Когда Чыңгыз Айтматов только пришел в литературу

«Эту статью просили написать его турецкие друзья, – вспоминает один из близких друзей Салижана Жигитова, известный поэт и журналист, член Союза писателей СССР Нуралы Капаров. – Правда, они до этого по совету С. Жигитова обращались к другим ученым, которые изучали творчество Ч. Айтматова, но те, ссылаясь на сильную занятость, культурно отказались. Тогда стали просить его самого. «Ведь я не айтматововед, могу ли написать такую статью? К тому же у меня тоже совершенно нет времени», – говорил им Салижан Жигитов, пытаясь также отказаться от такой серьезной работы. Но турецкие друзья оказались очень настойчивыми и, в конце концов, уговорили его. Так им одним был создан данный труд, какого не могли создать все наши айтматововеды, вместе взятые. Все остались довольны.

Он хотел написать вторую часть этой статьи, в которой собирался рассказать о дальнейшем человеческом и творческом пути выдающегося художника современности. Но, к сожалению, внезапный диагноз врачей о неизлечимой болезни подкосил его силы, и ему уже было не до этого».

(Из воспоминаний Нуралы Капарова)

Посвящается моему уважаемому коллеге, единомышленнику, доктору наук Музафферу Үрекли

1. Мое первое заочное знакомство с Чынгызом Торокуловичем

Апрель 1952 года. Я учился в восьмом классе средней школы №5 в Бишкеке. Прошло девять месяцев, как я приехал из аила. В основном изучал русский язык и уже мог читать и понимать не только сказки, но и легкие литературные произведения. В те времена книги, журналы и газеты продавались в магазинах и киосках по очень низкой цене. Я покупал все то, что мне казалось интересным. Но моим любимым периодическим изданием была молодежная газета «Комсомолец Киргизии», которую я читал постоянно.  

Однажды я увидел в очередном номере этой газеты рассказ под названием «Газетчик Дзюйо», автором был указан «студент Сельскохозяйственного института Чингиз Айтматов». Я с интересом прочитал рассказ. В нем было описано, как мальчик, уличный торговец газетами по имени Дзюйо из далекой Японии, стал участником международной антивоенной борьбы.    

Это были как раз те времена, когда Советская власть создала международную организацию «Комитет миролюбивых сил» и проводила политические кампании под лозунгом «Миру мир!».  

Публикации о том, что призывы комитета миролюбивых сил по недопущению новой мировой войны находят поддержку не только в Советском Союзе, но и в капиталистических странах, беспрерывно печатались на страницах газет и журналов. Ежедневно можно было увидеть статьи, стихотворения и рассказы, затрагивающие тему мира и обвиняющие тех, кто хочет зажечь пламя новой мировой войны. Следовательно, советские газеты нуждались в литературных произведениях, посвященных теме защите мира. И студент Чынгыз Айтматов, чтобы показать себя на страницах периодической печати молодым писателем, коснувшись этой темы, имевшей актуальность для советской идеологии, написал рассказ про мальчика из Японии, которого сам никогда не знал и не видел.    

Я не помню, какое впечатление на меня произвел тогда рассказ «Газетчик Дзюйо», но отчетливо помню, что очень был удивлен тем, что простой кыргызский парень написал рассказ… на русском языке. В этой связи у меня в памяти осталось еще то, какой спор вспыхнул в нашей комнате, когда я сообщил ребятам радостную весть (суюнчу) о том, что студент кыргыз по имени Чынгыз Айтматов написал рассказ на русском языке и показал номер газеты. «Это не кыргыз, по-моему, он казах», — сказал кто-то. На мой вопрос: почему казах, он сказал: «Видно же, и имя, и фамилия его казахские?». «Если бы он был кыргызом, то он был не Чынгыз, а Чынгыш, фамилия не Айтматов, а Айтмаматов», – важно добавил другой. В общем, спорили долго, но так и не смогли определить – казах или кыргыз этот Айтматов. Но на следующий же день стало всем известно, что Чынгыз Айтматов оказался жезде (зять) моего одноклассника Темира Шамшибаева, учившегося в параллельном классе и родным братом Люции Айтматовой, которая училась на один класс выше в другой школе, но жила в нашем интернате.     

Вскоре после этого в новом номере литературного альманаха «Кыргызстан», который издавался на русском языке три-четыре раза в год, я увидел новый рассказ Ч. Айтматова «Ашым», там же был и рассказ «Газетчик Дзюйо», которого я уже читал. И в этом рассказе также было повествование о том, как призывы вышеуказанного международного комитета миролюбивых сил, требующие отстоять мир, нашли поддержку в кыргызской деревне.

Осенью 1952 года, вернувшись в Бишкек после каникул, я прочитал в той же газете «Комсомолец Киргизии» еще один новый рассказ Ч. Айтматова «Мы идем дальше». В нем рассказывалось о сыне старика мираба (поливщик), участвовавшего в строительстве канала Волга-Дон и собирающегося уехать после его завершения на строительство Великого туркменского канала. В то время по всей стране шла активная пропаганда идеи советского лидера диктатора И. В. Сталина о преобразовании природы под лозунгом «Великие строительства коммунизма» (Позже его назовут «Сталинским планом преобразования природы» — Б.Ш.), в котором вождь предусматривал строительство длинных водных артерий — каналов и организации защитных лесопосадок на пустынных территориях страны. И было очевидно, что Ч. Айтматов также решил внести в этот актуальный вопрос свой вклад.  

Кажется, это была весна 1953 года, мы с ребятами пошли на какой-то спектакль в Кыргызский драматический театр и там впервые воочию увидел самого Чынгыза Төрөкуловича. До этого я все время говорил Темиру, что знаю на лицо всех писателей, но его жезде ни разу еще не видел.  «Во-он он, мой жезде», — сказал шепотом мой одноклассник Темир Шамшибаев (шурин Чынгыза Төрөкуловича) и указал рукой в сторону рослого, коренастого парня, стоящего с одним человеком. Он не был похож на кыргыза, скорее, на кавказца.

Чынгыз Айтматов стоял с драматургом и прозаиком Токтоболотом Абдумомуновым, произведения которого я хорошо знал и часто видел его самого то на улице, то на собраниях писателей, в театрах. Оба они пришли на спектакль со своими красивыми женами.  

После этого я часто стал видеть Айтматова и Абдумомунова вместе – на улице, различных культурных мероприятиях. Однажды я сказал Темиру: «Твой жезде с Абдумомуновым прям как ягненки -близняшки». «Он самый близкий друг моего жезде, — ответил Темир. – И жена его тоже очень близко дружит с моей сестрой Керез».

В знак дружбы Ч. Айтматов перевел на русский язык рассказ «Сваты» Т. Абдумомунова и опубликовал его в литературном альманахе «Кыргызстан». Данный факт запомнился в памяти по той причине, что мне было очень интересно, как он его перевел на русский и я прочитал его, сравнивая с оригиналом.

В сентябре 1954 года я поступил в Кыргызский госуниверситет. В это время Ч. Айтматов удивил меня в очередной раз. Я почему-то думал, что он вовсе не умеет писать на кыргызском. И в один прекрасный день вышел в свет рассказ «Ак жаан» (“Белый дождь”) Чынгыза Төрөкуловича в единственном кыргызском литуратурном журнале “Советтик Кыргызстан” (позже был переименован в журнал “Ала-Тоо”). Рассказ был написан на простом кыргызском языке!     

К этому времени я уже вполне освоил русский, прочитал множество выдающихся художественных произведений. В частности, не пропускал мимо ничего из того, что писали молодые русские рассказчики Сергей Антонов или Юрий Нагибин, которые становились популярными в читательской среде. У меня был уже свой вкус к хорошим вещам, умел различать какое произведение хорошее и на какое не стоит  тратить времени. И уже испытывал неудовлетворение от написанного некоторыми кыргызскими прозаиками. А «Ак жаан» Ч. Айтматова буквально восхитил меня, так как сюжет рассказа был взят из реальной жизни, описание повседневных привычек и поведений, характеров людей во многом были похожи на те рассказы на русском языке, которые я читал с интересом.           

Если мне не изменяет память (в 1955-м), в том же журнале “Советтик Кыргызстан” были опубликованы еще два рассказа молодого писателя “Түнкү сугат” (“Ночной полив”) и “Асма көпүрө” (“Трудная переправа”). Они не были оригинальными по теме, но стиль повествования и манера описания были абсолютно новыми для кыргызской прозы. Поэтому эти рассказы очень понравились молодым любителям литературы и даже получили положительные отзывы со стороны отдельных критиков.      

Ч. Айматов стал известен в писательской среде именно благодаря этим рассказам, написанным на кыргызском языке и в 1956 году по рекомендации Союза Писателей Кыргызстана был принят членом Союза Писателей СССР. Кажется, Чынгыз Айтматов стал первым кыргызским писателем, официально получившим звание писателя, еще не выпустив самостоятельно книгу. 

2. Кажется, созрел рано…

В 1956 году в Москве при Союзе Писателей СССР были открыты двухгодичные высшие литературные курсы (теперь они относятся к Литературному институту им. А.М. Горького).

Эти курсы были созданы для повышения культурного, в особенности профессионального (литературного) уровеня перспективных писателей из окраин самой России и национальных республик, не имеющих специального гуманитарного воспитания.   

Вступление Ч. Айтматова в ряд советских писателей открыло ему возможность быть принятым на эти высшие литературные курсы. Это стало, кажется, первой удачой в человеческой судьбе молодого кыргызского писателя, оказавшегося в числе первых слушателей нового учебного заведения. О том, какую огромную роль сыграло в его интеллектуальном и профессиональном формировании дополнительное образование в Москве, позже Чынгыз Төрөкул уулу сам вспоминал в одной из своих статей:         

«Двухлетняя напряженная учеба дала обычному зоотехнику как я, не только гуманитарную и теоретическую пользу, но и практическую. Наши семинары, обсуждения стали для меня отличной школой опыта по созданию произведений. Да и сам я также приложил немало усилий, чтобы впитать в себя и познать все новшества культурной, в особенности, литературной и театральной жизни Москвы».

К тому же годы учебы Ч. Айтматова в Москве были периодом, когда на официальном уровне подвергся резкой критике и осуждению режим сталинизма, (Хрущевский оттепель, разоблачение культа личности Сталина – Б.Ш.), царивший долгие годы; смягчился тоталитарный режим, который создал благоприятные условия для образованной части населения открыто высказывать свои мысли и мнения. Эти новые условия дали шанс советской науке, искусству, литературе освободиться из железных оков застойной государственной идеологии, открыли дорогу творческим поискам и духовному возрождению. Идейные, моральные и эстетические поиски больше шли в московской интеллектуальной среде, в которой по воле судьбы оказался и Ч. Айтматов. Это способствовало более раннему пробуждению и развитию в нем способности самостоятельного критического мышления.       

Кстати, официальный отказ от практики культа личности И.В. Сталина внес резкие изменения и в личную человеческую судьбу Чынгыза Айтматова. Во-первых, был реабилитирован его отец, ставший невинной жертвой сталинского террора по надуманным обвинениям. Во-вторых, сам он как член семьи «врага народа» избавился от правовых ограничений, возможных препятствий в карьерном росте.    

Негативная оценка на XX съезде КПСС (февраль 1956 г.), данная политической деятельности И.В. Сталина, правившего советским государством в качестве монарха около 30 лет, которому с помощью созданной им же самим тоталитарной власти удалось стать мудрым, справедливым и святым вождем в глазах простого народа и начавшийся вслед за этим демонтаж его памятников, переименования всех объектов, названных его именем, уничтожение его книг, запрет на произнесение даже его имени в прессе, ввергло в шоковое состояние все советское общество, особенно представителей образованных слоев. Потому что люди, живущие в закрытом внешнему миру обществе, под контролем тоталитарной власти, в атмосфере слепого поклонения и повиновения, сознание которых были формированы строго в идеологических рамках, насаждаемых в школьном воспитании и образовании через пропагандические методы официального вранья, практически ничего не знали ни о политических преступлениях лидеров государства, ни о трагических сторонах практики строительства социализма.         

И.В. Сталин был сыном маленького народа, именно поэтому его авторитет, уважение, доверие и даже любовь к нему были неограниченными среди населения национальных республик. В результате образованные кыргызы, писатели, не пережившие и не испытавшие на себе злодейства сталинизма, встретили враждебно факт осуждения любимого вождя его же учениками и сохранили прежнюю симпатию к диктатору. Они ведь боготворили его, верили, что его авторитет будет вечным и непоколебимым. Поэтому люто ненавидели нового советского лидера Н.С. Хрущева, посмевшего замахнуться на святое святых в пылу своей слепой, необдуманной смелости и авантюризма. Такое двоякое отношение к Сталину и Хрущеву надолго существовало в кыргызской писательской среде.      

Когда шел XX съезд партии, я учился во втором курсе университета. Тщательно следил за новостями в русскоязычной прессе, взахлеб читал газеты и журналы. Я был круглым сиротой, был сыном отца, арестованного в годы «великого террора» на два года как «врага народа» и вышедшего из тюрьмы с тяжелой болезнью и умершего от неё. Отец не уставал рассказывать о своих тюремных мучениях без вины, о наказанных по надуманным обвинениям родственниках, сверстниках и друзьях.     

И еще наш аил был известен тем, что из него вышел известный курбашы Жаныбек казы, который со своими джигитами активно участвовал в басмаческом движении, из-за этого аил наш считался своевольным и почти до 1928 года не признавал новое правительство.  Но позже многие взрослые мужчины были арестованы, расстреляны, отправлены на ссылки или бежали заграницу, оставляя своих детей сиротами, а жен вдовами.    

Как только собирались вместе пять – шесть стариков, переживших лихие времена живыми и невредимыми, начали рассказывать о насилии и злодействах новой власти в отношении жителей аила и с грустью вспоминали былые, добрые царские времена. В то время я никогда не слышал слова, хвалившие или славившие советскую власть, лидеров страны во главе со Сталиным. Наоборот, в детстве много раз слышал проклятия от старух в адрес Сталина, сыновья которых ушли на фронт. Кстати, я много раз слышал так же, что и дети, спускающиеся в школу из ложбин, прямо на улице часто пели нехитро рифмованную песенку:     

«Улуу Сталин атабыз, ураандарын чачабыз, үйдөн сыртка чыгалбай, ыштаны жок жатабыз» (Великий наш отец Сталин, мы разбрасываем его девизы, не сможем выходить из дома, потому что лежим без штанов). Видимо, её сочинил какой-то остряк из возрослых и её подхватили дети проказники. В общем, мое детство прошло в среде, где не оказывали милость к советской власти, партии большевиков и не поклонялись искренне Сталину. Именно поэтому, наверное, я без каких-либо колебаний принял и поддержал официальное осуждение Сталина и его кампании по наказанию миллионов абсолютно безвинных людей.

После критики сталинизма вдруг стали появляться в открытом доступе книги, газеты и журналы, изданные в 1920 — 30 годы, но позже оказавшиеся в «аресте» архивов библиотек. Я тут же набросился на них и был потрясен прочитанным: оказывается, в учебниках, политических и научных текстах, которые мы учили, были скрыты или фальсифицированы масса фактов, касающихся начального периода истории СССР!   

В каждом новом номере газет и журналов, издающихся в Москве и Ленинграде, подвергались критике, опровергались и переосмысливались теоретические понятия, мысли и мнения догматического характера, стереотипизированные мифы, навязываемые народу через СМИ, литературные произведения. Начали высказываться абсолютно противоположные мысли, точки зрения против существующих до этого догм; шли бурные обсуждения по актуальнейшим вопросам истории и общества. Вышли в свет литературные произведения абсолютно нового содержания, резко отличающиеся от прежних.

Я с упоением читал все статьи антидогматического характера, острейшие дискуссии, интересные художественные произведения и жил в ежедневном процессе познания нового. Все это вдохновляло мои мечты, заставляло мой ум работать напряженно и часто испытывать внутренние потрясения. Одним словом, я добровольно встал на мучительный путь самостоятельного мышления, повторного открытия давно известных истин, критического подхода ко всему, и до окончания университета, кажется, смог в достаточной степени развить в себе способность свободно мыслить. Самое главное, я твердо уяснил для себя правильность нанесенного удара по культу личности Сталина, отказ от его идеологической политики и методов правления народом, что открыло новые перспективы для науки, искусства и литературы особенно.       

Меня всегда удивляли наши вполне образованные люди, которые презирали Хрущева, наносившего этот самый удар сталинизму, принесшему народу больше ущерба и горя, чем пользы. Я не понимал причины этого, и не смог объяснить другим. Но однажды прочитав очень интересную книгу одного автора, который долго просидел в тюрьме за воровство, неожиданно открыл для себя одну удивительную жизненную правду.  

Оказывается, человек, просидевший в тюрьме 15–20  лет и привыкший пользоваться всем готовым – едой, баней и общежитием, выйдя на свободу, сталкивается массой проблем по устроению самостоятельного жития: нужно искать жильё, работу, самому идти за продуктами, самому ходить в баню, даже менять постельные принадлежности, одежду. Все это кажется ему невыносимым мучением и пугает его. Поэтому он предпочитает возвращаться туда, где все готово и думать ни о чем не нужно, то есть, в тюрьму. И ради этого он совершает новое преступление.     

Эта правда потрясла меня в буквальном смысле и напомнила обиду и ненависть к Хрущеву многих образованных кыргызов, любящих Сталина. Они были похожи на тюремщиков, которые жили на всем готовом, поэтому боялись самостоятельной жизни и снова мечтали об условиях в заключении. Во всяком случае, нужно отметить заслугу Н. С. Хрущева, который через разоблачения последствий культа личности освободил советскую интеллигенцию от духовной тюрьмы сталинизма. Это же был открытый жест нового царя на то, чтобы каждый думал своей головой и своим умом достиг истины.

Но попытка самостоятельно мыслить на самом деле оказывается, намного тяжелее, чем самостоятельно вести обыденную бытовую жизнь. Именно поэтому, наверное, преобладающее большинство кыргызской интеллигенции, воспитанное и привыкшее работать в условиях тоталитарной власти, симпатизирует сталинизму, который не требовал от них мучительного самостоятельного мышления и даже мечтает о возвращении в его духовную тюрьму. Потому что, когда пришло время работать своим умом, независимо и свободно мыслить, открывать для себя новую правду жизни и познать мир, кыргызские интеллигенты предпочли уклониться от такой тяжелой работы и не хотели себя утруждать.

Чынгыз Айтматов же, конечно, был психологически готов правильно воспринять открытое осуждение cталинской власти, все тяготы и лишения которой он и его родные сполна испытали на себе. Во-вторых, такая психологическая готовность позволила его уму не оставаться в застое, сделала его гибким, с удовольствием осваивать мысли, порожденные новой политической ситуацией, своевременно и со знанием дела воспользоваться удобными условиями, возникшими в силу этого для кыргызской интеллигенции. В-третьих, когда начался процесс обновлений в политической, идеологической, культурной жизни общества, Ч. Айтматов жил в интеллигентной среде Москвы, которая являлась самой передовой в идейном возрождении и поисках нового.   

И эти обстоятельства так же стали сильным толчком для него, способствовали быстрее избавиться от ложных понятий и представлений советского воспитания, критично переосмыслить всего того, что сам знал и видел. В общем, у нас есть полные основания сказать, что когда в советском обществе началось время «хрущевской оттепели» и лютая зима будто вдруг сменилась весной, проведенные два года в Москве, стали для молодого кыргызского писателя периодом духовного роста, умения научиться мыслить самостоятельно и смотреть на мир собственными глазами, свободного полёта его творческой фантазии, обогащения писательского опыта и фомирования утонченного эстетического вкуса.    

Учеба на высших литературных курсах имела еще одно преимущество: обучающимся писателям платили хорошую стипендию, выделяли отдельную комнату, обеспечивали всем необходимым, чтобы слушатели не утруждали себя решением бытовых проблем, в общем, были созданы все условия, нужно было только спокойно жить и заниматься творчеством. Чынгыз Айтматов умело воспользовался и этой возможностью, задействовав свое умение мыслить по-новому, фантазию, вкус и неуемное желание сочинять художественные тексты, с огромным вдохновением написал свои повести: сначала «Бетме -бет» («Лицом к лицу»), затем «Жамийлу».

Написанные на русском тексты повести «Бетме-бет» вначале были опубликованы в 1957 году в газете «Советская Киргизия». Для меня, который не пропускал ни одного нового номера московских газет «Литературная газета», «Комсомольская правда», «Известия», богатых на различные новости, газета «Советская Киргизия», убогая по своему содержанию и бедная на новые мысли, не представляла особого интереса, я практически не читал ёё.

По этой причине я не знал, что повесть начали печатать в этой газете. Об этом я узнал совершенно случайно в троллейбусе, от пожилого русского мужчины, с виду интеллигента. Он рассказывал своему соседу, что в газете «Советская Киргизия» из номера в номер печатают новую повесть Ч. Айтматова. «Начало повести очень интересная и если концовка будет такой же, то это станет новостью в литературе», — сказал кто-то. Потом я долго еще видел, как русские пассажиры говорили, живо обсуждали детали повести «Бетме-бет», как новое актуальное политическое событие.   

По моим наблюдениям, в повести русскоязычных читателей Бишкека больше заинтересовало достоворное описание жизни простых сельских жителей в годы войны. Причина в том, что почти во всех вышедших в свет новых произведениях после войны, не говорилось о вынужденном тяжелом труде простых сельчан в тылу, об их горестях и лишениях. А в «Бетме-бет» читатели увидели типичные приметы военной поры, то есть, правда жизни того времени нашла в повести свое полное отражение.

Я читал полный вариант текста «Бетме-бет» на русском в журнале «Литературный Кыргызстан», потом его авторский перевод на кыргызский в журнале «Алатоо» в 1957 году. В начале 1958 года повесть «Бетме-бет» была напечатана в объемистом престижном московском литературном журнале «Октябрь», но не как авторский вариант, а как произведение, переведенное с кыргызского языка. На самом деле повесть на русском написал сам автор, но видимо, руководству журналу показалось, что стиль русского варианта не очень-то отвечает его запросам и оно поручило писателю по фамилии Дроздов довести его, так сказать, до нужной кондиции. Прочитав оба варианта повести, я пришел к мнению о том, что переводчику удалось придать русскому языку повести яркие, возвышенные и художественные свойства.

Кстати, повесть «Бетме-бет» стала первым произведением кыргызской литературы, опубликованным в одном из известных московских литературных журналов.  

Это был великолепный литературный текст, свидетельствующий о неожиданном высоком творческом взлёте Ч. Айтматова. Хотя оба варианта повести вызвали немалый интерес в читательской среде, но почему-то кыргызские писатели, в особенности, литературные критики остались к ней равнодушны. Не было опубликовано в прессе каких-либо рецензий или статей, дающих ей оценку. Я посчитал это несправедливостью и решил сам написать объемную статью об этой повести.     

В то время я оканчивал четвертый курс университета. Мой близкий друг Камбаралы Бобулов (1936 -2008 гг.), учился на курс выше. Он будучи еще студентом успел стать известным благодаря своим рассказам и критическим статьям, был принят на работу в журнал «Алатоо», куда его взяли сразу после окончания четвертого курса. Там он работал в отделе литературной критики и одновременно заканчивал последний, пятый курс университета.

 Из-за того, что журнал сильно нуждался в критических статьях, Камбаралы вынудил меня написать несколько статей и опубликовал их. Через них я так же стал более-менее известен в литературных кругах и мечтал удивить народ, написав какую-нибудь длинную проблематичную статью критического направления.

В «Бетме-бет» повествуется о дезертирстве деревенского парня, отправленного на фронт по вынуждению. Из-за страха быть убитым, он под покровом ночи спрыгивает с воинского эшелона, идущего на фронт. Прочитав повесть, я сразу же вспомнил о дезертирах военного времени, описанных в советских книгах о войне. Книжные дезертиры в них изображались исключительно как представители эксплуатирующих классов, у которых советская власть отобрала богатство и власть, или как их дети, и еще как сплошные подонки и негодяи, лишенные высоких чувств патриотизма, любви к родине, не придерживающиеся социалистических норм поведения. Эти герои даже внешностью были уродливыми. А дезертир в повести «Бетме-бет» оказался обычным деревенским парнем, не врагом советской власти и вполне симпатичной внешности.        

Во-вторых, в романах и повестях, преследующих цели художественного описания жизни военного времени, положительные герои в буквальном смысле рвались на фронт, требуя от военкомов районов быстрее отправить их на войну. Но я, например, никогда в своей жизни не видел, чтобы кто-то радостно уходил не то, чтобы на фронт, а даже на обычную трехгодичную армейскую службу в наше мирное время.

Смутно помню: во время войны мужчины, призванные из нашего села в армию, сначала пытались скрыться в горах, лесах, уклоняясь от службы; а затем, когда правительство начинало жестко прессовать их семьи и родных, вынужденно выходили из своих укрытий, сдавались в руки правительственников и обливаясь слезами, уходили на войну. Несколько наших родственников так же бежали от солдатства в соседний Узбекистан, прятались в близлежащих селах. Кстати, когда я учился во втором классе, это был 1944 год, сын Эрмат аба Назилбек вернулся из войны. Просто жалко было смотреть на него, оборванного, худющего и изнуренного. По селу сразу же поползли слухи, что он будто сбежал прямо с поля боя. И что это была правда, стало известно после окончания войны. Оказывается, рядовой Назилбек Эрматов сбежал именно во время боев, шедших на степях Кубани. Нашел гражданскую одежду, выбросил гимнастерку и пешком направился на восток; где-то ехал, цепляясь к грузовым вагонам, в каких-то селах и поселках бомжевал, прося милостыню, а в минуты опасности изображал из себя глухонемого. Так он в течение трех с половиной месяца добрался до аила.         

Изумленные односельчане спрашивали его: «Ну ты ловкач, даешь, как ты прошел столь дальний путь и как тебе вообще удалось сбежать прямо с фронта?», а он им отвечал: «Так и сбежал, не хотел сдохнуть на войне, жить то хочется!».  

В детстве я слышал еще одну историю, связанную с темой дезертирства. По ту сторону реки Жазы, напротив нашего села стоял колхоз «Эркин-Тоо». Сразу же после окончания войны, колхоз этот построил электростанцию, в домах, на улицах загорелся яркий свет; стали брать богатый урожай, какой другим не снился. Пять-шесть человек из этого колхоза даже получили высокое звание Героя Социалистического Труда. Слава о колхозе и его председателе гремела повсюду. 

Об истинных причинах столь неожиданных и небывалых достижений колхоза «Эркин-Тоо» люди нашего аила рассказывали одну историю. Я не знаю, насколько она соответствует действительности, или это было просто выдумано. Да и никто особо не старался разбираться в этом. А дело оказалось вот в чем: как только началась война, председатель колхоза «Эркин-Тоо» начал тайно принимать всех сильных, молодых джигитов -дезертиров со всех деревень, построил для них жильё в самом укромном месте - в глухом лесном массиве чуть выше села. Обеспечил всем необходимым и распоряжался ими как своими собственными рабами: те пахали землю, сеяли, собирали урожай, готовили корма, пасли скот. В общем, председатель заставлял пахать их до седьмого пота. Так колхоз «Эркин-Тоо» используя дармовый труд молодых и здоровых дезертиров, бурно развивался по всем направлениям сельскохозяйственной отрасли, в то время как другие колхозы, где остались одни женщины, дети и немощные старики, еле сводили концы с концами. Эти и другие события из моего детства вспомнились мне, когда я прочитал повесть «Бетме-бет». Только теперь я убедился в том, что в советской многонациональной литературе вовсе не отражались драматические и трагические стороны жизни людей, оставшихся в тылу, их взимоотношения и горестные судьбы. А в повести «Бетме-бет» я увидел пронзительную правду сельской жизни в суровое военное время и драматическую судьбу несчастного дезертира, написанную беспощадной правдивостью. Случившееся событие не было политизировано согласно официальным идеологическим требованиям и не подчинено идеям «классовой борьбы», которых до сих пор придерживаются кыргызские писатели. Эти преимущества повести не только утешили, но и сильно потрясли мою душу. Поэтому свою статью я решил начать со сравнения дезертирской судьбы главного героя Ысмайыла с судьбами реальных беглецов из армии и тех, книжных. И для должной подготовки начал читать произведения, в которых рассказывались военные события и научные книги о художественной обработке темы войны в литературе.   

В одной книге я нашел слова американского писателя Эрнеста Хемингуэя, пользующегося в Советском Союзе огромным авторитетом. Он, объясняя свое добровольное участие в Первой и Второй мировых войнах, писал следующее: «Война — страшная вещь, но мы должны идти против неё и довести её до конца».  

Именно эти слова дали новое направление моим мыслям о содержании «Бетме-бет» и мне показалось, что они станут неким ключом, раскрывающим психологические причины бегства главного героя с воинского эшелона, увозящегося его на фронт. 

Я сделал следующее умозаключение, относительно этой темы. Конечно, над человеком, находящимся на поле сражения, все время висит как меч, страх быть убитым в любой момент. Никто не идет и не рвется на войну в радостном, приподнятом настроении. Но в том случае, если на страну нападет сильный и могущественный, преследующий агрессивные цели враг, то часть граждан, несущих себе чувства державного патриотизма и национального самосознания, остро чувствующих угрозы порабощения своего народа, близких, родных, и осознающих необходимость вооруженного противостояния, добровольно могут вступить в войну с агрессором. А простые люди труда, особенно крестьяне, занятые исключительно простыми жизненными заботами — кормить семью, работать на хозяина (правительству или эксплуататору) идут на войну только потому, что их вынудили к этому или только из-за животного страха быть сурово наказанным властями. Дезертирство совершают только те, кто ценит свою жизнь выше всего, не хочет умереть преждевременно и панически боится быть убитым. С государственной точки зрения, такой проступок принимается как обычное преступление, а с позиции пацифистской идеологии, выглядит как естественный протест простого человека против кровопролитных столкновений, завязанных амбициозными лидерами-милитаристами. Здесь получилось, как в кыргызской пословице: «Эки дөө кагышса, ортодо чымын өлөт» (дерутся два великана, но гибнет муха между ними). Следовательно, главный герой повести «Бетме-бет» Ысмайыл также не хочет быть мухой и оказывается в дезертирах.

Перед этим я решил поделиться с этими мыслями с Камбаралы Бобуловым (мой друг, работающий сотрудником отдела критики литературного журнала «Алатоо»), но только начал рассказывать, он тут же вспыхнул и, остановив меня на полуслове, прочитал длинную и нудную лекцию о советском патриотизме, принципах партийности в литературе, справедливых и несправделивых войнах. И закончил словами: «Несчастный сирота, зачем тебе вмешиваться в политику, там без тебя разберутся. Если напишешь свою статью в том виде, как сам сейчас сказал, то никто не будет её печатать. Не знаю как другие, но я лично не могу предложить это своему редактору». Он был прав, на самом деле это было невозможно. А просто писать про повесть  общие хвалебные слова, мне не хотелось.

Наступила осень 1958 года, это было началом последнего года моей учебы в университете. Именно в это время в №8 известного московского журнала «Новый мир» была опубликована повесть «Жамийла», которая в буквальном смысле взорвала огромную читательскую среду. Номера журнала передавались из рук в руки, люди стояли в длинных очередях за каждым новым номером издания. Все те, кто читал её, отзывались с восторгом. Повесть особо восхитила и впечатлила кыргызскую молодежь вроде меня, кто делал свои первые шаги в литературу. Потому что в ней как в стиле молодых романтичных русских классиков, на самом высоком художественном уровне были изображены до боли знакомые нам характеры деревенских жителей, их психологические особенности, обычаи и традиции, а также близкие сердцу картины родной природы, её явления и цвета.       

Кстати, «Жамийла» как и нас заворожила и большинство молодых писателей, живущих в Центральной Азии, уже знающих цену художественному слову и начинающих серьезно заниматься литературным творчеством. В качестве примера можно привести слова талантливого таджикского писателя Пулата Толиса, который не скрывал своего восхищения после прочтения повести: «Вот эта проза! Я ничего подобного раньше не читал. Это на самом деле не проза, а удивительная песнь! Если бы я написал хоть одно такое произведение, как «Жамийла», то считал бы, что не зря прожил на этом свете!».     

Спустя два месяца после опубликования в «Новом мире», «Жамийла» вышла на кыргызском языке под названием «Овон» в журнале «Алатоо» (№10, 1958). Авторский перевод повести на кыргызском также был встречен с большим интересом и заслужил самых восторженных и теплых отзывов, как и русский вариант.

Без сомнения и «Бетме-бет», и «Жамийла» были созданы на уровне, до которого еще не поднялась кыргызская проза. Я не переставал удивляться этим произведениям, внезапно появившимся в нашей литературе, и чтобы узнать, в чем же их секрет, заново внимательно перечитал все ранние рассказы писателя.   

Его первые три рассказы «Газетчик Дзюйо», «Ашым», «Биз андан ары барабыз» (Мы идем дальше) написаны были только благодаря желанию автора показаться на страницах прессы и быть узнаваемым для большинства. Конечно, в то время советская пресса, выполняющая роль вестника и проводника правительственной политики, сильно нуждалась в текстах, пропагандирующих актуальные идеологические кампании различными способами. Чувствовавший эту нужду и современные требования периодической прессы и горящий желанием увидеть свои сочинения в печати, Ч. Айтматов для того, чтобы пропагандировать лозунги политических кампаний, осуществляемых в целях недопущения новой мировой войны и изменения природы, выдавил в тех рассказах простенькие сюжеты, не соответствующие реальной жизни.  

А в последних рассказах молодого писателя «Ак жаан» (Белый дождь), «Түнкү сугат» (Ночной полив), «Асма көпүрө» (Канатный мост) нет простой иллюстрации политических лозунгов того времени. Их сюжеты привязывались к вопросам социалистического труда, общественного производства, советской морали и были построены в основном на выдуманных событиях. 

В общем, как я заметил, что ранние рассказы Чынгыза Айтматова хотя и свидетельствовали об образованности, умении мыслить по-новому, а также о способности своего автора к художественному слову, но по меркам высоких эстетических критериев были еще достаточно сырыми и несовершенными. Образно говоря, рассказы эти были похожи на яблоки, висевшие среди листьев на ветвях посреди лета – твердые, неспелые и оттого невкусные.    

И всего через два года после выхода в свет рассказа «Асма көпүрө» из-под пера молодого писателя вышли словно крупные, сочные, созревшие сладкие осенние яблоки, изумительные по всем критериям художественного слова повести «Бетме-бет» и «Жамийла»! Это было ошеломляюще, ощущение, будто майские яблоки с помощью какого-то волшебного катализатора созрели уже в начале июля. Было понятно, что таким катализатором для головокружительного творческого взлета Ч. Айтматова послужили вышеуказаные факторы (вместе с семьей пострадал от тирании сталинизма, своевременно использовал период оттепели, учеба в Москве именно в тот период).

В это время, когда я перечитывал рассказы Ч. Айтматова, Камбаралы Бобулов бесконца говорил о повести «Жамийла» и решил написать статью о её содержании и значении в целом. Для этого он сначала проконспектировал научные книги о половых взаимоотношениях мужчин и женщин, прочитал множество художественных произведений, посвященных любовной теме. Особо зачитывался романом «Анна Каренина», в котором молодая чувственная аристократка, потеряв голову из любви, оставляет своего высокопоставленного чиновника мужа и выходит замуж за офицера аристократа. Он сильно утруждал себя также перечитыванием трудов ученых литературоведов, анализирующих сюжетные события этого романа.       

Все это делалось ради того, чтобы оправдать с психологической и нравственной точки зрения поступок главной героини повести «Жамийла», которая из-за вспыхнувших истинных чувств, пренебрегая своим мужем, находящимся на полях битвы, сбежала с каким-то пришельцем, невзрачным на вид, но великодушным и прекрасным душой, и подтвердить правильность её решения.  

Наконец К. Бобулов, изрядно измучившись и потратив немало сил и времени, написал статью такого содержания под названием «Повесть о любви» и опубликовал её в партийной газете и литературном журнале. Надо отдать должное — данная во многом  удачно написанная статья стала первой существенной положительной оценкой, похвалой к повести «Жамийла» в кыргызской литературной критике.

Анализ идейного содержания «Жамийлы» в статье К. Бобулова видимо, пришелся по душе Чынгызу Төрөкуловичу и вполне удовлетворил его; с того момента он начал притягивать к себе Камбаралы и сделал его своим активным сторонником и единомышленником и всячески поддерживал. Например, в 1963 году, когда он освободился от должности специального корреспондента газеты «Правда», должность эту, считавшуюся мечтой для любого кыргызского писателя, оставил ему, Камбаралы.         

Но по иронии судьбы (ведь ничего не поделаешь) лет через пять или шесть после статьи «Повесть о любви», когда К. Бобулов учился в аспирантуре в Москве, сама его красивая молодая жена, полюбив другого, не меньше, чем Анна Каренина и Жамийла, ушла с ним. Конечно, расставание с любимой женой, да еще и с двумя детьми, для гордого Камбаралы стало настоящей трагедией. Он посчитал такой поступок своей любимой большой несправедливостью и неверностью, неожиданным преступным умыслом в отношении к нему и буквально раздавленный горем, жаловался по этому поводу близким друзьям и знакомым, мучился и сочинял грустные стихи о неисполненных мечтах и неверности любви. Так, пищущий до этого рассказы и критические статьи, всегда громогласный и жизнерадостный молодец, вдруг превратился в тихого, печального поэта.          

Он бесконечно ворчал о подлом пренебрежении им своей женой и этим утомил и меня. Его недовольства я сначала терпеливо выслушивал и как мог, утешал его израненную и измученную душу и всячески подбадривал. Но однажды не вытерпев, я выпалил: «Ты же молдоке, сам писал, что Анна Каренина и Жамийла правильно поступили, что ушли к любимым от своих мужей? И что же теперь? Значит, поступок тех женщин в книгах — это правильно, а то, что твоя поступила как Анна и Жамийла, выходит неправильно?».

Казалось бы, мое вполне мирное замечание, оказывается, сразило Камбаралы как пуля. Он сначала растерялся, застыл на некоторое время, тараща на меня свои глаза, в которых читались не то удивление, не то ненависть, затем дрожащим голосом дико заорал: «Разве я это хотел услышать от тебя?! Все! В глаза твои больше не посмотрю!». Хотел он еще что-то сказать, но задушенный приступом ярости, раздраженно махнув рукой, резко повернулся и выскочил вон из кабинета.    

Он долго не разговаривал со мной, только за два года до своей кончины, однажды зашел ко мне и сел напротив. «Заболел странной болезнью, — сказал он. – Говорят, старый друг лучше новых двух, просто зашел поздороваться с тобой. Оказывается, старость в один прекрасный день сядет на шею и на том все, ты уже не тот. Да что там говорить, сам знаешь все…».

Камбаралы мырза всегда был жизнерадостным, бодрым и темпераментным молодцом, слово сказать никому не давал, шутил, хохотал и вдруг этот человек стал тихим, печальным и смирным, да и внешне выглядел неважно. И мне стало по-человечески жалко его.   

3. Отчаянные попытки уничтожить повесть «Жамийла»

Стояла поздняя осень 1958 года. Я как обычно сидел в центральной библиотеке в Бишкеке. Вдруг ко мне подошел Камбаралы Бобулов и сказал: «Завтра в Союзе писателей намечается обсуждение по повести «Жамийла». Знаешь же Байтемирова, вот он собирается нанести удар по «Жамийле», приглашены туда все те, кто завидует воссияющей звезде Чынгыза. Я тоже организую группу против них. Ты тоже хорошенько подготовься, будешь выступать».  

Насирдин Байтемиров (1916–1996) в то время руководил секцией писателей прозаиков в Союзе Писателей Кыргызстана. Он был способным к словесному творчеству, много писал, был очень трудолюбивым писателем, но был бедноват и ограничен в плане багажа общей культуры, литературного образования и эстетического вкуса. Живо реагируя на различные политические кампании советской власти, он, будто гнались за ним, в спешке писал всякие длинные и короткие произведения и все время издавал свои книги.       

К тому времени, когда вышла в свет «Жамийла», Н. Байтемиров успел уже стать автором четырех крупных романов, четырех объемистых повестей, двух сборников рассказов, четырех стихотворных сборников и трех пьес. Он давно хотел услышать из уст своих коллег-писателей и литературных критиков хвалебные, восторженные слова и отклики о своих многочисленных произведениях. Но. Дело в том, что в его прозаических произведениях сюжетные линии всегда имели скучный, искусственный и надоедливый характер, а герои выглядели неживыми и недостоверными и оттого не вызывали особого читательского интереса.        

Но, видимо, Н. Байтемиров считал себя лучшим писателем, произведения которого якобы не ценились по достоинству и от этого испытывал горечь и обиду и в глубине души таил злобу. Поэтому стоило ему услышать хвалебные слова на страницах периодических изданий в чей-то адрес из коллег писателей, он сразу же начинал нервничать и соперничать с ними и превращался в их врага. Приведем один пример к сказанному.     

В 1949 году неожиданно пришла огромная удача к Түгөлбаю Сыдыкбекову, который не считался выдающимся среди кыргызских писателей, хотя в 1935–1948 годы он издал три романа. Его роману «Биздин замандын кишилери» (Люди наших дней), изданному за год до этого в Москве на русском языке, была присуждена Сталинская премия (позже – государственная) третьей степени. Трехстепенная сталинская премия в Советском Союзе была единственной госпремией, которая присуждалась ежегодно признанным лучшими произведениям. В большей степени награду получали произведения русской литературы, нежели национальной. И писатели из национальных республик, удостоившиеся этой награды, сразу же в своей литературе выводились на передовые места, оказывались во всеобщей почести и уважения, становились знаменитыми даже в странах социалистического лагеря и вполне самодостаточными в материальном плане.           

То, что Т. Сыдыкбеков первым из кыргызских писателей получил Сталинскую премию, мгновенно подняло его авторитет до небес и кардинально изменило его общественный статус. Во-первых, роман «Биздин замандын кишилери» в 1949–1951  годы был четырежды переиздан на русском языке; в 1950-1953 годы увидел свет на 11 языках в советских республиках и странах социализма; вместе с этим романом, получившим награду, были переведены и изданы на языках народов СССР и другие его произведения.

В результате Т. Сыдыкбеков стал не только известным, но и самым богатым кыргызским писателем, обладающим баснословной суммой денег. Во-вторых, были защищены три кандидатских диссертаций, посвященных жизни и творческому пути Т. Сыдыкбекова, в газетах и журналах, научных сборниках, учебниках водопадом обрушилась на него огромная масса лестных отзывов, восхваляющих его имени. Высшая госнаграда так же закрыла пути всяческой критике в отношении его произведений.                 

После полгода смерти И. В. Сталина, то есть, осенью 1954 года был созван 2-й съезд писателей Кыргызстана. Со своими несколькими студентами, кандидатами в писатели, поучаствовал на нем в качестве обычного слушателя и я, только что принятый на работу в университет. В докладах, прочитанных с трибуны, выступлениях сильно хвалили Т. Сыдыкбекова, после этого неожиданно слово представили Н. Байтемирову. Он, завершив свое политизированное вступительное слово, обратился к партийным руководителям, сидящим в президуме, и спросил: «Можно ли высказать критику в адрес лауреата сталинской премии?».

Вопрос этот вызвал дружный всеобщий смех в зале, и Н. Байтемиров, видимо, приняв его за поддержку и одобрение, взбодрившись, начал с вдохновением читать с бумаги свои идеологические обвинения, касающихся романа Т. Сыдыкбекова «Тоо балдары» (Дети гор), только что вышедшего в свет. Его критика прозвучала демагогично и достаточно грубо. Но никто из кыргызских писателей, сидящих в зале, не поднялся на трибуну после Н. Байтемирова и не ответил на его нападки. Поднялся только один – неизвестный тогда еще в СССР балкарский поэт Кайсын Кулиев, который выступил с опровержением обвинений Н. Байтемирова в адрес романа «Тоо балдары».      

Участник Второй мировой войны, советский офицер Кайсын Кулиев (1917–1985) после окончания войны, вслед за своим народом, высланным в Ср. Азию, приехал в Бишкек и прожил здесь около десяти лет.  Он работал советником молодых писателей в Союзе Писателей Кыргызстана, писал на русском, переводил произведения отдельных кыргызских писателей на русский. В том числе, и роман Т. Сыдыкбекова «Тоо балдары» был переведен им на русский язык и издан в Бишкеке в 1954 году.     

Кажется, бывшего боевого офицера сильно разозлило грубые попытки найти идеологические ошибки в переведенном им произведении. И К. Кулиев не только ограничился опровержением сказанного Н. Байтемировым, но и со свойственной ему резкостью прямо заявил, что вся его критика исходит от простой черной зависти, что он сам, Н. Байтемиров как писатель, еще не дорос до того уровня, чтобы критиковать других. Балкарский поэт говорил так пламенно, что ошеломлённый зал замер под сильным впечатлением его речи, и один из сидящих, видимо, то ли очень чувствительный, то ли припадочный, вдруг громко рухнул на деревянный пол со своего кресла.

К несчастью Н. Байтемирова, после Т. Сыдыкбекова на советскую литературную арену стремительно начал вырываться Ч. Айтматов. Русский вариант повести «Жамийла» пока еще не хвалили в прессе, но с особым интересом читали его писатели, которые с восторгом отзывались о ней. Такую же восторженную реакцию среди читающей публики вызвал и кыргызский вариант повести, опубликованный через два месяца. Это конечно не понравилось Н. Байтемирову, одержимому ревностью и он, пользуясь своим служебным положением (заведовал секцией прозаиков), решил задушить «Жамийлу», как говорится, «в пелёнках» и с этой целью организовал обсуждение, чтобы разнести в пух и прах повесть молодого писателя.      

Я пришел ровно к двум часам в Союз Писателей Кыргызстана, расположенный в старом одноэтажном здании, выделенном ему официально. Зайдя вовнутрь, увидел на доске объявлений листок бумаги, оповещающий о том, что состоится обмен мнениями по языку повести «Жамийла». Я прошел в большую комнату, где уже собрались участники и поздоравашись, занял свободное место.   

Смотрю, по обе стороны длинного стола, кроме Н. Байтемирова, сидят следующие писатели: один из осноположников кыргызской литературы, видный поэт Темиркул Үмөталиев (1908-1991); авторитетный переводчик, ответственный секретарь журнала «Алатоо» (бывший «Советтик Кыргызстан») Олжобай Орозбаев; широко неизвестный еще молодой акын, секретарь парткома Союза Писателей Түмөнбай Байзаков; известный своими удачными рассказами писатель, главный редактор сатирического журнала «Чалкан» Касым Каимов; начинающий прозаик Качкынбай Осмоналиев; ныне забытый, в то время пищущий иногда рассказы, инвалид войны Жумабек Кыдырмышев; видные литературные критики Кеңешбек Асаналиев, Камбаралы Бобулов, Кымбатбек Укаев (1932-1989).

Обсуждение началось с краткого вступительного слова Н. Байтемирова. Он в основном говорил о том, что повесть не написана простым кыргызском языком, что многие предложения грубоваты и  будто переведены с русского методом кальки и пытался привести какие-то примеры в качестве доказательства. Затем слово было представлено Жумабеку Кыдырмышеву, который вернулся со второй мировой без одной руки. Он высказал такое мнение: солдат сражался и бил фашистов, защищая свой народ, а его невеста, оставшаяся дома, сооблазнившись песней какого-то бродяги, ухватилась за полу его шинеля и ушла с ним. И её поступок никак не соотвествует высоким нормам советской морали.  

Этот тезис сразу же подхавтил и развил дальше, известный поэт Темиркул Үмөталиев, который сам воевал четыре года на фронте и вернулся живым и невредимым. По его словам, грубейшей идеологической ошибкой является сам факт того, что законная жена солдата, воевавшего с фашистскими агрессорами, уходит к другому, никак не осуждается в повести «Жамийла», а наоборот, оправдывается и даже воспевается как истинный пример любви!      

«Во время войны, сам я, конечно, не видел, но услышал от никогда не врущего  человека одну историю, — сказал поэт. —  Солдат один, лишившись обег ног и обеих рук, лежал в госпитале. И он написал своей жене такое письмо: «Дорогая, я стал инвалидом, приезжай и забирай меня». А жена в ответ пишет, что отказывается от него такого. Солдат тогда написал ей новое письмо: «За то, что ты отказываешься от меня, я не буду винить тебя и обиду держать не буду.  Меня прокормит государство, не оставит в беде. Но я прошу тебя только об одном – мы с тобой женились по любви, прожили вместе в любви и согласии несколько лет. Поэтому давай попрощаемся по-человечески, приезжай ко мне в последний раз». 

Жена приезжает в госпиталь и в ужасе застывает перед калекой мужем. Солдат ей говорит: «Наклонись ко мне, чтобы я поцеловал тебя на прощание». Ничего не подозревая, жена наклоняется и подставляет ему щеку. В этот момент муж берет и «цап!» откусывает ей нос! Вот так наказывает солдат калека свою неверную жену! Видевшие это окружающие люди все поддерживают его поступок. А ты, Чыңгыш, сбежавшую жену, заслуживающую такого же наказания, оправдываешь, более того, описываешь красиво и романтически. Это не то что противоречит нашей советской морали, но и вообще нравственным ценностям нашего народа, наших предков».

Кажется, Ч. Айтматов до этого ни разу не слышал такую массивную критику в свой адрес в подобных многолюдных собраниях и когда начали шельмовать его произведение по идейным соображениям, резко переменился в лице, занервничал, это было заметно всем. Как бы ни старался он не выдавать себя, ему это не удавалось, и сидел, словно на иголках. Не выдержав критическое замечание Т. Үмөталиева возразил: «Темике, я никак не могу принять ваши претензии». Тогда откуда –то с боку громко и недовольно буркнул Түмөнбай Байзаков: «Эй, Чыңгыз, ты не кипитись, а послушай мнение своих товарищей! Собираешься вступить в партию, поэтому учись правильно воспринимать критику. Какие бы горькие слова не высказывались в твой адрес, покажи выдержку и сиди тихо!».

То, что его одернул свояк первого секретаря ЦК КП Кыргызстана Исхака Раззакова, секретарь партийной организации Союза Писателей Кыргызстана Т.Байзаков, заставило Ч.Айтматова замолчать.

Выступившие после этого, в основном одобряли и хвалили повесть «Жамийла». В особенности мастер перевода, знаток литературы Олжобай Орозбаев долго говорил о новизне повести и необыкновенном таланте его автора. Критики К.Асаналиев и К.Бобулов были такого же мнения, они убедительно и уверенно доказали, что это именно так. Их поддержали и К. Каимов с К. Осмоналиевым. Еще один критик К.Укаев попытался было отметить некоторые недостатки повести, но его речь осталось почти без внимания. В общем, на том обсуждении повести «Жамийла» дана высокая оценка и большинство писателей тепло высказались о ней. Организатор мероприятия Н. Байтемиров, почувствовавший, что его черный план провалился с треском, мрачно объявил обсуждение оконченным и предоставил слово автору Ч. Айтматову. Перед этим я тоже поднимал руку, чтобы высказать свое мнение, но Байтемиров сделал вид, что не заметил. 

Ч. Айтматов был спокоен, на его лице отчетливо читалась искренная благодарнось к своим коллегам, выступившим в защиту его повести. Он вежливо опроверг отдельные критические мнения, высказанные в свой адрес и в качестве доказательства против претензии о том, что язык повести непонятен кыргызскому читателю, вытащил из своего портфеля несколько конвертов. «Вы утверждаете, что читатели якобы не могут понять язык произведения. Но эти письма говорят об обратном, это пишут простые сельские читатели, они говорят мне спасибо. Хотите, почитаю?», — сказал он. «Не надо Чынгыш, положи письма обратно в сумку, — тут же снова возразил Т. Үмөталиев. – Мне тоже из сел много писем приходит, среди них есть даже стихи, посвященные лично. Но я их никогда не читаю другим. И ты тоже не читай, это не прилично». 

От такого помыкания Чынгыз Төрөкул уулу чуть растерялся, немного подумал и сказал, что учтет все критические замечания по повести «Жамийла» и поблагодарил всех, кто выступил в её поддержку. На этом обсуждение завершилось. Если оценить в общем, то обсуждение, специально организованное с целью нанести сокрушительный удар по повести «Жамийла» заодно и её автору, на самом деле превратилось в собрание, в котором только хвалили её.      

Все участники обсуждения гурьбой высыпались наружу. Чынгыз Төрөкул уулу снял свой плащ с вешалки и направляясь к выходу, вдруг взглянул в соседнюю комнату, дверь которой была настежь открыта и застыл в удивлении. Там с женщинами из бухгалтерии сидел его друг, секретарь Союза Писателей Токтоболот Абдумомунов и спокойно пил чай!

И тут же в моей голове зародилась масса вопросов: «Как же так? Они же самые близкие друзья? Неужели Абдумомунов не знал про обсуждение повести «Жамийла»? Не увидел объявление Байтемирова? Не может быть! Или может, поздно пришел, и женщины не сообщили ему об обсуждении в соседней комнате?».   

Т. Абдумомунов, увидев Ч. Айтматова с плащом в руке, и как ни в чем не бывало спросил с места: «Чынгыз, что, какое-то собрание было?». Неподвижно стоявший Чынгыз Төрөкул уулу будто опомнился и кивнул головой, растерянно пробормотав: «Да, вот было обсуждение по моей повести «Жамийла». Мне кажется, каждый должен пройти через такое обсуждение». Сказал и надев плащ, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу.    

Я вышел из Союза вместе с К.Асаналиевым и К.Бобуловым. Все трое ехали в одну сторону. И все еще были под впечатлением произошедшего. Особо радовался К. Бобулов, который чуть ли на всю улицу кричал, не в силах сдержать свои эмоции: «Мы победили, мы уничтожили их!».  

А я шел и все не мог забыть, как же он, Токтоболот Абдумомунов мог пропустить такое важное обсуждение, касающегося детища его друга и в конце концов не вытерпев, задал вопрос нашему учителю К. Асаналиеву: «Насколько мне известно, Абдумомунов является другом Айтматова, и врагом Байтемирова. И как он мог не прийти, когда его враг решил уничтожить его друга? Как он мог не знать, что рядом с комнатой, где он пил чай с бабами из бухгалтерии, проходит обсуждение?». Пока Асаналиев думал, что ответить, его опередил К. Бобулов: «Да что тут непонятного! Все те, кто считает себя лучшими, умирают от черной зависти, что Чынгыз ракетой взлетел в небеса! Даже у Абдумомунова, считавшего Чынгыза своим лучшим другом, кошки скребут на душе от его головокружительного успеха!».

К. Асаналиев тоже поддержал его мнение и подробно рассказал о таком явлении среди наших отдельных писателей и привел это на примере романа Т. Сыдыкбекова «Биздин замандын кишилери». Что это особенно ярко проявилось во время перевода романа на русский язык и представлении его на Сталинскую премию.    

«Нет, вы только посмотрите, надо же (!), на обсуждение явился сам Үмөталиев из аксакалов и выступил против писателя, ровесника его дочери, вот что меня удивляет!», — не унимался громогласный Бобулов. — Ой, тобо! Сам кроме стихов ничего не пишет, Чынгыз ему не ровесник и не противник, не делит его славу или должность, тогда почему он так сказал, Кенешбек Асаналиевич, в чем причина? Можете ответить на этот вопрос?». На что К.Асаналиев ответил кратко, пройдя несколько шагов: «Непонятно. Это нужно спросить у него самого».

Видимо, этот вопрос – почему Т. Үмөталиев пошел против повести «Жамийла»? — не давал покоя неугомонному Бобулову, и он все же выяснил это у вездесущих писателей и сообщил мне как суюнчу. Оказывается, кто-то сказал Т. Үмөталиеву, что под видом дружбы с его отцом, Чынгыза в свою сторону перетянул А. Токомбаев. И давний враг Токомбаева Үмөталиев пошел чисто по принципу «друг моего врага — мой враг», и приводя туда своего земляка Т. Байзакова, нелестно отозвался о повести «Жамийла».      

Услышав об этом, в тот же вечер к Т. Үмөталиеву пришел журналист, политик, единомышленник и земляк Айтматова Тургунбек Суванбердиев и высказал ему свою обиду за его выступление против Чынгыза. Когда Т. Үмөталиев объяснил истинную причину своего выступления, Т. Суванбердиев подробно ему рассказал о том, что между Айтматовым и Токомбаевым нет никакой связи, наоборот, Чынгыз вообще не разделяет многие мысли Токомбаева о вопросах литературы. Получив эти достоверные данные, Т. Үмөталиев сильно огорчился и сидит теперь у себя дома очень расстроенный тем, что совершил большую ошибку.    

«Темике же чист душой как ребенок, кто ему что скажет, все принимает за чистую правду», — подытожил Камбаралы Бобулов.

(Когда Ч. Айтматов стал уже всемирно известным, Т. Үмөталиев посвящал ему стихи, хвалил в удобных случаях и заступался за него в различных групповых противостояниях писателей. Чынгыз Төрөкулович тоже не остался в долгу, с искренним почтением относился к аксакалу поэту и даже возглавив оргкомиссию по проведению юбилея в честь его 60 летия, от начала до конца сам вел  торжественное заседание.  

Со временем Түмөнбай Байзаков так же стал одним из писателей, горячо поддерживающих Чынгыза Төрөкуловича и даже сочинял язвительные анекдоты про тех, кто говорил о нем плохо.)

4. Когда слава его раскинулась, словно, бушующее пламя...

Спустя некоторое время после обсуждения повести «Жамийла», в «Литературной газете», которая считалась самой востребованной и почитаемой среди писателей, вышла небольшая, но содержательная статья Мухтара Ауэзова, в которой он очень тепло отзывался о повести.

В это время М. Ауэзов был на зените славы как автор романа «Путь Абая», и был известен во многих странах мира, в том числе, среди народов Центральной Азии как мудрый, образованный казахский писатель, ученый, общественный деятель и обладал высочайшим авторитетом.  Интеллигенция народов Центральной Азии, в особенности, кыргызские писатели боготворили его и относились к нему с глубочайшим уважением. Следовательно, высокая оценка, данная им повести «Жамийла», была принята в Бишкеке как небывалая доселе сенсация и мгновенно подняла авторитет  Ч. Айтматова до небес и практически уничтожила его недоброжелателей, безуспешно пытающихся соперничать с ним.   

Вслед за статьей М. Ауэзова в газетах и журналах России, Казахстане и других республик одна за другой начали выходить статьи литературных критиков, многочисленные письма читателей о повести «Жамийла» с самыми теплыми и восторженными отзывами.

Осенью 1958 года в Москве прошла декада кыргызского искусства и литературы. В этой связи в периодической печати, обсуждениях с участием известных русских писателей, встречах кыргызских писателей с московскими читателями, повесть «Жамийла» была признана как шедевральное произведение в молодой кыргызской литературе. Через некоторое время московские газеты сообщили сенсационную новость о том, что всемирно известный мастер художественного слова Луи Арагон сам перевел «Жамилю» с русского на французский и сам написал потрясающее вводное слово. Сказанное мастером было опубликованы на русском и кыргызском языках. Оно на самом деле оказалось великолепным и было похоже на торжественную оду в честь «Жамийлы» и произвело не менее сильное впечатление, чем сама повесть. Этим Луи Арагон еще выше поднял авторитет Чынгыза Төрөкуловича.    

 По словам осведемленных писателей, М. Ауэзов оказывается, встретился в Москве с Луи Арагоном и во время беседы упомянул повесть молодого кыргызского писателя как небывалую новизну в советской литературе и с большим удовольствием рассказал о ней. Заинтересовавшийся этим Луи Арагон сам прочитал повесть и потрясенный ею, сразу же перевел её на родной язык. Кстати, как он сам признавался позже, это был его первый опыт в художественном переводческом деле.

В 1961 году «Жамийла» была включена в список произведений, претендующих на Ленинскую премию. По словам знающих людей, член комиссии по присуждению Ленинской премии тот же Мухтар Ауэзов, на заседаниях комиссии, прошедших в Москве, сделал все для того, чтобы повесть «Жамийла» была включена в список претендентов на эту высочайшую премию. Для этого он не желал ни сил, ни времени и использовал всю мощь своего авторитета и умения убеждать. Но несмотря на его усилия, повесть не была включена в список. Причина, кажется, была в том, что, во-первых, по своему объему повесть была небольшой, к тому же первым произведением молодого кыргызского писателя, заслужившим столь высокое признание.  

А повесть тем временем начала свое тримфуальное шествие, была переведена на многие языки, её вновь и вновь восторженное хвалили в критических статьях, научных трудах. Ч. Айтматов, получивший всеобщее признание сначала в Советском Союзе, затем Европе, написал еще несколько новых произведений — «Кызыл жоолук жалжалым» (Тополёк мой в красной косынке, 1961), «Биринчи мугалим» (Первый учитель, 1962), «Ботогёз булак» (Верблюжий глаз, 1962) «Прощай, Гульсары» (1966) и этим он доказал, что «Жамийла» вовсе не является случайным или удачным произведением, которое метеоритом пронесся на литературном небосклоне. По своему идейно-художественному уровню, последующие произведения ничем не уступали «Жамийле».

С другой стороны, Чынгыз Төрөкулович так же своими острыми и интересными статьями на самые злободневные темы политики и культуры доказал, что не он только прирожденный мастер художественного слова, но и художник, интеллектуал, умеющий оригинально мыслить.           

В 1962 году повести «Жамийла», «Тополек мой в красной косынке», «Первый учитель» и «Верблюжий глаз» вышли отдельным сборником под названием «Повести гор и степей» и уже в следующем 1963 году были удостоены Ленинской премии.  

Кстати, до Ч. Айтматова никто из советских писателей не получал Ленинскую премию в 35 лет. Из писателей Центральной Азии незадолго до этого её получал лишь Мухтар Ауэзов. 

Таким образом, после повести «Бетме-бет» (Лицом к лицу) в течение пяти-шести лет слава Чынгыза Айтматова широко раскинулась подобно бущующему пламени и авторитет его вознесся ввысь, словно ракета. Кыргызский писатель, который даже еще не достиг сорокалетнего возраста, завоевав мировую известность, вышел в передовые ряды многонациональной советской литературы и стал не только любимцем московской прогрессивной литературной среды, но и её политической элиты. А для кыргызского народа, не выводившего еще из своей среды выдающихся личностей такого масштаба, имя Чынгыза Айтматова стало национальной гордостью.    

5. «Нет пророков в своем Отечестве...»

Есть такая пословица в русском народе. И её истинность потдвердилась на примере Ч. Айтматова в кыргызской культурной жизни. 

Хотя Чынгыз Төрөкулович бесспорно был признан во внешнем мире как «кыргызское чудо», но отдельные коллеги писатели кыргызы продолжали относиться к нему с явным неодобрением. Надо полагать, из-за той же зависти. И в этой связи среди кыргызских писателей ходили разного рода слухи.

Например, почетный аксакал кыргызской литературы той поры Аалы Токомбаев (1904-1988) вполне серьезно отмечал, что «Айтматова нельзя назвать настоящим писателем, можно считать хорошим очеркистом». А второй патриарх наш Түгөлбай Сыдыкбеков якобы сказал: «Чыңгыш, восхлавляя женщину потаскуху, понравился безнравственному Западному миру». А недавно близко друживший с Ч.Айтматовым, известный драматург Токтоболот Абдумомунов (1922-1992) сказал так: «Чыңгыз всего лишь как мыльный пузырь, скоро он лопнет, вот увидите». Другой видный писатель Шүкүрбек Бейшеналиев (1928–2001) всюду повторял свое мнение: «Айтматов, русский писатель, который пришет про кыргызскую жизнь так, как этого хотят критики Москвы, потом его правят лучшие русские писатели и в конце напишут, что оно «переведено с кыргызского». А те, которые он пишет на русском, сам же переводит на кыргызский, но их язык очень слаб».  

То, что слухи эти появились не на пустом месте, подтверждается в последующих мемуарах –воспоминаниях, опубликованных в прессе. Например, писатель Асанбек Стамов в своих воспоминаниях «Бузуку бөдөнөлөр» (Смутьяны перепёлки) («Кыргыз Туусу», 1992, 19-сент.) рассказывает, что лично слышал слова А.Токомбаева о том, что «Айтматов не писатель, а всего лишь хороший журналист... Вы боготворите Айтматова, но знайте, что он вырос не на кыргызской почве, поэтому не останется в истории кыргызской литературы».

Я часто беседовал с известным прозаиком Качкынбаем Осмоналиевым (1929-1992).  Он был способным писателем, хорошо знающим жизнь кыргызов. К сожалению, он был малообразованным, ему явно недоставало эстетического вкуса. Но и этот молодец, считающий себя талантливым не хуже Ч. Айтматова, обычно жалел, что не знает русского языка. «Если бы я знал русский как Чынгыз, то в стремлении к мировой славе даже переплюнул бы его, чтобы мне ослепнуть!» — огорчался он. 

Немало было среди кыргызских писателей, которые думали таким образом и даже открыто высказывали свои мысли вслух. Когда шли такие разговоры, я тут же вмешивался: «Оставим Россию в покое, ведь и здесь у нас в Кыргызстане ходит целая толпа писателей, которые и сами русские, и язык у них русский. Но почему ни один из них не может вырваться вперед как Айтматов?» — спрашивал я.

Коротко говоря, в сознании определенной части кыргызских писателей бытовало провинциальное мнение о том, что Ч. Айтматов стал всемирно известным не благодаря своему редчайшему таланту, несгибаемому трудолюбию и глубокой образованности, а лишь хорошему знанию русского языка. 

Но ни считавшиеся «живыми классиками» аксакалы, ни другие писатели моложе их, не смели открыто заявлять с трибун собраний или со страниц периодических изданий о своих высокомерных взглядах и неодобрении своего товарища по перу, слава которго гремела на весь мир. Из них только Насирдин Байтемиров оказался как говорят кыргызы, жыланач батыром (бесшабашным), который в 1960 годы считал Ч. Айтматова своим соперником и открыто высказывал свою неприязнь к нему. Приведем к этому конкретные примеры.

Если память мне не изменяет, это было осень 1963 года. В женский пединститут им. Маяковского для встречи со студентами пришла группа писателей. На трибуну вышел Насирдин Байтемирович и рассказывая об актуальных вопросах литературы, коснулся и темы Айтматова. Он сказал, что многие писатели, журналисты, литературные критики слишком много внимания уделяют Чынгызу Төрөкуловичу и расхваливают его необоснованно. И в конце своего выступления он в сердцах бросил в зал: «Эти подхалимы готовы даже лизнуть плевок Айтматова!».   

То, что Ч. Айтматов получил Ленинскую премию, Насирдин Байтемирович воспринял как историческую несправедливость и очень болезненно видимо, переживал это. И в пылу этого он написал стихотворение, в котором неуместно оскорбил Ч.Айтматова и прочитал его вместе с другими своими стихами в студии Госрадио. Но при прохождении записи предварительной цензуры данное стихотворение было изъято как «идейно извращенное произведение» и отправлено в соответствующий отдел ЦК КП Кыргызстана. Это было время, когда Н. С. Хрущев нанес сокрушительный удар по усиливающимся в советской литературе идейно-форменным поискам и по всей стране активно шли идеологические кампании, направленные против попыткам отойти от метода социалистического реализма. И в рамках этой кампании в Бишкеке так же состоялось расширенное партийное заседание с участием представителей творческой интеллигенции республики, на котором было прочитано вышеуказанное стихитворение, оскорбляющее Ч. Айтматова и его автор был подвергнут жесткой критике. В моей памяти сохранились три строчки из того стихотворения:

"Мээ эмес, чимкирик бар башында/ В голове у него не мозги, а сопли,

Бүт дүйнөнү тепсеп кетсем деп ойлойт/Он хочет растоптать весь мир,

Ойрон болгур отуз алты жашында."/Чтоб он сгинул в свои тридцати шесть лет.

Ч. Айтматов старался оставить без внимания такие оскорбления со стороны Н.Байтемирова. Но когда тот переходил всякие границы, не сдерживался и давал жесткий отпор своему вечному оппоненту. Об этом свидетельствует письмо А. Токомбаева к руководителям компартии Кыргызстана того времени. «На одном из партийных собраний писателей, товарищ Айтматов набросился на романиста Н. Байтемирова, заявив, что через три года никто не будет читать его произведения. Но такое пророчество Ч. Айтматова, писателя, защищавшего «свободу творчества», останутся пустыми словами. Произведения Н. Байтемирова читают не только в самых отдаленных уголках республики, но и за её пределами. В настоящее время писатель коммунист Байтемиров работает над созданием новых произведений, отражающих жизнь и труд наших современников».

В 1965 году Союз Писателей Кыргызстана с участием известных литературоведов из Москвы провел в Бишкеке обсуждение произведений молодых писателей, вызвавших различные споры. На трибуну снова вышел Н. Байтемиров и выкинул свой очередной новый афоризм: «Шүкүрбек Бейшеналиев растет, а Чынгыз Айтматов тонет». Сидящие в зале засмеялись, особо громко был слышен смех Чынгыза Төрөкуловича.

В 1970–80 годы, когда Чынгыз Айтматов стал всемирно известным писателем, мыслителем, государственным деятелем, баловнем Коммунистической партии, Насирдин Байтемирович лично явился к своему бывшему оппоненту с поклоном и получив от него прощение, стал его единомышленником. Когда ему исполнилось 60 лет, Ч. Айтматов посвятил ему юбилейную статью, в которой восторженно отозвался о его творчестве и напечатал её в «Литературной газете».

После этого Насирдин Байтемирович хвалил его везде, сравнивая Чынгыза Төрөкуловича то с высокой и недоступной горой, то c горным орлом и со всякими другими священными и великими образами. Однажды, когда он начал в очередной раз хвалить Айтматова, молодой поэт и смелый журналист Алым Токтомушев, поймал его за слабое место и сказал: «Вы же, Насике, только вчера ставили Айтматова ниже Бейшеналиева, а теперь вдруг повернулись на 180 градусов. Это как понимать?». На что сообразительный Насирдин Байтемирович ничуть не растерялся и сказал: «Эй, мальчик, разве ты не знаешь, большой человек ошибается по-крупному!».

В общем, А.Токомбаев, Т.Сыдыкбеков, Т.Абдумомунов, Ш.Бейшеналиев и др. писатели так и ушли в мир иной c мыслью о том, что Чынгыз Айтматов хотя и не был настоящим большим писателем, но стал знаменит и на Востоке, и на Западе, незаслуженно получил множество наград и званий, которые были присуждены ему необоснованно, а его слава  всего лишь временный мираж...

Конечно, Айтматов, достигший небывалых высот в советской литературе, мог бы даже и не обращать внимание на попытки завистников вставить ему палку в колеса и чувствуя свое преимущество над ними, мог бы спокойно продолжить работу над новыми произведениями.

Ведь он давно уже не был «по зубам» кыргызским писателям, которые сколько бы ни старались очернить и лезли из кожи вон, всеравно уже не могли остановить его головоокружительный взлёт.    

Но дело в том, что это было время когда в кыргызском обществе, особенно в литературе шла ожесточенная борьба между старым и новым, поэтому Ч. Айтматов как представитель писателей, и как член этого общества, носитель передовых взглядов и убеждений, не мог остаться вне этого и смотреть равнодушно на стороне. Во-вторых, для него, писателя с мировым именем, враждебное отношение к нему со стороны своих же, были острым возбудителем. В то время Чынгыз Төрөкулович сам был молодым, горячим, имеющим пристарстие к спорам парнем. Следовательно, он не мог не участвовать в групповых противостояних между кыргызскими писателями, начинающих усиливаться в то время. И Чынгыз Төрөкулович с головой окунулся в эту борьбу и стал пламенным лидером одной из противоборствующих сторон кыргызских писателей.   

6. Среди скандалов

Конечно, на заре своего становления советская власть не могла опираться на такие сильнейшие современные ресурсы, как телевидение, интернет, даже на радио. Именно поэтому газеты и журналы, и литература наравне с театром, кино, стали самыми важными средствами навязывания населению коммунистической идеологии и были взяты под особый государственный контроль. Процесс огосударствления литературы народов СССР был завершен в 1934 году на специальном съезде образованием СП (Союз Писателей) СССР и его филиалов в национальных республиках. 

В том же 1934 году был созван первый съезд союза писателей кыргызстанских писателей, на котором был образован СПК (Союз Писателей Кыргызстана). Данный Союз на словах считался общественной (значит, не имеющей к государству отношения!) организацией, созданной по воле (значит, добровольно!) создателей литературных текстов, а на деле небольшим госучреждением, прямо зависящим от партийной власти финансово и материально. 

После 1954 года съезд кыргызских писателей проводился один раз в пять лет. На нем избирались Правление СПК из 30–40 членов, Президиум из числа этих же членов в составе 8–10 человек, а из их числа — три секретаря (главный – Первый секретарь). Это было формальностью, так как все кандидатуры заранее утверждались ЦК КП Кыргызстана, и для того, чтобы придать этому хоть какое-то официальное приличие, на съезде всего лишь проводили тайное голосование среди писателей.

У СПК были небольшой аппарат (8–10 человек), которым руководили три секретаря, «избранные» на съезде, три печатных органа (журналы «Алатоо», «Литературный Кыргызстан» и газета «Кыргызстан маданияты») и партийная организация, объединяющая писателей коммунистов.

Среди амбициозных писателей всегда шла ожесточенная схватка за руководящие должности в Союзе. Потому как Первый секретарь СПК всегда становился членом или кандидатом в члены ЦК КП Кыргызстана, имел права быть «избранным» депутатом Верховного Совета СССР или Кыргызской ССР. Остальные два секретаря СПК так же становились известными в народе как общественно значимые фигуры. Кроме этого, руководящие органы Союза имели массу привелегий – хорошую зарплату, возможность издавать свои книги, играли решающую роль в принятии молодых писателей в СП СССР, издании и переводе их книг на русский язык и в распределении множество других благ для писателей.      

Третий съезд писателей Кыргызстана прошел в феврале 1959 года. На нем почетный редактор журнала «Литературный Кыргызстан» Чынгыз Айтматов был избран членом Правления и Президиума СПК, Токтоболот Абдумомунов – Первым секретарем Правления, Шүкүрбек Бейшеналиев и Сүйүнбай Эралиев – рядовыми секретарями.

Свободный писатель Т. Абдумомунов до этого не вступал в партию, у него не было стабильной должности, кормил свою семью тем, что бесперерывно писал пьесы, ставил их в театрах и считался хорошим драматургом. В советское время любой образованный человек, для назначения или «избрания» на какую-либо государственную должность, должен был быть членом КПСС. Судя по тому, что Т. Абдумомунов не особо старался вступить в партию, у него не было карьерных амбиций. Но именно в тот момент министр культуры Абдыкайыр Казакбаев вдруг стал третьим секретарем ЦК КП Кыргызстана и в спешном порядке сделал членом партии своего земляка и родственника соплеменника Т. Абдумомунова и добился его «избрания» первым секретарем СПК. Для чиновников кыргызов это было обычным явлением, как только назначали их на высокие должности в советско-партийный аппарат управления, они тут же начинали подтягивать на хорошие государственные должности своих родственников, земляков, друзей. Типичный партократ А. Казакбаев тоже не был исключением, хотя на словах он старался казаться честным и принципиальным коммунистом, но в кадровых вопросах оставался приверженцем принципов землячества, родоплеменных отношений и знакомства.       

Один из замов Т. Абдумомунова Ш.Бейшеналиев успел стать членом партии будучи еще студентом. После окончания Кыргызского педагогического института, работал главным редактором кыргызского детского литературного журнала, молодежной политической газеты, третьим секретарем ЦК ЛКСМ Кыргызстана по идеологической работе.  

Пришедший в литературу в одно время с Ч.Айтматовым Ш.Бейшеналиев к времени издания «Жамийли», считался автором двух повестей для детей, двух пьес и одного романа. Некоторые его произведения были переведены на русский, другие языки. Образованной части кыргызского населения и в московской литературной среде он становился больше известным как детский писатель. Ш.Бейшеналиев обладал прирожденным умом, умел делать карьеру, отличался прилежностью, трудолюбием и упрямостью. Но его трудно было назвать обладателем яркого писательского таланта, глубоких литературных знаний и тонкого эстетического вкуса. Несмотря на это, он был очень высокого мнения о себе и в силу своих амбиций, считал себя ничем не хуже Ч. Айтматова. Поэтому его самолюбие очень сильно задело, когда его ровесник и товарищ по перу Ч. Айтматов неожиданно стал популярным и приобрел мировую славу. Это больно ударило по его самолюбию, вызвав приступы соперничества и нестерпимой зависти. Его неприятие дошло до того уровня, что он оказался не в силах объективно воспринимать небывалый успех своего соперника и вместо того, чтобы пользоваться возможностью сблизиться, объединиться с ним и стать единомышленником, он выбрал позицию непримиримого оппонента и ярого недруга.

Второй «рядовой» секретарь СПК С.Эралиев до своего назначения прошел войну, там вступил в партию и вернувшись с фронта, работал в редакции областной газеты. После окончив двухгодичную партийную школу в Москве, был назначен главным редактором детской газеты «Кыргызстан пионери».

Он был известен народу как перспективный молодой поэт. В середине 1950-х годов он написал очень хорошую поэму «Акмоор», перевел поэму «Василий Теркин» великого русского советского поэта А. Твардовского на кыргызский язык. В результате С. Эралиев оказался в плеяде выдающихся поэтов советской литературы и завоевал всеобщую любовь поклонников кыргызской поэзии.      

С. Эралиев был для Ч. Айтматова самым близким единомышленником, который относился к нему с искренним и глубоким уважением, всегда искал в нем поддержку. Мне кажется, их объединяло не только то, что они были земляками или взаимная человеческая симпатия между ними, но и общность взглядов на литературное творчество.   

Секретари СПК, «избранные» в 1954 году, не были руководителями близкими по духу, это были люди, которые не хотели или не могли находить общий язык, не переносили друг друга. Например, С. Эралиев и Ш. Бейшеналиев были непримиримыми врагами и у обоих были очень натянутые отношения со своим шефом Т. Абдумомуновым. Правда, Токтоболот Абдумомунович старался неукоснительно выполнять указания партийной власти, прилагал все усилия к примирению противоборствующих сторон в писательской среде, но в спорах он никогда не высказывал свою решительную и открытую позицию, старался обходить острые углы, лавировать. Именно из-за этого его недолюбливали писатели, в том, числе С. Эралиев и Ш. Бейшеналиев называли его человеком скользким, как кусок мыла.   

Нужно отметить, что с 1954 по 1961 год СПК работал тихо и стабильно, без громких скандалов. А противоречия и взаимное противостояние никуда не делись, они просто лежали как тлеющие угольки под золой, готовые воспламениться в любой момент.   

В это время Ч. Айтматов был исключительно занят повышением на новые должности, созданием новых произведений, стремлением к получению Ленинской премии и ему было не до разборок и сложных взаимоотношений в писательской среде. Его растущая слава оказалась заразительной особо для молодых писателей и стала притягивать их словно магнит. Именно в эти 1955–65 годы ряд кыргызских тружеников пера существенно пополнили писатели, получившие среднее и высшее образование в соответствии с учебно-воспитательными стандартами того времени, хорошо освоившие русский язык и ценности русской литературы, стремящиеся мыслить и писать по-новому в условиях политической оттепели. Среди них были будущие выдающиеся мастера художественного слова такие, как Төлөгөн Касымбеков, Ашым Жакыпбеков, Мар Байжиев, Бексултан Жакиев, Мурза Гапаров, Кеңеш Жусупов, Жолон Мамытов, Турар Кожомбердиев, Кубатбек Жусубалиев. Все они руководствовались в первую очередь, желанием услышать похвальное одобрение и получить поддержку у Чынгыза Төрөкуловича. В свою очередь он искренне радовался новому, подрастающему поколению писателей, и помогал им своими весомыми советами и всегда поддерживал.  

А из пожилых поэтов того времени Темиркул Үмөталиев, Түмөнбай Байзаков, Сооронбай Жусуев, известный прозаик Касым Каимов, авторитетный переводчик Олжобай Орозбаев стали сторонниками Ч. Айтматова.

К этой группе примкнул и авторитетный романист Т. Сыдыкбеков, который кроме А. Токомбаева ни с кем из писателей не враждовал, никогда в своей жизни не вступивший ни в партию, ни в профсоюзы и не никогда не участвовавший в схватках между писательскими группировками.  

Именно в это время на самом высоком уровне партийной власти Кыргызстана произошли политические изменения, косвенно касающиеся и деятельности СПК. Точнее сказать, осенью 1961 года вместо Первого секретаря ЦК КП Кыргызстана Исхака Раззакова, занимавшего этот пост с 1950 года, к высшей власти в республике пришел Турдакун Усубалиев.

В этой связи, в писательской среде пошли слухи о том, что якобы Ш. Бейшеналиев является не просто близким земляком Турдакуна Усубалиевича, но его самым любимым писателем, которого тот очень высоко ценил. И спустя некоторое время, эти слухи подтвердились.

Тот факт, что Ч. Айтматов, будучи слушателем литературных курсов, совершил неожиданный головокружительный творческий взлёт, зажег в сердцах амбициозных кыргызских писателей жгучее желание обучаться на этих курсах. Они, видимо, оказались в плену иллюзий, считая, что стоит им так же, как и Айтматов проучиться там всего два года и каждый из них вспыхнет яркой звездой как он. Первым из таких был Ш. Бейшеналиев, который оставил свою должность в СПК, и чтобы повторить пример своего соперника по перу, отправился в Москву на высшие литературные курсы. Пока он учился, его должность была упраздена и была восстановлена и вновь отдана ему, как только он вернулся, окончив учебу. Конечно, такое редкое благодеяние, не совместимое ни с советскими законами и политическими традициями, мог оказать своему близкому человеку только самое могущественное лицо в республике – сам Первый.          

Чувство соперничества с Айтматовым сблизило и даже подружило двух ранее непримиримых врагов Ш.Бейшеналиева и Н.Байтемирова. К этому неожиданно возникшему дружескому тандему присоединились авторитетные критики Шаршенбек Үмөталиев, Качкынбай Артыкбаев и еще несколько писателей. За этой новоиспеченной группой стояла гороподобная и важная фигура писателя аксакала А. Токомбаева, имевшего очень солидный авторитет как в кыргызском обществе, так и политических кругах республики. В этой группе, организованной против группы «айтматовцев» было маловато писателей, но по словам сторонников Ч. Айтматова, ей оказывал поддержку аппарат ЦК КП Кыргызстана. «Сила этих не в них самих, а вон там», — говорили они, указывая пальцем на правительственное здание.     

Первое открытое столкновение между этими группами случилось в 1962 году. В начале того года выпустил первую книгу своего романа «Майдан» Узакбай Абдукаимов, переводивший до этого в основном произведения русских классиков. В данной книге были описаны некоторые события, произошедшие на фронтах второй мировой войны, типичные картины жизни населения в тылу и подвиги кыргызских солдат. Сам воевавший целых четыре года У. Абдукаимов, довольно реалистично и с мастерством художника описал данные события, и книга была тепло встречена как среди писателей, так и читателей. Но роман по неизвестным причинам был признан А. Токомбаевым как «произведение, отвергающее метод социалистического реализма», о чем он опубликовал статью (газета «Советтик Кыргызстан» от 11 марта 1962 г.) под названием «Несколько слов о романе «Майдан». Статья, в которой к роману были предъявлены идейные обвинения, вызвала большой резонанс среди писателей и породила различные противоречивые мнения. Причину этой атаки А. Токомбаева на роман «Майдан» писатели старшего поколения объясняли так: оказывается, У. Абдукаимов в качестве героев ввел в роман себя и своих знакомых, а А. Токомбаева изобразил отрицательным героем под именем Апсамат.       

Вслед за статьей А. Токомбаева, Первый секретарь СПК Т. Абдумомунов организовал обсуждение по роману «Майдан». На нем выступили Ш.Бейшеналиев, Н.Байтемиров, М.Абдукаримов, Ш.Үмөталиев и высказались о романе с позиции А. Токомбаева. А давний враг А.Токомбаева Т.Сыдыкбеков и Т.Үмөталиев, С.Эралиев, О.Орозбаев, К.Асаналиев, К.Бобулов и другие встали на защиту «Майдана». Склонило чашу весов в пользу узакбаевского романа выступление Ч. Айтматова, который, несмотря на свою сильную занятость специально пришел на обсуждение и дал роману положительную оценку.

7. Другим путем

Заседание Президиума ЦК КП Кыргызстана, на котором разбирались бесконечные споры и скандалы в СПК, кажется, состоялось весной 1965 года.  

По словам участников заседания, партийно-правительственные лидеры единогласно и жестко высказались о том, что вместо того, чтобы пропагандировать идеи коммунизма, писатели занимаются склоками и раздуванием скандалов, что совершенно не украшает облик советских писателей и сильно пристыдили всех активных участников группой схватки. Кое-какие критические мнения высказывались и в адрес Чынгыза Айтматова, правда, в более вежливых тонах. Оказывается, отдельные политические руководители посоветовали даже Чынгызу Төрөкуловичу держаться подальше от бесконечных скандалов и разборок среди писателей. Например, самый главный министр (председатель совмина) Кыргызстана того времени Болот Мамбетов якобы ему сказал: «Чынгыз, ты сейчас являешься писателем с мировым именем. Бейшеналиев не та фигура, чтобы тягаться с тобой. Пусть ему дадут хоть четыре должности, он не может ничем повредить тебе. Поэтому ты не теряй своего драгоценного времени на такие склоки и пока можешь, продолжай писать новые произведения. А остальные писатели пусть грызутся между собой. Если кто-то будет задираться, то тебя защитят партия и государство». (Несомненно, стенография тех выступлений хранятся в госархиве и было бы интересно привести отрывки из них. Но, согласно постановлению правительства, был объявлен 50 летний мораторий на их использование). 

Кажется, резкие выступления лидеров на этом заседании охладили пыл двух противоборствующих сторон и даже серьезно вспугнули их, и открытые споры, скандалы сразу же прекратились. Но разные слухи в писательской среде всеравно продолжались распространяться.    

К примеру, один из самых преданных Ч. Айтматову людей, образованный философ и литературный критик А. Салиев стал избегать его, оказывается, ему за это местные партийные боссы обещали какой-то орден и место директора института философии НАН Кыргызстана. Этот Салиев даже уговорил якобы выдающегося писателя Т. Сыдыкбекова, самого весомого и сильного в группе сторонников Ч.Айтматова держаться подальше от него и заняв нейтральное положение, получить тем самым возможность выпустить четырех или пяти томников сборников своих произведений.  

Однажды я заглянул в кабинет Чынгыза Төрөкуловича. Он сидел один. Был грустным. Немного поговорили о том, о сем и я его спросил правда ли эти слухи о Салиеве и Сыдыкбекове. Он сказал, что они имеют основу и сказал:

-Они отказались противостоять официальному давлению на развивающегося нового течения в литературе. И в ЦК КПСС, и Союзе Писателей СССР сложилось доверительное мнение о том, что в Кыргызстане появляется новые литературные силы, которые заставят местную консервативную власть считаться с ними. Когда Москва нам оказывает вот такую поддержку, от меня бегут те, которым я верил и всегда видел в них опору для себя. Это же самое настоящее предательство, которое никогда нельзя простить. Они поняли, что быть рядом со мной и бороться против пережитков сталинизма дело трудное поэтому и отскочили в сторону. На самом деле, на прошлом партийном заседании мы, писатели, приветствующие обновление нашей литературы, потерпели поражение. Я-то не пропаду. Но вы же идете за мной. Наша молодежь, как и молодые писатели других народов, так же имеет права свободно мыслить, изображать жизнь по-другому, обновлять нашу литературу. Но у нас ведь в плане творческого поиска все еще не дают свободу, как в Москве, например. Наши правители все еще остаются Папами, или еще хуже.  

Чынгыз Төрөкулович долго еще говорил в таком русле. Его искренний монолог тронул меня, и я еще несколько дней ходил под его впечатлением

Видимо, критика, высказанная в его адрес на том партийном заседании, советы и наставления и бегство от него авторитетных сторонников заставили Чынгыза Төрөкуловиа задуматься всерьез и определить дальнейшие стратегию и тактику как в творчестве, так и своем поведении. И мне кажется, он понял, что нельзя выражать свою реакцию на общественные события стихийно и необдуманно, а опираться в первую очередь на свой разум и точный рассчет.    

Он убедился в том, что в борьбе за правду, справедливость и прогресс нельзя ни доверять, ни разговаривать всерьез с кыргызскими писателями, полностью зависимыми от местной власти. Он так же отчетливо понял, что ни его вмешательство в скандалы, ни попытки объединяться с кем-либо не приносят лично ему никакой пользы.   

С тех пор Чынгыз Төрөкулович стал не обращать внимания, даже вовсе избегать часто возникающихся скандалов или споров в кыргызской писательской среде. Его так же перестало интересовать, кто что написал, у кого какая вышла книга в кыргызской литературе. В конце 70-х он меня спросил: «Какие хорошие произведения написаны? Есть ли у нас вообще молодежь, способная вырваться на всесоюзную арену?», на что я ответил: «нет, никому пока за вами не угнаться, так что вы можете скакать смело и лихо».

В те годы много стало тех сереньких и средненьких писателей, которые на ярком свете великого художника хотели блеснуть в глазах людей. Они лезли из кожи вон и выстраивались в длинный очередь за тем, чтобы Ч. Айтматов написал вводное слово для их книг. Конечно, у мастера слова не было ни желания, ни времени прочитать их произведения, подобные сырому хлебу, тем более написать о них что-то вроде похвалы. Но он не смог противостоять натиску таких писак и кто бы из них приносил ему вводное слово, написанным самим же от его имени, великодушно ставил свою подпись и те уходили на седьмом небе от счастья. А что, ведь сам великий Айтматов написал вводное слово!  

Кстати, однажды он (чисто по привычке или инерции) совершил опрометчивый шаг, на который не пошел бы ни один уважающий себя писатель. В один прекрасный день на русском языке вышла в свет монография (автор — Абдылдажан Акматалиев) о творчестве самого Чынгыза Төрөкуловича… с его же одобрительным вступительным словом!

Если бы он это написал на самом деле, то есть, в смысле: «да, данный труд о моем творчестве получился очень хорошим», то образованные русскоязычные читатели смеялись бы одним местом. А образованные кыргызы даже и не обратили на это внимание, и не сочли неприличным. Это еще раз показало провинциальную природу нашей элиты, её неумение отличить хорошее от плохого, её нравственную глухоту.       

Во-вторых, после того партийного заседания, кажется, Чынгыз Төрөкулович посчитал для себя самым важным сохранить симпатию к себе высшей политической элиты Москвы. Некоторые писатели поговаривали о том, что испытывающие к нему такую симпатию, были не только в аппарате ЦК КПСС, но и среди членов Политбюро. Это подтвердил следующий отрывок из мемуара знаменитого русского кинорежиссера Андрея Кончаловского: «Перед началом сьёмок фильма «Первый учитель», я объездил многие места в Кыргызстане. Я это сделал для того, чтобы познать эту страну, почувствовать её музыку, погрузиться в её духовную жизнь. Слушал старинные песни акынов, спал в кыргызской юрте, пил кумыс, перемешивая с водкой. Когда была снята почти половина фильма, в разговоре с первым секретарем ЦК КП Кыргызстана Усубалиевым, я сказал:

— На этот раз я очень хочу снять настоящую кыргызскую картину. Когда писал сценарий к фильму «Андрей Рублев», я приложил максимум усилий, чтобы написать  сценарий настоящего русского фильма.

Он посмотрел на меня с недоумением и сказал:

-Вы должны снимать не кыргызский фильм, а советский фильм.

По его лицу было видно, что он недолюбливает меня. Может быть, я что-то сказал не так? Что было плохого в том, что я хотел снять кыргызскую картину? Я тогда не понял смысл такого ответа.  

Конечно, в том фильме я снял кадры, не разрешенные в советских фильмах. Там был эпизод, когда под проливным дождем Алтынай входит в реку абсолютно голой. А ведь в мусульманских странах женщина должна ходить с покрытым лицом. Правда, в кыргызском народе традиции более мягкие, чем в других мусульманских народах. Кыргызская женщина никогда не ходила под паранджой. Но тем не менее ислам остается исламом везде.    

По порядкам того времени, кинокартины, снятые в национальных республиках, снала принимались местными властями, после этого отправлялись в Москву. Партийная власть Кыргызстана категорически не хотела принимать фильм, и как только «Первый учитель» был отснят, его запретили и отправили на «полку», о его демонстрации на экранах не было даже и речи.  

Я не понимал, что вообще происходит. Как будто меня ударили обухом по голове. Указывали, там вырезать, здесь убрать кадр с голой женщиной. Я уперся на своем, заявив, что оставлю его таким, каким снял.

В то время председателем комитета кино Кыргызстана был замечательный человек Шаршен Усубалиев. Он меня поддерживал с самого начала, и тем самым очень рисковал собой. Его запросто могли снять с должности (вскоре так и случилось). Он очень хвалил картину и настоял, чтобы его выпустили на экран. Правда, он рассчитывал на поддержку со стороны Ч. Айтматова. А слово Айтматова имело солидный вес в республике. Но тезка Шаршена по фамилии, сидящий в ЦК, запрещал принимать фильм, и был очень зол на нас.     

Узнав об этом, Айтматов прямо пошел в ЦК КПСС и зашел к Суслову. А там оказывается, уже лежало письмо, присланное из Фрунзе (ныне Бишкек) о картине с развратной идеей, показывающей кыргызский народ диким и бескультурным.  

-Не дадим вас в обиду, — сказал ему Суслов. – Если ЦК КП Кыргызстана думает, что раньше кыргызы не были дикими, то зачем нужно было делать революцию?  Так было дано разрешение на показ фильма народу. Но до этого пролетел год», — вспоминал он.

В то время М. А. Суслов, после свержения Хрущева, был главным идеологом Советского Союза, вторым политическим лидером в стране. И даже этот человек, которого все считали догматиком, консерватором, серым кардиналом и наконец, ярым сталинистом, оказался более либеральным, чем партийные руководители Кыргызстана. Конечно, поддержка такого человека, как Суслов, для Айтматова была редкой удачей.      

Заслуживший уважения, симпатию и поддержку политической и интеллектуальной элиты Москвы Чынгыз Төрөкулович мог бы не признавать партийно-советских лидеров Кыргызстана. Но эти лидеры, как бы они ни были зависимы от Москвы, имели все же сильную автономную власть и в силу этого могли любого из своих граждан притеснить в плане признания их заслуг, званий, карьеры. Чынгыз Төрөкулович хорошо понимал это и кажется, из-за этих соображений пришел к выводу о том, что не стоит ему тягаться с местной властью, а наоборот, нужно считаться и сотрудничать.

Коротко говоря, ряд внутренних и внешних причин, толчков и факторов вынудили отказаться Чынгыза Айтматова от прямого участия в борьбе за прогресс в обществе, правду и справедливость. Именно поэтому его человеческая судьба, писательский путь и деятельность в политике пошли в несколько ином направлении. Но итоги этого пути заслуживают отдельного разговора.  

Салижан ЖИГИТОВ

Опубликовано в газете «Бишкек-Times», № 13. 02. 09. 2004 г.

Перевод с кыргызского Бахтияра ШАМАТОВА