Как по маслу

(Рассказ)

Старый деревянный стол стоял посреди двора, над ним словно небольшие светильники нависали тяжелые налившиеся соком виноградные гроздья. Пятипалые листья плотно застилали небо, сплетенные лозы образовывали кокон, двор напоминал просторную беседку – типичную для дачного хозяйства “Гроздь”. За столом сидели трое – две женщины и мужчина.

– Cразу как заберешь машину, скажи Оле, чтобы она смазала ее сливочным маслом, – разливая по чашкам чай, сказала белокурая женщина в цветастом сарафане.

– А с бубном прыгать не надо? – отхлебнув из чашки горячего напитка, спросил мужчина.

– Очень смешно! – ответила ему женщина и поджала нижнюю губу.

Над столом повисла тишина, изредка ее прерывал лай соседской собаки и детские крики с речки. День наступил рано, солнце пыталось пробиться сквозь гущу зелени во двор, осы хищно кружили вокруг спелого винограда. Мужчина взял мухобойку и чуть приподнявшись над столом помахал ею возле черной грозди.

— Надо снимать, сожрут паразиты, – сказал мужчина в сторону белокурой женщины.

— Так сними, сейчас чашку принесу, – ответила ему женщина постарше с крашеными в красный цвет волосами и вышла из-за стола. – Секатор лежит в розах, – повысила голос, входя в дом.

— Кто оставляет секатор в розах? – раздраженно буркнул мужчина и впился губами в собственный палец.

— Потому что надо было наклониться и снизу секатор взять, а не лезть лапами сверху, – отчитала его вернувшаяся из дома женщина.

— Хотел Аньке розу срезать, чтобы не дулась.

— Миша, тебе сорок лет, когда ты повзрослеешь? – вздохнула женщина с чашкой. – Ань, забери уже у него розу, ты видишь, как кровь хлещет!

— Это его бог наказал за то, что вечно делает из меня дуру!

— Начинается! – выдохнул мужчина и положил на стол окровавленный цветок.

— Ты, Ань, вечно как скажешь! Я вот тоже, например, не поняла зачем машину маслом мазать.

— Ну не поняла и не поняла, отстань уже! Всю жизнь хочешь вам как лучше, а только зря!

В щель приоткрытой калитки протиснулось тощее тело мужчины в шортах и сандалиях. В руках мужчины была небольшая плетеная корзинка, в зубах сигарета.

— Галь, яйца не нужны? Два ведра стоят, по-соседски отдам!

— Иди с нами чай пить! – махнула рукой соседу красноволосая женщина.

Мужчина вошел во двор, протянул руку Михаилу и тут же ее одернул.

— Бензопила? – хихикнул, глядя на окровавленные пальцы.

— Ага, – зло ответил Михаил.

— Да задолбался я уже с этим хозяйством, – внезапно затараторил сосед. – Что в дом не притащи, размножается как очумелое! Вот сын котика взял – болезный, ободранный котик, думали, сдохнет. Угу! Оказалось – кошка. Каждые три месяца теперь по ведру котят. Да крупные, толстые!

— Ну с кошками это всегда так, – улыбнулась Галина.

— И куда вы потом этот выводок деваете? – с напряжением спросила Анна.

— Аня, речка за огородами! – снова приложив палец к губе оживился Михаил.

— Миш, не поверишь, ни одного не утопил. Не хочу грех на душу брать. Ходим по соседям, по знакомым – раздаем.

Над розеткой с прошлогодним вареньем зажужжала пчела, все молча уставились на нее.

— Ты попробуй варенье, Вась, – предложила Галина.

Василий послушно взял ложку и несколько раз зачерпнул ею клейкую темную массу.

— Вам пора собирать смородину, она к нам прямо через забор лезет, ветки на земле уже лежат.

— На нашей стороне она, вроде, еще не готова, – заметила Аня.

— Вот я и говорю, это только у нас двор такой. Собаку на помойке подобрали, лапы нет, на глазу бельмо, будку ей сбил, она пятерых щенков народила, сама теперь с корову ростом, люди боятся проходить у калитки. Куры несутся, козленок у старой козы откуда ни возьмись, ежиха в погреб пришла, утки как лошади! А за всем ухаживать надо! Ни секунды покоя, на кой черт мне такая дача сдалась! Весь год я тут!

— Ой, Василий, не гневи бога! Ты знаешь, что в наш поселок лет сорок назад приезжал монах? – шепотом спросила Галина.

— И че он приезжал?

— Ладони положить на больную.

— Только не съезжай на свою тему, я тебя умоляю! – закатив глаза, попросил Михаил.

— Ну-ну? – не обращая внимания на возглас Михаила, Василий пододвинулся ближе к Галине.

— Что “ну”? Больная встала, а земля здешняя с тех пор святая и плодоносит. Это всем известно!

— Галя, плодоносит, да не у всех, это мама еще говорила. В одном дворе плюнь косточку и сад цветет, в другом хоть с утра до вечера горбаться, все без толку, – важно сказала Аня и пошла заваривать свежий чай.

— А что Валентина Андреевна? Где она сейчас? – придвинувшись еще ближе к Галине, поинтересовался Василий. – В поселке говорят, вы ее в интернат сдали?

— Дурак!  – выкрикнула из дома Аня и выбежала во двор босиком. – Кто такие сплетни про нас плетет?

— Ань, ты не обижайся, я за сколько купил, за столько и продаю, – Василий виновато втянул голову в плечи и чуть подвинулся к выходу. – От мужиков на рыбалке слышал, что видели они теть Валю в городе, подошли поздороваться, а она смотрит сквозь них, в тряпку рваную кутается и мол с нею баба какая-то рядом, взяла ее за руку и повела. Дескать, это такая прогулка в интернате, водят стариков в парк, чтобы развеять.

— И ты, конечно, поверил? Да, Вась? – в глазах Анны застыли слезы, щеки покрылись пятнами.

— Что ты кричишь на человека? – сквозь зубы процедила Галина и, схватив оставленный братом секатор, с остервенением стала срезать виноградные гроздья.

— Девчонки, я же просто так спросил. Не чужие все-таки, сколько уж лет соседи. А если и интернат – что такого? Японцы вон своих стариков вообще на гору уносят…

— Знаешь, Вася, иди-ка ты к черту! – вышел из дома с забинтованным пальцем Михаил.

— Так возьмете яйца-то? – поинтересовался Василий, вставая из-за стола.

— Нет! – хором ответили ему женщины.

Жалобно скрипнула калитка, где-то недалеко зарычала машина, над тазом со срезанным виноградом загудели пчелы.

— Миш, ты как завтра машину купишь, сразу к батюшке поезжай осветить, – глядя на летающих пчел, сказала Галина. – Только в нашем храме батюшку поищи.

— Галя, Оля до сих пор не может забыть, как мы квартиру освещали.

— Ну, хоть что-то помнит твоя Оля! – вступила в разговор Аня. – Я ведь говорила ей, что сорок лет не отмечают, нет, приспичило ей устраивать показуху в ресторане. Думаешь, так просто ты в тот вечер попал в аварию? Хорошо, хоть все живы остались.

— Подожди, а что не так было с квартирой? – оживилась Галина.

— Да ничего особенного. Приехал этот твой батюшка на тонированном гелике, в костюмчике, с чемоданчиком, бородка маслом смазана, волосы уложены – типичный сетевик.

— Миша, ты в каком мире живешь? При чем тут его одежда? – раскраснелась Галина.

— Да ни при чем, Галь. Переоделся он в свою спецовку…

— Ты невыносимый!

— Помахал штукой этой своей, сбрызнул стены, зашел в нашу спальню, говорит, супружеское ложе освещать не буду, неизвестно, что вы на нем практикуете, после святой воды не сможете, а рушить семьи – последнее дело.

— Что серьезно, так и сказал? – оживилась Аня. – Я в шоке!

— Это Оля тебе рассказала? – сузив глаза, спросила Галя.

— Галь, это он мне так по-пацански сказал, понимаешь?

— Миша, я знаю, что ты не любишь церковь, но клеветать на доброго человека – грех.

— Ой, Галя, ты мне еще вот это вот все сейчас давай начни! Некому мораль читать? Младший брат сгодится?

— Мишка! – одернула его Аня.

В саду тонким голосом запела птица. Галя, задрав голову, ушла в дом. Аня как в детстве дернулась было вслед за сестрой, но на пороге остановилась. Рядом с крыльцом промелькнуло что-то серое.

— Миша! Это была мышь! – почти взвизгнула Аня.

— И что? – безучастно спросил ее брат.

— Она же погрызет здесь все!

— На здоровье!

— Нужно взять у Васи кота.

— Аня, нам не нужен кот. Нам нужно продать эту дачу.

Аня вернулась к столу, подошла к тазу с виноградом и набросилась на черную ягоду, ела она жадно, давясь соком – будто впрок. Миша смотрел на сестру почти с отвращением и почему-то вспоминал ее мужа, то, как в последний раз этот беспардонный тип в очередной раз устроил на даче шашлыки и ничего за собой не убрал, и когда через неделю на дачу приехала семья Миши, ему пришлось отмывать за свояком шампуры и решетки для мяса и это было унизительно и обидно, он тогда едва сдержался, чтобы не сорваться в город и не бросить в морду этому самодовольному нахалу его грязную посуду.

– Ты бы хоть помыла-то виноград! – зачем-то сказал вслух Миша.

– Больше грязи – шире морда. Вроде твоя фраза, – ответила ему сестра.

– Это у одних морда, а у других неделю понос. Помнишь?

– Не, тогда были зеленые яблоки, – засмеялась Аня и перестала казаться противной. И двор будто стал шире и солнечней и золотые кудряшки на висках сестры стали легче и прозрачнее. Миша зажмурился и почувствовал на плечах тяжесть, снова младшая сестра висела у него за спиной и смеялась в ухо, и снова они – черти-разбойники прятались в малиннике от Гали, а она искала их, чтобы вместе собирать смородину. Из кухни пахло оладьями и вишневым вареньем и лето было бесконечным, а детство бескрайним.

– И что вы думаете делать с виноградом? – бесшумно вернулась из дома Галя. Она всегда обижалась демонстративно и громко, но на долго ее обиды не хватало и, походив из угла в угол, она возвращалась к обидчикам будто ничего не случилось.

– Я думаю, его можно просто съесть! – сказала Аня.

– Тонну винограда? – вздохнула Галя.

– Ну, Мишкины мальчишки приедут, помогут, – махнула рукой Аня.

– Мальчишки не приедут. У Андрея стажировка, Сашка в лагере, – повысил голос Миша. – Вы делаете вид или правда забыли – зачем мы здесь? За домом надо ухаживать, фундамент отсырел, крышу надо перекрывать, тут работы завались. Не делайте вид, что только я хочу продать эту дачу.

– Мама делала хорошее вино, – не обращая внимания на слова брата, сказала Галя. – Может там в подвале осталась хоть бутылка?

Миша, медленно вышел из-за стола и, часто дыша, пошел в сторону подвала. В подвале было холодно и страшно. Маленькая лампочка под потолком освещала только ту часть помещения, где хранилась консервация. Большие и маленькие банки с туго закатанными крышками и белыми боками наклеек, где маминым почерком обозначались даты заготовок важно стояли на деревянных полках. Эти широкие полки они делали вместе с отцом целое лето и очень ими гордились, у Миши до сих пор остался шрам на ладони от тяжелого рубанка. Наклейки на банках пожелтели, цифры стерлись, но Миша точно знал – какую банку ни открой, запахнет радостью, обедом, мамой. На нижней полке в углу стояли запыленные пузатые бутылки – их собирали специально по друзьям и соседям, чтобы наполнить густым соком лета – маминым вином.

У холодной стены в паутине стояли две закупоренные бутылки. Миша взял одну из них, стер пыль, попытался прочитать название на этикетке, догадался, что в бутылке когда-то жил отвратительный греческий коньяк, улыбнулся, понес бутылку сестрам.

Разливали виноград по чайным чашкам, пили не чокаясь, молча. Ане хотелось сказать, что пить вот так – плохая примета. Что так пьют только на родине ее Йона и что это совсем неправильная традиция чуждая русским. Ей много всего хотелось сказать, но, посмотрев на брата с сестрой, озвучивать свои мысли она передумала. 

– Как там в подвале мышки поживают? – спросила Галина не то брата, не то пустую бутылку. Ей никто не ответил. Аня откинулась на спинку кресла, прищурила глаза и сквозь ресницы пыталась смотреть на солнце. Она так делала в детстве, когда не знала, чем себя занять. Миша смотрел в свой пустой бокал и думал о мышах, живущих в подвале. Страшилка, рассказанная старшей сестрой, жила в нем почти до окончания школы и не было ужаснее ужаса в его детстве.

Мише в тот день исполнилось семь лет, они приехали на дачу рано утром – счастливые и нарядные, с шоколадно-вафельным тортом из центрального магазина, вместе надували воздушные шары, запускали воздушного змея, катались с папой на лодке, к обеду стали накрывать на стол. Миша пошел с отцом в подвал за банками, которые тогда еще стояли где попало на бетонном полу. Папа долго отрывал заржавевший после весенних дождей навесной замок, рассказывал Мише что-то веселое, а потом дверь в подвал распахнулась и веселье резко закончилось. Прямо за дверью на порожке лежала соседская Люська. Полосатые лапки застыли сомкнутыми, будто в свои последние секунды жизни она молилась, длинный полосатый хвост торчал ровной палкой, из приоткрытого рта виднелся розовый язычок, в глаза было страшно смотреть – они были как у живых. Миша не закричал, не убежал прочь, он сел рядом с Люськой и стал гладить ее по твердой спинке. Мама говорила потом, что забежавшая в подвал кошка умерла с голоду и что во всем виноваты дожди – размыли дороги. Вернись они раньше, Люсю можно было бы спасти. Галя же винила во всем летучих мышей, которых она, якобы, видела в дальнем углу подвала под потолком. “Это они выпили Люсину кровь, потому что у нее были синие глаза. Летучие мыши всегда пьют кровь у тех, у кого синие глаза”, – рассказывала Галя соседским мальчишкам и девчонкам. И почему-то эта версия показалась ребятам единственно правдоподобной. С того дня дачный поселок был разделен на две группы, к одной относились те, кому можно было гулять по ночам без страха, во вторую попадали несчастные синеглазые ребята, которых с наступлением сумерек за каждым углом поджидала стая голодных летучих мышей. Гале с Аней повезло, они унаследовали отцовские карие глаза, Мише повезло меньше – у него был светлый серо-голубой оттенок маминых глаз. Миша очень серьезно отнесся к рассказу старшей сестры и вечерами был осторожен: не ходил в неосвещенных местах, держался старших, а злополучный подвал обходил стороной даже днем. Но в тот осенний день, когда по утрам уже пахло сырыми листьями и вокруг яблони целыми сутками глухо бумкало, к ним в сад пришли несколько ребят играть в прятки. Прятаться было решительно негде, желтый сад был уже жидким, прозрачным и совсем не защищал от глаз. За ящиками, стоявшими у железной кровати под грушей, Миша прятался уже дважды, на орешник влез Коля, девчонки побежали к бочке с водой, Игорь угрожающе заканчивал свою считалочку: “Кто не спрятался, я не виноват!” На последней ноте предупреждения, Миша влетел в подвал и замер. Дверь подвала захлопнулась за Мишей почти без звука, густая темнота схватила за горло, коленки подогнулись, Миша почувствовал себя большим тяжелым мешком и осел под собственной тяжестью на каменные ступени. В мире не осталось звуков кроме стука молоточков в висках и горле, не осталось цветов и звуков, не осталось ничего кроме страха. Миша боялся дышать, боялся двигаться, он знал, что летучие мыши не дремлют и стоит ему лишь шелохнуться или сглотнуть слюну, они тут же вонзятся своими острыми клыками в его тонкую шею и выпьют всю его кровь. Он не знал сколько времени длилась эта пытка, он не помнил, кто открыл в подвал дверь, но он никогда не забудет то чувство стыда, что испытал, когда к нему бросились ребята. Под его ногами, на широкой каменной ступени чернела лужа. “Я же говорила вам, что он здесь!” – кричала с верхних ступенек Галя.

— Мы не должны были ее туда сдавать! – обняв пустую бутылку, сдавленным голосом произнесла Галя.

Миша занес над собой чашку с вином, и она со звоном разлетелась по двору, отскочив от каменного фундамента.

— Ты же первая это предложила! – выкрикнул Михаил.

— Я предложила, а вы двое чистенькие? И ни при чем? – повысила голос Галина.

— Перестаньте орать, соседи вокруг! – сквозь зубы процедила 

Анна. – У нас не было другого выхода. Она была не в себе. В пансионе уход, врачи.

— Прямо так и вижу твоего лысого барана. «Врачьи!» – ломая язык, скорчил гримасу Михаил.

— Здесь-то что тебе Йон сделал? – забыв о соседях, выкрикнула Анна.

— Как обезьяна повторяешь за ним, – ответил Михаил.

— Как попугай, – поправила брата Галина.

— Спасибо сказали бы! Если бы не связи Йона, кто бы взял ее в этот пансион бесплатно? Сидели бы вы тут такие умные, пока она говном стены мажет!

Галина отодвинула от себя чашку и откинулась на спинку плетеного кресла. Чашка блестела под пробившимся сквозь зелень тонким лучом солнца. Луч рисовал на чашке маленькое солнце. Галя вспомнила как однажды они с мамой вернулись из магазина, а маленькая Анька, оставшись дома с папой, улучила момент и все содержимое своего горшка размазала по стене в детской и мама запретила ее за это ругать, сказала, что их Анечка будет художником.

— Вы думаете ничего нельзя сделать? – глядя на солнце в чашке, почти шепотом спросила Галя. – Как мы не заметили, что она сходит с ума?

— Сколько можно об этом говорить! – выдохнул Миша.

— Если бы тогда после смерти папы мы остались с ней на все сорок дней как она просила, возможно, все было бы иначе, – продолжала Галина разговор с солнцем.

— Галь, у меня с Йоном только все начиналось, я должна была поехать с ним!

— Ну да, у него же заболел отец! Он, кстати, не сдал его еще? У них же это, вроде, как принято? – Миша покопался в шкафах на веранде и нашел спрятанную там сто лет назад пачку сигарет.

— Ты же с рождения Андрея не курил! – ответила ему Аня. – Дай мне тоже.

— На самом деле, Миша, c мамой тогда должен был остаться ты! Ты ее любимчик, – заерзав в кресле, заметила Галя.

— Галя, у нас тогда все было запланировано за полгода вперед! Я обещал Оле совместный отпуск пять лет! Если ты помнишь, у нас даже медового месяца не было – дети, родители, работа. Господи, кому я рассказываю! Что ты об этом знаешь!

— Миша! – прикрикнула на него Аня.

— Ань, ну реально, Галя должна была остаться тут с мамой! У нее никого нет, это же она у нас вся такая про вторую щеку! – Миша с удовольствием выпускал дым через нос и радовался забытой горечи в горле.

— Миша, я не могла! Это не наша традиция! Это нечестно строить из себя всю жизнь русскую, а после смерти мужа вдруг вспомнить о своем еврействе и заставлять всех жить по чуждым им законам! – Галина достала из кармана носовой платок и громко высморкалась.

— Она никогда не забывала о еврействе, просто с русскими фамилиями в союзе легче жилось,  – задумчиво произнесла Аня.

— Да что ты помнишь о союзе? Как обезьяны повторяете одну заученную песню, –  встала из-за стола Галя.

— Как попугаи, – поправил ее Миша.

— Хорошие сигареты! Крепкие! – заметила Аня, когда Галина скрылась в саду.

— Надо будет дать объявление в газету, – сквозь дым сказал Миша.

— Может лучше сразу в агентство обратиться? Мы c Йоном свою квартиру через агентство через неделю нашли.

— Мне кажется, Галя не хочет продавать дачу. Она же у нас как бы без жилья, – Миша закашлялся.

— Ты хочешь, чтобы родительский дом отошел каким-нибудь ее сестрам во Христе? – Аня подошла к Мише и постучала его по спине.

— Отец хорошо строил! – прокашлявшись, сказал Миша.

— Скучаю по нему! – шепотом ответила Аня.

— Там яблоню надо спилить, кажется, она высохла, – вернувшись из сада, сказала Галя.

— Ты что, не знаешь, что пока живы родители деревья пилить нельзя? – Аня налила себе в чашку холодного чая.

— А у нас кто-то еще жив? – ответила ей сестра.

— Типун тебе на язык, ненормальная! – глядя на брата, ответила Аня.

— Кстати, кто в этом месяце поедет навестить мать? – вклинился в перестрелку Михаил.

— Я была в прошлом, и она меня не узнала, – ответила Галина.

— Хорошо, мы с Йоном съездим, но тогда вы давайте на кладбище к папе. Там еще в прошлый раз было не пройти.

— Честное слово, я своим детям скажу, чтобы они ко мне на кладбище вообще не приходили, – вздохнул Миша.

— Это по-еврейски, – сказала Галя.

— С чего ты взяла? – спросила ее Аня.

— Я слышала, что у них так принято.

— Четкие ребята, – засмеялся Михаил и отошел от стола с телефоном. Галя с Аней сидели друг против друга и натужно молчали. Две стареющие девочки с одинаково прямыми носами, красивыми кофейного оттенка глазами и одинаково опущенными уголками губ, еще вчера державшиеся за руки и заплетающие косички общим куклам, сегодня не могли придумать темы для разговора. Хотелось выйти из этого вязкого удушья на воздух.

— Девчонки, меня тут Ольга бомбит эсэмэсками, может, пораньше уедем? – спас их брат.

— Завезешь меня в церковь? – обрадовалась Галя и побежала в дом за вещами, пока Аня начала убирать со стола.

В доме пахло сыростью и воском свечей. Белая стена прихожей потемнела и покрылась солончаком, круглые вязаные коврики кое-где потертые и полинялые были влажными. Галя прошла по ним на цыпочках, чтобы не запачкать белые носки, взяла свою сумочку, положила в нее мамины рубиновые бусы, прикрыла белую занавеску на окне, чтобы если кто залезет во двор не таращился в чужую жизнь, остановилась у портрета на стене, внимательно вгляделась в счастливые лица двоих взрослых и троих детей и перекрестилась. Плотно закрыла за собой дверь веранды, дважды провернула ключ.

— Что ты там говорила про сливочное масло? – услышала вопрос Миши к Ане.

— Крышу новой машины смазывают сливочным маслом на удачу, чтобы все как по маслу было! – смеясь, ответила Аня.

© Диана Светличная, 2020