Семьсот пятьдесят четыре

Памяти Анатолия Огаркова, нашего «Деда» и одного из героев этого повествования, ПОСВЯЩАЕТСЯ...

Табылды Казиев – легенда уголовного розыска Иссык-Куля. Недолгое время мы работали вместе, потом  жизнь разбросала на годы — не виделись, и даже не слышались. Выйдя в отставку после более чем тридцатилетней службы, коллега тяжело заболел, ослеп, стал инвалидом первой группы. Но духом не пал. Делится опытом, профессиональными знаниями и секретами.

Раньше я публиковал написанный со слов полковника рассказ «Убийство в замке Ив». Теперь хочу положить на бумагу воспоминания ветерана о раскрытии резонансного убийства сотрудника милиции в Балыкчы.

Сделать это попытаюсь словами самого сыщика. Да, он лично наговорил мне текст, оставалось лишь «причесать» его. Пользуясь случаем, искренне благодарю известного журналиста Машу Озмитель, что помогла мне с «расшифровкой» разговоров с Казиевым.

«Процесс раскрытия этого преступления до сих пор вызывает волнение и бурю эмоций. 32 года прошло, как оно было совершено. В 1990-м году, в ночь на 5 марта. Я впервые рассказываю об этом широкому кругу читателей. Подробности раскрытия знали только несколько человек. Тридцать два года молчал я о деталях. Многие задавали вопросы, приходили журналисты, но такое широкомасштабное интервью я никому не давал.

Преступление было раскрыто за семьсот пятьдесят четыре дня. 2 года и ещё 24 суток напряжённого труда. Так мы мы защитили честь мундира, поддержали авторитет УГРО.  Ветераны милиции и старожилы-балыкчынцы помнят те напряжённые дни.

Это раскрытие я считаю самым важным и трудным за годы моей службы в уголовном розыске, я ставлю его на первую ступень своего личного пьедестала. И дело тут не в удаче, оперском везении. Скрупулёзная оперативно-разыскная работа, с использованием всех возможностей уголовно-разыскного искусства.

…В тот далёкий год зима в Балыкчы, против обыкновенного, была очень холодной. И, хотя календарь настойчиво призывал весну, холод и снег продолжали хозяйничать. Подняла голову преступность. Сотрудники угро во главе с его начальником Анатолием Огарковым разделились на две смены — по ночам в городе орудовала неизвестная группа. «Бомбили» гаражи, в то время это было модно и прибыльно, снимали колеса, лобовые стекла с легковых авто. И вот после бессонной ночи, где-то часов в семь утра подводили мы итоги у Анатолия Антоновича.  Царствие ему небесное, это мой учитель, Сэнсэй.

Неожиданно в кабинет буквально ворвался дежурный и объявил, что на берегу озера в районе нефтебазы обнаружен труп неизвестного мужчины.

Выезжаем на место, по дороге, как тогда было принято, забираем прокурорских. По прибытию видим: в воде лицом вниз без признаков жизни лежит тело мужчины — в майке, спортивных штанах, без обуви, в носках. Зафиксировали, сфотографировали, затем перевернули труп, чтобы продолжить осмотр. И тут ахнули, опознав своего сотрудника, начальника пульта централизованной охраны, старшего лейтенанта милиции Касымбека Нарынбаева.  При внешнем осмотре колото-резаных ран не обнаружили. Лицо сильно повреждено, следы на шее указывали на криминал.

Где его одежда, где он был, как попал в это безлюдье?  Вопросы, вопросы...

Пока следователь прокуратуры осматривал место происшествия, оперативники начали опрашивать жителей улицы Приозерной в районе городской нефтебазы. Дома располагались метрах в 50-60 от места обнаружения трупа. Рядом — железнодорожная линия, и снова дома. Опросили всех, никто ничего не знал. И только один свидетель, тот самый, что обнаружил тело, пояснил, что неподалёку  баранов пас, и когда прогонял животных близ кромки воды, те шарахнулись от мертвеца. Добравшись до телефона, гражданин позвонил в милицию.

Осмотрели всё вокруг в радиусе 100-150 метров, искали одежду.  Мы даже не знали, в форме ли он был.  Ничего не обнаружив, повезли страшную весть семье. Там выяснилось, что дома он не ночевал.

На службе сообщили, что уходил Касымбек где-то в восемь вечера. Одет был в милицейскую форму, сверху — гражданская куртка, т.к. шинель отдал в химчистку. Уже 3-4 дня носил шапку, куртку темно-бордового цвета, и шарф. Под ними была милицейская форма.

Так где же она? Ещё раз с применением служебных собак осмотрели окрестности, вызвали водолазов. Но ни форменную, ни гражданскую одежду и обувь мы так и не обнаружили.

…Вскрытие, меж тем, установило, что офицер был задушен, ребра сломаны, повреждены внутренние органы. В желудке – жареная картошка. ВСЁ. Ни ножевых ран, ни следов от пуль.

Не густо.

К убийству сотрудников тогда относились весьма и весьма серьёзно. Поэтому ход раскрытия контролировало МВД, к нам подключились опытные опера из УВД Иссык-Кульской области, а вскоре прибыли сыщики из Бишкека, тогда ещё Фрунзе.

Ну и свои, естественно, весь Балыкчынский ГОВД работал. Я тогда в отделе за линию борьбы с наркотиками отвечал. И мне поручили отработать всех наркоманов, всех городских сбытчиков. Тем более в районе, где нашли труп, нам несколько притонов известны были.

Итак, вся милиция на ногах, город перетряхивали не на шутку. Проверялось алиби всех ранее судимых, склонных к совершению насильственных преступлений, устанавливались их связи.   Короче, разворошили «осинник» основательно.  Но, несмотря на все старания, первоначальные оперативно-разыскные мероприятия результатов не дали.

Хотя свидетелей по всем предполагаемым маршрутам движения убитого искали основательно, мы так и не знали, на чем и куда в тот злопамятный вечер уехал старлей. Начали отрабатывать связи, друзей, первую жену, с которой убитый был в разводе. От этого брака ребёнок родился, вдруг родственники мстить решили?! Версию проверили досконально: не подтвердилась.

Дошла очередь и до пассажирской автобазы. По городу тогда три маршрута курсировали, а по показаниям работников пульта охраны убитый в тот день на остановку пошёл. При этом    был одет в куртку. 10-15 водителей опросили. Всех нашли, некоторые были в отпусках. Куда он поехал, где он высадился, с кем его видели?

«Ворота Иссык-Куля» — городок небольшой, один шофёр знал жертву и вспомнил, что в тот день убитый был одет именно так: в милицейском мундире, а поверх гражданская куртка, вышел из автобуса у мясокомбината около девяти вечера.  А от остановки до его дома несколько кварталов. Идти он должен был пешком. Куда пошёл, кто его встретил? Загадка.

Чтоб её разгадать, я, Касымов Сатыш, Сагынаев Рыспек  втроем, каждую улицу, каждый дом обошли, всех опросили. Кое-кто его видел. Некоторые утверждали — в фуражке, другие — в шапке, но никто не сказал, что видел его в той одежде, в которой он был в тот вечер.

Короче, оперативно значимой информации добыто не было. Теперь нашей задачей стало установить, куда он пошёл. Если домой, то каким путём? Касымов  разыскал знакомых Нарынбаева, утверждавших, что около мясокомбината, в этажном доме живёт один из его друзей .

Нашли. Да, заходил, попил чаю, жена картошку пожарила — вот где, оказывается, ею желудок наполнил. Знакомцы посидели, старлей похвастал, что скоро капитана получит, на днях, дескать, отправили представление в вышестоящие кадры. Посидели, поболтали, и он ушёл восвояси. Больше, говорит, у нас никакого разговора не было.

Проверили показания, собрали характеристики. Всё сходилось. С семьи этой подозрения сняли. Продолжили отрабатывать возможный маршрут жертвы дальше. Время работало против нас и, поскольку по горячим следам раскрыть убийство милиционера не удалось, сосредоточились мы на связях. По ним несколько групп работало, выезжали в Кочкорский район, в Токмак, в Каракол. Безрезультатно.

Ежедневно, в 21.00 — отчёт у начальства.  Мы это как неизбежность воспринимали: подгонять  нужды не было, найти убийц  каждый делом чести считал...

...Отработав несколько недель по классической схеме, стали возвращаться к деталям. Вспомнили, что на месте происшествия было три разных чётко выраженных следа ног. Как жертва попала на берег, ведь как установили многочисленные опросы, ни родичей, ни друзей, ни знакомых у него в том районе не было? Ну не купаться же в снег он туда пошёл?! Предположили, что начальник пульта пришёл на берег вместе с кем-то, кто затем стал убийцей или убийцами. А может, его принудили придти на безлюдье? Тем более, что ни один из следов ног жертве не принадлежал, а на песке были явно видны следы борьбы. И — вопрос вопросов: куда делась форма?!

Так появилась версия, что старлея лишили жизни ради служебного милицейского удостоверения и милицейской одежды. Но после долгой работы версия эта своего подтверждения не нашла — ни в области, ни в республике преступлений с использованием «корочек» и формы совершено не было.

За неимением других реальных версий возглавляемая мной группа занялась проверкой работников отдела охраны, где служил убитый: вдруг с кем-то он был  в неприязненных отношениях? Проверяли и милиционеров, и гражданских лиц — на пульте охраны в основном работали пожилые женщины.

Но были и молодые. Моё внимание сразу же привлекла некто Оля.  Видная, статная женщина при опросе вела себя странно, как будто что-то не договаривала. Быстро установили, что она сожительствует с наркоманом по кличке  Анарчик. Ольга, правда, жила в западной части города, а тело нашли в восточной.

Далековато...

Но Анарчик таки наше внимание привлёк. В их доме постоянно местные люмпены собирались. Бухали, анашу курили, в карты резались. Подробно опросили хозяйку. Та путала дни, никак не могла вспомнить, чем 5 марта занималась. Но график и опрос коллег показал, — пятого она на дежурстве была, а что делал сожитель — не знала. Нам принципиально нужно было дознаться, где в тот роковой день был наркоман. Тот — в отказ, ничего-де не помню.

Тогда, — благо, закон позволял, — женщину по решению прокуратуры поместили в камеру. Анарчика же  закрывать не стали, но установили за ним наблюдение. Казалось бы, человек должен волноваться, бегать, подругу вызволять, хотя бы передачки носить. Не-а. Те же сборища дома, пьянки — гулянки.  У Ольги же подтвердилась ещё детская травма головы, а через неё — нарушения памяти, она даже  часы, дни путала. Оснований держать её в изоляторе и продолжать наблюдение за сожителем не было. Тех же, кто на их хате собирался, на контроль взяли.

Отрабатывая их и другие «интересные» личности, мы потом много преступлений раскрыли, ту самую группу автоворов взяли, разыскиваемых преступников задержали.

Но убийство коллеги не поддавалось. И — не было нам покоя...

Прошло полтора года.

Как-то утром в отдел с повинной явился ещё один местный наркоман по кличке «Олежка», некто Олег Жданов. Утверждал, что именно он убил офицера милиции. Допрашивали его с Анатолием Антоновичем по очереди, скрупулёзно. Часов через пять работы Огарков спрашивает меня: «Ты этому веришь?» Мне тогда казалось, что какое-то отношение к убийству наркоман имеет. Огарков: «А я не верю, это не он! Давай поедем на место преступления, воспроизведение сделаем, посмотришь, он там начнёт путаться».

На брегу я убедился, что «Дед», как уважительно величали Анатолия Антоновича Огаркова ещё со времён учёбы в Карагандинской Высшей школе МВД СССР, был прав. Во-первых, Олег показал не то место, где мы обнаружили труп. Ошибся метров на 10-15. Во-вторых, не знал, во что был одет, в каком состоянии оставлен, как лежал...

Короче, запутался «Олежка».  Возник вопрос – зачем он себя оговорил? Может, чтоб нас в другую сторону увести? Решили проверить Жданова досконально. Для этого, прежде всего, его предстояло  обследовать. Взяв конвой, повезли «Олежку» в Бишкек, на экспертизу.

Тот всюду продолжает утверждать, что милиционера убил именно он.  

Мы ему объясняли: «Дорогой ты человек, ну у тебя показания не вяжутся.  Положение тела протоколами зафиксировано, следы ног с твоими не сходятся. Жданов удивлялся,  мол  первый раз вижу таких оперов, которым признаются в убийстве, а они не верят. А когда человек невиновен, вы на него давите, душите.

Прямо издевался.

...Экспертиза и оперативная работа в Бишкеке десять дней заняли. Врачи подтвердили, что да, Олег Жданов потребляет психоактивные вещества весьма интенсивно, но вменяем. А фрунзенские сыщики, что по нашей просьбе эти десять дней с Олегом работали, тоже сказали, что в его виновность не верят.

Когда конвой вернул его в Балыкчы, мы опять весь день с ним по очереди работали. С рук кормили, поили, в туалет водили. «Олег, дорогой, может тебя кто-то послал?!» И под вечер тот признался.

«Да, говорит, — не я это. За мента меня на зоне уважать будут».  «Зачем тебе это, у тебя мать одна», — спрашиваю. «Надоело на воле, хочу  в зону уйти. А за мента я там козырным был бы, авторитетом пользовался. У меня, говорит, долги карточные большие,  хотел списать». Я говорю, «Как хочешь, так и списывай, но ты нам такую «шнягу» подсунул, время отнял». Потом мы его отпустили. Естественно, наблюдение установили, но через 2-3 дня  сняли: продолжать не было необходимости.

А перед тем, как отпустить его окончательно, я спросил: «Откуда ты знаешь некоторые подробности?» Ответил: «Когда вы Олю закрывали, с Анарчиком работали, он рассказывал, о чём вы его спрашивали, чем интересовались. Я, говорит, все это мотал на ус, и по прошествии времени надумал зараз все свои проблемы решить — пришёл вам явку написать и уйти на зону».

На том расстались.

Меж тем областной центр Иссык-Кульской области обратно в Каракол, бывший Пржевальск, переехал. Нового начальника облУВД назначили.  Анатолий Антонович тоже вырос, заместителем начальника Балыкчинского городского отдела по оперативной работе стал. Ответственности прибавилось, но и власти тоже.  Убийство, о котором тут речь, всё время в поле зрения держал. Ну а мы, простые опера, на своих местах сидя, и дальше продолжали работу. Каждый день, другие преступления раскрывая, в голове всегда убийство Касымбека держали...

К тому времени Службу по борьбе с наркобизнесом создали, у нас в Балыкчы отделение открыли. Меня туда  старшим оперуполномоченным назначили, лейтенанта Таланта Кожоматова — опером, Эркина Саданбекова — следователем со специализацией на расследовании дел по наркотикам. Нам придали троих младших оперов, сержантов. Всего  шестеро. В новое здание переехали, а то ведь в вагончиках на Озёрной ютились. Хорошие условия надо было «отрабатывать». В нашем случае это значило, что кроме показателей по изъятию наркотиков, работу по установлению убийц активизировать.

Для начала я взял у начальника угрозыска, тогда им был Кулжигачев, оперативное дело. Полтора тома. Два дня изучал. Что сделано, что не сделано, какая информация не проверена толком. Много вопросов появилось, очень много связей  жертвы так и оставались не отработанными.

Нужно было добывать оперативную информацию. В городе было несколько районов —  «Шанхай», «Кызыл-саз», «Восточная Промзона», «Дворянское гнездо». Решили отработать всё ещё раз, распределились по группам. Копали скрупулёзно, не считаясь со временем. Не оставляя ни одного человечка, представляющего оперативный интерес. 

Упорство, как известно, вознаграждается. И однажды, уже в сотый раз выворачивая наизнанку «Дворянское гнездо», получил я информацию, что, мол, человека, который вам нужен, в Балыкчах нет. Он срок мотает. Украл что-то по мелочи, и ушёл этапом. С дружками поработать посоветовали.

Информация ценная, на оперском языке — «цветная, широкоформатная»...

Итак, новый виток раскрытия. Шаг за шагом начал «пробивать» фигуранта. Осторожно, чтоб не спугнуть связи.  Турдукеев Азиз, ранее судим, наркоман, криминальный авторитет.   Не местный, но в Балыкчах давно. Городской рецидив, среди которого выделялись «Слон»,  «Жаворонок», «Деми», Курман, Карымшак, — и те почитали его за дерзость и приверженность воровской традиции. Ни семьи, ни кола, ни двора. Ошивался в «Дворянском гнезде».

Вскоре установили, где он жил перед посадкой. И тут подозрения усилились: «авторитет» ...спёр дешёвый ковёр, оставленный соседями для просушки. С учётом прошлых художеств получил три года лишения свободы. А случилось это спустя три месяца после  убийства Нарынбаева.

«Нарытая» информация заставляла заняться Турдукеевым  всерьёз.

Коллега Талай Дегенбаев изучил старое уголовное дело. Ничего особенного, мелкая кража.    Преступление очевидное, хозяин сам вора поймал, и вместе с участковым доставил в отдел.

Наказание рецидивист отбывал на строгом режиме. Выехали в Петровку, что в Чуйской области. Колонийские оперативники рассказали, что связей особых на зоне ни с кем не поддерживает, а передачи привозит житель нашего города, некто  «Чилиш». Пообщался я тогда с Азизом накоротке. Намекнув, что к убийству милиционера его примеряем, ретировался. Попросив оперов присмотреться к рецидивисту пристальнее, поехали домой, связь отрабатывать.

«Чилиш» был нам известен. Наркоман, Сашкой зовут, года на 2-3 моложе Азиза. Когда-то отбывал наказание вместе с Турдукеевым, и наш фигурант опекал земляка на зоне. Освободились почти одновременно, и рецидивист поселился в чилишовой времянке. Саша жил с матерью, местную отрицаловку собирал. Карты, наркотики.  Мать его побаивалась, потому и жила одна в большом доме, а сыну времянку оставила.

«Сашка-татарин» — так звали нашего «нового-старого» подозреваемого. Татарин по матери, кыргыз по отцу. Характеризовался дерзким, в драку лез не задумываясь. Неужели он и был соучастником убийства?!

Чтоб прощупать получше, еду домой к «Чилишу» — на воле, как я уже говорил, его «Сашкой-татарином» звали. Самое главное — понять, в каких они отношениях с Азизом. Зашёл во времянку, коноплей оттуда за версту несёт. «Надо бы собачку привезти, посмотреть твои закрома-закладки», — говорю. Хозяин испугался, взмолился: «Не надо.  Может, Азиз, что тут жил, где-то в огороде и затарил, а ваш пёс найдёт, и всё на меня повесите. А мне, — говорит, — назад за колючку не хочется, хватит. Работать надо. Мать одна, старая, жениться мне надо. Сейчас, говорит, Азиза посадили, год уже сидит...»

Вот этот момент я и поймал: «За что сидит?»

«Да вот, — отвечает, — ковёр украл. У меня жил, на мать руку поднимал, на меня с ножом кидался. Бухал, анашой обкуривался. Через полтора года освободится, я его боюсь и не хочу видеть...»

А зачем ты его пустил?

«Я у него «чилишом» в зоне был, «шестёркой» то бишь. Ему жить было негде, на один день попросился, и остался. Но с ним опасно было, по обкурке всё сотворить мог. А когда трезвый, — нормальный. Сейчас освободится, опять ко мне придёт, больше некуда».

— Откуда он вообще?

— Откуда-то с юга. Ни семьи, ни родственников.  В Балыкчах ему понравилось, он тут обосновался конкретно.

— Ладно. А у тебя есть связь с ним?

— Нет. Хотел на свиданку съездить. Если не дадут, что-нибудь передам. Чай там, сахар, конфеты. Опасный он. Вы меня от него избавить можете? Если пообещаете, я завтра к вам в кабинет приду, там поговорим. Кое-что  рассказать хочу.

Сказать заинтриговал — ничего не сказать. Был соблазн дожать. Но не стал, «чуйка» подсказывала: не надо. «Хорошо, — говорю, — завтра в шесть. И уехал. Долго потом переживал, ночь не спал. Может, стоило остаться и разговор продолжить? Ведь явно же что-то ценное поведать хотел...

Весь следующий день как на иголках, трижды порывался к Сашке ехать! А вечером он явился сам. Взял я у него для проформы объяснительную, что он устраивается на работу, бланки паспортные заполнить помог. А по ходу, якобы ненароком, спрашиваю: «Так что ты хотел рассказать?»

Тот надолго умолк, я молчания не прерывал. И Сашку прорвало: «Несколько раз, когда пьяный Турдукеев  нас с матерью гонял, то всё повторял : «Мне море по колено, я мента замочил, а тебя так вообще на ремни пущу!»

— Ты ему поверил?

— Да не особо. Но это же было, помните, где нефтебаза, милиционера убитого нашли. Я думал, Азиз просто по дурости болтал. Но вообще он на это способен. Боюсь, вернётся, или меня, или мать завалит. Или я его. Что-то случится. Помогите! Раскрутите его на убийство это!

— Ну, это ещё  доказать надо, а вдруг это он тебе просто по пьяни «впарил»?

— Да нет, говорит, по-моему, что-то тут не чисто, он там замешан.

— А, может, и ты там замешан? 

— Да нет, байке, что вы …

— Ладно, говорю, замяли.

На том попрощались. 

Это все конечно я зафиксировал. Чисто для оперативных целей. Позже мы решили  твёрдо убедиться, что  «татарин» не при делах. И что Турдукеев действительно говорил, будто убийство милиционера — его, Азиза, рук дело.

Долго ли, коротко, придумали оперативную  комбинацию: ввести в разработку надёжного человека, опытного оперативника.  В УВД раскрытие дела Касымбека курировал старший оперуполномоченный по особо важным делам, по-простому, — «важняк» Александр Васильевич Ноговицын — он когда-то у нас оперзамом был.

Встретились, рассказал о «цветной» зацепке. Попросил помочь, но чтобы сотрудник был издалека, – не из Каракола, и не из Бишкека даже, не дай Бог раскусят!

...Ночью ко мне в окно постучали. Опер, из северного Казахстана. Отвёз его на метеостанцию в горах, а когда через три дня тот щетиной оброс и перегаром несвежим в лицо дышать начал, показал, где Сашка-татарин живёт. Всё это время инструктировал, о зоне в Петровке, благо, советские лагеря все одинаковые были, рассказывал. Иерархию тамошнюю, с подачи оперативной части, досконально изучили, место Азиза в ней и повадки его.

Сам же, есть у меня талант такой криминальный, всё почерк Турдукеева подделывал. И, когда все участники операции сошлись на том, что похожи буковки-то, «маляву» «от самого»  «чилишу» написал. Мол, прими человечка, пусть дня три у тебя поживёт. Доверяй, свой в доску. Ты мне тоже за новости отпиши,  записку мне передадут...

Опер наш был столь убедителен, что Сашка ему поверил напрочь.  И записку «правильную» написал. В ней «Татарин» прямо указал, мол уголовка за убийство мента таскала, но хорошо, что подробностей он не знает, а потому и не рассказал ничего.

Записку эту к уголовному делу мы приобщить, конечно же, не могли. Но уверенности, что в правильном направлении движемся, она  прибавила. И в непричастности Сашки-татарина убедила. Спасибо тебе, капитан Роман Шилов из Северного Казахстана!

...Вскоре мой домашний телефон разорвал ночь звонком. Опер из Петровки, дежуря, решил обрадовать.  «Приезжай, есть для тебя кое-что. Не по телефону. Только встретиться нам надо не в зоне, а за вышками. Потом всё поймёшь». На следующее же утро, подписав у Огаркова командировку, помчался я в зону, где отбывал наказание Турдукеев.

«Похоже, замазан в том убийстве твой протеже. После вашей встречи места себе не находит. А через неделю один «пассажир» освобождается, с ним он записку в Балыкчы кому-то передать намеревается. Сувениры зоновские, ну там нарды, мундштуки, что умельцы наши здесь делают, авторучки. В колпачок одной из них он «маляву» и спрячет. Освобожденец, похоже, не в курсах даже, просто почтальон. Подарок доставит, и всё. К нему тут на свиданку сестра с мужем часто приезжали, вот они вроде и заберут его. «Москвич» у них морковного цвета, приметный такой. Я тебе сразу же отзвонюсь. Номер машины сообщу, а то вдруг в этот раз они на каком другом авто подъедут?!»

В указанный день на въезде в город  мы пост по антинаркотиковый выставили. С собачкой, на анашу обученной, двумя операми младшими. Его работу я сам возглавил. А сотрудника своего в кабинете оставил, с рацией. И даже в туалет отлучаться запретил: чтоб звонок из колонии принял, и тут же нам сообщил.

Часа в два пополудни, прокашлявшись, рация выдала номер уже известного нам морковного Москвича с тремя пассажирами. А примерно к 18.00 и само авто пожаловало.

Остановили. Как положено, представились. Объявили причину остановки. Из машины выйти всех троих попросили, собачку применили. Потом в помещение поста пригласили, чтоб документы досконально проверить. Пока суть да дело, багаж немудрёный осмотрели, бумагу нашли. Сфотографировали, на место положили. Потом уже всё это процессуально оформили. И, установив за «Москвичом» наблюдение, отпустили.

...Видно не на шутку испугался Азиз: «малява» чуть не открытым текстом просила ещё одного местного «блатного» разрулить ситуацию и жёстко припугнуть некоего Кожоша, иначе тот может подвести Турдукеева «под вышку»...

Через полчаса наблюдатели сообщили, что машина остановилась по такому-то адресу, высадила освободившегося, а двое других уехали. Приказал их оставить в покое, самим же на доме сосредоточиться. И сам с опергруппой туда выехал. По дороге вспомнил, что именно там визави Азиза и проживает.

...Вошли, когда тот как раз записку читал. Проглотить попытался, пришлось горло зажать и поварёшкой челюсти разжимать. Изрядно пожёванную, её далее эксперт  прочитал, и малява эта чуть не главным доказательством в суде проходила.

Всю ночь возился я с рецидивистом. Твёрдый орешек, тот всё отрицал. И только страх, что вместе с Азизом и неизвестным пока Кожошем может и сам  «паровозом пойти», заставил того заговорить под утро. Но согласился только адрес азизовского соучастника показать. Ничего больше.

...Ничего себе! Оказалось, Кожош в одном доме с убитым жил, только в подъездах разных. Подсобрали о нём информацию, участковый там, учёты милицейские, то да сё... Никаких зацепок, чист. Женат, сын школьник. На элеваторе работает, со всех сторон характеризуется положительно.

С учётом этого решил я рискнуть, поговорить в открытую. Огарков, что всю цепь раскрытия контролировал и ценными советами помогал, идею эту поддержал.

Доставить подозреваемого решил сам. Наблюдение за ним мы ещё раньше установили, боялись, что  с рецидивистом увидятся и тот предупредит. Но встречи такой слежка не зафиксировала. И доложила, что прямо сейчас Кожош с семейством на палисаднике — на первом этаже жили — работает.  На задержание мы с Огарковым выезжали вместе — мало ли что?! Но обошлось без эксцессов...

...Двое суток мы с ним бились. По очереди. Нет, спать, конечно, давали. В камере, куда, согласно закону, закрыли подозреваемого. Семье, как положено, о взятии под стражу сообщили. Жена передачу принесла, вещи.  Шумела сильно. Но после встречи с мужем, что мы разрешили, затихла.

Не знаю, что тут сработало. То ли отношение наше хорошее так на задержанного повлияло, то ли психика у него не выдержала. Но на третьи сутки, когда мы уже выпускать собирались, тот вдруг заявил: «А ведь я вас два года назад ждал. Душу облегчить хотел. Меня, когда вы поквартирный обход делали,  дома не было, но жена рассказала, что менты приходили, о покойном и убийстве расспрашивали. Окажись я тогда в квартире, всё бы поведал. Но не сложилось. А потом уже за семью испугался, Азиз, он ведь зверь настоящий, боялся я его страшно. Даже, когда он в зону ушёл, боялся. Несколько раз с повинной порывался, но всякий раз его слова, тогда на берегу сказанные, вспоминал: проболтаешься, мол, всю семью порешу. Видел, я мента придушил, как котёнка. А вас троих и подавно...».

Представляете наши чувства?! Такое, если не испытал, представить сложно. Приди наши ребята с обходом на полчаса позже, двадцать четыре месяца тому могли резонанс этот раскрыть. Ошибку эту я на всю жизнь запомнил. И всегда потом подчинённых учил:    «Учёт ведите всех, с кем беседовали. И возвращайтесь вновь и вновь, чтобы опросить КАЖДОГО».

...Но — к делу. Короче,  пошла «сознанка»! Как пили в тот день на скамейке недалеко от дома. Как вечером Касымбек, весёлый, мимо проходил, как поздоровались. Как тот, распирало его, похвастал, что скоро капитаном милиции станет, что уже и представление подписали. Как Азиз скривился, предложил обмыть — бутылка водки у нас с собой была. Нарынбаев его знать не знал, но мы-то соседствовали — пошёл с нами на берег. Там мы с Азизом пузырь оприходовали, и он анашу достал. Офицер говорит: «Я сделаю вид, что не видел этого, а ты выбросишь наркоту». Зацепились они языками, подрались. Турдукеев проворнее оказался, повалил, угрожая, заставил меня жертву за ноги держать, и задушил соседа...»

— А форма где? Удостоверение?

— Камень ею обвязали, и в туалет школы Льва Толстого выбросили. Корочки, наверное, в кармане  были...

Там мы и нашли вещественное доказательство. Вернее то, что от него за два года осталось. Но экспертиза указало чётко — ОНО!

Через неделю спецконвой доставил в Балыкчы Турдукеева. Держался тот поначалу уверенно. Видно было, что когда я только ещё впервые в колонию приехал, он уже всё понял. И тактику защиты продумал.

Но от конкретных фактов, вещественных доказательств и прямых показаний не отопрёшься! Записки, в том числе и его собственноручная «малява» в деле фигурировали, протоколы допросов, очные ставки, воспроизведение показаний на местности...

И хоть и остался Турдукеев  «в несознанке», областной суд ему за убийство 13 лет лишения свободы на строгом режиме определил. С учётом неотбытого срока, всего четырнадцать с половиной.

Тринадцать лет колонии получил и подельник.

Александр Зеличенко,

Чолпон-Ата — Бишкек, март-апрель 2022