Коммунизм плюс электрификация всего «ГЭС-5»

В маленькой деревеньке со сказочным названием «ГЭС-5» даже света толком нету – как и положено в советской стране. И вот жители решили спереть в городе трансформатор… Забавный рассказ из сборника «Мана-мана. Художественно непублицистическая диссертация»

Публикуется по книге: Шульгин Н.Г. Жизнь и ее окрестности. Новеллы. – Б.: Турар, 2008.
УДК 821.161.1
ББК 84 Р. 7 – 4
Ш 95
ISBN 978–9967–421–47–9

В одной деревне рядом с нашим городом живет один человек. Фамилия ему Лепотаев. Вот он-то все и испортил.

Лепотаев очень интересуется политикой, особенно наступлением Коммунизма (это сейчас-то?!), носит на шее радиоприемник и ждет объявления светлой эры человечества, а сам электрик. Он человек странноватый, в теперешнее время от радио ничего хорошего ждать не стоит, но таким уж он уродился. Когда он учился в ПТУ, ему наврали, что пьяных током не бьёт. Он тогда перевелся со слесарей на электрики, потому что пить ему нравилось, а подвести под это дело политическую платформу он не мог. Теперь платформа была.

Закончив ПТУ, Лепотаев работал и пил все, что горело. Ток его не брал. Его рабочее место была деревня «ГЭС-5». Раньше умели давать населенным пунктам звучные названия – не какая-нибудь гнилая Лепотаевка, а «ГЭС-5»! Только непонятно, почему «ГЭС-5», если в округе не было ГЭСов за №1,2,3 и 4?.. Я думаю – это от шпионов. Чтобы не догадались. Политика тогда была такая. Нас окружали враги.

В то же время мой друг Галушкин купил там дом, чтобы жить и делать бизнес на каком-нибудь свином деле, ибо он рожден был быть бизнесменом.

Галушкин хитрый. Он умеет читать электрические провода. Знает, что такое две фазы, а что такое три. Он поднял голову вверх от своего дома, что-то там увидел и принял решение. Он нашел бабушку, торгующую диким пойлом, настоянном на курином помете, и позвал Лепотаева.

— Лепотаев, — сказал Галушкин, – а можешь ли ты мне сделать три фазы вместо двух на мою избу в обход закона за вот эту полулитру?

— Два пальца об асфальт, — сказал Лепотаев. – Только я не знаю тебя. У нас в деревне такой не живет.

— Тогда давай познакомимся, — сказал Галушкин и показал другую полулитру.

Они «познакомились». Лепотаев взял за работу вперед, включил приемник и полез на столб. Лепотаев слушал новости, прикладывался к бутылке и винтил какие-то провода. Он сам знал какие, потому что был электрик. Галушкин пошел по делам в пивную. К закату он уже знал всех, кого нужно в селе «ГЭС-5», а со многими сдружился.

— У нас часто света не бывает в селе, — сказали новые друзья, чтобы поддержать разговор. – Вот и сейчас нету.

— Муйня, — сказал Галушкин. – Я вас научу, чтобы всегда было, пошли ко мне домой!

Все, кто ходил, пошли. Света не было, и если бы не новые друзья, новый поселенец своего дома бы не нашел.

— Мы знаем – это возле Шурки самогонщицы ты купил… идем… держись за клешню…

В Шуркином окне тлела лампада, показывая, что магазин работает. Где-то тихо журчали новости…

— Надо взять больше, – сказали друзья,  — чтобы потом не будить…

Прописка, — понял Галушкин и взял четыре – по штуке на лицо, с учетом старого. Пока ходил, аборигены выглядели во тьме фигуру, висящую на столбе. Новости шли от неё.

— Это кто у тебя? – спросили мужики Галушкина.

— Лепотаев мне три фазы лепит…

— Значит, из-за тебя, гада, света в деревне нет, – беззлобно сказали мужики, пересчитывая бутылки.

— Может, его током убило? – попытался оправдаться Галушкин.

— Наверняка, – сказали серьезные мужики. – Довыгрёбывался – «меня ток не берет!» — взяло…

— Надо проверить, – сказал кто-то и кинул вверх кирпич. Кирпич громко ударился о спину Лепотаева, полетел вниз и юркнул в лужу.

— Может снять? – неуверенно спросил хозяин столба и, стало быть, покойника.

— Утром сымем… Когти надо искать… Долбануть может…Там же под напряжением всё… Пойдем, попьем пока…

«Нехорошо, что Лепотаева током убило», — думал Галушкин, приглашая гостей в дом. – «Вроде, как я виноват».

К бабе Шуре пришлось бегать несколько раз. Новости на столбе журчали. «Хорошие батарейки», — бесстрашно думал Галушкин, смело топая в сумерках. От Шуриного напитка он обрел смелость и уверенность в себе. «Утром сымем», — весело думал он, глядя, как розовеет закат, на фоне которого пошатывался от ветра покойник Лепотаев…

Глаза слиплись. «Почему, — думал Галушкин — когда я выпиваю, то просыпаюсь со слипшимися глазами?» Он попробовал их потихоньку открыть — не получалось. «Руками надо попробовать» – подумал он – «Потихоньку, чтобы не порвать ресницы. Или отмочить…»

Где-то журчали новости. «Хорошие батарейки» — автоматически подумал Галушкин. Звуков вокруг стало больше. Мир вокруг его стал просыпаться и первым делом налаживал звук. Пока без изображения. Изображения без помощи самого Галушкина мир дать не мог.

Рядом кто-то бодро сказал:

— Флакон денатурату без закуси? Да два пальца об асфальт!

«Это мне снится, – подумал Галушкин, узнав голос Лепотаева. — Или еще хуже – мерещится. Допился!» — струхнул хозяин, и со страху открыл глаза без помощи рук.

За столом прямо в когтях сидел живой Лепотаев и заливал что-то каким-то незнакомым мужикам. На столе стояла трехлитровая банка чего-то мутно-белого, но явно не молока. Еды не было. Гости заметили блеснувшие глаза хозяина и сделали вдох, чтобы что-то сказать. Опережая их, Галушкин простонал:

– Денег больше нет.

— Ничего, — сказали мужики. – Потом отдашь.

— Чего отдашь?

— Шурка под твое честное слово три банки нам дала!

— А… ты, почему живой? — некорректно спросил Галушкин Лепотаева.

— Теперь у тебя три фазы, дурак, — сказал Лепотаев. – А я бессмертный – у меня в моче 50 % спирта. Сейчас я сниму когти и сбегаю еще.

Он разлил остатки жидкости в банке по стаканам. Один стакан заплясал в чьей-то руке перед глазами Галушкина. Он заплакал, и глаза снова слиплись…

Деревня была не самая плохая, но со светом была полная беда. По идее ГЭС – это гидроэлектростанция, и электричества должно быть много, но его не было. Электрик Лепотаев сказал:

— Муйня это все – ГЭС! Трансформатор нужен ТПК-67, тогда дело пойдет!

— А что такое ТПК-67? – спросила бабка Шура.

— Тебе-то какая «на» разница? – невежливо ответил Лепотаев.

— А что я не член что ли? — ответила бабка Шура. – Если так, то вообще ничего не буду сдавать!

— Тише, товарищи, – сказал Галушкин и стукнул в рельсу. Это он собрал собрание, потому что верил в хорошую жизнь в отдельно взятой деревне, и запой у него к этому времени прошел.

— Товарищ бабушка Шура! Вы, безусловно, член, и деньги мы с вас возьмём на покупку ТПК-67! Более того – Вы лучший наш член, потому что у Вас всегда есть деньги. Жить без света — это каменный век, товарищи! Это держит нас в развитии свиноводства и других хороших вещей… Товарищи! Я подсчитал – это 50 рублей с двора…

— Это значит я одна 50, – сказала самогонщица — и Сейфульмулюковы, которых, как кур не сосчитать, тоже 50? Надо не с огорода брать, а с человека!

— Пойми ты, дура старая, – ласково сказал председатель собрания. – К тебе провод один идет, и к ним, Сейфуль… этим, — один. Ты за провод платишь, а не за человека!

— Если Вы считаете, товарищ Галущка, что Ваше фамилие мне легче выучить, чем Вам моё, то я тоже на такой национализем денег сдавать не буду… — с акцентом сказал Сейфульмулюков.

— Если я дура, – это сказала бабка, — то мне ваших телевизеров не надо, я вообще уйду.

Поскольку на общее собрание деревни собралось только 4 человека: Сам Галушкин, электрик Лепотаев, Шура и Сейфульмулюков, стало тревожно. Положение выручил Лепотаев. Он сказал:

— ТПК-67 можно не купить, а украсть!

— Это другое дело, – сказал Сейфульмулюков без акцента, — тогда я остаюсь и голосую. Но красть не пойду. У меня много детей, я и так каждый день ворую, чтобы им есть пищу…

— Я выставлюсь, – сказала баба Шура, – но красть не пойду, хозяйство боюсь бросить.

Хозяйство, состоящее из русской печи и самогонного аппарата, действительно требовало пригляду. Никто не спорил.

— Собрание переносится на завтра, – сказали Галушкин и Лепотаев, и пошли красть ТПК-67…

— Стой, – остановился на полдороге Лепотаев. – Шурка бутыль обещала, надо вперед взять, а то вдруг не украдем, тогда не даст…

Через полчаса Лепотаев уже не мог красть ТПК-67. Он был пьян.

— Никогда Вам не построить настоящего капитализма, уроды, — сказал Галушкин.

— Нам капитализм не нужен, — сказали Лепотаев и откуда-то взявшиеся те же мужики.

— А ТПК-67 вам нужен? Гады?!..

«Гадам» нужна была самогонка, и они пошли к бабке брать в кредит за счет Галушкина. За счет Галушкина бабка давала – она чувствовала, что у него где-то зашито. И вообще он ей нравился. Ей нравились чернявенькие мужчины.

— Тьфу! — сказал трезвый Галушкин и поднял руку. Остановилась грузовая машина и кран «Кировец».

— Не хотите ли украсть ТПК-67, за двести рублей каждому? — спросил Галушкин.

— Хотим за триста.

— Уговорили, крадем за двести пятьдесят!..

Подъехали к закрытым воротам бывшего маслозавода, на котором когда-то работал Лепотаев, среди бела дня и громко побибикали.

На выход сторожа Галушкин, одетый в галстук с пальмой, для солидности, крикнул:

— Распустились, мать перемать, стоим тут гудим уже полчаса!!! Все безобразие потеряли!

— Почему? – пролепетал сторож. – У нас все на месте… почти…

— А память у тебя на месте? Ты хоть помнишь, как главного энергетика зовут?

— А как же, – успокоился сторож. – Ухлов Сидор Сидорович!

— Ну, — сказал Галушкин мягчея. — Спасибо, что хоть начальство не позабывали, пьянь такая… Открывай, Сидорыч велел 67-е перевозить…

— Все три? Слава тебе, Господи, – весь двор занимают…

«Гад этот Лепотаев! Сказал бы, что тут три, я бы Камаз взял», — подумал Галушкин и сказал: — Наверное, на стоянку на ночь пускаешь? Надо Сидорычу сказать…

— Я пускаю? Да это Верка, сука, а Вы ей верите?..

— Ладно-ладно… помоги тросовать… покурю пока….

При помощи крана прогрузили за десять минут.

— Ты не спи тут,  — прикрикнул Галушкин, – сейчас за другими приедем…

— Да кто спит? Это Верка, сука…

— Следи за периметром! – оборвал Галушкин сторожа и кивнул водителю. – Трогай!

— Есть, следить за периметром! – громко крикнул сторож и добавил тихо. – Сами следите за своим хериметром… перекомуниздили все с завода, а я им следи за периметром… суки с галстуками…

ТПК-67 выгрузили у Галушкинского забора…

— Товарищи, — Сказал Лепотаев – поскольку трансформатор ПТК-67, мощностью 25 киловатт на одну Шуркодушу, успешно спижжен, слово предоставляется Валерию Валерьевичу!

— Господа! – решил начать по-модному Галушкин…

— Ой! – прервала непривычно игривая бабка Шура – Глянь-ко, Ванько, пупырь то летит?!.. Гаспыда!..

— Я не Ванько, а Розмарат Совет-бекович, – обиделся Сейфульмулюков.

— Товарищи, — поправился Галуш-кин.

— Теперь, с каждого двора по двадцать пять – вдвое меньше.

— Двадцать пять – это не 50. Двадцать пять мы можем и заплатить, – сказал Сейфульмулюков…

— А можем-с и не заплатить, — сказала игривая бабка, но под злобным взглядом Лепотаева добавила. – Шучу… Со светом теперь будем, спасибо Валерию Валерьевичу!

— Да что там, — зарделся Галушкин. – Со временем можно свинарник оборудовать или теплицу… деньги пойдут…

— А сейчас по двадцать пять! – вернул всех к действительности Лепотаев.

Он собрал за 5 минут 75 рублей. С бабки, Сейфульмулюкова и с Галушкина. Галушкин было посопротивлялся: я, дескать, ТПК-67 припер, но Лепотаев, под взглядами притихших акционеров, неожиданно серьезно отрезал:

– Это, Валерий Валерьевич, вопрос принципиальный.

«Всерьез взялись… пойдет дело» — подумал Галушкин и раскошелился.

— Остальную деревню я мухой облечу, — крикнул Лепотаев на ходу и растворился.

— Можно по домам? – спросил Сейфульмулюков.

— Да, товарищи, ждите дальнейшей информации, — сказал руководитель концессии…

— Может, зайдешь, сосед? – неуверенно шевельнула дряблой титькой подвыпившая Шурка, когда ушел Сейфульмулюков…

«Старею… или устал сегодня»,  — подумал Галушкин и пошел домой. За калиткой его укусила своя же собака, которая к нему еще не привыкла. Трудовой день кончился…

Ночью ему снился сон. Будто сидит он в большом кабинете под красным знаменем и смотрит в окно, а на улице машины с силосом снуют, селяне и селянки с косами ходят, птицы поют, а в воздухе непередаваемый аромат огромной свинофермы, которой самой не видно, но нас-то, опытных свиноводов, не обманешь, нюхом чуем!

«Голов на 500!» – удовлетворенно думает Галушкин и нажимает кнопку селектора: «Шура, вызови ко мне главного энергетика Лепотаева и зама по снабжению Сейфульмулюкова!»

Шура, неожиданно молодая и румяная, записала в книжечку, сказала: «Слушаюсь» и вышла, нечаянно задев затылок Галушкина крепкой грудью.

«Ух-ты» – подумал он. – «Как это она смогла затылок задеть, если впереди меня стояла? Надо будет пощупать её: или это бюстгальтер или на самом деле такая удивительно крепкая и большая грудь?..

«Валерий Валерьевич!» — крикнул из приемной Сейфульмулюков. – «Ты выйдите сюда, посмотри, что тут творится-то, етитимать!».

Послышался визгливый смех Шурки.

«Мою щупает… не дам!» — дернулся Галушкин и проснулся…

Светало. На улице под окнами мелькало что-то похожее на Сейфульму-люкова. Оно нервно кричало с акцентом:

— Что ты смеёшеся, пьяная женышшина… Тебе же грабят!!!..

Возле двора стоял пьяный арестованный Лепотаев и знакомые мужики без имен. Какие-то другие, подозрительно трезвые мужики деловито поднимали краном ТПК-67 на грузовую машину. Сейфульмулюков кричал:

— Бессовестнее, почему вы тут варуват? Что больше негиде варуват?

— Кто «варуват»? – Дразнились мужики. – Мы его вон у того хрена за триста рублей купили.

«Хрен» Лепотаев улыбался и икал.

Галушкин вышел с ружьем и сказал:

— Стой, кто идет?! Стой, стрелять буду! – и, не дожидаясь ответа, выстрелил вверх.

— Следующий жиган на поражение — считаю до десяти!..

На счете семь все разошлись и разъехались.

«Всерьез взялся… пойдет дело» — без акцента подумал, расходясь, Сейфульмулюков и ошибся…

Галушкин взял из дома матрац с одеялом и доспал на улице. Прямо на ТПК-67…

Утром он отвез ТПК-67 в город и водрузил возле отцовского забора, пока тот ходил за хлебом. Когда отец-пенсионер явился и спросил:

— Что это?

Он сказал: “А я откуда знаю? Наверное, будут делать чего-то… что Вам есть просит?”

Валерий Валерьевич не хотел говорить отцу правду. Он хотел продать ТПК-67 и не делиться с отцом.

— Просит, не просит, почему возле моего дома, а не возле Абрама эту жопу в три тонны положили?

— Папа! — сказал Галушкин. – Вы прямо невозможный!..

На другой день он вернулся в село «ГЭС-5» и продал дом бабке Шуре. Без навара. Даже с убытком.

«Муйня», — подумал он. – «За ТПК мне минимум 30 штук дадут».

— Ну, прощайте, селяне и селянки, — сказал Галушкин на прощание, дал по морде Лепотаеву, сел на машину и уехал...

«Не пойдет дело…», — понял даже Сейфульмулюков, подумал, кому дать по морде, и дал Шурке, потому что за такие деньги и он бы дом купил.

«Наконец-то жизнь наладится», — подумал Лепотаев. – «Понаехали тут, капиталисты хреновы!».

Удара по морде он не заметил. Никакие удары: ни жизненные, ни током, ни просто так его взять не могли, потому что он был вечный, как «западло»…

В городе Галушкин купил газету «Купи-продай» и позвонил по телефону, где было написано «Срочно и дорого куплю ТПК-67». Договорились через час возле отцовского дома.

— Все, что ни делается, все к лучшему, – весело подумал Валерий Валерьевич и засвистал: — Снаряжу-ка я лучше колбасный цех , и накормлю-ка я лучше пельменями всех!..

«При чем тут пельмени??? – подумал Галушкин вторую мысль, и рассмеялся прямо за рулем… Жизнь не то, что налаживалась. Она, прямо-таки, наложилась….

Удар, который ожидал его дома, был, сопоставим по мощности с мелкой атомной бомбой, которые лично, если не врет, испытывал в Семипалатинске Павлин, когда служил в Армии — ТПК-67 НЕ БЫЛО!!!

«У всех, кто находился в радиусе 10 километров от взрыва, – говорил Павлин, – больше никогда не встанет… Ей Богу! Уж кому, как не мне знать!»…

Галушкин находился в эпицентре! Не было даже следов от огромной махины ТПК-67! Даже примятая трава успела подняться, и вырос муравейник…

— Вот лять у нас воруют, — вслух заплакал Галушкин – Тридцать тысяч!!!

— Папа! Папа! Где же ты был, папа!? — вскричал он, открывая калитку – Как же можно… Из-под твоего старого носа… три тонны?..

Папы не было. Ограбленный и несчастный Валерий Валерьевич сел на крыльцо и отупело закурил. Мыслей, как папы, не было. Ни хороших, ни плохих. Полная отупелость и расслабление организма…

К дому подъехали сразу три милицейские машины. Из них вышли милиционеры и зашли во двор. Собака спряталась в будку. Откуда собаки знают, что милиционеров нельзя кусать?

Впереди милиции бодро шагал какой-то толстый мужик в галстуке с пальмой.

— Вот он, сука! — сказал мужик, показывая на Галушкина. – Я говорил, что я его на объявление поймаю?!! Прессуйте его, ребята!

«Ребята» посмотрели на то, что осталось от Галушкина за последние полчаса, и поняли, что прессовать нечего.

— Эй, привидение! — окликнул командир. – Где трансформатор — и мы тебя не будем бить, а просто посадим на пять лет с конфискацией добра! Добро-то есть у тебя?

— Беда у меня, ребята, — сказал Галушкин. – У меня папа пропал!

— Давно пропал?

— Давно.

— А трансформатор?

— А трансформаторы, — метко, но расслабленно и поэтому очень убедительно сказал Галушкин, – обычно воруют главные энергетики, а потом делают вид, что они еще маленькие, и женские сиськи видели только по телевизору…

— Вот что, Ухлов, — сказал главный милиционер. — Ты нам уже два дня насилуешь последний головной мозг. Твой сторож под пыткой показал, что ПТК-67 вывезен по твоему приказу, что подтвердила и его сожительница Верка. Не стыдно тебе больных людей тревожить? Ты на него посмотри – какой он и где трансформатор?.. Если ты еще раз при мне промолвишь «ТПК-67» – это будут последние слова в твоей толстой жизни… за ложный вызов заплатишь сейчас или сначала по почкам?

— Сейчас,  — сказал потный Ухлов, и дал милиционеру кулак денег. – До базы подвезете?

— Тройной тариф…

— Согласен…

Галушкин не слышал, как они уехали. Он спал с открытыми глазами…

Потом пришел папа.

—  Валера, – сказал папа. – Никогда тебе не быть мастером-черпалой. Ты лопух. Если хочешь знать, я этот металлолом за трояк убрал. И краны приехали, и мужики, и даже травку подмели. Есть все-таки советская власть! Есть! Как бы вы ни старались гнуться перед обстоятельствами. Вас скоро мусором и металлоломом завалят, вы и не пикнете. Никто тут ничего не собирался делать! Я всех соседей обошел. Кому-то лень за кольцевую везти эту железяку – они и свалили возле тебя, дурака… Я уже все знаю. Ты продал дом и пришел ко мне жить. Не думай, я не выгоняю, наоборот. Я ходил за коньяком, чтобы отметить это событие. Это возвращение блудного сына. Тебе тридцать лет…

«Господи! – думал Галушкин. – Возблагодари дары сии, кои приемлемы от щедрот твоих!..»

Других молитв он не знал, а этой всегда молились в гэсовской пивной перед стопкой, и как-то запомнилось…

Использованная литература:
    — Библия.
    — Уголовный кодекс.
    — Устав товарищества «ГЭС-5» по организации бесперебойного электропитания отдельно взятого товарищества.

© Шульгин.Н.Г., 2007. Все права защищены
    Произведение публикуется с письменного разрешения автора