Дед Макарыч, Анфиса и пёс Дозор

Грустный рассказ о старости, о том, что наши старики никому не нужны… Посвящается пенсионерам тяжелых девяностых годов. Из сборника "Госпожа чужбина", готовящегося к печати

                                                                                       Пенсионерам тяжёлых девяностых посвящается…

Тёплая майская ночь, на небе висят яркие звёзды и огромная, похожая на большой медный таз круглая луна. Всё ночное небо напоминает одеяло, накинутое на тебя светлым днём, в котором через множество дырок пробивается свет далёких планет и звёзд.

Пёс вновь посмотрел на небо и невольно чуть заскулил.

— Это инстинкт моей собачьей жизни – подумал он и встав на лапы вернулся в уютную, знакомую с детства будку.

Здесь мне всё знакомо. Вот моя подстилка, которую до отказа забили надоедливые блохи, в дальнем углу дует, особенно зимой, поэтому приходится затыкать щель этой видавшей виды подстилкой. А впрочем, будка добротная, у других и такой нет, – подумал пёс укладываясь на ночлег. Но, что там? – насторожился пёс.

Я слышу шорох у времянки, эх, жаль, цепь коротка, мне туда не добежать.

Пёс вновь вылез из будки и стал ловить запахи, доносившиеся с лёгким ветерком со стороны времянки.

— Анфиса, хватит шарахаться! – по-хозяйски гавкнул Дозор в темноту.

Из лунной тени делающей ночь в чёрно-белом изображении показалась Анфиса. Кошка неизвестной породы, или, наверное, вовсе беспородная. Она лениво подошла к лавке стоящей у окна и запрыгнув на неё уселась свысока поглядывая на пса.

— Шугануть бы тебя! – зарычал пёс и рванулся в сторону лавки. Цепь зазвенела, натянулась и сжала горло до хрипоты. Пёс еще раз рыкнул для острастки и вернулся к будке.

Анфиса же даже не повела усом от этой устрашающей акции пса. Она привыкла к его суровому характеру и точно знала, на сколько можно близко подойти к псу, чтобы доказать этому мужлану свою смелость.

— Да пошла ты… — пес недовольно махая хвостом вернулся в будку и, положив голову на передние лапы, попытался заснуть. Где-то выл старый кабель, в его песне Дозор слышал боль собачьей жизни. Пёс, то замолкал на несколько секунд, что бы набрать воздух в такие же старые лёгкие, то вновь начинал лай, который тут же переходил в печальный, надрывный вой. Временами эту песню подхватывали другие собаки, разнося её по всем улицам села. В этом хоре слышались грубый баритон больших собак и тенор более мелких дворняг.

Сон никак не хотел заглянуть в эту маленькую деревянную будку, сбитую из старых пропахших до основания гнилой капустой и помидорами овощных ящиков и покрытую сверху куском старого, плавящегося как сыр на летнем солнце рубероида.

Вскоре на небосводе показались первые лучи солнца и где-то вдалеке послышались признаки обычной сельской жизни. Звуки становились ближе и отчетливее. Коровы недовольно мычали требуя выпаса, гуси гоготали стуча по своим белым бокам огромными крыльями, петухи пели утренние песни, прогоняя остатки сна у всех жителей села. Всё пробуждалось.

Когда первые лучи солнца осторожно спустились с верхушек деревьев по карнизу крыши и стенам к самому окну дома послышался знакомый утренний кашель хозяина. Дозор радостно выскочил из будки, встречая хозяина дружественным помахиванием хвоста. Дверь в дом распахнулась, и на крыльце показался дед в белой майке, заправленной в холщовые штаны. Дед привычно спустился по ступенькам крыльца, погладил Дозора по лохматой голове, прошел, шоркая галошами в туалет, а потом, как обычно, долго умывался перед алюминиевым рукомойником, висящем на стене покосившейся времянки. За всей этой процедурой с нескрываемым любопытством наблюдала Анфиса усевшаяся на подоконнике времянки. Дед погладил кошку и что-то ей, улыбнувшись, сказал. Анфиса заурчала, замурлыкала и высоко подняв хвост пошла за дедом в дом. Дозор чуть заскулил от ревности, бегая по двору, насколько позволяла цепь, и демонстративно махал своим хвостом, поднимал пыль, ударяя им о землю. Он ревностно относился к тому, что Анфисе позволено иногда заходить в дом его хозяина. Но с другой стороны у него есть будка – настоящий дом, а Анфисе приходится спать, где попало, то на чердаке, то в сарае.

Впрочем, Дозор и сам несколько раз бывал в доме деда, а как-то зимой, когда холода довели Дозора до простуды и он сильно приболел, дедушка, взяв его на руки, с большим трудом перенес такого не маленького пса к себе в дом. Макарыч постелил коврик под большим столом и даже поставил миску наполненную настоящим молоком. Там было очень уютно и тепло. В те дни Анфиса только из сеней заглядывала в дом и, так не решаясь зайти, уходила на чердак, поближе к печной трубе. Там и мыши были и тепло.

Для Дозора эти дни были самыми счастливыми в жизни. Он лежал под столом и хотя кости его ныли и болело горло, он радовался, тому, что нужен этому человеку.

Несмотря на болезнь, Дозор чутко охранял дом и злобно рычал, если в нем появлялись посторонние посетители. Дедушка в этот момент ласково похлопывал его по загривку и приговаривал:

— Успокойся Дозор, это свои!

Дозор покорно исчезал под столом и, устроившись поудобнее, старался понять, о чём говорят люди. Но кроме привычных обрывков слов и мирной интонации он так и смог вникнуть в суть разговора, поэтому просто слушал и даже иногда дремал во время бесед деда со своими соседями, давними приятелями и другими редкими посетителями этого дома. Как правило, эти разговоры сопровождались запахом спирта, а иногда даже вонючего самогона, приторный запах которого периодически доносился из соседской бани такого же старика Палыча. Единственного человека, которого пёс признавал за своего.

Запах, как много он может рассказать собаке. Чуткий нос без труда различает запах всего, что находится поблизости. Из дома всё реже и реже доносится приятный запах, масса из эмалированной кастрюли на плите, бывает, даже пронесется давно знакомый и чуть забытый запах колбасы, значит, дед получил пенсию и позволил себе деликатесы. Порой запах приходящих людей рассказывают о городе, где пары бензина, копоти и гари смешиваются с резким ароматом духов, резины и еще какой-то несъедобной гадости. Но чаще всего от людей пахнет селом, коровами, курами, кошками и печкой.

Со временем у пса Дозора стали хуже видеть глаза, но нос всегда оставался чутким помощником в нелегкой собачьей жизни.

Дозор почуял доносившийся из избы знакомый запах сваренной похлёбки. Дед давно и ежедневно специально варил для пса особую похлёбку, состоящую из птичьего комбикорма, комбижира и хлеба. Вкус у неё был отвратительный, но иногда в этом месиве можно было обнаружить остатки со стола деда: немного мяса, кости и даже если повезет можно найти сочный и хрустящий хрящ, который очень любил Дозор. Анфисе повезло больше и кроме мышей, которых она ловила ночами по всей округе, она получала молоко и даже иногда сметану. Но пёс не обижался на деда за такую несправедливость. Он вообще обижался крайне редко, за что заслуженно его называли люди «добрым малым».

Было время, когда он нёс почётную в селе службу сторожа сельского магазина. В те времена дед работал в сельпо и брал на службу свою верную собаку. За охрану магазина правление сельпо даже выделяло отдельную сумму в зарплате деда для содержания четвероногого охранника. Тогда Дозору жилось весело и сытно. Вечерами дед надевал Дозору поводок и вёл его через всё село на службу. Пёс бодро шёл впереди хозяина и, гордо подняв голову, объяснял местным дворнягам шныряющим по округе, что он не просто пёс, он охранник государственного имущества. В ответ местные шавки, гурьбой обступив Дозора, с уважением сопровождали его. Так и шёл дед до самого магазина с Дозором на поводке в окружении десятка бездомных дворняг. Там у Дозора было рабочее место, большая будка с привязанной проволокой, которая шла по всему периметру магазина, что позволяло ему бегать, гремя цепью от одного угла до стены магазинного склада. Дозор нёс службу ответственно, и никто не осмеливался во время несения им службы приближаться к объекту ближе, чем на десять шагов. Правда был случай, когда пьяный тракторист уснул в кустах у самого склада, но Дозор тогда правильно оценил ситуацию и даже не укусил безалаберного тракториста, позволив ему выспаться до полуночи и спокойно пойти домой.

Дед как обычно привязывал собаку цепью в проволоке и шёл в сторожку, куда тоже частенько заглядывали товарищи, приятели, друзья. К ночи из сторожки вываливались подвыпившие посетители, и наступала долгожданная тишина. Хотя бывали случаи, когда сердобольные приятели деда пытались пометить стены магазина, а то и погладить по голове самого Дозора. Обычно это заканчивалось для них плачевно. Крепкие зубы пса оставили не одну зарубку на задних местах неосмотрительных односельчан. Макарыч никогда не ругал за это Дозора, а наоборот говорил:

— Нечего собаку трогать, это же не девка, может, и наследства лишить!

Обычно после этих случаев прохожие стороной обходили Дозора, а обиженные приятели деда приносили псу при случае кости. Что бы значит помириться. Со временем о Дозоре стали ходить слухи, что это настоящий бойцовый пёс, не знающий ни страха, ни позора.

А случилось это после одной остросюжетной истории.

Однажды, во время дежурства у магазина, пришлось Дозору вступить в неравную схватку с бродячими псами. Эти большие чёрные собаки часто сбегали от своих хозяев на конеферме, что бы побродить по ночному селу. Местные шавки зачуяв чёрных собак, в ужасе прятались в дорожных кустах и открытых сараях. Когда чёрные бестии шли по улицам ночного села, дворовые собаки громко разносили эту весть, едва почуяв их запах. Всё от щенка, до старых псов знали, что эти бестии могли без особого труда разорвать на куски случайно встретившуюся на пути дворнягу, если последняя, чуть зазевавшись, не успела дать дёру и найти приют в безопасном месте.

Это случилось во время проливного осеннего дождя, ночью, чужаки, озлобленные, чёрные азиатские овчарки, пришли со стороны фермы и заметив вышедшего из будки, навстречу опасности Дозора отступили в тень забора и растворились в темноте. Периметр магазина хорошо освещался фонарями, поэтому Дозору трудно было разглядеть тех, кто находился в темноте. К тому же шёл дождь, запах которого размывал другую информацию о возможном противнике. Но, судя по лаю, разносившемуся как тряпочный телефон по селу, он понял, что пришли чёрные бестии.

Дозор напрягал слух и старался вглядеться в ту часть, где он заметил чужаков. Длинная цепь предательски звенела при каждом его движении и видимо чёрные собаки поняли, что он не свободен. Чуя опасность Дозор оскалился и принял боевую стойку. Готовый прыгнуть на противника, если тот подойдёт ближе. Неожиданно впереди показалась морда одной из чёрных собак, и тут же исчезла в темноте мокрых кустов. Пока Дозор пытался понять, куда подевалась вторая собака, на него сбоку набросился огромный чёрный пес. По размеру и весу чёрный пес превосходил Дозора. Он вцепился в лопатку Дозора, отчего тот вынужден был громко заскулить, зубы прошли по мокрой шерсти и вот уже сам дозор одним резким прыжком впился зубами в длинные, необрезанные вовремя хозяином, уши чёрного неприятеля. Ловким движением он прижал противника к луже и оба повалились на землю, в этот момент показалась вторая собака, сучка. Она хитрее и быстрее своего товарища. Она бросилась на Дозора, который вынужден был отпустить ухо своего противника и отступить к будке, волоча за собой гремящую цепь. Чёрные собаки обступили Дозора и наверное это была бы его последняя схватка не на жизнь, а на смерть, если бы не отварилась дверь сторожки и от туда не высунулся ствол охотничьего ружья. Дозор понял, что сейчас нужно держать дистанцию с неприятелями, дед не спит, а значит, мы победим.

Дозор злобно зарычал, оскалив свои белоснежные зубы, собаки приготовились к прыжку, но громкий выстрел заставил вспорхнуть птиц в мокрое ночное небо. Чёрные собаки поджав хвосты побежали в темноту и в этот момент Дозор в несколько прыжков, несмотря на тяжёлую железную цепь, догнал кобеля и, вцепившись в загривок неприятелю, повалил его на землю.

Уже потом Дозор понял, что и его сильно покусали, но во время боя он этого не замечал, он рвал неприятелю всё, до чего добирались его острые как кинжалы зубы. После второго выстрела наступила абсолютная тишина, даже прекратился дождь. Чёрные собаки, отведав дедовского кирпича, убежали прочь, а Дозор так и остался лежать на мокрой от проливных дождей земле не в силах встать на задние лапы.

Дед вынес из сторожки зеленую военную плащ-палатку, уложил на неё Дозора и занёс к себе. Там он уложил пса около электрического обогревателя, а сам, надев плащ и взяв ружье, ушел в темноту ночи.

Куда он пошёл? — Подумал пес, но тут же силы покинули его. Туман заволакивал сознание, и он провалился в сон.

На рассвете дверь сторожки заскрипела, и на пороге показался дед и еще кто-то.

Пёс проснулся и зарычал, предупреждая постороннего, что лучше в сторожку не входить. Ныли раны и озноб бил по всему телу.

— Дозор, тихо там! – скомандовал дед. – Это ветеринар, тебя нужно посмотреть, а то вон кровища целая лужа.

Пёс посмотрел на окровавленную плащ-палатку, и ему стало вновь плохо.

— Не злись дружок, — ласково обратился ветеринар. — Давай дед вот сюда его положим, — они подняли плащ-палатку и положили собаку на деревянную кушетку. Затем ветеринар набрал какой-то жидкости в шприц, и ужалил им в заднюю ногу. Если бы не дед, держащий Дозора за шею, он непременно бы вцепился в эту руку.

Но, что случилось, почему всё плывет и шатается? Я улетаю и засыпаю…

— Ну, вот старик, раны я почистил, наложил швы, здорово его подрали, но он и сам себя в обиду не дал, смелый пёс. А на конеферме скажу сегодня, если они не будут своих волкодавов как следует на цепь сажать, я сам их пристрелю. – Голос незнакомца ветеринара доносился откуда-то издалека, всё тело ныло и не хотелось даже шевелиться. — Ты ему Макарыч таблетки эти с пищей давай, а я пошёл, дойка уже началась на работу мне пора. Бывай.

Ветеринар вышел из сторожки, и Дозор почувствовал как дед, присев около пса гладит его голову.

— Дозор, не умирай, один я останусь, как же мне без тебя. Выкарабкивайся. – Дед говорил медленно и негромко, от него исходило тепло и добрая ласка.

Дозор через силу открыл глаза и лизнул руку деда, от чего у него самого на глазах навернулись слёзы.

С тех пор Макарыч стал добрее к своему псу, они вместе ходили на кладбище, где дед сидя у могилы своей жены сначала долго курил папиросу, а потом налив в гранённый стаканчик водки, сначала выпивал сам, а потом ставил у фотографии женщины в белом платке. Потом он шёл к другому памятнику, рядом, и тоже там наливал рюмку у фотографии.

Пёс послушно сидел у ног деда и никак не мог понять, почему здесь так явно пахнет каким-то непонятным холодом и ноет сердце? Большие могильные плиты, деревянные кресты и металлические оградки издавали запах разлуки, но не ужасный запах, а ощущение безграничного спокойствия и пространства времени. Скорбное и неуютное место.

Идя с кладбища, пёс весело бежал впереди деда, найдя подходящую по размерам палку, носился с ней по дороге взад и вперед иногда на секунду останавливаясь возле деревьев, что бы выяснить чья эта территория и какие последние собачьи новости в округе. Дозор благодаря заботам Макарыча быстро встал на ноги, хотя несколько шрамов так и остались красоваться на его морде и шее. В один из дней дед Макар как обычно пошёл на кладбище. Шёл он очень медленно, делая небольшие перерывы. Присаживался на высохшую траву, смотрел вслед уплывающим на запад облакам, потом с трудом вставал и шёл дальше. Придя на кладбище он как обычно посетил могилку жены, а уходя, сказал Дозору:

— Вот и отходился я, теперь сюда только принесут… — он погладил холодную оградку и медленно, с трудом передвигая больные ноги, пошёл прочь в сторону дома.

В этот день Макарыч больше не проронил ни слова.

Шло время, в селе стали чаще и чаще отключать свет, возникли перебои с углём и дровами, люди потянулись вереницей в город и другие страны. Многие домашние собаки, привыкшие к цепи и будке, были оставлены своими уехавшими за границы хозяевами на произвол судьбы, их отстреливали и увозили в неизвестном направлении.

Вскоре магазины в селе закрылись, сельпо распалось, и дед перестал ходить на работу. От этого он даже заболел, подолгу не вставал утром и ходил по двору с деревянной клюкой, громко шаркая ногами. Всё реже и реже стала приходить веселая женщина почтальон, которая приносила пенсию, дед стал молчалив и редко, кто захаживал к нему на огонёк.

Весной умер Палыч, и больше не доносился запах самогона из соседской бани. Не слышал пёс больше знакомый слова:

— А помнишь Макарыч, как мы в пятидесятых строили это село?

— Помню Палыч, помню. С тех пор мы соседи и жён наших помню, как никак в один день, пять лет назад, хоронили. Пожар на ферме случился, вот они, спасая Бурёнок, так и не успели выбраться из гурта.

— Выпьем за них, женушек наших, Настю и Валентину. А мы так и проживём бобылями, да с ними после встретимся. – говорил Палыч наливая сивухи в стаканы. – Дети мои далёко, восьмой годок с Севера уже не приезжают. Перестройка говорят, всё дорого.

— Да с ентой перестройкой всё кругом пошло. Пенсии нет, этот Горбачёв нас лихо облапошил. Говорят, скоро Советский Союз развалится. Мать их! – Макарыч злобно ударил кулаком по столу. – Я на фронте не за тем кровь проливал, чтобы эти номенклатурные гниды страну на куски рвали, я на Сталинградском каждую пять земли как родную оберегал, отвоевывал. А они референдум какой-то затеяли, мол, за что народ — за развал или за порядок? Какой же порядок, если анархию этот Горбачёв развел. Анархию! – дед взял стакан и выпил до дна.

В доме Палыча поселились приезжие, завели огромного пса и огородили дом высоченным забором. Дети Палыча, говорят, так и не смогли приехать на похороны отца. Похоронили его сельсовет, да соседи.

Теперь иногда выйдет Макарыч во двор в хорошую погоду, сядет на лавке и сидит. Долго сидит, вслушиваясь в тишину и щебетание птиц. Рядом с дедом на всю длину оставшейся лавки растягивается на солнышке Анфиса, а у самых ног, положив голову на передние лапы, чуть дремлет пёс Дозор охраняя свою единственную в жизни семью.

Прошло жаркое лето, наступила холодная, слякотная осень. Уже несколько дней Макарыч не показывался на улице, Дозор понимал, что дед болеет и поэтому даже не скулил, из-за того что миска его давно пуста. Анфиса приходила к двери на крыльце и по долгу сидела возле нее поглядывая, то на дверь, то на Дозора. Они оба в этот момент хотели одного — чтобы Макарыч скорее выздоровел, и они опять смогли бы радоваться тёплому солнышку. Но неожиданно Дозору стало очень тоскливо на душе, как будто что-то оборвалось и понеслось в пропасть. Пёс издал громкий и долгий вой. Он стал рвать цепь, и всеми силами старался хоть на шаг приблизиться к дому. Он просто чувствовал, как Макарыч лёжа на кровати шепчет его имя. Пёс настолько обезумел от этой мысли, что сорвал крюк, к которому была привязана надоедливая цепь. В несколько прыжков он забежал на крыльцо, и стал пытаться лапами отварить дверь. Ему это удалось. Дверь не была заперта на ключ или крючок, пёс вбежал в дом и увидел лежащего на полу деда. В нос пса ударил запах лекарств и коптящей из последних сил керосиновой лампы. Вслед за Дозором в доме проявилась Анфиса. Она забралась на комод и стала наблюдать за происходящим. В нетопленном доме был холодно, темно и сыро.

Дозор подбежал к деду. Пес сразу увидел глаза Макарыча, в которых была боль, печаль и тоска. Он лизнул деда, но тот даже не пошевелился, только губы тихо шептали:

— Дозор, Дозорчик мой. Холодно мне, холодно. Неужели, это конец?

Пёс скуля попытался помочь деду встать, аккуратно потянул зубами за стёганную жилетку, но ни руки, ни ноги хозяина не шевелились. Только из глаз Макарыча покатились слёзы, и он что-то тихо шептал. Дозор лёг возле своего хозяина и согревал его теплом своего тела, он лизал его руку и очень сильно хотел помочь своему хозяину, но не знал как. Он очень ждал, что кто-нибудь придет и поможет. Временами он выбегал на улицу и громко лаял, скулил зазывая на помощь, потом опять забегал, и опять согревал Макарыча. К утру, вернувшись в очередной раз после бесполезного призыва о помощи, он в последний раз лизнул жёсткую щетину на лице своего хозяина, взгляд которого стал тусклым и пустым. – Макарыч! – хотел крикнуть пёс, но из горла вырвался лишь громкий, полный отчаяния лай одиночества. Неожиданно под самое горло собаки подкатила такая боль, что ноги Дозора подкосились, словно перестав слушаться, в глазах потемнело. Пес из последних сил дополз до посиневшей руки человека, лёг и тихо, тихо заскулил, с каждой минутой силы покидали Дозора, дыхание стало прерывистым, боль постепенно уходила в даль, уступая усталости. Перед глазами проплавали тёплые майские дни, веселый Макарыч, и белые, цветущие в саду яблони.

Так и нашли их односельчане через несколько дней вместе: Умершего на полу своей избы деда Макарыча и околевшего верного пса Дозора, не выдержавшего расставание со своим добрым хозяином. Кошку Анфису после этого дня тоже больше никто и никогда не встречал, только ночами, когда небо долго плачет дождями, где-то далеко раздастся одинокой вой собаки, полный отчаяния и боли.

— Ма-ка-рыч!

Скачать книгу "Госпожа чужбина"

© Данияр Деркембаев, 2008. Все права защищены
Произведение публикуется с письменного разрешения автора