Мой спасательный круг

О себе и сотрудничестве с журналом «Литературный Кыргызстан»

Велик был соблазн — назвать годы работы в «Литературном Кыргызстане» сбывшейся мечтой моего детства, юности, на худой конец — зрелости, но коль скоро первым, кто прочтет мной написанное, будет главный редактор этого самого журнала, а уж он-то знает, как оно было на самом деле, — так уж и быть, обязуюсь писать правду, правду, ничего кроме правды.

Замечу, опять-таки правды ради, что мое сотрудничество с «ЛК» имело место задолго до поступления в штат редакции. Как спецкору кыргызского радио мне по несколько раз в году приходилось бывать в командировках на строительстве Нарынского гидроэнергетического каскада. Привезенные оттуда репортажи, очерки и зарисовки имели, чего греха таить, весьма скудную аудиторию: эфир — штука тонкая, капризная, кто не включил радиоприемник, тот не услышал плоды твоего  труда, порой бессоного. Вот почему я принял как награду предложение Евгения Колесникова, который в конце 60-х – начале 70-х годов (прошлого, разумеется, столетия) ведал в «ЛК» прозой и публицистикой.

— Старик, — сказал мне однажды при встрече Е.К., — не пора ли тебе заиметь своего читателя, а не единственно слушателя? Твой радийный материал, стоит его слегка подшлифовать, вполне сгодится для печати.  Так в 1970 году на страницах журнала появился и действовал, чтобы не соврать, на протяжении трех лет корреспондентский пост под названием «ЛК» на Токтогульской ГЭС». Это благодаря ему не растаяли в эфире «как дым, как утренний туман» записи моих за полночь, под водочку, бесед с бригадиром бетонщиков на укладке плотины ГЭС Сеяром Феттаевым, с бульдозеристами Иваном Ильиным и его тезкой Чжаном; с монтажниками из бригады Михаила Калмыкова, которые тянули ЛЭП-500 от Кара-Куля до Андижана; с начальником Управления строительства НарынГЭС Зосимом Львовичем Серым... Наконец, именно в «Литературном Кыргызстане» появились мои первые публикации об удивительном человеке, с которым судьба связала меня однажды — и до конца дней моих, даром что сегодня нас разделяют многие тысячи километров: он живет пенсионером в Крыму, я, тоже пенсионером, — в Америке. Зовут его Вячеслав Прокопьевич Добротворский, и для тех, кто его знал, этим именем сказано всё и даже больше, а не знавшим — могу лишь посочувствовать, добавив к сказанному, что такие люди живут на свете с единственной целью — изменить к лучшему этот несовершенный мир. Убеждать их, что цель эта, при всем своем благородстве, заведомо невыполнима — занятие безнадежное.

С годами наши с «Литературным Кыргызстаном» пути не то чтобы разошлись, но — легли параллельным курсом: я стал работать во вновь открывшейся газете «Вечерний Фрунзе». В редакцию забегал по-прежнему, но уже на правах старого друга: разжиться новым анекдотом, посплетничать на темы дня, а то и составить компанию в набегах на пиво и шашлыки, пока еще не ставшие дефицитом. И наступил июнь 1980 года, прозванного мною в шутку «годом великого перелома», хотя было мне в ту пору совсем не до шуток. Бывшие фрунзенцы припомнят, что 21 июня  городская «Вечерка» вышла в свет с опечаткой на первой полосе. Ну и что, заметит сегодняшний молодой читатель, а где вы видели газету без опечаток? Вся штука-то в том, что опечатка была не из рядовых: в извещении об очередной сессии горсовета Генсек КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И.Брежнев был назван «пред-дателем», после того как в слове, обозначающем одну из его должностей, при переносе с одной строки на другую был безвозвратно утерян слог «се». Расплата не заставила себя ждать: на экстренно созванном заседании бюро горкома главный редактор газеты Виктор Михайлович Кирпиченко был снят с работы и исключен из партии, беспартийный автор этих строк, дежуривший по злополучному номеру, — уволен «без права дальнейшей работы в средствах массовой информации».

Горкомовскому чиновнику Д.С. (называть его полным именем душа не велит, перебьется инициалами), чьими стараниями явилась на свет полуфашистская эта формулировка, я должен быть по-своему благодарен: не будь его — не быть бы мне в рядах литкыргызстанцев. Но в тот день, когда над нами вершили скорый суд и крутую расправу, я не только не испытывал к нему благодарности, но высказал что-то резкое в его адрес и вышел, со стуком закрыв за собой дверь.

Право на «дальнейшую работу» в СМИ мне вернули три с половиной года спустя, в начавшуюся эпоху «без Брежнева», который к тому времени приказал долго жить. Меня приняли спецкором в республиканское отделение ТАСС — КирТАГ — и опять началась увлекательная пора дальних командировок, интересных встреч, отчеты о которых публиковались во многих газетах республики. Связи с «Литературным Кыргызстаном» я не порывал, но назвать ее творческой не решусь, ибо сводилась она, как правило, к коротким встречам типа «здравствуй и прощай». Когда же в ноябре 1984 года власть в «ЛК» переменилась и пост главного редактора журнала принял Александр Иванов, у меня даже мысли не было, что и мне найдется местечко в этом коллективе. Да и не чувствовал я, признаться, что там мое «местечко». Поэтому на телефонный звонок Иванова с предложением возглавить отдел публицистики я ответил вежливым, но твердым отказом: «Спасибо за доверие, мне и здесь хорошо».

И тут, сам того не подозревая, вмешался Д.С., во второй раз сыграв решающую роль в моей судьбе! На следующий день после звонка Иванова мне стало известно, что бывший мой горкомовский гонитель пошел на повышение и в своей новой должности будет курировать мою работу спецкора. Кляня себя последними словами за собственную глупость, ни на что хорошее не надеясь, я все же снял трубку и позвонил Иванову:

— Можно, я передумаю, А.И.? Хотя не удивлюсь, если окажется, что мой поезд уже ушел...

Ан нет, не ушел.

Кончилась моя комфортная, безоблачная жизнь, когда начальство при встрече улыбалось первым и тепло пожимало руку спецкору, привозившему из командировок материалы первой свежести, — началась добровольная, вполне осознанная каторга: журнал предстояло поднимать из руин, в которых он лежал прочно и безвыходно, искать и готовить публикации, способные привлечь читателя и даже — о дамоклов меч периодики! — увеличить подписку. Иванов себя не щадил и к нам пощады не знал. Отделу публицистики приходилось то лезть из кожи вон, то прыгать выше головы: горбачевская перестройка вызвала к жизни острые темы, от которых читатель, переевший былой преснятины сугубо партийной прессы, вначале с непривычки терялся, но потом входил во вкус, с восторгом требовал «еще больше и еще лучше». То было время, когда «Огонек» или «Новый мир» отбивали хлеб у писателей-фантастов, когда журнальная статья становилась бестселлером, ее обсуждали хором, подолгу, передавая из рук в руки, зачитывая до дыр. Идея, которую вынашивал Иванов, у нормальных людей вызывала здоровый смех: он, видите ли, задумал составить конкуренцию «китам» периодики и сделать «ЛК» читаемым не в одной лишь Киргизии, но, как принято было тогда выражаться, «далеко за ее пределами»!

Мы плохо знали своего шефа: уж если он чего решил... Убежденый в том, что публицистами не рождаются — ими становятся, он и нам сумел внушить эту дерзкую мысль, с этим неписаным лозунгом мы сверяли свои действия. Мы — это бывшие школьные учителя: Виктор Виноградов, Сергей Занин, Александр Князев и, наконец, автор этих неровных строк. Не сразу, совершая массу вольных и невольных огрехов, мы вносили свою посильную лепту в процесс рождения журнала с новым, неузнаваемым лицом. Брались за темы, еще вчера ходившие под строжайшим табу, пропускали мимо ушей грозные окрики из доживавшего последние дни Главлита — и снова принимались за свое. Так появились на страницах «ЛК» предсмертные письма Юсупа Абдрахманова, открытое письмо Федора Раскольникова, адресованное как бы лично Сталину, а по сути являвшее собой обвинительное заключение сталинскому режиму; первым в тогда еще не рухнувшем Советском Союзе «Литературный Кыргызстан» напечатал «Окаянные дни» Ивана Бунина. Никто ни до, ни после «ЛК» не отваживался на публикацию религиозных проповедей — у нас же в каждом номере выступали священник и мулла, баптистский проповедник и духовный пастырь адвентистов седьмого дня. Подлинным откровением стала рубрика «Многонациональный Кыргызстан: единство и своеобразие», в которой раскрывались трагические страницы из жизни народов, населяющих республику:  немцев, татар, курдов, карачаевцев,  азербайджанцев, и прочая, и прочая...

Время от времени, в разгар подписной кампании, из редакции шел звонок в республиканское управление «Союзпечать»: как наши дела? Мы узнавали, тихо торжествуя, что подписка на журнал, еще недавно едва доползавшая до уровня  в 2-3 тысячи экземпляров, уже составила 15... 25... 45, 55 тысяч, «ЛК» выписывают в 62 городах Союза, вплоть до северных его окраин, в московских киосках он идет нарасхват, москвичи, которых, казалось бы, ничем не удивишь, читают, хвалят наперебой, просят «присылать еще».

По-иному распорядилась жизнь, отняв у журнала с таким трудом завоеванные позиции, с которых он ни за что бы не сошел, не распадись «самая читающая страна» на отдельные квартиры, где основным чтением стали криминальные сводки да сплетни на тему «кто, кого, когда и как».

Но ни тогда, ни тем более сейчас у меня не было и нет иллюзии, будто я попал в журнал по каким-то никому не ведомым заслугам — только по случаю, для меня оказавшемуся счастливым. «Литературный Кыргызстан» стал моим спасательным кругом в бурном житейском море, где так легко и просто было утонуть, не имея поддержки.

© Сандлер В.С., 2008. Все права защищены
Из архива журнала «Литературный Кыргызстан»