочине, чтобы его пропустить, если, конечно же, этого не сделал встречный траффик, чтобы пропустить тебя. В большинстве своем народ относится к этому с пониманием и уже грязные к этому моменту машины разъезжаются вполне полюбовно. Так будет продолжаться до самой Ханы, крошечного городка, прилепившегося на восточном берегу Мауи.

Ландшафт вдоль дороги в течении пары часов будет представлять из себя непроходимый кустарник и невысокие деревья. Иногда серпантин дороги пролегает вдоль берега и можно полюбоваться совершенно дикими пейзажами с высоченными пенистыми волнами и вулканическими скалами. Пляжей в этих местах нет и океан омывает лишь черную застывшую тысячи лет назад лаву. Бывает дорогу перебежит юркий мангуст песочного окраса или некрупный, как кочкорский баран, горный козёл. Это нормально для островной фауны, где пространство и ресурсы ограничены по определению: любое животное больше кролика в процессе эволюции на острове начинает уменьшаться, в то время как животные меньше кролика – увеличиваться. Говорят, именно поэтому на Крите до появления человека обитали карликовые бегемоты, а на острове Флорес в Индонезии даже проживал наш эволюционный собрат Homo Florensis, ушедший в небытие в недалеком геологическом прошлом, и бывший ростом чуть более метра.

Но спустя эти два часа окружающий пейзаж меняется, причем быстро и конкретно – вместо кустарника и мелких деревьев вдруг стеной встают самые настоящие джунгли с высоченными стволами, увитыми гирляндами лиан. Тут же начинаются многочисленные живописные водопады и тропическая духота. Густой влажный воздух в этой сельве насквозь пропитан запахом гниющих фруктов – дикие манго плодоносят с такой силой, что асфальт дороги и обочины просто усыпаны перезревшими и упавшими с ветвей плодами. Лавируя между ними, пробираясь к водопаду, я понял, что бродить в гавайских джунглях вещь, требующая полной концентрации внимания, поскольку можно не только поскользнуться на размазанной по дороге мякоти манго, но получить по башне падающими плодами, которые как мини-бомбочки пикируют с деревьев вниз с треском лопаясь при падении. Манго привлекают множество очень ярких в окрасе птиц, которые, вероятно, ими питаются и не видят в человеке особой угрозы. Фермерский уклад жизни в джунглях имеет свою специфику, если судить по мелкой торговле вдоль дороги – теперь это почти эксклюзивно фрукты и кокосы.

Часть ландшафта в гавайских джунглях — это большое количество живописных водопадов. Их так много и все они настолько манят к себе, чтобы сделать фотографию-другую, что даже начинаешь уставать от их изобилия. Водопады обязаны своим наличием вулкану Халеакала, на вершине которого проливаются щедрые дожди, стекающие потом в форме многочисленных ручьёв и речушек к побережью и формирующие в горной местности эти водопады.

Строго говоря, дорога на Хану, как известен этот маршрут вокруг острова, немного странен тем, что саму Хану толком и не замечаешь на фоне массы других природных диковин, самые любопытные из которых — это уже упоминавшиеся выше пляжи с красным и чёрным песком. Хана крошечна и незаметна и, если бы не GPS, мы бы даже и не поняли, что проезжаем этот населённые пункт, тщательно замаскированный джунглями и холмами. Обогнув крайнюю восточную точку острова Мауи, туристы оказываются у большого придорожного шалмана, где торгуют снедью типа курицы хули-хули и жареной рыбой, продают сувениры и безделушки. Место это замечательно и тем, что у него можно наблюдать массу бродячих котов самых разнообразных цветов и окрасок. Тут же можно купить майку с гордой надписью «Я выжил по дороге в Хану!». После этого надо будет рулить ещё пару часов, чтобы приехать в Кахулуи, но уже с другой стороны. В Кахулуи туристы обязательно затариваются в продуваемым ветром Костко и едут себе в Кихей, где их ждёт спокойный океан и тропическая сухость.

Дорога на вершину вулкана Халеакала, самой высокой точки острова Мауи, отличается от дороги на Хану также сильно, как и казахская степь от алтайской тайги. Если бы не Тихий Океан, видимый с обоих маршрутов, можно было бы подумать, что эти две дороги расположены в разных частях света, а не на одном острове. Когда саванна с редкими деревьями и высокой выжженой травой заканчивается, начинается серпантин наверх и растительность вокруг радикально меняется. Проезжая густую рощу из высоченных деревьев я приоткрыл окно в машине и салон моментально наполнился интенсивным ментоловым запахом. Возможно, то были эвкалипты. Вокруг было много ферм с многочисленными пасущимися коровами, в очередной раз вынуждающими вспомнить о парадоксе высоких цен на молочные продукты на Гавайях. Рощи постепенно сменяются зарослями низкого кустарника, плотным ковром покрывающего поверхность гор.

Один из странных и визуально чрезвычайно опасных видов спорта на этом подъеме, это скоростной спуск на велосипедах по серпантину. Участников такого заезда везут наверх вместе с велосипедами на вэнах, после чего они седлают велики и катятся себе вниз. Опасность, однако, заключается в том, что уклон довольно крут и скорость при спуске достигается нешуточная, и в то же время серпантин настолько петляющий, что видимость серьёзно ограничена. Мало того, что велосипедист может улететь в пропасть, так ещё и существует угроза столкновения со встречным трафиком. Увидев несколько раз таких вот камикадзе от велосипедного спорта, я сбросил скорость и стал вести предельно осторожно. Что касается самих велосипедистов, то, судя по всему, фраза «осторожность на дороге к Халеакала» для них была оксимороном.

С определённой высоты над уровнем море, перина облаков оказывается внизу и появляются знаки о том, что где-то тут обитают самые редкие гуси в мире, нене, которые даже являются официальной птицей штата Гавайи. Нене произошли от канадских гусей, который в незапамятные времена занесло на архипелаг. Гуси эти процветали как вид до прибытия Джеймса Кука в 1778 году. После этого начался их долгое увядание до тех пор, пока в 1952 не осталось всего тридцать особей. Причины такого спада в популяции довольно типичны – завезённые европейцами мангусты, свиньи и коты, весьма успешно подорвали их, сложившийся в течении сотен тысяч лет образ жизни на островах практически без хищников. Вместо долгой ко-эволюции, гавайским гусям пришлось адаптироваться к занесённым на Гавайи угрозам в течении десятилетий, чего, увы, оказалось недостаточно. Благодаря усилиям английских биологов, нене был спасён и отодвинут от той черты, за которой начинается вымирание. Но он по-прежнему считается самым редким гусем в мире. Гусей, несмотря на знаки, мы не встретили, что, возможно, не так уже плохо. Чем реже они будут встречаться с человеком, тем лучше для восстановления их, потрёпанной за последнюю сотню лет, популяции.

В конце концов, серпантин привёл нас на вершину спящего вулкана Халеакала. Теперь вокруг был марсианский пейзаж, в котором преобладали многочисленные оттенки красного – от нежной охры и до почти бурого. На горизонте было море облаков, из-под которого виднелся пик вулкана на другом гавайском острове, который называют Большим, Биг Айлэнд, ввиду его размеров. Это довольно странное, почти сюрреальное зрелище – облака, как белый океан, омывающий Халеакалу и вулкан соседнего острова, торчащий из него словно утёс. Из растительности тут можно увидеть только диковинное, под стать окружающей среде, растение Сильверсворд, серебряный меч, формы которого настолько нетипичны, что спонтанно начинают вспоминаться фантастические миры Клиффорда Саймака и Роберта Шекли. Его редкие кусты раскиданы по кратеру там и сям и при этом данный вид больше не встречается нигде в мире, будучи эндемиком только кратера Халеакала на Мауи.  Его жизненный цикл также не похож на то, что обычно встречается в ботанике – растение это, как лосось на нересте, умирает после того как семена следующего поколения созрели на его потусторонне выглядящих стеблях. Сильверсворд охраняется государством на федеральном уровне и Национальный Парк Халеакала вокруг кратера вулкана был создан в том числе и для его сохранения.

Собственно, самих кратеров на Халеакале три. Они, в свою очередь, подобно русской матрёшке, вложены в огромную полость, которую тоже можно считать кратером. Эта полость, как исполинское, разбитое с одной стороны блюдце с высокими краями, откуда открывается вид как на океан, так и на кратеры внизу. Отсюда же, надо полагать, отлично просматривается небо, потому что тут же расположена крупная астрономическая обсерватория. С края блюдца вниз ведут несколько тропинок, которые извиваются белым серпантином на охре пока не исчезают в одном из проёмов, там, где блюдце разбито. Оттуда, говорят, можно пешком выйти к тропической сельве и пройти через неё до самой Ханы. Мы с сыном сделали трек в пять километров вниз и обратно. Вернувшись и отдышавшись – кислород тут, ввиду высоты над уровнем моря, довольно разряжен – мы взгромоздились на валуны застывшей лавы и долго смотрели на кратеры и перину облаков вокруг. Вершина Халеакалы, вне всякого сомнения, отличное место для медитаций и пополнения оскудевших запасов творческого вдохновения для художников и поэтов. В этом смысле Гавайи совершенно удивительное место. Пляжное ничегонеделанье с коктейлем в руке здесь можно совместить с почти что религиозным опытом, если потратить пару часов и оказаться на макушке спящего вулкана.

Жалобы на рай

Оставив детей в бассейне при гостинице, мы с женой поехали в гастроном прикупить снеди к ужину. Я пошерудил настройки в просторном, как джакузи, седане из «Херца»[3] и попал на выпуск местных новостей, после которых сразу же началось скучное интервью с депутатом местного парламента. Послушав несколько секунд о насущных вопросах местного самоуправления на Мауи, я стал листать частоты дальше, как вдруг жена, почти также строго, как и дикторша с выпуска новостей, сказала мне, не отрывая взгляда от дороги:

— Поставь обратно!

Я недоумённо посмотрел на неё. С чего это вдруг её стали интересовать лицензии на строительство торговых помещений и интрига вокруг них тут, на Гавайях? Она, словно почувствовав мой озадаченный взгляд, все также строго добавила:

— Они говорили о муниципальном бюджете.

Я скривил губы в ухмылке.  Бухгалтера остаются бухгалтерами даже в отпуске.

Мы дослушали интервью, и я переключил канал. Салон наполнило гавайское рэгги. Надо сказать, что гавайская музыка плотно связана с таким инструментом как укулеле (также известный как гавайская гитара). Но гавайская поп музыка, та, что льётся из множества местных радиостанций, это исключительно рэгги, в котором укулеле не особо расслышишь. Ещё одна особенность этого жанра заключается в том, что в рэгги лирике совершенно нет разнообразия – всё, абсолютно всё, про любовь. Это забавное обстоятельство, в принципе, совершенно не раздражает, а даже наоборот – веселит и создаёт хорошее настроение. Мысли о любви, должно быть, абсолютно естественно приходят на ум в виде стихов местным поэтам тут, на островах, чья близость к мифическому раю, так, как его обычно описывают, выглядит максимальной.

Мы затарились в Safeway. Отличный калифорнийский шардоне был на распродаже, равно как и минеральная вода с донельзя гавайским названием «Алоха». Дети после бассейна закусили как следует и, с наступлением, сумерек, мы вышли на наш уже ставший традиционным променад вдоль главной кихейской улицы, идущей вдоль бесконечного пляжа с пальмами. Под ногами, совершенно не боясь человека, постоянно путались ящерицы и довольно крупные местные куропатки. Закат на Мауи, если это ещё не отдельный жанр для живописцев и фотографов, должен обязательно стать таковым. В моменты такого заката руки сами тянуться к фотокамере в айфоне (у живописцев, надо полагать, к кистям и мольберту). Дети хотели мороженого. Мы дошли до одной из многочисленных точек где его продавали и пока жена покупала лакомство детям, я с удивлением понял, что такая циничная поговорка как «продавать снег эскимосам» отлично находит своё коммерческое воплощение на Мауи в виде странного продукта, именуемого shave ice. Продукт этот состоит из специально накрученного аппаратом для этих целей льда и пропитанного разноцветным сиропом. Выглядит он интригующе и в первую очередь для детей, но, по сути, это просто лёд, политый сиропом, однако продающийся по цене мороженого.  Страшно даже подумать какая маржа у этого незамысловатого и, судя по очереди, весьма успешного продукта.

Рядом с забегаловкой, где торгуют мороженым, были расположены многочисленные точки общепита и, как это ни странно, салон таттуажа. Ожидая семью, я изучал сюжеты, которые можно нанести на своё тело – кожу можно было украсить волнами, цветами, пальмами, ананасами, самыми разнообразными морскими гадами, от акул-молотов до крабов и, конечно же, дизайном с женскими телами разной степени оголённости. Татуировки тут, на Гавайях, должно быть также естественны, как и песни о любви – здесь почти всегда приходится быть в купальных трусах и майке и демонстрировать таттуаж окружающим не составляет труда. Это довольно сильно отличается от времён моего детства в Кыргызстане, где татуировки, практически всегда одного цвета и без всякой жизнерадостности, были мрачным свидетельством того, что их обладатель провёл время в «местах не столь отдалённых», как принято выражаться. На окне салона была яркая вывеска во все цвета радуги со страстным призывом «Сделай татуировку – сделай Мауи красивым!»[4]. Я усмехнулся. Как быстро всё-таки может поменяться смысл такого явления как таттуаж при перемещении по пространству-времени! То, что раньше служило косвенным доказательством непростой страницы биографии, теперь призвано украшать и без того ненаглядный в своей красоте гавайский остров.

По дороге обратно мы зашли в магазин местной гавайской сети с «азбучным» названием ABC Stores. В нём торгуют в основном сувенирами и небольшим количеством бакалеи. Как и в каждом магазине, что-то было на распродаже. Я указал жене на кулер с молоком.

— Смотри, молоко на распродаже.

Цена за галлон молока сегодня тут была на два доллара дешевле обычной и точно совпадала с ценой того калифорнийского шардоне, что мы купили ранее. Несмотря на скидку, я начал ворчать по поводу цен на молоко здесь, на Мауи. Возможно, это возраст. Еще несколько лет назад я бы даже не обратил внимание на этот странный факт. Моя жена, человек выросший в Сибири и переживший там же коллапс Советской империи и стресс гайдаровских реформ, пристально посмотрела на меня и, строго, словно судья выносящий вердикт, сказала:

— Не надо жаловаться на рай в котором цены на молоко и вино одинаковы!

Я остолбенел на несколько мгновений и тут же залился громким хохотом. Она тоже улыбнулась. «Алоха!», весело сказала девочка на кассе. Я вышел на улицу. В сгустившихся сумерках величаво темнели силуэты пальм. Невдалеке слышался лёгкий шум прибоя. Бокал белого вина был бы сейчас весьма кстати.

Фотографии автора

© Анвар Амангулов, 2019