Легенды о киргизских наигрышах

Бытует немало легенд о киргизских наигрышах, кюю. Каждая мелодия кюю была сымпровизирована, подхвачена и передана из поколения в поколение, донося до нас музыкальное повествование о той или иной жизненной ситуации в далеком прошлом. Здесь представлены три истории – три легенды

Публикуется по книге: Т.И.Курманалиев. Любви негромкие слова. – Б., Илим: 2002. – 112 с.
ISBN 5-8355-1253-8
К 93

Бытует немало легенд о киргизских наигрышах, кюю. Каждая мелодия кюю была сымпровизирована, подхвачена и передана из поколения в поколение, донося до нас музыкальное повествование о той или иной жизненной ситуации в далеком прошлом.

    Кетбука

Знаменит и славен род, которым правит Кетбука. Славен он своим числом и богатством, тучными стадами овец и многочисленностью табунов необъезженных лошадей. Славен этот род и зелеными горными пастбищами и просторными долинами, где растет и пшеница, и овес. Он славен и тем, что нигде нет таких быстрых скакунов и зорких беркутов — утеха и отрада страстного охотника Кетбуки и его джигитов.

Но известен, увы, только одним — жестокостью правителя рода.

Не любил Кетбука плохих вестей. Он, окруженный блюдолизами и восхвалителями, упиваясь каждодневными любовными утехами, наслаждаясь щедрым достарханом, где было все, что радовало ненасытный желудок бая — от мяса и восточных сладостей до лучшего хмельного просяного бозо и не менее пьянящего кумыса, — не знал горьких ударов судьбы, отвык от мысли, что где-то есть голод и страданье, нищета и смерть. Только он мог позволить себе приготовить тот особый плов для многочисленных гостей, приехавших поздравить грозного бая с рождением наследника — сына. А тот плов был приготовлен на жиру, добытому только из жира мелких костей копыт множества овец, заколотых по этому случаю.

На памяти членов рода было три-четыре случая расправы с незадачливыми вестниками, принесшими скорбные вести. Кетбука велел: одного — сбросить с высокой скалы, другому — залить глотку расплавленным свинцом, третьему — отрезать язык и замуровать заживо в пещере. Теперь все дурные вести обходили стороной Кетбуку, а он продолжал развратничать и жить в свое удовольствие.

Странная болезнь однажды унесла жизнь единственного сына — наследника, продолжателя рода Кетбуки. Весть об этом, как вихрь, донеслась до охотничьего стана Кетбуки, где он пировал, похваляясь своими трофеями, и оборвалась у самых ушей грозного владыки. Никто не хотел умирать в жестоких муках. Не нашлось смельчака, который бы сообщил эту страшную весть отцу. А по обычаю народа — такого рода вести должны быть сообщены незамедлительно!

Прошло три дня, а тело покойника не предано земле. Грех. Большой грех!

Приближенные Кетбуки долго ломали голову, ища выход. Наконец заговорил знаменитый акын, о котором гремела слава от китайского Кашгара до Атбашей, и от Нарына до казахского Каскелена.

— Я стар, дети мои! — тихо молвил он, поглаживая свою седую бороду. — Может, мне удастся сообщить эту скорбную весть и отвести от себя жало гнева Кетбуки!

С этими словами почтенный акын, взяв в руки видавший виды комуз, направился к шатру беспощадного повелителя.

Старый акын невольно поежился, как только полог шатра закрылся за ним, увидев всех сидящих вокруг Кетбуки льстецов и блюдолизов в свете большого пылающего костра. «Может мне суждено сгореть именно в нем», — подумал старик, молча усаживаясь поудобнее на отведенное ему место под одобрительные крики сотрапезников.

Наконец все притихли. Акын легко и привычно тронул струны своего комуза.

Как странно играет комуз! Его звуки все глубже и глубже западают в душу, доходя до самого сердца! Эта мелодия, которую доселе никто не слышал, может свести с ума своей тоской и безысходным горем! Что же говорит комуз? О чем он так рыдает, кого он оплакивает?

Горе затопило всех присутствующих. Страх заполнил того, кто сам заставлял трепетать и терять рассудок от страха! Все, побледнев, привстали с места, а лицо Кетбуки, откинувшегося на гору атласных подушек, медленно наливалось кровью.

— Довольно, я все слышал и понял! — взревел хан, в гневе разметав все вокруг.— И прежде, чем я начну молиться за упокой души моего единственного наследника, — твоя душа встретится с Аллахом, а твое бренное тело будет дотлевать в этом костре!

И Кетбука трижды хлопнул в ладоши, призывая своих телохранителей.

— Кетбука! — молвил грустно и спокойно старый аксакал. — Ты хан и слово твое одно: разве я вымолвил хоть одно слово, с тех пор как вошел к тебе в шатер? Сообщил ли мой язык тебе горестную весть? Может мой голос вторил словам моего комуза? Вот он — вестник печали. Накажи его, если ты справедлив, а душа твоя жаждет жертвы! — С этими словами старик протянул свой инструмент — друга и верного спутника в бесконечных скитаниях акына-импровизатора.

Глухо стукнулась дека комуза о головешки, разбросав во все стороны искры. В последний раз, брошенный в костер сильной рукою бая, комуз издал жалобные звуки своими лопнувшими от огня тремя струнами и ярко вспыхнул, чтобы сгорев, сохранить жизнь своему хозяину...

Наигрыш — кюю под названием «Кетбука» был бережно донесен до наших дней, и мы, благодарные потомки, восхищаемся сейчас этой импровизацией, давно ставшей народной классикой.

1996 г., «Эхо науки» № 2, Известия НАН КР

    Поединок

Есть немало преданий о том, как комуз решал исход той или иной межродовой войны...

Никто не помнит, почему род Бугу ополчился на своих соседей. Может быть оттого, что род Бугу считал себя главным из всех киргизских родов, а в последнее время девушки из Солто гордо отвергали их притя¬зания.

Словом, в один из летних дней большое войско Бугу, оставив семьи и жилища на берегу Иссык-Куля, двинулось .в сторону долин и пастбищ рода Солто.

«Узун кулак» далеко опередил бряцающих оружием. И Солто, в свою очередь, стали готовиться к отпору.

Во главе войск Бугу стоял молодой родоначальник Соно. Он отличался от всех своих предшественников большим умом и любознательностью, искусством играть в шахматы и на комузе, слагать песни и управлять домом. Советниками Соно были не какие-нибудь жалкие льстецы, а опытные ученые мужи, знания и достоинства которых стали предметом песен и сказаний в народе.

Для рода Солто это было нелегкое время: недавно скончался родоначальник, оставив после себя малолетнего наследника и красавицу-дочь.

Айсулу была не только красавица! Природа наградила ее таким умом, что советники покойного отца только диву давались. Так и случилось, что, вопреки строгим законам шариата, девушка стала управлять родом, пока ее несмышленый братец — будущий правитель — играл со сверстниками в альчики.

И вот посреди зеленой долины встретились два войска. Встретились на расстоянии брошенного камня и замерли друг перед другом. Между враждующими носился на своем возбужденном жеребце Соно. Его грудь была закована в стальную сетку, а сабля сверкала драгоценными камнями,

«Где же военачальник от Солто? Почему он нарушает традиции?» — думали воины рода Бугу.

Вдруг в стане Солто послышались возгласы: «Дорогу повелительнице!» Воины расступились и пропустили... девушку.

Соно опешил. Перед ним вместо грозного воина стояла грустная красавица в лисьем тебетее, на верхушке которого колыхались, короткие нежные перья филина — знак непорочности и юности. Длинное, все в оборках белое платье скрывало от мужских глаз не только белоснежную шею, но и красные сапожки, и пальцы рук. Тонкий стан ее охватывала малиновая душегрейка, лишенная какого-либо украшения.

Подойдя к храпевшему коню, девушка легко схватила егo под уздцы.

— Мир и почет тебе, славный воин Соно! Позволь, нарушив все обычаи шариата, задать вопрос: настолько ли тебя обидел мой род, чтобы идти на него войной? Настолько ли обида глубока, чтобы проливать кровь своих братьев? Молва гласит, что ты не только силен, но и мудр. И если твоя мудрость действительно велика, не согласишься ли ты поговорить спокойно с женщиной, которой суждено временно править своим родом и которой не место впереди своих воинов?

Советники Бугу от удивления ударили себя по щекам и закивали головой из стороны в сторону в знак одобрения.

Оторопевший Соно невольно спешился, не отрывая своего восхищенного взора от зардевшейся и потупившей взгляд Айсулу.

Вмиг была установлена походная шелко¬вая палатка. В ней разместились Соно со своими советниками и старейшины из рода Солто. Айсулу, по народному обычаю, расположилась у входа.

И тут Соно заявил, что намерен говорить с родоначальником, пусть даже женщиной, как равный с равным. Пока закипал чай (переговоры могли состояться только после традиционного чаепития), обе стороны старались превзойти друг друга в гостеприимстве и угощениях. Соно и Айсулу молчали.

— Говорят, достопочтенный Соно, — заговорила первой Айсулу, что вы весьма искусны играть на комузе. Не откажите нам в удовольствии по достоинству оценить вашу игру и пение!

Появилось несколько инструментов. Выбрав один из них, Соно, как бы нехотя, несколько раз провел пальцами по струнам. Все зашевелились, усаживаясь поудобнее.

Полилась мелодия, которую до сих пор никто не слышал. Все замерли, сознавая, что являются свидетелями импровизации, рождения нового великолепного наигрыша.

Вдруг, оборвав игру в неожиданном месте, Соно резко прикрыл ладонью жалобно застонавшие струны и закрыл глаза. Несколько джигитов, сжимавших в руках свои инструменты и слушавших, стоя у палатки, опрометью кинулись прочь, чтобы уже в кругу воинов воспроизвести только что сыгранное.

Когда стихли возгласы восхищения, один из старейшин рода Солто вдруг предложил: «Шариат требует поединка. Так пусть этим поединком будет «айтыш».

Вокруг одобрительно зашумели. Усевшись поудобнее, Соно ухмыльнулся и с жаром запел, громко аккомпанируя себе на комузе:

Род Солто – вот странный род,
    Женщина в нем верх берет.
    И мужчин их, всем на смех,
    За собой она ведет!
    Вы нарушили адат,
    Осквернили шариат.
    Мы пришли вас проучить
    Жен себе заполучить!

Вокруг палатки уже стояла плотная толпа. То в одном, то в другом лагере раздавались подбадривающие выкрики и взрывы смеха.

Настала очередь Айсулу. С горящими от гнева глазами она запела, глядя прямо в лицо Соно. А надо оказать, что в те времена женщина не могла безнаказанно смотреть в глаза мужчине:

За чванливых кто пойдет
    За неумных выйдет кто?
    Мать, вскормившая тебя,
    Тоже родом из Солто!
    Не труслив мой славный род.
    Вместе с ним возьму я меч.
    Но хочу все ж наперед
    От греха предостеречь: 
    Гром тебя не устрашит. 
    Многих меч твой сокрушит.
    Коль умом не помрачен -
    Совестью ты будешь бит!

Снова запел Соно. Но все чувствовали, что пыл, с которым он вступил в айтыш, угасает, и ему все труднее отвечать на вопросы Айсулу. Наконец, она так допекла своей иронией и искусством, что Соно перешел к наигрышу, мелодия которого становилась все .понятнее и понятнее. В ней были чувства, которые доходили до каждого. Теперь уже воины Солто и Бугу стояли плотной стеной у палатки и так перемешались, что различить два лагеря было уже невозможно.

Айсулу сидела, потупив очи. Комуз рассказывал ей о безмятежной жизни Соно, о его увлечениях науками и игрой на комузе. И вдруг послышались грозные звуки военных сборов. Идут войска. Перевалили через хребет и спустились в долину. Но что это?

Навстречу выходит девушка, та, о которой он мечтал всю жизнь. И вот он должен воевать с ее родом, с ней самой. Но разве может мужчина воевать с ее родом, с ней самой. Но разве может мужчина воевать с женщиной? Где выход? Он даже уже не помнит, почему собрался в поход...

Мелодия звенела. Комуз пел о любви. Умолял. Люди, затаив дыхание, слушали и понимали, что вот сейчас решается исход битвы, а незатейливый наигрыш свидетельствует о том, что полководец Соно истек кровью, умоляя о пощаде.

Вдруг, оборвав игру, глава рода Бугу медленно отложил в сторону комуз и закрыл лицо ладонями.

Айсулу, смахнув слезу краем длинного рукава, склонив голову, тихо промолвила:

— Я согласна!..

Все возликовали. Как воины Бугу, так и воины Солто радостно подхватили кем-то брошенную фразу:

— Побежден! Бугу побежден!

С тех пор этот наигрыш, дошедший донас через многие годы, носит название «Сьгнган Бугу» — «Побежденный Бугу».

1968 г., "Литературный Киргизстан" № 3

    Верблюжонок

Радостная весть облетела аилы: «У знаменитого охотника Ороза наконец-то родился сын!».

Не прошло и трех дней, как в старую юрту мергенчи стали прибывать со всех сторон родственники, друзья и знакомые. Возле юрты в двух огромных котлах варилось нежное мясо архаров, обильное угощение перед тем, как собравшиеся дадут имя новорожденному. Пока, по старому обычаю, все называли его верблюжонком.

Ороз сидел со счастливым лицом и слушал новости, которые привезли гости.

— Пусть ремни люльки будут прочными!— с таким традиционным пожеланием входил в переполненную юрту каждый вновь прибывший. — Как здоровье верблюжонка?

— Слава богу, все идет хорошо! — следовал ответ счастливого отца. Внесли дымящееся мясо. Много мяса. Сотворив краткую благодарственную молитву, гости дружно взялись за ножи. Говор умолк. Лишь изредка слышались отдельные реплики, восхваляющие искусство тех, кто варил еду.

В самый разгар трапезы кто-то из домочадцев вызвал из юрты хозяина. Мергенчи отсутствовал долго и возвратился, когда гости уже мыли руки. Все стали благодарить Ороза за угощение. Охотник отвечал короткими поклонами, прижимая правую руку к сердцу.

Появился чай и широкая скатерть с хлебом и сладостями.

— Пейте, угощайтесь, — говорил Ороз. А сам, взяв и настроив комуз, начал тихо наигрывать какую-то мелодию.

Сначала в ней трудно было что-либо уловить, хотя она рассказывала о простых, понятных каждому вещах: как хорошо иметь наследника, которому можно передать науку метко стрелять, выходить победителем с коварным злым хищником. Как долго он, знаменитый мерген Ороз, ждал и надеялся!!! Но судьбе было угодно, чтобы родились три дочери. И вот — о, радость! — родился сын. Будет теперь, кого научить тому, что знал охотник.

Но вдруг неожиданно тревожно зазвучали струны. Какое отчаяние, какая беда! Богу угодно взять к себе этот маленький, плачущий комочек, верблюжонка, который должен был бы стать джигитом, охотником, кормильцем! И вот нет его... Горе! По обычаям Ороз даже не может рассказать сейчас гостям о своем горе... Он не имеет права нарушить закон гостеприимства, пусть даже расколется небо или хлынет по земле ужасный потоп...

Комуз стонал. Гости тихо, один за другим покидали юрту. Молча оседлывали своих стреноженных коней и медленно направлялись за ближайший холм.

Там они собрались. Бросив поводья, свесившись с седла, волоча плетки по пыльной земле, вся кавалькада помчалась во весь опор к юрте охотника, плачем и причитаниями возвещая о том, что они несут горькую весть!...

И память людей навсегда сохранила этот печальный наигрыш, известный теперь под названием «Ботой» — «Верблюжонок».

1968 г., "Литературный Киргизстан" № 5

Скачать книгу «Любви негромкие слова»

© Курманалиев Т.И., 2008. Все права защищены
Произведение публикуется с письменного разрешения автора

Также см. статью об авторе «Звезда удачи сына батрака»