Главная / Публицистика / "Литературный Кыргызстан" рекомендует (избранное)
Из архива журнала «Литературный Кыргызстан».
Текст передан для размещения на сайте редакцией журнала «Литературный Кыргызстан», на страницах которого публикуется автор
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата размещения на сайте: 14 октября 2008 года
Кто танцевал — имеет право!
Юрий Зорич: «Расслабиться себе не позволяю»
Интервью из цикла «Русское зарубежье» – с легендарным русским балероном, ныне живущим в США
— Дождитесь, когда я вернусь из Перми, тогда и побеседуем, — ответил на мой звонок в конце апреля Юрий Зорич. – Лечу туда на конкурс артистов балета «Арабеск-2008».
— Летите?! Да ведь вам без пяти минут 91 год!..
— Молодой человек, — было сказано мне, без пяти минут 70-летнему, — я столько лет танцевал, что теперь имею право летать. А в Перми я член жюри, там даже премию моего имени учредили...
В мае, как условились, звоню в город Тусон, штат Аризона, человеку, вся жизнь которого проходит за пределами России – но не за пределами русской культуры: бывшему премьеру легендарной, основанной еще Сергеем Дягилевым, труппы Ballets Russes:
— Как вас величать по отчеству?
— Зовите меня просто Юрий. В отчестве заложено имя моего отца, а мне вспоминать о нем неприятно. Когда мама, Елена Федоровна Грунке, была беременна мной, он спутался с какой-то, извините за выражение, блядью, звали ее Варвара, поселился с ней в гостинице, записал как законную жену, а свою семью бросил на произвол судьбы. Знать его не желаю.
— Могу обращаться к вам «господин Зорич»...
— И этого не надо. Человек я простой, никаких фанаберий у меня нет и никогда не было. Юрий – и всё. Если хотите, можете звать Георгием.
— Ну, как скажете. В таком случае приступим к беседе. Не удивляйтесь, что мне заранее стали известны кое-какие факты вашей биографии: Интернет помог. Итак, вы появились на свет 6 июня 1917 года в Москве...
— ...и мама, как только я родился, взяла меня, моего брата Олега, которому тогда было всего два года, отвезла к своей маме, нашей бабушке, в литовский город Ковно, теперь это Каунас.
— Причина, по которой она так поступила, мне понятна. Но потом-то был Париж! Как это случилось?
— Она сначала поехала туда отдохнуть, развеяться. Шведский вице-консул в Париже предоставил ей на время свою квартиру. Город маме так понравился, что она решила туда переехать насовсем. Так наша семья в 1929 году оказалась во Франции. Первое время приходилось нам нелегко. Мы с братом по полдня собирали пустые бутылки, относили в магазин, на вырученные несколько франков покупали хлеб и приносили домой. Когда мама устроилась кассиршей в магазине, жить стало легче.
— Где сейчас ваш брат?
— Олег скончался четыре года назад. Пока он был жив, я всячески его поддерживал: помог купить дом, машину. В молодости он посещал Сорбонну, но слишком рано женился, должен был содержать семью, так что университет пришлось бросить, стать маляром и всю жизнь заниматься побелкой-покраской чужих квартир.
— Ваш прямой предок — генерал-лейтенант Семен Зорич, серб, служивший в российской армии в период царствования Екатерины Великой...
— Это мой прапрапрапрапрадед по отцу. Про него пишут, что он почти год был любовником императрицы, но потом ей захотелось... побольше и покрепче, и она себе нашла молодого.
— Пишут также, что во время русско-турецкой войны Семен Зорич проявил чудеса храбрости, командуя казачьим полком; и что Екатерина, отсылая его в отставку из своей спальни, вознаградила за ратные и прочие труды, подарив местечко Шклов...
— Да, он был очень богат, имел колоссальное состояние – и все растранжирил, просадил на бесконечные балы, приемы, кутежи, в карты проиграл. Правда, в свое время он помог Екатерине Великой создать балет в Санкт-Петербурге...
— ...а когда поселился в Шклове, основал там училище для детей обедневших дворян, открыл театр и при нем две школы — балетную и музыкальную. Этот последний эпизод как-то повлиял на выбор вами профессии?
— Нет, с чего это вы взяли?! Все было проще. В один прекрасный день мама повела меня в театр на «Коппелию» Делиба. Мы вернулись домой, и я начал летать по комнате из угла в угол — пытался повторить движения танцоров на сцене. Мама увидев это, решила показать меня Павлу Петрову, который раньше танцевал в петербургской «Мариинке», а после большевистского переворота бежал в Ковно, работал в местном театре, вел уроки танца. Я отказывался к нему идти, говорил, что не хочу учиться танцевать. Но это здесь, в Америке, детям сходит с рук «хочу – не хочу», а в европейских семьях – ничего подобного! Мама взяла меня за руку, заявила: «Идем на урок!» — на том спор был закончен. Петров нашел, что я самой природой рожден для балета, начал со мной работать, да так хорошо, что когда мы с мамой и братом переехали в Париж, я сразу был принят в ученики к Ольге Преображенской, одной из лучших в мире педагогов балетного искусства. В одно время со мной у нее занимались Таня Рябушинская, Ира Баронова и Тамара Чинарова, в последующие годы они стали всемирно знаменитым трио Baby ballerinas, были моими партнершами в различных составах Ballets Russes,. Когда я закончил учебу у Преображенской, меня взяла к себе в труппу Ида Рубинштейн. Танцевать в составе Ballets Russes de Monte Carlo я начал в1935 году, прошел путь от солиста до премьера.
— Вы сейчас как-то непривычно произнесли название труппы...
— После того как в 1929 году умер Сергей Дягилев, труппа Ballets Russes несколько лет не имела антрепренера, в ней произошел раскол, и она распалась на три самостоятельные компании, каждая под своим названием, но слова Ballets Russes в нем оставались. Антрепренером одной из компаний стал отставной полковник Василий Воскресенский, он и назвал ее «под себя» — Ballets russes du Colonel de Basil. И вот что интересно: менялись, названия, артисты, хореографы и художники уходили в стационарные театры с твердым репертуаром, надежной зарплатой, — но потом почти все возвращались в Ballets russes.
— По молодости лет вы не могли знать Сергея Дягилева лично, зато общались с такими звездами русского балета, как Джордж Баланчин, Леонид Мясин, Михаил Фокин. Какими вы их запомнили?
— Как прекрасных танцовщиков и хореографов. Баланчин после нескольких лет успешной работы с Ballets russes de Monte Carlo пропал на целых двенадцать лет: работал в Голливуде, ставил шоу на Бродвее, даже в цирке находил для себя дело, — но понял, что без балета ему не жить, и вернулся в труппу.
А с каким блеском танцевал Мясин! Гениальный артист! У него была партия в Le Beau Danube, он делал petits battements в сорока сантиметрах от пола, grands battements – на сантиметр выше. А мы, молодые и глупые, над ним исподтишка посмеивались, когда он перед очередным выходом долго сидел на стуле за кулисами, задыхаясь, весь в поту!
Фокин, бывший хореограф Мариинского театра, начав работать с Originale Ballets russes, расширил репертуар от классического танца, каким стала его «Шопениана», до характерного: например, фокинская постановка «Арагонской хоты» всегда имела бешеный успех у публики. Балеты, которые он поставил, до сих пор идут во многих театрах мира.
Костюмы нам шились по эскизам Миро, Матисса, Пикассо, Дали – они начинали работать с Сергеем Дягилевым, а продолжили с Мясиным, Фокиным, Баланчиным. Эскиз поступал к Варваре Карельской, каждый пошитый ею костюм был произведением искусства. Над декорациями для постановок Ballets russes работали в разные годы Леон Бакст, Александр Бенуа, Андре Дерен, Коко Шанель; музыку писали Рихард Штраус, Эрик Сати, Морис Равель, Сергей Прокофьев, Игорь Стравинский...
Наша труппа формально базировалась в Нью-Йорке, но мы там практически не жили, постоянно разъезжали с гастролями: поездом — по Соединенным Штатам, самолетами и пароходами — в Европу. Россию ни разу не посетили. С российским балетом не имели ничего общего.
— Вы танцевали множество классических партий. Можете назвать самые любимые?
— Мои коронные роли – в «Сильфидах», в «Лебедином озере» и «Жизели», в «Черном лебеде» и «Дон Кихоте», а еще – сильфиды в «Шопениане», хоть я эту партию не любил, столько в ней перенес мучений! Там нужно очень медленно выдерживать баланс, вы представить себе не можете, как это тяжело. Станцуешь в «Черном лебеде» и «Дон Кихоте» — большой успех, а тут столько мучений – но зритель не очень-то воспринимает. Любил я свои роли в «Видении розы», где руки должны жить и дышать, в «Спящей красавице», в «Красном и черном», а еще в «Фавне», там движения очень легкие, но в них требуется передать чувство, нужно быть именно фавном, никем другим... Мясин мне говорил: «Ты сегодня вечером танцуешь Фавна, приходи после обеда, порепетируем...», — и у меня праздник на душе. Я в Париже танцевал «Видение розы» в паре с Нэнси Карлсон, и ее муж не поленился, подсчитал: занавес опускался и поднимался восемнадцать раз, студенты на галерке ноги себе отбивали, топая изо всех сил, — такой был колоссальный успех. Никогда я не считал себя сильным в технике, но по части игры всегда был лучшим. Потому что в детстве торчал на репетициях в театре, где мама пела, исполняла небольшие роли...
— Вновь вы меня удивили, сказав про маму. Она у вас актрисой была?
— Да, актрисой театра в Ковно, а когда мы жили во Франции — пела в шикарном ночном клубе в Версале. Чтобы поднять на ноги двоих сыновей, ей приходилось работать не только кассиршей в магазине. И я за это ей очень благодарен. Она меня вывела в люди. Не то что отец...
— В труппе Grand Ballets du Markise de Cuevas вы тоже танцевали?
— Да, танцевал. Директором труппы был настоящий маркиз по фамилии де Куэвас. Про него болтали, что титул он себе купил, когда жил в Париже, но я этим сплетням не верил. В моих глазах он был человеком из высшего общества, потому что держал себя соответственно. Глядя на него, я часто думал: эх, был бы у меня такой отец!.. Однажды у него вышла ссора с Сержем Лифарем. Никто так и не узнал, что они там не поделили, только Лифарь вызвал де Куэваса на дуэль. Драться решили на шпагах – в этом случае бывает меньше крови, чем от пулевой раны. Во время дуэли де Куэвас показал, что он, как и положено маркизу, блестяще владеет шпагой: нанес Лифарю легкое ранение в руку, а у самого – ни царапинки.
— Недавно по телевидению повторили документальный телефильм Дайны Гольдфайн и Дэна Геллера, снятый в Новом Орлеане: встреча бывших солистов Ballets russes различных составов через сорок с лишним лет...
— О, это довольно старый фильм, он вышел три года назад. Там в самом начале – архивные кадры, сцена из «Фавна», я мечусь по сцене с развевающимся шарфом.
— Удивительное зрелище являли собой люди, некогда блиставшие в Ballets russes! Этим под 80, тем — далеко за 80, все бабушки-дедушки – но сколько в них молодой энергии! А какие звездные имена: Фредерик Франклин, Алисия Маркова, Наталия Красовская, Ирина Баронова, Тамара Чинарова, Нина Новак, Татьяна Рябушинская, Миа Славенска! Особняком выделялись вы, Юрий Зорич – элегантный, подтянутый и... небритый, этакий мачо в годах. Не удержавшись, я прямо с экрана телевизора сделал снимок: вы сидите рядом с Красовской и нежно ее целуете.
— Это мы пробовали разыграть сцену из первого акта балета «Жизель», когда-то оба в нем блистали. Я был влюблен в Наташу, ее фотография висела над моей кроватью в Париже. Хотя у меня с ней вечно были проблемы из-за ее капризов. Она говорила: «Не держи меня, когда я выполняю пируэт...» Хорошо, могу не держать, если она надежно удерживает баланс. А если падает – кто виноват? Партнер! Приходилось хватать, защемлять пируэт. Вот танцевать с Ниной Новак было одно удовольствие. А вы заметили, как отвратно себя показала в фильме Славенска? «Мне сказали: тебя хочет видеть Баланчин, приходи завтра к такому-то часу. А я ответила: кто такой этот Баланчин, я его не знаю, это он должен знать леди Славенску. Хочет меня видеть? Пусть приходит!..» Такая стерва!..
— На конкурс «Арабеск-2008», ради которого вы летали в Пермь, прибыло по несколько участников от разных стран, а от Соединенных штатов — одна Эллис Дженнингс. У нас так мало хороших молодых танцоров?
— Американки ленивые, балетом мало интересуются, работать не хотят. Думают, достаточно глотнуть пол-ложечки порошка – и они станут танцевать, как Анна Павлова. А эта девочка, Дженнингс, довольно прилично прошла.
— Почему конкурс проходит именно в Перми?
— Потому что в этом городе отличная балетная школа, одна из самых сильных после петербургской и московской, ее знают даже за пределами России. Там прекрасный театр оперы и балета имени Чайковского, основанный в последней четверти XIX века. Пермское хореографическое училище существует с 1945 года, его выпускники танцуют в лучших балетных коллективах страны.
— Свои мемуары, изданные пермским издательством «Звезда», вы назвали «Магия балета. На сцене и за кулисами ‘Балле рюс’». Мы в курсе того, что происходит на балетной сцене, нам закулисное подавай. Чем порадуете?
— Книга написана, издана по-английски и по-русски, кому интересно – пусть найдет и прочитает.
— А ее можно найти и прочитать?
— Да, но только в России, где она вышла массовым тиражом. А в моем резерве осталось с десяток экземпляров, я их продаю тем, кто пришлет чек.
— Из помещенной в Интернете рецензии на вашу книгу мне стало ясно, что вы: а) признаете только классический танец, а модерн считаете ересью; б) балетный менталитет считаете чем-то особенным; и в) не любите Чарли Чаплина. По первым двум пунктам я приму ваше мнение профессионала, а на третий – спрошу с обидой: чем вам Чаплин-то не угодил?
— Видел я в Джексоне исполнителей модерных танцев, как они крутили жопами в разные стороны – гадость и мразь, больше ничего!. Хотя, возможно, не будь я воспитан на классике, мне бы нравился модерн...
Балетный менталитет – нечто особенное. Он заключает в себе чистоту и красоту движений, пластику. Люди балета подобны красивым цветам. У них ни с кем не сравнимое отношение к искусству, к жизни...
Да, мне не нравится Чарли Чаплин! Его герои бьют на жалость, а я люблю все здоровое, сильное. Году примерно в 1940 мы с Красовской, Шурой Даниловой и Казимиром Кокичем обедали у него в Голливуде. Чаплин в то время был женат на одной актрисе, но влюбился в Красовскую.
— Вот видите, ему так и не удалось ее поцеловать, а вам в фильме — удалось. И все же, мне кажется, вы несправедливы к великому актеру, чье искусство сродни балету: в нем присутствует пластика, которая на экране маскируется под неуклюжесть.
— Тут я с вами не спорю. Актер и человек он очень интересный. Но — не люблю, и все. «Пожалей меня, дорогая!..» — вот к чему взывают его герои.
— На балетной сцене редко остаются до седых волос. Чем вы занялись, закончив танцевать?
— Последнее выступление Ballets Russes состоялось 14 апреля 1962 года в Brooklyn Academy of Music. После этого я подтанцовывал в балетной студии Arizona University, там мужчин не хватало, девочки просили их поддерживать. Там было скромное помещение, его на время представления делили пополам: одна половина для артистов, другая для публики. А теперь Джерри и Мелисса Хэнкок поставили балетное дело на высокий уровень и построили театр на пятьсот мест, в середине седьмого ряда для меня пожизненно отведено место, могу его занять, когда захочу.
В Arizona University было четыре балетные студии, в 1973 году мне предложили давать уроки в одной из них, я там проработал четырнадцать лет. Студенты меня терпеть не могли, даже бегали к президенту университета жаловаться.
— Если не секрет — за что?
— За то, что я был строгим преподавателем, никаких глупостей не допускал. Урок начался — они тя-я-анутся, как черепахи, зевают, водички попьют, потом становятся к станку, а я говорю: вы опоздали, demi-plies и grande plies не делали, ставлю вам низкую оценку. Они приходили не для того, чтобы учиться танцу, их цель – having fun. Когда я им это говорил в лицо – обижались.
— Вы до сих пор такой стройный и худощавый, каким я увидел вас в фильме Гольдфайн и Геллера? Если да – как вам это удается?
— Каким я был, таким остался. Правда, за две недели в Перми набрал лишних пять фунтов, но теперь я дома, и они сходят. Артисту балета, если он хочет сохранить рабочую форму, много есть нельзя. Сейчас я вешу примерно 145 фунтов. Утром — упражнения на тренажере. Вечером — повторяю. Расслабиться себе не позволяю...
...На днях я снова ему позвонил – узнать новости, справиться о здоровье. И услыхал: «Тут ко мне друг приехал из Калифорнии, иранец, зовут Казем, мы с ним сидим, пьем белое вино. Да знаю я, что красное полезнее, ну а если нет его у меня?..»
6 июня Юрию Зоричу исполнился 91 год.
© Сандлер В.С., 2008. Все права защищены
Из архива журнала «Литературный Кыргызстан»
Количество просмотров: 2767 |