Ученый Карыпжан

История из жизни, главным героем которой является чабан. Страшная и, вместе с тем, грустная… Из сборника «Любви негромкие слова»

Публикуется по книге: Т.И.Курманалиев. Любви негромкие слова. – Б., Илим: 2002. – 112 с.
ISBN 5-8355-1253-8
К 93

— И что же ты, Карыпжан, нашел в этой горной глуши? — спросили мы однажды нашего гостя.

— Как что? Посмотрите вокруг: какая здесь сочная трава! Глаза нашего собеседника обиженно сверкнули при свете костра.

— Да моим овцам тут такое приволье...

— Вы вот только месяц роете свою яму, ищете под землей металлы, — продолжал он, — а я третий год пасу на здешних выпасах своих овец и не последний чабан в колхозе.

Карыке, как мы называли нашего соседа по живописнейшему ущелью, был прав. Высоко в горах, куда можно добраться только с лошадью в поводу, мы били дедовским методом разведочный шурф, вскрывая рудоносное тело на олово. К вечеру, намахавшись киркой и ломом, мы усаживались у нашего маленького костра в усталом ожидании скромного экспедиционного ужина. Почти каждый вечер на наш огонек приходил Карыпжан. И каждый из нас, геологов, с нетерпением ожидал его появления.

Карып приносил с собой не только заряд бодрости, лукавого веселья, но и чего-то такого, что зовется, вероятно, радостью человеческого общения. И всегда дарил нам то улара — горного индюка, то кеклика — горную куропатку, или просто высыпал к нашему костру ворох дикого чеснока. Мы же могли платить ему только признательностью. На предложение о денежной компенсации гордый чабан с молодой горячностью вспылил и, пробормотав: «Я столько зарабатываю, что мог бы вас всех пятерых купить с потрохами», — исчез на целых три дня.

Мы не первый год в горах. Знаем трудную работу чабанов. И непонятно было, как Карыпжан управлялся один, без помощника, со своей большой отарой. Правда, раз в десять дней к нему поднималась жена, ведя в поводу лошадь, груженную двумя куржунами — мешками со всякой снедью. В течение двух дней хлопотала у его палатки, стирая и готовя еду.

— Тебе не тяжело одному? — спросили мы как-то нашего друга.

— Трудно, конечно. Но что поделаешь: в колхозе не так много осталось чабанов, вот и приходится работать за двоих. Ничего, — добавил Карышжан уже со своей подкупающей улыбкой, — осталось два месяца, а потом колхоз направляет меня учиться в город. Надо, пока еще молод. Правда, старая киргизская поговорка говорит, что «овладение наукой подобно рытью колодца тонкой иглой», но я ее осилю! — И Карып, хитро подмигнув нам, заразительно засмеялся.

Никто из нас ничуть не сомневался: такой все сможет!

Карыпжан был большим умельцем. Его самоделки отличались простотой и удобством. Взять хотя бы освещение. Все очень просто. Речка крутила лопатки небольшого колеса, насаженного на вал допотопного двигателя постоянного тока, который, давал, хотя и слабый, ток на лампочки внутри и вне его палатки. Вопрос с загоном был еще проще. Дюралевые трубы вбиваются в землю, натягивается старая рыболовная сеть, и загон готов в любом удобном месте!

— Скажи, Карып, — спросили мы его в тот вечер, — скажи не страшно одному? Ведь мы через неделю-две уйдем отсюда?

— А чего мне бояться? Я не один. У меня есть два друга: вот один, — и он с любовью погладил по стволам своей тулки, — а другой сторожит отару...

То, что Карьшжан стрелял метко, мы убедились. И также все согласились, что Тайбас — лохматый волкодав — отменная собака. Нам неоднократно приходилось наблюдать, как этот угрюмый пес сгонял в круг отару, как в одно и то же время гнал овец на водопой, как умело пас их днем и зорко сторожил ночью. Ему, огромному, вероятно, мало было объедков от пищи чабана. Учуяв, что Карып намерен находиться у отары, он быстро исчезал. Возвращался Тайбас сытым, отобедав куропаткой или жирным сурком, благо их в округе водилось в великом множестве...

— Мои друзья He умеют говорить, — продолжал задумчиво чабан, — зато хорошо понимают меня. И если я лишусь хотя бы одного из них, то придется спуститься вниз, Поближе к людям.

Тогда каждый из нас, вероятно, сказал сам себе: с таким, как Карып, можно мело пойти в разведку, в тыл врага...

Мы уже закапчивали шурф. Все больше было времени оглянуться вокруг, полюбоваться первозданной красотой, находя с каждым разом что-то новое, прекрасное в этом удивительном месте. И честно скажу вам, отбросив профессиональную гордость, было горько и обидно за этот чудный уголок: возможно, скоро здесь появятся мощные механизмы, застучат перфораторы, прогремят гулкие взрывы, сотрясая землю и отдаваясь эхом в горах, простоявших миллионы лет в безмятежном безмолвии. И на их склонах обнажатся новые незалечиваемые раны...

Вероятно, то же самое чувствовал и Карыпжан, который ни разу за все время не подошел к нашему шурфу — к яме — как он презри¬тельно называл то, ради чего мы пролили реки пота и набили кровавые мозоли.

Был в нашем маленьком коллективе один жизненный неудачник, оттого и завистник, и злопыхатель. С первых дней между ним и Карыпом возникла этакая словесная дуэль.

— Вот жизнь! — восклицал неудачник, кивая в сторону нашего чабана. — Ходи себе, посвистывай на баранов да на собаку! На природе, на свежем воздухе! Ни начальства, ни забот от пыльной работы. А денежки идут, и немалые денежки!

Что греха таить, иной раз можно услышать подобное от досужих верхоглядов. По их мнению, чабанский труд — одни радости, сплошной бешбармак. И ни тебе купания овец, ни продутых всеми ветрами зимних ночей, ни стрижки, ни окота, ни волков, наконец...

— Почему у некоторых твоих овец ноги в коленках кровоточат? — спросил кто-то у Карыпа.

— Тайбас кусает непослушных.

— Значит, твой пес знает вкус овечьей крови? Ох, берегись, — притворно озабоченным голосом промолвил наш зануда, — когда-нибудь он доберется и до барашка!

— Тайбас не сделает этого никогда! — глухо промолвил Карыпжан. — А если сделает...

Пальцы его сжали двустволку с такой силой, что нам стало как-то неуютно.

Горы подчас преподносят самые неожиданные сюрпризы. Так и на этот раз. В разгар лета выпал снег и застелил белым покрывалом все вокруг. Зная, что снег пролежит от силы сутки, Карып с утра заторопился: в эту пору можно подстрелить архара, отыскав его по следам почти у самых вершин гор.

К полудню под жарким солнцем почти все растаяло. Вскоре в нашем лагере появился сам Карып. Он был озабочен и встревожен. Невдалеке чабан заметил на снегу следы крупного волка, которые вели в нашу сторону. Непогода, как думал сам Карьшжан, заставила его спуститься на поиски пищи.

Коротко попрощавшись и пообещав заглянуть к нам вечером, чабан быстро направился вверх по ущелью к своей отаре.

Эхо выстрела, прозвучавшего через несколько минут, заставило пас всех, как по команде, повернуть головы в сторону, куда только что ушел Карып.

— Дуплет! — тревожно произнес наш бригадир. — Кончай работу, пойдем узнаем, что там стряслось!

Мы дружно затопали по склону к лагерю нашего друга. Уже подходя к его палатке, мы остановились в недоумении. Что за чертовщина? Наш Карып вдруг появился у самой речки, с каким-то ожесточением, размахнувшись, бросил на самую середину потока свою любимую двухстволку и неожиданно сам исчез из нашего поля зрения.

У отары нас ожидала новая неожиданность: на небольшой полянке лежал почти наполовину разодранный молодой барашек. А рядом — то, что когда-то было славным Тайбасом: крупная картечь, предназначенная для архара, сделала свое черное дело, превратив голову верного пса в какое-то месиво. Вокруг на траве шерсть и кровь, много крови...

Мы кинулись в сторону, где только что возник и исчез Карыпжан.

Чабан распростерся на берегу, зарывшись лицом в траву. Одна рука судорожно царапала землю, другая, сжатая в кулак, колотила по ней. Плечи его вздрагивали.

Неподалеку лежал волк, на шее которого зияла рваная рапа — след жестокой борьбы Тайбаса за собственность его хозяина. Никто уже не обращал внимания на горе Карыпжана, всхлипывания которого заглушала горная река. Мы смотрели на огромного волка с остекленевшими глазами и обнаженными в предсмертном оскале острыми клыками.

Все было ясно. Карып увидел разодранную овцу, а рядом — Тайбаса, который после схватки сторожил ее в ожидании хозяина, и слизывал с нее кровь. Видно глубоко запали в сердце чабана слова нашего зануды о том, что рано или поздно Тайбас доберется до его овец. «Вот оно и свершилось!» — подумал Карыпжан и в гневе всадил картечь из двух стволов в невиновного пса. Когда же горемыка огляделся и обнаружил неподалеку подыхающего волка, им овладело такое отчаяние, что он, не помня себя, закинул далеко в реку и второго друга...

Словно сговорившись, все мы повернулись спиной к этой горькой сцене, и молча зашагали гуськом к своему лагерю.

Не знаю, как у других, но у меня на душе тогда было так пакостно, так муторно, что и сейчас, по прошествии многих лет, я не могу все это вспоминать равнодушно.
В тот вечер у костра мы не пели свои любимые песни. Посидели немного, поговорили о делах и рано улеглись спать. И каждый не мог еще долго заснуть, ворочаясь и вздыхая.

Еще не успел рассеяться утренний туман, а мимо нашего лагеря прошествовала вразнобой, с жалобным блеянием карыпжаповская отара. Она спускалась с гор в долину. В самом хвосте ее возникла на миг и исчезла сгорбленная фигура чабана с рюкзаком на спине. Никто из нас не взглянул в его сторону. Зато ложки так и остались покоиться в котелках с недоеденной и быстро остывающей кашей.

— Вот вам и ученый Карыпжан! — промолвил только наш ворчун и, взяв напильник, стал с ожесточением точить свою лопату, которая издавала при этом противный и нудный визг.

Известия Национальной Академии Наук, 1995 г. «Эхо науки»

Скачать книгу "Любви негромкие слова"

© Курманалиев Т.И., 2008. Все права защищены
Произведение публикуется с письменного разрешения автора

Также см. статью об авторе «Звезда удачи сына батрака»